Текст книги "Из жизни кукол"

Автор книги: Эрик Сунд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Необходимая дистанция
“Ведьмин котел”

Суровая Кэти Бейтс из “Долорес Клейборн”, подумал Кевин.

Женщина, которая одиннадцать месяцев была психотерапевтом Фрейи Линдхольм и контактным лицом интерната, производила впечатление опытного психолога. Она сидела в кресле, в котором недавно помещался Луве Мартинсон. На столе лежала история болезни Фрейи: журнал в пять сантиметров толщиной.

– Когда вы видели Фрейю в последний раз перед исчезновением, вы не заметили ничего необычного? – спросил Кевин.

Женщина подалась вперед, утвердила локти на столе и сцепила перед лицом пальцы маленьких, но сильных рук. Жест, выражающий смирение, как во время молитвы – или, как сейчас, демонстрирующий: она здесь главная.

– Кое-какие новые препараты из тех, что продаются через интернет, я упустила, – призналась она, – а заметить физические признаки наркотического опьянения трудно. Могу предположить, что она сидела на каких-то успокоительных. Была, я бы сказала, опасно умиротворенной.

– И что это означает?

– Ты думаешь, что человеку полегчало, что наступил прогресс – и вдруг он лишает себя жизни. Распознать такое состояние очень нелегко. И лишь когда человек уже покончил с собой, задним числом понимаешь, что им манипулировали.

– Что-нибудь еще заставляет вас думать, что Фрейя совершила самоубийство?

Женщина как будто встревожилась.

– Голод, – сказала она.

– Не понял?

– “Голод” – это рок-группа, которая призывает своих фанатов покончить с собой. Фрейя их боготворила.

Кевин знал об этой группе понаслышке, но с музыкой знаком не был. Он подумал и сказал:

– Если я правильно понял, Фрейя рассказывала вам, что принимала участие в съемках порнофильмов. Что именно она говорила?

Терапевт полистала историю болезни. Пять сантиметров бумаги, сотни страниц – и ни намека на то, что же произошло с Фрейей.

Ощущение беспомощности и отчаяния.

– Вот, – объявила терапевт. – Фрейя заговорила об этом всего однажды и выразилась так, дословно… Я несколько раз была флаффером – вроде нормально, но не по мне. Как-то по-извращенски, на самом деле. Почти все девушки иммигрантки, еле понимают по-английски. Однажды мы выехали на какой-то склад, там было много комнат, как бы целая фабрика, и когда я увидела, чем они там занимаются, то сказала “нет”.

Женщина закрыла папку и вздохнула.

Возможно, на этом складе ее и держат, подумал Кевин.

– Как по-вашему, могла Фрейя участвовать в съемках роликов, где снимались Нова и Мерси?

– Не знаю, но не исключено.

Кевин кивнул.

– Насколько близко дружили эти три девочки?

– Трудно сказать. Мне кажется, она больше дружила с Алисой.

– Алиса? Это которую вчера забрал отец?

– Да.

– А насколько хорошие отношения были у Фрейи с Эрканом?

Женщина некоторое время сидела с озадаченным видом, потом ответила:

– С Эрканом у всех девочек хорошие отношения. Даже слишком… Он не учился специально на психотерапевта, и мне кажется, что он с девочками не соблюдает необходимую дистанцию. Есть риск, что он перейдет границу, и тогда дело плохо.

Оно уже плохо, подумал Кевин.

В остальном беседа с терапевтом Фрейи ничего не дала. Все, что знал Кевин, уходя из “Котла” – это что Фрейя, возможно, покончила с собой, что ее ближайшей подружкой в интернате была Алиса Понтен, а также что Фрейя посещала какой-то склад, где снимали порнофильмы, не исключено, что в промышленных масштабах, и может быть, пост в Фейсбуке она написала, сидя именно на этом складе.

Кто-то заказал пиццу, и Кевин утянул кусок. Возможно, не исключено и может быть. Три вызывающие раздражение сестры, подумал он, сидя над куском пиццы.

И еще этот Эркан. Который, по словам терапевта, был в хороших отношениях со всеми девочками.

– Вкусно?

Женщина из полиции Евле села напротив него, и Кевин проглотил последний кусок.

– Эта “Тропикана” вне конкуренции, ничего вкуснее не ел, – признался он. – Самую вкусную пиццу почему-то делают не в Стокгольме… Вы закончили с Эрканом?

– Да, он ваш.

Женщина протянула Кевину какую-то бумагу.

– Список звонков, поступивших ночью на его мобильный. Только что прислали из телефонной компании.

Список оказался не слишком длинным.

Один-единственный телефонный номер. Когда коллега из Евле рассказала, кто абонент, сценарий начал проясняться.

Эркану Джихану Денизу, согласно полученной информации, было тридцать три года, но выглядел он моложе. По улыбке, с которой он встретил Кевина, и не скажешь, что Эркан три часа просидел на допросе.

Высокий, худощавый, широкоплечий парень. Если судить только по внешности, то понятно, почему он пользуется у девочек популярностью. Но Кевин не сразу сумел найти соответствие среди актеров, что случалось с ним нечасто.

Они пожали друг другу руки, Кевин сел на свободный стул и стал рассказывать, что он, в числе прочего, расследует дела, связанные в детской порнографией и сексуальным использованием детей и подростков.

– Наконец-то появился полицейский, который действительно сумеет помочь, – прокомментировал Эркан. – Все остальные считают Нову и Мерси смертельно опасными.

– Действительно сумеет помочь? Что вы имеете в виду?

Эркан улыбнулся.

– Ну, что вы работаете со всяким таким… Короче, что вы понимаете их проблемы.

Кевин ответил ему улыбкой, не выпуская из рук сложенную бумагу с телефонным номером.

– И вы понятия не имеете, куда они делись ночью или где предположительно могут сейчас находиться?

– Если бы я знал – разумеется, сказал бы.

– И тогда вы, говоря вашими словами, смогли бы “действительно помочь”?

– Да, конечно.

– Ну так помогите. Минута и сорок семь секунд – это сколько?

– В смысле?

Улыбка Эркана немного увяла, и Кевин наконец увидел, что он похож на Дева Пателя в “Миллионере из трущоб”.

Кевин развернул бумагу с полученным от телефонной компании номером и положил на стол.

– Минута и сорок семь секунд – столько длился телефонный разговор. Звонок сделан на ваш мобильный сегодня утром, в три минуты шестого. Кто вам звонил и почему вы не повесили трубку?

Эркан взглянул на бумагу, и лицо у него застыло.

– Наверное, кто-то случайно нажал “вызов”.

Ляп, подумал Кевин.

– Случайно нажал кнопку кто-то, у кого телефонный код 0293? Это стационарный телефон, и если быть точным, то он находится в Тьерпе. На таком телефоне случайно нажать кнопку трудновато.

– Я имел в виду – ошиблись номером.

Снова ляп.

– Ошиблись номером. Наверное, ошибся очень приятный человек, раз вы так долго разговаривали? Кто звонил, Эверт или Гуннви?

По глазам Эркана было видно, как у него мечутся мысли, как он пытается изобрести ложь более правдоподобную, чем та скверно продуманная, которую он уже выдал Кевину. Наконец он сказал:

– Понятия не имею, кто такие Эверт и Гуннви. У меня и так фарш вместо мозгов после ночной смены, да еще я несколько часов отвечаю на ваши вопросы. А, вспомнил, как было дело… Не люблю отвечать на звонки с незнакомых номеров. Так что я его сбросил, но, наверное, нажал не ту кнопку и случайно принял вызов. Поэтому линия и оставалась занята так долго.

Ладно, подумал Кевин. Это вранье уже получше, но все равно вранье.

– У Эверта и Гуннви летний домик недалеко от Тьерпа, – объяснил он. – Полиция Евле уже поговорила с ними, а в эту минуту Эверт и Гуннви у себя дома, в Уппландс-Весбю, недоумевают, кто влез к ним в домик и звонил по их телефону. Вы все еще не знаете, кто звонил?

Эркан вздохнул, но промолчал.

– Могу предложить возможный сценарий, – продолжал Кевин. – Вы выпустили Нову и Мерси из интерната, чтобы они за деньги переспали с двумя парнями из Евле, свидание не удалось, девочки угнали машину и поехали на юг. Оказались в Тьерпе, влезли в домик и позвонили вам, прося помощи. Не знаю, о чем вы говорили минуту сорок семь секунд – просто велели им убираться к черту или переправили их дальше. Что именно вы им сказали?

В фильме “Миллионер из трущоб” главный герой, которого играл молодой Дев Патель, принимал участие в индийском аналоге “Кто хочет стать миллионером?”. Когда ему задавали решающий вопрос, он опускал глаза. Внутри была пустота.

Именно так сейчас выглядел Эркан, и, подобно герою Дева Пателя, у него для спасения осталась всего одна соломинка. Правила игры разрешают звонок другу.

– Может быть, вы хотите, чтобы мы позвонили адвокату? – спросил Кевин.

Каждая сама по себе
TeenDaughterDaddySwapping.mp4

Оказавшись в Европе, они начали побираться и воровать.

Она сидела на картонке у входа в “Лидл”. В Греции солнце было не таким жарким, как дома, но и не таким ласковым. Оно резало, как нож, кололо глаза.

Папа просто молча сидел рядом с ней, он забывал смотреть людям в лицо. Кто же захочет бросать деньги зомби, думала она.

Оба они стали другими людьми.

Провалились в иной мир, выбраться из которого невозможно.

Мимо проходили тени, ноги стригли свет, как ножницы.

Свет ослепил Мерси, когда мужчина пристегнул ее руки себе к коленям.

Сценария не было. Но предполагаемые зрители будут знать, о чем этот ролик.

О двух папах и их дочках.

Мерси играла роль Блэки. Мужчина, игравший ее папу, навалился на Нову и прижал ее лицо к матрасу.

– Open your mouth[41]41
  Открой рот (англ.).


[Закрыть].

Мерси как можно шире отрыла рот и высунула язык, глядя мужчине в глаза. Он зарычал и ударил ее по щеке. Хорошо, что не надо сопротивляться, пусть просто продолжает.

Мерси сплюнула на матрас.

Мужчине, который играл отца Новы, было около пятидесяти – одутловатый, с жидкими волосами, он ни капли не походил на Нову. У замбийца, изображавшего отца Мерси, тоже имелся лишний вес, и ему тоже было около пятидесяти. Он обмяк и встал. Нова осталась лежать на животе.

– Twenty minutes off, – объявил Цветочек. – Next scene we swap daddys[42]42
  Перерыв двадцать минут. Следующая сцена – отцы меняются (англ.).


[Закрыть].

– I will miss you, little insect[43]43
  Я буду скучать по тебе, козявочка (англ.).


[Закрыть]. – Отец Новы улыбнулся Мерси.

Акцент звучал знакомо, но у Мерси кружилась голова, и она с трудом соображала.

Мужчины вышли, и Мерси осталась лежать, вытянувшись на спине. Одеяла не было, и закрыться от всего получалось, только если зажмуриться.

У девочек не было сил на разговоры. Лучше каждой остаться самой по себе и отдохнуть.

А еще лучше – поспать. Десяти минут хватит с лихвой.

Когда они не побирались, она читала словарь, чтобы время шло быстрее.

Словарь был весь в пятнах от сырости, страницы волнистые, как море, и ей слышался смех братьев, как когда они пытались говорить по-шведски в номере измирской гостиницы.

Она знала, что папа никогда не сможет ничего украсть, и все же ему придется попробовать. Он сказал, что добудет денег, и уже через два часа вернулся. Денег было столько, что хватило на два билета на пароход.

Все пятнадцать часов они проспали в комнате отдыха над машинным отделением. Здесь не было иллюминаторов, и не надо было смотреть на то громадное, беспощадное, что плескалось снаружи. Стучал мотор, он не сломается, пароход выдержит любой шторм.

Когда они прибыли в Пирей, была гроза. Первую ночь они спали в парке.

Утром Мерси проснулась от того, что папа пел ей. Она и забыла про свой день рождения. В тот день ей исполнилось тринадцать лет.

Мерси проснулась от того, что кто-то массировал ей промежность, и тут же учуяла запах жирного парфюмированного масла.

– Давай, живее. – Голос Цветочка.

– Он тяжелый, как сто чертей, – сказала Мерси, не открывая глаз. – Не знаю, хватит ли у меня сил.

На каждом углу она видела маму и близнецов – молчаливые узлы под одеялами и старыми газетами. Как-то вечером отец, решив, что она спит, выскользнул на улицу. Мерси последовала за ним.

Сначала папа посетил открытый допоздна магазин одежды, вышел оттуда с пакетом в руках. Потом отыскал общественный туалет; вышел он оттуда в новой белой рубашке и джинсах. К тому же он вымылся.

– Соберись, – распорядился Цветочек. – Лежать, как бревно, и хныкать – это роль Новы. А ты посопротивляйся немножко. Они скоро вернутся. Чем лучше получится сейчас, тем больше наличных в следующий раз.

– Знаю, – сказала Мерси, не открывая глаз.

Она наверняка заметит, когда они вернутся.

Папа уходил и возвращался так несколько вечеров подряд. В пятый вечер он разделил деньги на две кучки и половину отдал ей. В свои тридцать пять он походил на сутулого старика в грязных брюках и порванной подмышкой рубахе.

У него был вид человека, бывшего в употреблении.

– Нам надо держаться вместе, – сказал он.

– В таком случае ничего от меня не утаивай. Расскажи, где ты взял деньги.

– Ты еще слишком маленькая, чтобы понять… Спи, мой ангел.

– Нет. Рассказывай.

Она уставилась в темноту. Ей показалось, что она видит контуры полного тела мамы, слышит легкое посапывание братьев.

И тогда он все рассказал.

Рассказал, что продавал себя другим людям.

В горле пересохло, в животе сделалось неприятно, но как хорошо было, когда он объяснял – он пошел на это ради нее. Пусть она не стыдится. Не чувствует себя грязной.

Ни за что, никогда.

Мерси открыла глаза.

Мужчина, игравший отца Новы, погладил ее по щеке.

– So pretty when you’re angry[44]44
  Ты такая хорошенькая, когда злишься (англ.).


[Закрыть], – сказал он, и Мерси вспомнила, где слышала этот акцент.

В Олвейслэнде.

В Емтланде.

Стоит ли хлопот?
Квартал Крунуберг

– Эркан Джихан Дениз, – сказал Кевин и свернул на Е-4.

В трубке затрещало. Пришлось повторить имя.

Потом ему пришла в голову странная мысль.

– Проверьте еще некоего Луве Мартинсона.

Просто ощущение: с Мартинсоном что-то не так.

Что касается Фрейи Линдхольм, то тут он пока застрял. Допросив Эркана, Кевин еще переговорил с девочками из интерната, но они, похоже, не особенно хорошо знали Фрейю, как не знали и промышленной зоны, где можно снимать видеоролики.

Передав коллегам необходимую информацию, Кевин закончил разговор. Продолжая ехать в южном направлении, он посмотрел на часы. Свои восемь он отработал более чем, к тому же нужно оставить “тойоту” на Бергсгатан.

Может, заглянуть сегодня вечером к Себастьяну? Добраться с Бергсгатан до Вальхаллавэген, где обитал Себастьян, можно на “веспе”.

Было уже темно, когда Кевин съехал в гараж полицейского управления и поставил машину на место. Входя в лифт, он чувствовал, что от усталости в глаза как песку насыпали.

Кевин взял в кафетерии кофе с круассаном и сел за столик. Достал обнаруженный в доме на Стуран ноутбук, сунул вилку в розетку под столиком и включил компьютер. Через какие-нибудь полминуты система предложила ему ввести пароль. Имя пользователя уже стояло в строке – имена отца и матери, написанные в одно слово, – и Кевин предположил, что пароль окажется таким же.

Кевин ошибся. Он перепробовал несколько вариантов. Влезть в компьютер несложно, нужно только специальное оборудование. Пойти к программистам, посидеть у них час-другой. Но стоит ли дело хлопот?

Нет, решил Кевин, выключил ноутбук и закрыл крышку.

По какой-то причине фраза “влезть в компьютер” засела у него в голове. Пряча компьютер в сумку, Кевин понял почему.

С той минуты, как Вера предложила ему заехать к Себастьяну, Кевин чувствовал, что ему нужен предлог. Заехать просто так ему было сложно, да и Себастьян наверняка его не пустит.

А теперь предлог вот он, в сумке.

Надо всего лишь притворяться
Black girl, 14 yo, full service[45]45
  Чернокожая девушка, 14 лет, весь комплекс услуг (англ.).


[Закрыть]

На Мерси было розовое летнее платье и белые хлопчатобумажные трусы в красных сердечках.

Она изображала четырнадцатилетнюю девочку и, чтобы выглядеть моложе, убрала волосы в два крысиных хвостика. Реквизит состоял из пары-тройки мягких игрушек, куклы и дополнялся несколькими дилдо разнообразного назначения.

Остальное – актерская игра, в зависимости от того, чего захочет человек по ту сторону веб-камеры.

В соседней кабинке сидела на кровати Нова – с таким же реквизитом; наверное, ночью им предстоит делить одну кабинку. Совместное выступление приносит больше денег.

После записи ролика это ее первая рабочая смена, но клиентов пока не было, и Мерси лежала на кровати с айпадом Цветочка. Она коротала время, записывая свою историю.

Странно, но ей хотелось поговорить с кем-нибудь посторонним. Вроде Луве.

Папа трахом протащил нас через всю Европу, писала она. Черный член всем нравился, от педиков из “Золотой зари”[46]46
  Греческая ультраправая националистическая партия. Существует с 1993 года, в 2020 году признана преступной организацией.


[Закрыть] до деятелей из дипломатических особняков Вены. И в то же время нас везде ненавидели. Ненависть была на флагах и плакатах, на наклейках, на стенах домов и на фонарных столбах. У греческого “Золотого рассвета” – черный знак на красном фоне, все вместе похоже на нацистский флаг. В Болгарии они назывались IMRO[47]47
  Болгарское национальное движение, националистическая партия.


[Закрыть] и имели своим символом золотого льва. Румынская, как-ее-там, организация и венгерская “Йоббик”[48]48
  Правая националистическая партия, третья по величине в Венгрии.


[Закрыть] – разные кресты. Австрийская партия свободы – синий цветок, а в Германии логотип походил на знак “Стоп”. В Мюнхене я подобрала котика. Он хромал на заднюю лапу, был похож на комок пыли, и я назвала его Дасти.

Мерси прервалась. Загорелась красная лампочка.

– Hello?[49]49
  Привет (англ.).


[Закрыть]

Она его слышала, но не видела. Быстро свернула документ, открыла вкладку порносайта и выпрямилась. Экран она прижала к груди и постаралась принять смущенный вид, словно ее застали за недозволенным занятием.

– What are you doing?[50]50
  Чем занимаешься? (англ.)


[Закрыть]

Слышно было, что английский ему не родной. Наверное, японец.

Мерси опустила глаза и показала ему экран.

– Nice, – сказал звонивший. – Are you home alone?[51]51
  Ты одна дома? (англ.).


[Закрыть]

– Yes.[52]52
  Да (англ.).


[Закрыть]

– And what you have been doing today?[53]53
  Чем сегодня занималась? (англ.)


[Закрыть]

По голосу было ясно, что он мастурбирует.

– Just been playing with my toys[54]54
  Играла в игрушки, и все (англ.).


[Закрыть]. – Мерси склонила голову на бок и закатила глаза.

Он просто голос. Она даже не запомнит ни его, ни то, что он попросит ее сделать.

Мыслями Мерси вернулась в Гамбург.

Ей приходилось помогать отцу, и побираться было недостаточно.

Надо всего лишь притворяться.

Мерси задрала розовое платьице и продемонстрировала звонившему трусы в красных сердечках.

Он всего лишь голос.

Зло обитает в провинции
Ути

Себастьян жил в студенческой квартире на Вальхаллавэген уже больше двадцати лет.

Кевин там никогда не бывал и, хотя много раз проезжал мимо его дома, никогда не обращал на него внимания. Градостроители, словно стыдясь этой бетонной коробки, расположили ее – осколок времен, когда Швеция имела репутацию западноевропейской ГДР – так, чтобы не было видно с эспланады.

Кевин вышел из лифта в темный коридор и направился к двери в самом его конце, к пожелтевшему матовому стеклу. На месте дверного звонка красовалась дыра с обрезанными проводами. Кевин постучал. В двери был глазок, и Кевин предположил, что Себастьян сейчас рассматривает его, Кевина, и раздумывает, открывать или нет. Возле глазка наклейка со словом СЭКАИ.

Кевин достал из сумки ноутбук, чтобы Себастьян его увидел, и через несколько секунд замок щелкнул. Дверь открылась – сантиметров на десять, Себастьян не снял цепочку.

– Чего тебе?

Черная щель между дверью и стеной.

Кевин показал ему ноутбук.

– Вот, включить не могу. Подумал – может, ты поможешь. Это папин. Я его нашел в доме на Стуран.

Послышался вздох, щель между дверью и стеной стала уже, и звякнула цепочка – Себастьян снял ее.

– У вас в угрозыске что, таким не занимаются? – спросил он, открывая дверь и глядя Кевину в плечо.

– Не совсем.

Себастьян – Джон Гудман, утративший осанистость – был одет в джинсы и белую майку. Он сутулился. Может, у него неладно со спиной? Голова торчит как будто из грудной клетки.

Когда Кевин вошел и Себастьян закрыл за ним дверь, Кевин увидел, что с внутренней стороны двери, у глазка, тоже имеется наклейка – со словом УТИ. Себастьян запер дверь, и стало темно, если не считать мерцавшего в комнате компьютерного экрана.

Сухой, металлический запах: пыль, электричество, озон и сигаретный дым. Такой же запах стоял в угрозыске – в архиве и Салоне.

Себастьян ушел в комнату; Кевин задержался в прихожей. Отсюда было видно всю квартиру. Налево – кухонька с маленьким холодильником, разделочный стол завален газетами и DVD-дисками, направо – туалет без двери; Кевин успел заметить ворох одежды на унитазе, еще несколько связок газет и неопознаваемый спуток каких-то проводов.

Штабели картонных коробок, бумажных пакетов, стопки книг, комиксов, дисков с фильмами и видеоиграми, вороха грязной одежды доходили до пояса, а то и чуть не до потолка.

Кевин увидел множество компьютерных деталей, несколько мониторов, клавиатур и старых жестких дисков, ящик с виниловыми пластинками, старый проигрыватель, пишущую машинку и коробки, куда были ссыпаны модели военных кораблей и танков. С потолка свисала модель “юнкерса”, на стене помещались самурайский меч и реплика израильского “узи”. Комната производила впечатление не убираемого много лет чердака, места, куда человек сгружает то, с чем ему не хватает духу расстаться.

Были здесь еще киноафиши, в основном представлявшие японскую мангу, но Кевин заметил и несколько постеров с хентаи, рисованной порнографией.

Значит, они оба интересуются кино, хотя в случае Себастьяна речь исключительно о фильмах рисованных и японских.

В комнате была расчищена дорожка, ведущая к компьютеру, перед которым лежал матрас; Кевину она напомнила проход в церковном зале, ведущий к алтарю. Компьютер стоял перед единственным в этой комнате окном с опущенными жалюзи; на подоконнике выстроились безделушки – фарфоровые куколки и чучело сокола.

Чтобы освободить место, Себастьян сдвинул пару ящиков. Принес табуретку, поставил. Себастьян и смотрел на Кевина, и не смотрел. Когда он усаживался на матрас, взгляд был направлен на что-то еще.

– Я, конечно, могу помочь тебе с компьютером, но все-таки: почему ты пришел ко мне? С чего Вера так встревожилась?

С того, что ее сын больше не называет ее мамой, подумал Кевин, но что ответить – не сообразил.

Они две птицы, которые разлетелись в разные стороны.

– Извини. Не знаю, что сказать, – признался Кевин. – Мы так давно не виделись, а на похоронах поговорить не успели. Да, Вера просила меня заехать к тебе, но я и сам собирался. Несколько раз.

– Но так и не заехал?

– Я иногда вспоминал о тебе. Думал, какой ты теперь.

Себастьян устало взглянул на него.

– Я такой же, каким был в двадцать лет. Провинциал, который перебрался в Стокгольм, чтобы учиться.

Как и отец Кевина, Вера и ее муж были уроженцами маленького городка в Онгерманланде. Себастьян вырос там и перебрался в Стокгольм, а примерно через пару лет в столицу переехали и его родители. По официальной версии Вера переехала потому, что отец Кевина нашел ей место в стокгольмской полиции, но все это были пустые разговоры: Вера вполне могла сама найти себе место.

– Я скучаю по тем летним месяцам в Онгерманланде, – сказал Кевин. – Мы снимали там домик…

– Скучаешь по Онгерманланду? – Себастьян усмехнулся. – Ты представления не имеешь… – Он достал сигареты, одну сунул в рот, другую протянул Кевину. – Давай я посмотрю, что с компьютером.

Кевин взял сигарету и положил ноут на матрас.

– О чем я не имею представления? – спросил он, пока Себастьян подключал ноутбук к розетке и поднимал крышку.

Себастьян включил компьютер, и теперь его внимание было направлено на экран.

– Как люди выживают в какой-нибудь дыре? – спросил он, быстро щелкая клавишами. – Героин, алкоголь, нездоровая любовь к моментальным лотереям. И устремления у них попроще. Они мечтают построить новую веранду, устроить зимний сад, провести отпуск на Самуе. – Голос был равнодушным, но Себастьян явно презирал то, о чем говорил. – Мне пришлось уехать оттуда. Иначе я бы сдох.

Кевин закурил. Себастьян потянулся за пластмассовой банкой, достал из нее флешку, вставил в ноутбук. Экран он развернул к себе, и Кевин не видел, что он делает. Наверное, устанавливает какую-нибудь программу.

– Когда поезд уходит, остаются дураки. – Себастьян сунул незажженную сигарету в рот. – Больные, ленивые или вялые. Строят баню, покупают новую машину, а потом насилуют подружку или дочь. Зависают на порносайтах, создают себе искусственную реальность, которую питают сетевыми приложениями к вечерним газетам. Изнасилования происходят в провинции. Зло обитает в провинции. При виде такого ботана, как я, у всяких психопатов и любителей кататься на снегоходах просто руки чесались.

Надо же, подумал Кевин. Он ожидал увидеть Себастьяна молчаливым и осторожным – именно такой Себастьян открыл ему дверь.

– Мне хотелось творческую работу, – продолжал Себастьян – он наконец зажег сигарету. – Я любил рисовать. Может, помнишь?

Кевин кивнул. В детстве на него производили впечатление и картины Себастьяна, и его комиксы.

– Найти такую работу в провинциальной дыре не так-то легко. – Себастьян вытащил флешку. – Я одно время занимался в местном центре живописи, свел знакомство с тамошними художниками постарше и быстро понял, что бо́льшая часть так называемых творческих людей – бездельники, каких поискать. Все рассказывают, что они создадут и что создали, но, если посмотреть их работы за последние несколько лет… да вменяемый человек такое за неделю сделает. Иногда я понимаю, почему биржевики презирают художников. Они по шестнадцать часов в день горбатятся, как можно разумнее размещают и инвестируют большие суммы, прилагают всю свою фантазию и творческие способности, чтобы получить максимальную прибыль, – а эти чудики только пьянствуют и жалуются, что у них нет вдохновения. – Он убрал флешку в банку и подключил ноутбук к собственному компьютеру. – Нет, художники и писатели – бездельники, каких свет не видел. Я думаю, они поэтому и стали художниками и писателями. Есть у тебя какая-нибудь идея – и хватит, а отчета с тебя никто не спросит. Ну их к черту.

Кевин предположил, что Себастьян говорит о своих рассыпавшихся в прах мечтах стать художником и о собственных недостатках.

– А ты что? Перестал рисовать?

– Да. Не захотел становиться, как они.

И переехал сюда, подумал Кевин. Выучился на программиста, кончил курс креативного программирования. Работы не нашел или не захотел искать.

– Ты где-нибудь работал после университета?

Себастьян фыркнул и затушил сигарету в блюдце с объедками.

– Работал маляром на стройке. Таскался целыми днями со шлифовальным диском на длинной палке и зачищал стены. Тяжело было, пылища адская, и когда я в половине пятого приходил домой, мне хотелось только лечь на диван и уснуть. Сил не хватало даже принять душ, смыть с себя пыль. Около девяти вечера я просыпался, жевал что-нибудь перед телевизором, а около одиннадцати опять засыпал. В шесть утра вставал – мышцы болят, во рту привкус пыли. Ни черта это все не имело общего с тем, чего мне хотелось. Нет, нельзя откладывать мечты на потом.

Поэтому ты сидишь здесь, подумал Кевин. Реализуешь себя, осуществляешь свои мечты.

Себастьян встал и перегнулся через компьютер. Диалоговое окно сообщило, что компьютеры подключены друг к другу.

– Придется подождать, – сказал он, стоя спиной к Кевину. – Ты еще что-то хотел?

Кевин затушил сигарету о ту же тарелку, что и Себастьян.

– Ну, может, повспоминать прошлое. Мы же часто виделись, когда я был маленьким. Ты был классный, хорошо ко мне относился.

– Помнишь, как мы однажды ночевали в палатке на Гринде? – Себастьян так и стоял над компьютером, спиной к Кевину.

Наверное, он говорил о том лете, когда дядя совершил насилие.

Да, да. Лето имени Паненки. Еще в нем были Вера и Себастьян.

Себастьян снова сел на матрас.

– Ты захотел спать у меня в палатке. Помнишь?

– Ну… Не очень.

– А помнишь, как ты наутро ответил своему отцу?

– Нет.

Теперь Себастьян смотрел на него в упор. Он немного улыбался краем рта, и Кевин узнал прежнего Себастьяна. Но глаза стали другие.

– Отец спросил тебя, как спалось, и ты сказал, что я всю ночь лез обниматься.

Кевин похолодел.

– Ты что, смеешься?

Себастьян затряс головой.

– Если бы. Тебе десять лет. Мне – двадцать три. Знал бы ты, какая жизнь у меня потом началась. Ты, конечно, не помнишь, но я довольно часто вспоминаю тот день.

Почему, почему все молчали, подумал Кевин. Даже Вера.

Какое-то время он раздумывал, могло такое произойти или нет, но потом выбросил эту мысль из головы. Если бы Себастьян что-нибудь с ним сделал, он бы помнил.

– Почему ты сейчас об этом заговорил?

– Потому что, когда я думаю о тебе, я всегда вспоминаю именно тот случай. Но теперь я знаю, что тебе никто ничего не рассказывал. Наверное, твой папа и Вера забыли тебе сказать, что иногда ты бывал истинным засранцем.

Себастьян закурил еще одну сигарету и бросил пачку Кевину. Как-то агрессивно бросил.

Он ни словом, ни делом не дал понять, что не хочет видеть Кевина, но Кевин почувствовал, что он тут нежеланный гость. По жестам Себастьяна было видно, что с него хватит. Кевин отложил сигареты.

– Мне пора, – сказал он. – Рад был повидаться.

– Да ну. – Себастьян улыбнулся.

Улыбка прежнего Себастьяна, но глаза – Себастьяна нового.

Когда дверь у него за спиной закрылась, он перевел дух.

Дождь перестал. Кевин завел “веспу” и, прежде чем тронуться, бросил взгляд через плечо. От окна Себастьяна остались две полоски слабого света, пробившегося между жалюзи.

Здесь, на улице, можно дышать, подумал Кевин. Но там, внутри, воздух не доходит до легких, он застревает в глотке, затхлый, сухой от пыли и мертвых насекомых.

“Ути” и “Сэкаи”.