Текст книги "Однокурсники"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

*****

Однажды, это было в начале декабря, Сара оторвала голову от подушки и улыбнулась.

– Тед, не пора ли тебе попросить у родителей моей руки?

– А вдруг они откажут?

– Тогда на нашей свадьбе будет на два человека меньше, – ответила она.

– Не пойму. Разве тебе не важно, что они обо мне думают?

– Ничто не помешает мне остаться с тобой на всю жизнь, – ответила она.

А потом добавила с застенчивой откровенностью:

– Но я была бы просто счастлива, если бы ты понравился моему отцу. И я уверена, так и будет. А моей маме все равно никто не угодит.

* * *

Тед нервничал, и это понятно. Ему очень хотелось порадовать Сару, заслужив расположение ее отца. Вот почему за то время, которое оставалось до знакомства с ее родителями, он разузнал как можно больше о человеке, которого Сара так боготворит.

В справочнике «Кто есть кто» говорилось, что Филипп Харрисон, уроженец Сент-Пола, окончил Гарвард в 1933 году, прошел службу в военно-морских силах, награжден орденами и медалями, а в настоящее время возглавляет один из наиболее успешных акционерных банков страны.

Кроме того, имя мистера Харрисона часто появлялось на страницах «Нью-Йорк таймс», где освещались его встречи с хозяином Белого дома, который консультировался с ним по некоторым особо острым экономическим вопросам.

Он произвел на свет троих сыновей. Но дороже всех ему была дочь. И если послушать, как Сара говорит о нем, то можно подумать, будто ее отец – воплощение всех возможных человеческих добродетелей.

«Вот черт, – думал Тед, – если это хоть как-то связано с эдиповым комплексом, то шансов у меня почти никаких!»

– Думаю, голубой подойдет для рождественского ужина, Тед.

– А может, пойти на обед в сером фланелевом, а голубой приберечь для церкви?

Они тщательно обследовали гардероб Эндрю, подбирая модные наряды для праздника, чтобы Тед смог произвести наиболее приятное впечатление.

– Послушай, Ламброс, на самом деле это не так уж важно. Старик Харрисон не собирается судить тебя по одежке.

– Хочешь сказать, по твоей одежке, – улыбнулся Тед. А потом нервно спросил: – Но ведь есть еще и мама – или ты считаешь, я размечтался?

Как друг Теда, Эндрю решил, что будет лучше, если тот расстанется со своими иллюзиями.

– Да нет, Ламброс, может, ты и понравишься ей на свадьбе дочери в качестве официанта, но точно не как жених. Я хочу сказать, бери, конечно, хоть всю мою одежду, даже чертовы клубные галстуки, если тебе от этого станет легче. Но боюсь, без короны на голове тебе вряд ли удастся произвести должное впечатление на Дейзи Харрисон. А вот корону-то я не смогу тебе одолжить.

– Ну спасибо, ты просто кудесник – столько уверенности мне придал, – проворчал Тед.

Эндрю протянул руку и приобнял друга за плечи.

– Эй, за три с половиной года в Гарварде ты разве так и не усвоил: неважно, как тебя зовут, главное – что ты собой представляешь?

– Да, Элиот, говорить ты умеешь. Наверняка на твоем чемодане сохранились все наклейки с «Мейфлауэр».

– Кончай, Тед, да я бы хоть сейчас поменялся с тобой местами. Ну, приперлись мои предки сюда раньше других, а толку что, если мне даже в сочельник некого пригласить на свидание. Я доступно объясняю?

– Да, похоже на то…

– Ну и хорошо. А теперь забирай все эти преппиевские шмотки и отправляйся охмурять ее родителей.

Они сели в поезд «Мерчант лимитед» 23 декабря. И хотя перегретый вагон был битком набит студентами, которые весело болтали или громко распевали рождественские гимны и прочие популярные песенки вроде «You Ain't Nothin' but a Hound Dog» и «Blue Suede Shoes» [39]39
  Песни из репертуара Элвиса Пресли.


[Закрыть], Сара с Тедом сидели себе спокойно и читали книги, едва обменявшись несколькими фразами за всю дорогу.

– Кто нас встретит в Гринвиче? – спросил Тед, когда они отъехали от платформы в Стэмфорде.

– Вероятно, один из моих братьев. Папа обычно работает допоздна перед праздниками.

– Есть вероятность, что я понравлюсь хоть кому-нибудь из них?

– Трудно сказать, – ответила Сара. – Фиппи и Эван слегка завидуют, что ты учишься в Гарварде, а их в свое время туда не взяли.

– Шутишь? И это несмотря на твоего влиятельного отца?

– Папа же не алхимик, – улыбнулась Сара, – да и спортсмены они никакие. Поэтому, Ламброс, вы с моим отцом будете единственными гарвардцами среди мужчин за столом. Ну, теперь-то тебе стало хоть чуточку легче?

– Да, – признался Тед, – действительно полегчало.

Было уже восемь часов, когда они, цепляясь за поручни, сошли с поезда на тускло освещенную платформу. Сара обвела взглядом толпы людей, встречающих пассажиров, в надежде увидеть кого-нибудь из своих братьев. Вдруг она издала радостный вопль:

– Папочка!

Тед стоял не шевелясь, когда она бросилась в объятия высокому джентльмену в дубленке – его седые волосы отливали серебром в свете фар автомобилей, припаркованных на стоянке позади него. Прошло, наверное, несколько минут, прежде чем они подошли к нему.

Филипп Харрисон протянул ему руку.

– Рад знакомству, Тед. Сара много рассказывала о тебе.

– Надеюсь, не только плохое, – ответил Тед, изо всех сил стараясь улыбаться. – Я очень признателен вам за то, что пригласили.

Они ехали по Меррит-паркуэй, затем по узким дорогам, обсаженным деревьями, и наконец свернули на подъездную аллею, которая вела к скромному (по сравнению с тем, что воображал себе Тед) дому в колониальном стиле – белого цвета с зелеными ставнями.

Дейзи Харрисон ждала у порога, чтобы поздороваться, и держалась совершенно естественно. Поцеловав дочь, она повернулась к гостю.

– Вы, должно быть, Теодор, – сказала она, пожимая ему руку. – Нам так не терпелось познакомиться с вами.

Вопреки стараниям, у нее не получилось изобразить общепринятую учтивость, как было задумано по сценарию, и сделать так, чтобы голос при этом не звучал осуждающе.

Не прошло и нескольких минут, как Тед с кружкой горячего пунша в руке оказался перед уютно потрескивающим камином – в окружении членов клана Харрисонов. Все выглядело как на карикатуре из «Ньюйоркера». Присутствующие были в одежде от «Аберкомби энд Фитч» в сельском стиле, из-за чего Тед почувствовал себя не к месту нарядным в своей рубашке с застегнутым наглухо воротником и в костюме-тройке от Эндрю Элиота.

Оба старших брата вели себя вполне дружелюбно, хоть Тед и не уловил большого восторга в их голосах, когда Фиппи бросил: «Привет», а Эванс выдавил: «Приятно познакомиться». Четырнадцатилетний Нед оказался значительно приветливее.

– Господи, Тед, – оживленно затараторил он, – скажи, это ведь ужас, как Йель в этом году размазал Гарвард по футбольному полю!

Подобных разговоров Тед наслушался еще в стенах «Элиот-хауса» и знал в них толк.

– Ты должен понять, Недди, – ответил он, – это наш, в некотором смысле, общественный долг – проигрывать йельцам как можно чаще. И тем самым помогать им избавляться от комплекса неполноценности.

Этот цветистый гарвардский треп совершенно покорил самого младшего из Харрисонов.

– Ух ты! – воскликнул Нед. – Но все же проигрывать со счетом пятьдесят четыре – ноль – это не слишком?

– Вовсе нет, – вклинилась Сара. – В этом году ребята из Нью-Хейвена чувствуют себя особенно шатко. Я хочу сказать, Гарвард просто задавил их по части стипендий Родса [40]40
  Стипендия Родса (для студентов из США, стран Содружества и Южной Африки); дает право учиться в Оксфордском университете. Фонд учрежден в 1902 г. английским политическим деятелем Сесилом Родсом, активно проводившим колониальную политику.


[Закрыть].

– Что немного важнее футбола, – вставил довольный Филипп Харрисон выпуска 1933 года.

– Вообще-то, Тед, – заметила миссис Харрисон таким приторным голосом, что любому диабетику стало бы худо, – все мои родственники учились в Йеле. А ваши – в Гарварде?

– Совершенно верно, – ответил хорошо подготовленный Тед Ламброс.

Сара, улыбнувшись про себя, отметила: «Один – ноль в пользу греков против американской аристократии».

Первый вечер задал тон всей последующей неделе. Миссис Харрисон казалась внимательной и дружелюбной. Старшие братья, когда не ухаживали за местными дебютантками высшего света, общались с ним запросто и радушно. Юный Нед, лелеявший мечту поступить в Гарвард, был очарован гостем. А после того как Тед провел вместе с ним целый час, помогая разобрать одно из произведений Вергилия, он стал рьяно убеждать братьев, что такой родственник в их семье просто незаменим.

А потом вдруг возникли проблемы с Дейзи…

Как-то ночью Теда разбудили голоса мистера и миссис Харрисон, доносившиеся из смежной комнаты. Разговор был напряженным и велся на повышенных тонах. Тед с ужасом понял, что именно он является предметом спора, хотя никто не произносил его имени вслух.

– Но, Филипп, его родители владеют всего-навсего каким-то ресторанчиком.

– Дейзи, а твой дед был молочником.

– Да, но он выучил моего отца в Йеле.

– А этот парень самучится в Гарварде. Не понимаю, что тебе так не нравится. Молодой человек совершенно…

– Он простолюдин, Филипп. Простолюдин, простолюдин, простолюдин. Неужели тебе все равно, что будет с нашей дочерью?

– Нет, Дейзи, – сказал мистер Харрисон, понизив голос, – очень даже не все равно.

Затем их разговор затих, а Тед Ламброс остался лежать в темноте своей комнаты, совершенно сбитый с толку.

Утром первого дня нового года, которое должно было стать последним перед их возвращением в Кембридж, Филипп Харрисон пригласил Теда составить ему компанию и прогуляться по лесу.

– Полагаю, нам стоит быть откровенными друг с другом, – начал он.

– Да, сэр, – ответил Тед нерешительно.

– Мне известно, как моя дочь относится к тебе. Однако уверен – ты уже почувствовал, что миссис Харрисон…

– Категорически против, – тихо произнес Тед.

– Ну, пожалуй, это немного сильно сказано. Давай считать, что Дейзи просто не совсем готова мириться с тем, что Сара так рано собралась связать себя узами брака.

– Э-э, это понятно, – ответил Тед, следя за тем, чтобы не ляпнуть что-нибудь лишнее.

Несколько шагов они шли молча, и Тед набирался духу, чтобы спросить: «А что вы думаете об этом, сэр?»

– Лично я, Тед, считаю тебя умным, порядочным и вполне зрелым молодым человеком. Но мое мнение по данному вопросу не имеет никакого значения. Сара сказала мне, что любит тебя и хочет выйти замуж. Этого для меня вполне достаточно.

Он помолчал, а затем продолжил говорить – медленно, при этом голос его слегка дрожал:

– Моя дочь – самое дорогое, что есть у меня на свете. Единственное, чего я хочу в своей жизни, – чтобы она была счастлива…

– Я буду очень стараться, сэр.

– Тед, – сказал мистер Харрисон, – поклянись, что никогда не обидишь мою малышку.

Тед кивнул – в горле застрял ком, мешавший говорить.

– Да, сэр, – сказал он тихо, – я обещаю.

Двое мужчин постояли, глядя в глаза друг другу. А потом, хотя никто из них не шелохнулся, мысленно обняли друг друга.

Из дневника Эндрю Элиота

2 февраля 1958 года

Может, в будущем из меня все-таки что-нибудь да получится. Например, я мог бы стать сводником. По крайней мере, стоило мне единственный раз в жизни устроить знакомство двух людей, как все закончилось свадьбой.

Венчание прошло в прошлую субботу в Первой унитарной церкви в Сайоссете, на Лонг-Айленде. Невестой – очень хорошенькой – оказалась сестренка моего приятеля Джейсона Гилберта, Джулия. А счастливчиком стал мой бывший одноклассник Чарли Кушинг – раньше я про него думал, будто он бестолковый и ни на что не годится.

Очевидно, я заблуждался на его счет, поскольку он ухитрился сделать так, что Джулия забеременела в первый же вечер, как только они вместе легли в постель.

К счастью, факт грядущего материнства раскрылся на самой ранней стадии, поэтому дело удалось обставить comme il faut [41]41
  Как полагается (фр.).


[Закрыть]. Фото Джулии напечатали в «Нью-Йорк таймс», и миссис Гилберт сумела организовать пышное торжество с таким тактом – и быстротой, – что ее внук (или внучка), если и появится на свет чуть раньше положенного срока, то не настолько, чтобы дать пищу злым языкам.

Вообще-то вынужденным стал для них этот брак или нет, но, по-моему, эти двое очень подходят друг другу. Хотя Джулия и сообразительная девушка, но точно не Мария Кюри. И профилирующей дисциплиной у нее в Брайерклиффе, наверное, была «охота за мужьями». И можно сказать, она добилась в этой сфере наивысших результатов.

В конце концов, Куш, как мы ласково называли его в подготовительной школе, настоящий «бостонский брамин» с родословной, уходящей корнями во времена первых поселений.

Что касается Гилбертов, то нехватку патины на своих американских корнях они с лихвой восполняют энергией и динамизмом. Папаша у Джейсона – настоящий первопроходец в области телевидения и летает в Вашингтон чуть ли не каждую неделю.

Более того, если между семьями и существовало некоторое напряжение, связанное с обстоятельствами этого бракосочетания, то внешне оно никак не проявлялось. Из этих двоих получилась красивая пара, и, к радости молодоженов, старик Гилберт поселил их в весьма комфортабельном доме в Вудбридже, чтобы Куш мог, живя со вкусом, доучиваться в Йеле.

Однако полной неожиданностью для меня стало то, что во время церемонии я вдруг словно язык проглотил от волнения. Ведь Куш стал первым из всей нашей шайки-лейки, кто женился. Это навело меня на мысль, что однажды я тоже могу решиться на подобное. Вот только какой же благоразумной девушке захочется выходить за меня замуж?

*****

После завершения брачной церемонии Ньюол и Эндрю, втиснувшись в «корвет» Джейсона, поехали с ветерком назад в Кембридж.

Постепенно Эндрю стал замечать, что Джейсон выглядит мрачным. В самом деле, за все это время он почти ни разу не улыбнулся.

– Послушай, Гилберт, – сказал Эндрю, когда они подъезжали к мосту Хартфорд, – ты вроде как злишься.

– Да, – ответил Джейсон лаконично и прибавил скорость.

– Я так понимаю, ты не одобряешь этот выбор.

– Верно, – буркнул тот сквозь зубы.

– На каком основании? – поинтересовался Ньюол.

– На том основании, что этот Кушинг – придурок, каких я еще не встречал в своей жизни.

– Не слишком ли ты суров, Джейс?

– Черт возьми, нет, – ответил он. – Моей сестре всего восемнадцать. Неужели этот тупица не мог быть чуть осторожнее?

– А вдруг они любят друг друга? – предположил Эндрю: его роль в этой жизни заключалась в том, чтобы выискивать хоть какие-то светлые моменты в самых тяжелых ситуациях.

– Да брось ты, – взорвался Джейсон, хлопнув рукой по приборной доске, – они едва знакомы.

– Зато родители остались довольны, – вставил Ньюол.

– Еще бы, – отозвался Джейсон. – Единственное, что у них есть общего, – это нелюбовь к скандалам.

– Насколько я могу верить своим глазам, – сказал Ньюол, – твоему папе Куш на самом деле понравился.

– Да уж, – ответил Джейсон с сарказмом, – но главным образом потому, что его предки сражались при Банкер-хилле.

– И мои там сражались, – подхватил Ньюол. – Не поэтому ли и я тебе нравлюсь, Гилберт?

– Нет, – ответил тот полушутя. – Ты мне совсем не нравишься, если честно.

*****

– Дэнни, я считаю, вы совершаете большую ошибку.

Профессор Пистон пригласил своего ученика, отмеченного наградами, к себе в кабинет, чтобы обсудить с ним планы на следующий год.

– Мне очень жаль, профессор, но я не вижу смысла в том, чтобы учиться еще один год.

– Но, Дэнни, занятия с Надей Буланже вряд ли будут для вас тяжким трудом. Ведь, можно сказать, эта женщина само воплощение современной музыки. Не забывайте, большинство крупнейших композиторов нашего времени учились у Буланже.

– А если я отложу все это, скажем, на год? Мистер Харок уже договорился о концертах с такими оркестрами…

– Ага, значит, вам просто не терпится сорвать все аплодисменты. Дэнни, – понимающе произнес Пистон, – как бы мне хотелось, чтобы вы не были так импульсивны в своих поступках. Поймите, стоит начать ездить по свету, как этот водоворот затянет вас с такой силой, что продолжать учебу уже будет некогда.

– Но мне очень хочется использовать этот шанс. Как бы там ни было, может, это прозвучит слишком самонадеянно, но я уверен, что смогу начать писать музыку самостоятельно.

Глава музыкального отделения задумался, ничего не сказав. Но Дэнни почувствовал, он что-то скрывает, и спросил без обиняков:

– Правильно ли я вас понял, сэр: вы не считаете, будто я сложился как композитор?

– Видите ли, – Пистон говорил неспешно, подыскивая верные слова, чтобы деликатно изложить свою мысль, – большинство из тех, кто пошел учиться к Наде, например Копленд, к тому времени уже были вполне зрелыми музыкантами. Однако ей удалось выявить в них еще какие-то возможности, о которых они сами не подозревали, и это обогатило все их последующее творчество…

– Мне кажется, вы не совсем ответили на мой вопрос, – вежливо заметил Дэнни.

– Ладно, – сказал Пистон, потупив взгляд, – полагаю, обязанность учителя – говорить правду. Если он действительно хочет чему-то научить.

Он помолчал, а затем вынес свой вердикт:

– Дэнни, всем известно, вы великий пианист. Со временем вы обязательно вырастете в прекрасного дирижера, в этом у меня нет ни малейшего сомнения. Но что касается ваших композиторских опытов в этих стенах, они все еще – как бы это сказать? – сыроваты. То есть идеи ваши прекрасны, но оформлены немного небрежно, ибо у вас пока не хватает знаний. Вот почему я так настойчиво рекомендую вам позаниматься год с Надей.

Это был удар по самолюбию Дэнни. Профессор разговаривал с ним, словно какой-нибудь рецензент из «Кримзон».

Он смотрел на Уолтера Пистона и думал про себя: «А что хорошего дала Буланже тебе? Твои симфонии не такие уж и великие. И когда в последний раз какой-нибудь оркестр приглашал тебя выступить в качестве солиста? Нет, Уолтер, сдается мне, ты немного завидуешь. И все же я пропущу учебу в «Буланжерии»».

– Мне кажется, я задел ваши чувства, – участливо произнес Пистон.

– Нет-нет. Вовсе нет. Вы сказали, что думаете, и я благодарен вам, вы были честны со мной.

– В таком случае, может, вы еще раз все обдумаете? – спросил руководитель отделения.

– Конечно, – дипломатично сказал Дэнни.

Затем поднялся и вышел из кабинета.

Он не стал возвращаться к себе в общежитие, а сразу пошел искать телефонную будку на Гарвардской площади – так ему не терпелось позвонить в Нью-Йорк.

– Мистер Харок, можете договариваться с любым залом в любой точке земли, лишь бы там был настроенный инструмент.

– Браво, – обрадовался импресарио. – Я устрою для тебя восхитительный год.

Вот так, проявив не то храбрость, не то безрассудство, Дэнни Росси решил выделиться из всего выпуска. Первым добровольно выскользнуть из уютной, безопасной оболочки теплого Гарварда и с головой окунуться в ледяные воды Реального Мира, где акулы так и кишат.

*****

Подобно стретто в финале оперного акта, когда происходит ускорение движения в заключительном разделе произведения, весенний семестр убыстрил темп всей музыкальной темы, и без того разогнавшейся до предела. Май, казалось, наступил раньше, чем закончился апрель. Те, кто только что завершил свои дипломные работы, едва успевали перевести дух перед тем, как приступить к сдаче выпускных экзаменов.

Некоторые из студентов выпуска воспользовались этой последней возможностью, чтобы заработать себе нервное расстройство.

В день, когда нужно было сдавать выпускной экзамен по истории и литературе, вблизи реки Чарльз обнаружили Нормана Гордона из Сиэтла, штат Вашингтон, бесцельно бродившего у берега, – по счастливому стечению обстоятельств его нашел преподаватель.

– Послушайте, Норм, вы так рано закончили писать экзаменационную работу?

– Нет, – с маниакальным блеском в глазах ответил студент последнего курса, который до сих пор учился только на «отлично». – Я решил, что мне совершенно не нравится выбранная мной специальность. В самом деле, я не буду оканчивать университет. Отправлюсь на запад и займусь скотоводством на каком-нибудь ранчо.

– О, – сказал преподаватель и заботливо отвел его в поликлинику.

А там студентом уже занялись психиатры, поскольку теперь они были ему нужнее, чем преподаватели.

Но в каком-то смысле юный Гордон осуществил свое тайное желание: ему удалось-таки остаться в этом надежном убежище и не покидать родных стен университета.

– Блестящая работа, – произнес Седрик Уитмен, когда встретился с Сарой в Бойлстон-холле во время последней консультации. – Не думаю, что проявлю неосмотрительность, если скажу вам, что эту точку зрения разделяют все, кто читал ее на нашем отделении. Вообще-то из вашей работы вполне можно было бы сделать докторскую диссертацию.

– Спасибо. – Сара застенчиво улыбнулась. – Но, как вам известно, я не собираюсь поступать в аспирантуру.

– Это прискорбно, – ответил Уитмен. – У вас весьма незаурядные умственные способности.

– Мне кажется, одного классициста в семье достаточно.

– И чем же вы намереваетесь заниматься, Сара?

– Стану женой… и матерью когда-нибудь.

– А разве это исключает другие занятия?

– Видите ли, я думаю, что смогу помогать Теду по мере своих возможностей. И будет проще, если я найду какую-нибудь не очень ответственную работу. Этим летом я пойду на курсы стенографии к Кэти Гиббс.

Уитмен не смог скрыть своего разочарования.

Сара это почувствовала и немного обиделась.

– Но это не потому, что Тед будет возражать, – оправдывалась она. – Просто так…

– Прошу вас, Сара, – остановил ее профессор, – вам незачем объяснять. Я прекрасно все понимаю.

А про себя он подумал: «А ведь Тед будет возражать, и это очевидно».

Он встал, чтобы пожать ей руку и пожелать всего доброго.

– Как приятно думать, что вы и Тед не покидаете Кембридж. Вероятно, у нас когда-нибудь появится возможность пригласить вас к себе в колледж. В любом случае я осмелюсь предсказать вам будущее. Уверен, совсем скоро вы оба будете носить ключи «Фи-бета-каппа» [42]42
  «Фи-бета-каппа» – Общество (братство) студентов и выпускников университетов, старейшее братство в США. Основано в 1776 г. Греческие буквы названия – первые буквы слов девиза «Философия – рулевой жизни».


[Закрыть].

Пророчество Уитмена сбылось. 28 мая, когда старейшее в Америке почетное университетское сообщество объявило о принятии в свои ряды новых членов из числа студентов выпускного курса, Тед и Сара действительно оказались в списке избранных.

Как и Дэнни Росси (что неудивительно, ибо он оканчивал учебу с отличием), а также Джордж Келлер, который вначале не проходил по некоторым нормативным показателям. Однако затем его дипломная работа получила приз Элиота (sic!) как лучшее сочинение года по социологии. А доктор К. написал весьма убедительное письмо, в котором подчеркивалось, что Джордж добился этих ошеломляющих успехов за очень короткий срок.

Джейсон не снискал никаких академических наград. Но зато продолжил выдающуюся карьеру на теннисном корте. Он вдохновил свою команду на то, чтобы третий год подряд разбить Йель в пух и прах. И как показатель того, что важнее – спортивные достижения или интеллектуальные, – Джейсона подавляющим большинством голосов избрали маршалом выпускного курса. Поэтому именно он возглавит процессию на торжествах по случаю окончания университета.

Он также выиграл приз Бингема как самый мужественный спортсмен.

Понятие «пресыщенность», если речь идет о наградах, совершенно неприменимо для студентов Гарварда. Поэтому никто не удивился, когда Джейсон ко всему прочему получил еще и стипендию Шелдона – награду, присуждаемую студентам за особые заслуги. Стипендия покрывала все расходы на путешествия в течение года – при условии, что получивший ее человек официально не будет учиться. Очевидно, мистер Шелдон знал, что нужно для того, чтобы осуществилась мечта любого студента.

Даже в Корпусе морской пехоты все были под впечатлением от количества знаков отличия, полученных Джейсоном, и ему охотно перенесли срок службы, с тем чтобы он сначала успел насладиться стипендией Шелдона.

(«Сейчас самое подходящее время, – пошутил командир. – Одна война закончилась, а другая не началась».)

Вся эта чрезмерная шумиха вокруг имени Джейсона привлекла к нему внимание даже тех студентов, которые никогда бы не стали читать спортивную страницу в «Кримзоне» просто так. И как следствие, однажды днем в его дверь постучался неожиданный гость.

– Да, чем могу быть полезен?.. Ба, что привело ходячий словарь в мое жилище? Закончились новые слова?

– Не надо язвить, – резко возразил Джордж Келлер. – Я пришел, чтобы попросить тебя кое о чем.

– Меня? Но, Джордж, я ведь всего лишь тупоголовая груда мышц.

– Я знаю, – сказал Келлер с тончайшей улыбкой. – Именно в этом качестве ты мне и нужен.

– Зачем? – спросил Джейсон.

– Научи меня играть в теннис, Гилберт. Я был бы тебе очень признателен.

Эта просьба, похоже, озадачила Джейсона.

– Почему в теннис? И почему я?

– Это же так очевидно, – сказал Джордж. – Прошлым летом я убедился, что это самый – как бы лучше выразиться? – выгодный с точки зрения социальных отношений вид спорта. А ты, безусловно, владеешь им лучше всех в Гарварде.

– Я очень польщен, Келлер. Но к несчастью, мне поручено отметелить всех ребят, которые будут охотиться за моей головой в турнире НССА [43]43
  Национальная студенческая спортивная ассоциация (США).


[Закрыть]на следующей неделе. И у меня совершенно нет времени.

Надежда во взгляде Джорджа Келлера сменилась разочарованием.

– Я бы с удовольствием тебе заплатил, Джейсон. Сколько скажешь.

– Дело не в деньгах. Я бы тебя и бесплатно стал учить…

– Когда? – тут же спросил Джордж.

– Черт возьми, не знаю, – сказал Джейсон, чувствуя, что его загнали в угол. – Может, как-нибудь в течение недели перед вручением дипломов.

– В воскресенье, восьмого числа, в пять часов – годится? Я узнал, на это время нигде ничего не планируется.

Этот парень знал весь распорядок университета наизусть!

– Ладно, – сдался Джейсон, вздохнув. – У тебя есть ракетка?

– Конечно, – сказал Джордж, – а еще у меня есть мячики.

– Это мне и так известно, мог бы и не говорить, – проворчал Джейсон, закрывая за ним дверь.

Джордж Келлер остался стоять за порогом, светясь от самодовольства. А сарказма в последней фразе этот новоиспеченный знаток английского языка, привыкший к высокопарным речам, так и не уловил.

Когда вывешивались списки с оценками за выпускные экзамены, Эндрю Элиот уже томился в ожидании перед дверями исторического отделения. Он даже взмок от пота – вне спортивной площадки такое с ним случалось крайне редко.

Стоило секретарше отделения выйти из кабинета председателя комиссии, чтобы приколоть к доске объявлений результаты экзаменов, как к ней сразу же ринулась толпа студентов.

К счастью для Эндрю, его роста хватило, чтобы видеть поверх многочисленных голов. То, что он прочитал, сразило его. Потрясенный, он вернулся в «Элиот-хаус» и немедленно позвонил отцу.

– Какого дьявола, сынок, что стряслось? В это время еще дорого звонить.

– Папа, – пробормотал Эндрю, как в тумане, – папа, я просто хотел, чтобы ты первым узнал об этом…

Юноша замолчал.

– Давай, парень, выкладывай. А то уж очень дорого молчать по телефону.

– Папа, ты не поверишь, но я… сдал выпускные. Теперь я точно получу диплом.

Услышав это заявление, отец Эндрю сначала лишился дара речи.

В конце концов он произнес:

– Сынок, это и в самом деле очень хорошая новость. Если честно, я никогда не думал, что у тебя получится.