Текст книги "Однокурсники"

Автор книги: Эрик Сигал

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 45 страниц) [доступный отрывок для чтения: 17 страниц]

Когда они добрались до окраины Гёра, почти совсем стемнело.

– А теперь что нам делать? – спросил Дьёрдь Гёзу. – Спать под открытым небом слишком холодно, а в карманах едва ли наберется пара форинтов на еду.

– У меня даже на тарелку супа денег не хватит, – подхватила Аника.

Гёза улыбался.

– Доверьтесь мне. У вас хватит сил, чтобы пройти еще часок?

– Но только если я буду точно знать, что мы будем ночевать где-нибудь в помещении, – сказал Дьёрдь.

Аника закивала в знак согласия.

– В Энеше, примерно в восьми километрах отсюда, живут родители Тибора Ковача. Он собирался идти с нами. Родители, наверное, ждут его.

Аника ахнула.

– Разве они не знают, что его застрелили прошлой ночью?

– Нет, – ответил Гёза, – и сейчас не стоит говорить им об этом.

И он повел их в сторону Энеше.

Еще часа полтора все трое устало тащились по заледеневшей проселочной дороге, освещенной лишь лунным светом. Они шли с самого раннего утра и выбились из сил так, что едва могли говорить.

– Завтра хороший день для того, чтобы попытаться перейти через границу, – сказал Гёза. – Это День поминовения усопших. Дороги будут забиты. Все местные жители отправятся на кладбища.

Ковачи были рады принять у себя друзей своего сына – их, казалось, совсем не беспокоило, что его не было с ними. Он ведь уже несколько дней проводил инструктаж среди заново сформированных отрядов милиции – показывал, как пользоваться оружием, поэтому выдумка Дьёрдя о том, что Тибору пришлось остаться в Будапеште еще на пару дней, показалась вполне убедительной.

Ужин был сказочным. В отличие от столицы, на селе было много продуктов, и госпожа Ковач устроила для них настоящий пир с курицей и овощами. Даже выставила бутылку токайского.

– Восхищаюсь вами, – широко улыбался мистер Ковач. – Будь я чуть помоложе – тоже махнул бы с вами. Русские обязательно вернутся – как пить дать. Все видели танки – с кем бы я ни говорил. С главных дорог их убрали, но они затаились в лесах – выжидают, как голодные медведи.

Анике предложили переночевать на постели Тибора. Внутри у нее все сжалось от ужаса, но она понимала – отказываться нельзя. Двое юношей свернулись калачиком на полу у камина в гостиной.

Наутро пошел сильный снег.

Гёза посмотрел на Дьёрдя и Анику.

– Думаю, в такую погоду нам лучше всего сесть на поезд, идущий в Сопрон. Там у нас с Австрией довольно широкий участок границы, и почти не охраняемый. Если повезет, то уже вечером мы сможем перейти на ту сторону.

Около полудня они поблагодарили Ковачей и отправились в путь, передав Тибору всевозможные приветы и пожелания.

На окраине села беглецы испытали первое потрясение. Русские танки уже не прятались за деревьями. Два из них вызывающе расположились прямо посередине дороги.

– Ну и? – спросил Дьёрдь Гёзу.

– Без паники, Дьюри. Снег валит так сильно, что им, похоже, совсем не до нас. Мы ведь идем налегке, без вещей – с какой стати им подозревать нас в чем-то?

– Ты, Гёза, во всех этих шмотках выглядишь как ходячий футбольный мяч, – заметил Дьёрдь. – И если хочешь исхитриться и проскочить мимо танков, то лучше бы тебе раздеться.

Неожиданно лицо Гёзы приняло страдальческое выражение. Юноше совершенно не хотелось расставаться хоть с одним предметом из того, что составляло пять шестых его имущества.

– Давайте обойдем поселок и посмотрим, нельзя ли добраться до железной дороги с другой стороны, – предложил он.

Они так и сделали.

Но у дальнего въезда в населенный пункт стояло еще два танка. Выходит, они больше часа шли под снегом – и все напрасно. Дьёрдь и Аника уставились на Гёзу. Не говоря ни слова, тот начал расстегивать верхнюю куртку. Пальцы его дрожали – и не только от холода.

– А кто… кто… будет разговаривать с ними?

– Кончай, Гёза, – ответил Дьёрдь, – каждый из нас хотя бы шесть лет, но учил русский. Нам главное – не сбиться и говорить одно и то же.

– У тебя самое лучшее произношение, Дьёрдь, – упирался Гёза. – Будет гораздо лучше, если ты пообщаешься с ними за всех нас. Кроме того, когда надо талантливо соврать – тебе в этом вообще нет равных.

– Хорошо, товарищ, – сказал Дьёрдь. – Я стану представителем нашей делегации.

После того как Гёза снял с себя предпоследний костюм и закопал всю ненужную теперь одежду в сугроб, они все вместе двинулись в сторону танков.

– Стой! Кто идет?

Один из солдат попросил предъявить удостоверения личности. Дьёрдь сделал несколько шагов вперед и заговорил с ним на безупречном русском языке:

– Мы, все трое, – студенты университета имени Лоранда Этвоша, навещали нашего друга, заболевшего ангиной. Нам хотелось бы сесть на поезд и вернуться в Будапешт. Желаете посмотреть наши документы?

Военнослужащий шепотом посовещался с одним из своих коллег, после чего снова повернулся к Дьёрдю.

– Это не обязательно. Проходите!

И махнул им рукой. Они торопливо прошли через поселок прямо к железнодорожной станции – у каждого сердце готово было выскочить из груди.

– Вот черт, – сказал Гёза, указывая на станцию впереди. – И там тоже танки.

– Не обращай на них внимания, – ответил Дьёрдь. – Не думаю, чтобы сами солдаты знали, что им делать в этих обстоятельствах.

Он оказался прав. Никто не стал задерживать их на пути к платформе, у которой стоял поезд, битком набитый пассажирами и готовый к отправлению. Внутри было шумно, царила полная неразбериха. Все трое отчаянно спрашивали у разных людей:

– В Сопрон? Поезд идет в Сопрон?

Им что-то кричали в ответ, махали руками, поезд медленно тронулся с места. Гёза первым вскочил в вагон. Дьёрдь подсадил Анику, а затем сам взобрался на ступеньку. Еще мгновение – и станция осталась позади.

Свободных сидячих мест не было, поэтому они остались стоять в тамбуре и смотрели в окно. Каждый из них знал, о чем думают остальные двое. Самое большее часа через полтора они будут в Сопроне. А там уже и граница.

За окном проплывали знакомые венгерские пейзажи, но со зловещим дополнением. Русские танки. Повсюду. И у каждого орудие нацелено прямо на поезд, в котором едут они.

В следующие полчаса никто из них не произнес ни слова.

А потом наступил шок.

– Дьёрдь, – сказал Гёза сдавленным голосом, будто вокруг его шеи затянулась петля, – ты видишь, где мы сейчас?

Дьёрдь посмотрел по другую сторону от советской бронетанковой техники. Сердце у него чуть не остановилось.

– Мы едем не в ту сторону! Этот чертов поезд идет не в Сопрон – он идет назад в Будапешт!

Аника в страхе сжала его руку.

Поезд внезапно остановился, последовал толчок. Аника упала на Дьёрдя, который сохранил равновесие только благодаря тому, что крепко держался за поручень у окна. Пассажиры переглядывались в страхе и замешательстве. Дьёрдь не сводил взгляда с русских танков за окнами поезда.

– Они же не начнут стрелять, правда? – шепнула Аника.

– Я в этом совсем не уверен, – ответил он, покусывая губу.

А потом неожиданно в дальнем конце вагона появился проводник в блеклой серо-голубой форме и стал пробираться сквозь толпу. Отовсюду на него посыпались вопросы. Он сложил руки рупором и объявил:

– Мы не можем въехать в Будапешт. Повторяю, мы не можем въехать в Будапешт. Советские танки окружили город, и там идет сильная стрельба.

После чего последовала самая удивительная часть информации:

– Мы поворачиваем назад. И проследуем до самого Сопрона.

Гёза, Дьёрдь и Аника посмотрели друг на друга. Они ликовали. Через несколько минут поезд медленно тронулся с места и помчал прочь от Будапешта, задушенного советскими танками.

Весь их путь к границе, казалось, пролегал через коридор из танков. Когда они наконец прибыли на место и ступили на платформу вокзала в Сопроне, то вздохнули с облегчением, полные надежд. Пока все шло хорошо.

День уже клонился к вечеру.

– С какой стороны граница? – спросил Дьёрдь у Гёзы.

– Я не знаю, – признался тот.

– Ну и что нам теперь делать, черт побери? – сорвался он. – Спросить у какого-нибудь русского солдата?

И тут Анику осенило.

– Здесь же есть лесной институт! Мы могли бы поспрашивать студентов.

Она не успела закончить свою мысль. Не прошло и пары секунд, как Дьёрдь уже интересовался у пожилой женщины, как пройти к институту.

Едва они вошли в огромный вестибюль, как тут же к ним подошел молодой человек в берете:

– Друг, боеприпасы нужны?

Внутри здания царила почти праздничная атмосфера. Десятки юных патриотов вооружались, чтобы дать отпор русским захватчикам и освободить свою родину.

Каждому из вновь прибывших выдали по куску хлеба, по чашке какао и… по пригоршне патронов, которые им насыпали, черпая совком из большого чана.

– А где оружие? – поинтересовался Дьёрдь, жуя хлеб.

– Скоро будет, друг, обязательно будет.

Трое беглецов отошли в сторонку посовещаться, что делать дальше. Одно было ясно. Не для того они проделали весь этот путь, чтобы участвовать в сопротивлении, результат которого известен заранее.

– Эти люди – чокнутые, – сказал Гёза, перебирая в руках патроны, словно это горсточка орехов. – Гильзы все разнокалиберные. Среди них даже двух одинаковых не найти. Как они собираются их использовать – из трубочек плеваться в русских, что ли?

После чего он встал и вышел наружу – сориентироваться на местности.

Дьёрдь и Аника посмотрели друг на друга. Впервые за эти дни они остались наедине.

– Ну, как ты себя чувствуешь? – спросил он у нее.

– Мне страшно. Надеюсь, у нас все получится.

Она сжала его ладонь.

– Не волнуйся, – ответил он.

А потом, помолчав несколько минут, спросил:

– А кстати, что ты сказала матери?

– Знаю, ты будешь смеяться, но мне пришлось соврать, чтобы она поверила. – Она несмело улыбнулась. – Я сказала, будто мы уходим, чтобы пожениться.

Он ответил усталой улыбкой и сжал ее руку.

– А вдруг так оно и есть, Аника?

– Ты это серьезно, Дьёрдь?

Он помедлил немного и сказал:

– А зачем я, по-твоему, взял тебя с собой?

Они оба откинулись назад и замолчали, обессиленные. Через несколько минут она печально произнесла:

– Интересно, как там, в Будапеште, хотела бы я знать.

– Заставь себя не думать об этом, – ответил он.

Она кивнула. Но в отличие от Дьёрдя ей было непросто совладать со своими воспоминаниями.

Вернулся Гёза.

– Австрия всего в нескольких километрах отсюда – нужно пройти пешком через лес, который начинается за домами. Если выйти прямо сейчас, можно добраться туда затемно.

Дьёрдь взглянул на Анику. Она встала, не говоря ни слова.

Снова пошел сильный снег. Он беззвучно падал пушистыми белыми хлопьями. Вскоре все трое промокли насквозь и продрогли. Городские туфли на тонкой подошве совершенно не грели – в них было все равно что босиком.

Но они были не одни такие. То и дело им встречались группы людей, иногда семьи с детьми. Иногда они просто кивали друг другу, иногда обменивались скудной информацией, рассказывали, кто что знает. Да, мы думаем, граница в том направлении. Да, мы действительно слышали, что большинство пограничников дезертировали. Нет, советских солдат мы не видели.

В чаще леса они то и дело натыкались на бункеры, из которых угрожающе торчали стволы пулеметов. Это были пограничные посты, вероятно покинутые людьми. Друзья просто обходили их стороной и продолжали двигаться вперед, в любую минуту ожидая выстрелов в спину.

На снегу что-то зловеще сверкнуло. Неподалеку раздался лай собаки. Все трое застыли на месте, не в силах пошевельнуться.

– Это пограничный патруль? – испуганным шепотом спросил Гёза.

– Дьявол, откуда же мне знать? – шикнул в ответ Дьёрдь.

Через секунду-другую путь им преградил какой-то человек с немецкой овчаркой. Но оказалось, это всего лишь кто-то из местных вывел собаку на прогулку. Они поспешили дальше.

Еще минут через пять лес закончился. Внизу, у подножия холма показалось то, что, скорее всего, и было австрийской границей. Они увидели, как солдаты в шинелях останавливают у ворот транспорт, разговаривают, жестами требуя показать документы. Некоторым машинам разрешалось проехать, другие отправлялись обратно.

– Ну вот мы и на месте, – объявил Гёза.

В его измученном голосе послышались ликующие нотки.

– Да уж, – криво усмехнулся Дьёрдь, – теперь осталось всего-навсего проскочить мимо пограничников. Кто-нибудь умеет летать?

Вдруг незнакомый голос произнес:

– Стоять, руки вверх!

Они резко обернулись и увидели позади двоих мужчин в военной форме. Один из них держал в руках автомат.

Проклятье… пограничный патруль!

– И куда это мы собрались? Уж не на пикник ли в Австрию, случайно?

Ни Дьёрдь, ни Гёза, ни Аника не ответили. От безысходности все трое утратили дар речи. У второго военнослужащего была рация, по которой он уже начал связываться с начальством.

Понимая, что терять уже нечего, Дьёрдь предпринял отчаянную попытку договориться.

– Послушайте, мы же с вами – венгры. Через несколько часов мы все окажемся у русских в плену. И вас, парни, это тоже касается. Может, мы все-таки…

– Молчать! – рявкнул тот, который держал рацию. – Мы поймали вас при попытке незаконно пересечь государственную границу.

Но Дьёрдю показалось, будто парень с автоматом ищет его взгляда. Ему почудилось или солдат в самом деле слегка качнул головой, словно желая сказать: «Бегите отсюда»?

Впрочем, это уже не имело значения. Оставался последний шанс вырваться на свободу, и каждый из них интуитивно это осознавал.

Дьёрдь едва заметно коснулся руки Аники. Она все поняла. И в то же мгновение оба бросились бежать. Гёза, тоже желая спастись, рванулся влево, а Дьёрдь с Аникой ринулись вправо.

Не успели они сделать и нескольких шагов, как вдогонку им засвистели пули. Может, автоматчик и не целился в них, но у Дьёрдя не было желания это уточнять. Пригнув голову, он припустил что было сил.

Дьёрдь не помнил, как долго он уже бежит. Знал только, что совсем не чувствует усталости. Он мчался, проваливаясь в сугробы по колено до тех пор, пока до него не дошло, что стрельбы больше не слышно. Наступила полная тишина. Он вдруг очутился посреди широкого заснеженного поля.

Почувствовав себя в безопасности, он замедлил шаг. И только сейчас понял, что совершенно выбился из сил и вот-вот упадет. Он слышал лишь собственное тяжелое дыхание. Он обернулся, чтобы взглянуть на Анику.

Но не увидел ее. Сзади никого не было. Постепенно до него дошло: ее больше нет рядом с ним. Он был слишком занят собственным бегством, чтобы думать о ней.

Может, она споткнулась и упала? Побежала не в ту сторону, заблудившись из-за снегопада? А может, ее задела одна из пуль?

Дьёрдь пошел назад по своим следам в снегу. Он хотел позвать ее по имени, раскрыл рот, но не издал ни звука. Ему стало страшно. Он боялся привлечь к себе внимание. А если он так и будет идти в обратную сторону, то его обязательно схватят. Как, наверное, уже поймали ее. Не будет ли это равносильно самоубийству?

Нет, Аника наверняка хотела бы, чтобы он продолжил свой путь и спасся. Он снова повернул, стараясь не думать о девушке, которая любила его и бросила все ради того, чтобы быть с ним.

Прошло совсем немного времени, когда он увидел вдалеке – или ему показалось, будто увидел – очертания башни на фоне вечернего неба. А затем он разглядел, что это колокольня.

В Венгрии таких церквей нет. Это точно Австрия. Он двинулся в сторону башни на горизонте.

Спустя полчаса Дьёрдь Колошди, пошатываясь, вошел в австрийский городок Наункирхен. Местные жители отмечали какой-то свой праздник. Едва завидев его, все сразу роняли, кто он. Или, по крайней мере, откуда. Один из мужчин – пухлый, розовощекий – подошел к нему, выставив Указательный палец.

– Bist du ungarisch? – спросил он.

Даже в своем полубессознательном состоянии Дьёрдь догадался, что его спросили, не венгр ли он. И что еще важнее, с ним говорили по-немецки. Он был в безопасности.

К нему подошли двое мужчин и усадили его на скамью. У одного была при себе фляжка со шнапсом, и он протянул ее парню. Дьёрдь сделал глоток. И вдруг разрыдался. Он чувствовал себя виноватым за то, что остался в живых.

Небольшой австрийский полицейский фургон со скрипом притормозил в двадцати метрах от того места, где сидел Дьёрдь. К нему подошел высокий стройный полицейский с совершенно невозмутимым выражением лица.

– Guten Abend, – произнес он спокойным голосом и, указав на свой автомобиль, добавил: – Mit mir, bitte [30]30
  Добрый вечер… Со мной, пожалуйста (нем.).


[Закрыть].

Дьёрдь обреченно вздохнул, как человек, признавший свое поражение, покорно поднялся с места и медленно поплелся вслед за полицейским. А когда, усталый, он залез в машину, то убедился, что его худшие опасения подтвердились. Здесь находилось еще человек десять-двенадцать других пассажиров – таких же венгров, как и он сам.

– Добро пожаловать на Запад, – сказал невысокий жилистый человек с пушистыми бачками, сидевший в заднем ряду.

Дьёрдь поспешил занять место рядом с ним.

– Что здесь происходит, черт побери? – озабоченно спросил он.

– Австрийцы подбирают бродяг вроде нас. Меня зовут Миклош Шандор. Зови меня Мики. А тебя?

– Дьёрдь Колошди, – отозвался Дьёрдь, а затем быстро спросил: – Они отправят нас обратно?

– Не будь болваном. Я лично держу курс на Чикаго.

– Откуда вы знаете?

– Потому что по эту сторону границы люди вольны ехать туда, куда им хочется. А ты разве не поэтому сбежал?

Дьёрдь задумался на мгновение, а затем тихо сказал:

– Да, наверное. А куда же нас везут в этом автобусе?

– Ну, после того как поймают еще несколько рыбок, проскочивших сквозь советские сети, нас всех повезут в какое-нибудь место, где можно будет передохнуть. Я немного владею немецким и успел переговорить с полицейским.

Дьёрдю хотелось вздохнуть с облегчением. Но уж слишком много разочарований выпало на его долю, столько раз дела принимали совершенно неожиданный оборот, что он решил не расслабляться.

Пока беженцев везли сквозь ночную мглу, многие из них дремали. Но Дьёрдь не спал, он жадно вглядывался в окно, пытаясь разобрать названия городов и деревень. Ему хотелось быть абсолютно уверенным в том, что они не свернут с дороги, которая ведет к свободе.

Перед самым рассветом они добрались до Айзенштадта. Их фургон въехал на забитую автомобилями стоянку перед железнодорожным вокзалом, который так и кишел венгерскими беженцами: здесь их было не меньше тысячи.

– Что тут творится? – спросил Дьёрдь у Мики, который сбегал на разведку – разузнать, что к чему.

– Они организуют железнодорожный транспорт, – выпалил он, запыхавшись, – чтобы отвезти всех в какой-то большой заброшенный армейский лагерь, который русские использовали во время войны.

– Как-то не слишком привлекательно это звучит, – сказал Дьёрдь.

– Да, – согласился Мики и подмигнул. – Все русское, хотя и без русских, – это не для меня. Я хочу добираться самостоятельно.

– То есть как это?

– Видишь ли, рано или поздно, но всех этих людей обязательно отправят в Вену. А я предпочитаю отправиться туда немедленно. Хочешь со мной?

– Конечно. У вас есть карта?

– Да, вот здесь, – ответил коротышка, указывая на собственную голову. – Я все запомнил. Единственное, что от нас требуется, – это двигаться на север и следить за дорожными знаками. Ладно, давай разделимся и беззаботно прогуляемся поодиночке к выходу в конце зала. Когда убедишься, что никто на тебя не смотрит, смывайся и двигай вдоль шоссе. Встречаемся у первой же пивной по правой стороне дороги.

Они оба кивнули и быстро разошлись в разные стороны. Дьёрдь, стараясь не привлекать к себе внимания, поспешил к дальнему выходу из вокзала. Улизнув от вооруженной охраны, он быстро зашагал на север.

Первая таверна оказалась всего в шестистах метрах от вокзала. Его более взрослый спутник был уже там – стоял, небрежно прислонившись к выцветшей деревянной табличке, на которой значилось название заведения «Der Wiener Keller».

– Название переводится как «Венский винный погреб», – объяснил Мики, показывая на плакат. – Небольшой каламбур, связанный со словами «Вена» и «вино». Не слишком оригинально для таких джентльменов, как мы. Предлагаю двигаться дальше.

Не говоря больше ни слова, они пошли.

– А как у тебя с английским? – спросил Мики, когда они бодро шагали по дороге.

– Ни слова не знаю, – признался Дьёрдь.

– Ах да, ты же из тех привилегированных сынков партийных работников, кто все эти годы прилежно учил русский язык. Не очень-то предусмотрительно с твоей стороны, как считаешь?

– Согласен. Но я начну изучать английский, как только смогу купить себе учебник.

– Да ты идешь рядом с ним, – ответил его новый товарищ. – Если проявишь к нему интерес, то заговоришь у меня на приличном американском прежде, чем мы доберемся до Вены.

– Хорошо, – улыбнулся Дьёрдь. – Начнем учиться.

– Урок первый. Повторяй за мной: «Я клёвый чувак. Ты клёвый чувак. Он клёвый чувак. Она…»

– А что это значит? – спросил Дьёрдь.

– «Клёвый чувак» – это красивый комплимент, означающий «хороший человек». Доверься мне, Дьёрдь, мой английский соответствует современным требованиям, так как я штудировал все газеты. А теперь кончай задавать вопросы и начинай повторять за мной.

Через два часа Дьёрдь уже мог составить некоторое количество вполне сносных фраз для небольшого разговора. Он узнал, как можно польстить своим будущим соотечественникам. Сообщить им, что жизнь в Венгрии – тошниловка, а Соединенные Штаты – это надежда всего будущего человечества. Что касается более практического применения языка, то теперь он знал, как спросить, где находится мужской туалет.

Когда они перебрались через Дунай, то немного замедлили шаг. Оба вдруг осознали, что где-то на востоке, всего в нескольких сотнях километров отсюда, эта же река разделяет пополам их родной город.

– У вас остались родные в Будапеште? – спросил Дьёрдь.

Мики помедлил с ответом, слегка переменившись в лице.

– Теперь уже нет, – ответил он с загадочным видом. – А у тебя?

Дьёрдь пожалел о том, что вообще затронул эту тему, и ответил теми же словами:

– Теперь уже нет.

И опять, в который раз, попытался выкинуть из головы мысли об Анике.

* * *

Мики рассказал, что собирается узнать адреса наиболее крупных американских организаций, оказывающих помощь беженцам, и в каждой из них сообщить о том, что в Иллинойсе живут его сестра и зять. А еще что у него есть профессия. И кроме всего прочего, что Чарльз Ланкастер горит желанием стать его спонсором.

– А кто это такой – Чарльз Ланкастер? – спросил Дьёрдь.

– Мой зять, конечно.

– Ланкастер?

– Знаешь, Дьюри, если бы тебя звали Лукашем Кароли, неужели ты бы не поменял свое имя, чтобы оно звучало более привычно для американского уха?

Дьёрдь согласился. И мгновенно прикинул, как использовать данный урок в своем непростом случае.

– А как они станут произносить имя Дьюри Колошди?

– Они будут путаться и в жизни его не запомнят. Каждому американцу необходимо иметь американское имя.

– Хорошо, а вы что предлагаете?

– С именем Дьёрдь дело обстоит неплохо, – ответил Мики, не скрывая удовольствия от представившейся возможности дать новое имя взрослому человеку. – Просто назовешься Джорджем. Но «Колошди» надо бы заменить на что-то более вразумительное и четкое.

Дьёрдь покопался в памяти. По какой-то неизвестной причине на ум пришло название самой первой таверны, попавшейся ему на пути к свободе, – «Der Wiener Keller».

– А «Джордж Келлер» как будет звучать?

– Вполне достойно. Очень даже достойно.

К этому времени они уже давно могли бы сесть на поезд, но Дьёрдю не хотелось расставаться со своим новым другом.

– Как, по-вашему, их может заинтересовать обычный студент? То есть у меня же нет ни диплома, ни какой-нибудь степени.

– Значит, нужно хорошенько взвесить все, что могло бы их заинтересовать.

– Я изучал советское право. Разве это может пригодиться в Америке?

– Ага, ну вот видишь. Оказывается, у тебя всестороннее советско-партийное образование. Русским ты владеешь почти как родным. Скажешь им, мол, желаешь использовать свои знания в борьбе против мирового коммунизма. Скажешь, что хочешь поступить в университет, чтобы научиться этой борьбе.

– А в какой именно университет?

– В Америке самые лучшие университеты – это Гарвард и Йель. Но тебе лучше сказать, что ты хочешь учиться в Гарварде.

– А почему?

Мики улыбнулся.

– Потому что венгру сказать «Йель» – язык не повергнется.

И только на Ринг-штрассе они разошлись в разные стороны.

– Удачи тебе, Джордж.

– Мики, я никогда не забуду, что вы для меня сделали.

Некоторое время спустя Дьёрдь обнаружил у себя в кармане конверт. В него был вложен листок с будущим адресом Мики в Хайленд-парке, штат Иллинойс. И двадцать пять американских долларов.

Сведения об учебе, представленные Дьёрдем в американском комитете Красного Креста, похоже, произвели там должное впечатление. Правда, вместо билета на самолет он получил направление в один из бараков на окраине города. Это его совсем не устраивало.

Дьёрдь подошел к одному из служащих Красного Креста – цветущего вида юноше с биркой на груди, на которой значилось: «Альберт Реддинг: английский, немецкий, французский».

– Простите, мистер Реддинг, – вежливо обратился к нему Дьёрдь. – Я бы хотел учиться в Гарварде.

– А кто бы не хотел? – засмеялся молодой человек. – Меня туда не взяли. А ведь я был третьим по успеваемости среди выпускников нашей школы, к тому же редактором газеты. Да вы не волнуйтесь, у нас много университетов. Вы обязательно закончите свое образование, это я вам обещаю.

Но у Дьёрдя была в запасе козырная карта – одна из «ключевых американских фраз», которой его научил Мики во время их совместного марш-броска из Айзенштадта в Вену.

– Мистер Реддинг, – произнес он с легкой дрожью в голосе, – я хочу приехать в Америку… до Рождества.

И это подействовало! По выражению лица Реддинга Дьёрдь понял, что просьба, в которой заключалось единственное чаяние беженца, тронула сердце американца.

– А ведь ты отличный парень, знаешь об этом? – произнес он с искренней симпатией. – Назови-ка ты мне свое имя, и я посмотрю, что можно для тебя сделать.

И Дьёрдь Колошди впервые произнес вслух свое свежеиспеченное имя!

– Я – Келлер. Джордж Келлер.

– Ладно, Джордж, – сказал Альберт. – Не могу ничего обещать, но приходи сюда завтра утром и найди меня, хорошо?

– Хорошо.

– Ну а если тебе понадобится что-нибудь еще…

– Да, понадобится, – перебил его Дьёрдь, предупреждая эту ненавязчивую попытку от него избавиться. – Как я понимаю, у вас есть возможность передавать сообщения по радио «Голос Америки», да?

– Ну конечно. Правда, это не по моей части, но я могу передать куда следует.

Он достал из кармана куртки блокнот и карандаш, и Дьёрдь приготовился диктовать.

– Пожалуйста, мне бы хотелось, чтобы там сказали просто, что… «мистер Карл Маркс умер».

– И все?

– Да, пожалуйста.

Молодой человек поднял глаза на Дьёрдя и недоверчиво спросил:

– Слушай, неужели за железным занавесом не знают об этом?

– Некоторые, наверное, сильно удивятся, – ответил Дьёрдь. – В любом случае, мистер, спасибо. Я приду сюда снова завтра рано утром.

На следующее утро, в семь тридцать, Альберт Реддинг пребывал в состоянии сильного потрясения.

– Ну, я не знаю, – сообщил он Дьёрдю по секрету, помахивая телеграммой в левой руке. – Наверное, мне надо было родиться венгром.

– А что такое?

– Это такая удача, даже не верится, – повторил молодой человек в полном смятении. – Послушай, что здесь написано: «Руководителю американского комитета Красного Креста в Вене. Гарвардский университет создал комиссию для поиска и финансирования одного или двух компетентных студентов венгерских университетов из числа беженцев. Мы были бы признательны, если бы вы предоставляли нам исчерпывающую информацию обо всех потенциальных кандидатах. Пожалуйста, присылайте подробные отчеты». Подпись: Збигнев К. Бжезинский, профессор, советник правительства.

Риддинг посмотрел на Дьёрдя, выпучив глаза.

– Ты веришь в это?

– Кто его знает? Но все же давайте на всякий случай поскорее отправим этому человеку информацию обо мне.

* * *

Ответ пришел в течение двадцати четырех часов. Этот юный беженец оказался именно тем кандидатом, которого они искали. Все остальное было чистой формальностью.

Через восемь дней Джордж Келлер, приехав на автобусе в Мюнхен, сел там на самолет, а спустя двадцать шесть часов приземлился в аэропорту Ньюарка, США. В течение длительного путешествия он совсем не устал. Все это время он занимался тем, что запоминал слова и выражения из своего нового ценнейшего приобретения – книги под названием «Как существенно пополнить словарный запас за тридцать дней».

На таможне в аэропорту его почти не проверяли. И немудрено. С собой у Джорджа было всего две книжки, три газеты и несколько комплектов чистого нижнего белья, которые ему дали в Красном Кресте. И когда он, пройдя паспортный контроль, неуверенно вышел в зал прибытия, к нему навстречу шагнул какой-то бледный, нескладный, коротко стриженный человек и схватил за руку.

– Джордж Келлер?

Тот кивнул, хотя еще не совсем привык к своему новому имени.

– Я профессор Бжезинский. Добро пожаловать в Америку. Мы договорились, что сегодня вы переночуете в Гарвардском клубе в Нью-Йорке.