Текст книги "Могила на взморье (ЛП)"

Автор книги: Эрик Берг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 20 страниц)

Глава 24

Четыре месяца назад

Для Сабины было чем-то нереальным, вот так внезапно и неожиданно стоять напротив сестры. Лея выглядела так же, как и раньше. Конечно, двадцать три года не прошли без следа, но ее стиль не изменился, а в красивом лице многое осталось от той восемнадцатилетней девушки, которую Сабина с тех пор больше не видела. На губах Леи была все та же ироничная улыбка, признак острого языка, которую Сабина ненавидела и иногда, даже побаивалась. У нее были черные, распущенные волосы. Гладкие и блестящие, они падали на элегантную блузку. Для прогулки по лугам Пёля, сестра была одета слишком нарядно.

Поначалу у Сабины было желание пнуть Лею по ноге. Во-первых, чтобы убедиться, что она действительно была здесь, и Сабине ничего не померещилось в этом духовном месте. Во-вторых, чтобы отомстить ей за тысячи издевок в детстве.

– Что ты здесь делаешь?

Это были первые слова, с которыми она обратилась к Лее.

– Вот это я называю сердечное приветствие. Ты не очень-то рада меня видеть.

– Мне кажется, твои последние слова были: «Оставь меня в покое».

– А твои: «Да ради Бога».

Лея улыбнулась и не успела Сабина оглянуться, как младшая сестра обняла ее, хотя бы только по тому, что того требовал протокол их встречи. Сначала она напряглась и нерешительно ответила на объятие.

– Я же не из стекла,– сказала Лея, заметив нерешительность старшей сестры.

– Да, с каких пор?

Сабина просто не могла вести себя по-другому. Как часто она перебирала в голове ссоры с Леей, бесчисленное количество раз мысленно повторяла их словесные перепалки. Поэтому теперь ей было невероятно тяжело переключиться и стать дружелюбной, хотя бы для видимости.

– Эта встреча ведь не случайна, – сказала Сабина.

– Нет, мне позвонили.

– Кто из твоих друзей?

– Никто.

– Окей, значит, не хочешь говорить. Ты приехала, чтобы повидаться со мной или дело в нашем участке, которому угрожает опасность?

Лея улыбнулась.

– Да.

Она подмигнула Сабине, которая, в ответ, закатила глаза.

– Ладно, так и быть, – сказала Лея. – Я обещала ничего не говорить, но... Мне позвонил какой-то растерянный человек, ухаживающий за престарелыми, некий Торбен. Он приложил немало усилий, чтобы раздобыть мой номер телефона, звонил даже бывшему мужу в Аргентине…

Сабина сердито прервала ее:

– Торбен Шляйхер попросил тебя приехать?

Она же потребовала от него не вмешиваться в это дело, а он...

– Когда это было?

– Сегодня утром. Видимо, старик Моргенрот настоял на том, чтобы он нашел меня. Торбен рассказал по телефону какую-то запутанную историю, что-то о Юлиане и странном расследовании и что ты здесь, и так далее, и тому подобное... Его звонок показался мне знаком судьбы. Я была в это время в Нормандии и сразу же поехала в Париж. Оттуда до Берлина рукой подать, если сравнивать с большими, далекими странами. Не долго думая, я прилетела, арендовала машину, и вот я здесь. Да и так уже пришло время встретиться, ты так не думаешь?

Лея смотрела на Сабину долгим, непривычно сентиментальным взглядом. Видимо, она и вправду всерьез говорила о разговоре и примирении. Многие люди жалеют только в конце жизни или, например, перед операцией на открытом сердце, что не протянули руку своим братьям или сестрам.

– Ты случайно не смертельно больна? – спросила она Лею напрямик.

– В твоем вопросе проскальзывает надежда или простое любопытство?

– Я хочу быть честной. Мне бы больше хотелось, чтобы вместо тебя здесь появился дикий индийский тигр.

Лея рассмеялась.

– Знаешь, а ты совсем не изменилась.

«Зато ты изменилась», – подумала Сабина. Отчего вдруг в ее голове всплыли и другие воспоминания, не те, что обычно? Поездки обеих сестер на рыболовецком судне отца, приготовление пищи вместе с матерью, игры с кошкой. Когда Лее было восемь лет, Сабина помогала ей делать домашние задания. Странно, она уже целую вечность не вспоминала об этом.

Все эти картинки в голове были для Сабины совсем не кстати. Вот уже тридцать лет у нее было постоянное мнение о Лее, незыблемое, словно залитое в бетон. Как известно, для людей нет ничего труднее и неприятнее, чем пересматривать свое мнение.

Но об этом не могло быть и речи. Одна ласточка весны не делает, а в протянутой руке нередко находился кинжал. Сабина все еще была настроена скептически.

– Скажи, а что ты делаешь, ползая на коленях? Садишь редиску? – спросила Лея.

Сабина криво улыбнулась.

– Я ищу трюфели.

– Как это я сама не догадалась! Серьезно, давай, выкладывай. То, чем ты тут занимаешься, ненормально даже для тебя.

– А чем я таким занимаюсь?

Лея вздохнула.

– Ты все мне усложняешь, знаешь?

– Разве я когда-либо выражала такое намерение?

– Ладно, тогда я оставлю тебя в покое, – грустно сказала Лея. – Было приятно увидеться с тобой. До встречи через двадцать три года.

Она развернулась, чтобы уйти.

Сабина вдруг рассердилась на саму себя. Может, если бы она дружелюбно повела себя с Леей, то тоже рассердилась бы на себя. Может, она просто попалась на уловку, когда пошла за Леей, как делают родители, когда делают вид, что оставляют детей одних, чтобы заставить их идти дальше. Однако упираться дальше тоже было как-то по-детски.

– Подожди, – крикнула она. – Я пойду с тобой.

Они медленно пошли рядом в сторону Кальтенхузена. Пёльские луга и поля снова погрузились в туман, подчеркивающий загадочную и одновременно ностальгическую атмосферу встречи.

– Я остановилась у Майка, – рассказала Лея. – Жаклин провела большую экскурсию по их замку, прежде чем я, наконец-то, смогла отвязаться от нее. Харри сказал, что, скорее всего, я найду тебя в руинах. Он выглядит каким-то странным, тебе не кажется? Как бы то ни было, от него я узнала, что наш «дворец» в опасности, и что ты вместе с ним пытаешься спасти его. Я нахожусь под большим впечатлением и предлагаю вам свою поддержку. Общими усилиями нам удастся остановить бесчинство старого Бальтуса, а заодно и сблизиться. Скажи теперь ты хоть что-нибудь.

– Не получается, потому что ты все время говоришь.

– Дурацкая привычка. Во время работы я часто молчу целыми днями, видимо, должна теперь как-то это компенсировать. Просто скажи, если тебе надоест моя болтовня.

Лея была совсем не такой, какой представляла ее себе Сабина. Внешне она была похожа на то изображение младшей сестры, которое было в памяти, но вот характер совершенно не соответствовал ее представлениям. По мнению Сабины, Лея должна была быть высокомерной. По крайней мере, раньше она была склонна к этому, а успех в профессии и все еще хорошие внешние данные должны были только усилить эту склонность. Но, как оказалось, Лея была общительной, дружелюбной, миролюбивой и, даже немного самокритичной. Когда она взяла Сабину под руку, этот жест словно на машине времени перенес ее в прошлое. Последний раз Лея делала это примерно двадцать пять лет назад, когда Сабина регулярно брала ее с собой к бухте. Там они с берега махали отцу и смотрели, как его лодка скользила в открытое море.

«Если бы мама и папа могли нас сейчас видеть», – думала Сабина, – «они бы безумно обрадовались». Одна эта мысль уже примирила ее с родителями, по крайней мере, на этом этапе. Путь к примирению с сестрой был, однако, более далеким и каменистым.

Когда Лея спросила, что за расследование ведется по поводу Юлиана, Сабина заняла выжидательную позицию. Не потому, что подозревала, что Лея могла иметь отношение к его исчезновению. Тогда у ее сестры были куда более важные заботы, чем Юлиан. Она была шокирована и опечалена смертью родителей, а незадолго до этого познакомилась с Карлосом. К моменту своего исчезновения, Юлиан уже давно перестал играть какую-либо роль в жизни Леи. Сабина не хотела посвящать младшую сестру, потому что не была уверена, что та будет держать язык за зубами.

Было очевидно, что Лея нуждалась в общении и скоро встретится с прежними друзьями, то есть теми людьми, среди которых, по мнению Сабины, мог находиться преступник. Если, конечно, вообще был преступник. Это была вторая причина, почему она не хотела делиться информацией с Леей. Сабина не хотела в очередной раз выглядеть проигравшей, полицейским с паранойей, которая из-за травмы и насильного переведения на новое место работы, страдала комплексом неполноценности и поэтому ей везде мерещились преступления. Ей было неважно, что о ней думал Мирослав Амманн. Но мнение Леи, оно не должно было быть неважным, оно всегда было важным для нее.

Сабина по-прежнему могла ошибаться. До сих пор она хоть и сосредоточенно вела расследование, но это все было как-то играючи, потому что не было психологического давления, направленного на достижение успеха. Теперь, когда Лея была в игре, все изменилось. В одно мгновение, на расследование Сабины тяжелым грузом легли десятилетия их вражды и тени прошлого.

– Будет лучше, если ты сделаешь то, о чем тебя попросил Торбен Шляйхер, – ушла Сабина от ответа про Юлиана. – Поезжай к старому господину Моргенроту.

– Все это так таинственно.

– Да, подходящее слово.

Лея, вздохнув, посмотрела на часы.

– Скоро пять. Думаю, сегодня уже поздно для визитов, поеду завтра. Ну, так, что? Пойдем на чердак, найдем договор купли-продажи на участок с руинами, поставим на место старика Бальтуса, а заодно переосмыслим прошлое?

– Ты понимаешь, что это трудная сделка? То, что мы найдем там наверху, вовсе не шутки.

– Да ладно, мы не будем перегрызать друг другу глотки. А если что, с твоими лапами у тебя явное преимущество.

Лея подмигнула ей, чтобы подчеркнуть, что это была шутка. Остаток пути Сабина рассказывала ей, как повредила колено, а Лея историю своего брака с Карлосом и пережитого выкидыша.

– Я тогда была на пятом месяце... Я... У меня тогда был заказ – райские места и пещеры южной части Тихого океана, пляжи, люди, оставившие успешный бизнес, отказавшиеся от стремления к материальным благам, освободившиеся от всех обязательств, вулканы. Я спонтанно приняла его и облетела весь Тихий океан вдоль и поперек. Карлос с самого начала был против. Нельзя так много летать во время беременности, и я знала, на какой риск иду. Это случилось на Самоа, а затем последовал диагноз, что я больше никогда не смогу иметь детей. С той поры мой брак дал трещину. Подводя итог можно сказать – я все испортила сама, причем основательно.

Лея вздохнула и посмотрела на Сабину.

– Уже не в первый раз в жизни.

Впервые у Сабины зародилась мысль о том, что их сближение возможно и, даже близко. Сближение, начало которому положили печальные и трагические события в их жизнях, их слабости и ошибки.

Глава 25

Сентябрь 2013

Даже бессонной ночью, после обнаружения могилы, у меня из головы не выходил один вопрос: кому я еще могла доверять? Пьеру, который, видимо, не хотел, чтобы я оставалась на острове, и поэтому предлагал переехать ко мне в Аргентину? Майку, который устроил выставку по всей земле Мекленбург – Передняя Померания, чтобы удержать меня здесь? Маргрете, чье объяснение того, почему Сабина была здесь в мае, не соответствовало правде? Тем или иным образом, они все вызывали у меня подозрения, которые могли быть оправданными, а, может, и нет. Повсюду подстерегали ложь и полуправда, особенно большая неуверенность у меня была по поводу Пьера. В одно мгновение я поставила под вопрос его чувства и ухаживания.

Предположительно я вернулась к той же точке, где была четыре месяца назад. Или, скорее, я находилась в той точке, где была Сабина четыре месяца назад. Очевидно, что она позвала меня на Пёль из-за расследования исчезновения Юлиана, более того, как теперь выяснилось, убийства Юлиана. Было ли это расследование как-то связано с аварией? Если верить предупреждению Эдит, то да.

Во всем Кальтенхузене эта пожилая дама была единственным человеком, о котором я с уверенностью могла сказать, что она не обманывала и не желала мне ничего плохого. Не вдаваясь в детали, она сразу же после моего приезда посоветовала мне немедленно уехать назад и упомянула о втором шансе для меня.

В пять тридцать утра я решила, что должна обязательно еще раз поговорить с ней с глазу на глаз. Еще было слишком рано для визитов, но я просто не выдержала лежать в постели. Быстро одевшись, я на цыпочках, чтобы не разбудить Пьера, прокралась на улицу, где уже появилась утренняя заря.

Дом Петерсенов стоял буквально в двух шагах, с левой стороны. А находящиеся справа, окутанные туманом луга, шум моря вдали и крики чаек манили меня совершить прогулку. Но другой зов был куда сильнее. В действительности, из постели меня вытащили ни стремление получить ответы на свои вопросы, ни надежда, что в голове прояснится, если я окунусь в простую, зеленую красоту Пёльской природы.

Оба этих желания были сильны, но тем утром сильнее всего ощущалось нечто другое – меланхолия. Я прямо-таки испытывала желание окунуться в нее, накрыться грустью и воспоминаниями. Для меня Юлиан умер не двадцать три года, а прошлой ночью. А всю жизнь бойкотируемая мною сестра вдруг стала героем.

С тех пор как я несколько недель назад приехала на Пёль, я намеренно избегала одно место, постоянно придумывая отговорки, такие, как подготовка к вернисажу. Теперь же меня изо всех сил тянуло туда, где я могла почтить память Сабины и Юлиана, где хранились все личные вещи семьи Малер: на чердаке моего родительского дома. Я забралась туда через отверстие в потолке верхнего этажа, которое открыла с помощью багора¹⁶, после чего опустила вниз лестницу, ведущую на чердак.

Несмотря на ранний час, воздух наверху был теплым, а свет тусклым. Открыв люк на потолке, я попыталась избавиться от обеих неудобств, но, к сожалению, не особо удачно. При каждом шаге в воздух поднималась пыль, которой мне невольно пришлось дышать. «Пока тут есть воздух, можно и потерпеть», – сказала я себе и вскоре перестала думать об этом.

Беспорядок на чердаке продолжился и внутри коробок. Шляпы моего отца лежали вместе с кухонными приборами «Комбината Шварценберг», диванные подушки и тряпки со стаканами, а кастрюли среди маминой одежды. Тогда все это упаковывала Сабина, потому что я уже уехала с Карлосом в Аргентину. Судя по хаотичному подбору предметов, моя сестра неохотно брала в руки все, что напоминало о наших умерших родителях. Так же чувствовалась ее спешка, как можно скорее покинуть Кальтенхузен. Вещи из моей комнаты, которые я за несколько недель до этого упаковала и отнесла на чердак, были также бездумно брошены в ящики. Мне то и дело попадались фотографии, чаще всего мои, а также фото родителей и моей кошки по имени Тигр. По количеству фотографий Сабина занимала последнее место.

Одна из немногих ее фотографий привлекла мое внимание. Я рассматривала ее несколько минут. На ней молоденькая Сабина лежала на животе на пляже, на лежаке, под голубым зонтиком. Возможно, это было в Венгрии, а, может, и в Болгарии. Одна рука была вытянута и сжата в кулак и хотя ей было всего тринадцать лет, ее импозантный вид напоминал эффектную гальюнную фигуру¹⁷.

Совершенно неожиданно я вспомнила то мгновение, с которого, как я теперь поняла, и началась десятилетняя война, длящаяся более тридцати лет вражда между сестрами. Мне тогда было восемь лет, и я вдруг больше не могла выносить того, что у меня такая сильная сестра, которая даже мальчишкам могла дать отпор и отказывалась баловать милую, маленькую Лею, как это делали остальные. Она единственная из нас заполучила шезлонг, в то время как мы лежали на полотенцах на песке, и я решила отвоевать его себе. Я дулась и сердилась, плакала, закатывала истерики и, в конце концов, родители приказали Сабине отдать шезлонг мне. Я взобралась на него как маленький цезарь.

Момент прошел, но его влияние осталось. С тех пор мы быстро разошлись в разные стороны, уносимые совершенно разными эмоциональными течениями. В Сабине развилась наглость, во мне сарказм в общении с ней. Но в целом, меня восхищали в сестре ее телесная и душевная сила и то, что она везде и всюду добивалась уважения, даже от меня. Тем не менее, я делала все, чтобы подавить его, это удавалось мне только тогда, когда я особенно нагло вела себя с ней. В этом и заключалось ужасное противоречие – моя ревность, вызванная восхищением сестрой, его (восхищение) же и разрушало.

Даже находясь за океаном и по прошествии двух десятилетий, я носила в себе это бессмысленное, возникшее из-за каприза, чувство соперничества.

Какое доброе сердце скрывалось под грубой оболочкой Сабины, мне продемонстрировало другое фото. На нем у нее на коленях сидела моя кошка. В то время как я, не раздумывая, будила и прогоняла лежащего на мне Тигра, Сабина не решалась сделать это, даже если у нее готов был лопнуть мочевой пузырь.

Осознание всего этого причиняло боль, прежде всего потому, что мое позднее раскаяние больше никому не было нужно, кроме меня самой, что еще больше усиливало боль.

Собираясь отложить фотографии в сторону, я вдруг заметила на пыльном полу отпечаток обуви, который никак не мог быть моим. Это был след от грубого ботинка или сапога минимум сорок четвертого размера. Я провела по нему указательным пальцем, он оставлял очень тонкий след. Возможно, этот отпечаток был оставлен здесь примерно четыре месяца назад.

Глава 26

Четыре месяца назад

Следы, которые оставляли на пыльном полу чердака ботинки Сабины, доставляли ей моральное неудобство. Этот размер обуви был у нее с двадцати лет, но редко когда собственные ноги были ей до такой степени неприятными. Должно быть, дело было в присутствии Леи. Даже по прошествии стольких лет, добившись успеха в профессии, зарядившись уверенностью в себе, успешно пережив поражения и победив комплексы, достаточно было того, что Лея шла сзади нее. Сабина сразу же начала стыдиться своего слишком большого размера ноги.

– Ты займешься этим рядом, а я этим, – приказала она, чтобы скрыть неуверенность.

– Есть! – отдала честь Лея и открыла первую картонную коробку. – Полное попадание. Одни папки и бумаги. Я в восторге, – вздохнула она, но не стала медлить с поиском почти восьмидесятилетнего договора на участок с руинами.

Некоторое время они молчали. Сабина обнаружила множество фотографий и хотела быстро отложить их в сторону. Но это заметила Лея, после чего вскочила и подбежала к ней.

– Покажи-ка, что на этих фотографиях?

– Лея, мы здесь, чтобы просматривать документы, а не фотографии.

– Ох, можно же совместить приятное с полезным...

– Приятное, ну да. Все равно почти на всех фотографиях изображена только ты одна.

Лея поставила руки в боки.

– Что ты этим хочешь сказать? – сказала она, смеясь. – Я же не виновата. Ты всегда терпеть не могла фотографироваться. Говорила, что ты не фотогеничная, что у тебя слишком большой нос, чугунные скулы и руки, как у Кинг-Конга.

Сабина горько улыбнулась.

– Золотце, это не я о себе говорила, а ты обо мне.

– О, точно?

– Да.

– О-ох.

– Ну, не так уж это и ужасно, что ты должна два раза говорить «Ох». Это все было так давно... Бритни Спирс даже не умела говорить, не то, что петь, а Леди Ди еще была замужем за принцем Чарльзом. Короче говоря, это происходило где-то в средние века.

– Тем не менее, мне очень жаль.

– Не страшно. Просто ищи дальше.

Лея вернулась к своим коробкам, но выглядела при этом немного подавленной.

– Видимо, я была настоящим чудовищем, да? – спросила она несколько минут спустя.

Сабина медлила с ответом, но, в конце концов, вздохнула и сказала:

– Что я могу сказать? Да, ты была такой. Но у меня было столько же возможностей, сколько и у тебя, чтобы прервать этот замкнутый круг и сделать шаг тебе навстречу. Я этого так и не сделала. Так что, чего уж там?

Они снова замолчали. Роясь в коробках, Сабина искала подходящие слова, чтобы навести мосты к Лее. Но в том, что касалось сестры, она была плохим строителем мостов. Ей просто ничего не приходило в голову.

А вот Лея наоборот. В воцарившейся тишине она сказала:

– Я ревновала тебя.

Сабина была в недоумении.

– Ты меня? Ревновала? Это что, шутка?

– Нет, я же говорю тебе. Я знаю, звучит странно, потому что раньше я получала все, что хотела и... Но вспомни же, Сабина. Как все было, когда я должна была идти учиться игре на рояле? Мама всегда настаивала, чтобы ты сопровождала меня. И это при том, что я уже была достаточно взрослой, чтобы после школы одной пройти двести метров. Папа тоже никогда не брал меня с собой на лодке в море, если тебя не было с нами. Он говорил, что у него нет времени следить за мной. Я бы могла назвать тебе сотни подобных примеров. Я даже не могла построить песочный замок без того, чтобы они не посылали тебя приглядывать за мной.

Сабина пожала плечами.

– Но ведь это нормально. Я же была старше.

– Да речь не об этом. Мама и папа знали, как мы друг к другу относимся и, тем не менее, были на сто процентов уверены, что в случае чего ты бы меня защитила. Более того, они знали, что ты бы смогла меня защитить. Что ты сохранишь хладнокровие, не важно, что произойдет. Меня они считали обворожительной, красивой, но одновременно слабой и ранимой. Когда мама и папа умерли, я через некоторое время бросилась на шею первому попавшемуся мужчине. Карлос... Он... Он бил меня еще в начале нашего брака. Я до сих пор никому об этом не рассказывала. У него были... сексуальные предпочтения, которые я не разделяла. И я все равно терпела. И при этом желала чтобы... ты... ты пришла и вытащила меня оттуда.

Сабина с открытым ртом слушала исповедь Леи. Особенно последняя фраза тронула или, даже скорее, потрясла ее настолько, что она не знала, как реагировать. Поблагодарить Лею за ее открытость, в свою очередь подобрать слова восхищения, навести справки о Карлосе? Она была до такой степени сбита с толку, что автоматически продолжила рыться в коробке, и обнаружила разыскиваемый документ еще до того, как успела сформулировать ответ.

– Не может быть! – крикнула она. Это действительно был договор купли-продажи, датируемый тридцатыми годами. – Мне кажется, я еще никогда не чувствовала себя так хорошо.

Она встала и после стольких лет обняла Лею в первый и одновременно последний раз в своей жизни.