Текст книги "Мальтийский жезл"

Автор книги: Еремей Парнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

Чинно пригнув головы, вступали высшие сановники империи в густую тень портала. Все скамьи, кроме передних, обозначенных красным шнуром, были заполнены нарядными дамами и кавалерами. Рудольф поднялся на королевское место, престарелый архиепископ поправил усыпанную жемчугом митру, и служба началась.

Над кружевом прилепившихся к исполинским колоннам витых лестниц, над крылатыми ангелами, над гербами усопших и вензелями решеток заплескали ритмичные волны органа. Трепетали сердца, наполняясь грустью надежды и всепрощения, созвучно протяжным каденциям мерцали лампады в капеллах. Ароматы курений пощипывали ноздри, и благодарные слезы щекотали глаза.

В удручающем одиночестве – он никогда не был женат и не имел потомства – возвышался апостолический кайзер над людьми и мраморными изваяниями королевской гробницы.

Непонятная тоска притягивала Рудольфа к тяжелой бронзе склепов, вмурованных в стены и пол. А ведь приближалась полоса сплошных празднеств, и так хотелось думать о благостном, светлом…

Орденским братствам францисканцев, доминиканцев и премонстрантов были переданы богатые пожертвования, окончательно опустошившие казну. Настоятель собора святого Вита получил из рук императорского духовника драгоценную раку, на которую пошло сорок марок золота и двести тридцать восемь каратов бриллиантов. Для раздачи милостыни был приготовлен бочонок серебряных грошей. Но пылали над Золотыми вратами храма адские котлы, и трубы сзывали мертвых на Страшный суд.

Придворного лекаря заключили под стражу сразу по окончании мессы, едва он вышел за церковный порог.

На другой день во время церемонии утреннего туалета император и звездочет обменялись мыслями, созревшими за ночь. Звучная испанская речь надежно оградила их от любопытства лакеев.

– Но вы уверены, что это именно то средство? – был первый вопрос Рудольфа.

– Вне всяких сомнений, ваше величество. Я знаю толк в подобных делах. Оно дарует сон, внешне ничем не отличимый от смерти. Он может длиться как угодно долго, в зависимости от концентрации снадобья, но не более двадцати четырех лет.

– Опять это странное число!

– Ничего нет странного, государь. Два и четыре в сумме составляют шесть, а три шестерки – число Зверя Апокалипсиса, знак тамплиерского Бафомета [96]96
  …число Зверя Апокалипсиса, знак тамплиерского Бафомета… – сАпокалипсис, или Окровение Иоанна Богослова» – одна из книг Нового Завета, первое из известных нам произведений христианской литературы первого века. Основная часть Апокалипсиса состоит из описания серии фантастических видений автора, связанных с концом света, в их число входит и апокалипсический зверь, семь голов которого являются символическим обозначением семи римских императоров, а «звериное число» 666 расшифровывается как цифровое обозначение имени «Нерон кесарь». Бафомет – слово восточного происхождения, искаженное Магомет. В средние века обозначало демона или идола. В основном употребляется для обозначения чудовищного идола, в поклонении которому обвинялись тамплиеры. Некоторые ученые связывают Бафомета с гностическими сектами и кабалистами.


[Закрыть].

– И что же потом будет с этим, с уснувшим? – спросил приятно взволнованный Рудольф, отбрасывая один кружевной воротник за другим, пока не остановился на фламандском гофрированном, широким диском охватывающем шею. Маленькая, тщательно напомаженная голова покоилась на нем, словно на блюде Иродиады [97]97
  …голова покоилась на нем, словно на блюде Иродиады… – Иродиада – жена правителя Галилеи Ирода Антипы. По преданию, после казни Иоанна Крестителя его голова была передана на блюде Иродиаде ее дочерью Саломеей. В средневековой иконографии были широко распространены изображения Иоанна Крестителя с блюдом в руках, на котором лежит его голова.


[Закрыть].

«Дурное предзнаменование в канун Natividad de San Yuan [98]98
  Рождество святого Иоанна (исп.).


[Закрыть]», – подумал Бонавентура.

– Я бы посоветовал надеть валансьенское кружево, ваше величество. Оно выгодно оттеняет ожерелье.

– Я спрашивал совсем про другое! – Прикинув перед зеркалом, Рудольф послушно переменил воротник.

– Простите, государь, но у меня нет исчерпывающего ответа. Те, кто направо и налево болтают о «Золотом напитке», ничего не знают о нем, а испробовавшие молчат. Так всегда бывает с. алхимическими секретами. Однако все сходятся на едином: для спящего годы укладываются в мгновения. Проспав десятилетия, он восстает, словно уснул вчера. И так может повторяться множество раз. Это ли не истинное бессмертие, единственно возможное для человека?.. О вечной жизни на небе я, понятно, не говорю.

– И вам известны примеры?

– О, сколько угодно! Христиан Розенкрейц, например. В общей сложности он прожил сто тридцать лет.

– Отчего же так мало? – поморщился Рудольф, критически оглядывая завитую щипцами бородку.

– Как можно знать, государь? Возможно, не успел повторить или пресытился долголетием.

– Разве такое возможно?

– Все надоедает в конечном итоге.

– И вы можете рекомендовать мне испробовать эликсир на себе?

– Сейчас? Когда вы в расцвете сил?! – в притворном ужасе Бонавентура закрылся ладонью. – Ни в коем случае!.. МоЖет быть, через несколько лет, если… – он намеренно не договорил.

– Но в таком случае я должен быть уверен, что не произойдет роковой ошибки, – император всё схватывал на лету. – Нужны какие-то гарантии, дон Бонавентура.

– Прикажите поставить опыт, ваше величество, – предложил астролог. – Ну, скажем, на приговоренном к длительному заключению преступнике или на заведомой ведьме, которую все равно ожидает костер. Мы бы могли в течение нескольких лет понаблюдать за действием эликсира.

– Это мысль! – Рудольф довольно потер руки. – Клянусь святым Яго, это мысль… Но зачем же обязательно на преступнике? Не лучше ли позволить Макропулосу искупить вину? По крайней мере, он сможет потом квалифицированно рассказать о своих ощущениях.

– Не тронь старикашку! – непрошенно выкатился откуда-то из-под стола вездесущий уродец. – Он тебе еще пригодится. Думаешь, если удалось разок провести безносую, так и сам черт не брат? Как бы не так, королек! – Крендель издал неприличный звук и вдруг запричитал, как юродивый на ярмарке в Севилье: – Sarna

fuera, los males afuera, los buenos adentro, la boron a у el pan a Espana, la tina a Francea [99]99
  Чесотка прочь, хворость долой, здоровье вовнутрь, просо и хлеб в Испанию, парша во Францию (исп.).


[Закрыть].

– Пошел прочь, дурак! – осерчал император. – Не вертись под ногами.

– Нет, куманек, еще неизвестно, кто из нас двоих настоящий дурак, – смело возразил дон Росконес, блюдя священное право шутов. Во всем габсбургском рейхе он один смел бросить в лицо императору слово правды. – Ты жестоко ошибаешься, полагая, что хвори проходят сами собой. Прежде чем куснуть исцелившую руку, вспомни, кто вытащил тебя из могилы, дурак!

То ли случайно, то ли вследствие какого-то наития Крендель вместо испанского loco употребил хлестнувшее бичом тевтонское Narr.

– Убрать неблагодарную тварь! – взревел Рудольф, которому кровь прилила к голове.

Но подвижный уродец успел юркнуть за свисавшую до пола парчовую скатерть.

– Ку-ку! – передразнил он напоследок, показав длинный нос.

– Действительно, ваше величество, Макропулоса лучше оставить в покое, – Бонавентура всесторонне оценил ситуацию. Устами Кренделя вещала сама судьба. Как только в лекаре вновь возникнет нужда, Рудольф раскается и выместит бессильный гнев на незадачливом советчике.

– Оставить в покое? Государственного преступника?

– Он, бесспорно, виноват, но так ли уж велико его преступление? – подпустил малую толику сомнения звездный оракул.

– Он обманул доверие своего государя, – проворчал, остывая, Рудольф. – И понесет кару.

– Наказание наказанию рознь. Оно не должно причинять никаких неудобств властелину.

Бонавентура танцующей походкой взад-вперед пронесся по королевской уборной, многократно отражаясь в затейливо обрамленных зеркалах.

– У Макропулоса есть редкостной красоты дочь…

– Как же, как же! Из нее вырастет настоящая пожирательница сердец! – оживился Рудольф.

– Так не послать ли этот нераспустившийся еще розан в подарок внукам? – воскликнул всевластный куртизан и хлопнул в ладоши, словно совершил удачную сделку.

– Вы хотите…

– Это самое, государь! Кровно заинтересованный Макропулос получит право безотрывно следить за последствиями своего непродуманного поступка. Уверен, что под его неусыпным бдением с девочкой ничего не случится. Я уж не говорю о том, что это свяжет лекаря почище тюремных оков. Можно будет не волноваться за течение опыта и результаты.

– Вы настоящий дьявол, Бонавентура!

На сем кончаются летописные строки и вступает в свои права легенда, порожденная стоустой молвой. Согласно наиболее распространенному варианту, Елена Макропулос дожила почти до наших дней. Порхая из эпохи в эпоху, меняя возлюбленных и имена (лишь инициалы Е. М. оставались всегда неизменны), она обновлялась под действием снадобья, как саламандра в огне. Но пришел день, когда, устав от мелькания карусели, где если что и менялось, так только фасоны платьев и прически кавалеров, оседлавших размалеванных зверей, она тихо уснула в каком-то богемском замке. Завещанный наследникам глиняный сосуд так и остался невостребованным. Никто не пожелал воспользоваться дьявольским средством…

Прелестная выдумка!

В действительности же бедная девушка, восстав от могильного сна, утратила всякую способность к передвижению. Ее суставы ослабли, а сухожилия атрофировались. В считанные месяцы она постарела на те самые двадцать лет, которые провела в бездыханном оцепенении.

Рудольфу не пришлось стать свидетелем ее кошмарного пробуждения. Вскоре после объявленной охоты и августейших именин, сопровождавшихся разорительными алхимическими безумствами, его вынудили окончательно отказаться от управления. Остался всего только титул – в сущности, пустой звук – и внешние знаки почета. Богемия, как и прочие государства империи, отошла к Матвею.

Не прожив и нескольких месяцев после унизительного отречения, император Рудольф Второй умер в 1612 году, оставив после себя уникальное собрание картин, коллекцию астрологических инструментов и мюнц-кабинет, в котором главное место занимали медали, изготовленные якобы из алхимического золота.

Глава шестнадцатая
МАНДРАГОРА

Люсин смог увидеться с Целиковым лишь за четверть часа до совещания у начальства. О результатах волжанской эпопеи он в общих чертах уже знал, но интересовали, конечно, подробности.

– Похож, – развел руками Целиков, присаживаясь по обыкновению на угол стола. – И в этом все дело. Надо же так! Притом, обрати внимание, похож не столько на самого Солитова, сколько на эту его фотографию. Такое, знаешь, не часто встречается в нашей практике. В профиль – ничего общего. Выступающие надбровные дуги, смазанный подбородок и нос другой. А в фас на тебе, пожалуйста. Будь моя воля, я бы давал в разных ракурсах.

– Ишь чего захотел – воли!.. Однако быстро вы размотали.

– А что толку?

– Ну, для этого мужика, положим, толк есть. Кстати, что с ним?

– Обычная история: диабетическая кома. Вместо того чтобы сунуть ему в рот кусочек сахара, эти… – Целиков убедительно продемонстрировал, кого он имеет в виду. – Словом, затеяли спихобол с умирающим человеком. Если бы не железнодорожная больница, ниши пропало. Буквально с того света вытащили. Гуров уж на что тертый калач, но и его проняло. Он там чего-то пишет по своей прокурорской части. И правильно! Эта братия простонапросто не желает выполнять самые элементарные обязанности, за которые им, кстати, исправно платят денежки. Медики называются! Клятва Гиппократа, так их и растак.

– Наши, насколько я понял, тоже не с лучшей стороны себя выказали?

– И не говори! Семья с ног сбилась, названивают по всем инстанциям, а эти голубчики сидят себе и не чешутся. Между нами говоря, они решили, что мы прибыли именно по этому поводу. Надеюсь, ты меня не осудишь, но я не особенно старался развеять их не слишком приятные заблуждения. Пусть подумают на досуге.

– Кстати, как фамилия бедолаги? – спросил Люсин.

– Хапугин! Уж не по этой ли причине волжанский розыск, вместо того чтобы навести элементарные справки, запросил характеристику с места работы? Это было единственное, что они сделали!

– У него была записка, что он диабетик? Обычно они носят с собой на всякий случай. Некоторые, знаю, даже нашивку делают где-нибудь под сорочкой.

– Нет, ничего такого не было. Но сахар в кармане нашли. Очевидно, сильный был приступ! Врасплох захватил.

– Ему еще повезло, Хапугину твоему, это правда. Хоть на последнем этапе… Как-то с нашим Солитовым сладится…

– Ты тогда как в воду глядел, – вспомнил вдруг Целиков. – Первым делом насчет диабета поинтересовался. И верно ведь! Хоть та же почечная колика ничем не лучше, но человек остается в сознании. За психического его, по крайней мере, не посчитают.

– Болеть страшно. Особенно одинокому человеку. Георгий Мартынович, помимо всего, страдал еще и холециститом. В остром приступе он дает иногда картину, сходную с предынфарктным состоянием. И даже провоцирует инфаркт, когда по неведению больного начинают пичкать сосудорасширяющими… Короче говоря, урок Волжанска должен пойти нам впрок.

…В кабинет Кривцова они вошли минута в минуту, когда остальные уже сидели за приставным столом. Все, как это теперь повелось, были в форме. Даже Борис Платонович Гуров надел по такому случаю свой прокурорский пиджак со звездочками на петлицах.

Полковник выразительно посмотрел на электронный циферблат над дверью, но ничего не сказал. Подождав, пока вновь прибывшие расселись, он с каменным лицом выдержал долгую паузу, затем, слегка прочистив горло, тихо спросил:

– Больше никого не ждем?

– Все на месте, – кратко ответил Люсин, хотя он и надеялся на то, что догадаются пригласить кого-нибудь из УБХСС. Очевидно, нужно поспевать самому. Во всяком случае, непосредственно подчиненный ему старлей Жуков никак не отреагировал на брошенное вскользь пожелание.

– Тогда доложите коротенько, в каком состоянии дело.

Владимир Константинович возвысился над столом, одернул китель и действительно очень кратко, потому что присутствующие были в основном в курсе дел, обрисовал положение.

– Конца, выходит, по-прежнему не видать, – не без подтекста попенял Кривцов, поигрывая остро отточенным карандашиком. – А время, между прочим, летит…

– Отработка сигнала из Волжанска проведена в рекордно короткий срок, – с напускным безразличием отметил Люсин. – И никак не в ущерб основной работе.

– Основной! – не повышая голоса, выделил интонацией полковник. – Где она, эта основная? До вчерашнего утра, полагаю, все у вас заклинилось на этом Волжанске.

Да и кто бы был лучше, когда поступает такой сигнал… Значит, какие у нас имеются версии?

– Версии прежние, – убежденно ответил Владимир Константинович, опускаясь на стул. – Ограбление, несчастный случай и, наконец, только что обозначившаяся фигура книжного спекулянта. Вполне возможен и некий смешанный вариант, потому что все три возможности причинно взаимосвязаны: звонок насчет редкого издания, посещение сберкассы, последующее ограбление или же несчастный случай где-то в дороге. Я уже не говорю о том, что преступник мог проследить Солитова вплоть до самой Москвы.

– Нужно подключить УБХСС, – рассудил Кривцов. – Этот книжный червяк вполне мог оказаться подсадной уткой… Какие меры приняты?

– С УБХСС свяжемся. Что же касается мер, то в данный момент ведется проверка постоянных и временных жителей, начато прочесывание местности. Вообще-то район считается довольно благополучным. Однако недавно там возник известный очаг нестабильности, который серьезно затрудняет проверку. Как назло, в одиннадцати километрах от солитовской дачи выделили территорию для садово-огородного товарищества «Столичный композитор». Застройка у них сейчас в самом разгаре, так что пришлого люда более чем достаточно.

– Списки членов затребовали?

– Уже в работе, – Люсин перелистал блокнот. – Композиторов, как вы понимаете, там кот наплакал, процентов сорок. Какую-то часть забрали себе работники просвещения, автобаза, чаеразвесочная фабрика и спортклуб «Вымпел». О том, что бедным служителям гармонии пришлось оторвать от себя куски для лиц, наделенных могуществом, и всевозможных «доставал», опять же говорить не приходится. Без этого не обойдешься. Землеустройство всяческое, дороги, коммуникации – все это просто так, по щучьему велению, не делается. Садовые домики опять же, водоснабжение, транспорт. Короче говоря, всякого рода завы, замы, помы и директора представлены должным образом, в том числе ответственные работники службы общепита. Кроме пайщиков, в поле нашего зрения неизбежно попадаются и различные исполнители, производители работ. Как официальные, связанные договорами, так и левые. Шабашники, всевозможные жучки, халтурщики и откровенные проходимцы. От аферистов высокого полета до подзаборной пьяни, с которой расплачиваются не иначе как поллитровкой.

– Вы располагаете фактами или делитесь своими предположениями? – спросил Кривцов.

– Пока только предположениями, – Люсин упрямо нахмурился. – Но за фактами, уверяю, дело не станет. Я знаю, о чем говорю.

– Он прав, – поддержал Гуров. – Схема, можно сказать, типовая. Тут бы тоже не помешало заручиться помощью по линии УБХСС. На запах меда слетаются не только труженицы-пчелки, но и навозные мухи. Мне искренне жаль беззащитных, неопытных композиторов. Воображаю, сколько рвачей клубится на стройплощадке. В обстановке алчного ажиотажа многое может произойти. Самая питательная среда…

– Только не отвлекайтесь от цели.

– Ясно, товарищ полковник.

– Что нового по линии НТО, Люсин?

– Здесь у нас, к сожалению, слабое место, Юрий Леонидович.

– Совершенно новый объект, – пояснил Целиков.

– Это мандрагора-то? – не поверил Гуров. – Эка невидаль! Еще у Макиавелли [100]100
  Макиавелли, Никколо (1469—1527) – итальянский политический деятель, историк и писатель. Считал причиной бедствий Италии ее раздробленность, преодолеть которую способна лишь сильная власть. Ради упрочения государства считал возможным допускать любые средства. Основные произведения – «Государь», «Искусство войны», «История Флоренции», а также новеллы, поэмы и комедии.


[Закрыть]пьеса с таким названием имеется.

– Пьеса, возможно, и есть, – мягко согласился Крелин, – но аналитикам от этого не легче. Известно всего пять видов этого растения. Профессор Солитов работал с мандрагорой памирской, лишь недавно открытой на территории нашей страны. Биохимически она почти не изучена. Предварительные анализы позволили выделить смесь алкалоидов, в число которых входят сложные гетероциклические соединения. Говорить о каком-то галлюциногенном эффекте пока не приходится, хотя вопрос с повестки не снят.

– Ничего себе формулировочка! – усмехнулся Кривцов. – Обтекаемая. На все случаи жизни.

– Слишком мало вещества, – терпеливо объяснил криминалист. – Объект, как известно, подвергся длительной экстракции, и на нашу долю почти ничего не осталось. С трудом наскребли кое-какие крохи для хроматографии и масс-спектрометрии.

– Поехало! – бесцеремонно прервал Кривцов. – Спектрометрия! Главное сразу ясно стало… Не можете, значит, определить?

– Нет, – односложно ответил Крелин, замыкаясь в себе.

– Так и говорите. Ваше предположение, Люсин, таким образом, по-прежнему остается в подвешенном состоянии. Галлюциногены, самоотравление и прочая фармакология лабораторией пока не подтверждаются. А раз так, то нечего и в расчет брать. Немного не дотягивает до самостоятельной версии. Я правильно говорю?

– По идее, – неохотно признал Люсин.

– Наука, она что твой клещ: вопьется – не оторвешь. А нам время дорого. Мы не можем ждать, пока товарищ Крелин осчастливит открытием все прогрессивное человечество. В темпе действовать надо, в темпе! Заключение из поликлиники получили?

– Анамнез почти исключает возможность внезапного приступа с расстройством сознания, – Владимир Константинович сразу понял, что именно интересует начальство.

– Вот видите!

– Там сказано: почти, – осторожно возразил Люсин. – Да и сомнения насчет химии остаются, хотим мы этого или нет. Вероятности, как известно, складываются.

– Несмотря ни на что вы настаиваете на своей версии? – непритворно удивился Кривцов.

– Во всяком случае, я бы не рискнул ее отбросить за здорово живешь.

– Даже так? Ну, смотрите…

– Нужно искать того, кто таился за дверью, – с полной уверенностью заявил Гуров. – Криминальный сюжет, как правило, до ужаса прост. Здесь почти наверняка убийство.

– Не смею спорить с вами, Борис Платонович, – Люсин равнодушно пожал плечами. – В меру сил мы отрабатываем такую возможность. Иначе зачем нам с этой проверкой возиться? Не ради же композиторов, возжелавших вкусить сельских прелестей?

– Сколько сарказма! – фыркнул Гуров. – Можно подумать, что вы сами не сознаете шаткости ваших предположений.

– На то они и предположения. Вы знаете хоть одну версию, которая бы не казалась в самом начале шаткой? Даже жалкой, беспомощной? Я лично не упомню такой.

– Действительно, на первых порах подобные построения рисуются довольно непрезентабельными, – признал Гуров. – Но ведь теперь у вас появился кончик. Тяните же поскорей! Все силы надо бросить на этого спекулянта!

– Оно, положим, верно, – уклончиво возразил Люсин. – Но ведь тоже куча несообразностей. В его поведении нет логики.

– Откуда это вытекает? – спросил Гуров.

– Начнем хотя бы с главного. Зачем участнику или, допустим, соучастнику преступления навлекать на себя лишнее внимание? Разве доктор наук Баринович за язык тянул этого самого Петю? Ничуть не бывало! Петя ему позвонил и предложил книгу, упомянув при этом о разговоре с Оолитовым. Зачем, спрашивается? Одно из двух: он либо абсолютно не причастен, либо законченный идиот.

– Не обязательно, Владимир Константинович. Он же не мог предвидеть, что вы каким-то образом выйдете на этого вашего доктора, – быстро нашелся Гуров.

– Допустим. Но это ровно ничего не доказывает. Самая элементарная осторожность должна была заставить его молчать.

– Исподволь выстраивает себе алиби? – предположил несколько поколебленный в своей уверенности Борис Платонович. – Если вдруг что не так повернется, можно будет сослаться и на такой разговор. Не таился, мол, обо всем рассказывал откровенно. Почему? А потому, что ничего не знал… Косвенное, но все же подкрепление.

– Шатко, – Кривцов недоверчиво покачал головой.

– На весах закона, Юрий Леонидович? – Гуров упорно отстаивал позиции. – Не спорю. Но предполагаемый преступник вполне мог рассуждать подобным манером. Я знавал таких. Использовали любую возможность сенца подстелить, чтобы, упаси боже, не ушибиться. Целые вавилонские башни выстраивали.

– Не берусь судить, – Люсин начал уставать от пустопорожнего разглагольствования. – Тем более что свои строения мы возводим пока на пустом месте.

– Первое самокритичное замечание, – отметил Кривцов. – Я, конечно, не говорю, что время потрачено впустую, но хвастать действительно нечем. Конкретных достижений пока не видать. Прошу поднажать, товарищи. Что же касается направления поиска в целом, то тут у меня особых претензий нет. Можете быть свободны.

Люсин удивленно переглянулся с Целиковым. Гроза определенно прошла стороной. Никто не ожидал столь легкой развязки.