355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Энтони Саммерс » Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро » Текст книги (страница 3)
Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро
  • Текст добавлен: 22 мая 2017, 14:00

Текст книги "Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро"


Автор книги: Энтони Саммерс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Норма Джин утверждала, что до шестнадцати лет и замужества с Джимом Дахерти гнала от себя мальчишек. Для прессы в 1954 году она говорила: «Мне и в голову не приходило думать о сексе». Не прошло и двух лет после этих слов, как в долгой домашней беседе со своей нью-йоркской хозяйкой и близкой подругой Эми Грин Норма Джин уверяла ее, что впервые переспала с мальчиком, когда училась в старших классах. С одиннадцати лет Норма Джин начала посещать среднюю школу в Эмерсон Джуниор, с пятнадцати лет она ходила в школу в Ван-Нюйсе. Но не прошло и года, как пришлось бросить ее и выйти замуж за Джима Дахерти. Если верить ее словам, то Норма Джин принадлежала к тем трем процентам американских женщин сороковых годов, которые, по утверждению Кинсли, повергнувшему добропорядочную нацию в шок, потеряли девственность, не достигнув шестнадцатилетия, и была в числе пятидесяти процентов женщин, сделавших это до замужества.

Все это могло бы сильно удивить Джима Дахерти, говорившего: «Нашу совместную жизнь она начала, ничего, ровным счетом ничего не зная о сексе. Перед свадьбой мама меня предупредила, и я знал, что в нашу первую ночь мне следовало быть очень осторожным... Этот тонкий барьер до сих пор никто не нарушал... пока».

Норма Джин позже скажет: «Первое впечатление, полученное мной от нашей супружеской жизни, только усилило мое равнодушие к сексу. Моему мужу либо было все равно, либо он не подозревал об этом. Тогда мы были слишком молоды, чтобы открыто обсуждать столь щекотливую тему».

Какова версия Джима Дахерти? «Норма Джин любила заниматься сексом. Для нее это было таким же естественным, как завтракать по утрам. С этим у нас никаких затруднений никогда не возникало. ...Стоило нам раздеться, как нас обоих тотчас начинало лихорадить, мы падали в объятия друг друга, едва успев выключить свет... Иногда она любила подразнить меня немного, встречая, когда я возвращался из Локхида домой, обмотав вокруг тела две маленьких красных косынки...»

Еще Дахерти говорил репортеру: «В ней что-то было. Иногда, вернувшись с работы, я не успевал даже поставить сумку с обедом, которую брал с собой, как она тащила меня наверх». Можно было бы отмахнуться от версии Дахерти, решив, что это вполне понятное бахвальство первого мужа Мэрилин Монро, но у него есть свидетель. Вместе с Дахерти на заводе работал неизвестный тогда Роберт Митчум, который несколько лет спустя будет играть в паре с новой звездой по имени Мэрилин Монро. По его словам, Дахерти всегда пребывал в веселом расположении духа, однажды он даже принес фотографию своей «старушенции», на которой юная Норма Джин стояла возле садовой калитки совершенно нагая. Как сказал Дахерти Митчуму, она позировала ему так, как если бы ждала его возвращения домой.

Мужчины, которые вошли в жизнь Мэрилин вслед за Дахерти и которые согласились поделиться своими воспоминаниями, говорили совершенно иное об отношении ее к сексу. Как явствует из их слов и признаний самой Мэрилин психиатру д-ру Гринсону, она была женщиной, не находившей удовлетворения в сексе. Возможно, перемена эта была вызвана печальным личным опытом, приобретенным в браке с Дахерти. Именно в ту пору и возникла у Мэрилин печальная озабоченность, связанная с деторождением.

Год за годом американцы не без любопытства следили за попытками Мэрилин Монро обзавестись потомством. Одно замужество у нее сменялось другим, и газетные полосы пестрели заголовками о выкидышах, о гинекологических операциях, сделанных звезде. Время от времени Мэрилин говорила о своем страстном желании иметь детей, призывала к благотворительной помощи сиротским домам и сбору средств. На ее похоронах деньги, собранные на покупку цветов, были отданы детским больницам. Наследство, оставленное Мэрилин одному из ее психиатров, было переадресовано детской клинике в Лондоне. Но даже в этом ясном деле с самого начала примешивалась характерная для Мэрилин путаница.

Оглядываясь назад в возрасте двадцати восьми лет, Норма Джин сказала о своем муже: «Он никогда не обижал и не огорчал меня. У нас был только один пункт разногласий. Он хотел ребенка. Но при мысли о ребенке у меня волосы вставали дыбом. Я могла его представить только в виде себя самой, еще одной Нормы Джин в сиротском доме. Со мной непременно должно что-то приключиться. Я не могла объяснить этого Джиму. Когда он засыпал, я оставалась лежать без сна и плакала. Я даже не скажу точно, кто плакал во мне, то ли миссис Дахерти, то ли неродившееся дитя. Но скорее всего ни один из них. Это мучилась Норма Джин, все еще живая, все еще одинокая и все еще жаждущая смерти».

Версия Джима Дахерти и на этот раз отличается от версии его бывшей жены. Он утверждает, что Норма Джин говорила о своем желании иметь ребенка почти сразу после свадьбы, но он разубедил ее. Бывший супруг даже рассказал забавную историю о том, как Норма Джин экспериментировала с новеньким противозачаточным колпачком, купленным ею по его настоянию. Вставить она его вставила, но вытащить не смогла, и ей пришлось звать мужа на помощь.

Норма Джин, ухаживай за племянниками Дахерти, быстро убедила всех, что находит общий язык с детьми. Причем заниматься с малышами ей доставляло истинное удовольствие. Когда Дахерти стал моряком торгового флота, по его словам, жена места себе не находила, «все время умоляла меня сделать ее беременной, чтобы у нее осталась от меня какая-то частица, если что случится». По прошествии многих лет, став Мэрилин, Норма Джин признается своей подруге, актрисе Жанне Кармен, что она мечтала иметь детей от своего первого мужа.

Однако за время их четырехлетнего супружества обстоятельства изменились. В последние месяцы их совместной жизни уже Дахерти умолял Норму Джин завести детей. На этот раз она отказалась, заявив, что боится испортить фигуру. В голове Нормы Джин произошла какая-то пугающая перемена. Вот два свидетельства – оба имеют отношение к Норме Джин, – которые, возможно, объяснят происшедшее.

Как известно, Мэрилин Монро умерла бездетной. В вышедшей в 1979 году книге, написанной ее бывшей горничной Леной Пепитоне, есть утверждение, что Норма Джин, не достигшая двадцатилетнего возраста, все же родила ребенка. Однако поклонники Мэрилин Монро и исследователи ее жизни посчитали, что Пепитоне просто захотела произвести сенсацию. Работая над своей книгой, я, тем не менее, встретил еще двух свидетелей, которые также говорили, что Мэрилин в разговоре с ними обмолвилась о рождении ребенка.

По воспоминаниям Пепитоне, Мэрилин рассказала ей историю о том, как один человек ее домогался, она уступила ему и забеременела. На протяжении нескольких месяцев Мэрилин скрывала это от своих опекунов. Когда она все же сказала о своей беременности, опекунша позаботилась о том, чтобы врачи взяли девочку под наблюдение, и ребенок, родился в больнице. Пепитоне цитирует Мэрилин: «У меня есть ребенок... мой ребенок. Я так боялась, но все прошло отлично. Это был маленький мальчик. Я сжимала его в своих объятиях и целовала. Мне все время хотелось прикасаться к нему. Я никак не могла поверить, что этот ребенок был мой... Я умоляла их: „Не забирайте моего малыша...“ Но они его забрали у меня... с тех пор я его больше не видела».

В интервью, данном в 1984 году, Пепитоне сказала, что Мэрилин как-то обронила фразу, что так и не знает, что стало с тем младенцем; в другой раз она обмолвилась, что все о нем знает и регулярно посылает деньги супружеской паре в Калифорнии, которая усыновила мальчика. У Пепитоне создалось впечатление, что ребенок появился на свет, когда Норме Джин было четырнадцать или пятнадцать лет.

Эми Грин, с которой Мэрилин жила в 1955 году, тоже вспоминает, как слышала от Мэрилин признание, что та в подростковом возрасте произвела на свет ребенка и позволила чужим людям усыновить его, о чем теперь сожалеет, чувствуя себя виноватой. Бывшая актриса Жанна Кармен, которая познакомилась с Мэрилин в то же время, что и Эми Грин, вспоминает весьма похожую историю, но с некоторыми отличиями. Мэрилин Сказала ей, что родила ребенка после брака с Дахерти, но до ее восхождения на голливудский Олимп, когда Мэрилин было около двадцати одного года. Кармен добавляет: «Мэрилин страшно беспокоилась из-за этого. Она могла ни с того ни с сего ляпнуть: „Бога нет“, – а потом: „Буду ли я наказана за то, что отдала ребенка?“. Отчаяние порой достигало предела».

«Мэрилин, – говорит Эми Грин, – была большой мастерицей на выдумки, особенно, когда хотела шокировать, вызвать интерес». Скорее всего это были фантазии женщины, которая к тому времени, когда подруги услышали эту историю, уже начала бояться, что никогда не сможет стать матерью.

Генри Розенфельд, богатый фабрикант, король одежды в Нью-Йорке, знал Мэрилин с первых дней ее профессиональной карьеры и до самой кончины. Он вспоминал: «Она так хотела иметь ребенка, что каждые два или три месяца убеждала себя в том, что забеременела. При этом она набирала в весе что-то около четырнадцати или пятнадцати фунтов. Но ее беременности все время оказывались ложными».

Мэрилин как-то поделилась с писателем Беном Хектом своей мечтой иметь дочь. «Но она не будет второй Нормой Джин, – горячо уверяла она. – И я знаю, как буду воспитывать ее, – без лжи. Не буду лгать ни о том, что существует Санта-Клаус, ни о том, что мир полон хороших и благородных людей, всегда готовых помогать друг другу и спешащих делать добро».

О мире Нормы Джин Мэрилин рассказывала Хекту и другие вещи. Так она призналась, что до девятнадцатилетнего возраста пыталась покончить с собой и делала это дважды. Один раз она включила газ, второй – наглоталась снотворных таблеток. Однако в своей книге об актрисе Хект не упомянул об этих признаниях.

* * *

1 июня 1946 года, когда Норме Джин исполнилось двадцать, у нее, кроме мечты, ничего не было. Свой день рождения она провела в комнате, которую снимала в Лас-Вегасе, что было нужно для ускорения развода с Джимом Дахерти. Стояла жара, и она мучилась от заурядной ангины Венсана.

Два месяца спустя в Лос-Анджелесе Дахерти нанес один из последних визитов Норме Джин, принеся ей свою часть документов для развода. Во время их последней встречи она не выказала ни малейшего желания иметь детей. Напротив, она говорила исключительно о своем горячем стремлении стать актрисой. Ни одна студия, по ее словам, не станет тратить деньги на обучение замужней женщины, которая в любую минуту может забеременеть.

Сейчас, когда Норма Джин открыла Дахерти дверь, она выглядела сияющей, и не только потому, что он наконец согласился развестись с ней. Она получила то, о чем мечтала больше всего на свете, – обещание заключить контракт на киностудии «XX век—Фокс», куда ее брали статисткой.

Рассказав Дахерти о контракте, Норма Джин добавила, что на студии ей дали новое имя. Нравится ли оно Джиму? «Красивое, – вежливо ответил он, – очень красивое». Потом он ушел.1

Это было имя Мэрилин Монро.

Примечания

1. Дахерти женился вторично и стал полицейским. По прошествии нескольких лет он занимался подготовкой полицейского отделения, ставшего известным под названием СВАТ (SWAT), когда сообщения о нем появились в прессе в связи с заключительным актом похищения Патриции Херст. Ныне он – комиссар округа в Сабатусе, штат Мэн.

Глава 4

За месяц до того, как Мэрилин предоставился счастливый случай, в вестибюле старой студии «XX век—Фокс» на бульваре Пико прохлаждался Роберт Слэтцер, автор, писавший статьи для одного журнала по шоу-бизнесу. Он читал книжку стихов Уолта Уитмена «Листья травы» и ждал удобной минуты, чтобы взять интервью у звезд малой величины. Слэтцер, которому в ту пору было девятнадцать, сегодня вспоминает: «Эта девушка вошла, протиснувшись в большую дверь с большим альбомом в руках. Она зацепилась каблуком или еще чем, и все фотографии высыпались на пол. Я поспешил ей на помощь, я с радостью должен заметить, что было только одно свободное место, где она могла присесть в ожидании своей очереди, – рядом со мной. Она сказала, что ее зовут Норма Джин Мортенсон. Она проявила живой интерес к моей книжке стихов, и я сказал, что, возможно, что-нибудь напишу о ней. Все закончилось тем, что мы договорились о свидании в тот же вечер».

Боб Слэтцер взял напрокат «Студебеккер» 1938 года и поехал на Небраска-авеню за Нормой Джин. Они покатили вдоль Пасифик-Коуст-Хайвей, договорившись поужинать на берегу Тихого океана. Малибу в то время еще было великолепным местом, свободным от нагромождений. После ужина они гуляли по пляжу и катались на лодке в волнах прибоя. Слэтцер сказал, что чувствовал себя смущенным, куда более смущенным, чем Норма Джин. Он полагает, что в тот же вечер они и занялись любовью, хотя утверждать это наверняка по прошествии стольких лет не может. Когда они возвращались домой, Норма Джин попросила высадить ее на углу, а не перед парадным входом.

«Думаю, мы почувствовали мгновенное расположение друг к другу, – говорит Слэтцер, словно мужчина должен извиняться за то, что переспал с Мэрилин Монро. – На мой взгляд, от нее исходила какая-то магия, чего не было у других девушек, которых вам десятками были готовы подсунуть люди из киностудии. Не знаю, но мне кажется, что я полюбил ее тотчас, как только увидел».

Прошли годы, Мэрилин Монро стала кумиром других мужчин и притчей во языцех, но Роберт Слэтцер продолжал любить ту девушку, которая рассыпала когда-то свои фотографии в фойе киностудии

«XX век—Фокс». В течение лета 1946 года у него с ней было много свиданий, как, впрочем, и у других молодых людей.

Роберт Слэтцер и сегодня еще влюблен в красавицу с пляжа, которая живет в его воспоминаниях. Он завоевал известность, написав весьма противоречивую книгу, в которой не только заявил о своей связи с Мэрилин Монро, продолжавшейся до самой ее смерти, но также уверял, что якобы через шесть лет после их первой встречи был короткое время женат на ней, – трехдневное безумство, охватившее их на мексиканской границе. Такое утверждение, на котором мы остановимся позже, встречено было с изрядной долей скептицизма. Однако все это Слэтцер неизменно повторял в своих многочисленных и обстоятельных интервью. К тому же есть немало надежных свидетелей, подтверждающих близость его отношений с Мэрилин Монро.

В 1984 году легендарной фигурой на калифорнийском побережье был шестидесятилетний Томми Зан, лейтенант, служивший на спасательной лодке лос-анджелесского округа. Говорят, что в 1946 году он выглядел, как Тэб Хантер, прошедший курс накачки мускулов. В то время он работал спасателем и надеялся, что в один прекрасный день сможет стать актером. Благодаря тому, что на Масл-Бич он познакомился с девочкой-подростком по имени Даррилин Занук, его мечта об актерской карьере едва не воплотилась в жизнь. Даррилин по достоинству оценила Томми, и потому представила его своему отцу, Даррилу Зануку, возглавлявшему производство фильмов на киностудии «XX век—Фокс». Занук взял Зана как актера студийного резерва. Так парень с пляжа попал на киностудию, где ему предстояло научиться играть, петь и танцевать. Случилось так, что в конце лета 1946 года Зан познакомился с многообещающей актрисой, которая на другой год вошла в скромное число его девушек. О Норме Джин он сохранил самые теплые и, вероятно, в какой-то степени уникальные воспоминания.

«Она была в самом расцвете сил, – говорит Томми Зан, – с потрясающей физической подготовкой. Я, бывало, брал ее с собой в Малибу, где мы занимались серфингом тандемом, – знаете, когда двое управляют одной доской. Потом я проверял ее и в самый разгар зимы, когда было холодно, и это ничуть ее не беспокоило; она могла спокойно лежать на холодной воде, ожидая прихода волны. На воде она держалась прекрасно, была очень крепкой и здоровой, у нее было по-настоящему прекрасное отношение к жизни. Когда я встретился с ней, мне исполнилось двадцать два года, а ей, по моим прикидкам, было двадцать. Боже, она и в самом деле нравилась мне».

Пока двое мужчин развлекались на побережье с Нормой Джин, третий лежал, покалеченный, в больнице и влюбленными глазами пожирал ее фотографии. Журналы вроде «Титтер» и «Лафф» не относились к тем, о которых рассказывали матерям, хотя ничего особенного на их страницах не было, кроме, пожалуй, длинных ног в коротких шортах и дерзко торчащих грудей, скрытых под слишком тесными свитерами. В 1946 году Говарду Хьюзу, собиравшему фотографии актрис, уже не было нужды прятать эти издания. Он находился на больничной койке, попав в авиакатастрофу. Журналы с фотографиями девочек он тоже собирал, отчасти по той причине, что любил их, и частично потому, что состоял владельцем «Райдио Пикчерс».

26 июля 1946 года в колонке сплетен «Лос-Анджелес Таймс» поместили язвительную заметку следующего содержания: «Говард Хьюз, находящийся в данный момент на излечении, просматривал журнал, и его внимание привлекла девушка, украсившая обложку. Он тотчас распорядился, чтобы его помощник подписал с ней контракт на картину. Ее зовут Норма Джин Дахерти, фотомодель». За двенадцать месяцев Норма Джин появлялась на обложке журнала «Лафф» не менее четырех раз под разными именами – то по мужу, то в качестве Джин Норман. Хьюз обратил на нее особое внимание, но он не спешил вынести о ней свое суждение.1

Один из помощников Хьюза действительно позвонил агенту Нормы Джин, который незамедлительно воспользовался предоставившимся случаем закрепить наметившийся успех и на другой студии, «XX век—Фокс». Норма Джин вырезала заметку из «Лос-Анджелес Таймс» и с восторгом показывала ее друзьям. К этому времени она уже наладила важные для карьеры связи.

Актерским отделом киностудии заведовал тогда Бен Лайон, который в тридцатые годы сам был кинозвездой. В Британии его знали по радиопередаче «Жизнь с Лайонами». За несколько лет до этого именно он заметил творческие возможности Джин Харлоу, и теперь он согласился посмотреть Норму Джин. Позже он вспоминал, что «у нее было милое личико. По некоторым лицам, в зависимости от того, как плоть покрывает кости, образуя поверхности и углы, можно сказать, что они хорошо будут выглядеть на фотографиях... Кроме того, было что-то необычное в ее манере двигаться».

Через два дня кинокамера впервые повернула свой стеклянный глаз в сторону Нормы Джин. В платье с блестками, покачиваясь на высоких каблуках, она послушно следовала указаниям: «пересечь съемочную площадку, присесть, прикурить сигарету, загасить ее, подойти к заднику, пройти перед ним, выглянуть в окно, сесть, выйти на первый план и потом уйти».

За кинокамерой стоял оператор Леон Шэмрой, которому доведется снимать Мэрилин Монро в картине «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес». Сейчас на прогоне его даже пронял озноб. «У этой девушки, – сказал он, – было что-то, чего я не видел со времен немого кино. Она поражала фантастической красотой, сравнимой с красотой Глории Свенсон ... на каждом сантиметре пленки она выглядела такой же сексуальной, как Джин Харлоу... Она убеждала нас, что способна вызывать у зрителей чувства».

Отснятый материал целую неделю просматривал сам Даррил Занук. Он пришел в восторг и дал свое согласие на то, чтобы Норму Джин Дахерти взяли в качестве актрисы с испытательным сроком за 75 долларов в неделю, то есть с условием повторного просмотра через полгода. Тогда ее еженедельное жалование могло подняться до 100 долларов. Норма Джин ворвалась в дом с криком: «Это лучшая студия в мире... Люди в ней замечательные, я буду сниматься в кино. Пока это маленькая роль. Но как только я появлюсь на экране...»

Теперь Норма Джин могла не только забыть о своей прошлой жизни, но и о прежнем имени. Томми Зан, бывший спасатель, который вместе с ней пополнял ряды актерского резерва на киностудии «XX век—Фокс», признался, что первое крещение взяло ложный старт. «Бен Лайон, – говорит Зан, – терпеть не мог ее настоящего имени и изменил его на Кэрол Линд. Некоторое время они примерялись к нему, но оно звучало не так уж хорошо; от него ощутимо веяло оперной певицей и усопшей актрисой».

Бен Лайон и его жена актриса Беб Дэниеле, сразу же проникшаяся искренней симпатией к Норме Джин, решили, что надо бы придумать имя получше. Они пригласили Норму Джин в свой дом на побережье в Малибу, где и перебрали разные варианты. Лайон вспоминал: «Я в конце концов сказал ей: «Я знаю, кто ты. Ты Мэрилин!» Я объяснил ей, что когда-то была прелестная актриса по имени Мэрилин Миллер и что она напоминает мне ее. «А как быть со вторым именем?» Тогда Мэрилин обронила: «Моя бабушка была Монро, и мне хотелось бы сохранить это имя». Я обрадовался: «Замечательно! Звукосочетание приятное, а два «М» должны принести удачу». Вот так она получила свое имя». Мэрилин по-прежнему занималась позированием, но сердце ее уже принадлежало киностудии. Томми Зан вспоминает, что много работали все, но столько, сколько она, никто.

Зан забирал Мэрилин рано утром, и всю неделю они занимались тем, что учились актерскому мастерству, а также петь и танцевать. С танцами дела у них обоих шли не слишком гладко. По субботам все статисты собирались в студии. Одни исполняли пантомиму, другие загадывали шарады, третьи должны были угадать, что те и другие изображают. Зан придумывал пантомимы. С довольно застенчивой Мэрилин они выступали в паре.

Настоящих ролей пока не было, но Мэрилин без устали пробивала себе дорогу к ним. Для этого она позаботилась о том, чтобы работники из отдела рекламы знали ее. Кроме того, она обхаживала репортеров, приписанных к студии. Один из них, Ральф Кейси Шоуэн, вспоминает, что зачастую, когда служебный вход был закрыт, Мэрилин свистела работникам прессы, располагавшимся на третьем этаже, чтобы те сошли вниз и впустили ее. Шоуэн и сегодня еще видит Мэрилин, приникшую к окну, «в обрезанных джинсах, потертых сзади. Она начала носить их одной из первых».

Хихикающая на холоде Мэрилин позировала на пляже в середине ноября для фотоснимков. Журналисты любили ее, и Пресс-клуб удостоил ее специальной награды. Хотя это не имело никакого отношения к кино, Мэрилин рано поняла значение хорошего паблисити.

Иногда в ту пору в административном здании киностудии «XX век—Фокс» можно было видеть семенящую мелкими шажками в истоптанных туфлях и спущенных носках миниатюрную, не более пяти футов, фигурку. Сидней Сколски, легендарный автор, писавший для «Нью-Йорк Пост», колонка которого, посвященная Голливуду, могла изменить чью угодно судьбу, направлялся к питьевому фонтану. Однажды ему пришлось ждать целую вечность, любуясь прелестными женскими формами, в то время как обладательница их стояла, склонившись над фонтаном. Но он не испытывал раздражения. Затем они обменялись шутками относительно вместимости верблюдов, и все закончилось длинным разговором. Мэрилин не преминула попотчевать его душераздирающей историей своего детства и приобрела нового влиятельного друга. Он навсегда остался ее другом и помогал будущей кинозвезде, которая относилась к нему с неизменным доверием.

Из наблюдений Сколски: «Было ясно, что Мэрилин приготовилась много над собой работать. Она хотела быть актрисой и кинозвездой. Я знал, что ничто не может остановить ее. Стремление, решимость и желание в Мэрилин были непоколебимы».

«Мои иллюзии ничего общего не имели с тем, какой должна быть хорошая актриса». Так скажет Мэрилин несколько лет спустя. «Я-то знаю, насколько я была заурядна. Я почти физически осязала отсутствие в себе таланта. Если его можно представить в виде одежды, то у меня были дешевые тряпки, которые я носила внутри. Но, Боже мой, как мне хотелось учиться! Измениться к лучшему! Больше ничего мне не надо было. Ни мужчины, ни деньги, ни любовь, только умение играть».

В начале 1947 года Мэрилин, которой уже был двадцать один год, наконец появилась на съемочной площадке в числе двенадцати статисток в «Скудда хо! Скудда хей!»2, картине о фермере и стаде его мулов. Хотя почти весь кусок пленки с Мэрилин оказался на полу в монтажной, но одна произнесенная ею фраза – вернее, слово «Привет!» – уцелела, а также кадр, где она плывет на лодке.

Тем временем студия оплачивала Мэрилин ее посещения Актерской лаборатории, театральной школы, расположенной вблизи бульвара Сансет в Голливуде. «Она приходила на занятия вовремя и добросовестно выполняла все задания, – говорила миссис Моррис Карновски, которая содержала школу, – но я никогда бы не сказала, что она добьется успеха». Миссис Карновски Мэрилин казалась слишком молодой, застенчивой, скромной. Именно тогда Мэрилин постигла большая неудача: после года занятий в киностудии «Фокс» решил избавиться от нее.

О причинах увольнения Мэрилин до сих пор ничего не известно. Бен Лайон, первый покровитель Мэрилин, впал в хандру. Мэрилин в отчаянии бродила по коридорам студии, пока не нашла кабинет самого главного человека, Даррила Занука. Каждый раз, когда она порывалась добиться с ним встречи, ей отвечали, что «его нет в городе». Томми Зан, спасатель и приятель Мэрилин, полагает, что знает, как и почему это произошло, поскольку сам он тоже был уволен вместе с Мэрилин. Зан думает, что причиной его увольнения в первую очередь стало то, что Занук предполагал заполучить Томми себе в зятья. Флирт Зана с Мэрилин не остался незамеченным начальством, за что оба и были уволены. Зан тогда маханул в Гонолулу. Мэрилин, оставшись у разбитого корыта, положилась на волю судьбы.

Но она не сдалась. Снимая теперь меблированные комнаты, актриса время от времени меняла адреса и жила то одна, то вместе с другими девушками. Занятия в Актерской лаборатории Мэрилин не бросала и оплачивала их из денег, получаемых за позирование для журналов и, вероятно, за счет побочного дохода, который имела, работая девушкой по вызову, в чем она позднее призналась Ли Страсбергу.

Получить работу в качестве модели ей помог Билл Бернсайд, сорокатрехлетний шотландец, который представлял в Голливуде организацию Дж. Артура Рэнка. Не в последнюю очередь ее интерес к нему подогревался тем обстоятельством, что тот был знаком с ее кумиром Кларком Гейблом, с фотографией которого она никогда не расставалась. Теперь, когда Мэрилин осталась без работы, Бернсайд попытался помочь ей. Он показал ее Полу Хессу, коммерческому фотографу высшего класса. Хесс без обиняков заметил: «Дорогуша, ты слишком толстая». В ответ на эти слова Мэрилин разрыдалась. Бернсайд спас положение тем, что начал снимать ее сам, и они сблизились.

Позднее Билл Бернсайд вспоминал: «Она очень хорошо знала, как умеет влиять на мужчин. Если я приглашал ее в ресторан, то официанты, каким бы элегантным заведение ни было, сломя голову бросались исполнять ее желания. Этим звездным качеством она обладала уже в возрасте двадцати лет... В течение первых месяцев нашего знакомства она относилась ко мне настороженно». Потом сам собой завязался роман, продлившийся несколько месяцев. У Бернсайда хранилась одна сделанная им фотография с надписью: «Стоит подождать то, что стоит иметь. С любовью Мэрилин».

«Я думаю, что ее ко мне привлекало мое образование, – сказал Бернсайд. – Ее интересовали Шелли и Ките, но она не отказывалась и от более легкого чтения. Она понимала, что без знаний ей не обойтись». Свободного времени было достаточно, и Мэрилин с азартом принялась овладевать «культурой». В школе, которую она бросила в пятнадцать лет, ее прилежание расценивалось как «приемлемое»; по английскому языку оценка была «хорошей». Теперь, стремясь расширить кругозор, она задумала собирать обширную библиотеку, с жадностью впитывала информацию. С одной стороны, она просто удовлетворяла свою жажду познания, с другой – эти знания могли ей пригодиться в будущей актерской профессии.

С давних пор Мэрилин интересовало все оккультное. Она часто обращалась к астрологам и экстрасенсам. Но она и тут сохраняла чувство меры и однажды своим замечанием осадила известного астролога Каррола Райтера. Он как-то спросил ее: «Вы знаете, что родились под тем же знаком [Близнецов], что и Розалинд Расселл, Джуди Гарланд и Розмари Клуни?». Мэрилин посмотрела ему прямо в глаза и ответила: «Я ничего не знаю об этих людях. Я родилась под тем же знаком, что Ралф Уолдо Эмерсон, королева Виктория и Уолт Уитмен».

Мэрилин любила напоминать, что знак Близнецов означает интеллект. Стремление к знаниям сохранилось у нее на всю жизнь, к чему многие относились с иронией, полагая, что это игра. Но это было не так. Мэрилин с жадностью поглощала книги Томаса Вулфа, Джеймса Джойса, стихи (преимущественно романтические), биографическую и историческую литературу.

Среди обожаемых героев Мэрилин особое место занял Авраам Линкольн. (Впоследствии она любила бравировать своей дружбой с биографом Линкольна Карлом Сэндбергом.) Портрет Линкольна следовал за ней при переездах с квартиры на квартиру до конца ее жизни. Рядом с ним, как правило, всегда висел его Геттисбергский Адрес. Это был ее первый роман с президентом Соединенных Штатов.

В Актерской лаборатории Мэрилин впервые столкнулась с политическими взглядами левого крыла. В пятидесятые годы во время расследования «антиамериканской деятельности», предпринятой конгрессом, ее преподаватели Карновски подвергнутся гонениям как коммунисты. Мэрилин никогда не увлекалась политикой, но она всегда относила себя к рабочему классу и отдавала дань уважения простым людям. В последнем интервью в 1962 году актриса подчеркнула: «Я хочу сказать, что звездой – если я звезда – меня сделал народ, не студия, не кто-то конкретно, а народ».

Тем временем, продолжая фотографироваться для обложек журналов, Мэрилин старалась и тут поднять планку. Уже в 1947 году фотограф Эрл Тейсен заметил, что у нее была книга под названием «De Humani Corporis Fabrica», научный трактат, посвященный анатомии человеческого тела, написанный ученым шестнадцатого века Андреасом Везалием. Он был испещрен многочисленными пометками, по поводу которых Мэрилин сказала, что изучает скелетную систему тела. Картинки из этой книги, выполненные Жаном Стефаном ван Калкаром, художником тициановской школы, еще долго украшали стены ее скромно обставленных комнат. Незадолго до ухода из жизни Мэрилин, уже пристрастившаяся к наркотикам, будет делиться с молодыми друзьями своими энциклопедическими познаниями в области анатомического строения человеческого тела. Атлетически сложенный Томми Зан всегда восхищался тем, как Мэрилин поддерживала себя в хорошей форме. Она поднимала тяжести, бегала по утрам, на тридцать лет предвосхитив охватившую людей эпидемию, когда тысячи побежали трусцой, замаячив в утреннем смоге вдоль зеленых обочин Лос-Анджелеса.

В житейском смысле жизнь Мэрилин тогда была незавидной, а если точнее, то она просто нищенствовала: отказывала себе даже в еде. Но продолжала все-таки оплачивать учебу. Часами сидела она за чашкой кофе в аптечном магазине Шваба на бульваре Сансет, который был рабочей штаб-квартирой ее друга – журналиста Сиднея Сколски. Сколски же помог Мэрилин открыть в книжном магазине счет и покупать книги в рассрочку, что облегчило выполнение культурной программы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю