Текст книги "Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро"

Автор книги: Энтони Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Джим Дахерти знал Норму Джин. Раз или два они даже встречались. Он с радостью для себя обнаружил, что, когда они танцевали, она «прижималась так тесно и закрывала глаза». Норма Джин «смеялась только в нужные моменты и знала, когда нужно помолчать». Встречаясь с Нормой Джин, Дахерти одновременно ходил и с другими девушками.

Джим Дахерти был совершенно ошеломлен, когда опекунша Нормы Джин предложила ему жениться на своей воспитаннице. Эту новость передала ему мать. Мысль о женитьбе никогда не приходила Джиму в голову. Но он согласился, узнав, что в противном случае Норму Джин отошлют в сиротский приют.

Свадьбу назначили на июнь. Нужно было немного подождать, чтобы Норме исполнилось шестнадцать лет. В оставшиеся до бракосочетания недели молодые с некоторым опозданием знакомились друг с другом. Гордостью и радостью Дахерти был его автомобиль, двухместный «Форд» модели 1940 года. Он часто уносил Норму Джин на место свиданий в горах под названием Попс-Уиллоу-Лейк. На Ивовом озере они брали напрокат лодку, катались под нависшими над водой деревьями и целовались.

Бракосочетание по всем правилам состоялось 19 июня 1942 года. Невесте минуло шестнадцать всего около трех недель назад. Медового месяца и свадебного путешествия у них не было. В понедельник утром он вернулся на работу на авиазавод.

О своем замужестве Норма Джин рассказала в первые дни своей славы в интервью с Беном Хек-том. От Джима Дахерти мы узнали историю их брака только в семидесятые годы.

Создавалось впечатление, что пара говорила о совершенно разных взаимоотношениях. Хекту она рассказывала, что «это было, как уединение в зоопарке. Фактически наш брак скорее походил на дружбу с сексуальными привилегиями. Позже я узнала, что в большинстве случаев так оно и есть. Я была особенной женой. Я терпеть не могла взрослых... Мне нравились мальчики и девочки, которые были младше меня. Я играла с ними в игры до тех пор, пока не выходил мой муж и не начинал звать меня в постель».

Джим Дахерти, похоже, холодка пока не чувствовал. «Наш брак, – говорил он, – должно быть, был заключен кем-то, кто был без царя в голове, вроде тех двух престарелых дам, но когда наше партнерство с Нормой Джин сложилось, ни у меня, ни у нее не было претензий друг к другу».

Вначале жена-подросток была абсолютно беспомощной хозяйкой. Она совершенно не умела готовить. Кто-то ей однажды посоветовал бросить в кофе щепотку соли, а она положила чайную ложку. Приготовление напитка закончилось треском сгорающей электропроводки – она залила кофе не только ковер, но и электропроводку, после чего заперлась в своей спальне. Рыбу она подавала сыроватой.

Но постепенно Норма Джин всему научилась. Дахерти говорил, что она превосходно стала готовить оленину и крольчатину. В одном блюде соединяла морковь и горох, «потому что ей нравилось цветовое сочетание». В общем, по словам Дахерти, у нее были все задатки хорошей жены. Осенью 1943-го, год спустя после их женитьбы, он стал служить в торговом флоте.

Вначале война была милостива к мистеру и миссис Дахерти. Местом его службы стал остров Каталины. От округа Лос-Анджелеса его отделяло только водное пространство. Норма Джин последовала за мужем. Год, проведенный ими вместе, показался Дахерти идиллией. Они ловили рыбу, купались, занимались спортом. У бывшего олимпийского чемпиона она брала уроки по подъему тяжестей. Норма Джин несколько больше дозволенного красовалась перед парнями в униформе, заполонившими остров, но Дахерти не был ревнивцем. Супруги часто посещали вечеринки. Однажды Норма Джин весь вечер танцевала со всеми моряками отделения подряд, кроме Дахерти. Когда он сказал: «Пойдем домой», – Норме Джин хотелось еще немного потанцевать. Это стало поводом для их первой размолвки. Но и тогда Дахерти еще чувствовал себя как супруг уверенно.

Уверен в жене он был и потом, когда в 1944 году приказали отправляться за океан. Прибыв в Новую Гвинею, он получил ожидавшую его пачку писем. Норма Джин, жившая теперь с его матерью, писала почти каждый день. Еще много месяцев продолжался этот поток посланий. Пока Дахерти бороздил воды Тихого океана, его юная жена работала на Рейдио Плейн – этот завод выпускал самолеты, используемые для ведения стрельбы по мишеням.

Норма Джин проверяла парашюты и красила фюзеляжи. Позже она скажет: «На завод я носила комбинезон. Меня удивило, что это было обязательным. Надеть на девушку комбинезон было все равно что заставить ее работать в гимнастическом трико, особенно если девушка знает, как правильно носить его. Мужчины перешептывались у меня за спиной, как когда-то перешептывались ребята из старших классов. Вероятно, я вела себя неправильно, раз мужчины на заводе пытались назначать мне свидания и покупать вино. Я не чувствовала себя замужней женщиной».

В письмах Норма Джин писала Джиму, что очень скучает по нему. В одном из посланий она процитировала песню Сэмми Кана и Джула Стайна, с которыми ее позднее познакомит кинобизнес. Это была песня-обещание, которое давали девушки и женщины солдатам союзных войск по всему миру. «Я буду гулять одна», – заверяла она своего мужа-моряка.

Когда Дахерти после нескольких месяцев, проведенных в море, вернулся домой в первый отпуск, Норма Джин ждала его на железнодорожном вокзале. Он вспоминает: «Мы на моем автомобиле направились в самую роскошную гостиницу на бульваре Вентура, „Да Фонда“, и почти не покидали номера. Норма Джин по этому случаю захватила с собой черную сетчатую ночную рубашку. Ели мы, преимущественно, не выходя из комнаты». В тот раз он заметил, что его юная жена чрезмерно много пьет спиртного.

Незадолго до его ухода в море, говорит Дахерти, «на нее напала какая-то хандра. Она не хотела ни думать, ни говорить о моем отплытии». Но у Джима Дахерти кончился отпуск, и через несколько дней он снова ушел в плавание в Тихий океан.

Норма Джин тем временем вернулась на свой завод. В конце 1944 года, когда война близилась к завершению, жизнь ее вдруг переменилась. Вернее было бы сказать, Норма Джин ухватилась за предоставившийся ей шанс изменить ее. Случилось это тогда, когда на Рейдио Плейн появился рядовой Дэвид Коновер, чтобы пофотографировать женщин, выполнявших военный заказ.

Коновер был армейским фотографом и служил в киноотделении вооруженных сил. Его командиром был капитан Рональд Рейган, актер, которому было суждено стать президентом Соединенных Штатов. Цель визита Коновера на завод состояла в том, чтобы для журнала «Янки» «для поднятия боевого духа солдат сделать фотографии хорошеньких девочек». Позже он сказал, что Норма Джин отличалась от других: в «ее глазах было нечто такое, что тронуло и заинтриговало меня». Коновер сначала снял ее на линии сборки, а потом, попросив переодеться в облегающий красный свитер, – на обеденном перерыве. Норме Джин он сказал, что ее место на обложке журнала, а не на военном заводе.

Находка Коновера в ту пору получала 20 долларов в неделю, работая по десять часов в день на Рейдио Плейн. В качестве подработки он предложил ей позировать ему за 5 долларов в час. Так на Норму Джин свалились неожиданные деньги на карманные расходы, настоящая золотая жила. В течение трех недель со дня встречи с Коновером состоялось несколько фотосеансов, после чего она присоединилась к нему для участия в сафари по южной Калифорнии, где он должен был фотографировать. Некоторые из сделанных фотографий попали на стол фотоагентства «Голубая книга». Норму Джин пригласили для собеседования. Так началась ее карьера девушки с обложки.

Став моделью, она быстро добилась успеха. Вскоре фотографии Нормы Джин стали появляться в таких журналах для женщин, как: «Суонк», «Сэр», «Пик». Иногда она снималась в купальном костюме, иногда в шортах и бюстгальтере, но в общем все фотографии были вполне респектабельными.

В свои девятнадцать лет эта модель обладала прекрасной фигурой – бюстом в тридцать пять дюймов, который она нещадно эксплуатировала2 – и белоснежной кожей, которую предпочитала сохранять в таком же виде. У нее были светлые по-калифорнийски волосы до плеч. Но по-настоящему светлыми они становились только летом, когда солнце обесцвечивало их. У Нормы Джин, работавшей моделью, никаких проблем не возникало.

Когда Джим Дахерти приехал в очередной отпуск, вернувшись после кругосветного плавания, его жена уже не ждала его на железнодорожном вокзале. Она прибыла час спустя, ссылаясь на задержку в фотостудии. Она заметно поостыла к Дахерти, уже не жила с его матерью и не работала на заводе.

Теперь Норма Джин больше всего любила говорить о своем успехе в качестве девушки с журнальной обложки. Дахерти ничего другого не оставалось, как сделать вид, что он доволен. Их сбережения она потратила на новую одежду и изрядную часть дорогого для мужа отпускного времени была на работе. В меру возможности Дахерти решил держаться поближе к дому, совершая короткие рейсы вдоль западного морского побережья Америки.

В канун рождества 1945 года Норма Джин не смогла остаться дома – была назначена очередная съемка. Когда она вернулась, дома ее ждал сюрприз. Как явствует из слов Дахерти: «Я только сказал ей, чтобы она на чем-то остановила свой выбор: сниматься для журналов, может быть, в кино или жить со мной одной семьей».

Норма Джин не дала ему прямого ответа, и Дахерти снова ушел в море. Судьба забросила его в Китай. Там он купил для Нормы Джин браслеты и лак для ногтей. Когда плыл вверх по течению реки Янцзы, получил от нее очередное послание. Оно содержало бумаги для оформления развода. От него требовалось поставить свою подпись. Дахерти решил ничего не подписывать, пока не увидится с женой.

Ранним утром, вернувшись в Калифорнию, он взял такси и прямо от причала помчался к дому, где жила Норма Джин. Она подошла к двери, накинув на плечи шарф. Вид у нее был утомленный. Она извинилась и спросила, не могут ли они встретиться завтра. На следующий день и во время других встреч она рассказывала ему о своей новой мечте. Она задумала стать киноактрисой.

Дахерти во время шекспировского фестиваля в старших классах однажды занял первое место, присужденное ему за декламацию монолога «мести»

Шейлока из «Венецианского купца». Тогда он ей сказал: «Я всегда считал себя плохим актером. С чего это тебе стукнуло в голову, что ты вдруг сможешь играть?» Норма Джин спокойно отнеслась к его насмешке, но твердо повторила, что между ними все кончено.

«Эта тайна – игра – была во мне, – много лет спустя призналась она. – Это напоминало тюремное заключение, когда сидишь и смотришь на дверь, на которой написано: „Выход“».

Норма Джин в школьные годы участвовала в театральных постановках, играла она в основном мужские роли и иного опыта актерской работы не имела. Трясясь в стареньком автомобиле Дахерти, она поделилась с ним, что начала исследование Голливуда.

«Сидишь одна, – позже вспоминала она. – Снаружи стоит ночь. Вдоль бульвара Заходящего солнца сплошным потоком несутся автомобили, похожие на бесконечную цепь жуков. Их резиновые шины издают ровный оглушительный гул. Ты голодна и говоришь: „Для моей талии хорошо не есть. Что может быть лучше плоского, как стиральная доска, живота?“

Глядя в голливудскую ночь, я любила думать: «Тысячи девчонок сидят в одиночестве, подобно мне, и мечтают стать кинозвездами. Но мне не стоит из-за них беспокоиться. Я мечтаю сильнее других».

Примечания

1. В зависимости от обстоятельств она использовала два варианта написания второго имени: Jeane или Jean.

2. В киностудии Мэрилин любили говорить, что он был больше, – в 1954 году стандартом для бюста считались 37 дюймов. Она сама одному репортеру заявила, что хотела бы, чтобы ее эпитафия выглядела следующим образом: «Здесь покоится Мэрилин Монро – 38-23-36». Модельер Билли Травилла, бывший одно время ее любовником, который должен был знать это наверняка, утверждал, что в лучшие времена ее мерки были – 35-22-35. Я воспользовался его цифрами.

Глава 3

«Так кончилась моя история Нормы Джин... Я переехала в Голливуд, где сняла комнату и начала самостоятельную жизнь. Мне хотелось выяснить, кто я есть. Когда я написала: «Так кончилась моя история Нормы Джин», – краска залила мне лицо, словно меня уличили во лжи. Дело в том, что эта грустная, ожесточенная девочка, так быстро повзрослевшая, продолжает жить в моем сердце. Сейчас, когда меня окружает такой успех, я иногда чувствую, что смотрю на мир ее испуганными глазами. Она еще говорит во мне: «Я никогда не жила, меня никогда не любили», – тогда я ощущаю смятение и начинаю думать, что эти слова произношу я».

Такой была Мэрилин в 1954 году, когда ее имя было у всех на устах. И нельзя усомниться в том, что смятение звезды было искренним. Позднее, когда миссис Дахерти стала актрисой, ее психиатры и теоретики этой науки неустанно повторяли, что Норма Джин не перестала существовать в ней.

Конечно, свидетельство о смерти в 1962 году фиксировало только уход из жизни голливудской дивы Мэрилин Монро. Но умерла в первую очередь Норма Джин, потому что Норма Джин всю свою жизнь стремилась, преподнося себя миру и самой себе – что волновало ее больше всего на свете, – все пропускать сперва через призму фантазии. Свою паутину вымысла начала она ткать еще до расставания с Джимом Дахерти. Рядом с безобидными выдумками мирно уживалась откровенная ложь. Только разобравшись с этой стороной жизни Нормы Джин, сможем мы перейти к актрисе по имени Мэрилин Монро.

Бывшая миссис Дахерти скажет Бену Хекту: «Я была бесконечно верна своему находившемуся в море мужу». Даже спустя три десятилетия Джим Дахерти продолжал рассуждать, что «мне это и в голову никогда не приходило, я и сейчас не верю, что моя жена могла меня обманывать. За все годы, что я знал ее, я ни разу не видел, чтобы Норма Джин лгала. Если бы у нее были свидания с кем-то еще, она бы непременно сказала мне».

Супруг или супруга стараются отогнать и мысль о супружеской неверности своей половины. Одинокому моряку военного времени не хотелось впускать в свое сердце боль. У Дахерти, экс-мужа женщины по имени Мэрилин Монро, не последнюю роль играла гордость. Но остались свидетельства об обратном: Норма Джин была неверна.

В конце 1960 года, менее чем за два года до смерти, Мэрилин Монро сама призналась одному журналисту: «Когда я была замужем, я не спала с кем попало, пока мой муж не ушел служить во флот. Тогда я вдруг почувствовала себя чертовски одинокой и иногда не отказывала себе и заводила дружка, потому что мне не хотелось быть одной».

По ее собственным словам, юная жена из четырех лет их совместной жизни с Дахерти обманывала мужа примерно половину этого срока. Можно не сомневаться в том, что она задумала избежать мрачного Рождества 1945 года, когда оставила Дахерти одного дома, а сама отправилась позировать.

В декабре Норма Джин сказала Джиму, что ей придется уехать примерно на месяц, поскольку ее ждет работа с фотографом по имени Андре де Дьенес. Он собирался отвезти ее в штат Вашингтон, за сотни миль к северу. За эту работу ей предложили две сотни долларов: именно такая сумма требовалась Дахерти для ремонта его старенького «Форда». Она сказала, что не рвется из дома, но понимала, что должна уехать. И не только из-за денег. Де Дьенес был выдающимся фотографом, который мог бы немало сделать для ее будущей карьеры. Итак, она уехала.

Находясь вдалеке, Норма Джин позвонила мужу в то время, когда он сидел за столом, накрытым для рождественского обеда. Всхлипывая, она сказала ему, что ей очень хотелось бы быть дома, но она вынуждена оставаться с Дьенесом. «У него из-за меня украли почти все фотооборудование, – пояснила жена. – Я ушла, бросив машину незапертой...» Вернувшись домой, Норма Джин, по словам Дахерти, почти не говорила о поездке, упомянув только, что ей больше не хочется позировать для де Дьенеса.

Андре де Дьенес был сыном венгерского банкира, иммигрировавшим в Америку. Позже он рассказал свой вариант истории, приключившейся в то Рождество. Тогда ему было тридцать два года, и он только что приехал в Калифорнию, где искал модель, которая могла бы ему позировать на фоне западного пейзажа, желательно в обнаженном виде. Однажды ему в отель «Сад Аллаха» на бульваре Сан-сет позвонили из агентства «Голубая книга» и порекомендовали новую девушку.

«Тогда-то и появилась эта маленькая блондинка в розовом свитере и слаксах в шашечку», – вспоминал де Дьенес. – Я в ту же секунду влюбился в это юное создание. У меня даже возникла подсознательная мысль жениться на ней. Что в этом было плохого? Я сам был молод и хорош собой».

В тот день де Дьенес, которому действительно было суждено стать удачливым фотографом, снимавшим звезд, сказал Норме Джин, что хочет, чтобы она позировала ему в обнаженном виде. Джин смутилась, не решаясь на это. Насколько он помнил, «она сказала, что была замужем, но ее муж находится в море, и она его не любит».

В ту пору Дахерти был в плавании. Де Дьенес начал ухаживать за Нормой Джин. Он присылал ей цветы, обедал в ее доме. Вот так развивались события, предшествовавшие их совместному решению с Нормой Джин устроить для себя рождественскую поездку.

Норма Джин не легла в постель с де Дьенесом сразу. Он сказал, что на протяжении нескольких дней пытался соблазнить ее. Так продолжалось до тех пор, пока в одну счастливую ночь им не удалось найти отель с двумя свободными комнатами. Норма Джин согласилась разделить с ним комнату и постель. «Она была прелестна и очень мила, – вспоминал венгр. – Но больше всего мне понравилось то, что она позволила мне творить с ней». В постели, по словам Дьенеса, девятнадцатилетняя Норма Джин открыла для себя такой секс, которого не знала с Джимом Дахерти.

Работая с Нормой Джин зимой на натуре, де Дьенес был в восторге. «Она была мила. Красива. Ее улыбка. Ее смех. Она была очень нежной – душой и телом. Как только заканчивалась ее работа, она запрыгивала в автомобиль и заваливалась спать. Этой девушке не было дела до шоу-бизнеса. Она просто оставалась чувствительной, милой маленькой девочкой».

Норма Джин на самом деле, выйдя из машины, оставила ее незапертой, и вся фотоаппаратура де Дьенеса была украдена. Но он простил ее, он не стал настаивать, когда она отказалась позировать в обнаженном виде. Де Дьенес пребывал в состоянии влюбленности. Вскоре после возвращения в Лос-Анджелес он попросил ее выйти за него замуж. Если верить фотографу, она дала согласие. Потом он уехал по делам в Нью-Йорк, где обклеил все стены своей квартиры ее фотографиями.

Говорит ли де Дьенес правду? В этой книге будут приведены свидетельства других, менее заметных личностей, чем де Дьенес, которые утверждали, что тоже спали с Мэрилин Монро. Но кто они – любовники или просто хвастуны и прохиндеи? Автор считает нужным пояснить, что доверяет только тем, кто сумел убедить его в личной беседе, либо тем, чьи свидетельства были подкреплены словами других.

Следует заметить, что у Андре де Дьенеса имелись весомые доказательства его правдивости. Жан-Луи, модный модельер, обслуживавший Мэрилин Монро, был в сороковые годы знаком с де Дьенесом. Он подтвердил, что «тот действительно имел тогда связь, любовный роман, с Мэрилин Монро». Был ли Дьенес в последние дни брака с Джимом Дахерти ее единственным увлечением, или имелись и другие мужчины?

Оставаясь ее страстным обожателем и полагая, что все еще обручен с Нормой Джин, де Дьенес выслал ей деньги, чтобы оплатить судебные издержки за развод с Дахерти. «Но когда дело дошло до женитьбы, – с грустью в голосе вспоминал он, – она по телефону отказала мне. Я тогда должен был встретить ее в Вегасе. Охваченный ревностью, я поехал в Лос-Анджелес. Я застал ее врасплох. Она была у себя дома с любовником... Тогда я понял, что все кончено».

Но де Дьенес не таил на нее зла. До своей кончины в 1985 году он бережно хранил экземпляр книги Мэри Бейкер Эдди «Наука и здоровье», которую дала Норме Джин ее последняя приемная мать, последовательница «христианской науки». На форзаце есть сделанная детским почерком надпись:

«Милый Андре,

В 10-й и 11-й строчках на 494 странице заключена моя молитва за тебя.

С любовью, Норма Джин».

В 10-й и 11-й строках сказано:

«Божественная любовь всегда приносила и будет приносить утешение в ответ на каждое человеческое желание ... если обращена ко всему человечеству и ежечасно, божественная любовь несет все только хорошее».

Как видно из истории Нормы Джин, пробивавшей себе путь в Голливуд, она вовсе не старалась отдавать себя всему человечеству. Из ее печального повествования следует: «Теперь я стала кем-то вроде „ребенка-вдовы“. Я смотрела на улицы глазами, исполненными одиночества. У меня не было родственников, которых я могла бы навестить, или однокашников, с кем можно было бы пойти на вечеринку... Но всегда находились мужчины, готовые скрасить одиночество девушки. Они говорили: „Привет, детка“, – когда ты проходила мимо. А если ты не поворачивалась, чтобы взглянуть на них, они подкалывали: „Какие мы гордые, а?“ Я никогда не отвечала им».

В беседах с Беном Хектом Мэрилин подчеркивала, что в 1946 году вела целомудренную жизнь. Но в тот год она оставалась почти без гроша, поэтому вполне вероятно, что у нее была любовь, но отнюдь не божественная. Позже, находясь под опекой преподавателя драмы Ли Страсберга, Мэрилин в частной беседе как-то обмолвилась, что в ранние годы жизни в Голливуде она подрабатывала девушкой по вызову. Страсберг, увлекавшийся в ту пору тем, что добивался от своих предполагаемых учеников правдивых рассказов о своей жизни, заметил, что это признание сорвалось у нее с губ во время их первого серьезного собеседования.

Много лет спустя Страсберг заметил в разговоре со своим биографом: «Она сказала мне, что была девушкой, которую приглашали в тех случаях, когда кто-то нуждался в найме красавицы». Еще он добавил, что позже она поняла, что «ее прошлое девушки по вызову работало против нее». У биографа Страсберга, Синди Адаме, не было сомнений относительно смысла его слов. «Он говорил об этом трижды. Все это записано на пленку, – вспоминает она. – Он точно имел в виду то, что она работала девушкой по вызову. Об этом ему было доподлинно известно из уст самой его ученицы».

Лена Пепитоне, нью-йоркская горничная Мэрилин, работавшая у нее с 1957 года до самой смерти хозяйки, говорит, что актриса частенько откровенничала с ней. Она вспоминает, как Мэрилин рассказывала ей о том, как она в свою бытность Нормой Джин незадолго до финальной развязки с Дахерти фактически продала себя одному мужчине. Человек средних лет предложил подвыпившей Норме Джин за пятнадцать долларов пойти с ним в его гостиничный номер. Сначала он попросил ее раздеться, желая увидеть ее голой, потом стал требовать большего. Норма Джин хотела убежать, но, по словам служанки, передумала. Она будто бы сказала ей: «Тогда я пораскинула умом. В конце концов, меня это не слишком волнует. Тогда какая разница?» Но она настояла, чтобы мужчина воспользовался презервативом. По словам Пепитоне, потом были новые визиты в тот же бар, другие мужчины и больше карманных денег для нужд поплывшей по течению Нормы Джин.

* * *

О подлинной сексуальности мирового секс-символа можно судить по многочисленным воспоминаниям, иногда комичным, но чаще грустным.

Много раз снимал Мэрилин Монро видный фотограф «Лайфа» Филипп Холсмен. Первый сеанс состоялся в 1949 году, когда ей было двадцать три года. Мэрилин стала одной из восьми девушек, отобранных для воплощения четырех ситуаций: встреча с жутким чудовищем, проба деликатесного напитка, бурная радость по поводу удачной шутки и объятия с неотразимым любовником. Мэрилин, как явствует из его воспоминаний, хорошо справилась только с одним из заданий: когда находилась в объятиях мужчины.

Годы спустя Холсмен скажет: «Когда она встречала мужчину, которого не знала, то чувствовала себя уверенной и защищенной только тогда, когда понимала, что желанна для него; поэтому все в ее жизни было направлено на то, чтобы спровоцировать это чувство. Талантом в этой области она обладала недюжинным. Я помню, как сам пережил нечто подобное, находясь в ее крошечной квартирке со своим ассистентом и исследователем из „Лайфа“. Каждый из нас чувствовал, что, если двое других уберутся, произойдет что-то невероятное».

Холсмен является единственным известным мне человеком, задавшим Мэрилин вопрос, в котором содержалось частичное объяснение неугасающего страха Нормы Джин. «Скажи мне, – поинтересовался он, – сколько тебе было лет, когда ты впервые занялась сексом?

– Семь, – ответила Мэрилин.

– Мой Бог! – воскликнул Холсмен, опуская камеру. – А сколько лет было мужчине?

Ответ прозвучал хорошо известным шепотом с задержкой дыхания: «Он был еще моложе».

Это была единственная шутка Мэрилин о детском сексе. Обычно на эту тему у нее был другой взгляд – более мрачный. Она утверждала, что в детстве подверглась изнасилованию. Эту версию звезда маниакально поддерживала на протяжении всей жизни. Имело ли место это событие на самом деле?

Впервые об изнасиловании Норма Джин, похоже, упомянула в 1947 году в беседе с журналистом Ллойдом Шиарером, который брал у нее интервью по просьбе отдела печати киностудии «XX век—Фокс», что нашло отражение в его записях. Он выслушал эту жуткую историю, на что отреагировал следующим образом: «За обедом она призналась нам, что на нее посягнул один из ее опекунов, изнасиловал полицейский и напал моряк. Тогда мне показа– лось, что она живет в мире фантазий, с головой погрузившись в процесс его создания и ничем не интересуясь, кроме собственной сексуальности». Шиарер настолько скептически отнесся к ее исповеди, что решил ничего не писать о Мэрилин.

Изнасилование в детские годы, по ее признанию, сделанному в 1954 году, произошло следующим образом: «Мне было почти девять. Я жила в семье, которая сдавала комнату мужчине по имени Ким-мель. Это был человек сурового вида. Все с уважением относились к нему и называли не иначе как мистер Киммель. Я как-то проходила мимо его комнаты, когда дверь открылась и он тихо сказал: „Норма, зайди, пожалуйста...“. Он улыбнулся мне и повернул ключ в замке. „Теперь ты не можешь уйти отсюда“, – сказал он, как если бы мы с ним играли в игру. Я стояла и во все глаза смотрела на него. Мне было страшно, но я не осмелилась подать голос... Когда он обхватил меня руками, я изо всех сил начала брыкаться и драться, но я не произнесла ни звука. Он был сильнее, чем я, и не отпускал меня. Все это время он шептал мне на ухо, чтобы я была хорошей девочкой. Когда он открыл дверь и выпустил меня, я бросилась к своей „тете“, чтобы рассказать, что мистер Киммель со мной сделал. „Я хочу тебе кое-что рассказать, – запинающимся голосом пробормотала я, – о мистере Киммеле. Он... он...“»

По словам Нормы Джин, ее приемная мать того времени сказала: «Не смей говорить ничего дурного о мистере Киммеле. Мистер Киммель – замечательный человек. Он мой звездный жилец!» Потом Киммель, по утверждению Нормы Джин, сказал, чтобы она пошла и купила себе мороженое.

Эту историю актриса Мэрилин Монро без устали повторяла на протяжении многих лет – репортерам, любовникам, всем, кто был готов выслушать ее. Пегги Фьюри, которая сегодня содержит актерскую студию Лофта в Лос-Анджелесе, вспоминает о своей встрече с Мэрилин Монро на одном приеме в Нью-Йорке. Это произошло незадолго до ее кончины в 1962 году. Она опять завела старую песню о том посягательстве.

Была ли история подлинной или порождением ее услужливой фантазии с целью вызвать участие? Незадолго до смерти, в интервью с Джейком Розенстейном Мэрилин сказала: «Это случилось на самом деле. Но я не выбежала из комнаты с криками и слезами... Я понимала, что это было дурно, но, по правде говоря, больше всего в тот момент меня разбирало любопытство... До сих пор о сексе мне никто ничего не говорил и, честное слово, я никогда не думала, что это было так важно или плохо».

Доктор Ральф Гринсон, голливудский психиатр, который в последние годы лечил Мэрилин Монро и подружился с ней, признавал тот факт, что у нее было «ужасное, ужасное прошлое». Однако и он ссылался на ее «неуемную фантазию». Иллюзии и галлюцинации являются признаками расстройств, носящих шизофренический характер. Доктор Рут Брун, психиатр, которая специально для этой книги изучила историю семьи по немногочисленным сохранившимся сведениям о ее матери и бабушке, выявила признаки шизофрении.

Доктор Гринсон был единственным психиатром .Мэрилин, оставившим документальные свидетельства. Из переписки с коллегой, предоставленной мне исключительно для этой книги, видно, что он выражал озабоченность относительно «склонности Мэрилин к параноидальным реакциям». Поначалу он считал, что ее параноидальные наклонности скорее носят характер «мазохистский, чем шизофренический, и являются выражением отрицательных реакций девочки-сироты ... тенденция к сильным депрессивным реакциям и импульсивная защита против них, на мой взгляд, занимают центральное место». В заключении после смерти Мэрилин Гринсон охарактеризует ее как женщину с «чрезвычайно слабыми психологическими структурами ... слабостью своего „я“ и определенными психотическими проявлениями, включая и шизофренические».

История об изнасиловании в детские годы – не единственный пример, указывающий на неуемную фантазию или склонность к непроизвольным преувеличениям. Первый муж ее, Джим Дахерти, вспоминал об одной ночи, когда после незначительной размолвки вечером Норма Джин разбудила его. Она сказала ему, что ходила гулять в одной ночной сорочке. Дахерти продолжает: «Я почувствовал, как она меня обнимает, по ее лицу текут слезы и она, всхлипывая, причитает: „За мной гонится какой-то человек! За мной кто-то гонится!“ Несколько секунд я сжимал ее в своих руках, потом сказал: „Милая, тебе приснился дурной сон“. „Нет! – не унималась она. – Я не сплю. Я собралась погулять. Я прошла по улице, но какой-то человек преследовал меня и загнал домой“».

Реальной или вымышленной была жуткая детская история Нормы Джин, но она никогда с ней не расставалась. Но вернемся в мир плотских радостей, которые были в сексуальной жизни Нормы Джин.

Она рассказывала и о другом, более счастливом эпизоде, который относится к тому времени, когда ей исполнилось восемь лет; то есть, когда над ней надругался мистер Киммель: «Я влюбилась в мальчика по имени Джордж. ...Мы вместе любили прятаться в траве, где оставались до тех пор, пока ему не делалось страшно и он вскакивал и убегал. То, чем мы занимались в траве, никогда не пугало меня. Я понимала, что это было плохо, иначе я не стала бы прятаться, но что именно было дурно я точно не знала. По ночам я лежала без сна и пыталась себе представить, что такое секс и что такое любовь. Мне хотелось задать тысячу вопросов, но спросить было не у кого».