Текст книги "Богиня. Тайны жизни и смерти Мэрилин Монро"

Автор книги: Энтони Саммерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

После того как брак их потерпел фиаско, Мэрилин с актрисой Морин Стэплтон как-то рассматривала старые фотографии. Она взяла один снимок и заметила: «Смотри, это было сразу после бракосочетания. Обрати внимание на мои руки – я буквально отталкивала его от себя. Правда, глубоко в душе мне не хотелось выходить за него». Удивительно, но не успели просохнуть чернила на свидетельстве о браке, как Мэрилин заговорила о новом замужестве. Сразу после возвращения супругов Ди Маджо из свадебного путешествия к ним в номер «Беверли Хиллз» был приглашен Сидней Сколски. Стоило Джо Ди Маджо выйти из комнаты, вспоминает старый журналист, как Мэрилин огорошила его откровенным заявлением.

– Сидней? – сказала она.

– Да.

– Знаешь, за кого я собираюсь замуж?

– Замуж? Я что-то не понимаю, о чем ты?

– Я собираюсь замуж за Артура Миллера, – сказала Мэрилин.

Ошарашенный Сколски сказал, что не понимает Мэрилин.

– Подожди, – уверила его Мэрилин, – и ты увидишь.

Не прошло и года после этой беседы со Сколски, как она и драматург начали всерьез встречаться. Год спустя она исполнит свое намерение и выйдет замуж за Миллера.

Брак с Ди Маджо, начавшийся с разногласий, продлится менее девяти месяцев.

Примечания

1. В качестве свадебного подарка Мэрилин подарила Ди Маджо свои «обнаженные» фотографии из известной календарной серии, которые считались слишком откровенными и не были опубликованы. Но об этом стало известно только по прошествии многих лет.

Глава 15

После половодья эмоций в Азии Ди Маджо привез жену домой, в тихий дом в Сан-Франциско. Месяц или около того в начале 1954 года супруги жили спокойно, без вмешательств со стороны прессы.

Кое-какие сведения о них все же просачивались. Вот снимок: мистер и миссис Ди Маджо на борту лодки Джо «Янки клиппер», Мэрилин в джинсах и мокасинах держит бумажный пакет с едой. В Сан-Франциско она чувствовала себя свободней. Она ходила в заведение Машина за покупками. А однажды привлекла внимание зевак, когда у подножья холма помогла тормозному кондуктору опрокинуть одну из кабин кабельной дороги.

В колонках светской хроники промелькнула мысль о вероятной беременности актрисы, но соседи, рыбаки и портовые рабочие замечали больше, чем любой из репортеров. Они недоумевали, когда поздним вечером во внутреннем дворике видели ее одинокую фигуру с накинутым на плечи пальто. Однажды ночью встретили ее, истерично рыдавшую и бегущую по дороге, ведущей с пирса. Ди Маджо бежал следом. Рыбаки отводили взгляды.

Голливуд ждал. В марте 1954 года Мэрилин вернулась в Лос-Анджелес. Заполняя анкету и оставив незаполненной графу о детях, актриса криво усмехнулась. В Голливуд она приехала, чтобы получить награду как «Самая популярная актриса». Церемония превратилась в шумное приветствие по поводу возвращения домой, туда, где Ди Маджо не было. Он сказал, что будет сопровождать ее только тогда, когда она отправится за «Оскаром», – но такой чести ей не суждено было дождаться.

Вдохнув студийный запах и все больше настраиваясь на новый контракт, Мэрилин поспешно латала прорехи в отношениях с «Фоксом». Она согласилась сняться в картине «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес», пустом мюзикле, ставшем данью уважения творчеству композитора Ирвинга Берлина. Там Мэрилин предстояло петь и танцевать. Один из номеров имел название с глубоким смыслом: «После того, как ты получил то, что ты хочешь, тебе это уже не надо». Ди Маджо, конечно, не хотел крутых перемен, связанных с возвращением Мэрилин в Голливуд.

Когда-то Мэрилин воркующим голоском пропела: «Глава в нашей семье – Джо, и я буду жить там, где захочет он». Теперь, загнанный в угол, Ди Маджо был вынужден некоторое время пожить в Голливуде, в городе, который он ненавидел больше всего на свете. Супруги сняли дом в Беверли Хиллз на Норт-Палм-драйв. В доме было восемь комнат – одна из них предназначалась для юного сына Ди Маджо, когда тот будет навещать их – и плавательный бассейн. У входа стояли два черных «Кадиллака». Это был наименее изолированный дом в Лос-Анджелесе, так как его парадная дверь практически выходила на улицу.

Писатель Сидней Сколски, присутствуя как-то на одной из музыкальных репетиций Мэрилин, заметил, что часто звонил Ди Маджо, и решил, что между ними все хорошо. Мэрилин, казалось, искренне озабочена тем, что больше всего хлопот по переезду легло на плечи Ди Маджо, а не на ее собственные. Она поспешила домой, а Сколски, как доверенный хроникер звезды, увязался за ней, чтобы самому понаблюдать за семейной жизнью двух знаменитостей.

Вскоре жадная до новостей публика узнала, что Мэрилин поставила телевизор возле камина, чтобы мужу было удобно следить за спортивными событиями, сидя в своем любимом кресле. Она призналась, что он был страстным болельщиком бейсбола, большого бокса, а также любил иногда посмотреть вестерны. Обед ему она всегда подавала в кресло.

«Джо не нужно было шевелить и пальцем, – откровенничала она с прессой. – Обращаясь с мужем подобным образом, вы получите от него вдвое больше. Мне нравится гладить рубашки Джо, но у меня часто нет для этого времени. Мне нравится видеть Джо в рубашке, выглаженной моими руками. Мужчина никогда не должен думать о своей одежде. Его жена должна заботиться о том, чтобы его костюмы и туфли были вычищены». Все это, конечно, было легко осуществимо с помощью трех слуг, нанятых Мэрилин.

Сидней Сколски исправно публиковал заметки, пронизанные уютным воркованием актрисы, приправляя его зарисовкой из реальной жизни, «Джо и я иногда ссоримся, – якобы сказала она ему. – Нельзя сбрасывать со счетов человеческую натуру. Брак познается в браке». По правде говоря, супружеская чета довольно скоро обнаружила свою полную неспособность овладеть ситуацией в семейной жизни.

Все рассуждения Мэрилин о ведении домашнего хозяйства были досужим вымыслом. Писательница Шейла Грехем, беседовавшая с Мэрилин после разрыва супружеских уз с Ди Маджо, отмечает: «Они были равны в славе, но только не в привычках. Опрятность Джо граничила с манией. На его туалетном столе все было разложено по алфавиту: А – аспирин; Б – бритва; В – вата и т.п. Мэрилин можно было отыскать, следуя за вереницей разбросанных повсюду вещей: чулок, лифчика, носового платка и, наконец, сумочки. Он все время пытался муштровать ее, но из этого у него ничего не выходило. В своих отношениях они дошли до того, что без крика уже не могли разговаривать».

С сексом проблем не было. По многочисленным сообщениям, а также ее Собственным признаниям, сделанным друзьям и врачам, секс-символ мира в сексе не находил большого удовлетворения, несмотря на изрядное число сменявших друг друга партнеров. Но с чемпионом по бейсболу все было в порядке. «Самая большая бита Джо, – радостно делилась она с подругой на студии Джет Фор, – не та, которой он пользуется на поле». Потом она скажет Трумену Капоту: «Если бы этим дело и ограничивалось, мы бы до сих пор были женаты».

Более серьезно о доблести Ди Маджо в постели скажет Мэрилин своей подруге Эми Грин, когда несколько месяцев спустя начнет жить у нее в Нью-Йорке. «Она говорила, что никто не был с ней так хорош в спальне, как Джо, – вспоминает Грин, – но наступает момент, когда нужно выбираться из постели и начинать разговор. Этого они делать и не умели».

Однажды ночью в доме актера Брэда Декстера зазвонил телефон. Он давно познакомился с Мэрилин, еще во время съемок «Асфальтовых джунглей». С тех пор они не разговаривали, Декстер с трудом поверил, что звонила Мэрилин. «Мне хотелось бы, чтобы ты встретился с Джо, – сказала она. – Ты не мог бы прийти к нам на обед? Приди до того, как вернется Джо, чтобы мы могли поговорить».

В назначенный час Декстер приехал, и Мэрилин прямо с порога обрушила на него свои тревоги: «У меня в браке есть очень серьезная проблема. Джо изолировал меня; он не хочет, чтобы я общалась с людьми, причастными к кино. Он ужасно настороженный человек. Он даже отвадил меня от моих подруг-актрис, и я не знаю, к кому обратиться. Я подумала, может быть, ты сможешь стать чем-то вроде моста между нами. Ты парень что надо, играешь в покер, любишь спорт, мне кажется, вы с Джо могли бы стать друзьями. Тогда ты и я смогли бы разговаривать обо всем, что в течение дня делали на студии».

Декстер понимающе сказал, что Готов пойти ей навстречу. Но, когда в доме появился Ди Маджо, весь предварительный разговор оказался бессмысленным. «Боже, он был таким скованным и напряженным! – вспоминает Декстер. – Джо просто сидел, но я видел все, что творилось в его голове, – не переспал ли я с ней? Почему я пришел к ним? Мы убеждались, что ничего не выйдет. Я сослался на то, что у меня назначена еще одна встреча, и на обед не остался».

Отношения между супругами бесповоротно испортились. Позднее Мэрилин сказала судье на бракоразводном процессе: «Ваша Честь, у моего мужа бывало так, что он мог не разговаривать со мной пять-семь дней подряд. Иногда даже больше. Я спрашивала его, что случилось, но он не отвечал... Мне не разрешалось принимать в доме гостей, за девять месяцев, что мы были женаты, ко мне приходили не более трех раз... В отношениях преобладала холодность и безразличие».

Ди Маджо, мужа в лучших итальянских традициях, все больше и больше удручала потребность его жены выставлять напоказ свое тело не только на работе, но и дома. Брак отчасти смягчил эксгибиционистские замашки Мэрилин. Дома в обнаженном виде она теперь фланировала только перед женщинами. Одна гостья, сидя рядом с Ди Маджо, оказавшись в такой ситуации, заметила, что этим Мэрилин, вероятно, пыталась заманить его в спальню. Но эта шутка его не позабавила.

Когда Мэрилин вышла замуж за Ди Маджо, ее боссы на киностудии «Фокса» размечтались о том, что постоянное присутствие на съемках укрощенного героя бейсбола сделает хорошую рекламу. Один из работников управленческого аппарата хвастался: «Мы не только не потеряли звезду, но мы приобрели центрального полевого игрока». Ди Маджо разочаровал их. На съемочной площадке он появился только один раз, когда снималась картина «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес», и то позировать для фотографов рядом с женой, одетой в слишком откровенный костюм, отказался.

В августе 1954 года Мэрилин, не отдохнув ни одного дня после «Шоу-бизнеса», сразу приступила к работе над фильмом «Зуд на седьмом году», режиссером которого был Билли Уайлдер. Эта картина стала для нее наградой за участие в «Шоу-бизнесе». Предстояло сыграть интересную роль в паре с одним из ведущих актеров. Это обстоятельство, должно быть, осталось для Ди Маджо незамеченным. «Зуд» рассказывал историю женатого человека, сорока лет (его играл Том Иуэлл), которого соблазнила девушка сверху, – роль Мэрилин, – пока жена и дети были в отъезде. Картина балансировала на грани щекотания нервов и сексуального двусмыслия.

Уайлдер и сегодня посмеивается, вспоминая о съемках эпизода, в котором Мэрилин предстояло тихо спуститься по пожарной лестнице, чтобы увидеть жившего внизу мужчину. «На ней была надета ночная рубашка, – говорит он, – и я видел, что она в лифчике. „Под ночным бельем лифчики не носят, – сказал я ей, – а твою грудь заметят потому, что на тебе надет лифчик“. „Какой лифчик?“ – возмутилась Мэрилин и положила мою руку себе на грудь. Лифчика на ней не было. Грудь ее имела совершенную форму чуда, плотная, не знавшая, что такое земное притяжение».

В другой сцене, когда она, перегнувшись через балкон, извещает соседа о том, что в такую нью-йоркскую жару держит белье в холодильнике, казалось, что Мэрилин обнажена. Для начала пятидесятых годов это была большая смелость. Уайлдер вынужден был разочаровать Мэрилин, собиравшуюся играть одну из любовных сцен в нагом виде. Никакие увещевания не потребовались, чтобы она пошла на знаменитый эпизод с юбкой, который пресса назовет «самым интересным драматическим воплощением со времен леди Годивы» и который выведет Ди Маджо из себя.

В конце того лета Мэрилин посетила Марлона Брандо, игравшего тогда в картине «Дезире» Наполеона. Он, как и другие, заметил, что правая рука Мэрилин была покрыта синяками и кровоподтеками. Когда он спросил об этом, она ответила, что во сне укусила себя. Спустя несколько недель после сцены с юбкой друзья увидят и другие синяки. Тогда Мэрилин признается, что это Ди Маджо поколотил ее.

9 сентября 1954 года Мэрилин вылетела в Нью-Йорк, где предстояли натурные съемки «Зуда». Связанные с этим события хорошо освещены в воспоминаниях Роя Крафта, рекламного агента Мэрилин. «Если бы тогда русские оккупировали Манхэттен, никто бы не заметил этого». Когда Мэрилин покинула Голливуд, по городу пронесся слух, что браку с Ди Маджо наступил конец. В Нью-Йорк она приехала без него, но прессу заверила: «У нас все хорошо. Счастливый брак превыше всего».

Через пять дней она подъехала к театру «Транс-Люкс» для съемки эпизода со своим партнером Томом Иуэллом. По сценарию ей надо было стоять рядом с улыбающимся Иуэллом, когда порыв ветра из подземки выше головы задирает ее юбку.

Студийные агенты по связи с прессой не забыли сообщить газетчикам о точном месте проведения съемок – угол 52-й улицы и Лексингтон-авеню, – а также о том факте, что откровенный костюм Мэрилин вызовет на дороге «транспортные пробки». Несмотря на то, что минула полночь, у деревянного забора, поставленного полицией, собралось не менее тысячи зевак, жаждущих увидеть, как огромная машина, создающая ветер, задирает юбку Мэрилин выше головы. По иронии судьбы, говорит Уайлдер, съемки нижней части тела Мэрилин проводились в павильоне и весьма скромно. В ту же ночь жители Нью-Йорка увидели нижнюю часть, облаченную в достаточно тонкие трусики, и лицезрели неясное пятно лобковых волос. Тут-то и появился муж Мэрилин.

В ту ночь участники съемочной группы, жившие по соседству с номером Мэрилин Монро в отеле «Реджис», почти не сомкнули глаз. Сквозь стены до кинооператора «Зуда», Милтона Краснера, долетали яростные крики. Хотя к рассказам богатой на фантазии Мэрилин всегда надо относиться осторожно, тем не менее не принимать их совсем в расчет нельзя.

Парикмахерша Глэдис Уиттен и костюмерша никакого шума ночью не слышали, но утром к ним явилась Мэрилин. «Она сказала, что кричала и звала нас на помощь, – вспоминает Уиттен. – ... Ее муж просто озверел и даже немного поколотил ее... На ее плечах были следы, но мы убрали их, знаете., наложили немного грима, и она ушла работать».

Эми Грин, нью-йоркская подруга Мэрилин, также видела следы побоев. Она пришла в «Сен-Реджис» исполнить глупую мечту – померить норковое пальто. «Я сидела на кровати, обвернувшись ее норкой, – говорит Грин, – когда Мэрилин начала раздеваться. Она забыла, что я сижу здесь и начала снимать блузку... Все ее спина была покрыта синяками – я не могла поверить своим глазам... Она не знала, что и сказать. Но так как лгуньей она не была, то просто сказала: „Да...“»

Эми Грин добавляет: «Мэрилин бывала умницей, но стоило ей выпить шампанского, как она начинала подстрекать его. Они не были интеллигентами, они но умели обсуждать наболевшее, а просто издевались друг над другом...»

Гример Уайти Снайдер, один из немногих голливудцев, кто вполне ладил с Ди Маджо, говорит: «Они любили друг друга, но не могли быть мужем и женой... Иногда он устраивал ей „хорошую“ жизнь – бывало, что мог слегка и поколотить».

В сентябре 1954 года, после «юбочного» скандала в Нью-Йорке, Мэрилин храбро заявила всему свету: «Я просто хорошенькая девушка, которую вскоре забудут. Но Джо совсем другое, он будет велик во все времена».

Наедине с собой эта хорошенькая девушка подвергалась тяжелым испытаниям. Том Иуэлл, ее партнер по «Зуду», заметил, что она была больна в физическом смысле, «она дрожала, как осиновый лист», и с жадностью поглощала таблетки. Милтон Грин, навестивший ее в «Сен-Реджисе», застал Мэрилин в состоянии лекарственного дурмана. Он решил, что это, должно быть, были транквилизаторы. Актриса не способна была вести разумную беседу.

В Калифорнию Мэрилин вернулась вместе с Ди Маджо и на десять дней взяла отпуск. Много времени провела Мэрилин в разговорах с Мэри, сестрой Фреда Каргера. Соседи несколько раз видели ее, бродившую по улицам ночью, по-видимому, в слезах. Днями валялась она в постели. В постели же давала интервью Сиднею Сколски, знакомя его с подробностями поездки в Нью-Йорк. Сколски имел возможность наблюдать ссоры супругов, но писать об этом не стал.

Утром в понедельник 4 октября 1954 года Мэрилин позвонила Билли Уайлдеру, режиссеру «Зуда». Чувствовалось, что она расстроена. Запинаясь, сказала, что не вернется на работу, потому что «Д-Джо и я собираемся р-р-разводиться».

Отдел рекламы студии «XX век—Фокс» под руководством своего начальника Гарри Бранда тотчас взялся за дело. Все было устроено самым тщательным образом. Бранд переговорил с адвокатом Джерри Джизлером, колоритной фигурой, который обычно занимался распутыванием сложных голливудских узлов. (Позже выяснилось, что с ним Мэрилин начала договариваться еще десять дней назад.) В понедельник, во второй половине дня адвокат и директор отдела рекламы вынесли свой вердикт: причиной размолвки стал «конфликт карьер». Джизлер сказал, что на другой день оформит для Мэрилин заявление о разводе, указав в качестве причины развода «обычную душевную черствость». О звезде он писал в одной газете, что та страдала от заболевания, которое в различных источниках называлось по-разному: то вирусом, то нервным расстройством. В другой газете промелькнуло его сообщение иного характера: беременной Мэрилин не была.

Дом на Палм-драйв осаждали орды газетчиков. Автобусные компании срочно изменили маршруты, чтобы туристы могли поглазеть на дом Ди Маджо, взятый в блокадное кольцо. Два дня еще Мэрилин и Ди Маджо оставались в доме. Тем временем студия готовила финальную сцену. «Развод Монро, – вспоминает бывший работник отдела рекламы „Фокса“ Рой Крафт, – был обставлен что надо».

Рано утром 6 октября газетчики в назначенное время собрались возле дома. «XX век—Фокс» доставил к Мэрилин обычно обслуживавшую ее команду гримеров, парикмахеров и других специалистов по наведению красоты. Парикмахерша Глэдис Уиттен вспоминает: «Нас провели в дом с черного хода. Все время, пока мы готовили Мэрилин, она бормотала: „Я не хочу этого“, – и хваталась за голову, и плакала».

Там был и художник по костюмам Билл Травилла. Несмотря на ранний час, они с Мэрилин пили вино. Он вспоминает: «Она плакала и приговаривала: „Как мне хотелось бы быть другой. Если бы я только могла больше любить“. Она ругала себя, но не объясняла почему». Когда их работа была завершена, команду косметологов той же тайной тропой вывели из дома. Обогнув его, они появились у парадного входа, чтобы посмотреть на представление.

Джо Ди Маджо, которому предложили выйти из дома по той же аллее, отказался сделать это. В десять часов утра он появился на пороге и сквозь строй газетчиков, толпившихся на обсаженной розами дорожке, пошел к машине.

– Куда вы направляетесь? – спросил один из них.

Ди Маджо, оказавшись в тесном кольце, громко прокричал, стараясь пересилить гвалт:

– Я еду в Сан-Франциско.

– Вы еще вернетесь сюда?

– Мой дом – Сан-Франциско, – ответил Ди Маджо, ускоряя шаг. – Он всегда был моим домом. В этот я больше никогда не вернусь. – Автомобиль, за рулем которого сидел его друг Рино Барзочинни, тронулся, унося с собой Ди Маджо.

По словам Глэдис Уиттен, то, что произошло дальше, было «ужасно». Спустя много лет корреспондент «Нью-Йорк Геральд Трибьюн» Джо Хайемс говорил, что он до сих пор видит «ее [Мэрилин] заплаканное лицо с той же отчетливой ясностью, как тогда, когда она вышла из дома и с полсотни журналистов набросились на нее, как стая диких зверей набрасывается на свою жертву. Только один маленький Сидней Сколски пытался защитить ее. Эта сцена и горькая мысль о профессии журналиста до сих пор болью отзываются в моем сердце».

Корреспондент «Ассошиейтед Пресс», которого не мучили такие сомнения, просто написал: «Сегодня Мэрилин Монро совершила выход, достойный награды Академии...»

Она появилась через пятьдесят минут после отъезда мужа. Несмотря на то, что на ее лице лежал толстый слой театрального грима, этого оказалось недостаточно, чтобы скрыть следы синяка на лбу. В черном наряде она жалась к руке своего адвоката и руководителя отдела рекламы «Фокса». Репортеры, которым пообещали пресс-конференцию, засыпали ее вопросами. Мэрилин всхлипывала. «Мне нечего добавить, – то и дело повторяла она. – Простите...» Она начала спотыкаться и покачиваться на каблуках, готовая вот-вот потерять сознание.

На другой день утром Мэрилин появилась на работе. Своему гримеру она призналась, что «впервые за много дней чувствует себя бодрой». В Сан-Франциско Ди Маджо проспал до полудня, красовался, позируя для фотографов, а потом играл в гольф. Для постороннего мира драма завершилась. Прессе ничего не оставалось делать, как ждать бракоразводного процесса, который начинался через три недели. Тем временем шла грязная закулисная возня.

Видя, что брак разваливается, пришедший в полное отчаяние Джо Ди Маджо, ревновавший к теням, предпринял попытку успокоить душу другими средствами. Он обратился за помощью к частным детективам, типичным персонажам Реймонда Чэнджлера пятидесятых годов, сыщикам, которые своими рапортами могли принести супругу облегчение или вызвать сердечный приступ.

Одновременно на студии «XX век—Фокс» такая же идея пришла в голову другого человека, но по иной причине. Обеспокоенная администрация «Фокса» боялась, что их вложения в Мэрилин Монро пропадут из-за скандала. Было решено предотвратить эту катастрофу. С этой целью созвали собственную команду платных агентов. Отныне за Мэрилин следили. В дальнейшем это неоднократно будет повторяться.

Однажды вечером, в пору своего замужества с Ди Маджо, Мэрилин зашла навестить Анн, мать человека, которого она когда-то любила, но потеряла, Фреда Каргера. Приходить к ней она будет до самой своей смерти. С семьей она была знакома еще с тех времен, когда была бедна, как церковная мышь, а теперь они, радостные, собрались вокруг нее и восхищенно рассматривали платье, норку и «Кадиллак» с откидывающимся верхом. «Когда в тот вечер она уходила, – говорит Пэтти Каргер, – снаружи ее поджидали два парня. Все в доме видели их, мы хотели помочь ей. Мэрилин не знала, что и делать».

У Мэрилин уже давно вошло в привычку звонить Сиднею Сколски в любое время дня и ночи. Однажды, вспоминает его дочь Стеффи, она позвонила после полуночи. «Я едва разбудила отца. В семь часов утра Мэрилин уже приехала к нам. Без макияжа, с непричесанной головой, в наспех наброшенном меховом пальто... Отец позже говорил, что Мэрилин просто нужно было уйти, скрыться. Она думала, что „они“ пытались накачать ее наркотиками».

Через несколько дней после расставания Мэрилин с Ди Маджо актер Брэд Декстер столкнулся с ним в Лос-Анджелесе в ресторане «Вилла Капри». Тот был в компании Фрэнка Синатры и частного детектива по имени Барни Рудитски.

Когда-то Рудитски работал детективом в Нью-Йорк-Сити, но затем переехал в Калифорнию и стал совладельцем «Шерри» на Сансет-стрит, известного в те времена притона гангстеров. Одновременно он содержал городское детективное агентство и службу охраны. Детище его специализировалось на охране личной жизни и проводило слежку за супругами, собирая компрометирующий материал для развода.

Фрэнк Синатра, обозначивший для справочника «Кто есть кто» свою профессию как «баритон», в тридцать девять лет только что одержал крупную победу в жизни. Он завоевал награду Академии за роль рядового Маджо в картине «Отныне и вовеки веков», а также был удостоен звания «первого великого певца спален наших дней». В течение нескольких месяцев журнал «Тайм» будет называть его «одним из наиболее замечательных, сильных, драматических, печальных и порой откровенно путающих личностей, находящихся в поле зрения публики».

О Синатре «Тайм» также написал: «Мужчина, безусловно, внешне похож на общепринятый стандарт гангстера образца 1929 года. У него яркие, неистовые глаза, в его движениях угадываешь пружинящую сталь; он говорит сквозь зубы. Он одевается с супермодным блеском Джорджа Рафта – носит богатые темные рубашки и галстуки с белым рисунком... согласно последним данным, у него были запонки, примерно стоившие 30000 долларов... Он терпеть не может фотографироваться или появляться на людях без шляпы или иного головного убора, скрывающего отступающую линию волос».

Фрэнк Синатра и Джо Ди Маджо, оба американцы первого поколения, в то время были самыми знаменитыми итальянцами в мире. Они оказывали финансовую поддержку одним и тем же питейным заведениям, включая «Тутс Шор» в Нью-Йорк-Сити. В 1954 году можно уже было сказать, что и судьба им обоим досталась одинаково несчастливая. У Синатры были определенные проблемы в его неудачном браке с актрисой Авой Гарднер. В Рино, еще до женитьбы, он принял чрезмерную дозу снотворного. Два года спустя после свадьбы он поступил в нью-йоркскую больницу с «несколькими порезами на предплечье». К моменту разрыва Ди Маджо с Мэрилин Монро отношения Синатры с Авой Гарднер были еще запутанным клубком.

Итак, стояла осень 1954 года, когда Брэд Декстер увидел собравшихся за одним столиком ресторана «Вилла Капри» баритона, бейсболиста и частного детектива. С момента неловкой встречи на Норт-Палм-Драйв, когда Мэрилин попыталась использовать его в качестве моста между собой и мужем, Брэд не виделся ни с актрисой, ни с Ди Маджо. Теперь же, в приглушенном свете ресторанного зала, Ди Маджо снизошел до него: «Господи Иисусе, прошу прощения за тот вечер. Я не знал, кто вы, что за человек. Не могли бы вы помочь мне сейчас?»

По утверждению Декстера, Мэрилин скрывалась в своей гримуборной на студии «XX век—Фокс» и отказывалась встречаться с Ди Маджо. Часы между тем неумолимо приближали супругов к бракоразводному процессу. Ди Маджо теперь отчаянно пытался вернуть ее назад. Директор «Фокса» Даррил Занук распорядился, чтобы ничто не мешало работе Мэрилин, и запретил Ди Маджо появляться на студии. Вот в ресторане тот и попросил Декстера, актера, которого хорошо знала охрана, тайком, спрятав под одеялами, провезти его на территорию студии в своем автомобиле.

«Они пытались надавить на меня, – вспоминает Декстер, – тогда я сказал: „Я позвоню Мэрилин и спрошу, хочет ли она видеть вас“. Я разговаривал с ней, но она ответила: „Брэд, пойми, я не хочу видеть Джо, не хочу говорить с ним; все кончено“. Тогда я вернулся к ним, передал все, как есть, и исполнить их просьбу отказался».

Утром 27 октября Мэрилин вошла в здание суда в Санта-Монике. После поверхностного заслушивания дела она получила развод на основании «душевной черствости» супруга. На процессе Джо Ди Маджо не присутствовал и опротестовывать решение не стал. Несмотря на судебное решение, он еще не оставлял надежду повернуть дело вспять. Когда за день до суда его увидели в Лос-Анджелесе, Ди Маджо сказал, что приехал только «повидаться с сыном».

А в день развода Ди Маджо предпринял несвойственный ему шаг и пригласил журналистов, желая поговорить о личной жизни. Он сообщил им, что еще возможно примирение. «Я надеюсь, она увидит свет», – процитировала его слова одна из газет.

От Мэрилин тем временем исходили странные и противоречивые сигналы. Накануне бракоразводного процесса она дала первое с момента разрыва супружеских уз интервью, подчеркнув, что никакой связи с другим мужчиной не было. Потом она, решившая в суде говорить о душевной черствости Ди Маджо, искала утешения – у Ди Маджо. Говорят, что ночь перед процессом и после процесса она провела, запершись с мужем. Местом их уединения стала квартира Фрэнка Синатры.

Скептиков в Лос-Анджелесе не убеждали причины развода, выдвинутые официально. Прозвучавшее в зале суда заявление о «холодности и безразличии» Ди Маджо не показалось убедительным. Также не поверили люди и в то, что причиной размолвки стала демонстрация сексуальности Мэрилин, связанная с ее профессиональной деятельностью. Представитель «Фокса» Рой Крафт без обиняков отклонил это объяснение. «Когда они поженились, Мэрилин уже обладала соответствующей репутацией, – сказал он. – Если строишь дом рядом с бойней, не стоит жаловаться на визг забиваемых свиней».

Сейчас, когда Мэрилин мертва, а Джо Ди Маджо хранит молчание, марево тайны все еще окутывает финал этого брака. Но благодаря новой информации, на поверхность выплывает другая версия их расставания. В ней главной причиной названа неотступная слежка за Мэрилин и треволнения человека, с которым она встречалась.

Этот человек и сегодня, по прошествии тридцати лет, не может без содрогания слышать имени Ди Маджо.

Глава 16

Через несколько дней после бракоразводного процесса, в начале ноября 1954 года Джо Ди Маджо позвонил другу Мэрилин, журналисту Сиднею Сколски и попросил срочно встретиться с ним. Сколски предложил вместе пообедать, но Ди Маджо настаивал на разговоре в уединенном месте – в его спальне в голливудском отеле «Никербокер». То, что произошло во время встречи, и сегодня заставляет Сколски смущенно поеживаться. Тогда у него возникло чувство, что перед ним «стоял преклонивший колени идол и молил о снисхождении».

Как следовало из воспоминаний Сколски, Ди Маджо «указал на кровать и предложил мне присесть на край. Сам он сел на стул, подставив его поближе. „Вы все знаете. Есть одна вещь, которую я хотел бы узнать, – сказал он с такой выверенной интонацией, с какой профессиональный певец выжимает пафос из каждой ноты. – Замешан ли здесь другой мужчина? Почему Мэрилин развелась со мной?“

Пришедший в глубокое замешательство Сколски не знал, что и ответить, и постарался закончить разговор на эту тему как можно быстрее. Он уже знал о маниакальной ревности Ди Маджо. В его квартире не раз раздавались испуганные звонки Мэрилин, уверявшей, что за ней следят. Сколски считал, что до Ди Маджо долетели слухи, имевшие хождение в последнее время, о лесбийских отношениях Мэрилин с преподавательницей актерского мастерства Наташей Лайтес. Но наблюдение и слежка главным образом велись за мужчиной – двадцатидевятилетним учителем пения Мэрилин Холом Шефером.

Шефер, замечательный композитор и пианист, начинавший под покровительством Дюка Эллингтона, в один прекрасный день среди своих учениц назовет такие имена, как: Пэгги Ли, Джуди Гарланд и Барбара Стрейзанд. Годом раньше, во время съемок фильма «Джентльмены предпочитают блондинок», он снискал доверие Мэрилин. После совместной работы еще над двумя фильмами они стали близкими друзьями. В первые месяцы замужества с Ди Маджо Мэрилин прибегала к его профессиональной помощи при работе над картиной «Нет такого бизнеса, как шоу-бизнес». К апрелю 1954 года на территории «Фокса» им отвели для работы бунгало номер 4.