Текст книги "Сумеречные люди"

Автор книги: Энтони Поуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Не его ли девушка сидит вон там, внизу?

– Не исключено.

И действительно, сильнее оказался боксер в красных трусах. С низким лбом, расплющенным носом и надувшимися, как на анатомическом рисунке, бицепсами, он словно сошел с карикатуры восемнадцатого века. Звали его Динамит Хаскинс; удар у него был сильнее, чем у еврея, зато Хаймс был проворнее и увертливее. Хаскинс бил куда попало, и бил сильно; в результате, в середине десятого раунда Хаймс схватился обеими руками за левый бок, и тут же прозвучал свисток рефери. В зале недовольно загудели. Сидевшая сзади женщина прокомментировала:

– Ничего страшного. Все с ним в порядке.

– А ты откуда знаешь? – полюбопытствовал ее спутник.

– Он, как Сьюзан Ленглен, – сказала женщина. – Не хочет проигрывать.

– Что за вздор, – сказал мужчина с булавкой из фальшивого жемчуга в галстуке. – Один раз Хаскинс уже ударил его ниже пояса.

– Не было такого.

– Говорю же, ударил, – стоял на своем мужчина. – Он отличный боксер, вот только бьет куда придется.

– Неправда, он чисто выигрывает.

– В тот раз, повторяю, он ударил его ниже пояса, – сказал мужчина. – Зуб даю.

Зрители продолжали выражать свое недовольство, кто-то крикнул: «Мало ему! Дал бы ему по хребту – и дело с концом!»

Секунданты, рефери и ведущий обступили Хаймса. Зрители по-прежнему выражали недовольство. Хаскинс отошел в свой угол, сел на табурет, а потом встал и перешел в угол Хаймса, что-то ему сказал, после чего поднял руки над головой и, опустив голову, развел руками в перчатках, давая тем самым понять, что поступил нехорошо. По залу прошел смешок, кто-то зааплодировал. Победителем был признан Хаймс. Объявили перерыв.

– Да, кстати, раз уж я так вам нравлюсь, – сказала Сьюзан, – как там поживает ваша подружка, которая так смешно одевается?

– А что вас интересует?

– Вы с ней еще видитесь?

– Изредка.

– Господи, не все ли мне равно! – воскликнула Сьюзан.

– Я знаю, что вам все равно.

– Думаете, я не понимаю?

– А что, понимаете?

– Да, – сказала она. – Но от этого ничего не меняется.

– Почему?

– Не знаю. Так мне кажется.

– Ясно.

– Вообще-то вы милый, – сказала она.

– Вы находите?

– Да, я это чувствую.

– В любом случае, я почти вас не вижу, поэтому не все ли равно…

– А что если мне не все равно?

– Вам совершенно все равно.

– Не будьте таким, – сказала она.

– Каким?

– Мне это не нравится.

– Ерунда.

– Да, – повторила она, – не нравится.

– Что ж, меня не переделать.

– Зануда вы.

– Знаю.

– Будьте со мной поласковее. Вы ведь бываете милым.

– Сегодня я не в настроении.

Перерыв кончился. Ведущий объявил следующую встречу – любительский матч из трех раундов. Сьюзан спросила:

– Кто выйдет на ринг?

– Любители. Это их первый бой. Зарабатывают себе на хлеб чем-то другим, но хотят стать боксерами. А может, просто подраться любят. Вы слышали их имена?

– Нет.

Оба боксера были высокими, плечистыми парнями. Один из них, по всей вероятности, был моряком, второй мог оказаться кем угодно. Лицо у него было грубое, но на профессионального боксера он был непохож. Волосы у него торчали во все стороны, а макушка была лысой, как у японской куклы. Прозвенел гонг. Противники сошлись в центре ринга и обменялись первыми ударами. В отличие от предыдущих боксеров, эти двое, совершенно позабыв о защите, колошматили друг друга на чем свет стоит, били куда попало и как попало. Вскоре тот, что походил на японца, подбил моряку глаз. Зрители веселились от души.

– Море крови, – сказала Сьюзан.

– Погодите, скоро они оба и в самом деле будут залиты кровью с головы до пят, вот увидите.

– Не люблю вида крови.

– В поединке всего три раунда.

Первый раунд завершился. Тот, кто был похож на японца, один раз упал, но не успел он подняться, как грянул гонг. Последовала долгая пауза.

– Что случилось?

– Бог его знает.

«Японцу» принесли другие трусы – свои он порвал, когда упал в конце первого раунда. Он натянул новые трусы поверх старых, и матч возобновился. Противники по-прежнему осыпали друг друга градом ударов. В какой-то момент тот, кто был похож на японскую куклу и боксировал в двух парах трусов, нанес моряку, казалось бы, несильный удар прямой в челюсть, отчего моряк медленно, точно куль с мукой, повалился на ринг и после того, как рефери досчитал до десяти, был поднят и унесен в раздевалку. Зрители смеялись, аплодировали, некоторые улюлюкали. Кто-то бросил на ринг шестипенсовик, и ведущий, поднырнув под канаты, подобрал монетку. Следом и другие зрители стали бросать на ринг мелкие монеты, пока их не образовалась целая груда. Ведущий собрал все монеты до одной.

– Это им?

– Да.

– Зачем?

– Деньги как-никак.

После любительских матчей на ринг опять вышел валлиец, на этот раз, правда, не худой, а полный и высокий парень из Баттерси с очень не глупым лицом. Оба боксировали совершенно иначе, чем подростки, постоянно перемещаясь по рингу и уходя от ударов противника. Наблюдать за ними было не так интересно: хотя в боксе они, безусловно, были более искушены, чем их предшественники, ни тот, ни другой по-настоящему высокого боксерского искусства не демонстрировал. Зрители опять заскучали, время от времени из зала раздавались недовольные выкрики. В момент удара валлиец притопывал негнущейся левой ногой. Один раз, в шестом раунде, он нанес сопернику сильный, хотя и неточный, удар левой в голову, от которого тот отлетел на канаты. Такая «разведка боем» продолжалась до двенадцатого раунда, после чего оба немного взбодрились, однако к тому времени слишком устали, чтобы предпринять что-то существенное. Валлиец постоянно прибегал к одному и тому же приему: откидывался на канаты, а затем, оттолкнувшись от туго натянутых веревок и набрав дополнительную скорость, вновь вылетал на середину ринга. Прием этот, впрочем, ничего ему не дал, и победителем по очкам стал высокий парень из Баттерси. В проходе появился мальчик, продававший фрукты.

– Яблоки, вкусные яблоки, – заученно твердил он. – Всего два пенса.

– Хотите яблоко? – спросил Этуотер.

– Нет, съешьте вы.

– Съем.

Этуотер дал мальчику два пенса и стал есть яблоко. Оно было зеленым и совершенно безвкусным. С тем же успехом можно было есть воздух.

– Вы ведь знаете: того, что называется успехом, не бывает, – сказала Сьюзан.

– С чего вы взяли, что я это знаю?

– Ну конечно, знаете.

– Вы – прелесть, – сказал он, бросая черенок под сиденье. – Мы ведь увидимся, когда вы вернетесь, правда?

– Да, – сказала она. – Когда это еще будет!

– Но вы же сами сказали, что это будет скоро, разве нет?

– Да, скоро. Сама не знаю, зачем я это сказала.

– Вы хотите сказать, что уезжаете очень надолго?

– Нет, совсем ненадолго.

– Мы ведь встретимся, когда вы вернетесь?

– Не знаю. В наших встречах есть что-то обязательное. Деловое.

– Тогда, может, нам и вовсе не встречаться?

– Пожалуй, и в самом деле лучше не встречаться.

– Вы, правда, уезжаете ненадолго? Скажите.

– Да, – сказала Сьюзан, – ненадолго.

Перед последней встречей на ринг вышел ведущий и объявил, что он очень сожалеет, но сегодня Джо Коннор выступить не сможет, поскольку он растянул запястье. Вместо него и его противника выступят два других боксера той же весовой категории.

Ведущий охрип, поэтому имен боксеров они не разобрали.

– Лучшего боя мы, черт возьми, так и не увидим, – посетовал мужчина, сидящий за ними, и его спутница с ним согласилась. «Могли бы заранее предупредить», – проворчала она.

«Зачем мы вообще приходили!» – в сердцах выкрикнул кто-то из зрителей.

Ведущий еще раз назвал имена боксеров, не обращая никакого внимания на выкрики из зала. И опять из-за поднявшегося шума они не расслышали имен боксеров. Ведущий сошел с ринга и продолжал начатый разговор. Последнего боя – в нем встретились какие-то маловыразительные спортсмены, которых, впрочем, завсегдатаи, по всей видимости, хорошо знали, – пришлось ждать довольно долго. Оба боксера были не первой молодости, боксировали они неплохо, но сам матч ничем не запомнился.

– Когда вы уезжаете? – спросил Этуотер.

– Точно не знаю. Совсем скоро.

– В таком случае мы увидимся не раньше, чем через месяц. Что-нибудь в этом роде.

– Этот поединок, по-моему, был не слишком интересен. Что скажете?

– Да. И боксеры ужасно нехороши собой. Уроды.

– Вы находите?

– Что один, что другой.

– Сьюзан, может быть, вы передумаете, когда вернетесь?

– Умоляю вас, хватит.

– Простите.

– Мы же решили, что больше встречаться не будем.

– Верно. Я забыл.

Бой наконец закончился. Все встали и двинулись к выходу. Этуотер и Сьюзан ждали, пока толпа в проходе поредеет. Когда они спускались по лестнице, кто-то сказал:

– Ого! Какая встреча!

– Вот уж не ожидала вас здесь встретить, Уолтер, – сказала Сьюзан.

Уолтер Брискет – его сопровождал очень бледный молодой человек – сказал:

– И напрасно. Теперь это модное место. Благодаря мне.

– Вам, Уолтер?

– Разумеется. Кому же еще?

Сообразив, что иного выхода нет, Этуотер сказал:

– Мы все едем в одном такси?

20.

В разгар лондонского лета довольно приятно, хотя и немного тоскливо, сидеть у открытого окна. Полотер «Миддл Уэст» раскатывал по коридорам музея.

– Но почему только во вторник? – допытывался Носуорт у человека, который пришел починить стул в приемной.

– Раньше вряд ли успеем.

– И чем же вызвана задержка?

– Таковы наши сроки.

Человек ушел. Носуорт спросил у Этуотера:

– Вы ведь на следующей неделе уезжаете?

– Да.

– За границу?

– Сначала ненадолго домой, а потом к Реймонду Принглу – у него дом загородом.

– Это тот, у кого была выставка?

– Да.

– И как выставка? Имела успех?

– Вполне.

После паузы Носуорт сказал:

– Нет сил переносить эту жару.

Из-за того, что окно было широко раскрыто, и подоконник, и письменный стол Этуотера, и его бумаги покрылись толстым слоем копоти. Где-то сейчас Сьюзан, думал Этуотер, лежит, наверно, где-нибудь далеко-далеко на пляже и загорает… Доктор Кратч, надо надеяться, в такую жару не заявится, дождется, пока станет прохладнее. От жары бумаги на столе завились спиралью, а светло-желтая темпера на стенах полопалась и, казалось, покрылась волдырями.

Часть третья

ПАЛИНДРОМ

21.

Этуотер огляделся: Прингла на платформе не было – еще не приехал. Платформа была пуста, если не считать престарелого носильщика, глухого и, как видно, потерявшего рассудок, – он ни про Прингла, ни про его дом ничего не слышал, поэтому Этуотеру оставалось лишь сесть на скамейку и ждать. Поездов в обратном направлении не было, а до дома, если верить старику, добраться можно было только пешком. Этуотер решил не тащить чемодан через дюны, сел и закурил. Носильщик медленно катил бидоны с молоком с одного конца платформы на другой. А потом покатил обратно. «Тепло сегодня», – сказал ему Этуотер, но носильщик ничего не ответил.

Появился Прингл через три четверти часа. Он был в шортах цвета хаки и в желтой рубашке с открытым воротом; его огненно-рыжие волосы в сочетании с рубашкой смотрелись довольно странно. Не стригся он уже несколько недель.

– Машина никак не заводилась, – сказал он. – Клади чемодан назад. Осторожней! В пакете яйца. Если разобьешь, завтра утром нам есть будет нечего.

Этуотер сел в машину.

– Ехать далеко?

– Миль пять.

Дорога шла среди дюн. Вдоль нее тянулись проволочные изгороди и телеграфные столбы, трава у столбов была покрыта белой пылью. Пыль от колес подымалась в воздух и оседала облаком над утесником и над дюнами, за которыми виднелись очертания насосной станции.

– Как вы там живете? – спросил Этуотер. Ему поскорей хотелось узнать, кто гостит у Прингла.

– Живем себе. Без особых происшествий, – ответил Прингл. – Вчера вечером у нас было нечто вроде вечеринки.

– Правда?

– Черт! – вскричал Прингл. – С трудом въехала в гору. Надо будет отдать эту колымагу в ремонт.

Вдоль дороги стояли коттеджи, проволочная изгородь неожиданно кончилась, замелькали деревья, и они в облаке пыли свернули налево и покатили по заросшей травой узкой улочке.

– Ну вот, слава богу, доехали, – с облегчением вздохнул Прингл.

В низине, в окружении нескольких сараев, образующих нечто вроде дворика, стоял уродливый серый домишко без сада спереди и главного входа. Прингл остановил машину.

– Забирай свои вещи, – распорядился он. – А я отгоню машину и через минуту вернусь.

– А где все остальные?

– Гектор и Софи вышли пройтись. А Харриет, должно быть, еще спит.

– Харриет Твайнинг?

– Она самая.

Этуотер вошел в дом, оставил чемодан в коридоре, где на стене висело несколько плащей, и прошел в столовую. Какая-то девица, мурлыча себе под нос «Не знаю, где мой милый прячется», неспешно убирала со стола посуду. У нее были темные волосы, неподвижное, точно маска, лицо и вздернутые бровки, как будто кто-то ее неожиданно оскорбил.

– С каждым днем все жарче и жарче, – сказал Этуотер.

– Точно, – отозвалась девица.

Некоторое время он наблюдал за тем, как она прибирается. В комнате царил беспорядок, пахло кофе и скипидаром. Повсюду стояли стаканы с остатками спиртного, через пианино были перекинуты чьи-то брюки. На полу валялся номер «Вога», Этуотер поднял журнал и начал было его листать, но тут появился Прингл. Он остановился в дверях, глядя на грязные тарелки и на две пустые бутылки из-под итальянского вермута, почему-то стоявшие на книжном шкафу.

– Не могу понять, что случилось с машиной, – сказал он, садясь на стул. – Сегодня никуда больше не поеду.

– И кто же у тебя гостит? – спросил Этуотер.

– Только Гектор с Софи и Харриет. Может, приедет еще Наоми Рейс, – ответил Прингл и, обращаясь к девице, сказал: – Яйца я оставил на кухне. Есть порошок и сода, возьмите холсты – они в ванной – и как следует их почистите. Да, чуть не забыл, водопроводчик сменил прокладку в кухонном кране, так что он теперь работает.

– Да ну? – удивилась девушка.

– Да, работает. Пошли, Уильям, – сказал он Этуотеру, – я покажу тебе твою комнату.

Они поднялись наверх.

– Девушку зовут мисс Чок, – сказал Прингл. – Этель Чок. Ее любимый киноактер – Род ля Рок. Говорю это, чтобы избавить тебя от иллюзий. Ты, вне всяких сомнений, – не ее тип. Мы ей вообще, по-моему, малоинтересны. Помыться хочешь?

– Да.

– Горячей воды нет, учти.

– В таком случае мыться не буду.

– Мы все здесь не часто моемся, – сказал Прингл. – Пошли вниз – выпьем. Посмотришь заодно, что я за это время написал.

Этуотер положил чемодан на кровать и осмотрелся. Комната была маленькая, с побеленными стенами и железным умывальником в углу.

– Надену-ка я фланелевые брюки, – решил Этуотер и раскрыл чемодан.

– Давай поскорей, – сказал Прингл, прислоняясь к двери.

Кто-то вышел из комнаты в конце коридора, хлопнул дверью и направился в их сторону. Это была Харриет. Она остановилась в дверях и стала тереть глаза. Со сна она еще краше, подумалось Этуотеру.

– Привет, Уильям, – сказала она. – Чего это вы раздеваетесь в середине дня? – добавила она и протянула ему руку.

– Как поживаете, Харриет? – спросил Этуотер, застегивая свои фланелевые брюки.

– Голова прошла, Харриет? – поинтересовался Прингл.

– Раскалывается.

– Лучше не стало?

– Говорю же, раскалывается.

– В таком случае пошли выпьем, – сказал Прингл.

Они спустились в столовую, и Прингл занялся коктейлями.

– Этель! – крикнул он. – Принесите нам стаканы, когда помоете.

Со стола было убрано, однако брюки по-прежнему висели на пианино на манер кашемировой шали, а на книжном шкафу стояли бутылки из-под вермута.

– Пойдемте в другую комнату, – сказала Харриет. – Не могу разговаривать в таком бардаке.

Они прошли по коридору в другую комнату с выходящей в сад балконной дверью, диваном, софой и столом. На стене висели картины Прингла. Харриет включила приемник и завела патефон.

– Что в Лондоне? – спросил Прингл.

– Пустует, – отозвался Этуотер.

– Вечеринок нет?

– Нет. Ни одной.

– А скандалов?

– Лично я ни о чем таком не слышал.

– А как Сьюзан? – спросила Харриет.

– В отъезде. Давно уже ее не видал.

– Вы вообще ведь часто встречаетесь, – сказал Прингл.

– Случается.

– Она такая прелестная, – сказала Харриет.

– Скажи, а кто такой этот Верелст? Он не отходит от нее ни на шаг.

– На твоей выставке я ведь вас познакомил, – сказал Этуотер.

– Да, помню. Но кто он такой?

– Обычный человек.

– Я с ним знакома, – сказала Харриет. – Он еврей и собой очень недурен.

Через балконную дверь было видно, как по лужайке к дому идут Барлоу и Софи. Барлоу, как всегда, был в своей смешной маленькой шляпе и в толстом чесучовом пиджаке. Лица у обоих были загорелые. Когда они вошли в комнату, Прингл сказал:

– В следующий раз не оставляй, пожалуйста, свои брюки в столовой.

– Прошу прощения, – сказал Барлоу. – Софи, отнеси их наверх. Как дела, Уильям?

Разговора не получалось: перекричать приемник с патефоном было не просто.

– Как дела, Уильям? – спросила Софи с той же интонацией, что и Барлоу. Иногда у нее это неплохо получалось.

– Ради Бога, выключите хотя бы что-то одно! – не выдержал Прингл. – Поговорите о диких цветах. Если вы и в самом деле так любите ботанику, снимите пластинку этого проклятого «Болеро»!

Нервы у него явно пошаливали.

– Пойду взгляну еще раз на машину, – сказал он.

Харриет села на диван и раскрыла «Вог». Софи отправилась наверх отнести брюки Барлоу.

– Пойдем в сад, – сказал Барлоу Этуотеру.

Этуотер вышел вслед за ним на лужайку, расчерченную для игры в теннис. Вдали за деревьями тянулись поля.

– Что здесь делает Харриет? – спросил Этуотер.

– Ей осточертел Гослинг. Или она ему. Вот она сюда и приехала.

– К Реймонду?

– Ну да.

– И давно она здесь?

– С неделю. Ей уже надоело.

– Неужели?

– Забавная она девица.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Забавная, – повторил Барлоу. – Никогда не знаешь, что она выкинет. – Он засмеялся. – Боюсь, у Реймонда она долго не задержится.

– Софи выглядит великолепно.

– Да, ей здесь нравится. Они с Харриет, представь, отлично ладят.

– Не может быть.

– И тем не менее. В это трудно поверить, верно?

Они направились в сторону леса, но вскоре уткнулись в проволочную изгородь и канаву. За канавой простирались поля. Они повернули обратно к дому. Вдалеке, над дюнами, из-за насосной станции, набежали облака, которые виднелись за деревьями. Когда они вернулись в гостиную, патефон играл по-прежнему, Харриет сидела одна на диване и курила. Барлоу пошел наверх, оставив Этуотера и Харриет наедине.

– Где вы были? – спросила она.

– В саду. А я и не знал, что вы знакомы с Реймондом.

– Мы знакомы тысячу лет.

– Да-да, теперь я вспоминаю, что сам вас знакомил.

– В данный момент, – сказала Харриет, – я его любовница, если это вас интересует.

– Вот как?

– Да.

– Подобные заявления выглядят довольно напыщенно.

– Да, пожалуй.

– И что вы все здесь поделываете? – спросил Этуотер.

– Ничего особенного.

– Что ж, недурно.

– Чудесно.

– Воздух здесь прекрасный, и вообще…

– Да.

– После Лондона-то.

– Да, – сказала она, – после Лондона.

– Я слышал, что в доме мыться негде, – сказал Этуотер.

– Мы купаемся. В море. – Харриет замолчала и взяла с полки книгу.

Этуотер поднялся к себе в комнату и распаковал чемодан.

22.

Причесавшись, Этуотер лег на кровать и задумался: интересно где-то теперь Сьюзан, увидит ли он ее снова. Потом встал, еще раз причесался и спустился вниз. Все собрались в гостиной.

– Не могу понять, что с машиной, – сокрушался Прингл. – Теперь она вообще не заводится.

– Скажи нам, Реймонд, как ты собираешься развлекать сегодня вечером своих гостей? – поинтересовалась Харриет.

– Может, пойдем в местный паб? – предложил Прингл. – Называется он «Козерог». В пабе с таким названием может быть забавно, вам не кажется?

Вошла Этель и, окинув присутствующих испепеляющим взглядом, объявила, что ужин готов.

– Тарелок у нас маловато, – сказал Прингл. – Несколько разбилось вчера вечером. Ну, да ничего, справимся.

– Что это вы тут вчера учинили? Признавайтесь, – сказал Этуотер.

– Ничего особенного, – сказал Прингл. – Кое-что разбили. Уж не знаю, что думает по этому поводу Этель.

– У этой девицы, – заметила Харриет, – очень циничный взгляд.

– Современная женщина, что ж вы хотите, – отреагировал Барлоу.

– Уж это точно, – сказала Софи.

– Вы, между прочим, тоже кое-что в жизни повидали, Софи, – сказал Прингл. – И кое-чему научились.

Софи посмотрела на него с улыбкой. С широкой, застывшей улыбкой, от чего рот у нее казался больше, чем был на самом деле. Она, судя по всему, вовсе не обиделась на Прингла за то, что тот напомнил ей о времени, когда Барлоу отбил ее у секретаря пригородного гольф-клуба и «кое-чему научил».

Сели ужинать. Ужин был по-своему неплох, а бордо – вполне сносным. Харриет и Софи пили джин с имбирным пивом.

После ужина Прингл сказал:

– Можем сварить кофе в кофеварке.

– Только не это, – буркнула Харриет. – На это весь вечер уйдет. Давайте лучше пойдем в паб, а то он скоро закроется.

– Не забудьте ваше лекарство, Реймонд, – сказала Софи. Она о таких вещах помнила всегда.

– Верно, чуть не забыл, – сказал Прингл и вылил несколько капель из флакона с лекарством в чашку. – Спасибо, Софи, – сказал он.

Софи улыбнулась вновь. А Харриет сказала:

– Возьми лекарство с собой. А то мы уйдем без тебя. Выбирай: либо мы, либо лекарство.

Прингл отпил микстуру прямо из флакона.

– Я готов, – сказал он, скорчив гримасу.

Софи поднялась наверх накинуть пальто – было прохладно. Луна зашла за тучи, и стало темно. Они двинулись по улочке. До деревни, сказал Прингл, идти минут двадцать. Когда они вышли на дорогу, он взял Харриет под руку. Этуотер шел рядом с Софи, а Барлоу в своей маленькой шляпе возглавлял шествие; он шагал, чуть ссутулившись, руки в карманах.

– И чем эта деревня богата? – спросил Этуотер.

– Здесь есть церковь и два паба, – ответила Софи. – И больше ничего. В один паб мы пойти не можем: прошлым летом Андершафт, когда он здесь гостил, укусил официанта.

– Укусил?! Что-то на него непохоже.

– Спьяну, – пояснил Прингл. – Впрочем, «Козерог» гораздо лучше «Лорда Нельсона», так что это значения не имеет.

– Он здесь долго жил? – спросил Этуотер.

– Прошлым и позапрошлым летом снимал в деревне коттедж. Об этих местах я от него и узнал.

– В деревне, насколько я понимаю, в основном живет пишущая братия – журналисты и прочие писаки.

– В основном, да. Но они предпочитают «Лорда Нельсона», поэтому их все равно не видно. Впрочем, из-за этого мы в деревню и не ходим. Это ведь они разозлили Андершафта в тот злополучный вечер.

– Ваши соседи?

– Конечно.

Миновав два-три коттеджа и церковь, они подошли к «Козерогу». Паб стоял в стороне от дороги на живописной лужайке. Прингл толкнул дверь и пропустил вперед Харриет и Софи. Большая комната была набита битком. Завсегдатаи выпивали, играли в дартс и в полпенни.

– Шлюхи! – раздался чей-то голос на другом конце стойки, когда они вошли и сели.

– Мы не шлюхи, – сказала Харриет. – И никакого отношения к ним не имеем, не кричите.

Бармен, толстяк с усиками щеточкой, в кепке и подтяжках, густо покраснел; он был явно смущен. Прингл заказал выпивку и завел с барменом светский разговор:

– Лучше погоды не бывает. Урожай будет хоть куда, – сказал он.

– Что верно, то верно, – отозвался бармен.

Некоторое время они наблюдали за тем, как два парня в лиловых пиджаках и в туфлях из искусственной кожи с острыми носами играют в полпенни. Харриет вылила спиртное на доску.

– Простите, – сказала она и улыбнулась игрокам – вид у них был недовольный. Один из них извлек из кармана пестрый шелковый носовой платок, вытер доску, и игра продолжилась. Прингл облокотился на доску и спросил бармена:

– Чидл отсюда далеко, не скажете?

– Не, не скажу, – буркнул бармен. – Я не из этих мест.

Давая понять, что он здесь свой человек, Прингл, словно невзначай, обронил:

– У меня ведь тут дом по соседству.

– Ага, – откликнулся бармен; нельзя сказать, что эта новость очень его поразила. Он присвистнул и повел плечами, будто танцевал «чарльстон». Прингл по-прежнему стоял, облокотившись о стойку, и пил виски маленькими глотками. Молодые люди в лиловых пиджаках доиграли в полпенни, отошли от доски и закурили.

– Сыграем, Гектор? – предложил Прингл. – Я тебя вызываю.

Эти слова он произнес с каким-то надрывом и, поставив стакан на стойку, подошел к доске. Барлоу взял тряпку и стер написанные мелом цифры.

– Нет, – сказала Харриет, – мы с Гектором будем играть против тебя и Уильяма. А Софи будет судить.

– Я буду судить, – эхом отозвалась Софи.

Этуотер бросил монетку первым и выбил «два». Игра шла на равных. Барлоу и Прингл играли примерно одинаково. Этуотер ни разу меньше одного не выбивал. Харриет часто промахивалась, но пару раз выбила «пять». Нижние клетки заполнились быстро, однако после этого игра пошла медленнее, и «тройку» на «Анни» выбить никому не удавалось. Но вот пятый бросок, изящно пущенный Барлоу, угодил в «Лондон».

– Наконец-то, – сказал Барлоу.

– Попал, – сказал Прингл.

Барлоу нагнулся над доской и некоторое время тупо смотрел на монетку.

– Попал, да не совсем, насколько я могу разобрать, – сказал он.

Он обернулся, ища глазами Харриет, которая, в ожидании своего хода, отошла от стола и начала играть в дартс. За ней угрюмо наблюдали те самые парни, что играли до них в полпенни. Барлоу повернулся к Этуотеру.

– А ты что скажешь? – спросил он.

– По-моему, монетка не на линии. При таком свете разобрать трудно.

– А ты, Софи, что думаешь? Судья ведь у нас ты.

– Понимаешь, я не очень хорошо знаю правила, – сказала Софи.

– Дело не в правилах, а в зрении, – сказал Барлоу. – Монета на линии или нет?

– Даже не знаю, – замялась Софи.

– Недоделанная ты какая-то, – сказал Барлоу.

– Какая разница, – сказал Прингл. – По здешним правилам попадание в любом случае засчитывается.

– На этой доске медные деления поднимаются? – поинтересовался Этуотер.

Доска оказалась именно такой. Этуотер без труда отделил деления от доски. Полпенса оказались не на линии.

– Это не имеет никакого значения, – повторил Прингл. – Говорю же, в этих местах попадание засчитывается, и спорить тут не о чем.

– Зачем нужны деления, если их можно передвинуть?

– Понятия не имею.

– Хорошие правила, ничего не скажешь.

– Какие есть.

– Что ж, придется поверить тебе на слово.

– Спроси здесь любого, если мне не веришь.

– Еще чего, – сказал Барлоу. – Терпеть не могу разговаривать с незнакомыми людьми. Никогда ведь не знаешь, как они воспримут твои слова.

Тем временем к столу подошла Харриет.

– Моя очередь? – спросила она. В руке она держала дротик. – Представляете, я даже в мишень не попала. Дротик пролетел мимо и упал на пол.

Софи взяла у нее дротик.

– Ты же отломила кончик, – сказала она.

– То-то и оно, – сказала Харриет.

– Мы проиграли, Харриет, – сказал Барлоу.

– Какой же ты осел, Гектор.

– Ты считаешь, что во всем виноват я, да?

– А кто ж еще. Конечно, ты.

За другой стойкой жители деревни заунывно запели на три голоса: «Ой, проводи меня домой… как я устал… ночей не спал…»

– Еще по одной, и уходим, – сказал Барлоу.

– Внимание, леди и джентльмены, – провозгласил бармен. – Закрываемся.

Софи от последней порции виски наотрез отказалась. Остальные заказали пиво.

– Допиваем, леди и джентльмены, – объявил бармен. – Время.

– Еще есть пять минут, – сказал Прингл. – Не торопитесь.

– Нет, – возразил Этуотер. – Раз сказано, надо идти. Здесь вам не Лондон.

Бармен вышел за стойку.

– Время, прошу заканчивать, – сказал он.

– Нельзя торопить даму, которая заказала пинту пива, – сказала ему Харриет. – Это может плохо кончиться. Очень плохо.

Но бармен даже не улыбнулся и молча отобрал у нее недопитую кружку. Прингл, Барлоу и Этуотер залпом допили свое пиво.

– Так и быть, забирайте, – сказала Харриет. – Прошу об одном, послушайтесь моего совета, не допивайте то, что осталось. Я бы этими помоями даже машину мыть не стала.

– Закрываемся, – повторил бармен без тени улыбки. Он забрал стаканы, все до одного, и отнес их за стойку, после чего распахнул входную дверь.

– Спокойной ночи, – сказал Прингл.

– И вам того же, – отозвался бармен.

Они вышли из «Козерога» и остановились на залитой лунным светом лужайке. При свете луны видны были лица завсегдатаев паба; собравшись у входа небольшими группами, они говорили о том, о чем не договорили внутри, обменивались слухами и местными сплетнями. От одной из групп, той, что побольше, отделились двое, пожилая пара, мужчина и женщина. Они подошли к Принглу, и мужчина залепетал:

– Я это вот к чему, мистер Прингл, сэр. Такое больше продолжаться не может, вы уж извините, ведь наша Этель девушка приличная, а ее теперь и дома-то не бывает, до одиннадцати часов у вас, почитай, каждый день пропадает, а ведь это вам не Лондон, мистер Прингл. В такой деревеньке, как наша, чуть что сразу разговоры пойдут, один начнет – другие подхватят, а мы свою девочку в обиду не дадим…

– Кто вы такие?! – удивился Прингл. Кружку пива он был вынужден выпить в один присест и оказался совершенно не готов к столь эмоциональному излиянию чувств. Он с трудом, но сдержался, однако вскоре окончательно пришел в себя, и его лицо начало по обыкновению подергиваться.

– В прошлое воскресенье, мистер Прингл, – вступила в разговор женщина, – смотрю, невестка моя улыбается, спрашиваю: «Над кем это ты смеешься, Хейзел?» – «Так, – отвечает, – одна мысль в голову пришла…» Помолчала и говорит: «Сегодня, – говорит, – в газете прочла, что одна девушка из дому сбежала. Насмотрелась невесть чего в кино – и сбежала. Вот и Этель твоя, – говорит, – тоже в один прекрасный день из дому сбежит».

– Что все это значит? – воскликнула Харриет.

– А то это значит, – сказал Прингл, – что родители Этель считают, что ты на нее дурно влияешь. Пожалуйста, – сказал он, обращаясь к пожилой паре, – забирайте вашу дочь, если хотите.

– Что за вздор, – сказала Харриет. – Не можем же мы обходиться без служанки. Повысь ей жалованье, Реймонд.

– Прошу меня извинить, мисс, – опять заговорил мистер Чок. – Дело тут не в жалованье. Нашей Этель вы и без того хорошие деньги платите.

Харриет подошла к мистеру Чоку, взяла его под руку и сказала:

– Ну конечно, не в жалованье дело, мистер Чок. Лично я прекрасно вас понимаю, и я бы волновалась ничуть не меньше, будь Этель моей дочерью. Просто Этель трудится на совесть, вот мистер Прингл и будет платить ей на десять шиллингов в неделю больше.

– Чтобы все было по справедливости, – сказала миссис Чок.

– Посмотрим, – процедил Прингл, – не обещаю.

– Послушай, Реймонд, – сказала Харриет, – нехорошо быть таким жадным. Не забывай, мы ведь твои гости, и ты должен заботиться о нашем уюте. Лишние десять шиллингов в неделю для тебя погоды не сделают.

– Что бы все было по справедливости, – повторила мисс Чок и покосилась на Харриет, которая продолжала сжимать локоть ее законного супруга.

– Этель вполне устраивает такая работа, – сказал Прингл, – поэтому давайте договоримся: ваша дочь будет получать на пять шиллингов в неделю больше. Идет?