Текст книги "Сумеречные люди"
Автор книги: Энтони Поуэлл
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
Вочоп провел рукой по волосам.
– Вы не поверите, – сказал он. – Вы не поверите, сколь обременительна слава для человека моего склада. Как это тяжело переносить! Вы даже представить себе не можете, как тяжело!
– Надеюсь, вы пришли в себя после балканского ликерчика.
Вочоп лишь отмахнулся – его любимый жест.
– Ну-с, красавица, – сказал он, поворачиваясь к Сьюзан, – и когда же вы собираетесь опять мне позировать?
– А когда вам удобно?
– Может, на следующей неделе?
– Ради Бога.
– Как насчет четверга?
– Давайте.
– В четверг, стало быть.
– В обычное время, – сказала Сьюзан. – Если не будет получаться, я вам позвоню.
Вочоп встал и низко поклонился. Он выпил слишком много рейнвейна. Они видели, как он, хоть и не без труда, добрался до своего столика, сел и обнял сидевших по обе стороны от него девиц. В этом положении он мог беспрепятственно раскачиваться на стуле.
– Мы должны договориться, когда вы придете в музей, – сказал Этуотер.
– А когда вам было бы удобно?
Официант принес мясо.
В дверях появились Харриет Твайнинг и Артур Гослинг.
– Ты так долго искал бумажник, – говорила Харриет, – что я подумала, уж не хочешь ли ты, чтобы за такси заплатила я.
Она была в вечернем платье, и вид у нее был совершенно счастливый. Увидев Сьюзан, она сказала:
– Привет, дорогая. Какой на вас прелестный костюмчик.
– Харриет, как ты мила!
– Дорогая, ты великолепна!
– Как дела, Сьюзан? – спросил Гослинг, молодой, совершенно лысый, сильно смахивающий на загнанную гончую человек в двубортном смокинге. Вид у него был куда менее счастливый, чем у Харриет.
– Ты бы как-нибудь позвонила, – сказал он. – А то мы уже тысячу лет не виделись.
– Позвоню.
– Пошли, – сказала Харриет. – Увидимся, милочка.
Она скорчила гримаску и прошла вместе с Гослингом к своему столику. Этуотер видел, как Вочоп встал и направился к ним.
– Вы ведь друг Андершафта, не так ли? – спросила Сьюзан.
– А вы его знаете?
– Да, мы были знакомы. Говорят, белых женщин для него больше не существует.
– Он в Нью-Йорке.
– Надо бы туда съездить.
– Я возьму вас с собой.
В ресторан в своей смешной маленькой шляпе и с незажженной трубкой во рту вошел Барлоу.
– Кто-то мне говорил, что сегодня здесь будет Джулия, – сказал он, поздоровавшись с Сьюзан и Этуотером. – Вероятно, ошиблись.
– Я ее не видел.
– Неважно. Я просто решил зайти посмотреть, здесь ли она. Только и всего.
– Может, она придет позже.
– Что ж, зайду еще раз, коли так, – сказал Барлоу и удалился.
Они приступили к еде. Мясо было отменным.
Этуотер краем глаза наблюдал за Сьюзан. Маленькие белые ручки, красные ноготки, на запястье красивый браслет. Она сняла шляпу и повесила ее на вешалку за своим стулом. Теперь, когда он сидел рядом с ней, ему было легче поверить в ее существование. В полумраке ресторана она казалась более реальной, чем обычно, и, хотя она по-прежнему была непохожа на всех остальных, сегодня в ней было меньше потусторонности, эфемерности.
– Можем взять еще одну бутылку этого вина, – сказал Этуотер.
– Вы и в самом деле покажете мне ваши секретные экспонаты?
– Конечно.
Он закурил и сказал:
– Как жаль, что мы не встретились раньше.
– Теперь придется наверстывать упущенное.
– Вы так прелестны.
Она ему улыбнулась.
Он еще раз повторил, что считает ее совершенно обворожительной, и стал думать, как бы выразиться иначе, не так пошло, но тут высокая дама, та, что устраивала вечеринку, подошла к их столику и сказала:
– Я не помешаю? У меня такие скучные спутники. – И она пристально, без тени улыбки, уставилась на них обоих своими большими, водянистыми, как у коровы, глазами.
– Это мистер Этуотер, – сказала Сьюзан. – Он собирается показать мне неприличные экспонаты в своем музее.
– Так вы коллекционер? – спросила высокая дама, ничуть не удивившись.
– Я являюсь хранителем национальной коллекции, – отчеканил Этуотер.
– Как это замечательно, – пресным голосом восхитилась высокая дама. Она села за их столик, и Этуотер налил ей вина.
– Харриет сегодня совершенно неотразима, согласитесь? – сказала Сьюзан.
– Вы и сами выглядите превосходно, Сьюзан.
– Я такая толстая.
– Дорогая моя, это я толстая.
– Мне надо сесть на диету.
– Под Мюнхеном есть одно место, куда надо обязательно поехать, если хочешь похудеть. Говорят, там очень хорошо.
– Милдред туда ездила?
– У Милдред нервы.
– Там что, и нервные болезни тоже лечат?
– Милдред ездила к другому специалисту, в Версаль. Вообразите, он заставляет мыть полы. Шестимесячный курс, дорого безумно. Милдред сказала, что после этого курса она почувствовала себя другим человеком. Кроме того, по вечерам там читают вслух Кроче[16]. Если не понимаешь по-итальянски, чувствуешь себя ужасно. Впрочем, слушать заставляют в любом случае.
– Курс рассчитан только на женщин или на мужчин тоже? – спросил Этуотер.
– Я могу узнать у Милдред, если вы тоже хотите поехать, – сказала высокая дама. И смерила его безразличным взглядом своих больших водянистых глаз.
– Я – вряд ли, – произнес после минутного раздумья Этуотер.
– Вот и зря, – сказала Сьюзан.
Один из сидевших с высокой дамой мужчин встал и вслед за ней подошел к их столику. Он был того же возраста, что и высокая дама, и тоже очень хорошо и стильно одет. Черноволосый, с мешками под глазами и с мясистым носом, он, тем не менее, был совсем не дурен собой и на еврея походил мало. Усы у него были закручены так, словно он служил в Королевской конной гвардии, однако, если присмотреться к нему повнимательнее, становилось ясно, что к королевским гвардейцам он никакого отношения не имеет. Вместе с тем вид у него был вполне бравый.
– Почему вы нас покинули? – обратился он к высокой даме.
– Познакомьтесь, это мистер Верелст, – сказала высокая дама. – Вы ведь знакомы со Сьюзан, не так ли?
– Да, мы, кажется, встречались.
– Несомненно, встречались.
– Вы разрешите мне с вами посидеть? – спросил Верелст.
– Конечно, – ответил Этуотер. – Официант, еще один бокал, пожалуйста.
У одной из девиц, смазливой натурщицы с большим, уродливым ртом, сидевшей за одним столиком с Вочопом, случилась истерика. Ее визгливый смех разносился по всему ресторану. Хохотала она так громко и надсадно, что казалось, она горько рыдает. Вочоп и вторая девица, та, что была похожа на Лолу, смеялись тоже – правда, не так громко.
– Вочоп сегодня в ударе, – сказала высокая дама.
– Во время войны мы одно время служили с ним в одной роте, – сказал Верелст.
– И каким он был тогда?
– Примерно таким же, как сейчас. Мог, правда, под любым предлогом расстрелять за дезертирство.
– Не знаю, как вам, а мне мой Вочоп нравится, – сказала Сьюзан. – Вы так о нем говорите, потому что оба ему завидуете.
– Лично я ничего против него не имею, – сказал Верелст. – Правда, если долго с ним общаешься, голова кругом идет, но в целом он парень что надо.
– Я слышала, что он хочет жениться на одной из этих девиц, – сказала высокая дама.
Верелст не сводил глаз со Сьюзан. Выглядел он безупречно, вот только костюм сидел на нем слишком уж ладно, да и круги под глазами его не красили, из-за них вид у него был какой-то помятый. Вдоволь насмотревшись на Сьюзан, он сказал:
– Как нелепо, что мы так долго не виделись!
– Да, в самом деле.
– Мы обязательно должны провести вместе вечер, – сказал он и, повернувшись к Этуотеру, заметил: – Вот ведь хам, подумали, наверно, вы: уселся без приглашения за мой столик и еще даму у меня отбивает. Надеюсь, вы меня извините.
– Мы говорили о том, куда поехала Милдред подлечить нервы.
– Ее заставляли целыми днями стелить постели, верно? – вступил в разговор Верелст.
Впрочем, то, как обращались с Милдред, его нисколько не занимало.
– Вы живете там же? – спросил он у Сьюзан.
– Мой телефон есть в телефонной книге. На «Джордж Наннери».
– Откуда вы знаете, что здесь надо заказывать именно это вино? – похвалил он Этуотера. Верелст был хорошо воспитан, поэтому, разговаривая с Этуотером, на Сьюзан он старался не смотреть.
– Сегодня, по-моему, оно тяжелее обычного, – сказал Этуотер.
– Лучше всего пить вино там, где его производят. Пару лет назад я жил в тех местах.
– В самом деле?
– Если соберетесь, я дам вам адрес отличного отеля. Кухня там бесподобная, на европейском уровне.
– Обязательно дайте мне адрес. Сегодня же.
– Конечно, – сказал Верелст. – Но имейте в виду: отель забит иностранцами, а переносить их трудно. Так я вам позвоню. – Последняя фраза предназначалась Сьюзан.
– Хорошо.
– Между нами говоря, Милдред совсем не вредно мыть полы, – сказала высокая дама. – Она всегда была комок нервов.
– Скажите, – поинтересовался Этуотер, – вы знаете еще кого-то, кто обращался к этому специалисту?
– Да, но таких немного, – ответила высокая дама. – Это ведь удовольствие не из дешевых.
В дверях опять возник Барлоу.
– Джулия не появлялась? – спросил он Этуотера.
– Нет. Не было и в помине.
Барлоу по-прежнему был в своей смешной маленькой шляпе, но на этот раз трубку он держал не во рту, а в руке.
– Вероятно, пошла куда-нибудь еще, – сказал он. – Что ж, в таком случае мне остается лишь отправиться спать. – И с этими словами он отбыл.
К их столику подошли Харриет и Гослинг.
– Можно к вам подсесть? – спросила Харриет. – Мы с собой шампанское захватили. Почти полную бутылку. – Она держала в руке ведерко с шампанским, которое поставила на стол.
– Вочоп так громогласно шутит, что собственного голоса не слышно, – пожаловался Гослинг.
– Вы со всеми знакомы? – спросил Этуотер. Ему хотелось, чтобы как можно больше знакомых подсаживались к ним за столик, чтобы они пили, болтали, назначали свидание Сьюзан, давали ему советы и вступали в споры друг с другом. Тогда ему было бы веселее и не так тошно.
– Это ваш знакомый валялся на полу у меня дома? – поинтересовалась у Харриет высокая дама.
– Мой, чей же еще. Я совсем про него забыла. Симпатичный, в сущности, старичок. Зовут Шейган. Он американский издатель, собирается издать мою книгу, когда я ее допишу.
– Американцев хлебом не корми – дай повеселиться, – сказал Гослинг. – Компанейские ребята. Года два назад один такой пришел ко мне в гости и так напился, что наутро отдал богу душу, бедолага.
– От твоей выпивки любой отдаст богу душу, – сказала Харриет. – В этом смысле тебе нет равных. Ты почему-то считаешь, что гостей можно поить чем попало.
– А что? Гость в наше время всеядный пошел. Тебе, впрочем, жаловаться не на что, дорогая. Вино мы с тобой пьем отменное, согласись?
– Ты же знаешь, я ненавижу шампанское. Если б не твой день рождения, ни за что бы не стала его пить!
– Больше не пей – раз из-за него у тебя портится настроение.
– Вы сказали, что человек, который лежал на полу у меня дома, вскоре после этого умер, я правильно поняла? – поинтересовалась высокая дама.
– Ну что вы, нет, конечно! – вскричала Харриет. – Или он и впрямь умер? Он ведь не молод!
– Нет, не умер, – успокоил ее Этуотер. – Если только на обратном пути из такси не выпал.
– А почему вы не пригласили на вечеринку меня? – спохватился Верелст.
– Потому что я не могла себе представить, что вам это будет интересно.
– Хочется надеяться, что старина Шейган не помер, – сказала Харриет. – Кстати, я вам не говорила? Его зовут Маркиз.
– Умер мой американец, а не ваш, – сказал Гослинг.
– Кого это ты называешь «мой американец»?
– Того, кто был у меня в гостях.
– А, того, кто отравился твоим пойлом.
Хоть бы они все куда-нибудь сгинули, подумал Этуотер. Вечер, между тем, продолжался. Гослинг заказал еще одну бутылку. Сидевшие за столом не умолкали ни на минуту.
– Мне пора, – сказал Верелст. – Могу подвезти, машина у входа, – добавил он, многозначительно взглянув на Сьюзан: дескать, приглашаю, но не настаиваю.
– Спокойной ночи, – сказала Сьюзан. – Позвоните как-нибудь.
– Да, кстати, – спохватился Верелст. – Если есть карандаш, можете записать адрес отеля.
– К сожалению, карандаша у меня нет, – сказал Этуотер.
– Не страшно, – сказал Верелст. – Мы ведь все равно скоро увидимся, верно? А если нет, возьму ваш адрес у Сьюзан.
– У официанта должен быть карандаш, – сказал Этуотер.
– Неважно, послать вам адрес ведь ничего не стоит. Не беспокойтесь, я не забуду.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
– Боюсь, мне пора вернуться к моей компании. Надеюсь, я вас своим обществом не утомила, – сказала высокая дама и попрощалась со всеми с кислой улыбкой. Встала и Сьюзан.
– Вы тоже уходите? – спросила ее Харриет.
– Да, я устала. К тому же ресторан все равно скоро закроется. Отвезите меня домой, – сказала она Этуотеру и надела шляпку.
– Ну, куда поедем теперь? – спросила Харриет Гослинга.
Этуотер изучил счет и, прикинув, какое вино заказывали приходившие с ними выпить, спросил официанта:
– А что это за два бокала «мараскино»?
– «Мараскино»?
– Да.
– А, вспомнил, – сказал официант, – их вчера вечером сидевшие за вашим столиком заказывали.
Они вышли из ресторана и тут же поймали такси. Сьюзан назвала таксисту адрес.
– Нет-нет, ведите себя пристойно. Я устала.
Она и в самом деле жила «бог знает где». Машина свернула на юг, проехала «Олимпию»[17] и остановилась перед старым, невзрачным многоквартирным домом. Входная дверь оказалась не заперта, они распахнули ее и стали подниматься по ступенькам в кромешной тьме. Запах на лестнице стоял чудовищный.
– Нам на самый верх, – предупредила Сьюзан, взяв его за руку. Они поднимались все выше, спотыкаясь на каждом шагу: узкая лестница была завалена отбросами. Когда они поднялись на самый верх, она включила свет. Здесь, на самом верхнем этаже, дышалось почему-то легче.
– Вот мы и пришли.
– Даже не верится.
Несколько секунд они стояли, держась за руки, пока не услышали внизу, как громко хлопнула входная дверь: по лестнице вслед за ними, спотыкаясь так же, как и они, поднимался кто-то еще.
– Кто это?
– Отец.
– Откуда это он?
– Из гостей.
Слышно было, как мистер Наннери поднимается все выше и выше. На предпоследнем этаже он остановился, чертыхнулся и, передохнув с минуту, взлетел по крутым, скользким ступенькам, чудом не рухнув на повороте. Мистер Наннери был во фраке.
– Привет, Сьюзан, – сказал он.
– Привет.
– Вечеринка была хоть куда, – сказал мистер Наннери. – Хоть куда!
– Познакомься, это мистер Этуотер, – сказала Сьюзан. – Мы были в ресторане.
– Заходите, – сказал мистер Наннери. – Заходите – выпьем по маленькой. По-моему, у нас осталось немного виски. Что-нибудь найдем в любом случае.
– Нет, не сегодня, – сказала Сьюзан. – Уже слишком поздно, я устала. Идите спать.
– Вот видите, какая у меня дочь несговорчивая, – сказал мистер Наннери. – Надеюсь, в ресторане настроение у нее получше было. С ней это случается. Что ж, вынужден пожелать вам спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – сказал Этуотер.
– Спокойной ночи, – сказал мистер Наннери. – Спокойной ночи.
– Старый негодник, – сказала Сьюзан. – Вам надо встретиться с ним как-нибудь в другой раз. Он вам понравится.
Слышно было, как мистер Наннери ввалился в квартиру.
– А по-моему, он очень славный.
– Спокойной ночи, дорогой, – сказала она. – И огромное вам спасибо за ужин.
– Спокойной ночи, – сказал Этуотер.
12.
Узнав Носуорта по быстрой – даже после обеда – походке, Этуотер поспешил за ним, однако догнал его, только когда Носуорт завернул за угол. Увидев Этуотера, Носуорт сказал:
– Я иду на выставку Реймонда Прингла.
– Я тоже.
– Его отца я терпеть не мог. Однажды мне довелось сидеть с ним рядом на званом обеде в Манчестере. Любопытно посмотреть, какие такие картины пишет сынок.
До галереи они дошли вместе. Поклонники живописи Прингла были немногочисленны, но настойчивы; желающих купить его картины собралось меньше, чем хотелось бы самому Принглу, но они были – и набиралось их достаточно, чтобы выставка себя окупала.
– Нет, каталог мне не нужен, – сказал Носуорт похожему на обезьяну старику в униформе, который сидел у входа и при их появлении засеменил им навстречу. Время было обеденное, и галерея пустовала. Директор галереи, молодой человек, сам только что вернулся из ресторана; он стоял посреди зала в черной шляпе и беседовал с какими-то двумя старухами. Этуотер услышал, как кто-то из них переспросил: «Учелло или Утрилло?»[18]. Носуорт быстро переходил от картины к картине и бормотал себе под нос: «О Боже, о Боже…».
Большинство картин Этуотер уже видел, но он рассматривал их вместе с Носуортом; некоторых натурщиц он знал лично, и ему хотелось лишний раз убедиться, что это именно они. Старухи ушли, а молодой человек, директор галереи, снял шляпу и, сев за небольшой столик в углу, начал перебирать вырезки из газет.
– Не сказал бы, что выставка пользуется оглушительным успехом, – сказал Носуорт. – Тем не менее, кое-что, я вижу, уже продано.
– Зал скоро заполнится. Сейчас ведь обеденное время.
Директор галереи скрепил булавкой пачку газетных вырезок и, бросив их на стоящий на столе поднос, широко зевнул, после чего встал и подошел к Носуорту.
– Не знаю, интересуетесь ли вы современным искусством, – начал он. – Современное искусство – забавная штука. Когда видишь картину первый раз, совершенно не понимаешь, что хотел сказать художник. Кажется, что картина висит вверх ногами. А потом, спустя какое-то время, к ней привыкаешь, и ее смысл постепенно проясняется.
– Спасибо, – сказал Носуорт. – Мой друг объяснит, если мне что не понятно.
– Вон та работа очень любопытна.
– Чем же?
– Отлив изображен с настроением, вам не кажется?
Носуорт некоторое время пристально вглядывался в картину, а затем отвернулся и стал смотреть в другую сторону.
– Это деревушка под Марселем, – сказал молодой человек. – Я был там.
– Вот как?
– У нас есть здесь и кое-какие рисунки художника, если они вас интересуют.
– Спасибо, в следующий раз.
– У нас вообще много интересных работ, – сказал молодой человек. – Все крупные современные живописцы. Но есть и не современные. На любой, можно сказать, вкус.
– Как-нибудь вы мне их обязательно покажете. Все до одной. А сейчас, к сожалению, я очень тороплюсь и должен, увы, бежать.
– Я к вашим услугам, – сказал молодой человек, прислонившись к стене и сунув руки в карманы. – Вам они понравятся, я в этом нисколько не сомневаюсь.
– Смею вас заверить, мне лучше знать, что мне понравится, а что нет, – не без яда заметил Носуорт, но молодой человек пропустил его слова мимо ушей.
Носуорт опустился на стул и долгое время сидел молча, глядя перед собой отсутствующим взглядом. Этуотер тем временем смотрел картины других художников – их в галерее было всего несколько. И тут в дверях возник сам виновник торжества – он был зол и взволнован.
– Привет, – сказал Прингл Этуотеру и, повернувшись к молодому человеку, спросил:
– Еще что-нибудь продалось?
– Думаю, удастся пристроить «Девичий стан».
– Кому?
– Такие сведения мы не даем.
– Не даете? – процедил Прингл. – В таком случае, раз уж я застал вас, чего мне все утро сделать не удавалось, хотел бы задать вам вопрос: что происходит с каталогом?!
– А чем вам не нравится каталог?
– Тем, что ошибок в нем не меньше, чем в школьном сочинении.
– Дали бы нам тексты заранее, не было бы ошибок; я, например, ваш почерк совершенно не разбираю, – буркнул молодой человек и, лениво оторвав спину от стены, вновь уселся за стол. Людей в галерее с каждой минутой становилось все больше.
– Утром народ был? – спросил Прингла Этуотер.
– Могло быть хуже, – обронил Прингл. Он пребывал в таком раздражении, что не мог говорить и, нервно потирая руки, молча бродил из угла в угол.
– Боюсь, мне пора обратно в музей, – сказал Носуорт.
Поклонники живописи Прингла продолжали прибывать. Появилась Лола. Она была в плаще и в разноцветном шарфе на шее. Этуотера она увидела сразу:
– Я на минутку. Убегаю, – сообщила она ему.
– Я тоже.
– А ты почему?
– Надо на работу.
– Не хочешь пойти со мной в кино?
– Нет.
– Почему?
– Работы полно.
– Но сегодня вечером ты ведь ко мне придешь?
– А как же, конечно.
– Очень хороши, правда? – сказала Лола, имея в виду картины Прингла.
– Да, очень.
– Эти портреты тебе кого-то напоминают?
– Всех сразу.
Галерея заполнилась. В воздухе чувствовалось напряжение: казалось, посетители в себе не уверены. Пришли все знакомые Прингла, было и несколько журналистов, с которыми Прингл постоянно ссорился. Сам Прингл пребывал в таком раздражении, что разговаривать с ним было невозможно; он стоял в углу и кусал ногти. Барлоу, Верелст и мистер Шейган вошли почти одновременно. Мистер Шейган купил каталог. Барлоу остановился, осмотрелся и подошел к Этуотеру.
– Реймонду удалось собрать неплохую компанию, – сказал он и внимательно посмотрел на Лолу. Этуотер их познакомил.
– Я послал Харриет Твайнинг приглашение. Как ты думаешь, она придет? – спросил Прингл, подходя к Этуотеру.
– Кто ее знает.
Про себя же Этуотер подумал, что Харриет придет вряд ли. Он слышал, как Барлоу говорит Лоле: «Зашли бы как-нибудь», и как Лола дает ему свой номер телефона.
– Сам понимаешь, мне наплевать, придет она или нет, – продолжал Прингл. – Но приглашение решил послать.
– Ну, мне пора, – сказала Этуотеру Лола. – У меня встреча.
– До свидания.
– У видимся сегодня вечером, – сказала она и вышла из зала, поправляя шарф.
– От этой девушки ты не отделаешься никогда, – сказал Барлоу.
– И что ты мне в этой связи предлагаешь? У тебя есть для меня на примете кто-то еще?
– Нет, – сказал Барлоу. – Боюсь, что нет.
Собравшиеся говорили одновременно.
– Не знаешь, как зовут вон того черноволосого, который пришел прямо перед тобой? – спросил Этуотер.
– Верелст. Он иногда покупает у меня картины, – ответил Барлоу.
Они с интересом наблюдали за тем, как наслаждается живописью мистер Шейган. Каждую картину он рассматривал очень внимательно, как будто выставлена только она одна. Когда он проходил мимо них, Барлоу сказал:
– Привет, мистер Шейган.
– Мистер Барлоу! Выставка, доложу я вам, – первый класс.
– Вы, я вижу, любитель изобразительного искусства.
– Да, обожаю картины.
– В самом деле?
– Когда я осенью был в Париже, – сказал мистер Шейган, – я заплатил тридцать тысяч франков за картину вдвое меньше этих.
– Вот человек, который их написал, – сказал Этуотер. – Он может писать и картины поменьше. – И с этими словами он ухватил за локоть Прингла, который в унынии бродил по залу.
– Рад встрече, мистер Прингл, – сказал мистер Шейган. – У вас потрясающая выставка.
– Надеюсь, вы пришли в себя после вечеринки, – сказал Прингл. Он всегда злился, когда его не узнавали.
– Для старика Шейгана такая вечеринка – пустяк. Здесь вообще веселиться от души не умеют. Но в одном вам не окажешь, ребята. Вы сразу распознали мое слабое место, раз послали мне приглашение на выставку.
– Вы же знаток, ценитель живописи – сказал Барлоу.
– Да, люблю искусство, – признал мистер Шейган. – Жить без него не могу.
– Не можете?
– Так уж я устроен.
– Не беспокойтесь. Мы вас не обидим. Вы среди друзей.
У Прингла был такой вид, как будто он хотел продать мистеру Шейгану картину втридорога, однако он ничего не сказал.
– У меня тоже есть работы, которые вам могут понравиться, – сказал Барлоу. – Приходите ко мне как-нибудь.
– Вы что, художник, мистер Барлоу?
Барлоу ответил утвердительно.
– Класс, – отреагировал мистер Шейган. – А вы, мистер Этуотер?
– Увы, нет, я не художник.
– Что ж, – сказал мистер Шейган, – всем нам создавать красоту не по силам… Взять хотя бы нас, издателей, ведь мы – люди творчески несостоявшиеся. Может, в жизни мы и не всегда поступаем по справедливости, но в мечтах мы лучше, чем в жизни, много лучше.
– Вы в этом уверены?
– Уверен, не то слово, – сказал мистер Шейган.
– Вы к себе несправедливы, мистер Шейган, – сказал Барлоу. – Как бы то ни было, давайте выйдем отсюда и чего-нибудь выпьем. Выпьем за справедливость, за то, чтобы наши мечты сбывались. Ты сейчас можешь отлучиться, Реймонд?
– Нет, – ответил Прингл, – я жду одного человека.
– А ты, Уильям?
– А я должен вернуться в музей. У меня работа стоит.
– Ну что ж, нет, так нет, – сказал Барлоу. – Нам-то с мистером Шейганом ничто не помешает выпить. Не сейчас, так в следующий раз.
Носуорт по-прежнему сидел на стуле – его обступили несколько недавно пришедших знакомых, и его за ними не было видно. Верелст – все это время он разговаривал с молодым человеком, директором галереи, – прошел через комнату. Сегодня он был еще меньше похож на еврея, чем накануне вечером. Одет он был безупречно. Этуотер заметил, какие у него дорогие туфли.
– Вот мы и встретились, – сказал ему Верелст.
– Добрый день, – отозвался Этоутер и познакомил Верелста с Принглом.
– Почти на всех картинах я вижу красные ярлычки, – сказал Верелст.
– Это потому, что в большинстве своем они позаимствованы из частных коллекций, – объяснил Прингл. Он был угрюм, очень нервничал и все время грыз ногти.
– Картины очень хорошо развешены, – сказал Верелст. Выставка, скорее всего, показалась ему совершенно никчемной, однако Прингла он обижать не хотел. Прингл же всегда чувствовал, когда кому-то не нравились его картины. Эти люди действовали ему на нервы. Он подолгу разъяснял им смысл своих работ, и чем сложнее оказывалось убедить их в своем таланте, тем настойчивее он требовал, чтобы они вникали в мельчайшие особенности его живописи. Он творил исключительно ради тех, кто пел ему дифирамбы. Таким зрителям он часто предлагал ему позировать, но сегодня он был в отвратительном настроении, и обратить Верелста в свою веру не стремился.
– Лучше всего смотрятся работы, висящие в дальнем конце комнаты, – только и сказал он.
– Да, у дверей свет падает неудачно, – согласился Верелст. – А мы вчера вечером неплохо повеселились, правда ведь? – заметил он, обращаясь к Этуотеру.
– Вам понравилось?
– Я смотрю, вы со Сьюзан хорошие друзья. А вот я вижусь с ней очень редко. Она ведь нарасхват.
– Да, у нее расписан каждый день.
– Кстати, мы договорились встретиться на следующей неделе, – сказал Верелст. – Впервые за много месяцев.
– Неужели?
– Именно так. За много месяцев. До этого, собственно, мы встречались всего один раз, да и то в гостях.
– А знакомы вы давно?
– О, нет. Познакомились мы недавно, а потом я уехал заграницу, вот почему я так обрадовался, когда вчера вечером вас увидел.
– В этом ресторане кого только не встретишь.
– Что верно, то верно. Там все бывают.
Тут к ним быстрой походкой подошел молодой человек, директор галереи, и сказал Верелсту:
– Есть еще одна работа, которую я мог бы позаимствовать из частного собрания. Очень недурна. Барнхейм мечтал ее заполучить.
– Великолепно, – сказал Верелст. – Дайте мне знать.
– Постараюсь прислать вам фотографию.
– Вы покупаете много картин? – спросил Верелста Этуотер.
– Приходите как-нибудь – увидите. К сожалению, большая часть не развешена.
– В таком случае я пришлю вам письмо, – сказал молодой человек, директор галереи.
– Да, – сказал Верелст. – Изложите мне все в письменном виде. – Держался он с безразличием истинного коллекционера и рассеянного аристократа – и даже слегка переигрывал.
– Не хотите ли как-нибудь на днях со мной позавтракать? – спросил он Этуотера.
– Был бы рад.
Носуорт встал со стула, на котором просидел все это время, и направился к выходу, не отвечая на приветствия знакомых.
– На сегодня с меня хватит, – сказал он. – К тому же, я обещал дать интервью одному чеху.
– Мне тоже надо идти, – спохватился Этуотер. – До свидания, – сказал он Верелсту.
– До свидания, – сказал Верелст. – Обязательно приходите завтракать – я дам вам адрес отеля, о котором зашел разговор вчера вечером.
– Так значит, у тебя нет времени пропустить стаканчик со мной и с мистером Шейганом? – спросил Этуотера Барлоу.
– Не могу.
– Вы что, уже уходите, мистер Этуотер? – искренне удивился мистер Шейган. – Вы не забыли, ребята, что я жду вас к себе в гости?
– Пошли, – сказал Барлоу мистеру Шейгану. – А то кафе закроется.
– Закроется? – переспросил мистер Шейган. – С чего это оно закроется?
– Долго объяснять, – сказал Барлоу. – Я вас не обманываю. Я еще зайду, Реймонд.
Барлоу и мистер Шейган вышли из галереи. Носуорт и Этуотер последовали за ними, но не так быстро.
Когда они проходили мимо молодого человека, директора галереи, Носуорт сказал:
– Всего вам наилучшего.
Старик в дверях прошамкал беззубым ртом: «Такси, сэр?» и криво ухмыльнулся. Улица была залита солнцем.
– Придется ехать в музей на автобусе, – сказал Носуорт. – А то я уже опаздываю.
– Это какой-то важный чех?
Носуорт кивнул.
– С кем это вы разговаривали? – спросил он.
– Его зовут Верелст.
– О да, – сказал Носуорт. – У него есть пара отличных вещиц.
– Вы что-нибудь про него знаете?
– Он коллекционер.
– А что еще?
– Я думаю, он еврей, а вам как кажется?
– Думаю, да.
Из-за дорожных работ автобус ехал какими-то закоулками. Когда они приехали в музей, оказалось, что чех уже некоторое время ждет Носуорта. Это был робкого вида человек, не желавший говорить ни о чем, кроме науки. Когда его познакомили с Носуортом, он спросил:
– Êtes vous professeur?
– Non.
– Pourquoi pas?
– Parce-que c’est trop difficile[19].
Чех сел и стал вынимать бумаги из блестящего черного портфеля. Носуорт задумчиво смотрел на чеха. Этуотер удалился к себе в кабинет.
13.
Рассуждая о недостатках и достоинствах общих друзей, Барлоу сказал Этуотеру:
– Прингл был задуман природой как мужчина, из которого женщины тянут деньги, и, в качестве компенсации, Господь даровал ему темперамент человека, которому этот процесс доставляет удовольствие.
– Ты имеешь в виду Ольгу?
– Вместо одной Ольги со временем будет другая.
Барлоу поддел спагетти и, накрутив на вилку, отправил в рот.
– Его выставка имеет большой успех. Я был бы рад, если бы моя осенняя пользовалась такой же популярностью.
– Шейган что-нибудь у тебя купил?
– Он хотел приобрести у меня две вещицы и прислать деньги из Америки, когда вернется. На его счету в здешнем банке средств оказалось недостаточно.
– И ты согласился?
– Кончилось тем, что он купил у меня рисунок и заплатил один фунт в счет причитающейся суммы.
– Широкая натура.
– Он помешан на красоте, – сказал Барлоу. – Это его собственные слова.
– Как у него с Харриет?
– Она его к себе не подпускает. У нее остался его золотой портсигар. Он ужасно расстроен.
– Да, Харриет палец в рот не клади.
– Харриет – славная девушка, – сказал Барлоу. – Но для меня, пожалуй, чересчур умная.
– Как Софи?
– Софи уехала к сестре. Когда вернется – неизвестно.
– Так тебе кажется, что Реймонд влюбился в Харриет?
– Теперь, по крайней мере, он перестанет целыми днями звонить Софи. Я не боюсь, что он ее уведет, но эти звонки мне не нравятся.
– Он что, и сейчас часто звонит ей?
– Нет, не думаю, – сказал Барлоу. – А впрочем, не знаю. Говорят, ты вчера вечером ужинал с Сьюзан Наннери?
– Да.
– Она славная, – сказал Барлоу. – Не мой тип. Но славная.