Текст книги "Сумеречные люди"

Автор книги: Энтони Поуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

– Мне она нравится.

– Официант, черный кофе, – сказал Барлоу. – Будешь черный кофе? Два черных кофе. И я выкурю одну дешевую сигару. У тебя какие?… Вообще-то, я хотел поговорить с тобой не о женщинах, а о картине, которую на днях приобрела Наоми Рейс.

– Да, вещица что надо.

– В хорошем состоянии?

– Немного sfumato^[20]. Чем-то напоминает Вальдеса^[21].

14.

Этуотер сидел внизу в баре. Сидел на высоком табурете у стойки и ел чипсы.

– Что будете пить, сэр? – спросил его бармен.

Этуотер никак не мог вспомнить, как зовут бармена, Джордж или Джон.

– Я жду одного человека, – сказал он.

В баре было пусто, если не считать двух молодых людей, с виду сутенеров, сидевших у другого конца стойки.

– А все из-за прохудившихся резиновых прокладок, – сказал один. – Я это сразу понял.

– Тебе лучше знать, – сказал другой и добавил – уже бармену: – Как ты после вчерашнего, Джордж?

– Вы-то сами как, сэр?

– А ты мне в четверг неплохой коктейль смешал, командир.

– Наш специальный, сэр?

– «Старый итонец» называется.

– Да, это хороший коктейль, ничего не скажешь, сэр.

– Хороший – не то слово, Джордж.

– Пришелся, значит, вам по душе, сэр?

Молодой человек облокотился о стойку и заметил:

– Я вот что тебе скажу, Джордж. После двух таких коктейлей я на ногах не стоял. Факт.

Сказано это было с такой же уверенностью в голосе, как говорят: «Вчера вечером у меня так развязался язык, будто я год слова никому не сказал!» Этуотер ел чипсы. В бар вошел старик в оранжевом галстуке. Чем-то он напоминал военного. Судя по его виду, в свое время он мог состоять на медицинской службе в какой-нибудь балканской армии. Старик поглядел по сторонам и подсел к стойке.

– Что будем пить сегодня, сэр? – спросил бармен.

– Как обычно, Джордж, – отозвался старик и покосился на Этуотера.

– Как идут дела, Джордж? – спросил бармена один из молодых людей.

– Не жалуемся, сэр.

Бармен стал переставлять бутылки под стойкой. Старик поерзал на своем табурете, сделал глоток из стоявшего перед ним стакана и сказал:

– Сегодня не так парит.

– Да, пожалуй.

– Вы не передадите мне маслины?

Этуотер подвинул старику маслины, чипсы и соленый миндаль, а также коробку спичек и заказал себе мартини.

– По-моему, мы знакомы, вам не кажется? – подал голос старик.

– Боюсь, что нет.

– Может, я ошибаюсь.

– Я, во всяком случае, вас не помню.

– Выпить не хотите?

– Благодарю, я только что заказал.

– Повторим?

– Нет, спасибо. Я жду одного человека.

Этуотер ел чипсы. Старик ушел. Как видно, ненадолго: на стойке остался его недопитый стакан, а рядом лежали лиловые перчатки и потрепанная книга в мягкой обложке под названием «L’Ersatz d’amour»^[22]. Неужели ему придется ждать Сьюзан в баре всю ночь? Молодые люди выпили еще по одной.

– Славно посидели, – сказал один.

– Славно, ничего не скажешь, – отозвался второй.

– Я тебе одно скажу: за прокладкой нужен глаз да глаз, – сказал первый.

– Это точно.

Старик вернулся. Он вновь подсел к стойке, закурил и предложил сигарету Этуотеру, который, поблагодарив, отказался.

– Похоже, ваш друг уже не придет, – сказал он.

– Женщины считают своим долгом заставлять себя ждать.

– А, так это женщина?

– Да, – сказал Этуотер. – Женщина.

Старик деликатно покашлял.

– В кино бываете? – спросил он.

– Очень редко, – ответил Этуотер, сделав глоток мартини. – И без кино развлечений хватает.

Надо было купить газету, подумал он. А вдруг она вообще не придет? Молодые люди выпили по последней и слезли со своих табуретов.

– Бывай, командир.

– Спокойной ночи, сэр.

– Держись, Джордж.

– И вам того же, сэр.

Этуотер допил мартини. Он с удовольствием заказал бы еще порцию, но тогда надо было бы либо угостить старика в оранжевом галстуке, либо дать тому возможность угостить себя. Ему же не хотелось ни того, ни другого. Бармен принялся мыть стаканы. Протерев стакан, он поднимал его на свет и пристально в него вглядывался, словно стремясь убедиться, что спиртное, которое в него наливали, не разъело поверхность стекла.

– Автомобилями тоже не интересуетесь? – спросил старик в оранжевом галстуке.

– Не особенно, – ответил Этуотер.

Придет сегодня эта девчонка или нет? Очень похоже на то, что не придет. Старик стал рассказывать, что он часто по воскресеньям отправляется в длинные автомобильные прогулки. «Чтобы нагулять аппетит», – выразился он. Этуотер ел чипсы. Бармен отошел к дальнему концу стойки и раскрыл вечернюю газету, которую достал из маленького бумажного пакета. Старик тяжело вздохнул и сказал:

– Уже поздно.

– Да.

– Вы не обидитесь, если я скажу вам всю правду?

– Обижусь, и очень, – сказал Этуотер. – Терпеть не могу, когда мне говорят всю правду. Джордж, еще один мартини.

– Сухой, сэр?

– Сухой.

В бар вошел молодой человек в сопровождении двух девиц. Они сели за столик, и одна из девиц сказала:

– Я заставила ее встать передо мной на колени и извиниться.

Судя по выражению ее лица, эта маленькая толстушка в галстуке офицера артиллерийского полка говорила чистую правду.

– Несколько месяцев счастья – даже не месяцев, а недель. И на том спасибо, – сказала вторая девица.

– Живи сам и дай жить другим – вот моя жизненная философия, – сказал молодой человек. Он одернул свой двубортный пиджак, подошел к стойке и заказал два «Кловер Клаба» и «Сайдкар». Где-то за стеной зазвонил телефон. Вошел официант.

– Мистер Уотер? – спросил он. – Здесь есть джентльмен с такой фамилией?

– Да, – сказал Этуотер, – скорее всего, есть.

– Вас к телефону, – буркнул официант и, повернувшись к бармену, сказал: – Нерон-то проиграл.

– Ты его, надеюсь, не сыграл?

– Еще как сыграл.

– Иди ты!

– Эта лошадь, помяни мое слово, будет вторым Тиши, ничуть не хуже, – сказал официант.

– В следующий раз будешь умнее, – сказал бармен.

Официант вытер рот тыльной стороной ладони. Этуотер вышел из бара и направился к телефону. В трубке, где-то очень далеко, раздался голос Сьюзан:

– Мне ужасно жаль, но сегодня вечером мы не увидимся. Я загородом.

– Понятно.

– И никак не могу уехать.

– Что значит, не можете?

– Вы на меня не в обиде, скажите?

– В обиде.

Она засмеялась.

– Нет, этого не может быть.

– Ладно, я на вас не в обиде.

– Я себя чувствую ужасно виноватой, – сказала она. – Гадкой маленькой сучонкой, вот кем я себя чувствую.

– Вы прощены, – сказал Этуотер. – Я не сержусь.

– Нет, правда, мне ужасно стыдно.

– Не стыдитесь раньше времени.

Она снова засмеялась.

– До свидания, – сказала она.

– До свидания.

– Позвоните мне на днях, – сказала Сьюзан.

Этуотер повесил трубку. Проходя мимо него к выходу, старик в оранжевом галстуке остановился и сказал:

– Спокойной ночи. Увидимся.

Этуотер вернулся в бар. Двух мартини на ужин было явно не достаточно, и, поскольку ложиться спать Этуотер еще не собирался, он сел за угловой столик и заказал себе яичницу с беконом. Покончив с яичницей, он позвонил нескольким знакомым, но их либо не было дома, либо они не подходили к телефону. Бар по-прежнему пустовал. Было поздно. Оставалось только одно – зайти к Носуорту. Телефона у Носуорта не было – такими хлопотами, как установка телефона, он себя не обременял, но он почти наверняка был дома.

На улице шел дождь. На Черинг-Кросс-Роуд Этуотер впрыгнул на ходу в автобус, воспользовавшись тем, что тот, пропуская такси, притормозил. Интересно, Сьюзан было весело загородом или нет? В такую погоду загородом вряд ли очень уж весело. С другой стороны, погода там, вполне может быть, совсем другая. Автобус доехал до Тотнем-Корт-Роуд и повернул в сторону Кингз-Кросс. Носуорт жил на верхнем этаже большого дома на северо-востоке Блумсбери. Этоутер сошел с автобуса и повернул в переулок. Дождь прекратился, но тротуары еще не высохли и переливались всеми цветами радуги. Этуотер позвонил в звонок, и привратник открыл входную дверь. Он поднялся по лестнице и постучал в квартиру, где жил Носуорт. Дверь открыл сам хозяин. Он был во фрачных брюках и в нательной рубашке овсяного цвета с длинными рукавами.

– Заходите, – сказал он.

– Вы собирались уходить? – спросил Этуотер.

– Я должен идти на прием в честь чеха, – сказал Носуорт. – Только что отвратительно поужинал в ресторане Павези.

– Я могу у вас посидеть, пока вы будете одеваться?

– У меня на белом жилете какие-то пятна – сию минуту обнаружил. Как вы думаете, прилично будет вместо белого жилета надеть черный?

– Боюсь, что не очень.

– Это не модно.

– Да.

Комната была завалена книгами. В углу лежал камень – Носуорт нашел его во время раскопок в Малой Азии; говорили, что он являлся символом Артемиды Эфесской^[23].

– А вот у меня, – сказал Этуотер, – ужин в последний момент отменился.

– Ужин с женщиной, разумеется, – сказал Носуорт. – Как вы считаете, подтяжки надевать?

– О да.

– Вы очень злитесь?

– Очень.

– Я тоже когда-то злился, – сказал Носуорт. – Но с возрастом понял, что требовать от женщин того, что мне надо, бессмысленно: качествами, которые я ценю, они никогда не обладали и обладать не будут. Боже, как они растянулись с тех пор, как я надевал их в последний раз!

– Почему вы пришли к такому выводу?

– Скажу вам прямо: больше я с ними дела не имею. В Париже я иногда посещаю одно заведение на рю де Льеж, но всякий раз прихожу к выводу, что это пустая трата денег. Вы не передадите мне мой белый галстук? Он в верхнем ящике комода. Боюсь, он не слишком чист. Должно быть, после ужина с архиепископами я забыл отдать его в чистку.

Носуорт прицепил все свои медали, почистил щеткой брюки и сказал:

– Говорят, правда, что единственное средство от женщин – это женщины.

– Мало ли что говорят, – сказал Этуотер.

– Я же не утверждаю, что разделяю эту точку зрения.

– Не разделяете?

– Нет ничего хуже этих фраков и смокингов, вы не находите?

– Пожалуй.

– Но без них никуда.

– О да.

– Этот смокинг я купил в Афинах еще до войны. Стоил он сумасшедшие деньги, но зато, как видите, ему сносу нет. Я ничего не забыл?

– Ключ?

– Да, – сказал Носуорт, – ключ. Поскольку времени у меня еще достаточно, а здесь мне предложить вам нечего, давайте по дороге зайдем в «Пламерс Армз». Я не хотел бы приходить раньше всех.

Когда они вышли на улицу, дождь начался снова. Перед входом в «Пламерс Армз» какой-то человек играл на корнете. Он сыграл «Тайнами жизнь полна», после чего вошел в бар с маленьким бархатным мешочком в руках и собрал с посетителей деньги. Носуорт бросил в мешочек несколько полупенсовиков.

– Ну, мне пора, – сказал он.

Они вышли из бара, и Этуотер отправился домой под дождем.

15.

– Привет, Уильям, – сказала Лола.

Всякий раз, когда Этуотер приходил к ней, в ее голосе сквозило удивление, как будто она его совершенно не ждала. Происходило это, даже если он звонил ей с улицы за десять минут до прихода и говорил, что скоро будет.

– Ты меня совсем забыл, – сказала она.

Этуотер сел и оглядел глазами комнату; по стенам висели муаровые японские гравюры. «Мне нужен цвет», – имела обыкновение говорить Лола. Она легла на софу и сказала:

– Почему ты совсем ко мне не приходишь?

– Вот же, пришел.

– Ты никогда не приходишь.

– Прихожу, как только у меня выдается свободная минута.

– Ты ужасно себя со мной ведешь.

– Мужчины вообще ужасно ведут себя с женщинами, – сказал Этуотер. – Могла бы уже заметить.

На столе лежала вилка для поджаривания хлеба, он поднял ее и пару раз несильно ударил Лолу вилкой по руке. Потом встал и пересел к ней на софу; она же продолжала повторять, что он ее «совсем забыл».

– А где Гвен?

– Уехала на выходные.

– Вон как.

– Ты ей не нравишься.

– Знаю, что не нравлюсь.

– И что же ты собираешься в этой связи предпринять?

– Ничего. Ровным счетом.

Потом она говорила об искусстве. Говорила долго. Об искусстве и литературе. Этуотер слушал и курил.

– С кем это ты познакомил меня на выставке?

– Ты имеешь в виду Гектора Барлоу?

– Он симпатичный.

– Находишь?

– Тебе так не кажется?

– Не знаю.

Софа скрипнула. Лола сказала:

– Нет, милый, нет.

– Да.

– Нет, говорю же, нет.

– Да.

– Тогда задерни занавески.

Задергивая занавески, Этуотер видел, как по оконному стеклу сбегают капли дождя, а в доме напротив человек в пальто играет на пианино. Лола сказала:

– В современной скульптуре влияние Архипенко невозможно переоценить^[24].

16.

– Если ты действительно не можешь без нее жить, почему бы не сделать ей предложение? – сказал Барлоу. – Я иногда так поступаю. Девушкам это нравится. К тому же, тебе ничего не грозит. Сомневаюсь, чтобы она согласилась. А можно выбить из музея аванс за три месяца вперед и свозить ее на выходные в Брайтон. Впрочем, в Брайтон она тоже не поедет. Наверняка найдутся дела поважней.

– От брайтонского воздуха у меня болит печень, – сказал Этуотер.

– Тогда женись. Старик Наннери в качестве тестя с лихвой окупит тебе все хлопоты и затраты.

17.

Выходя из музея, Этуотер видел, как Носуорт стоит у входа в лучах заходящего солнца в окружении группы негров, которые, судя по всему, еще совсем недавно скакали по деревьям.

– Если вы приходите сюда, – наставлял их Носуорт, – то должны следовать правилам. «Не курить». Написано же черным по белому.

На пожелание Этуотера спокойной ночи он не ответил.

Этуотер направился к метро. Поезда были переполнены: сегодня он вышел из музея позже обычного и попал в «час пик». «Еду к Сьюзан на коктейль, даже не верится», – подумал он. Поезд был переполнен, и ему пришлось всю дорогу стоять. Как это бывает при искусственном освещении, некоторые женщины смотрелись очень неплохо. Этуотер рассеянно наблюдал за ними. На остановке он первым вышел из вагона и первым вошел в лифт, однако лифтер не закрывал дверцы лифта до тех пор, пока из поезда не вышли все пассажиры. Квартира находилась неподалеку от станции. Дверь в подъезд была открыта, на ней висело объявление, приглашавшее гостей подниматься наверх. На лестнице пахло так же дурно, как и в прошлый раз, но валявшийся под ногами мусор убрали, и подниматься теперь было гораздо легче. Когда он дошел до середины лестницы, сверху до него донеслись звуки музыки. Дверь в квартиру на верхнем этаже тоже была открыта, Этуотер вошел и положил шляпу на столик в холле. В дверях, с шейкером в руке, стояла Сьюзан.

– Привет, дорогой.

– Привет, – сказал Этуотер.

– Выпить не хотите?

Она протянула ему коктейль – очень крепкий и малоприятный на вкус. Затем повернулась к нему спиной, пересекла комнату и угостила коктейлем кого-то еще. Этуотер осмотрелся. В комнате собралось много народу, лица некоторых гостей были ему знакомы. Мистер Наннери стоял, облокотившись на камин, и что-то пил из высокого бокала. Он беседовал с Фозерингемом. Этуотер направился к ним. Мистер Наннери кивнул ему и дружески улыбнулся, хотя, по всей вероятности, забыл, что они знакомы. Не успел Этуотер раскрыть рот, как Фозерингем схватил его за руку:

– Мой дорогой Уильям, позвольте мне закончить этот разговор – он для меня жизненно необходим, а потом я должен сказать вам что-то очень важное, – воскликнул он, после чего повернулся к мистеру Наннери и сказал:

– И какие же мои слова вы процитируете в «Нэшнл Инкорпорейтед»?

Мистер Наннери глубоко вздохнул и сказал:

– На этот вопрос я сейчас ответить не готов. Если не можете пить это пойло – вот виски. – Последняя фраза предназначалась Этуотеру.

– А еще ведь рудники? – сказал Фозерингем, видимо, продолжая прерванный разговор.

– Для человека с техническим образованием рудники – вещь неоднозначная.

– Я говорил вам, Уильям, что подумываю сменить работу? – спросил Фозерингем Этуотера.

– Что-то припоминаю.

– Не мог я вам об этом говорить. Это решение я принял только что.

– Сменить работу и уехать в Америку?

– В перспективе, да. Впрочем, Америку можно отложить на год-другой. Мы с мистером Наннери говорили про Сити. Он полагает, что работа в Сити по мне.

– В Сити, спору нет, можно неплохо заработать. А можно и разориться, – изрек мистер Наннери.

– По-моему, мне давно пора начать зарабатывать деньги, – сказал Фозерингем. – Неважно, что у меня нет опыта, и я плохо считаю. Зато у меня есть нюх. Я могу по названиям фирм определить, поднимутся их акции или упадут. Я постоянно просматриваю финансовые разделы газет и в прогнозах ошибаюсь редко.

– Не ошибаетесь в течение длительного времени? Вот ведь что важно.

– Вы будете смеяться, – сказал Фозерингем, – но если вы дадите мне двадцать тысяч фунтов, то к концу года я эту сумму берусь удвоить.

– Очень жаль, что мы не можем сотрудничать. С моим опытом и вашей энергией мы могли бы горы своротить, – сказал мистер Наннери.

Его тусклые глаза сверкнули. Возможно, в молодости он был хорош собой, однако Сьюзан была на него совершенно непохожа.

– Финансы ведь вас не слишком интересуют? – спросил он Этуотера.

– Я мало что в них смыслю.

– Увлекательное дело, доложу я вам, – сказал мистер Наннери. – Даже слишком увлекательное. Отнимает все силы. Возможно поэтому, я и перестал заниматься финансами. А еще потому, что у меня не осталось денег.

– В том-то и штука, – сказал Фозерингем. – И у меня тоже нет денег. Поэтому и иду в Сити.

– У меня было все ровно наоборот. У меня не осталось ни пенса – поэтому я и бросил финансы. Весь вопрос в том, как вы на это смотрите.

– И все-таки что вы думаете о моих планах?

– Все надо тщательно обдумать и взвесить.

– И я того же мнения, – сказал Фозерингем. – Кстати, Уильям, вот о чем я хотел вас спросить. На тот случай если я не стану капиталистической акулой, смог бы ваш музей отправить меня в какую-нибудь командировку?

– Куда?

– О, куда угодно. Это совершенно несущественно. На Суматру или в Гвиану. Туда, где идут раскопки.

– Я предложу вашу кандидатуру, если услышу о чем-то подобном.

– Был бы вам очень признателен. Понимаете, моя нынешняя работа не дает мне никакого удовлетворения. В ней нет размаха.

– Люди по-настоящему одаренные карьеру делают редко, – сказал мистер Наннери. – Они вызывают зависть – в этом вся беда.

– Я бы не причислял себя к «по-настоящему одаренным», – сказал Фозерингем. – Сейчас я уже не тот, но в свое время мне было чем похвастаться.

Этуотер не сводил со Сьюзан глаз. Она стояла в противоположном конце комнаты рядом с Верелстом и, поигрывая шейкером, с нескрываемым интересом слушала собеседника. Верелст стоял, прислонившись к стене; одет он был хуже обычного и, очевидно, накануне лег спать лишь под утро. Это его старило. Сьюзан слушала, чуть повернув голову набок. Верелст говорил хорошо и даже жестикулировал, однако убедить Сьюзан в правоте своих слов явно не стремился. Вид у него при этом был такой, словно он бы очень обиделся, если бы Сьюзан пропустила хоть слово из того, что он говорил. Если стоять с ним рядом, можно было заметить, что в его взгляде сквозила боль, таилась глубоко запрятанная тоска, но было ли это национальной чертой или чем-то благоприобретенным, douceur, передавшимся ему от многочисленных подружек, Этуотер сказать затруднялся. Пробираясь сквозь толпу гостей к Сьюзан, Этуотер обменивался репликами со знакомыми. Когда он подошел к ней, Верелст сказал:

– Не проходит и дня, чтобы мы с вами не встретились.

– Да, действительно.

– Как выставка вашего друга Прингла? Имеет успех?

– И немалый.

– Сьюзан собирается ко мне посмотреть картины, которые я приобрел буквально на днях, – сказал Верелст. – Буду рад, если придете и вы.

– Ему достались великолепные рисунки, – подтвердила Сьюзан. – Вчера мне довелось увидеть некоторые из них. Обязательно приходите.

– Конечно, с удовольствием.

– Пойду налью себе чего-нибудь выпить, – сказал Верелст и направился к столу с бутылками.

– Сядьте и поговорите со мной, – сказала Этуотеру Сьюзан.

– Вы сегодня со мной не поужинаете? – спросил Этуотер.

– Не могу.

– Когда я увижу вас снова?

– Не знаю.

– Почему не знаете?

– Я уезжаю.

– Надолго?

– Нет, – ответила она. – Ненадолго.

– Я совсем вас не вижу.

– Я знаю, – сказала она. – Когда вернусь, будем видеться чаще.

– А когда вы возвращаетесь?

– Не знаю. Довольно скоро.

– Я обязательно должен увидеть вас перед отъездом. Можно я увижу вас перед отъездом? Я и сам скоро уезжаю, и тогда мы не увидимся тысячу лет.

– А зачем вообще нам встречаться?

– То есть как, зачем? Мне это доставляет удовольствие.

– Но ведь я в вас не влюблена. Говорю же, я ненавижу влюбляться. И не хочу.

И она встряхнула шейкером, который по-прежнему держала в руке, и бросила Этуотеру в стакан то, что осталось от апельсина, в основном – мякоть и косточки.

– Если вам так уж хочется, давайте встретимся перед отъездом, – сказала она.

– Конечно, хочется.

– Хорошо, договорились. Но влюбляться в вас я не стану, так и знайте.

– Хорошо.

– Уезжаю я скоро, поэтому мне это, если честно, не очень удобно.

И она воззрилась на него своими огромными глазами.

– Как жаль, что вы уезжаете, – сказал Этуотер.

– Думаю, ненадолго. Но мне хочется уехать. А теперь, – сказала она уже громче, – давайте все напьемся до чертиков!

Гости остались очень довольны вечеринкой и разошлись поздно. Сьюзан куда-то подевалась, но ушла она с Верелстом или с кем-то еще, Этуотер не знал. Что вечеринка подошла к концу, он понял, только когда вдруг обнаружил, что в комнате их осталось всего трое: он, Фозерингем и мистер Наннери.

– Мы где-то встречались, – сказал Этуотеру мистер Наннери. – Вот только где, не соображу.

– Это было поздним вечером, несколько недель назад. Мы встретились в дверях вашей квартиры, на верхнем этаже. Мы со Сьюзан возвращались из ресторана.

– Ну конечно, конечно же! – вскричал мистер Наннери. – Именно так. Не могу вам передать, как я здорово в тот вечер повеселился.

Фозерингем, который весь вечер не закрывал рта, теперь слонялся по комнате в поисках чистого стакана.

– Вы со Сьюзан часто встречаетесь? – спросил Этуотера мистер Наннери.

– Ваша дочь совершенно неуловима, – ответил Этуотер.

– Знаю, знаю, – сказал мистер Наннери. – Я и сам ее почти не вижу. Кстати, она мне сегодня заявила, что уезжает. И вы думаете, я знаю, куда? Ничуть не бывало. Вы, надо полагать, тоже не знаете?

– Боюсь, что нет.

– Я так и думал, – сказал мистер Наннери. – Разумеется, это не моего ума дело, но я решил, что спрошу вас, вдруг вы в курсе…

– Нет, не в курсе.

– С моей стороны это не более чем любопытство, не думайте…

Фозерингем встал на четвереньки и полез под диван посмотреть, нет ли там случайно чистых стаканов. Потом вдруг вскочил и бросился к Этуотеру:

– Уильям, Уильям, где чистые стаканы? Мне очень нужен чистый стакан.

– Зачем?

– Микробы. Береженого Бог бережет.

– Надо посмотреть, осталась ли какая-нибудь еда, – сказал мистер Наннери, – и, если осталась, немедленно ее съесть. Надеюсь, вы оба не торопитесь.

– Я вам еще не надоел? – спросил Фозерингем.

– Нет, не надоели.

– Вы уверены?

– Более чем.

– Правда?

– Да.

– Если вы и в самом деле уверены, что я вам еще не надоел, я, так и быть, остаюсь. И если найду чистый стакан.

Мистер Наннери отыскал сыр и банку сардин.

18.

– Разумно ли это? – усомнилась миссис Рейс. – Стоит ли игра свеч?

– Разумно – вряд ли, – сказал Этуотер. – Но, пожалуй, удобно.

– И давно у него этот дом?

– Только что снял. Он узнал про него у Андершафта, который жил поблизости.

– Жить загородом с Андершафтом – это одно, – рассуждала миссис Рейс. – С Принглом – совсем другое.

– Риск был бы в обоих случаях, – сказал Этуотер. – Меня он позвал потому, что Апфельбаум, галерист, разорился. Об этом я узнал от Реймонда. Поэтому меня зовут на тех же условиях.

– И каких же?

– На условиях целесообразности.

– А там уютно?

– Не сказал бы.

– Даже не знаю, что вам и посоветовать, – сказала миссис Рейс.

– Очень удачно, что доктор Апфельбаум приехать не сможет. Ведь если бы Реймонд жил с ним в одном доме, он так бы ему хамил, что наверняка нажил бы себе врага на всю жизнь. А теперь он, глядишь, когда-нибудь Реймонду и пригодится.

– Подумать только, чем платят нам за наши услуги, – вздохнула миссис Рейс. – Вы помните Дженнифер?

– Да.

– Так вот, Вочоп не выходит у нее из головы, поэтому она, в надежде его повидать, по вечерам является ко мне не меньше трех раз в неделю.

– И как вы вышли из положения?

– Пришлось нанять другую машинистку, только и всего, – сказала миссис Рейс. – Хотя новая куда дороже.

19.

– Возможно, вам будет любопытно, – сказал Этуотер.

– Очень может быть, – сказала Сьюзан.

– Ну что, пойдем?

– Давайте пойдем.

– А потом где-нибудь поужинаем, хорошо?

– Почему бы и нет.

– Тогда поехали. А то ведь это далеко, на другом берегу реки.

Когда они приехали, было уже почти восемь, и в кассу стояла небольшая очередь. Они повернули налево и поднялись по лестнице на галерею.

– Никогда еще не была на боксе, – сказала Сьюзан.

– Сегодня вы получите удовольствие. Когда встречаются чемпионы, не так интересно.

По другую сторону от ринга, там, где места были незарезервированы, народу набралось полно. Зарезервированные места тоже были в основном заняты, но два стула в первом ряду у прохода, рядом со Сьюзан, пока пустовали. За ними сидела какая-то женщина, еще несколько женщин заняли места перед ними, возле самого ринга. Одна из них, в бежевой шляпке, была очень недурна собой, женщина же, сидевшая рядом выше, была, напротив, некрасива. Ее сопровождал мужчина крохотного роста с седыми усами и с большой булавкой фальшивого жемчуга в галстуке.

– Когда мы входили, кто-то сказал, что сегодня будет отличный бокс, – заметил он.

Черные квадратные абажуры на лампах над рингом были обклеены газетными вырезками, на канатах вокруг ринга были развешены красно-белые плакаты, рекламирующие программу на следующую неделю.

– Надо надеяться, эти плакаты поснимают, когда начнется бокс? – спросила у своего спутника сидевшая сзади женщина.

– Можешь не беспокоиться, – отозвался коротышка с усами.

Светло-желтый куполообразный потолок был едва виден из-за поднимавшегося вверх густого табачного дыма. Вокруг галереи, где они сидели, на равном расстоянии располагались шоколадного цвета колонны с завитушками на карнизах, очень напоминавшие театральную декорацию. Этуотер купил программу. Всего за вечер должно было состояться пять боксерских матчей.

– Первых двух боксеров зовут Юный Мосс и Джек Эванс, – проинформировал свою спутницу Этуотер. – Мосс – из Кингз-Кросс.

– А второй откуда?

– Сказано только, что из Уэллса.

– И что они собой представляют?

– Мальчишки.

Человек в белом свитере начал снимать с канатов развешенные вокруг ринга плакаты. Вечер был прохладный, однако в зале, особенно внизу, у ринга, было очень жарко.

– Вы по-прежнему в тех же мыслях? – спросил Этуотер.

– Да.

– Почему?

– Сама не знаю, – сказала Сьюзан. – Так уж я устроена.

На ринг поднялся юный Мосс. У него были блестящие черные волосы. Следом за ним в проходе появился Джек Эванс. Оба были худы и в одинаковых черных халатах. Ведущий прокричал их имена, и грянул гонг. В первых двух раундах ничего особенного не произошло: противники прыгали по рингу и колотили друг дружку что было сил.

– Еврей смазливее, – сказала Сьюзан. – Но второй мне нравится больше.

– Он и боксирует лучше.

В третьем раунде Мосс хуком правой отправил Эванса в нокдаун, но тот, когда рефери досчитал до пяти, поднялся и нанес противнику один за другим несколько весьма ощутимых ударов.

Сил у обоих хватало, а вот обороняться ни тот, ни другой нужным не считал. Когда зазвучал гонг, лицо у Эванса покраснело, Мосс же даже не вспотел.

– И долго они будут колошматить друг друга? – поинтересовалась Сьюзан.

– Этот бой продолжается всего восемь раундов.

– А остальные?

– Пятнадцать.

Ведущий не особенно следил за тем, что происходит на ринге; он стоял в проходе и болтал с друзьями. Мосс и Эванс старались изо всех сил. В седьмом раунде Эванс выглядел предпочтительнее, но победу одержал Мосс. Боксеры пожали друг другу руки и расцеловались.

– Нет, вы видали?! – воскликнула Сьюзан. – Они целуются.

– Это у них часто бывает.

– Правда?

– Да.

– Как это мило, согласитесь?

Мосс и Эванс нырнули под канаты, спустились с ринга и направились вверх по проходу в раздевалку.

– Стало быть, я вам не нравлюсь, да? – сказал Этуотер.

– Не валяйте дурака.

– Я и не думаю валять дурака.

– Опять вы за свое.

– Хорошо, не буду.

Следующими на ринг вызвали тоже совсем еще мальчишек, но эти двое были постарше и покрупнее. Ни тот, ни другой филигранной техникой, прямо скажем, не отличались, они, как и первые двое, махали кулаками, не слишком заботясь об обороне. После шестого раунда оба все чаще входили в клинч, и зрители даже начали свистеть; бой между тем продолжался, противники явно утомились, оба сопели и тяжело дышали. Сидевший сзади мужчина с фальшивым жемчугом в галстуке решил их подбодрить и крикнул:

– Давай, ребята. Жми.

– Ты видел Карнеру после проигрыша? – спросила сидевшая рядом с ним женщина.

– Карнеру? – переспросил ее спутник с таким искренним изумлением, словно ее вопрос лишен был всякого смысла, – то ли потому, что он видел Карнеру каждый божий день, то ли потому, что никогда его не видел. Бой закончился, и парень из Кэннинг-Тауна одержал победу по очкам над своим противником из Хокстона.

– Ну как? – спросил Этуотер. – Нравится?

– Нравится. Забавное зрелище.

– Следующая встреча будет более важной.

– Почему?

– Встречаются боксеры второго полусреднего веса.

Один боксер был в красных трусах и в бежевом халате, второй – в зеленых трусах с какой-то вышивкой, напоминающей пентаграмму. Вместо халата на нем было длинное женское пальто, тоже зеленого цвета, но темнее, чем трусы. Перед тем, как выйти на середину ринга, он поцеловал рукав своего пальто, а также какую-то вещь, которую держал в руке, что-то вроде куска материи или детали туалета. Когда грянул гонг, секундант забрал у него эту вещь вместе с зеленым пальто. Сьюзан спросила:

– Как это понимать?

– Это пальто его девушки, – сказал Этуотер. – Поцеловал он его в надежде, что оно принесет ему счастье.

– Как это романтично.

– А, по-вашему, нет?

– А что было у него в руках?

– Бюстгальтер, насколько я понимаю.

– Вы шутите.

– Нисколько.

– Бюстгальтер его девушки?!

– Не знаю. Может быть, у него две девушки: у одной он позаимствовал пальто, у другой – эту вещицу…

– Трогательно.

– Трогательно, что у него две девушки?

– Нет, трогательно, что он целует эти вещи.

– Я бы вам больше нравился, если б сделал то же самое?

– Вы мне и так нравитесь, – сказала Сьюзан. – Просто в том, что мы нравимся друг другу, нет никакого смысла.

– Почему?

– Нет, и все тут.

– Может, вы и правы.

– Ну конечно, права. Скажите, тот, у кого рисунок на трусах, – еврей, как вам кажется?

– Похоже на то.

– Как его зовут?

– Эрни Хаймс. Он из Бермондси.

– Мне евреи нравятся.

– Я это заметил.

– Они все так себя ведут, – пояснила Сьюзан. – Целуют пальто, и все такое прочее.

– Я знаю.

Она засмеялась.

– Откуда вы знаете?

– В любом случае он вряд ли победит.