Текст книги "Возвышение Рима. Создание Великой Империи"

Автор книги: Энтони Эверет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 32 страниц)

Члены сената страшно возмутились, когда узнали о том, что произошло. Легионы не сдавались. Трибунал, в числе которого был Сципион Эмилиан, постановил, что римляне не должны соблюдать условия соглашения. Однако соглашения, принятые под присягой, отменить просто так было невозможно. Для исправления такого религиозного преступления консула отправили обратно нагим в цепях для выдачи иберийцам (однако они отказались принять его, как когда-то было при поражении римлян у Кавдинских Вил).

Несмотря на то, что Тиберий способствовал заключению соглашения о сдаче, сам он не понес никакого наказания. Некоторые причиной этого называют влияние его приемного дяди – Сципиона. Возможно также, какое-то значение имела его популярность в войсках. Цицерон пишет, что «суровость, проявленная сенатом при расторжении этого договора, вызвали у Тиберия раздражение и страх, что и заставило этого храброго и славного мужа изменить строгим воззрениям своих отцов». В результате Тиберий не просто расстроился, но полностью изменил своим принципам.

Взгляды Тиберия изменились. От политического консерватизма он перешел к отстаиванию интересов народа. Существовал один вопрос, который интересовал его больше других, – это земельная реформа.

Во время своего долгого сухопутного пути в Испанию, чтобы принять квесторское судно, Тиберий, направляясь на север, проезжал через Этрурию. Он очень удивился тому, как мало людей работало на полях. И все увиденные им пахари и пастухи были не коренные жители Италии и не римские граждане, а иноземные рабы. В 137 году, после своего возвращения, он подробно занялся этим вопросом.

Обнаруженное им состояние дел с землей необходимо было изменить. Когда Рим победил всех своих врагов на Апеннинском полуострове, то он конфисковал у побежденных народов значительные площади их земель. Одну часть этих земель передали мелким землевладельцам и колонам ( coloniae), а другая осталась общественной землей ( ager publicus). После окончания войны с Карфагеном власти занялись ведением новых войн в Греции, Малой Азии и Испании, при этом в Южной Италии много общественной земли осталось нераспределенной.

Во время победоносных прибыльных войн II века большое число римских воинов в течение многих лет отсутствовали на родине. Богатые землевладельцы постепенно скупили их участки земли, а затем начали присваивать себе общественную землю. Ганнибал во время своего похода опустошил тысячи югеров земли, поэтому для восстановления сельскохозяйственного производства на них требовались большие вложения. На этих территориях возникали не отдельные небольшие хозяйства, а крупные земельные владения, или латифундии ( latifundia). В основном хозяева таких владений не занимались трудоемким выращиванием зерновых культур, предпочитая ему животноводство. Все латифундии имели большое количество рабов.

В результате таких перемен постепенно исчезли зажиточные крестьяне, доход которых давал им право на призыв в армию. (Как упоминалось ранее, неимущие или «занесенные в списки только по наличию правовой самостоятельности» ( capite censi) не призывались на военную службу.) Это относилось не только к римлянам, но и к гражданам союзных с Римом государств, которые обязаны были предоставлять свои войска для войн, которые вела Римская республика. Наиболее очевидное решение этого вопроса напрашивалось само собой. Можно было разрешить призывать в легионы граждан этой категории, однако у римлян традиционно сохранялось убеждение в том, что храбро сражаться за свою страну будут только те, кто обладает какой-нибудь собственностью. Поэтому такое решение оказалось неприемлемым.

Не один Тиберий понимал, что сложилось неприемлемое положение, которое срочно надо исправлять. Мыслящие римляне беспокоились не столько по поводу экономического возрождения села (поскольку Рим все больше покупал зерно и другое продовольствие в Северной Африке и на Сицилии), сколько о сокращении численности той общественной прослойки, из которой формировались легионы. Римляне также боялись постоянного увеличения числа недовольных рабов, которые заменяли свободных римских граждан по всему полуострову. И это были не чьи-то ужасные домыслы, а реальная угроза, поскольку в 133 году на Сицилии вспыхнуло сильное восстание рабов, подавить которое удалость только через год. Крупные политики высказывались за проведение изменений. Друг Сципиона Эмилиана, Гай Лелий, будучи консулом, за несколько лет до Тиберия предложил провести реформы, однако он столкнулся с таким яростным сопротивлением, что вскоре отказался от них. За это его наградили ироническим прозвищем «Мудрый» ( Sapiens). Многие сенаторы незаконно присваивали себе общественную землю и противодействовали любым попыткам решения земельного вопроса.

Тиберий решил, что настало время действовать. Он был слишком молод, чтобы как-то повлиять на тех, кто занимал высшие должности, такие как претор или консул, однако он пользовался поддержкой народа, который наделил его правами трибуна. Как уже говорилось, должность трибуна не входила в число государственных должностей, и встречи были назначены народным советом. Цель Тиберия состояла в том, чтобы расширить суверенитет народного собрания и установить ответственность перед ним должностных лиц. Трибуны могли предлагать законы и проводить встречи с сенатом. Однако со временем они превратились в обычных игроков политической сцены, иногда даже их использовал сенат, чтобы накладывать вето на проекты неподконтрольных ему выборных должностных лиц. До появления Тиберия Семпрония Гракха деятельность народных трибунов не отличалась радикальностью.

На 133 год Тиберия избрали одним из десяти трибунов, и он предложил проект земельной реформы ( lex agraria). Он понимал, что в сенате у него появятся жестокие противники, и сделал все возможное для создания сбалансированного компромиссного соглашения. Тиберий вспомнил о старом прекратившем свое действие законе, по которому запрещалось иметь больше 500 югеров земли (ок. 125 га). Однако Тиберий смягчил условия, разрешив иметь еще 250 югеров на взрослого сына каждого землевладельца (этот пункт впоследствии отменили, так как многие были недовольны им), и предложил отдать всю землю в вечную собственность. При этом плодородные области Кампании не попадали в сферу действия этого закона. Выявленные излишки земли должны были быть разделены на участки площадью 30 югеров (7,5 га) и распределены между бедными римскими гражданами. Их нельзя было продавать (видимо их можно было только передавать по наследству), и за них должна была взиматься небольшая арендная плата.

До сих пор все делалось вполне разумно. Но затем Тиберий принял роковое решение. По установившейся традиции все новые законы сначала надо было представлять на рассмотрение сенату и только потом отправлять в народное собрание для утверждения. Отважный трибун решил обойти недовольный сенат и сразу же представил свой проект народу. Формально это не противоречило закону, но шло вразрез с установившимися обычаями: такого не случалось почти сто лет.

Тиберий активно отстаивал свое начинание, которое быстро приобрело большую популярность. В Риме проводилась своего рода агитационная кампания, в результате которой сторонники законопроекта исписали все стены, памятники, портики и колонны, находившиеся в оживленных местах. «Дикие звери, населяющие Италию, имеют норы, у каждого есть свое место и свое пристанище, – говорил Тиберий, – а у тех, кто сражается и умирает за Италию, нет ничего, кроме воздуха и света». Такое убедительное красноречие находило понимание у слушателей, однако молодой трибун и близкий товарищ Тиберия, Марк Октавий, внезапно заявил, что он намерен использовать свои официальные полномочия для наложения вето на проект закона. Тиберий всячески убеждал его, чтобы он изменил свое решение. Он сказал, что у Октавия имеется много общественной земли, однако он готов возместить ему потери за счет собственного состояния.

Но все было напрасно. Тиберий созвал на Форуме народное собрание и велел глашатаю зачитать новый закон. Однако Октавий приказал глашатаю молчать. Тиберий отложил встречу на следующий день, но новая встреча также окончилась безрезультатно. Тогда стороны решили передать свои разногласия для рассмотрения в сенат, но там сенаторы только посмеялись над ними. Тиберий вернулся обратно в народное собрание, где он совершил свой следующий роковой поступок. Он объявил о новой отсрочке принятия закона, но предупредил, что в следующий раз он не только поставит на голосование свой законопроект, но и внесет предложение о том, может ли Октавий дальше исполнять свои полномочия. Тиберий сделал все, как он обещал. На следующей встрече объявили голосование по смещению Октавия, однако произошла задержка, так как кто-то украл урны для голосования. Голосование проходило по трибам. Трибы одна за другой высказывались за смещение Октавия. Когда проголосовали все трибы, Тиберий повернулся к Октавию и попросил, чтобы он пересмотрел свое мнение о законопроекте. «Не мешай делу, столь священному, столь полезному для всей Италии», – умолял он. Октавий отказался. Узнав, что большинство триб проголосовало против него, он покинул собрание. Его друзья срочно увели его с Форума, где, скорее всего, с ним могли расправиться. Затем собрание утвердило законопроект и создало комиссию для его осуществления. В состав этой комиссии вошли оба брата Гракхи.

Приблизительно в это время умер царь Пергама. Стремясь предотвратить гражданскую войну, он завещал свое царство Риму, которое стало его азиатской провинцией. Вся пергамская казна перешла собственность Рима, и у Тиберия возникла прекрасная мысль принять закон, по которому эти деньги можно было распределить среди мелких собственников земли, чтобы они могли купить себе необходимые семена и орудия труда.

Во время своего противостояния с Октавием Тиберий, скорее всего, снова не нарушил закон, однако смещение трибуна оказалось невиданным доселе обстоятельством. Даже если земельная реформа была достойной причиной – и многие считали ее таковой, – то все эти действия выглядели так, как будто сторонники реформы ради достижения своих целей готовы пойти наперекор установленным правилам. Они нарушили неустойчивое равновесие между народным собранием и сенатом, которое поддерживалось в республике в течение многих столетий.

Наступило лето, когда народное собрание не собиралось. Победивший Тиберий опасался, что, когда он в конце года передаст свою должность другому, его закон будет отменен еще до того, как проявятся все его преимущества. Таким образом, вся проделанная работа ни к чему не приведет. Кроме того, Тиберий беспокоился относительно своей безопасности, так как, являясь избранным представителем народа, он обладал личной неприкосновенностью, а после ухода с должности у него ее не будет. И наконец, он принял третье и последнее роковое решение. Пойдя на явное нарушение закона, он выдвинул свою кандидатуру в трибуны на следующий год. Для консерваторов в сенате это было уже слишком.

Голосование началось на выборах, которые проводили на Капитолийском холме, однако порядок вскоре нарушился. Обязанности председателя решили передать другому трибуну, который был другом Тиберия. Против этого многие стали возражать. Тогда Тиберий перенес голосование на следующий день. Чтобы опередить своих противников, он вместе со своими сторонниками рано утром занял место проведения собрания перед храмом Юпитера Лучшего и Величайшего. Уходя из дома, Тиберий случайно поранил большой палец ноги о порог, из-за чего ему в сандалию натекла кровь. Это было недобрым предзнаменованием.

Тем временем сенат собрался в небольшом храме богини верности Фидес неподалеку от места народного собрания. Там преобладали противники Тиберия, лидером которых был его двоюродный брат, также внук Сципиона Африканского. Его звали Публий Корнелий Сципион Назика («Большой нос»). Известный политик, в разное время занимавший все высшие государственные должности, теперь был верховным понтификом, или первосвященником. Назика отличался высоким самомнением. Однажды на шумном собрании он произнес: «Тише, граждане. Я гораздо лучше вас знаю интересы народа».

Назика попытался убедить консула объявить чрезвычайное положение, но консул отказался применять силу и убивать гражданина без суда. Тем временем, снаружи начались столкновения между приверженцами разных сторон. Воцарился хаос. Трибуны оставили свои места, священники закрыли храм Юпитера, и много людей пыталось спастись бегством. В шумной неразберихе Тиберий коснулся рукою головы, стараясь показать, что ему грозит опасность. Об этом сообщили сенаторам, которые решили, что этот жест означает желание Тиберия получить царскую диадему (белая тряпичная лента, символизирующая царскую власть) и стать царем.

В течение всей истории Римской республики это было самое страшное преступление. Стремление к тирании не заслуживало никакого милосердия. Назика использовал этот момент. «Ну что ж, если глава государства – изменник, тогда все, кто готов защищать законы, – за мной!» – воскликнул он. Верховный понтифик накинул край тоги на голову, как будто он собирался совершить жертвоприношение, и выбежал из храма в сопровождении сенаторов и их свиты.

Сторонники Гракхов были настолько потрясены при виде ринувшейся на них толпы, что многие потеряли самообладание. Назика и его сторонники схватили все то, что побросали их противники – палки, пруты и т. д., – и разбили скамьи, установленные для проведения собраний. Затем они преследовали Гракхов и сталкивали их с крутого обрыва Капитолийского холма. Кто-то ухватил за тогу Тиберия, но он сбросил ее и побежал дальше. По горькой иронии этого потенциального (предположительно) деспота настигли около статуй римских царей. Один из противников ударил его ножкой скамьи по голове, затем подошли другие, и неприкосновенного трибуна забили до смерти. Ему еще не исполнилось и тридцати лет. После прекращения беспорядков под покровом темноты все трупы сбросили в Тибр.

Гибель Тиберия стала потрясением, которое подорвало основы государства. Римляне по-разному отнеслись к этим событиям. Двоюродный брат Тиберия и исполнитель главной роли во всех этих событиях, образованный Сципион Эмилиан, осторожно высказал свое одобрение. Сенат приказал допросить всех консулов, избранных на 132 год, и казнить тех, кого уличат в сговоре с Тиберием. Народ пришел в ярость от действий Назики, и его вызвали в сенат для объяснения. Присутствие Назики в Риме оказалось нежелательным. Его назначили посланником в дальнюю провинцию, и вскоре он умер своей смертью в Пергаме.

Как это ни странно, никто не стал противодействовать проведению земельной реформы, и комиссия по ее осуществлению беспрепятственно продолжала свою работу. Римскую элиту возмутила не столько политика Тиберия, сколько методы ее проведения в жизнь. Кроме того, отмена реформы могла привести к сильному возмущению в обществе. Лучше всего было оставить все, как есть.

Однажды римский консул приехал в Теан Сидицинский (ныне Теано), небольшой городок на границе с Самнием, жители которого говорили на оскском языке. Консула сопровождала жена. Она захотела вымыться в мужских банях (вероятно они являлись местной достопримечательностью. Остатки этих бань сохранились до настоящего времени). Городскому квестору, некоему Марку Марию велели выгнать из бань всех посетителей, чтобы освободить для нее место. Позднее она пожаловалась своему мужу, что бани готовили для нее очень медленно, и кроме того, их очень плохо вычистили.

Консул велел установить на площади столб и привести к нему самого знатного жителя Теана, Мария. Там с него сорвали одежду и высекли прутьями. Когда известие об этом дошло до соседнего города, его народное собрание приняло закон, запрещающий пользоваться общественными банями, когда в городе находится римский государственный чиновник.

Гай Семпроний Гракх рассказал эту историю в своей речи, посвященной возмутительному поведению высокопоставленных римлян во время их поездок по Италии. С такой вопиющей несправедливостью поступали не только государственные служащие. «Я покажу вам на одном примере, сколь велик произвол и необузданность молодых людей, – рассказал Гракх о другом подобном случае, – несколько лет тому назад из Азии был отправлен в качестве посла молодой человек, еще не занимавший в то время магистратуры. Его несли на носилках. Ему навстречу шел погонщик волов из Венузии и в шутку, поскольку не знал, кого несут, спросил – неужели покойника? Услышав это, тот велел опустить носилки и ремнями, которыми носилки были связаны, приказал бить его до тех пор, пока он не испустил дух».

Союзные Риму города высказывали свое негодование. Они не только возмущались высокомерием римских сановников, но и чувствовали, что историческое соглашение, несколько веков действующее между ними и их завоевателем, начало нарушаться.

Система из около 150-ти двухсторонних договоров между Римом и каждым его союзником успешно работала. Как мы уже знаем, они должны были выставлять войска, если Рим попросит их о помощи во время войны. Рим, в свою очередь, гарантировал своим союзникам безопасность и обеспечивал их частью трофеев, захваченных в результате победы. Союзники также имели право получать часть захваченных земель и участвовать в основании колоний.

С возникновением огромной заморской империи эти условия изменились. Новые провинции платили налоги непосредственно в римскую казну. Колонизация прекратилась. Тиберий Гракх признал, что в помощи нуждались не только римские граждане, но и остальные жители Италии, поэтому его реформы означали раздел общественной земли на территориях римских союзников.

Дальновидные римляне признавали необходимость земельной реформы, однако они также понимали, что надо было что-то делать для удовлетворения союзных Риму городов и как-то возместить им экономические потери. Одним из таких людей был Сципион Эмилиан, к которому не раз обращались землевладельцы из числа римских союзников. Они возражали против того, что римская комиссия пытается изменить их местные правовые нормы. Сципион принял меры, чтобы консул рассмотрел такие спорные случаи. Однако высший чиновник понял, что на него возложили решение неблагодарной задачи, и сразу же уехал в свою далекую провинцию.

Сципион уже завоевал себе дурную славу из-за несогласия с планами Тиберия Гракха, и теперь его сочувствие союзникам стали сильно раздражать городские толпы, которые не видели причин идти на уступки каким-то «иноземцам». Политические противники Сципиона утверждали, что он собирается полностью отменить земельный закон Тиберия и устроить вооруженную бойню. При таких настроениях в городе почти никто не удивился, когда в 129 году Сципиона обнаружили мертвым без всяких ран на теле. Ночью он собирался написать речь для выступления в народном собрании и положил около себя письменную дощечку.

О его смерти сразу распространились разные слухи. Одни говорили, что Сципиона умертвила мать Гракхов, Корнелия (теперь, конечно же, она приобрела известность), чтобы предотвратить отмену закона, принятого ее сыном. Другие рассказывали, что Корнелию подстрекала ее дочь, Семпрония, которая была замужем за Сципионом, а тот не любил ее из-за внешнего уродства и бесплодия. Третьи утверждали, что Сципион покончил собой, так как он понимал, что будет не в состоянии сдержать данные им обещания. Говорили также, что рабов Сципиона подвергли пытке (так всегда делали в случае смерти хозяина дома), и они сообщили, что его задушили какие-то иноземцы, проникшие к нему в помещение через заднюю часть дома.

Возможно, что Сципиона убили, но если сообщения о том, как было найдено и как выглядело его тело, верны, то скорее всего он умер от сердечного приступа или припадка. В любом случае он был мертв. Поскольку о его деятельности на государственной службе высказывались неоднозначно, то Сципиона не удостоили похорон за государственный счет.

В течение нескольких лет после убийства своего брата Гай Гракх не появлялся на Форуме и не участвовал в общественной жизни. Он был чужд праздности, не участвовал в распутных вечеринках, не имел страсти к вину и накоплению денег, и это отличало его от многих своих сверстников. Ему нравилась армейская служба, однако он сильно возмутился, когда ему незаконно продлили срок службы в Сардинии, где он был квестором. В гневе он прибыл в Рим. Там его обвинили в неисполнении своих обязанностей, но он легко оправдался, произнеся убедительную речь в свою защиту. Он уже прослужил дольше, чем того требовал закон. Кроме этого он добавил: «Я – единственный из всего войска взял с собою в Сардинию полный кошелек и увез его оттуда пустым, тогда как остальные, выпив взятое из дому вино, везут в Рим амфоры, доверху насыпанные серебром и золотом».

Сторонники реформы неоднократно призывали его выставить свою кандидатуру на должность трибуна, а консервативные сенаторы презирали его, так как опасались, что его изберут. Говорили, что Тиберий явился Гаю во сне и сказал: «Рано или поздно ты должен будешь умереть той же смертью, что и я». Его мать не хотела повторения прошлого и не одобрила его поступок. Сохранилось ее письмо, в котором она увещевала своего сына: «Кроме убийц Тиберия Гракха ни один враг не принес мне столько страданий и создал столько трудностей, сколько ты. Поскольку ты остался моим единственным сыном, ты должен сделать все возможное, чтобы в своей старости я пережила как можно меньше страданий».

Гай не послушался Корнелии и покорился неизбежности. В 123 году его избрали трибуном.

Можно сказать, что времена постепенно менялись, поскольку Гай не испытывал никаких затруднений в своей деятельности, и его переизбрали на второй год. Гай начал проведение радикальных реформ. Прежде всего, для успокоения духа своего покойного брата, он ввел два новых закона. Первый закон запрещал тому, кого однажды сместили с государственной должности, впредь занимать любую другую. Скорее всего, этот закон был нацелен на Октавия, но, как пишет Плутарх, против этого закона выступила Корнелия и убедила своего сына не принимать его. Народ был восхищен таким великодушным поступком.

Второй закон касался судов. Гай запретил проводить любые судебные заседания без одобрения народного собрания. Если какой-нибудь чиновник лишил гражданина его гражданских прав путем наказания или изгнания, то его необходимо привлечь к суду перед народом, как если бы он был врагом государства. Действие этого закона распространялось на прошлые события, поэтому бывшего консула, который в 132 году организовал преследование сторонников Тиберия, отправили в изгнание. Гай действовал не только из-за желания отомстить. Он хотел напомнить реакционным сенаторам о тех опасностях, с которыми они могут столкнуться, если не будут считаться с волей народа.

Гай еще раз подтвердил закон о земле Тиберия, однако он не стал распределять некоторые общественные земли, по-видимому, для того, чтобы сдать их в аренду неримлянам. Он также объявил об основании трех колоний в Италии и одной – в Северной Африке на опустошенных землях Карфагена. Последнюю колонию назвали Юнония или «Место Юноны» (быть может, он хотел угодить этой богине?). Этот проект признали неудачным, поскольку его осуществление отменяло проклятие недавно умершего Эмилиана. В конце концов, на месте Карфагена оставили находившееся там пастбище для скота. Тогда Гай Гракх предложил план строительства новых дорог по всей Италии. Все эти меры могли привести к сокращению безработицы.

Непрерывно растущий Рим требовал увеличения поставок зерна, а также непрерывности этих поставок. Зерно закупали в Африке и на Сицилии. Если там случались неурожаи, то в городе начинался голод. Голодные бунты представляли собой большую угрозу для государства. Гай создал постоянные запасы зерна на случай его недостатка и установил фиксированную цену для продажи этого зерна гражданам.

Трибун обратил свое внимание на распространившееся в обществе взяточничество. Он принял законы против мошенничества и воровства наместниками провинций и учредил специальный суд по делам о взятках и вымогательствах должностных лиц ( quaestio de repetundis), который разбирал дела в присутствии сенаторов. Однако этот суд очень редко выносил приговоры, потому что судьи часто оказывались друзьями ответчиков. Гай решил исправить это. Он ввел в состав судов всадников ( equites), которые когда-то составляли римскую конницу, а теперь стали сословием, по имущественному цензу стоящим на одну ступень ниже сенаторов. Это привело к тому, что вскоре сенаторы вообще оказались вытеснены с судебных заседаний, где теперь заправляли только представители всадников.

Гай сделал для всадников еще много всего. В последние годы это сословие приобрело большое экономическое значение. Некоторые всадники стали землевладельцами, их не интересовала государственная деятельность, а значительная часть превратилась в преуспевающих деловых людей. В Римской республике было немного государственных должностей и косвенные источники дохода (таможенные сборы и т. п.) отдавали на откуп разным компаниям ( societates equites). Эти компании также получали подряды на выполнение государственных заказов – строительства общественных зданий и дорог, организации военных поставок. Сенаторам, конечно же, не разрешалось самим заниматься торговлей, но наместники провинций, проконсулы и пропреторы, ответственные за сбор прямых налогов, имели широкие возможности для вымогательства. Чтобы гарантировать приток денежных средств, необходимых для проведения реформы, трибун выставил на аукцион право сбора прямых налогов в новой богатой провинции Азия. С одной стороны это делалось в интересах компаний, а с другой явилось отражением недоверия в честность сенаторов.

Эти меры проводились для решения каких-то срочных насущных вопросов, но в конечном итоге Гай, по-видимому, стремился укрепить и расширить богатое сословие, не связанное с государственной службой. Оно должно было стать противовесом сенатской аристократии. Если это не являлось его намерением, то результат был именно такой.

Во время реформы проводились и другие изменения в государственном устройстве и управлении. Как всегда, главными принципами были честность и эффективность. Гай обладал гораздо большей дальновидностью, чем его брат. Реформы Гая Гракха представляли собой всестороннюю политическую программу. Когда он появлялся на Форуме, то казалось, что он являет собой все правительство Рима. Плутарх пишет, что его постоянно видели «окруженным подрядчиками, мастеровыми, послами, должностными лицами, воинами, учеными». Гай явно пытался переустроить систему государственной власти в направлении народного правления, однако он нигде не говорил об этом.

У нас нет никаких доказательств, что он собирался как-то ограничить или даже ликвидировать сенат. Скорее всего, он хотел очистить сенат и сделать его более восприимчивым к интересам народа. Он сочетал в себе отвращение Катона к действиям правящей элиты и приверженность Сципиона Эмилиана к справедливым отношениям с провинциями. Гай был убежденным сторонником перемен, но не революционером.

В течение своего второго срока Гай почувствовал на себе недовольство союзников. На примере судьбы Эмилиана он понял, что ему будет трудно завоевать одобрения в обществе, если он станет угождать италийцам. Его коллега, второй трибун, несколькими годами ранее занимавший должность консула, внес предложение о предоставлении гражданства любому римскому союзнику, который того пожелает, а для тех, кто не пожелает – право обжалования действий римских чиновников. Сенат очень возмутился и в качестве ответной меры отправил консула в Галлию, чтобы он привел из порта Массалия военную помощь. Вопрос сняли с рассмотрения.

Трибун понимал, что лучше было бы не касаться вопроса о союзниках, однако опасность серьезного недовольства во всей Италии была слишком велика. Он предложил, чтобы латинские поселения (то есть, имеющие второразрядное гражданство) получили полноправное римское гражданство, а остальные союзники получили те права, которые прежде имели латины. Римская толпа возмутилась, а оппозиция в сенате против этого категорически возражала.

Один из консулов пошел в нападение. Он высказывал устрашающие заявления, проводя своего рода антииммигрантскую кампанию того времени. Он заявил: «Представь себе, если мы дадим гражданство латинам, то останется ли у тебя место в народном собрании, где сейчас находишься, и хватит ли тебе места на играх и празднествах. Разве ты не понимаешь, что они все заполонят?»

Второй трибун, поддерживающий сенат, по своему популизму даже превзошел Гая. Он выдвинул такие предложения, удовлетворяющие как народное собрание, так и италийцев. Их сразу же одобрили, но так никогда и не осуществили (они и не были предназначены для осуществления), отклонив при этом законопроекты Гая. Единственным практическим результатом этих предложений была дискредитация Гая среди народных масс города.

После того как Гай проиграл выборы на третий срок, его противники сразу начали свертывать его законодательство. Сам он недавно вернулся из Карфагена, чтобы заняться постройкой Юнонии, и в переполненном народном собрании на Капитолийском холме один из новых трибунов 121 года высказался против закона о создании этой колонии. Теперь, когда начались трудные времена, Корнелия забыла о своих разногласиях с сыном и помогла ему найти телохранителей. Эти нанятые люди скрывались где-то на задах собрания и смотрели за Гаем, который в сильном возбуждении прохаживался по портику. Может быть, он просто хотел понаблюдать за дебатами, а может, собирался расстроить встречу.

Затем судьба сыграла злую шутку. Опимий, ликтор одного из консулов Луция, обнажил руку и сделал оскорбительный жест. Какой-то возмущенный сторонник Гракха нанес ему удар палочкой для письма. Это был всего лишь предлог, на который рассчитывал консул. Он немедленно пошел в сенат и убедил его членов проголосовать за введение чрезвычайного положения. В этот раз впервые появилось постановление сената о чрезвычайном положении, обязательное к исполнению – «сенатус-консульт» ( senatus consultum ultimum). Сенат постановил «консулам озаботиться, чтобы государство не потерпело никакого ущерба» ( Videant consules ne quid detrimenti res publica caperet).

Такая расплывчатая формула означала, что высшей государственной власти предоставлялось право применять крайние меры против преступников, которые подвергали опасности существование государства. Но была ли у сената реальная власть приостанавливать осуществление римскими гражданами своего права? Ответ зависел от политических взглядов человека и от ощущения данного момента. Если рассмотреть этот вопрос беспристрастно, то сенат был только совещательным органом, хотя и высшей инстанции, и его постановления не имели юридической силы. Консул имел абсолютную власть, однако по закону он не мог наказывать граждан без суда (что было подтверждено недавно принятым законом Гая Гракха). По этой причине граждане имели право на апелляцию ( provocatio) к народу. На самом деле немногие осмеливались противодействовать приказам действующего консула, однако, будучи мудрым человеком, он понимал, что когда-нибудь, после сложения своих полномочий, он тоже мог испытать на себе гнев народного собрания и предстать перед судом.