Текст книги "Возвышение Рима. Создание Великой Империи"

Автор книги: Энтони Эверет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 32 страниц)

12. «Ганнибал у ворот!»

К царскому двору прибыл пожилой полководец. Он уже не командовал армией, превратившись в одинокого странствующего изгнанника. Он надеялся стать военным советником Антиоха Великого – повелителя многих азиатских земель, которые за сто лет до этого завоевал Александр Великий. Царь замышлял войну с досаждавшей его новой средиземноморской державой – Римом – и усомнился в искренности своего гостя.

В ответ, желая доказать свою честность, старец рассказал историю: «В то время как мой отец собирался перейти с войском в Иберию, мне было девять лет, и когда отец приносил жертву Баалу-Хаммону, я стоял у жертвенника. Когда жертва дала благоприятные знамения, богам сделаны были возлияния и исполнены установленные действия, отец велел остальным присутствовавшим при жертвоприношении удалиться на небольшое расстояние, а меня подозвал к себе и ласково спросил, желаю ли я идти в поход вместе с ним. Я охотно изъявил согласие и по-детски просил его об этом. Тогда отец взял меня за правую руку, подвел к жертвеннику, приказал коснуться жертвы и поклясться, что я никогда не буду другом римлян».

Царь отбросил сомнения и взял этого старца к себе на службу.

Эта клятва стала для маленького мальчика определяющим моментом нравственного очищения. Она навсегда сохранилась в его памяти и направляла его действия в течение всей жизни. Мальчик этот – Ганнибал Карфагенский – гениальный полководец и самый опасный враг Римской республики за всю ее историю.

Когда этот полководец со своей великой армией расположился лагерем у стен Рима, это событие запомнилось, как чудовищный незабываемый кошмар. Впоследствии, если римские дети не слушались, родители успокаивали их, пугая самой страшной угрозой: «Ганнибал у ворот» ( Hannibal ad portas).

Отцом Ганнибала был энергичный Гамилькар Барка – командующий карфагенскими войсками на Сицилии в течение последних лет Первой Пунической войны. Он прибыл на остров в 247 году, и именно в этот год у него родился сын. Прозвище «Барка» не связано с какими-то чертами рода или семьи. Оно означает «молния» или «удар меча» (оно образовано от еврейского barak) и отражает такие качества, как энергичность и стремительность.

Видимо эти качества Гамилькар проявлял как в своей личной, так и в общественной жизни. Уже будучи отцом трех сыновей и, по крайней мере, одной дочери, он воспылал страстью к одному привлекательному молодому аристократу Гасдрубалу (получившему прозвище «Красивый»). Поскольку Гамилькар был ведущим политиком и военачальником, то это обстоятельство стало источником разных сплетен (а может быть, его соперники просто выдумали эту историю). Власти, озабоченные защитой нравственности, запретили этим двум людям встречаться друг с другом. Нисколько не смущаясь, Гамилькар женился на дочери своего возлюбленного, и теперь никто не мог препятствовать тому, чтобы тесть встречался со своим зятем.

Договорившись о мире, после которого война на Сицилии прекратилась, Гамилькар сразу же вернулся в Карфаген, переложив на других решение неблагодарной задачи по возвращению на родину многонациональной карфагенской наемной армии. Будучи искусным тактиком, он стремился как можно дальше самоустраниться от позорной капитуляции перед Римом и не участвовать в решении вопроса, как несостоятельное государство сможет выкупить своих пленных воинов. Гамилькару также пришлось отвечать на обвинения своих политических противников, которые ставили ему в вину бездарное руководство.

Возвращение двадцати тысяч наемников стало поистине катастрофической ошибкой, которая едва не привела к полному разрушению Карфагена. Эти люди не являлись карфагенскими гражданами, поэтому они сохраняли верность только себе, а не своим работодателям. Власти, испытывавшие недостаток в средствах, заплатили им только малую часть из обещанных денег, поэтому бывшие воины сразу же подняли мятеж. Карфаген оказался в смертельной опасности, потому что именно эти люди и составляли армию государства, и не было никаких других воинов, которые могли бы подавить их. Карфагенянам пришлось в срочном порядке предоставить им гражданство и при небольшом количестве денег в казне принять на службу новых наемников.

Сначала назначили бездарного командующего, и военные действия велись крайне неудачно. Затем Гамилькару дали небольшой отряд, чтобы проверить, как он будет отражать нападение повстанцев. Обе стороны прибегали к страшной жестокости. Гамилькар заманил наемную армию в ловушку и, в конце концов, подавил мятеж. Горе тому, кто попадал в его руки, его сразу же подвергали мучительной смерти. Одному из руководителей мятежников, африканцу по имени Матон, устроили нечто вроде триумфальной процессии. Его провели по улицам Карфагена. Те, кто вели его, пишет Полибий, «подвергали его всевозможным истязаниям». Как это могло происходить, описано Флобером в его романе «Саламбо»: «Кто-то из детей разорвал ему ухо; девушка, прятавшая под рукавом острие веретена, рассекла ему щеку; у него вырывали клочья волос, куски тела; другие палками или губкой, пропитанной нечистотами, мазали ему лицо. Из шеи с правой стороны хлынула кровь; толпа пришла в неистовство. Этот последний из варваров был для карфагенян олицетворением всех варваров, всего войска; они мстили ему за все свои бедствия, за свой ужас, за свой позор».

Еще один заключительный виток истории привел к усилению ненависти к Риму среди наиболее известных карфагенян. На карфагенском острове Сардиния восстали наемники в знак солидарности со своими товарищами в Африке. Когда их стали теснить местные жители, они обратились за помощью к Риму. В 238/237 году сенат решил отправить военный отряд для захвата острова. Когда карфагеняне узнали об этом, они напомнили сенату, что Сардиния считается их владением и они намереваются возвратить ее. Ответ римлян поразил их своей циничностью. Не имея никаких доказательств своей правоты, римляне утверждали, что военные приготовления Карфагена являются враждебным актом. Они предъявили ультиматум, по которому карфагеняне должны были отказаться от своих прав на этот остров и выплатить в качестве компенсации 1200 талантов. Эти новые условия добавили к соглашению 241 года. Рим овладел Сардинией, а вместе с ней и Корсикой. Эти два острова стали одной провинцией, как Сицилия.

Налицо был незаконный захват чужих владений. Даже историк Полибий, будучи страстным поклонником Рима, осудил такой захват. Он отметил, что в действиях римлян «нельзя, пожалуй, указать основательного повода или уважительной причины», а также отметил, что такие люди, как Гамилькар, не забывали и не прощали несправедливости.

Сразу же после того, как закончилась война, Гамилькар отправился в Испанию. В Карфагене нельзя было оставить ребенка, поэтому никто не удивился, когда отец взял молодого Ганнибала с собой. Однако Гамилькар уезжал не по личным причинам, он собирался, ни много ни мало, преодолеть неудачи своей родины.

О внутренней политике Карфагена известно немного, но, видимо, там существовали две группировки. Одна их них объединяла землевладельцев, которые хотели расширять свои владения в Африке и развивать сельское хозяйство, не участвуя в опасных военных авантюрах на чужой земле. Другая объединяла разнообразных торговцев, которые хотели обеспечить военную защиту своим действиям в международных водах. Первые представляли собой правящую олигархию. А вторые стремились к демократической реформе.

Гамилькар был известным представителем второй группы. Хотя его уважали как благоразумного государственного деятеля, поражение в Сицилии и тяготы войны с наемниками, по-видимому, изменили его взгляды в сторону демократии. Как писал Диодор: «Спустя некоторое время после окончания войны с наемниками он сформировал орган политической власти из низших слоев общества и на основе этого, а также благодаря военным трофеям скопил немалое состояние. Чувствуя, что его успехи приносят ему все больше и больше власти, он занялся демагогией, пытаясь заслужить доверие народа. Таким образом, он добился, что его на неопределенный срок назначили командующим военными силами всей Иберии».

По своему поведению Гамилькар был очень похож на распространенный тип греческого политика – тирана, единоличное правление которого поддерживали простые граждане. Но вскоре стало ясно, что он не собирался организовывать в Карфагене государственный переворот. Гамилькар просто захотел получить полную свободу для своих действий в Испании.

Перед Карфагеном стояли две главных, связанных друг с другом проблемы. Первая – как восстановить свою разрушенную экономику? Недавние военные действия сильно подорвали обе ее составляющие – торговлю за границей и сельскохозяйственное производство на родине, кроме того, тяжким финансовым бременем стали крупные ежегодные выплаты Риму. И вторая, относящаяся к более долгосрочной перспективе – каким образом Карфаген сможет когда-нибудь отомстить римлянам?

Решение этих двух проблем Гамилькар связывал с Пиренейским полуостровом, где были большие людские резервы для набора в армию и казавшиеся неиссякаемыми залежи серебра, железа и других металлов. Гамилькар признал, что карфагеняне навсегда потеряли Сицилию. Как и все его соотечественники, он сильно возмутился решением Рима захватить карфагенские острова Корсика и Сардиния – явным и оскорбительным нарушением мирного договора. Финикийцы с давних пор имели торговые форпосты в Испании, одним из самых крупных был портовый город Гадес. Теперь Гамилькар решил создать на полуострове большую и сильную карфагенскую провинцию. Очевидно, что ему оказали сопротивление даже те племена, которые уже привыкли к финикийскому присутствию на побережье. Против них Гамилькар применял жестокость в сочетании с милосердием. Этот метод он уже испытал, имея дело с восставшими наемниками.

Он взял с собой своего возлюбленного зятя, красавца Гасдрубала, который оказался не только искусным дипломатом, но также решительным и находчивым военачальником. Гасдрубал предусмотрительно взял себе в жены представительницу местного знатного рода. В течение следующего десятилетия эти два человека завоевали значительную часть Южной и Юго-Восточной Испании. Карфагеняне также организовали широкомасштабную добычу серебра и постоянно увеличивали количество добытой руды. Ученые подсчитали, что в последующие века на рудниках работали около сорока тысяч рабов, которые ежедневно давали прибыли почти на сто тысяч сестерциев. Нет причин сомневаться, что карфагеняне во времена Гамилькара работали менее производительно.

Римляне не имели в Испании никаких стратегических интересов и никакой собственности, которую надо было защищать, поэтому в первое время они почти не обратили внимания на эти события. Однако через некоторое время их заинтересовали известия о расширении карфагенских владений (это не означало, что Карфаген каким-то образом нарушил соглашение). Римляне отправили к Гамилькару посланников и попросили его принять их. Карфагеняне любезно согласились на организацию такого приема по всем правилам этикета. На вопросы посланников карфагенский военачальник дал вполне ожидаемый ответ. «Мне приходится воевать с иберийцами, – сообщил он, – чтобы найти деньги для выплаты компенсации Риму». После такого исчерпывающего ответа посланники больше не задавали никаких вопросов.

В 229 году Гамилькар потерпел военное поражение от иберийского вождя. Вместе с ним были два его сына, включая Ганнибала. Гамилькар спас их от гибели, отправив по другой дороге. Враги преследовали не столько его оставшееся войско, сколько его самого. Иберийский вождь настигал его. Стремясь уйти от погони, Гамилькар верхом на коне вошел в реку и утонул. Гибель Гамилькара не повлияла на карфагенское господство на полуострове, на его место сразу же назначили преемника. Его восемнадцатилетний сын Ганнибал, несмотря на свои незаурядные способности и большую известность, был еще очень молод, поэтому его кандидатуру не рассматривали. Поэтому совет старейшин в Карфагене назначил командующим Гасдрубала, который проявил себя с разных сторон не только как обладатель привлекательной внешности.

Новый главнокомандующий продолжил успешную деятельность своих предшественников, достигая своих целей иногда переговорами, а иногда и силой оружия. Он заключил соглашение с Римом. Сенат понял, что «своей нерадивостью и беспечностью» он позволил Карфагену осуществить набор воинов и подготовить многочисленную армию. Римляне снова отправили посланников в Испанию, и Гасдрубал обещал им не переходить реку Ибер (ныне Эбро). Она находилась немного севернее той территории, где тогда правили карфагеняне, поэтому они с легкостью пошли на это. С точки зрения римлян это соглашение надежно защищало интересы их обеспокоенного союзника, города Массилии и его колоний на северо-восточном побережье Испании. Серьезный вопрос о возможном возрождении Карфагена остался нерешенным, и, действительно, даже самый недальновидный посланник сената вряд ли мог предположить, что Карфаген откажется от своих владений по одному лишь требованию.

Даже если бы Рим решил в то время как-то угрожать, то он не смог бы выполнить свои угрозы, поскольку на севере Италии Римская республика столкнулась с большими трудностями. Кельтские племена, расселившиеся в долине реки По, очень возмутились постоянными вторжениями римлян и собрали огромное число воинов. В 225 году кельты потерпели поражение в битве при Теламоне, однако по-прежнему оставались недовольными и неуправляемыми соседями.

Важным мероприятием Гасдрубала стало основание нового порта в одной из лучших гаваней в Западном Средиземноморье. Этот порт он назвал Новый Карфаген (ныне Картахена). Название города вполне подходило к нему, поскольку, как и Карфаген, он находился на мысу между мелководной лагуной и заливом. Остров у входа в залив являлся препятствием для морских волн. Иногда небольшое волнение поднимал юго-западный ветер, но при остальных ветрах вода в заливе в основном оставалась спокойной. Это место очень подходило не только для рыболовства и торговли, но и для вывоза серебряной руды, добыча которой постоянно росла. На самой высокой точке города Гасдрубал построил свой роскошный дворец, ставший своего рода сверкающим символом новой империи, которую создал он со своим тестем.

По свету разнеслось однозначное известие, что Карфаген возродился.

Мирная политика Гасдрубала не спасла его от насильственной смерти. В одну из ночей 221 года он погиб от рук кельтского раба, владелец которого был казнен по приказу Гасдрубала. Убийцу схватили, однако он не проявил никаких признаков страха или раскаяния. Во время пыток не дрогнул ни один мускул на его лице.

Теперь Ганнибалу было двадцать пять лет. Несмотря на свою молодость, он завоевал расположение среди окружающих его людей за свою смелость, быстроту и остроумие. Последние пятнадцать лет он находился в центре событий, и его отец решил, что его миссия – стать завоевателем. Воины и народный совет в Карфагене приветствовали Ганнибала, который был выходцем из семьи, известной своими демократическими взглядами, в качестве нового главнокомандующего. Ганнибала назначили на эту должность, несмотря на некоторые разногласия в совете старейшин.

Вскоре он обратил на себя пристальное внимание римлян, и к его личности стали проявлять повышенный интерес. Ливий подвел итог тому, что говорили об этом полководце: «Насколько он был смел, бросаясь в опасность, настолько же бывал осмотрителен в самой опасности. Не было такого труда, от которого бы он уставал телом или падал духом. И зной, и мороз он переносил с равным терпением; ел и пил ровно столько, сколько требовала природа, а не ради удовольствия; выбирал время для бодрствования и сна, не обращая внимания на день и ночь – покою уделял лишь те часы, которые у него оставались свободными от трудов; при том он не пользовался мягкой постелью и не требовал тишины, чтобы легче заснуть; часто видели, как он, завернувшись в военный плащ, спит на голой земле среди караульных или часовых… Он первым устремлялся в бой, последним оставлял поле сражения».

Из его отрицательных черт можно назвать страсть к деньгам, которую часто отмечали его сограждане, а также жестокость, которой он прославился среди римлян. По крайней мере, таковы были общие впечатления. Из-за враждебной пропаганды нельзя говорить о точности этих критических оценок. Кроме того, как точно подметил Полибий, «нелегко судить о характере Ганнибала, так как на него действовали и советы друзей, и положение дел».

Неизвестно, что думали о нем молодые военачальники. В течение двух лет Ганнибал проводил политику расширения карфагенских владений, но затем решил отправиться в военный поход, как и его отец. Он так же, как и его шурин, взял себе в жены представительницу местного знатного рода. Вскоре карфагенские владения расширились до реки Ибер. Не появился ли у Ганнибала какой-то долгосрочный план?

Если он сам не разработал его, то вскоре его подтолкнули к этому определенные события. Небольшой прибрежный городок Сагунт, расположенный к югу от Ибера, не имел почти никакого военного или торгового значения. Этот город находился в дружественных отношениях с Римом без всяких формальных условий. Рим по просьбе горожан выступал в качестве защитника во внутренних политических спорах. Когда Рим заключил это соглашение с Сагунтом – неизвестно. Если оно существовало до того, как Гасдрубал заключил с римлянами договор о разграничении по реке Ибер, то оно должно было утратить силу после указанного договора. Если римляне заключили соглашение позднее, то Рим однозначно нарушил договор с Гасдрубалом, и его войска не должны были переходить через Ибер, так как территория к югу от этой реки входит в сферу влияния Карфагена. Так или иначе, у Ганнибала появились основания для недовольства из-за римского вмешательства.

Однажды Сагунт вступил в конфликт с одним местным племенем, которое поддерживало Карфаген. Представители племени обратились за помощью к Ганнибалу. Для карфагенского военачальника это стало последней каплей. Однако в своих действиях он соблюдал осторожность и не давал римлянам никакого предлога для войны до окончания своего завоевания всей территории к югу от Ибера и получения наибольшей прибыли с этих территорий. В 220 году после решающей победы над враждебными племенами Ганнибал добился того, чего хотел. Теперь под его управлением оказалась почти половина Пиренейского полуострова. Площадь его владений составляла около 230 000 квадратных километров.

Сагунт отказался признавать карфагенское господство и опасался гнева Ганнибала. Горожане почувствовали, что вокруг их шеи затягивается петля. Они отправляли в Рим одного посланника за другим с просьбой о срочной помощи. Сенат, занятый другими вопросами, ответил не сразу, но, в конце концов, отправил посланников к Ганнибалу с предупреждением, чтобы он ничего не предпринимал против Сагунта.

Карфагенский военачальник принял их в своем дворце в Новом Карфагене, где он проводил зиму после окончания очередной военной кампании. Он осудил Рим за то, что вмешивается во внутренние дела Сагунта. Ганнибал сказал: «Мы не оставим без внимания нарушение обязательств».

Римские посланники удостоверились, что война неизбежна и отправились морем в Карфаген, чтобы там повторить свои протесты, однако это не увенчалось успехом. Ганнибал сообщил в Карфаген, что Сагунт, уверенный в поддержке Рима, напал на племя, находящееся под покровительством карфагенян. Он также спросил, что ему делать. Ганнибал намекал на то, что надо сопротивляться, но совет старейшин не смог противоречить успешному полководцу, который пользовался уважением среди воинов своей многочисленной армии и которого поддерживал карфагенский народ. Без особого воодушевления совет предоставил Ганнибалу свободу действий.

В начале 219 года он осадил Сагунт. Жители оказали решительное сопротивление, полагая, что вскоре появятся римляне и спасут их. Однако их постигло разочарование, поскольку Римская республика только что закончила одну войну – против кельтов Северной Италии – и теперь вступила в другую – против пиратов Иллирии на другой стороне Адриатического моря. Сенату никогда не нравилось воевать одновременно на двух фронтах, поэтому Сагунт потерпел поражение. Осенью, после долгой и жестокой восьмимесячной осады, Ганнибал захватил город.

Голод довел защитников города до людоедства. Отчаявшись бороться с Карфагеном, они собрали все свое золото и сплавили его вместе со свинцом и медью, чтобы сделать бесполезным. Считая, что лучше погибнуть с оружием в руках, жители совершили вылазку из города и храбро сражались, но осаждавшие все равно одолели их. Аппиан пишет: «Их жены, видя со стен конец своих мужей, одни бросались с крыш домов, другие накидывали на себя петли, а некоторые, убив предварительно своих детей, сами пронзали себя мечами».

Ганнибал, характер которого еще больше ухудшился от ранения копьем, так разгневался из-за потери золота, что казнил всех оставшихся в живых взрослых, подвергнув их пыткам.

Теперь все пришло в медленное движение. В Риме рассматривали два варианта действий. Род Фабиев, во главе с уважаемым сенатором, Квинтом Фабием Максимом (которому дали прозвище «Веррукос» или «Бородавчатый», поскольку над губой у него была бородавка), выступал против войны, тогда как Корнелий Сципион приводил доводы за ее начало. Только в начале или в конце весны 218 года после оживленных споров сенат отправил нескольких старших политиков в Карфаген, чтобы поставить ему ультиматум. Они поставили совету старейшин условие: или Ганнибала выдадут Риму, или же начнется война. Карфагенский представитель напомнил, что захват Сардинии является нарушением римлянами договора 241 года и что Сагунт не упоминается в этом договоре в качестве римского союзника и поэтому условия договора не запрещают Карфагену нападать на него. Римлянам не понравилось, когда их обвинили в незаконных действиях, поэтому они отказались отвечать на то, что услышали. Полибий сообщает нам, что произошло после: «Старейший из [римских посланников] указал сенаторам на свою пазуху и прибавил, что здесь он принес войну и мир, вытряхнет и оставит им то или другое, как они прикажут. Царь карфагенян предложил послу вытряхнуть, что им угодно. Лишь только римлянин объявил, что вытряхивает войну, тут же большинство сенаторов воскликнуло, что они принимают войну».

Римляне вернулись на родину, и какое-то время казалось, что почти ничего не происходит. Предполагалось, что война будет вестись в Испании и в Африке. Таким образом, два консула, Публий Корнелий Сципион и Тит Семпроний Лонг, собрали для нее войска. Летом они отправились из Италии в разных направлениях. Сципион сел на корабль, идущий в Массилию, откуда собирался добраться до Пиренеев. Тем временем его коллега обосновался на Сицилии и начал разрабатывать план вторжения.

У Ганнибала были другие мысли. Хотя его планы не сохранились ни в одном письменном источнике, скорее всего, он хорошо продумал свой следующий шаг. Он задумал не что иное, как вторжение в Италию.

Он так и не признал результатов Первой Пунической войны, и мы можем со всей уверенностью предположить, что его покойный отец, Гамилькар, имел точно такие же мысли. Нельзя сказать, что каждый из них с самого начала занимался исключительно войной. Со времени потери Сицилии прошло двадцать лет, и многие годы из этого промежутка времени были потрачены на решение трудной и грандиозной задачи возрождения карфагенского величия и строительства империи в Испании. Они считали возможным второй раунд борьбы с Римом, но не ставили его в качестве практической цели. Однако теперь, когда время для этого пришло, энергичный молодой полководец наслаждался открывшейся перспективой.

Ганнибала все еще угнетали несправедливый и незаконный захват Сардинии и выплата огромных компенсаций. Дело Сагунта стало, по его мнению, еще одним примером, когда Рим бесцеремонно искажал условия соглашений, достигнутые в ходе переговоров. Римлянам нравилось издеваться над «карфагенской добросовестностью» ( Punica fides), но какова после этого цена «римской добросовестности» ( Romana fides)? Видимо наиболее важной причиной, по которой Ганнибал уверенно начал войну, стала его уверенность в успехе. Завоевание половины Пиренейского полуострова дало ему два огромных преимущества для выполнения любых практических целей: во-первых, благодаря серебряным рудникам, у него появился неиссякаемый источник денежный средств, а во-вторых, воинственные иберийские племена, оказавшиеся под его властью, могли дать ему большое количество воинов. Никогда еще не было более благоприятных условий для ответного удара.

У Ганнибала не было намерения полностью уничтожить Рим, скорее он стремился сократить размеры его владений. А это означало разорвать сеть его итальянских «союзников». Если бы он смог вернуть им свободу, он забрал бы из Рима все то, что он завоевал в Испании, – деньги и людей, которые были так необходимы небольшому государству, если оно собиралось стать великой державой. Именно эта политическая цель определила его военную стратегию. Он должен был перенести войну в Италию.

В глубокой тайне Ганнибал тщательно осуществил свои приготовления. Он отправил многочисленный отряд иберийских войск для защиты Северной Африки, а африканские войска разместил в Испании. Таким образом, отделив воинов от их родины, он застраховал себя от измены. Он поручил защиту полуострова своему младшему брату, также носящему имя Гасдрубал. Ганнибал зависел от него, так как его брат должен был присылать подкрепления, а также, при необходимости, денежные средства. Ганнибал отправил сообщения галльским племенам, так как ему придется проходить их территорию в Южной Франции. Кроме этого, он занялся вопросами снабжения на пути следования своей многочисленной армии.

Прежде чем вернуться в свою столицу, Новый Карфаген, Ганнибал отправился в Гадес и принес жертвы в знаменитом храме Мелькарта-Геркулеса. В этом храме на восьми медных колоннах финикийцы со своей любовью к деньгам надписали стоимость его строительства. Приблизительно в мае он отправился на север с армией численностью около 90 000 пехотинцев и 12 000 всадников. Ганнибал переправился через пограничную реку Ибер и после молниеносных военных действий в Северной Испании значительную часть армии отправил обратно, чтобы оставить ее в запасе и быстро развернуть по необходимости. Он перешел через Пиренеи и двинулся в Галлию с армией численностью 50 000 пехотинцев, 9000 всадников и 37 боевых слонов. Трудности вызвала переправа через реку Родан (Рона), так как испуганных слонов пришлось перевозить по воде на огромных засыпанных землей плотах.

И вот, появляется новая легендарная личность, которой не было с первых лет истории Рима (см. страницы 12 и 13).

Ганнибал заботился о поддержании своего образа великого полководца и представлял себя образцом в соблюдении нравственных и общественных добродетелей. Как и Александр Великий (служивший примером всех потенциальных завоевателей), он окружил себя несколькими верными греческими мыслителями. Один из них был его старый учитель, некий Сосил из Спарты, обучавший Ганнибала греческому языку, который тот очень хорошо освоил. Другой – выдающийся историк Силен, автор четырехтомного исследования о Сицилии. Цицерон отметил, что этот человек «оказал огромное влияние на жизнь и успехи Ганнибала».

Их задача состояла не только в том, чтобы записать все события военной кампании, но и представить их в самом выгодном свете и даже рассказать символические истории об их герое (сочиненные заново или же реальные, но приукрашенные). Именно Силен впервые упомянул о сне, который Ганнибал, по его мнению, увидел после взятия Сагунта. Юпитер вызвал Ганнибала на совет олимпийских богов и велел ему вторгнуться в Италию. Один из присутствующих на этом совете стал сопровождать его. После того как Ганнибал со своей армией двинулся в путь, сопровождающий не велел ему оглядываться назад, однако тот не устоял и оглянулся. Но в отличие от Орфея, с которым тоже произошел подобный случай, когда он выходил из подземного царства после встречи с женой, Ганнибала не стали наказывать. Ему просто показали страшное чудовище, двигающееся за войском. Цицерон описывал это так: «Он увидел, что чудовище, огромное и страшное, окруженное змеями, движется за войском, уничтожая все на своем пути, выворачивая деревья и кусты, опрокидывая дома. Изумленный Ганнибал спросил у бога: «Что это за чудовище такое?» И бог ответил: «Это идет опустошение Италии». И велел Ганнибалу двигаться дальше, не останавливаясь, и не беспокоиться о том, что делается сзади».

Описанное чудовище очень похоже на многоголовую змею, гидру, которую Геркулес убил во время одного из своих подвигов. Во сне она является символом Рима, а Ганнибал отождествлялся с отважным полубогом.

Такое отождествление было не случайным. Карфагенский полководец представлял себя в образе нового Мельката-Геркулеса, который повторил прежнее путешествие этого полубога с запада на восток. Ганнибал отправился из Гадеса через всю Испанию, по Южной Галлии до Италии (в первоначальной легенде сообщается, как Геркулес пересек всю Грецию).

Для выплаты жалования своему войску Ганнибал выпустил серебряные сикли. На одних монетах выбили профиль Геркулеса с характерными чертами бородатого Гамилькара (в этом можно не сомневаться), а на других – профиль его чисто выбритого сына. Примиритель различных культур, особенно греческой и финикийской, сторонник соблюдения закона, бесстрашно совершающий подвиги, Ганнибал должен был стать ниспосланным с небес знаменосцем цивилизации, которая уничтожит жестокую, варварскую власть, называемую Римом. Именно эти качества помогли ему собрать свою бесчисленную армию, и он надеялся убедить народы Италии отказаться от поддержки Рима и добиться их преданности.

По-видимому, Ганнибал также обратился к одному из наиболее заклятых врагов Рима на горе Олимп – богине Юноне. Быть может, она уже примирилась с падением своего родного города Вейи, однако ничего не забыла и ничего не простила. Особенно ей не давало покоя оскорбление, нанесенное сыном троянского царя Парисом и предательство Энеем своей возлюбленной Дидоны, карфагенской царицы, страдающей от любви.

Между тем ничего не подозревающий консул Сципион, направляясь в Испанию, оказался в Галлии почти в то же самое время, что и карфагеняне, которые двигались в противоположном направлении. Обе армии почти не вступали в стычки друг с другом, так как Ганнибал сумел избежать столкновения и двинулся через Альпы в Италию. И только теперь римляне с ужасом поняли, что задумал Ганнибал. Консул принял решение не преследовать его. Вместо этого он послал значительную часть своих сил вперед в Испанию, как и было задумано, а сам возвратился в Италию, где собирался выступить против Ганнибала с новыми войсками. Это было единственное и самое важное стратегическое решение этой войны, поскольку римские легионы, действуя в Испании, смогли бы помешать Гасдрубалу оказывать помощь своему брату или, по крайней мере, сильно ограничить его возможности.