Текст книги "Возвышение Рима. Создание Великой Империи"

Автор книги: Энтони Эверет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 32 страниц)

В 208 году, чтобы остановить массовый переход племен к неприятелю, карфагенский главнокомандующий, Гасдрубал, дал сражение при Бекуле (видимо, современный Байлен к северу от Хаэна). Понимая, что его могут обойти с фланга, Гасдрубал покинул поле боя и двинул почти все свои войска – не более половины от первоначальных двадцати пяти тысяч человек – в длительный переход в Италию, чтобы присоединиться к своему брату. Наконец он смог отправить Ганнибалу подкрепление. Он пытался сделать это много лет, невзирая на то, что этот шаг обязательно привел бы к опасному положению в Испании. Сципион не стал преследовать его, опасаясь подхода двух карфагенских армий, оставшихся в этой области.

После победы все племена приветствовали Сципиона как царя. Для римлянина очень опасно было принимать такое звание. В какой-то момент он не оставил это без внимания и вызвал вождей на встречу. Он сказал им: «Хотя я и желал бы казаться для всех и быть на самом деле человеком с царскою душой, но не желаю ни быть царем, ни именоваться таковым». Другими словами, они могли считать его царем, но при этом не называть его так. Человек, достигший такого успеха, в какой-то момент начинает считать себя выше установленных правил поведения. У Сципиона имелись все возможности, чтобы стать тираном греческого типа. Это могло стать опасным примером для более посредственных личностей в последующие годы.

Римляне быстро разделались с карфагенским подкреплением из Африки, в 208 году Сципион встретился с ним около Илипы (близ нынешней Севильи). Уступая противнику в численности, Сципион решил применить окружение, которое использовал Ганнибал при Каннах. Прошло несколько дней, и каждое утро армии обоих противников выстраивались в боевой порядок, но не начинали сражения. Каждый раз Сципион располагал своих наиболее искусных легионеров в центре, а более слабых иберийцев – на флангах, против иберийцев, выступавших за карфагенян. И однажды он очередной раз вывел свои войска из лагеря, но на этот раз иберийцы оказались в центре, а римская пехота – на флангах (и конница – на дальних флангах). Скорее всего, он хотел, чтобы этот маневр охвата с фланга совершила более организованная, обученная и дисциплинированная часть войска.

Карфагенский военачальник (он также носил имя Гасдрубал, что может ввести в заблуждение) действовал по обыкновению и не сразу заметил изменение в боевом порядке Сципиона. Когда он обнаружил его, то что-то менять было уже слишком поздно. На этот раз римский командующий вступил в сражение. Его конница и легионы отошли влево и вправо и перестроились в колонну, а затем охватили фланги карфагенян. Тем временем римская конница отогнала карфагенскую конницу, а легионы снова перестроились из колонны в линию и напали на карфагенских иберийцев на флангах, которые дрогнули и побежали. Легионы продолжали окружать с флангов карфагенский центр, пока тот пытался отразить фронтальную атаку иберийской пехоты Сципиона. Вскоре карфагенская армия превратилась в беспорядочно разбегающуюся толпу.

Теперь вся Испания принадлежала Риму. Задача Сципиона была решена, и он отправился по морю на родину. Сражение при Илипе показало, что он обладал тремя качествами великого полководца: нестандартным мышлением, стремлением к основательной подготовке и приверженностью к напряженной боевой выучке. Наконец в Риме появился достойный соперник Ганнибала.

Гасдрубал быстро укрепил свои войска в Италии, куда он прибыл в 207 году. Он взял на службу галлов, живущих в долине По, в результате чего численность его армии достигла почти тридцати тысяч человек. Он отправил на юг шесть всадников с письмом к своему брату, где сообщалось, что две карфагенские армии должны встретиться в Умбрии. Посланники сбились с пути и оказались в руках отряда римлян, который собирал продовольствие в окрестностях Тарента. Прочитав письмо, консул, следящий за Ганнибалом, скрытно от карфагенян отделил часть своей армии. Он отправился на север для соединения со вторым консулом, который встретился с Гасдрубалом у реки Метавр (ныне Метауро в области Марка). Консул прибыл ночью незамеченный противником, однако на следующий день Гасдрубал почувствовал какие-то изменения. Как написал Ливий: «А враги уже стояли перед своим лагерем, готовые к бою. Но битва не начиналась – Гасдрубал с несколькими всадниками выехал к передовым постам; он заметил в войске врага старые щиты, каких раньше не видел, как и отощавших коней; само войско выглядело многочисленнее обычного. Догадываясь, в чем дело, он поспешил дать отбой».

Опасения Гасдрубала подтвердились числом церемониальных консульских сигналов трубы. Когда ему сказали, что утром слышали два сигнала, а не один, то он понял, что в лагере находятся оба консула. Он верно предположил, что один из консулов тайно прибыл сюда с юга вместе со своей армией. Гасдрубал очень беспокоился о брате, считая, что тот мог потерпеть поражение и погибнуть.

Теперь, когда противник превосходил его по численности, у карфагенского командующего не осталось выбора, кроме как отступить. Это для него было лучше всего. С наступлением темноты он ушел и приказал, чтобы воины собирали свое имущество очень тихо. Проводники Гасдрубала бежали, и вскоре армия сбилась с дороги. Римляне нагнали ее и в следующем сражении разбили карфагенян. Гасдрубал храбро сражался и, как написал Ливий, не хотел пережить уничтожение своей армии. Он пришпорил коня и поскакал в самый центр вражеской когорты. Полибий отдал ему щедрую дань уважения: «Если же судьба отнимала всякую надежду на лучшее будущее и вынуждала его идти в последний бой, Гасдрубал в предварительных действиях и в самой битве не оставлял без внимания ничего, что могло бы доставить ему победу, вместе с тем и в такой же мере он думал и о возможности поражения, чтобы в этом случае не склониться перед обстоятельствами и не дозволить себе чего-либо, недостойного прежней жизни».

Голову Гасдрубала мумифицировали и отвезли на юг. Там ее бросили перед одним из военных постов Ганнибала. Римляне освободили двух карфагенских пленных и отправили их к Ганнибалу, чтобы рассказать обо всем том, что произошло. Рассказывают, что он в отчаянии воскликнул: «Узнаю злой рок Карфагена».

В последнем оплоте Ганнибала, в Бруттии, находился знаменитый храм Юноны. Эта богиня давно ненавидела Рим и, как мы уже видели, являлась основой карфагенской пропаганды. Ливий сообщает, что храм «стоял в густой роще, огражденный высокими пихтами; в середине ее было роскошное пастбище, где без всяких пастухов пасся всякий скот, посвященный богине». Здесь в 205 году карфагенский военачальник, который серьезно относился к созданию собственного образа, установил алтарь. На нем он подробно описал все свои деяния на греческом и на карфагенском языках, создав своего рода «деяния» ( res gestae). Возможно, теперь это выглядит не столько хвастовством, сколько эпитафией потерянным надеждам.

Если верить Цицерону, то Ганнибал чуть было не совершил оскорбление божества. В храме стояла золотая колонна. Ганнибал захотел узнать, была ли она полностью золотая или только позолоченная. Для этого он велел просверлить ее. Когда он обнаружил, что она действительно из чистого золота, Ганнибал решил ее вынести. Однако во сне карфагенскому полководцу явилась разъяренная богиня и предупредила его, что, если он не оставит в покое колонну, то она позаботится о том, что он потеряет свой единственный глаз, который хорошо видит. Ганнибал подчинился. Из высверленного золота он велел сделать статуэтку телушки и поставить ее на вершину колонны.

Что можно вынести из этой истории? Она явно взята из прокарфагенского источника. С одной стороны, она укрепляет доверие к Ганнибалу, так как он повел себя достойно и уступил пожеланиям Юноны. Однако по мере того, как Карфаген приближался к своему концу, эта история также отражает охлаждение отношений между Ганнибалом и богиней.

Римляне понимали, что поддерживать хорошие отношения с Юноной отвечало их интересам. Двумя годами ранее в ее знаменитый храм на Авентинском холме попала молния. Чтобы умиротворить богиню, организовали специально разработанную церемонию: по улицам прошло шествие, которое возглавляли несколько белых коров. За ними несли две древних статуи Юноны, а двадцать семь девственниц в ее честь спели гимн. Коров принесли в жертву. Богиня приняла это самое богатое приношение на своем жертвенном столе и обрушила свой гнев на потомков троянцев. Наконец, несчастливые последствия суда Париса и предательства Энеем царицы Дидоны достигли окончательного результата.

Поэтому пессимизм Ганнибала вполне оправдан. Новые попытки восстановить свою побежденную армию ни к чему не привели. Он больше ничего не мог предпринять и теперь оказался не у дел. Прославленный своими завоеваниями полководец разыграл свою последнюю карту.

Когда-то казалось, что битва при Каннах является поворотным моментом мировой истории, однако теперь наиболее высокую оценку получило сражение при Метавре. Карфаген вступал в завершающий этап своей истории. Теперь это стало очевидным для всех, включая царицу небес.

Приближается конец истории. Вернувшись в Рим, Сципион, будучи частным лицом, наделенным полномочиями ( privatus cum imperio), не проводил триумф, потому что он не был ни претором, ни консулом. Однако, в качестве некоторой компенсации, его легко избрали консулом на 205 год. Он получил Сицилию в качестве провинции или поля деятельности. Ему разрешили вторгнуться в Африку, если он сочтет это целесообразным. Разрешение дали неохотно, поскольку старый «Медлитель» Фабий Максим неодобрительно относился к легкомысленным азартным играм. Он доказывал, что лучше было бы добиваться изгнания Ганнибала из Италии.

Сципион категорически не соглашался с этим, утверждая, что поскольку карфагенская армия сохранилась, а измученные войной люди, конечно же, потребуют быстрого заключения мира, то Карфаген останется в качестве значительного самостоятельного государства, как это было в конце Первой Пунической войны. Сципион же стремился сделать Рим хозяином Западного Средиземноморья, а это означало поставить Карфаген в полностью зависимое положение. Но, чтобы этого достигнуть, надо было одержать решающую победу в Африке.

Весной 204 года Сципион высадился на карфагенской территории с армией численностью 35 000 человек и осадил крупный город Утика. В первое время у него была слабая конница, и хотя новый союзник, молодой нумидийский вождь Масинисса, прислал ему нескольких всадников, почти год ничего не делалось. Прошли мирные переговоры, которые не привели ни к каким результатам, однако дали римлянам некоторую побочную выгоду. Римским военачальникам удалось посетить два вражеских лагеря, узнать, из чего они были построены (дерево и тростник) и где расположены. Однажды ночью, во время дерзкого набега, римские воины подожгли эти лагеря и нанесли большие потери противнику. Многие жертвы даже не поняли, что этот пожар произошел не из-за чьей-то оплошности, а явился результатом поджога. А ведь если бы такую хитрость организовал Ганнибал, то римляне осудили бы ее как типичное карфагенское вероломство.

В следующем году Сципион одержал победу в полномасштабном сражении. Несмотря на численное преимущество противника, он, используя блестящую тактику Ганнибала, сумел оттеснить вражеские фланги и окружить пехоту в центре. Затем согласовали условия прекращения войны. Карфаген должен был выдать всех пленных, вывести войска из Италии и Галлии, оставить Испанию и все острова между Италией и Карфагеном, передать весь свой флот (за исключением двадцати судов) и выплатить крупную компенсацию в пять тысяч талантов. Однако члены совета старейшин скрестили за спиной свои пальцы и послали за Ганнибалом, чтобы он со своей армией вернулся в Карфаген. Он с неохотой повиновался, но обвинил карфагенские власти в том, что в прошлом они не оказали ему необходимой поддержки. Если бы тогда он по-другому отнеслись к нему, то Карфаген не дошел бы до такого состояния.

Римляне, полные решимости победить в битве за благосклонность Юноны, распространили слух, что некоторые солдаты карфагенской армии – выходцы из Италии – отказались отправляться в Африку. Ганнибал призвал их собраться в храме мирной богини, который до сих пор являлся неприкосновенным местом в Бруттии, однако там их окружили и уничтожили верные ему войска. Так появилась еще одна черная метка в книге богини.

Теперь, когда 15 000 – 20 000 карфагенских воинов благополучно добрались до Северной Африки, совет старейшин решил отказаться от мирного договора и возобновить военные действия. С провокационной целью карфагеняне напали на колонну римских грузовых судов с провиантом. Сципион сильно разозлился, однако он вероятно подозревал, что враг постоянно тянул время. Он вызвал Масиниссу с большим конным отрядом и стал провоцировать Ганнибала на решающее сражение. Сципион начал безжалостно уничтожать и разорять плодородные районы, принадлежащие Карфагену. Он захватывал города, разрушал их, а жителей продавал в рабство.

Такие действия достигли цели. В конце октября 202 года карфагенская и римская армии встретились около Замы, города, который отстоял от моря на расстояние пяти дней пути. Ганнибал захотел увидеться со своим молодым соперником и попросил Сципиона встретиться с ним наедине. Полководцы встретились на одинаковом расстоянии от своих боевых порядков в сопровождении одних только переводчиков. Однако эта знаменательная встреча ничего не решила. Карфагенский полководец предложил заключить мир, но уверенный в победе Сципион отказался.

Следующим утром началась битва. В каком-то смысле ее исход не имел значения. Если бы судьба распорядилась так, что римляне потерпели поражение, то они просто вернулись бы с еще одной армией. Однако Карфаген находился уже на последнем издыхании. Ганнибал обычно сражался с большим количеством воинов, но на этот раз у него было немного конницы, а значительная часть пехотинцев представляла собой непроверенных новичков. Он разработал план сражения с учетом этих слабостей. Ганнибал знал, что конница Сципиона быстро рассеет его конницу и далеко ускачет, преследуя ее. Задача Ганнибала состояла в том, чтобы разбить римские легионы в центре и одержать победу прежде, чем римские всадники вернутся для нападения на его пехоту с тыла. Впереди он выставил восемьдесят боевых слонов. За ними карфагенский полководец в три линии выстроил своих пехотинцев, причем в первых двух рядах стояли менее опытные воины, а в последнем ряду он поставил проверенных ветеранов своей итальянской кампании.

Сражение развивалось почти так, как предполагал Ганнибал, однако успех не сопутствовал карфагенянам. Римляне быстро вывели конницу с поля боя. К сожалению, слоны оказались настоящим бедствием: одни быстро пробежали сквозь боевой порядок римлян по проходам, которые специально для этого создал Сципион (с этими животными потом разделались сзади), а другие в панике бросились назад на свои собственные войска. Первые две линии пехотинцев Ганнибала были сметены. Затем римские легионеры остановились и перестроились из свободной манипулы в тесную фалангу и только после этого вступили с бой с третьей линией противника. Некоторое время обе стороны отчаянно сражались, не достигая перевеса. Он наступил, только когда вернулась назад конница Сципиона и напала на карфагенян сзади, в точном соответствии с опасениями Ганнибала. В этих обстоятельствах он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно. Игра закончилась. Шестнадцать лет крови и побед пропали впустую.

Дальше Карфагену было уже бесполезно сопротивляться, поскольку это привело бы к уничтожению самого города. Воспоминания о судьбе Капуи, Тарента и Сиракуз были еще свежи. Условия мирного соглашения оказались еще более жесткими, чем те, о которых договорились раньше. Размер компенсации повысился до десяти тысяч талантов, которые надо было платить в течение пятидесяти лет. Карфаген оставался независимым, но его границы становились такими же, как перед войной (приблизительно в границах современного Туниса). Он должен был возвратить бывшие нумидийские земли, которые требовал Масинисса. Город не мог вести войны за пределами Африки, однако и в Африке он мог воевать только с разрешения Рима. Весь флот, за исключением разрешенных десяти трирем, необходимо было сжечь. Карфаген больше не существовал как средиземноморская держава.

Когда проект соглашения представили совету старейшин, один член совета встал и выступил против одобрения проекта. Ганнибал силой стащил его с возвышения для ораторов. Все осудили Ганнибала за такое непристойное поведение, и он принес извинения. Полибий так передает его слова: «Вы должны простить мой проступок, ибо сенаторам известно, что я покинул родину на девятом году от роду и возвратился домой сорока пяти лет с лишним… Поразительным безрассудством показалось мне, что карфагенянин, хорошо знающий все, что замышлялось нашим государством и отдельными гражданами против римлян, теперь не преклоняется с благодарностью перед судьбою за столь милостивое обращение победоносного врага… Посему я прошу не входить более в рассуждения и единогласно принять условия мира».

Совет старейшин последовал указанию Ганнибала и принял предложение заключить договор на указанных условиях.

Два римских легиона под командованием одного из консулов находятся на марше. День близится к завершению, и скоро начнет темнеть. Длинная колонна прибывает к месту стоянки, и люди приступают к своим обязанностям в соответствии с распорядком дня. За несколько часов они разбивают военный лагерь.

Эти действия всегда проходят по одной и той же схеме. Сначала командир уходит вперед и находит подходящее место для стоянки. После этого решают, где будет стоять палатка консула или преторий ( praetorium), а перед нею организуют форум или рынок. Рядом устанавливают палатку квестора, который занимается вопросами снабжения, а также палатки трибунов или высших офицеров. Каждый занимает свое определенное место. Лагерь в плане квадратный, в него ведут четыре входа. Проходы внутри лагеря отмечены флажками, воткнутыми в землю. Все размеры определены раз и навсегда и хорошо известны.

Место стоянки сразу же превращается в копошащийся муравейник. У каждого легионера – свои обязанности. Одни копают ров, насыпают невысокий вал и ставят на нем колья (каждый воин приносит по одному колу) в виде защитного частокола. Другие устанавливают ровными рядами палатки. Определены пароли и выставлены часовые, командиры готовятся к обходу. Ко времени наступления ночи место стоянки превращается в небольшой город.

Весь этот процесс является замечательным примером дисциплины под единым началом. Когда эпирский царь Пирр стал свидетелем того, как римские легионы располагаются на ночлег, он был потрясен и впервые признался, что во время войны с Римом он, по-видимому, столкнулся с таким соперником, которого ему не удастся победить. Другой грек, историк Полибий, в качестве отступления от своего изложения войны с Ганнибалом, оставил подробное и восхищенное описание того, как располагаются войска республики. Он пытался понять причины успешной деятельности римских легионов во время и после войны.

Когда возникала необходимость призвать в армию новых воинов, консулы объявляли о дне, когда все мужчины призывного возраста, от 17 до 46 лет, имеющие собственность, оцениваемую более чем в четыреста денариев, должны собраться на Капитолии. Денарий – мелкая серебряная монета, ценность которой сегодня трудно вычислить из-за совершенно непохожих экономических условий. В то время легионер получал треть денария в сутки. Каждый призывник приписывался к тому легиону, где он должен будет служить, и к той категории воинов, к которой он относился. Легково-оруженные воины – велиты ( velites), молодые воины – гастаты ( hastati), воины зрелого возраста – принципы ( principes) и старейшие – триарии ( triarii). Тем временем, во все союзные города полуострова отправляют посланников, которые требуют от них предоставить необходимое число воинов.

Значительную часть жизни римлянина – от 20 до 40 лет – занимала служба в армии. Наибольший срок службы составлял 16 лет для пехотинца (если страна находилась в тяжелом положении, то срок увеличивался до 20 лет) и 10 для всадника ( eques). Как правило, римлянин постоянно служил в армии шесть лет, после чего его могли призвать снова по мере необходимости в качестве опытного «специалиста» – эвоката ( evocatus). Воинская повинность являлась обязательной, и никто не мог занимать должность в государственном учреждении, пока не закончится его десятилетний срок службы в армии.

В римской армии были очень жестокие наказания. Если воина, выставленного в ночной караул, находили спящим или отсутствующим без разрешения, то его ожидало избиение палками – фустуарий ( fustuarium). Сначала военный трибун слегка касался его палкой, а затем сослуживцы провинившегося избивали его палками и камнями до смерти. Смертной казнью карались и другие преступления, такие как воровство, лжесвидетельство, гомосексуальная связь с подростком, а также трусость на поле боя (например, потеря оружия в страхе). К преступлениям, не предусматривающим смертной казни, применялся закон трех преступлений: «Три проступка – и ты мертв».

Если под натиском противника группа воинов – например, манипула – бежала и оставляла свои посты, то к ней не проявляли никакого милосердия. Этих воинов выставляли напоказ перед всем легионом, называли и объявляли выговор. Затем по жребию из них выбирали десятую часть и избивали их до смерти. Оставшихся сажали на скудное довольствие и удаляли из лагеря. Там они размещались за пределами лагерных укреплений.

Кнут всегда сопровождался пряником. Если воины отличались в сражении, то командующий собирал все войско и вызывал вперед тех воинов, которые, по его мнению, проявили высочайшую доблесть. При осаде городов первый, кто залезал на стену, получал в награду золотой венок. Тот, кто защитил своего товарища или спас ему жизнь, удостаивался подарка от консула. Ему дарили копье, конскую сбрую или чашу. Спасенный всю оставшуюся жизнь должен был почитать своего спасителя, как своего отца ( paterfamilias).

Полибий восхищался такой системой поддержания дисциплины и распределением поощрений: «При столь внимательном и заботливом отношении к военным наградам и наказаниям, не удивительно, если военные предприятия римлян увенчиваются блестящими успехами».

У греческого историка имеется своя точка зрения, но, как показали Пунические войны, если мы хотим выявить все причины успешного ведения римлянами войны, то необходимо рассмотреть также и другие обстоятельства. Установившаяся система, при которой политическая и военная деятельность были неразрывно связаны, означала, что многие представители правящего класса в какой-то момент своей деятельности становились командующими армией. Они проходили длительную напряженную военную подготовку и имели хорошее вооружение, благодаря чему они могли даже получить самые лучшие легионы.

То обстоятельство, что высшие политические должности обычно занимали только один год, привело к тому, что на этих должностях оказывалось много людей с очень разными способностями. Неудачи на поле боя происходили на удивление часто. Прошло целое поколение, прежде чем появился полководец, который оказался способен нанести поражение Ганнибалу. Однако этот недостаток в полной мере уравновешивался тем, что Рим обладал огромными человеческими ресурсами.

Пирр, как и Ганнибал поражались способностью легионов к быстрому восстановлению. Можно было уничтожить римскую армию, но за очень короткий промежуток времени на ее месте возникала новое боеспособное войско. Будучи крайне военизированным обществом с длительной военной историей, римляне развили культуру непобедимости, стремления к победе и категорического неприятия любого поражения. Они также обладали уверенностью в себе при введении различных новшеств, когда оказывались в почти безвыходном положении. Наиболее поразительным примером этого является решение сената построить флот во время Первой Пунической войны, несмотря на почти полную неосведомленность в делах мореплавания.

Ганнибал только что достиг зрелого возраста. Чем ему заниматься остальную часть жизни? Он решил остаться в Карфагене и принять участие в восстановлении города. По-видимому, он способствовал дальнейшему развитию сельского хозяйства в качестве компенсации за потерю карфагенской торговой империи и устроил армию (все, что от нее осталось) на работу по выращиванию огромного числа оливковых деревьев.

Он также собирался рассчитаться с правящей олигархией за то, что они не захотели поддержать его итальянскую кампанию. Впервые в жизни он занялся внутренней политикой и проявил себя в качестве радикального реформатора. В зале заседаний совета Ганнибал оказался таким же деятельным, как и на поле боя. В 196 году его избрали суфетом, одним из двух правителей города, и он решил обнародовать финансовые отчеты. Он велел главному казначею явиться к нему, но тот отказался, ссылаясь на то обстоятельство, что он собирался войти в состав «Ста четырех», то есть в сословие судей. Судьи имели право контролировать народных избранников и сохраняли свои должности в течение всей жизни.

Разозленный Ганнибал приказал схватить чиновника и доставить его в народное собрание. Там Ганнибал обвинил все судебное сословие в высокомерии и в использовании своих полномочий в личных целях. Он сразу же предложил и провел закон, чтобы судьи исполняли свои обязанности только один год и никто не мог оставаться на этой должности два года подряд. В продолжение своей деятельности он возвратился в народное собрание и сообщил об участившихся растратах государственных средств и уклонении от налогов. Если бы налоги на имущество и пошлины в гавани собирали надлежащим образом, то выплату дани римлянам можно было производить, не прибегая к взысканию более высоких налогов.

В результате этого власть имущие Карфагена очень возмутились. Они постоянно писали письма в римский сенат, утверждая, что Ганнибал тайно связан с Антиохом Великим, с которым в то время у римлян были сложные дипломатические отношения. По-видимому, никаких достоверных подтверждений этого не нашлось, и бывший противник Ганнибала, великодушный Сципион, объяснил своим коллегам, что недостойно вмешиваться во внутренние раздоры у карфагенян. «Достойно ли, не довольствуясь тем, что Ганнибал побежден на войне, уподобляться доносчикам, подкреплять присягой напраслину, приносить жалобы?» – объявил он.

Однако сенат не согласился с ним и отправил своих посланников в Карфаген, чтобы перед советом старейшин обвинить Ганнибала в заговоре. Дабы не вызвать его подозрения, они разнесли слух, что прибыли якобы для того, чтобы разрешить спор между Карфагеном и нумидийским правителем Масиниссой. Однако Ганнибал был слишком проницательным и не дал себя обмануть. Чтобы не быть схваченным, он сразу же бежал за пределы государства. Сначала он остановился на исторической родине карфагенян – в городе Тире, а затем перебрался ко двору Антиоха. Имел ли он прежде какие-то отношения с этим царем – неизвестно, однако теперь необдуманные действия римского сената привели Ганнибала прямиком к Антиоху. В результате произошло совершенно противоположное тому, чего хотел сенат.

Эти два человека не слишком поладили друг с другом. Ганнибал не считал, что Антиох обладал какими-то военными способностями. А с точки зрения царя, все советы, которые давал ему гость, всегда касались одной и той же темы: войну с Римом необходимо было вести в Италии. Это выглядело так, как будто Ганнибал хотел повторить свою карьеру полководца. Царь не прислушался к его советам и поручил ему заниматься второстепенными делами.

Древние историки сообщают, что в 193 году Сципион, в честь победы при Заме прозванный Африканским, приехал к Антиоху в составе римского посольства. Он встретился с Ганнибалом в Эфесе и беседовал с ним о военном искусстве. Сципион спросил карфагенянина, кто, на его взгляд, является самым великим полководцем в истории. На первое место Ганнибал поставил Александра, а на второе – Пирра. «А кто на третьем месте?» – спросил его Сципион, уже почувствовавший обиду, но ожидая, что третье место, по крайней мере, он уж точно отведет ему. Однако Ганнибал уверенно поставил на это место себя.

«Сципион… засмеявшись, сказал ему: «На какое же место ты бы, Ганнибал, поставил себя, если бы не был мной побежден?» Говорят, что Ганнибал, тут уже заметив завистливую ревность, сказал: «Тогда я поставил бы себя выше Александра». Так Ганнибал не отказался от своего высокомерного тона, но незаметно польстил Сципиону, дав понять, что он победил того, кто выше Александра».

Это – хорошая история, однако она (вероятно) слишком идеальна, чтобы быть правдой. В то время, когда Сципион предположительно беседовал с Ганнибалом в Эфесе, он, скорее всего, находился в Карфагене.

Как мы увидим в главе 15, Антиох утратил интерес к соперничеству с Римом, поэтому Ганнибал снова вынужден был отправиться в путь. Он искал пристанища в различных уголках Ближнего Востока и, в конце концов, оказался на побережье Черного моря при дворе Прусия, царя Вифинии. Римляне отличались хорошей памятью. Когда бывший консул приехал к нему с визитом, то упрекнул Прусия в том, что он приютил у себя злейшего врага Рима. Царь понял намек и отдал необходимые распоряжения.

Ганнибал понимал, что ему постоянно придется спасаться бегством, поэтому в своем доме на берегу моря в Вифинии он сделал семь подземных выходов. В крайнем случае он мог быстро и тайно бежать. Прибытие римского посланника означало, что наступил именно этот случай, однако Ганнибал не успел. Все выходы оказались заняты царскими охранниками. Для того чтобы не попасть в руки своего давнего врага, у него остался единственный выбор – самоубийство. Он обернул плащ вокруг своей шеи и велел слуге, чтобы он уперся коленом ему в ягодицы, откинулся назад и резко дернул плащ, как будто бы это была веревка. Таким образом, Ганнибал оказался задушен. По другой версии, он принял яд, но большинство известных в то время ядов действовали очень медленно, поэтому Ганнибалу было нужно, чтобы кто-то быстро убил его.

Плутарх приписал карфагенянину знаменитое последнее изречение: «Снимем, наконец, тяжелую заботу с плеч римлян, которые считают слишком долгим и трудным дождаться смерти ненавистного им старика». На самом деле он сказал это, или нет, несомненно другое: ему конечно же очень хотелось так сказать. Когда известие о самоубийстве Ганнибала дошло до сената, многие сочли, что поступок бывшего консула был отвратительный и жестокий, поскольку Ганнибала «оставили жить, подобно птице, слишком старой, уже бесхвостой, лишившейся диких повадок и неспособной больше летать». Другие считали, что у этого карфагенянина была врожденная ненависть к Риму и что, если бы у него появилась какая-нибудь возможность отомстить, то он снова стал бы опасен.