Текст книги "Возвышение Рима. Создание Великой Империи"

Автор книги: Энтони Эверет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 32 страниц)

11. Все на море

Исследовательская флотилия вышла в Средиземное море, прошла через Геркулесовы Столбы и оказалась на бескрайнем просторе Атлантического океана. Затем она повернула на юг и направилась вдоль береговой линии Западной Африки.

Столбы по обеим сторонам узкого водного прохода, который мы называем Гибралтарским проливом, для большинства образованных людей V века отмечали западный предел обитаемого мира. Название «столбов» служило напоминанием, что полубог Геркулес дошел до этого места во время совершения своих подвигов. Прежде сюда также добирались греческие путешественники и торговцы, однако их время закончилось. У греков остались только Массилия и некоторые колонии на севере Испании. Теперь в этом западном водном пространстве господствовали финикийские торговцы, в основном выходцы из крупного североафриканского города Карфагена.

Шестьюдесятью галерами, на каждой из которых было пятьдесят гребцов, командовал Ганнон – выходец из крупнейшего карфагенского рода. В его записках, появившихся после 500 года, сообщается об основании торговых форпостов на африканском побережье. На расстоянии двух дней пути от Гибралтара путешественники основали свою первую маленькую колонию, а затем достигли внутреннего залива, заросшего тростником. Там паслись слоны и другие животные. Карфагеняне продолжили свое плавание и по пути основали еще несколько поселений, откуда, по-видимому, стали вывозить соленую и сушеную рыбу, которую Карфаген поставлял в Грецию. Возможно, что оттуда же поступала финикийская фиолетовая краска, которую получали из морских улиток, обитающих у этого побережья.

С африканскими племенами, жившими южнее Сахары, карфагеняне торговали таким способом, который называется «немым обменом». Об этом в V веке писал греческий «отец истории» Геродот: «Они выгружают свои товары на берег и складывают в ряд. Потом опять садятся на корабли и разводят сигнальный дым. Местные же жители, завидев дым, приходят к морю, кладут золото за товары и затем уходят. Тогда карфагеняне опять высаживаются на берег для проверки: если они решат, что количество золота равноценно товарам, то берут золото и уезжают. Если же золота, по их мнению, недостаточно, то купцы опять садятся на корабли и ожидают. Туземцы тогда вновь выходят на берег и прибавляют золота, пока купцы не удовлетворятся. При этом они не обманывают друг друга: купцы не прикасаются к золоту, пока оно неравноценно товарам, так же как и туземцы не уносят товаров, пока те не возьмут золота».

Он написал о своем путешествии отчет, который высечен в храме Баала Хаммона в Карфагене, однако Ганнон не упомянул о торговле золотом, скорее всего из-за того, чтобы туда не отправились его конкуренты.

Теперь основная цель путешествия была достигнута. Несмотря на нехватку воды и очень жаркую погоду, флотилия отправилась дальше. По-видимому, путешественниками двигало любопытство и страсть к приключениям. В одном случае, когда суда попытались подойти к берегу, дикари, одетые в шкуры, не хотели их принимать и стали швыряться в прибывших камнями. В другом случае какие-то чернокожие люди просто убежали от них.

Пройдя вдоль берега много дней, карфагеняне достигли дельты Нигера, где они высадились на остров. Ганнон писал: «Сойдя на остров, мы ничего не увидели, кроме леса, а ночью мы увидели много разожженных огней и услышали игру двух флейт, кимвалов и тимпанов, грохот и крик большой толпы. Страх охватил нас, и прорицатели велели покинуть остров. Быстро отплыв, мы прошли мимо горящей земли, заполненной благовониями. Огромные огненные потоки стекают с нее в море. Из-за жары невозможно было сойти на берег. Но и оттуда, испугавшись, мы быстро отплыли. Проведя в пути четыре дня, ночью мы увидели землю, заполненную огнем. В середине же был некий огромный костер, достигающий, казалось, звезд. Днем оказалось, что это большая гора, называемая Колесницей Богов».

Карфагеняне не могли понять, что это, однако мы знаем, что они увидели извергающийся вулкан.

Через некоторое время, в течение которого они продолжали двигаться на юг, карфагеняне достигли другого острова в заливе. Там они столкнулись с какими-то таинственными существами: «Он населен дикими людьми. Там было очень много женщин, тело которых поросло шерстью. Переводчики называли их гориллами. Преследуя их, мы не смогли захватить мужчин, все они убежали, карабкаясь по кручам и защищаясь камнями. Трех же женщин мы захватили. Они кусали и царапали тех, кто их вел, и не хотели идти за ними. Однако убив, мы освежевали их, и шкуры доставили в Карфаген».

На этот раз удивленные путешественники стали участниками встречи человека разумного с какими-то видами приматов.

Тридцать пять дней прошло с тех пор, как Ганнон уехал из Карфагена. Когда у него кончилось продовольствие, он велел своим судам возвращаться назад в знакомое ему Средиземное море.

Карфагеняне в особенности и финикийцы вообще были бесстрашными путешественниками и торговцами. Обычно они отправлялись в путь ради каких-нибудь торговых целей. Еще в VII веке египетский фараон, склонный к гигантским проектам, отправил нескольких финикийцев в плавание вокруг Африки. Их судьба неизвестна, но если они сумели совершить задуманное – сообщается, что они совершили это плавание за два года, – то оно принесло мало пользы, так как африканский континент оказался очень большим, а сам морской путь – слишком длинным, чтобы им могли воспользоваться жители Средиземноморья.

Современник Ганнона, Гимилькон, видимо вместе со своим братом, совершил другое смелое торговое путешествие и написал отчет о своих приключениях (он не сохранился до нашего времени, однако его цитирует в своих записках один римский писатель IV века н. э.). Гимилькон также прошел Геркулесовы Столбы, однако после них повернул не на юг, а на север. Он решил исследовать атлантическое побережье Испании, Португалии и Франции. В этом случае путешественники не ставили себе цель найти золото. Они хотели установить свой контроль над торговлей оловом, которое требовалось для производства бронзы, и свинцом, который в то время только начали выплавлять.

Гимилькон достиг полуострова Бретань, богатого рудой, и возможно даже острова Гельголанд (где было много янтаря). В Британию Гимилькон, по-видимому, не заходил. В отчете он представил свое путешествие крайне трудным и неприятным. Он сообщал о морских чудовищах, об опасных песчаных мелях и о зарослях толстых морских водорослей. Сквозь дымку можно разглядеть, что океан простирается на огромное пространство. Скорее всего, Гимилькон расписывал разные опасности для того, чтобы отбить охоту у всех своих конкурентов последовать по его пути.

Карфагеняне отличались честолюбием, энергичностью и умом. Они поддерживали контакты с городом Тиром, откуда они когда-то вышли. В VI веке Навуходоносор в течение тринадцати лет осаждал Тир. В Библии написано, как взволнованный Иезекииль восклицал от имени своего единого Бога: «И прекращу шум песней твоих, и звук цитр твоих уже не будет слышен. И сделаю тебя голой скалою, будешь местом для расстилания сетей». Пророк говорил слишком рано. Город сохранился, но, в конечном счете, согласился признать вавилонское господство. В последующие века в городе появлялись египетские и персидские захватчики, и наконец, в 332 году после очередной тяжелой осады Тир захватил Александр Македонский. Разозлившись из-за такой долгой задержки, он приказал казнить две тысячи жителей на берегу, а тридцать тысяч – продать в рабство.

Стало понятно, что на Востоке у финикийцев больше не будет независимого государства. Оно возродилось в Карфагене, местоположение которого и превосходная гавань в Тунисском заливе способствовали тому, что этот город стал центром торговли на западе Средиземноморья. Со временем его граждане «превратились из тирян в африканцев», а сам город превратился в столицу неофициальной империи финикийских колоний, которые часто представляли собой небольшие торговые поселения на западе Средиземноморья. Около 500 года под контролем карфагенян оказался атлантический порт Гадес – островная крепость, отделенная от материка узким проливом.

Карфагеняне были врожденными мореплавателями и проявляли мало интереса к приобретению земли. Однако для защиты своего «водоема» и вытеснения других торговцев они заняли Западную Сицилию, Сардинию, Корсику и Южную Испанию. Они также создали свои опорные пункты на североафриканском побережье, хотя между Атлантическим океаном и собственно Карфагеном не было никаких удобных гаваней. Эта область превратилась в своего рода их глубокий тыл, и горе было путешествующим грекам, судно которых попадало в эти воды. Лучшее, что могли сделать карфагеняне, – это пустить их ко дну.

Чтобы снизить свою зависимость от импорта продовольствия, карфагеняне захватили плодородные внутренние районы, расположенные к югу от их столицы. Они стали опытными земледельцами. Руководством им служило сочинение о сельском хозяйстве известного карфагенского писателя Магона. Ему не нравилась городская жизнь: «Если ты купил землю, то надо обязательно продать свой городской дом, чтобы не было желания поклоняться домашним городским богам в ущерб богам сельским».

Несмотря на то, что его книга не сохранилась, ее часто цитировали греческие и латинские авторы. Магон давал советы по посадке и обрезке виноградных лоз, по уходу за оливами и плодовыми деревьями, по выращиванию болотных растений, по пчеловодству (включая потерянное искусство «получения пчел из туши вола или быка, когда-то известное Самсону») и по хранению гранатов, известных римлянам как «карфагенское яблоко» (malum Punicum). Один из его рецептов позволял делать сладкое вино из заизюмленного винограда (его до сих пор пьют в Италии и называют «пассито»). Карфагенские амфоры находили по всему Средиземноморью, что служит подтверждением процветающей торговли в виде экспорта товаров.

Сам город Карфаген, который потреблял эти сельскохозяйственные продукты, располагался на треугольном полуострове, связанном с материком перешейком. Ширина перешейка в самом узком месте составляла около трех километров. Одна сторона полуострова была обращена к заливу, а другая – к морю. Каждый, кто подходил к городу с суши, оказывался перед стеной с бойницами, которая перекрывала перешеек. На стене высотой 12, а шириной 9 метров, через 50–55 метров возвышались четырехэтажные башни. В них держали слонов и лошадей. Перед стеной проходили два крепостных вала и широкий ров. Сообщается, что стена тянулась вокруг всего города на расстояние более 35 км, но там она была не такого большого размера, как на перешейке (для сравнения, протяженность римской стены равнялась немного более 20 км). Только самый решительный военачальник мог предположить, что ему удастся захватить Карфаген.

В своем историческом романе о Карфагене «Саламбо» Гюстав Флобер красочно описывает панораму города: «Сзади расположился амфитеатром город с высокими домами кубической формы. Дома были выстроены из камня, досок, морских валунов, камыша, раковин, утоптанной земли. Рощи храмов казались озерами зелени в этой горе из разноцветных глыб. Город разделен был площадями на неравные участки. Бесчисленные узкие улички, скрещиваясь, разрезали гору сверху донизу. Виднелись ограды трех старых кварталов, примыкавшие теперь одна к другой; они возвышались местами в виде огромных подводных камней или тянулись длинными стенами, наполовину покрытые цветами, почерневшие, исполосованные нечистотами, и улицы проходили через зиявшие в них отверстия, как реки под мостами».

Одна из этих внутренних стен окружала своего рода сердце города или его крепость. Внутри нее находились холм, называемый Бирса, и две гавани. Здесь также была городская площадь, или Форум, и место для заседаний совета, где прямо под открытым небом вершили правосудие. На вершину Бирсы вели три извилистых узких улицы, застроенные шестиэтажными зданиями.

Первая, или внешняя гавань предназначалась для торговых судов. Гавань представляла собой прямоугольник размером 480 на 300 метров. Из нее в море вел один выход, который, при необходимости, можно было закрыть железными цепями. За входом находился крупный причал для загрузки и разгрузки торговых судов. От другой стороны прямоугольной гавани отходил узкий канал, ведущий в следующую внутреннюю гавань, предназначенную для военных судов. Она имела форму круга, диаметром около 300 метров. Посреди этой гавани находился небольшой островок. Аппиан пишет: «На острове построен дом адмирала, из которого трубач подавал сигналы, глашатай передавал приказы, а сам адмирал за всем надзирал. Этот остров, расположенный близ входа в гавань, сильно возвышается над водой, так, что адмирал мог наблюдать за тем, что происходило на море, тогда как те, кто подходил к городу с моря, не могли получить четкое представление о том, что делалось внутри».

Вокруг острова по всей окружности гавани находились причалы и укрытия, где могло разместиться двести двадцать военных кораблей, а также корабельные верфи и склады оружия. Каждое укрытие опиралось на две ионических колонны. Вместе эти укрытия выглядели, как непрерывный ряд одинаковых портиков, протянувшихся вокруг острова и всей гавани. Сооружение всех этих построек, отвечающих последнему слову техники, велось в глубокой тайне и было закончено, по-видимому, в конце IV века. Эти сооружения окружали двойные стены, поэтому их не было видно из торговой гавани.

Этот город, по легенде, построила Дидона и ее возлюбленный, Эней, который предал и покинул ее. Предсмертное проклятие Дидоны о непрерывной вражде между Карфагеном и Римом приближалось к своему исполнению.

Древние историки очень плохо отзывались о карфагенянах. Существовало ироническое выражение «пуническая совесть» (Punica fides), которое употребляли по отношению к разным уловкам и вероломству. Плутарх, живущий во II веке н. э., писал на основе более раннего источника: «[Они] – суровы и угрюмы, покорны своим правителям и строги к своим подчиненным. Они впадают в крайности – трусливы в момент опасности и жестоки при вспышках гнева; они упрямо придерживаются своих решений, они скромны и мало пекутся о развлечениях и прелестях жизни».

Вряд ли можно найти какие-нибудь доказательства этого резкого суждения, за исключением одного, их религиозными методами, к которым (как другие семитские народы) они были отчаянно приложены. В Карфагене было много храмов, святынь и мест для жертвоприношений, или «тофетов». Наиболее почитаемым божеством города в многочисленном пантеоне был Баал-Хаммон – «Бог алтарей для воскурений» – и его жена, Танит – «Лицо Баала». Имя Танит предполагает, что она была только отражением своего мужа, но на самом деле ее нельзя было считать только его подобием. Как только карфагеняне приобрели земли на севере Африки, они сразу ощутили потребность в какой-то защите своей жизни и изобилия. Роль защитницы стала исполнять их богиня-мать Танит.

В разных древних текстах сообщается о темной стороне карфагенской религии. В Библии есть история о том, как финикийцы приносили в жертву маленьких детей. Царь Иудейского царства осквернил одно из их святых мест, «чтобы никто не проводил сына своего и дочери своей чрез огонь Молоху», и пророк Иеремия передает слова еврейского Бога: «И устроили высоты Ваалу, чтобы сожигать сыновей своих огнем во всесожжение Ваалу, чего Я не повелевал и не говорил, и что на мысль не приходило Мне».

Греческий историк Диодор Сицилийский, не самый надежный из историков, оставил знаменитое описание того, как карфагеняне пытались умиротворить разозленного Баала. Диодор сравнивал Баала не с главным греческим богом, Зевсом, а с его ужасающим отцом, Кроном, который сожрал своих собственных детей: «В своем рвении загладить вину за свое бездействие, они [карфагеняне] выбрали двести благородных детей и публично принесли их жертву… В городе стоял бронзовый образ Крона, простирающий свои руки ладонями вверх и наклонно к земле, так что каждый ребенок, положенный на них, скатывался вниз и падал в специально приготовленные ямы, заполненные огнем».

Согласно Плутарху, родители спасали своих собственных младенцев, заменяя их купленными беспризорными детьми. На месте жертвоприношения играла громкая музыка, чтобы заглушить крики жертв.

Современные ученые сомневались, можно ли поверить в такой экзотический холокост. Может, это небылицы, распространяемые врагами карфагенян? Если в этих историях есть какая-то доля истины, то, скорее всего, в некоторый момент вместо человеческих жертв должны были принести в жертву животных (как в легенде об Аврааме и Исааке). Затем в 1920-х годах раскопали «тофет» со сгоревшими останками маленьких детей. Одно время считали, что это было просто кладбище детей и мертворожденных младенцев, которых после смерти предлагали богам в качестве умиротворения. В результате дальнейших исследований ученые обнаружили останки детей до четырехлетнего возраста, а надписи прояснили, кого именно приносили в жертву. Так, один отец написал: «Госпоже Танит и Баалу-Хаммону Бомилькара сын Ганнона, внука Милькиатона, посвящаю этого сына от своей плоти. Благословите его!»

В стране с небольшой территорией обязательно должно быть небольшое население, и Карфаген является подтверждением этого. Географ Страбон писал, что численность населения Карфагена равна 700 000 человек, но это возможно, только если он включил в это число жителей окружающей сельской местности и других поселений, относящихся к карфагенским владениям. Однако вне городских стен никогда не проживало более 200 000 человек чисто финикийского происхождения. Население города во время его наибольшего расцвета в начале III века не превышало 400 000 человек, включая рабов и приезжих иноземцев.

Будучи государством с международными связями и имперскими амбициями, Карфаген не имел достаточного количества граждан, чтобы собрать сильную армию. Для ведения войны он обычно принимал на службу наемников из числа африканских соплеменников, а также из народов, живших в отдаленных землях – в Испании и Галлии. Такая практика имела некоторые недостатки, поскольку не имеющие чувства патриотизма наемники заинтересованы только в оплате, и иногда, если у них возникало какое-то недовольство, они выступали против своих беззащитных работодателей. Главным полем деятельности Карфагена была не земля, а море, поэтому беднейшие граждане нанимались в судовые команды.

Как правило, негреческие государства не имели никакой установленной системы управления, однако Карфаген и Рим были исключениями из этого правила. С точки зрения греков это означало, что они не являлись в полном смысле варварскими народами – то есть непонятными чужеземцами, речь которых напоминала однообразное звучание «бар-бар». По крайней мере, уже в этом смысле карфагеняне и римляне могли стать почетными членами клуба цивилизованных народов. Философ Аристотель был знатоком конституций и нашел, что у карфагенян было «прекрасное государственное устройство». Он продолжал: «Доказательством слаженности государственного устройства служит уже то, что сам народ добровольно поддерживает существующие порядки и что там не бывало ни заслуживающих упоминания смут, ни тирании», в отличие от многих, если не от большинства греческих государств, он мог бы добавить.

Карфагенская и римская системы управления имели общие черты, поскольку обе они были «смешанными» – то есть сочетали в себе черты монархии, олигархии и демократии. Маловероятно, что Карфагеном когда-то управляли царь или царица (при всем уважении к Дидоне), однако в системе управления неоднократно преобладала какая-нибудь одна могущественная семья или род. В III веке в Карфагене правили два высших чиновника – «суфета». Это то же самое слово, что и еврейское «шофет», которое обычно переводят «судья», как в «Книге судей». Таким образом, можно предположить, что суфеты обладали не только исполнительной властью, но и выполняли обязанности судей. Как и римские консулы, они избирались на народном собрании и исполняли свои обязанности в течение одного года. По-видимому, два суфета в течение одного срока делили власть друг с другом. Претенденты на эту должность должны были принадлежать к знатному и богатому роду.

Совет старейшин из представителей высшего сословия помогал суфетам решать различные политические и административные вопросы. В совете числилось несколько сотен членов, среди которых выделялся постоянный комитет из тридцати человек. Он занимался неотложными делами, а также, что характерно для таких групп, по-видимому, составлял повестку дня всего совета. Если совет и суфеты вырабатывали совместный план действий, то они не должны были выносить его на рассмотрение собрания. В то время это было нормой. Более продвинутой с точки зрения управления стала специальная группа из 104 членов совета старейшин. Ее называли «суд ста четырех». Эти люди вершили правосудие и следили за соблюдением законов, наподобие спартанских эфоров. Они также занимались вопросами государственной безопасности и контролировали действия чиновников. Их функции в чем-то сходны с деятельностью министерства внутренних дел в полицейском государстве.

В отличие от римских консулов, суфеты не занимались военной деятельностью. Существовала отдельная должность военачальника, на которую можно было кого-нибудь избрать. Наиболее привычным образом жизни для Карфагена была мирная торговля. Если начиналась война, то обычно военные действия велись довольно далеко от города и продолжались очень короткое время, поэтому карфагеняне считали, что войну должны вести временно назначенные военачальники. В мирное время суфеты также могли одновременно занимать должность военачальника, но если Карфаген находился в состоянии войны, то на эту должность привлекались те, кто уже доказал свои полководческие качества.

Основным качеством карфагенских военачальников была уверенность в себе, поскольку они занимались очень опасной деятельностью. Неудачу на поле битвы власти не принимали и часто приговаривали неудачного военачальника к распятию на кресте. Победа также имела отрицательные последствия, поскольку правительство Карфагена боялось, что победившие полководцы возвратятся в Карфаген со своими наемниками и захватят власть.

Из трех элементов карфагенской системы управления, власть, вне всякого сомнения, находилась у олигархии. Главное занятие карфагенян – делать деньги, и немногие выступали против богатеев, возглавляющих правительство. Народные массы не развили в себе чувство солидарности и способность к коллективным действиям, присущие римскому народу. По современным меркам Карфаген представлял собой не национальное государство, а что-то вроде международной корпорации.

Что бы мы ни говорили о карфагенской политике и карфагенском обществе, необходимо помнить замечание Цицерона: «Карфаген не обладал бы без продуманных решений и распорядка таким могуществом на протяжении почти шестисот лет».

Карфагеняне изгнали из западных морей почти всех греков, однако они все еще оставались в Сицилии. В течение трехсот лет между ними постоянно возникали конфликты, поэтому остров представлял собой горячую точку, где столкнулись две половины средиземноморского мира. И теперь на сцене появился новый игрок – Рим. Искра не заставила себя долго ждать.

Если кому-нибудь понадобятся доказательства того, что наемники представляют большую опасность, то хорошим примером для него станет история, произошедшая в городе Мессана. Этот город являлся своего рода стражем пролива между Сицилией и Италией. Правитель Сиракуз нанял себе группу головорезов из Кампании. После его смерти в 289 году они внезапно остались без дела. Им нравились Сицилия и военная жизнь вдали от дома, но что им оставалось делать? С неохотой они отправились обратно в Италию и по пути оказались в богатой, красивой, спокойной, но доверчивой Мессане. Для бывших наемников это была последняя возможность остаться на острове, и у них возникла отчаянная мысль. Они проникли в город, как друзья, а затем, предав своих ничего не подозревавших хозяев, в одну из ночей захватили город. Согласно Полибию, эти люди «часть жителей изгнали, других перебили, а женщин и детей несчастных мессенян, какие кому попались в руки при самом совершении злодеяния, кампанцы присвоили себе, засим остальное имущество и землю поделили между собою и обратили в свою собственность».

Это разорение города так и осталось безнаказанным. Наемники стали называть себя мамертинцами по имени бога войны Мамера – сабельского аналога Марса. Они превратили Мессану из тихого торгового городка в базу для совершения своих разбойничьих набегов. Наемники применяли свое единственное умение. Они жили за счет разграбления соседних городов, захвата безоружных торговых судов, содержания в плену людей, похищенных ими для выкупа, а также разнообразных погромов и грабежей. Эти люди не принимали ничью сторону и угрожали как карфагенским, так и греческим интересам.

В конце концов правители самого сильного города-государства в Западной Сицилии Сиракузы решили положить конец их деятельности. Около 270 года молодой сиракузский тиран Гиерон победил мамертинцев в генеральном сражении и захватил в плен их предводителей. Грабежи прекратились, хотя мамертинцы все еще удерживали Мессану. Через несколько лет Гиерон решил, что пришло время окончательно уничтожить мамертинцев, и осадил Мессану.

И вот, эти престарелые и отжившие свой век наемники приняли роковое решение, или, точнее говоря, два решения. Некоторые из них позвали на помощь проходивший мимо карфагенский флот. Карфагеняне приняли их предложение и разместили свои войска в крепости. Увидев карфагенские суда в гавани, Гиерон решил не создавать себе трудности, с которыми он не смог бы справиться, и осторожно удалился в Сиракузы. Тогда другая часть наемников обратилась за поддержкой к римлянам.

Римский сенат оказался в замешательстве. Мамертинцы пользовались самой дурной славой. Сходная история произошла напротив Мессаны, на другой стороне узкого пролива. Еще одни наемники из Кампании, на этот раз служившие в римской армии, во время войны с Пирром отправились в Регий и разместились в городе. Подражая примеру мамертинцев, они уничтожили многих жителей города и захватили его. Рим не потерпел такой возмутительной измены и послал армию для взятия города. Римская армия захватила город, а большинство изменников погибли. Триста оставшихся в живых доставили в Рим, провели по Форуму, высекли и казнили.

Как же сенат мог принять решение об оказании помощи людям, которые совершили точно такое же преступление? Однако это случилось, и объяснение лежит в сущности римского государства. Просвещенный Гиерон заметил, что римляне использовали «жалость к попавшим в беду в качестве прикрытия своей собственной выгоды». Карфагеняне уже господствовали над значительной частью Сицилии, и если бы они завоевали Мессану, то могли обратить свой жадный взор на север через узкий пролив.

С точки зрения сената римляне могли бы приобрести, по словам Полибия, «опасных и страшных соседей, которые окружат их кольцом и будут угрожать всем частям Италии. Было совершенно ясно, что, если римляне откажут в помощи мамертинцам, карфагеняне быстро овладеют Сицилией». Это беспокойство имело серьезные основания, поскольку Сардиния и Корсика уже стали карфагенскими владениями, а в этрусском порту Цере стало так много карфагенских торговцев, что его называли «Пуник». Дальше могло случиться так, что города Великой Греции попадут в зависимость от нового хозяина и будут действовать в русле его интересов. Отход Сицилии к «варварской» африканской державе стал бы страшным символическим ударом по греческому миру.

Сенат высказался единогласно и, что совершенно нехарактерно, передал этот вопрос на рассмотрение в народное собрание без рекомендации. Несмотря на то, что Римская республика ослабла из-за долгих лет постоянной войны, собрание приняло решение оказать помощь. В Мессану отправили консула с армией. Ему удалось проскользнуть через морскую блокаду. Карфагенский главнокомандующий не имел инструкций для своих действий, поэтому мамертинцы хитростью вынудили его вывести карфагенские войска из города. Карфагенские власти сразу же распяли его, обвинив «в безрассудстве и трусости».

Такой поворот событий сильно озадачил как карфагенян, так и сиракузцев. Несмотря на длительную вражду, они вступили во взаимовыгодное соглашение с единственной целью отражения нападения римлян. Однако консул разгромил их армии по отдельности прежде, чем они смогли объединить свои силы. Проницательный Гиерон долго размышлял и решил, что в интересах Сиракуз перейти на другую сторону. Он согласился заключить союз с Римом, от которого больше никогда не отказывался до конца своей продолжительной жизни. Все эти годы он оставался верным другом римлян, предлагая легионам опорные базы и обеспечение.

Стороны постепенно довели дело до войны, при этом ни одна из них, в общем-то, не стремилась к ней или же не полностью осознавала возможные последствия. Однако, лишь только начались полномасштабные военные действия, как горы из тумана, открылись истинные причины конфликта. Дион объясняет, что Мессана оказалась не более, чем простым предлогом: «На самом деле все было не так. Карфагеняне, которые долго были великой державой, и римляне, которые теперь быстро набирали силу, ревностно следили друг за другом. Они втянулись в войну, отчасти желая постоянно захватывать все больше и больше земель – в соответствии с правилом, что самые успешные те, кто наиболее деятельные, – отчасти из-за страха. Обе стороны думали одно и то же, а именно, что спасти свои владения можно только путем приобретения чужих».

Мессана и мамертинцы исчезли с исторического фона (на самом деле мы так никогда и не узнаем, какая судьба в конце концов постигла мамертинцев, они просто исчезли, и можно только надеяться, что у них был плохой конец).

Сенат не имел никаких определенных военных целей. Возможно, сначала римляне собирались превратить Мессану в свой форпост. Но как только они достигли мирного соглашения с Гиероном и Сиракузы по сути дела стали подчиненным царством, у римлян, по-видимому, появились более далеко идущие замыслы. Они решили оттеснить карфагенян на восток, в их традиционную зону влияния. Тогда Рим смог бы взять под свое покровительство все греческие поселения в Центральной Сицилии. Однако вскоре стало ясно, что Карфаген не потерпит никакого римского присутствия в Сицилии, поэтому единственным разумным ответом стало завоевание всего острова.