Текст книги "Вокруг света - в поисках совершенной еды"
Автор книги: Энтони Бурден
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
Г-н Йосида встретил меня на кухне и прочитал краткую лекцию о фугу. Крупный экземпляр легендарной рыбы лежал на девственно чистом разделочном столе. Своей скользкой, лишенной чешуи, неудобной для повара кожей фугу напоминает «морского черта». И анатомически – тоже: выраженный хребет, нет мелких костей, кожа, которую надо счищать, и две мясных, напоминающих филейные, части по бокам. Йосида-сан быстро снял кожу и теперь отрезал какие-то темные куски мяса. Рядом с разделочным столом стоял небольшой металлический контейнер с крышкой на петлях и замком. Шеф-повар снял с цепочки ключ и торжественно отпер замок. Все ядовитые части фугу, объяснил он, по закону приравниваются к медицинским токсичным отходам, и тут необходим учет и контроль. Потом он убрал остатки кожи, некоторые части вокруг жабр, крошечные, безобидные на вид темные пятнышки, и несколько раз тщательно промыл оставшееся холодной водой. Должен сказать, что печень на вид великолепна: цвета кофе с молоком, аппетитная, консистенции гусиной печенки. Похожа опять-таки на печень «морского черта». «Но хоть какую-то часть печени есть можно?» – спросил я с надеждой. «Нет», – отрезал г-н Йосида. Большинство смертельных случаев, объяснил мне шеф-повар, происходит из-за того, что многие рыбаки и торговцы рыбой просто не в силах удержаться и не попробовать такую аппетитную на вид печенку, а некоторые верят, что этот опасный, но такой привлекательный орган придаст им необыкновенную силу. Проблема, как объяснил мне г-н Йосида, состоит в том, что невозможно определить, сколько яда содержится в каждой конкретной рыбе. Так, крупная рыба с большой печенью может быть сравнительно безвредной. Откусите кусочек или приготовьте набэ (суп в горшочке) – и, вполне возможно, останетесь целы. И наоборот, печень маленькой рыбки бывает просто напоена ядом: лизнуть – и вы покойник. Какой-нибудь бесстрашный поклонник фугу, вдохновленный съеденным когда-то безнаказанно куском печени, откусывает кусок от другой рыбы – и покидает этот мир.
И пока повар снова и снова мыл рыбу, я твердо решил, что не стану рисковать своей жизнью и есть печень. Мне приготовили свежую и вкусную еду. Передо мной поставили блюдо с кусочками фугу сасими , выложенными в форме хризантемы, с гарниром из лука-шалота и соусом, в который надо было макать рыбу. Рыба оказалась нежная и довольно безвкусная, так что шалот и соус пришлись кстати. Затем принесли набэ из фугу в горшочке и разогрели на небольшой настольной плите, – тоже хорошо, но потрясения, которого я ждал, не случилось. Затем я попробовал жареную фугу – и это ничем не отличалось от хорошо прожаренного филе любой рыбы, выловленной в Новой Англии. Пожалуй, если бы я не ожидал чего-то сногсшибательного, чего-то, от чего кружится голова и немеют губы, если бы, садясь за стол, я не надеялся одним глазком заглянуть смерти в лицо, я счел бы обед великолепным. Просто вкусно – этого в данном случае мне было недостаточно. Видимо, я все-таки не был морально готов. Возможно, в следующий раз рискну пообедать вместе с теми рисковыми рыбаками. Они, судя по всему, компанейские ребята.
Рано-рано утром я отправился на рыбный рынок Ота. Митико договорилась, и для меня разыграли целое представление. В четыре часа утра я стоял и смотрел, как трое рабочих принесли тунца весом четыреста фунтов и положили его передо мной на разделочный стол. Огромными ножами, каждый из которых был размером с пилу дровосека и имел такое же зазубренное лезвие, они принялись разделывать рыбу. Сначала аккуратно отпилили верхнюю часть туши, так что обнажилось красновато-розовое мясо и мощный хребет. Старший из троих вынул сердце. Быстро порезал его на куски и бросил в котелок с кипящей водой, добавив имбиря. Затем несколькими проворными движениями произвел сортировку: голова, филе, и два больших куска от той части, от которой берут только у лучших тунцов, – оторо. Сравнительно бледное по цвету, с густыми вкраплениями жира, очень похожее на хорошую мраморную говядину, мясо нарезали и разложили вдоль хребта рыбы. Рабочий взял суповую ложку и стал ковырять между позвонками, выковыривая сгустки чего-то маслянистого, прозрачного, нежного. Передо мной поставили небольшую миску соуса, тарелку с только что натертым на терке васаби, положили пару палочек и пожелали приятного аппетита. Рыба, лежавшая передо мной на столе, потянула бы приблизительно на двенадцать тысяч долларов – при этом оторо составляло лишь около 12% ее общей массы. Я попал как раз в пик сезона оторо, когда рыбы самые упитанные и ленивые, а мясо их – самое нежное и вкусное. Меня заверили, что именно этот тунец – своего рода аристократ, притом из самых благородных. Я стоя съел более полутора фунтов его мяса, прекрасно понимая, что вряд ли мне еще доведется в жизни попробовать такого вкусного и такого свежего тунца. Что такое счастье? Счастье – это съесть двадцать четыре унции сырой рыбы в четыре часа утра.
Я открыл дверь в конце переулка, снял туфли и неслышно прокрался к внутренней двери. Послышались характерные шлепки – от столкновения друг с другом потных тел весом в сотни фунтов и кряхтение. Я открыл внутреннюю дверь, вошел и сел на подушку на небольшом возвышении в задней части комнаты, неподалеку от дымящего сигаретой г-на Томотсуна, оякаты, хозяина и наставника школы сумо. Я был в самом центре зрительской половины, сидел, неудобно скрестив ноги, в душной комнате с низким потолком, и наблюдал то, что мало кому из западных людей доводилось видеть. В нескольких футах от меня около двадцати огромных, почти обнаженных мужчин гнулись, потягивались, раскачивались – в общем, разминались. Они бодали колонны своими огромными потными головами без шей, топали босыми, забинтованными в суставах ножищами по твердому земляному полу. В центре комнаты был круг – слегка приподнятый помост, покрытый не то рисовой соломой, не то пенькой. Борец-новичок шваброй выметал грязь с ошметками соломы.
А сколько от них шума! Два огромных борца сошлись в кругу, сцепившись, опустились на колени, упершись костяшками пальцев в глинобитный пол… и… шмяк! Жуткое столкновение двух тел каждое весом пятьсот фунтов. Эти люди валили друг друга, швыряли оземь, душили обеими руками, делали разные сложные захваты, заламывали руки, придавливали друг друга своим огромным весом. Обычно схватка заканчивалась в несколько секунд. Победитель оставался в кругу и встречался с новым соперником, и так – пока его кто-нибудь не победит. Огромное количество объемистой тяжелой плоти подавляло – горы мяса и мускулов в сравнительно небольшом помещении. Время от времени один атлет швырял другого через бедро, и тот летел, а потом катился прямо ко мне, угрожая переломать мои кости, как хрупкие чипсы. Огромный борец расхаживал по помосту на полусогнутых ногах, по-лягушачьи, а на самом краю круга ученик, пока еще не столь пугающих размеров, принимал крайне неудобную стойку, держа корзину с солью на вытянутых руках. На лбу у него от напряжения проступили бусины пота. Что это? Наказание? Инициация? Я не стал спрашивать. Г-н Томотсуна, хозяин, сам бывший борец, не производил впечатления общительного человека и к тому же был слишком поглощен происходившим в комнате, чтобы я позволил себе отвлекать его вопросами. Он обратил на меня внимание только, когда я дал ему прикурить. Борцы сумо живут вместе, одной семьей, под одной крышей, под наблюдением и руководством оякаты, который строго следит за выполнением распорядка: когда тренироваться, когда спать, когда есть, что есть. Встают они рано, но тут тоже существует своя иерархия: раньше всех – начинающие, а борцы более высокого ранга – позже (ранг можно определить по прическе). Начинающие моют, чистят, убирают – в общем, выполняют различные работы по дому, в том числе и помогают с приготовлением пищи.
Я пришел, чтобы попробовать тянко , пищу борца сумо. Конечно же, я совершенно неправильно представлял себе, что такое тянко. Я думал, что если речь идет о пище борцов сумо, чья задача – раздаться до размеров холодильника и превратиться в машину для борьбы, состоящую из мускулов и жира, то дневной рацион будет состоять из центнера жирной свинины и продуктов, богатых крахмалом, – и все это примерно густоты лазаньи, – а также из молочных коктейлей, шоколадок «Кэдберри», «Сникерсов» величиной с кирпич, кур, нафаршированных салом, кукурузной каши и «завтраков Большого Шлема». Разумеется, я ошибался. Я и насчет самих борцов ошибался – они далеко не просто очень-очень толстые дядьки в подгузниках.
Борцы сумо – это, возможно, самое зримое проявление всех темных, тщательно подавляемых сторон японского подсознательного, о которых я уже говорил выше, это голос, который звучит внутри какого-нибудь затурканного чиновника, мечтающего подобно Годзилле топтать ногами города. Это проекция силы японского характера, а он, безусловно, очень силен. Под этим слоем жира – там ведь мускулы, между прочим. Смотреть на такие бои – все равно что наблюдать схватку двух носорогов, когда один из них врезается во второго и вонзает в него рог. Вот один борец толкает другого – всеми своими шестьюстами фунтами – и выталкивает его из круга или бросает навзничь. Инерция и сила удара таковы, что во время тренировочных боев, когда один из борцов валит другого на пол или выбрасывает из круга, другие борцы быстро входят в круг и кричат нечто вроде «Хесс!», – показывая этим, что схватка закончена, все, прекратить огонь, – тем самым удерживая нападающего от новых атак. Горе тому, кто рассердит борца сумо.
Старая школа приготовления тянко не признавала мяса животных о четырех ногах. Его редко готовили. Ведь если борец сумо в конце схватки стоит на четырех, – значит, он проиграл. Цыпленок, который, как настоящий боец, ходит на двух ногах, да еще рыба, – таковы были основные ингредиенты. В тот день, когда я пришел, г-н Томотсуна как раз готовил на ланч суп из тунца с овощами. Для Калисты Флокхарт, подумал я, это был бы, безусловно, удачный выбор, но что общего такой суп имеет с тем пиром свинины, который я себе представлял? Что ж, придется подождать до ужина.
Ресторан «Эдосава» в квартале сумо – четырехэтажное заведение, где каждой группе посетителей предоставляется отдельный кабинет. На стенах развешаны картины, изображающие знаменитых борцов. В ресторан стекаются действующие и бывшие борцы сумо. Мы с Митико и Синдзи сидели в комнате на верхнем этаже, а посередине стола перед нами стоял дымящийся котелок. Г-н Мацуока, хозяин, лично приготовил для нас суп. Борцы сумо, как я понял, здесь, в ресторане, не ограничиваются одной миской супа, – не то, что в школе. Вообще борцы едят часто. Между приемами пищи они спят, и еда превращается в чудесно длительный процесс из многих этапов. Основой нашей трапезы был набэ – горячий суп в большом горшке. По мере съедания одних ингредиентов добавлялись другие. Овощи, мясные шарики, свинина, рыба, моллюски, творог тофу, – все это по очереди бросали в котел, все в строгой последовательности, а потом то, что получилось, наливали нам в тарелки. Жидкость периодически доливали или наоборот вычерпывали, а также добавляли в суп приправы, с каждым разом все более острые. Ингредиенты, которые не требовали острых специй, сварили первыми, а со временем в дело пошла паста из анчоусов.
Все это было очень забавно. Я никогда раньше не видел, чтобы Митико и Синдзи так веселились. Обед с набэ – это очень по-семейному, объяснила мне Митико. В ее семье родственники приходили на набэ со своими продуктами, каждый что-то вносил в общий котел, и добавлять наудачу то одно, то другое и пробовать – это же так здорово! Это примерно как вечеринка с фондю. Сбитый с толку одной миской супа в школе, в ресторане я с самого начала съел много и оказался совершенно не подготовленным к появлению тарелочек с новыми компонентами: гребешками, свининой, вкуснейшими маленькими мясными фрикадельками. И все это – в большом количестве горячего острого бульона. Я объелся. К тому же традиционное окончание трапезы мне не понравилось – в оставшийся бульон добавили рис и разбили сырое яйцо. Получилась восхитительная смесь, каша, которая очень быстро застыла и стала похожа на жидкий цемент. Я мрачно застонал, когда г-н Мацуока налил мне щедрую порцию этого варева, но выстоял, хотя мой желудок сильно растянулся. После обеда я не смог встать без посторонней помощи. Я первым покинул комнату, не без труда выбрался в холл, и тут открылась входная дверь и ввалилась компания слегка подвыпивших служащих. Один из них с удивлением узнал меня. Я тоже его узнал – это был один из тех ребят, с которыми я подружился в закусочной «Якитори». Когда я в последний раз видел этого человека, он мирно спал, сидя на стуле и положив голову на стол.
– Бурден-сан! – обрадовался он. – Да это же наш сумасшедший шеф-повар! Куда вы? Что вы еще собираетесь съесть?
Глава 9
Дорога в Пайлин
Я ехал в худшее место на земле.
В сердце тьмы.
– Но что вам делать в этой Камбодже? – спросил исполнительный продюсер с телевидения, когда я сообщил ему, куда еду. Неплохой вопрос, учитывая, что мы вроде бы снимаем кулинарное шоу.
Да понятия я не имел, что мне там делать.
– Ну, раз вы все равно едете, – воодушевился продюсер, – вам непременно надо побывать там в одном городе, мне рассказывал о нем знакомый военный корреспондент, – Пайлин называется. У черта на рогах, у самой границы с Таиландом. Там мало кто бывал. Это оплот красных кхмеров. Они там до сих пор держатся. Просто край света. Вам понравится. Этот район богат драгоценными камнями. Может, тем он и полюбился красным кхмерам, что необработанные рубины и сапфиры валяются прямо под ногами. А теперь они еще открыли там казино! Как вам это понравится?
Казино? Самые злобные и бессердечные убийцы, каких только знала история, открыли казино? Ну что ж, почему бы и не взглянуть, подумал я. Этакий сатанинский Лас-Вегас: массажные салоны, стриптиз, несколько вновь построенных казино – и все это за колючей проволокой и оцеплено местной милицией. В таком городе возможно все. Закона-то нет. Опасно, конечно, но идея мне понравилась. Дальний притон для международных авантюристов, шпионов, спекулянтов, контрабандистов и любителей недорогих фуршетов. Звучит заманчиво. Кухня для экстремалов – на острие ножа. Чем кормят красные кхмеры толпы игроков-дегенератов, которые устремляются в их город? Как они планируют развивать туризм? Как им удается примирить их прежние надежды на аграрную маоистскую валхаллу каменного века с индустрией развлечений и потребностями игорного бизнеса?
Вообще-то, я не читаю такие вещи, но сейчас пробежал глазами небольшой абзац о Пайлине в путеводителе «Одинокая планета»:
Пайлин существует на странном положении полуавтономной зоны. Лидеры партии «красных кхмеров» надеются обрести там земной рай и спасение от длинной руки международного правосудия. Для туристов здесь мало интересного, разве что вы кое-что понимаете в драгоценных камнях или любите пообщаться с престарелыми виновниками массовых убийств. По иронии судьбы, сейчас в образцовом городе красных кхмеров как нигде расцвели пороки и разросся игорный бизнес.
Пороки? Игорный бизнес? Жутковатое, значит, будет путешествие. Как в комиксах «Терри и пираты» в детстве! Проверки на дорогах. Мрачные ребята с автоматами. Водяная кровать в форме сердца в каком-нибудь маоистском «трамп касле». Даже если все это покажется несколько простоватым и грубоватым, что в этом плохого? Когда Багси Сигель [44]44
Бенджамен Сигельбаум, гангстер, положивший начало игорному бизнесу в Лас-Вегасе.
[Закрыть] построил в Вегасе «Фламинго», там тоже все было, прямо скажем, не слишком изысканно. Нет, правда, это может быть забавно!
Самолетом «Вьетнамских авиалиний» я долетел до Пномпеня. В аэропорту Почентонг люди в военной форме, сидя за длинным столом, внимательно изучили мой паспорт, медицинскую страховку, визу. Военные были при полном параде в фуражках с кожаными козырьками и при всех регалиях (грудь у каждого в орденах). Будто собрался Совет Вождей и проверяет каждого вновь прибывшего. Первый вождь хмуро взглянул на мои документы и передал их другому вождю, который все внимательно прочитал, сделал короткую запись и протянул бумаги вождю, сидевшему по правую руку от него; тот поставил печати, после чего вернул бумаги самому первому – и начинай сначала. Мои документы несколько раз доходили до последнего вождя. Потом вдруг обнаруживалась какая-то неправильность, и бумаги снова возвращались к началу цепочки. Когда мой бедный паспорт несколько раз прогнали сквозь строй этих страшноватых ряженых, меня впустили. Добро пожаловать в Камбоджу. Здесь закон покидает вас.
Побывав в Камбодже, вы уже никогда не избавитесь от желания задушить Генри Киссинджера голыми руками. Вас будет тошнить всякий раз, как, развернув газету, вы увидите, как этот увертливый подонок мило беседует с Чарли Роузом или позирует в новом галстуке для очередного глянцевого журнала. Увидев своими глазами, что старина Генри натворил в Камбодже, где до сих пор пожинают плоды его государственной мудрости, вы будете недоумевать, отчего он не сидит на скамье подсудимых Гаагского трибунала рядом с Милошевичем. Пока Генри лакомится суши-роллами с нори и ремаки [45]45
Нори – японское название красных морских водорослей из рода Porhpyra. Ремаки – ролл с копченым лососем.
[Закрыть] на светских раутах, Камбоджа, нейтральная страна, которую он тайно и незаконно бомбил и взрывал, а потом бросил на разграбление, все еще пытается подняться с земли, встать на свою единственную ногу.
Каждый восьмой камбоджиец (2 миллиона человек) был убит во время кампании красных кхмеров по искоренению собственной истории и уничтожению собственного населения. Из каждых 250 камбоджийцев один потерял ногу или руку, был изувечен одной из тысяч заложенных в эту землю мин. Некоторые из мин до сих пор ждут, когда на них наступят, – на дорогах, на полях, в лесах, в оросительных каналах. Экономику Камбоджи дестабилизировали, страну бомбили, оккупировали ее территорию, жителей принуждали к рабскому труду, убивали тысячами… Должно быть, камбоджийцы испытали облегчение, когда в страну вошли их всегдашние враги, вьетнамцы.
Стоит только взглянуть на жалкое убожество, которое представляет собой разрушенная столица, на эти немощеные улицы, – и вы распроститесь с мыслью о том, что в Камбодже может быть приятно и забавно. Разве только вы клерк из Лидса или Талсы, в недавнем прошлом потерявший работу, не привыкший даже к минимальному комфорту, ни разу в жизни не занимавшийся любовью с трезвой женщиной. Тогда Камбоджа может показаться вам раем. Здесь вы найдете работу учителя английского языка примерно за семь долларов в час и станете одним из самых богатых людей в стране. Травка, героин, шлюхи, оружие и наркотики дешевы и легко доступны. Можно делать что хочешь, вести себя как угодно. Робкие мальчики на мотоциклах будут перевозить вас из бара в бар и ждать у дверей, пока вы надираетесь до бесчувствия. Пообедать, потом отыметь малолетнюю проститутку, чья стоимость включена в счет, купить кило не очень качественной травки, напиться в стельку, быть доставленным домой, в просторные апартаменты, все тем же юным мотоциклистом, и все это – меньше чем за тридцать долларов. Камбоджа – просто мечта для неудачников всех стран. Она как красивая, но измученная, избитая, отданная на поругание женщина.
Общая численность населения Пномпеня после того, как партия красных кхмеров отправила всех горожан в деревню – копать канавы – и там большинство из них убила, составляла двенадцать человек. Ошеломляющая цифра. А двумя годами раньше было 850 ООО. Выжившие вернулись в город и увидели, что их дома разрушены и разграблены, а те, что уцелели, превратились в жалкие лачуги, в которых нет даже воды. Иногда человек обнаруживал, что в его доме уже поселился кто-то еще более жалкий и несчастный, чем он сам. И эти безрукие, безногие, хромые, передвигающиеся ползком люди из последних сил делают сувениры для туристов, чтобы заработать на жизнь. Или побираются. Средний заработок в Камбодже – меньше доллара в день. Четырехлетние дети бродят по рынку, таскают за собой своих двухлетних братьев и сестер, попрошайничают.
Куда пойти в Пномпене? Туда, куда, как вам кажется, пошли бы иностранные специалисты: например, в Клуб иностранных корреспондентов, где можно рассчитывать на американский гамбургер и холодное пиво, где, стоя на балконе, можно полюбоваться, как летучие мыши в сумерках покидают то, что когда-то было Национальным музеем. Это знаменательное событие происходит каждый вечер: тысячи летучих мышей вьются в розовато-золотистом небе, и это напоминает густые клубы дыма. Потом можно выйти на улицу, там уже ждут тощие мальчишки на мотороллерах и мотоциклах. Они будут окликать вас по имени, ведь они уже знают вас и успели изучить ваши привычки и пристрастия. Пройдете мимо парочки инвалидов, оседлаете мотоцикл какого-нибудь подростка, – и отправляйтесь в «Сердце», – так здесь сокращенно называют бар «Сердце тьмы». В городе полно ночных клубов и борделей (грань между теми и другими очень размытая). Итак, можно съесть пиццу, покурить марихуану, а на ночь запастись пакетиком героина. Если повезет, презерватив местного производства не порвется, вас не арестуют и не застрелят копы, и вы не нарветесь на кого-нибудь из родственников премьер-министра Хун Сена, что могло бы иметь трагические последствия. Но если вы все же попадете в беду, на закон не надейтесь.
Вот история из газеты «Пномпень пост»:
Тха Сока 19 лет, привлеченный к суду за изнасилование шестилетней девочки, проведет в тюрьме всего шесть месяцев. Он осужден за «непристойное поведение», потому что жертва была изнасилована «недостаточно глубоко», как выразился судья Конг Коу. Сначала полиция игнорировала заявления родителей девочки, а затем предложила семьям насильника и жертвы сделку. Родители девочки подписали контракт, согласно которому должны были получить полтора миллиона риелей в качестве компенсации за изнасилование дочери, но этой суммы не получили. Когда жертва и ее сестра пришли в полицейский участок 11 января, дежурный офицер по фамилии Лон пригрозил, что их убьют, если они не перестанут «болтать об изнасиловании».
Еще одна типичная история. Тоже из «Пномпень пост», за тот же день. Заголовок: «Нанесение увечья серной кислотой – незначительный проступок».
Жертва нападения подала в суд на своего обидчика, и приговор потряс общественность своей мягкостью – два года условно. Камбоджийский муниципальный суд в лице судьи Тита Соти отклонил иск о пересмотре меры наказания… Соти оправдывает принятое решение тем фактом, что правонарушитель не имел намерений убить пострадавшую, а только хотел «из ревности нанести ущерб ее красоте».
Теперь понимаете, какие тут порядки? Кто виноват? Трудно сказать. Проще всего ответить: Хун Сен, бывший член партии красных кхмеров, бежавший во Вьетнам и там, в эмиграции, «избранный» премьер-министром, заполучив свой пост практически путем государственного переворота. Есть еще король Сианук, который заигрывает и с Соединенными Штатами, и с красными кхмерами, и с китайцами, и со всеми остальными. Он обеспечивает маску законности режиму, который по сути своей является военной диктатурой. Есть остатки красных кхмеров и их союзников – непрочная коалиция когда-то враждовавших военных группировок. Есть организованная преступность, бывшие вьетнамские марионетки, группы экстремистов. Красные кхмеры пока примирились с «центральным правительством» (таким, какое оно есть) в обмен на амнистию и право контролировать свой бывший главный плацдарм и все денежные средства на севере Камбоджи. Здесь бывшие коммунисты свободно занимаются своим любимым делом – контрабандой драгоценных камней, а теперь еще и игорным бизнесом. Красным кхмерам выдали форму правительственных войск, когда они сложили оружие. Вообще почти каждый камбоджиец носит какую-то военную одежду, так что трудно разобрать, кто именно тебя грабит в данный конкретный момент. Существуют (как везде) так называемые «частные армии», которых очень боятся. В основном они состоят из профессиональных убийц и служат охраной разным высокопоставленным негодяям и их родственникам. Так что можно попасть в опасную переделку, если какой-нибудь пьяный жлоб наступит вам на ногу в ночном клубе, а вы слишком явно выразите свое неудовольствие.
Однажды, проезжая мимо аэропорта, мой водитель внезапно подъехал к тротуару и затормозил. Так же поступили и все остальные. Мимо промчался полицейский эскорт с орущей сиреной, сопровождавший новенький «хамви» с затененными стеклами.
– Племянник Хун Сена, – с отвращением сказал таксист.
Члены семьи и друзья Хун Сена фигурируют во множестве историй о пьяных драках, поножовщине, стрельбе. Кто-нибудь из них обязательно надерется до безобразия в диско-баре и начнет хулиганить. Есть знаменитая история о неком бизнесмене, прибывшем в аэропорт Почентонг. Ему сказали, что авиалинии что-то там напутали с его багажом. Он вышел из самолета, взял у охранника пистолет и стал стрелять по колесам самолета, и стрелял до тех пор, пока ему не выдали его имущество. Надо ли говорить, что его никто не арестовал?
Стрельба, если у тебя в кармане достаточно денег, вещь совершенно нормальная в Камбодже. В клубе с тиром выпивка бесплатная. За патроны, однако, надо платить, и они продаются обоймами.
Официант, худощавый, дружелюбный кхмер, стоит у меня за спиной, пока я внимательно изучаю меню. На столе бутылки пива «Тигр» и «Ангкор». За соседним столом, под длинным соломенным навесом, сидят несколько мускулистых солдат в камуфляжной форме. Они хмуро пьют содовую и пиво. Глаз не видно за темными очками.
– Пожалуй, начну с 45-го калибра… Три обоймы для АК-47 на закуску… а на первое – пять для М16. А парочку гранат где раздобыть?
– Вы поклонник Джеймса Бонда? – интересуется официант, наполняя мой бокал. – Нравится его винтовка?
– Смотря в чьем исполнении, – отвечаю я. – Если Шона Коннери, то да, если Роджера Мура, то, спасибо, не надо.
– Смотрите! – официант-искуситель помахивает пистолетом перед моим носом, – «Вальтер ППК»! Пушка Джеймса Бонда! Нравится?
– Да, – отвечаю я, откусываю от багета с колбасой, который принес с собой, и взвешиваю оружие на ладони. – Я его испробую.
Нельзя не восхититься заведением, которое позволяет своим клиентам сначала наливаться, а потом палить из автоматического оружия. Рядом со стеллажом для ружей и ящиком для патронов висит плакат, написанный крупными буквами: «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАВОДИТЕ ОРУЖИЕ НА ТОГО, КОГО ВЫ НЕ НАМЕРЕВАЛИСЬ УБИТЬ». В Камбодже такой текст допускает множество интерпретаций. Вот подвыпивший японский бизнесмен в нескольких футах от меня, глядя в мою сторону стеклянными глазами, выдергивает чеку гранаты, улыбается и бросает гранату футов на пятьдесят. Бух! Когда я в следующий раз обращаю на него внимание, он возится с М-16 – пытается вставить в него обойму – задом наперед.
Я бы солгал, если бы сказал вам, что не развлекся, когда палил по картонным мишеням, изображающим русских. Я на удивление хорошо управился с АК-47 и сорока пятью патронами, которые помещаются в его магазин. В какой-то момент, отняв ладони от ушей после моей очереди, официант потянул меня за рукав и спросил: «Вы это… сами откуда?»
– Из Нью-Йорка, – ответил я.
– А чем занимаетесь? – поинтересовался он.
– Я шеф-повар.
Официант посмотрел на мою мишень, которую я к тому времени уже всю изрешетил, одобрительно улыбнулся, и сказал:
– Вы могли бы стать прекрасным киллером!
Думаю, в Пномпене это лучший комплимент.
В том клубе был впечатляющий выбор оружия. Разброс цен – от восьми до пятнадцати долларов за обойму. Я предпочитал АК-47, потому что М-16 заедал всякий раз, как я ставил на автоматический режим, и вообще более метко я стрелял из более тяжелого оружия. Несколько раз пробовал выстрелить из древнего пулемета М-50, как мне сказали, любимого оружия партизан времен Второй мировой войны. У него большой барабан, как у автомата старого образца, только он крупнее и выдает длинную гремучую очередь, подпрыгивая и дрожа при этом. Когда я в первый раз попытался выстрелить, он «полил» все, от пола до потолка, его оказалось страшно трудно зафиксировать на месте. Пули попадали в мешки с песком, летела пыль. Раньше разрешали выстрелить из пушки М-60, но теперь, как сообщил мне официант, нельзя – мощные снаряды перелетают через ров, отделяющий клуб от соседней пагоды, и бонзы впадают в панику. Но, может быть, я пожелаю убить корову или буйвола, например, из ракетницы В-40? Так это можно устроить.
В клубе я кое-чему научился. Например, что когда Брюс Уиллис или Сильвестр Сталлоне безостановочно палят из автомата, то это все неправда – за это время они должны были несколько раз сменить магазин. Если нажать на спусковой крючок –16, поставленного на полный автоматический режим, все происходит очень быстро, патроны расстреливаются в считанные секунды. А еще я сообразил, что у Слая и Брюса обязательно возникли бы проблемы с перегревом ствола, потому что, даже когда стреляешь из АК-47 в полуавтоматическом режиме, оружие очень сильно нагревается. И смешно даже думать, что кто-то мог бы сколько-нибудь точно стрелять из двух автоматов одновременно, из обеих рук. Попробуйте одновременно из двух М-16 – в лучшем случае это кончится тем, что вы отстрелите себе пальцы ног.
По японскому мосту мы перебрались на другой берег реки. Там была целая полоса гигантских, размером с футбольное поле ресторанов, построенных на просевших деревянных платформах, практически на болоте. В ресторане, где мы ели, места хватило бы, по крайней мере, на пятьсот человек, однако мы с Филиппом были единственными посетителями. В большом зале, освещенном в стиле диско, оркестр играл что-то среднее между кхмерским фольклором и поп-музыкой. Меню размером с телефонный справочник содержало глянцевые цветные снимки, никак не меньше ста пятидесяти блюд. В основном это была не очень привлекательная на вид говядина с овощами. Мы ели местные блюда с труднопроизносимыми названиями – мясо дикого вепря, жареную козлятину в горячем соусе, оленину, салат из капусты, помидоров и кабачков. К ресторану подкатил автобус. Приехали «пивные девочки». Иногда продажу пива в ресторане или ночном клубе обставляют особым образом. Пивоваренная компания или поставщик нанимает привлекательных девушек, одевает их в стиле секси и отправляет в те заведения, где продается пиво. Они приезжают все разом – девушки «Ангкор», девушки «Тайгер», девушки «Карлсберг» и «распространительницы» еще двух-трех сортов пива. Им платят с продажи каждой банки или бутылки, так что конкуренция серьезная. Через несколько минут нас с Филиппом окружила толпа весьма агрессивных молодых женщин, и все они навязчиво предлагали свой товар. Стоило мне заказать «Тайгер», как другие девушки тут же испарились, оставив только «тигровую» барышню работать с нашим столиком. Не успевал я наполовину опорожнить бутылку, как она открывала новую.
