Текст книги "Трудные страницы Библии. Ветхий Завет"
Автор книги: Энрико Гальбиати
Соавторы: Алессандро Пьяцца
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)
Можно было бы даже подумать, что сам Авраам является Мессией, приняв во внимание огромное значение божественного обетования, но священнописатель поясняет, что великому праотцу надлежит сначала стать великим народом, а в другом месте абсолютно ясно говорится, что орудием всеобщего благословения будет в действительности потомство Авраама. После того, как было выдержано великое «искушение» жертвоприношением Исаака, Господь провозглашает с клятвой:
«Мною клянусь, говорит Господь, что, так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня: то Я благословляю тебя, и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твое городами врагов своих; и благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего» (Быт 22, 16–18).
Совершенно ясно, что этот текст относится к совокупности потомков Авраама, родоначальника народа, получившего обетование. Но в свете исторического сопоставления исполнения пророчества и всего Откровения католическая традиция единодушно отождествляет конкретно «семя» Авраама, орудия всеобщего благословения, с личностью Мессии, исходя из слов Христа:
«Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел, и возрадовался» (Иоан 8, 56), и опираясь на чисто христологическое толкование этого фрагмента книги Бытия, данное ап. Павлом в Послании к Галатам 3, 16 [309]309
A. Bea, De Pentateucho, Roma 1933, paragr. 143, p. 204. Смысл не меняется и в более традиционном переводе: «Благословен Господь Бог Симов».
[Закрыть]. Примерно через два века прямых потомков Авраама, наследников мессианского обетования, если исключить измаильтян (Быт 21, 10–21; 25, 12–18) и эдомитян (Быт 28, 37–40; 36, 1-46), было около семидесяти (Быт 46, 27); вместе они составляли двенадцать семей. Пришло время определить, которая из этих двенадцати семей будет главенствовать над другими? И старец Иаков, отстраняя трех старших сыновей за их недостоинство, дает мессианское благословение четвертому по старшинству, Иуде:
«Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов. Он привязывает к виноградной лозе осленка своего, и к лозе лучшего винограда сына ослицы своей. Моет в вине одежду cвою, и в крови гроздов одеяние свое» (Быт 49, 10–11).
Здесь впервые появляется недвусмысленное указание на личность Мессии, правда, в несколько неясном образе, в котором это лицо сливается с политическим будущим колена Иудина. Это первый набросок мотива, с которым мы встретимся не раз: Мессия будет наследником и продолжателем царского достоинства Давида в колене Иудином. В этих словах старого праотца находит также наивное выражение мотив золотого века: в терминах явно метафорических описывается богатство мессианского царства. Нет ничего удивительного в том, что перед лицом недалекого осуществления первого этапа на пути к мессианскому будущему, т. е. возникновения теократического народа и царства, это пророчество подчеркивает больше земной его аспект, чем духовный. Но вот что следует непременно отметить: и на этом чисто национальном фоне различимы черты универсализма: Мессии будет принадлежать «покорность народов».
Мессианство в исторических установлениях Израиля. Царство и Мессия-Царь
116. Немногие знают, что все цари царства иудейского назывались «мессиями» – помазанниками, посвященными, что в латинской Библии обычно переводится словом «christus» (2 Цар 1, 14; 19, 21; 22, 51; Пс 17, 49; 19, 6; 83, 9; 88, 38, 51; и т. д.). Даже о последнем царе Иудеи, которого Иеремия так порицает в своем «Плаче», он же мог написать с искренним сожалением:
«Дыхание жизни нашей, помазанник Ягве пойман в ямы их, тот, о котором мы говорили: под тенью его будем жить среди народов» (Плач Иер 4, 20).
Священный характер царского достоинства, уже признанный в лице первого царя Саула (1 Цар 24, 11), обретает новую основу в пророческом обетовании, данном Богом Давиду устами Нафана:
«Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами твоими, то Я восстановлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его. Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его на веки. Я буду ему отцом, и он будет сыном; и если он согрешит, Я накажу его жезлом мужей и ударами сынов человеческих; но милости Моей не отниму от него, как Я отнял от Саула, которого Я отверг пред лицом твоим. И будет непоколебим дом твой и царство твое на веки пред лицом Моим, и престол твой устоит во веки» (2 Цар 7, 12–16).
Последние слова, обещающие будущее и вечное царство династии Давида, имеют несомненно мессианское значение, и еще очевиднее этот мессианский мотив проявляется в Пс 88 (89), 31–38, где речь Нафана принимает следующий вид:
«Если сыновья его оставят Закон Мой
и не будут ходить по заповедям Моим;
если нарушат уставы Мои
и повелений Моих не сохранят:
посещу жезлом беззаконие их,
и ударами – неправду их;
милости же Моей не отниму от него,
и не изменю истины Моей.
Не нарушу завета Моего,
и не переменю того, что вышло из уст Моих.
Однажды Я поклялся святостью Моею:
солгу ли Давиду!
Семя его пребудет вечно,
и престол его, как солнце, предо Мною.
Вовек будет тверд, как луна,
и верный свидетель на небесах».
Заметим, что в этих двух отрывках, как уже было отмечено в Пс 131 (132) (ср. пар. 111), выявляются две будущие реальности, благоденствие царствующих и избранность династии. Благоденствие царствующих обусловлено их верностью исповедуемой религии, в то время как избранность не обусловлена ничем. Но эта избранность, обещанная так торжественно, подтвержденная клятвой, для чего она установлена, если не для будущей мессианской реальности? Нафан, Давид, авторы приведенных псалмов, сознают, что династия Давида избрана Богом для высшего назначения, для грандиозной участи, которая не может быть исчерпана благополучным царствованием, так как и это благополучие зависит от исполнения крайне непростого условия. Здесь скорее говорится о том, что суждено Аврааму, затем Иуде и теперь Давиду: а суждено им родить Мессию.
Но каким будет этот Мессия и что будет делать? В цитированных текстах об этом не говорится, и вероятно этого не видит ясно и Нафан. Но если Мессия венчает собой царскую династию, то естественно рассматривать его будущую деятельность в рамках необыкновенно благоденствующего царства. Однако в описании этого будущего царства встречаются черты, напоминающие о победах Давида:
«Он будет обладать от моря до мори и от реки до концов земли. Падут пред ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах» (Пс 71 [72], 8–9).
Но имеются в этом описании и черты, переносящие нас в атмосферу, непримиримую с царством чисто земным, в котором наряду с мотивами золотого века, устремленными в бесконечность, возникает универсалистская и потому духовная идея благословения Авраама:
«И будет он жить долго{19}, доколе пребудут солнце и луна, в роды родов… Во дни его процветет праведник, и будет обилие мира, доколе не престанет луна… Будет обилие хлеба на земле, наверху горы плоды его будут волноваться, как лес на Ливане, и в городах размножатся люди, как трава на земле. Будет имя его благословенно вовек, доколе пребывает солнце, будет передаваться имя его. И благословятся в нем все племена земные, все народы ублажат его» (Пс 71 [72], 5–7; 16–17).
117. В процитированном Пс 71 (72) мессианский Царь является как бы в отражении; пророка больше занимает царство. Не мало, однако, таких мест, в которых образ Мессии выходит на первый план, и пророк более или менее ясно показывает его отличительные индивидуальные черты.
Иногда он предстает исполнителем нового правосудия, исходящего от Бога:
«Вот, наступают дни, говорит Господь, и восставлю Давиду Отрасль праведную, и воцарится Царь, и будет поступать мудро, и будет производить суд и правду на земле. Во дни Его Иуда спасется, и Израиль будет жить безопасно; и вот имя Его, которым будут называть Его: «Господь оправдание наше!» (Иер 23, 5–6).
В иных случаях он является, как идеальный пастырь, который выделяется на мрачном фоне преступлений и разложения последних царей иудейских, и добросердечно правит объединенными овцами Израиля:
«Я спасу овец Моих, и они не будут уже расхищаемы, и рассужу между овцою и овцою. И поставлю над ними одного пастыря, который будет пасти их, раба Моего Давида» (Иез 34, 22–23).
В другом месте отдаленный потомок Иессея – отца Давида [310]310
Ср. M. Colucci, Il «Semen Abrahae» alla luce del V. e del N. Т., Biblica 21 (1940) 1-27.
[Закрыть]возвышается после множества бед, как отросток срубленного ствола, и его дело характеризуется чисто духовными чертами внутренним единением с Богом, которое создает вокруг него духовное согласие.
«И произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почиет на нем Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия… Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их» (Ис 11, 1–2; 6).
В высшей степени интересны те места, в которых говорится о происхождении Мессии, о его сокровенной сущности. Не отрицая происхождения Мессии от Давида, эти тексты подразумевают, что Он является чем-то большим. Вот как мессианский Царь говорит Сам о Себе в Пс 2:
«Господь сказал Мне: Ты Сын Мой; Я ныне родил Тебя; проси у Меня, и дам народы в наследие Тебе и пределы земли во владение Тебе» (Ис 2, 7–8).
Ни один другой персонаж Ветхого Завета не называется «рожденным Господом». Это была бы слишком дерзкая метафора, если бы это была только метафора.
Если сравнить это место с Ис 9, 5, которое мы будем цитировать ниже (см. пар. 123), то мы придем к выводу, что некоторые пророки знали, хотя бы и неотчетливо, о трансцендентно-божественной сущности Мессии, даже если эта идея и не нашла поддержки среди современников.
Это подтверждается также следующим местом у Даниила:
«Видел я, наконец, что поставлены были престолы, и воссел Ветхий днями; одеяние на Нем было бело, как снег, и волосы главы Его – как чистая шерсть; престол Его – как пламя огня, колеса Его – пылающий огонь… тысячи тысяч служили Ему, и тьмы тем предстояли пред Ним; судьи сели, и раскрылись книги» (Дан 7, 9-10).
Автор говорит о последовательной смене четырех Царств и провозглашает, что приговор Бога должен быть произнесен надо всей этой политической деятельностью, которой уготовано полное уничтожение, и что великая сила-гонительница брошена в огонь (ст. 11–12).
И здесь Даниил вводит Мессию, и, не упоминая о его происхождении от Давида, отмечает только, что он «по виду похож на сынов человеческих» (в другом месте [Дан 10, 6.18] то же самое говорится даже о явлении ангела), и показывает его сходящим с небес:
«Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями, и подведен был к Нему.
И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его – владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится» (Дан 7, 13–14).
Ясно различим трансцендентный характер мессианского Царя и Его царства.
Дальше (ст. 18, 22, 27) пророк утверждает, что восприемниками Царства станут святые Всевышнего, составляющие народ избранников, которыми правит Царь, пришедший с небес. Тем самым пророк явно показывает, что различает в мессианской действительности двойной аспект: личный и коллективный [311]311
Кроме происхождения Мессии из рода Давида было ясно предсказано и его происхождение из родного города Давида – Вифлеема: Mих 5, 2.
[Закрыть].
Но может возникнуть вопрос: говорится ли здесь о царстве эсхатологическом, которое последует за концом времен, или о духовном царстве праведных, присоединившихся к Мессии уже в этой земной жизни? Иными словами, где мы, в пределах истории, или за ее пределами? Как нам кажется, можно сказать, что видение Даниила находится по ту сторону истории, во вневременной плоскости, где отсутствует любая хронологическая последовательность: это плоскость суда Божия. С этой точки зрения земные царства несостоятельны, гонения оказываются лишь пустыми хлопотами; единственная вечно существующая реальность это общность святых с мессианским Царем во главе.
И именно находясь на этой плоскости, по ту сторону истории, Христос перед тем, как выслушать приговор Синедриона, применяет к Самому Себе этот отрывок из книги Даниила:
«Сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Матф 26, 64).
В видении Даниила представление о мессианском Царе, рассматривавшемся другими пророками в свете некоего чисто национального установления, выражено наиболее адекватно. Может быть, поэтому Христос предпочитал обыкновенно именовать Себя Сыном Человеческим, а не Мессией, призванным оправдать ожидания иудейского национализма.
Будущий культ и Мессия-Первосвященник
118. В мессианских пророчествах очень редко встречаются внешние формы культа, предписываемые старым законом.
Как увидим, некоторые отрывки свидетельствуют о существовании в этой области своего рода разрыва с древним порядком вещей, но эта точка зрения не была в Израиле ни самой распространенной, ни самой легкой для понимания. Явное разоблачение преходящего характера культа, установленного Моисеем, не могло не сказаться пагубно на религиозном духе древнего Израиля. Поэтому в своих описаниях будущего культа пророки настаивают на компоненте, присущем обеим реальностям (израильской и мессианской), и состоящем в искренности и внутреннем чувстве, которые должны сопровождать литургическое служение истинному Богу.
Естественно, пророческое описание мессианского культа заимствует свои образы у культа Моисея, но имеются достаточно ясные указания на то, что израильские элементы культа используются только в качестве символов. Обычно это бывает какая-нибудь деталь описания, которая, явно выпадая из соответствующей исторической обстановки, несомненно выдает намерение боговдохновенного автора использовать ее в качестве метафоры.
Примером могут служить длинные описания будущего храма и обновленного Иерусалима у прор. Иезекииля (гл. 40–48). Здесь, как и в других местах, перспектива восстановления дома Израилева после возвращения из плена смешивается с мессианской. Культовые правила кажутся аналогичными правилам книги Левит, но заметно, что в них необычно большой вес придается положению о чистоте и святости внешней и еще более внутренней. Итак, речь идет только о простом усовершенствовании предписаний? Вовсе нет. Новый храм, который описывает Иезекииль, не только не идентичен Храму Соломона, но по-видимому вообще неосуществим как реальная постройка, если принять во внимание его местоположение. Кроме того, и остальная идеальная топография Палестины, какой ее изображает Иезекииль, совершенно не похожа на настоящую. Пророк описывает реку, которая, вытекая прямо из-под алтаря храма, течет, постепенно разрастаясь, пока не становится такой глубокой, что ее нельзя перейти вброд. Затем она впадает в Мертвое море, вода которого опресняется благодаря этой чудесной реке. Она изобилует всевозможной рыбой, и по обоим ее берегам растут леса круглогодично плодоносящих вечнозеленых деревьев (Иез 47, 1-12). Здесь, наконец, становится ясно, что Иезекииль пользуется литературными аллегориями или символами (см. пар. 16), описывая одну действительность под видом другой (см. пар. 15), и таким образом читатель обретает ключ для понимания всего остального. Подтверждением этого служит повторение тех же описаний в Апокалипсисе где, конечно, изображается не земная действительность, а небесный Иерусалим, вечное жилище воскресших избранных (Откр 21–22).
С этой точки зрения очень интересны также последние стихи книги Исайи (Ис 66, 18–24). Они без сомнения переносят нас в плоскость универсалистского мессианства:
«И вот, приду собрать все народы и языки, и они придут, и увидят славу Мою. И положу на них знамение, и пошлю из спасенных от них к народам: в Фарсис, к Пулу и Луду, к натягивающим лук, к Тубалу и Явану, которые не слышали обо Мне и не видели славы Моей; и они возвестят народам славу Мою. И представят всех братьев ваших от всех народов в дар Господу на конях и колесницах, и на носилках, и на мулах, и на быстрых верблюдах, на святую гору Мою, в Иерусалим, говорит Господь… Из них буду брать также в священники и левиты, говорит Господь» (Ис 66, 18–21).
В этом месте пророк, видимо, неожиданно переходит к эсхатологической эпохе, хотя идея о первенстве Израиля и изображение культа, подобного древнему, остаются:
«Ибо, как новое небо и новая земля, которые Я сотворю, всегда будут перед лицом Моим, говорит Господь, так будет и семя ваше и имя ваше. Тогда из месяца в месяц и из субботы в субботу будет приходить всякая плоть пред лице Мое на поклонение, говорит Господь. И будут выходить, и увидят трупы людей, отступивших от Меня: ибо червь их не умрет, и огонь их не угаснет; и будут они мерзостью для всякой плоти» (Ис 66, 22–24).
В новых небесах и новой земле, окончательном и совершенном творении, будут, следовательно, два рода человеческих существ: почитатели Господа и непокорные.
Почитателями Господа будут не только израильтяне, но и язычники (гойим), приходящие из отдаленных земель и обращенные миссионерами. Из среды этих новых почитателей истинного Бога будут избраны служители культа, что представляет собой самый решительный разрыв со всей традицией Ветхого Завета. Сохраняется образ Иерусалима и горы храма, к которому будут притекать уже не только израильтяне трижды в году (Исх 23, 17, 34, 23), но и «всякая плоть», и гораздо чаще. Наконец, это сообщество поклоняющихся Богу в истине будет существовать вечно, как и обновленный мир.
Противники Господа предстают в этом видении грудой трупов, пожираемых червями и уничтожаемых огнем, и это ужасное состояние тоже будет продолжаться вечно. Несомненно все эти образы внушены зрелищем трупов, брошенных в долине Хиннома (Геенна), немного ниже южных стен Иерусалима, так же, как картина поклонения избранных навеяна храмом и его обычаями. Но каждый видит, что это пророчество переносит нас прямо из эпохи обращения язычников в эпоху, уже не принадлежащую истории здешнего мира. Поэтому и Христос пользуется последними словами книги Исайи (66, 22, цит. выше) для изображения окончательной участи осужденных (Марк 9, 43–48).
119. Следующий отрывок, где Исайя наделяет будущие народы, обращенные в истинную веру, именами языческих народов, современных ему и наиболее враждебных иудеям, также указывает не на разрыв между древним и новым культом, но только на преодоление националистической стадии истинной религии:
«В тот день из Египта в Ассирию будет большая дорога, и будет приходить Ассур в Египет, и Египтяне в Ассирию; и Египтяне вместе с Ассириянами будут служить Господу. В тот день Израиль будет третьим с Египтом и Ассириею; благословение будет посреди земли, которую благословит Господь Саваоф, говоря: благословен народ Мой Египтяне, и дело рук Моих – Ассирияне, и наследие Мое – Израиль» (Ис 19, 23–25).
После всего сказанного выше приведенные пророческие слова не нуждаются в дальнейших комментариях. Заметим только, что если в них используется образ некоей религиозной конфедерации, в которой Израиль является орудием «благословения», то в другом месте возникает идея Иерусалима, не как политической, а как религиозной общины, которая необычайно разрастается, пополняясь громадным количеством новых чад:
«Распространи место шатра твоего, расширь покровы жилищ твоих; не стесняйся, пусти длиннее ветви твои, и утверди колья твои. Ибо ты распространишься направо и налево, и потомство твое завладеет народами и населит опустошенные города… Ибо твой Творец есть супруг твой; Господь Саваоф – имя Его; и Искупитель твой – Святый Израилев; Богом всей земли назовется Он!.. На малое время Я оставил тебя, но с великой милостью восприму тебя» (Ис 54, 2–3, 5, 7).
Смысл подобных отрывков литургия распространяет на Церковь, видя в ней восприемницу древнего Иерусалима, как центра истинной религии. Таков знаменитый отрывок Ис 60, 1–6 (см. пар. 15-111), который читается в праздник Богоявления. Но не нужно думать, что литургия просто приспосабливает, применяет эти тексты к действительности, отличающейся от той, которую имел в виду боговдохновенный автор. Ведь суть этих пророчеств состоит не в том, что сообщество поклоняющихся истинному Богу соберется именно в Иерусалиме, в качестве привилегии еврейского народа; сутью является скорее само существование посреди всего человечества ядра верных, избранных и особо поддерживаемых Богом, ибо им надлежит быть носителями спасения. Это ядро человечества когда-то составляла лучшая часть Израиля, позже – Церковь Христова [312]312
См. великолепное рассуждение о видении Сына Человеческого у G. Rinaldi, Daniele, За ed., Marietti, Torino 1952, p. 101–105.
[Закрыть]. Вторая не уничтожает и не отрицает первую, но продолжает и расширяет ее провиденциальную миссию. Церковь оказывается на границе двух миров так как, разрастаясь на земле, она одновременно непрестанно переносится в вечность; это и приводит к появлению некоторых эсхатологических мотивов в пророческих описаниях будущего религиозного общества.
120. Есть один очень важный мессианский текст, который свидетельствует о разрыве между древней и новой формами культа; к другим аналогичным отрывкам он добавляет нечто поистине новое: истинное поклонение Богу во всеобщей мессианской общине осуществляется через жертву, которая в глазах Бога должна занять место жертвы, приносившейся еврейским священством:
«Нет моего благоволения к вам, говорит Господь Саваоф, и приношение из рук ваших неблагоугодно Мне. Ибо от востока солнца до запада велико будет имя Мое между народами, и на всяком месте будут приносить фимиам имени Моему, чистую жертву; велико будет имя Мое между народами, говорит Господь Саваоф» (Мал 1, 10–11).
Рядом с этим отрывком можно поставить Пс 109(110), единственный, в котором Мессия назван Священником. Автор псалма очень хорошо знает, что Мессия есть царь из рода Давидова и даже изображает его в виде победоносного воина [313]313
Одной из характерных черт учения ап. Павла о Церкви является то, что он смотрит на Церковь, как на истинный Израиль, законного наследника обетовании, которые были даны избранному народу, происшедшему от Авраама. См. L. Cerfaux, La Thèоlogie d'Eglise suivant saint Paul, Paris 1948, p. 3–131.
[Закрыть]
«Сказал Господь Господу моему: «седи одесную Меня, доколе положу врагов Твоих в подножие ног Твоих» (Пс 109[110], 1).
Но он знает и о его священническом достоинстве, и так как согласно ветхозаветному Закону священники могли быть только из колена Левиина, между тем как мессианскому царю надлежало придти из колена Иудина, пророчество сближает его с другим священником Бога истинного, который упоминается в Св. Писании раньше Аарона, а именно, с царем Мелхиседеком (Быт 14,18):
«Клялся Господь, и не раскается: Ты священник вовек по чину Мелхиседека» (Пс 109[110], 4).
Итак, вот еще одно недвусмысленное свидетельство о новом порядке вещей, при котором в грядущей мессианской действительности будет происходить не только возвышение, но и радикальное изменение древних установлений: таким образом их подготовительная роль становится еще более очевидной.
Новый Союз (Завет) и Мессия – Союз (Завет)
121. Избранный народ признает Бога и повинуется Ему; Бог, со Своей стороны, избирает этот народ и защищает его. Эти отношения между Богом и избранным народом получили название «союз» или договор. Как известно, именно таково значение слова, которое было переведено с еврейского «берит» на греческий словом «диатеке», а древними латинскими переводчиками передано" словом «testamentum» (Бл. Иероним употребляет более подходящее слово «foedus» – «союз, договор»), откуда берет начало обычная терминология: Ветхий и Новый Завет. Идея союза между народом и Богом появляется уже при Аврааме в связи с учреждением обрезания, как «знака союза во плоти»:
«И поставлю союз{20} Мой между Мною и тобою и между потомками твоими после тебя и в роды их, союз вечный, чтобы быть Богом твоим и потомков твоих после тебя. И дам тебе и потомкам твоим после тебя землю, по которой ты странствуешь, всю землю Ханаанскую, во владение вечное; и буду им Богом» (Быт 17, 7–8).
Когда колена израильские у подножия Синая начинают существовать как народ, Моисей дает им от лица Бога первое ядро религиозных и гражданских законов («кодекс союза-завета»), (Исх 21–23), составляющих вместе с Декалогом (Исх 20) совокупность положений, которые Израиль обязуется соблюдать. Но и со стороны Бога имеется определенное обязательство:
«Ужас Мой пошлю перед тобою, и в смущение приведу всякий народ, к которому ты придешь, и буду обращать к тебе тыл всех врагов твоих… Проведу пределы твои от моря Чермного до моря Филистимского и от пустыни до реки великой Евфрата» (Исх 23, 27–31).
Таким образом, перед нами своего рода двусторонний договор: древний Союз, заключенный между Богом и Авраамом, теперь возобновляется коллективно во внешнем обряде после торжественного жертвоприношения:
«И взял Моисей крови, и окропил народ, говоря: вот кровь союза, который Ягве заключил с вами о всех словах сих» (Исх 24, 8).
С этого момента идея Союза становится основой национальной религии Израиля. Это не установление, это душа всех установлений, касающихся и культа, и царства. Образ брачного договора между Ягве и Народом, часто встречающийся у пророков (Ос 2, Иер 3, Иез 16 и т. д.), это метафорическая форма для обозначения союза, и ни один благочестивый израильтянин не заподозрил бы, что в этом союзе может быть что-то преходящее; такая мысль была бы кощунством.
Но один из пророков ясно различил грядущее преодоление Союза, провозгласив возникновение в будущем «Нового Союза», т. е. «Нового Завета», это был Иеремия, смело обличивший Моисеев союз, который Ягве восстановит на новой основе. Древний Союз, как таковой, был по преимуществу коллективным и потому главным образом внешним. Новый, напротив, будет преимущественно индивидуальным и потому главным образом внутренним.
Действительно, слова Иеремии, которые мы цитируем чуть ниже, приводят к мысли о Союзе исключительно внутреннем, но надо отметить, что пророк здесь, как и в других местах, представляет только тот аспект действительности, который ближе всего к затрагиваемой теме; из других отрывков, уже цитированных, или цитируемых далее, видно, что новый Союз будет заключен с новой религиозной общиной:
«Вот наступают дни, говорит Ягве, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый союз. Не такой союз, какой Я заключил с отцами их в тот день, когда взял их за руку, чтобы вывести их из земли Египетской; тот союз Мой они нарушили, хотя Я оставался в союзе с ними, говорит Господь. Но вот Союз, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их, на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом. И уже не будут учить друг друга, брат брата, и говорить: «познайте Ягве», ибо все сами будут знать Меня, от малого до большого, говорит Ягве, потому что Я прощу беззакония их и грехов их уже не вспомяну более» (Иер 31, 31–34).
В одном отрывке из книги прор. Исайи вместе с идеей о будущем Союзе появляется и лицо, которое его осуществит. Это Мессия из дома Давидова. Так перспектива мессианского царства сливается с перспективой установления новых религиозных отношений с Богом на основе уже не национальной, а общечеловеческой:
«Заключу с вами Союз вечный, неизменные милости, обещанные Давиду. Вот, Я дал его свидетелем для народов, вождем и наставником народов. Вот, ты призовешь народы, которых ты не знал, и народы, которые тебя не знали, поспешат к тебе» (Ис 55, 3–5).
Так же точно «Раб Ягве» (см. пар. 124) представлен как творец Союза:
«Я, Ягве, призвал Тебя в правду, и буду держать тебя за руку и хранить Тебя, и поставлю Тебя в Союз для народа, во свет для язычников, чтобы открыть глаза слепых, чтобы узников вывести и заключения и сидящих во тьме – из темницы» (Ис 42, 6–7).
Тождество главных действующих лиц обоих отрывков очевидно. Отметим, что «Раб Ягве», о котором говорят четыре песни от гл. 42-й до гл. 53-й книги Исайи, ни разу не называется в них царем из рода Давидова, и выступает только в качестве преследуемого пророка. Таким образом, вновь оказывается, что различные мессианские пророчества, говоря об одном и том же предмете или лице, могут представлять его с различных точек зрения, которые не исключают, а дополняют друг друга. В цитированном выше отрывке (Ис 55, 3–5) образ Мессии – царя из рода Давидова, которого мы видим в первых главах книги Исайи (главы 7, 9, 10, 11), соединяется с образом Мессии – пророка и страдальца, каким Он предстает во второй части книги.
Будущее освобождение и Мессия-Искупитель
122. Мы уже отмечали, что в истории избранного народа избавление от страшной угрозы уничтожения нации и рода Давидова не может рассматриваться только как некое обособленное событие, но должно увязываться с будущей судьбой династии и народа, которая вся устремлена к Мессии. Когда, например, Израиль находится в изгнании, над ним тяготеет наказание, которое по-видимому препятствует осуществлению мессианских надежд; поэтому перспектива грядущего освобождения видится, как знак Божьего прощения и начало этого осуществления. Стало быть, освобождение является фактом религиозным, а потом уже политическим, как ясно видно из следующего отрывка из книги пророка Иезекииля:
«Возьму вас из народов, и соберу вас из всех стран, и приведу вас в землю вашу. И окроплю вас чистою водою, и вы очиститесь от всех скверн ваших, и от всех идолов ваших очищу вас. И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное… И будете жить на земле, которую Я дал отцам вашим, и будете Моим народом, и Я буду вашим Богом. И освобожу вас от всех нечистот ваших, и призову хлеб, и умножу его, и не дам вам терпеть голода» (Иез З 6, 24–30).
В этом случае можно видеть в словах прор. Иезекииля не только отсутствие перспективы, в связи с чем объединяются два события, хронологически далеко отстоящие друг от друга (избавление от плена и избавление мессианское), но и слияние в одной и той же пророческой картине двух реальностей, которые с известной точки зрения, не вполне ясно различаются, т. е. здесь мы имеем дело с единым пророчеством двойного исполнения, близкого и более отдаленного, поэтапного (ср. пар. 109).
Следующее сопоставление подтверждает это. Та же картина, которую мы видели в книге Иезекииля, встречается у пророка Захарии, в совершенно иной исторической обстановке, уже не связанной с ожиданием освобождения, как у Иезекииля, а сложившейся после освобождения. Но если вполне понятно, что у Иезекииля в период ожидания репатриации освобождение представлено в идеальном свете, как начало святого и счастливого будущего, то причина, по которой такой же взгляд на эти события у Захарии как будто неясна, после тех тяжких разочарований, которые сопровождали долгожданное возвращение на родину (Езд 4, 4–5). Однако и Захария, подобно Иезекиилю, в приведенных ниже отрывках описывает будущее репатриантов в свете триумфального обновления. Пророк явно имеет в виду грядущую мессианскую действительность, и новые отношения с Богом, начинающиеся возвращением, представляют собой образ, предпосылку, залог этой действительности:
