Текст книги "Утопленник из Блюгейт-филдс"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц)

– О, едва ли! – вмешался Гилливрей. – Конечно же, рано или поздно тело обязательно нашли бы. – Ему хотелось опровергнуть инспектора, доказать его неправоту, словно это даже теперь могло бы что-либо изменить. – Тело просто не могло исчезнуть бесследно. Это вздор. Даже в реке… – Он осекся, рассудив, что лучше не развивать эту неприятную тему.

– Крысы, – просто сказал Питт. – Еще двадцать четыре часа, проведенные в канализации, и опознать тело было бы невозможно. А через неделю от него остались бы одни кости. Я очень сожалею, сэр Энсти, но ваш сын был убит.

Уэйбурну пришлось сделать заметное усилие, чтобы взять себя в руки. Его глаза ярко сверкнули на бледном лице.

– Это какой-то абсурд! – Он повысил голос, переходя на крик. – Во имя всего святого, кому могло понадобиться убивать моего сына? Ему было всего шестнадцать лет! Совершенно невинный ребенок! У нас честная, добропорядочная семья. – Судорожно сглотнув подкативший к горлу клубок, Уэйбурн частично совладал с собой. – Инспектор, вы слишком много общаетесь с преступниками и низами общества, – снова заговорил он, уже спокойнее. – Ни одна живая душа на свете не могла желать Артуру зла. Это несомненно.

Питт почувствовал, как у него внутри все сжалось в комок. Это будет самым болезненным: те обстоятельства, которые Уэйбурн найдет нетерпимыми, выходящими за рамки приемлемого.

– Я сожалею. – Похоже, каждую свою фразу инспектор начинал с извинения. – Я очень сожалею, сэр, но ваш сын страдал от ранней стадии венерического заболевания – и его использовали в гомосексуальном половом акте.

Какое-то мгновение Уэйбурн молча таращился на него, наливаясь кровью.

– Это грязная ложь! – воскликнул он наконец, пытаясь вскочить со стула, однако ноги отказали ему. – Как вы смеете говорить такое? Я сделаю так, чтобы вас уволили из полиции. Кто ваш начальник?

– Этот диагноз поставил не я, сэр. Так говорит наш полицейский врач.

– В таком случае он вопиюще некомпетентен в своем деле! Я позабочусь о том, чтобы он навсегда лишился лицензии доктора! Это чудовищно! Артур был похищен, бедный мальчик, и убит своими похитителями. Если… – Уэйбурн сглотнул комок в горле. – Если перед тем, как его убить, над ним надругались, то вы должны обвинить убийц и в этом гнусном преступлении. И позаботиться о том, чтобы они отправились на виселицу! Но что касается остального… – Он рубанул рукой воздух. – Это… это совершенно невозможно. Я требую, чтобы наш семейный врач осмотрел… тело и опроверг эту клевету!

– Вне всякого сомнения, – согласился Питт. – Но он обнаружит те же самые факты, которые вынудят его вынести единственное заключение – то самое, которое вынес полицейский патологоанатом.

Поперхнувшись, Уэйбурн неуклюже закашлял. Его голос, когда он наконец прозвучал, оказался натянутым и скрежещущим.

– Это ни за что не случится! У меня есть влиятельные знакомые, мистер Питт. Я позабочусь о том, чтобы эта чудовищная ложь не осквернила память моего бедного сына. Всего хорошего!

Встав, он развернулся, вышел из зала, поднялся по лестнице и распахнул дверь на улицу.

Питт провел рукой сквозь волосы, поднимая их дыбом.

– Он сам сделает себе только хуже.

– Вы уверены, что это действительно?.. – с беспокойством спросил Гилливрей.

– Не говорите глупости! – Питт уронил лицо в руки. – Разумеется, я уверен, черт побери…

Глава 2

Времени, чтобы соблюдать приличия траура, не было. Человеческая память коротка, подробности быстро вылетают из головы. Уже на следующее утро инспектор Питт был вынужден вернуться к Уэйбурнам и начать расспросы. Нельзя было ждать, пока горе хоть немного утихнет и родные погибшего юноши придут в себя.

В особняке царила тишина. Все шторы наполовину приспущены, входная дверь затянута черным крепом. На мостовой напротив парадного крыльца рассыпана солома, чтобы заглушить шум колес проезжающих экипажей. Гилливрей надел самый строгий костюм и с печальным лицом держался в двух шагах позади Питта. Инспектор с раздражением отметил, что его помощник напоминает сотрудника похоронного бюро, переполненного профессиональной скорбью.

Открывший дверь дворецкий тотчас же проводил полицейских в дом, не дав им времени задержаться на пороге. В полумраке приспущенных штор прихожая казалась мрачной. В гостиной были зажжены газовые рожки, а в камине горел огонь. На низком круглом столике посреди комнаты стояли профессионально подобранные белые цветы, хризантемы и сочные, мягкотелые лилии. В воздухе стоял слабый запах воска, мастики и увядающих цветов, немного затхлый.

Энсти Уэйбурн пришел практически немедленно. Он был бледный и усталый, лицо у него осунулось. Уэйбурн уже заранее приготовил то, что намеревался сказать, и не стал терять времени на любезности.

– Доброе утро, – натянуто начал он. Затем, не дожидаясь ответа, продолжал: – Насколько я понимаю, у вас есть кое-какие вопросы, которые вы должны задать. Разумеется, я сделаю все возможное, чтобы изложить вам тот небольшой объем информации, которым располагаю. Естественно, я всесторонне обдумал этот вопрос. – Стиснув руки, Уэйбурн уставился на стоящие на столике лилии. – Я пришел к заключению, что на моего сына, несомненно, напали какие-то незнакомцы – скорее всего, в первую очередь с целью ограбления. Также я могу согласиться с тем, что, хотя это и маловероятно, похищение замышлялось с самого начала, хотя у нас нет на то никаких указаний – мы не получали требование выкупа. – Мельком посмотрев на инспектора, он тотчас же снова отвел взгляд. – Разумеется, возможно, у преступников просто не было времени – произошла какая-то нелепая случайность, и Артур погиб. Очевидно, они запаниковали. – Уэйбурн шумно вздохнул. – И трагические последствия этого нам всем известны.

Питт раскрыл было рот, но Уэйбурн махнул рукой, останавливая его:

– Подождите, пожалуйста! Позвольте мне продолжить. Мы почти ничего не можем вам рассказать, но, несомненно, вы хотите узнать о последнем дне жизни моего сына, хотя я и не представляю себе, как вам это сможет помочь.

Завтрак прошел как обычно. Присутствовали мы все. Утро Артур по обыкновению провел со своим младшим братом Годфри, занимаясь с наставником мистером Джеромом, которого я нанял для этой цели. За обедом не случилось ничего примечательного. Артур был таким же, как всегда. Ни в его поведении, ни в разговорах не было ничего необычного, он ни словом не упомянул ни о ком, кого бы мы не знали. У него не было никаких планов.

Говоря все это, Уэйбурн не двинулся с места, продолжая стоять в той же самой точке дорогого обюссонского ковра.

– Во второй половине дня Годфри продолжил занятия с мистером Джеромом. Артур почитал час-другой, кажется, что-то из классики, на латыни. Затем он ушел гулять с сыном друга семьи, юношей безупречной репутации, которого мы хорошо знаем. Я сам разговаривал с ним, и он также не заметил ничего странного в поведении Артура. Расстались они примерно в пять часов дня, насколько смог вспомнить Титус, но Артур не сказал ему, куда идет, упомянув лишь о том, что собирается поужинать с каким-то другом. – Наконец Уэйбурн посмотрел инспектору в глаза. – Боюсь, это все, что мы можем вам сказать.

Питт почувствовал, что на пути расследования уже возводится стена. Энсти Уэйбурн решил для себя, что произошло: случайное нападение, жертвой которого мог стать любой, трагическая, но неразрешимая тайна. Поиски разгадки не вернут погибшего сына и только принесут дополнительные ненужные страдания тем, кто и без того убит горем.

Инспектор по-человечески сочувствовал Уэйбурну – человек потерял сына, причем при необычайно болезненных обстоятельствах. Однако убийство нельзя скрыть, какие бы страдания это ни приносило.

– Да, сэр, – тихо произнес инспектор. – Мне бы хотелось встретиться с наставником мистером Джеромом, если возможно, и с вашим сыном Годфри.

Уэйбурн поднял брови.

– Вот как? Разумеется, вы можете встретиться с Джеромом, если желаете. Хотя я не вижу в этом никакого смысла. Я уже рассказал вам все, что ему известно. Но, боюсь, не может быть и речи о том, чтобы вы говорили с Годфри. Мальчик только что потерял своего брата. Я не позволю подвергать его допросам – особенно поскольку в этом нет абсолютно никакой необходимости.

Сейчас лучше было не спорить. В настоящий момент для Питта это были лишь голые имена, люди без лиц и характеров, без связей, если не считать очевидных кровных уз: обо всех взаимных чувствах можно было только гадать.

– И все же мне бы хотелось поговорить с мистером Джеромом, – повторил инспектор. – Быть может, он вспомнит что-нибудь полезное. Мы должны исследовать все возможности.

– Не вижу в этом смысла. – Нос Уэйбурна залился краской, возможно, от раздражения, возможно, от удушливого аромата лилий. – Если Артур стал жертвой грабителей, Джером едва ли может знать что-либо такое, что поможет следствию.

– Скорее всего, сэр, вы правы. – Поколебавшись мгновение, Питт сказал то, что должен был сказать: – Однако нельзя исключать вероятность того, что смерть вашего сына была как-то связана с его… медицинским диагнозом. – Какое омерзительное иносказание! Однако Питт помимо воли использовал его, болезненно ощущая присутствие Уэйбурна, насыщенную шоком атмосферу этого дома, хранящего память многих поколений жесткой самодисциплины и наглухо запертых чувств.

Лицо Уэйбурна застыло.

– Это еще не было установлено! Вне всякого сомнения, мой семейный врач установит, что ваш полицейский патологоанатом совершил вопиющую ошибку. Смею предположить, он постоянно имеет дело с людьми совершенно другого круга, вследствие чего обнаружил то, к чему привык. Уверен, что, узнав, кто такой Артур, он пересмотрит свое заключение.

Питт не стал ввязываться в спор. Пока что в этом не было необходимости. Возможно, это вообще не потребуется, если «семейный врач» обладает и профессиональным мастерством, и мужеством. Будет лучше, если он скажет Уэйбурну правду, объяснив, что все это можно в определенной мере сохранить в тайне, однако отрицать это бессмысленно.

Инспектор переменил тему.

– Как зовут друга вашего сына, сэр, – кажется, Титус?

Уэйбурн медленно выдохнул, словно боль прошла.

– Титус Суинфорд, – ответил он. – Его отец Мортимер Суинфорд – один из старейших наших друзей. Замечательная семья. Но я уже установил все, что известно Титусу. Он больше ничего не сможет добавить.

– И все же, сэр, мы с ним поговорим, – стоял на своем Питт.

– Я спрошу у его отца, даст ли он вам свое разрешение, – холодно промолвил Уэйбурн, – хотя я также не вижу в этом никакого смысла. Титус не видел и не слышал ничего существенного. Артур не поделился с ним, куда собирается пойти и с кем. Но даже если бы он сказал, куда идет, не вызывает сомнения, что на него напали уличные грабители, посему эта информация все равно оказалась бы бесполезной.

– О, сэр, не исключено, что она нам поможет. – Питт решил прибегнуть к полулжи. – Возможно, удастся установить, куда направился ваш сын, а разные преступники орудуют в разных районах. Если знать, где искать, быть может, мы даже найдем свидетелей.

На лице Уэйбурна отразились колебания. Он хотел как можно быстрее похоронить эту трагедию, со всеми приличиями, скрыть ее под толстым слоем земли и венков. В газетах напечатают некролог в черной рамке, будет гроб с бронзовыми ручками, над могилой произнесут скорбную речь. Вернувшись домой, все на какое-то время станут говорить приглушенными голосами, выдерживая траур. Затем начнется медленное возвращение к жизни.

Но в то же время Уэйбурн не мог позволить себе продемонстрировать нежелание помочь полиции в розысках убийц своего сына. Он вел внутреннюю борьбу, не в силах подобрать слова, способные выразить его чувства так, чтобы это прозвучало как нечто достойное, нечто такое, что не запятнало бы его.

Инспектор все понял. Он буквально подобрал за Уэйбурна подходящие слова, поскольку ему уже приходилось сталкиваться с этим; не было ничего необычного или не поддающегося пониманию в стремлении похоронить боль, не выпустить трагедию смерти и позор заболевания за пределы узкого круга ближайших родственников.

– Наверное, вам лучше поговорить с Джеромом, – наконец произнес Уэйбурн. Это был компромисс. – Я спрошу у мистера Суинфорда, разрешит ли он вам встретиться с Титусом. – Он протянул руку к шнурку звонка и позвонил. Тотчас же появился дворецкий, словно ждавший за дверью.

– Да, сэр? – учтиво спросил он.

– Пришли ко мне мистера Джерома, – сказал Уэйбурн, не глядя на него.

В гостиной больше не было произнесено ни слова до тех пор, пока не раздался стук в дверь. После ответа Уэйбурна дверь отворилась, вошел смуглый мужчина лет сорока с небольшим и закрыл дверь за собой. У него были приятные черты лица, хотя нос казался слишком тонким. Пухлые губы старательно поджаты. Это лицо не привыкло к быстрой смене чувств, не привыкло смеяться, кроме как после зрелого размышления, в ходе которого выяснялось, что смех в данном случае допустим – и даже целесообразен.

Питт оглядел его чисто по привычке; он не ждал, что наставник представляет собой что-то значительное. Возможно, мысленно отметил инспектор, если бы он сам зарабатывал на жизнь, обучая сыновей таких людей, как Энсти Уэйбурн, передавая им свои знания, но в то же время понимая, что, когда они вырастут, им безо всякого труда достанутся в наследство богатство и власть, исключительно по праву рождения, он стал бы таким же, как Джером. Если бы Томас в своей жизни был не столько своим собственным хозяином, сколько слугой, зависящим от мальчишек тринадцати и шестнадцати лет, возможно, его лицо было бы таким же сдержанным и осторожным.

– Заходите, Джером, – рассеянно произнес Уэйбурн. – Эти господа из полиции. Э… Питт, инспектор Питт, и мистер… э… Гильберт. Они хотят задать вам несколько вопросов относительно Артура. Бесполезных, как мне кажется, но будет лучше, если вы удовлетворите их любопытство.

– Да, сэр. – Джером стоял неподвижно, однако его поза была довольно расслабленной. Наставник смотрел на Питта с легкой снисходительностью человека, сознающего, что в кои-то веки ему наконец приходится иметь дело с тем, кто безоговорочно занимает более низкое общественное положение, чем он сам.

– Я уже рассказал сэру Энсти все, что мне известно, – слегка подняв бровь, сказал Джером. – Естественно, если было бы что-нибудь еще, я бы сказал.

– Разумеется, – согласился Питт. – Однако не исключено, что вам что-то известно, но вы сами не догадываетесь о том, насколько это существенно. Сэр, – он повернулся к Уэйбурну, – будьте так любезны, спросите у мистера Суинфорда, позволит ли он нам поговорить с его сыном.

Уэйбурн заколебался, разрываясь между стремлением остаться и убедиться в том, что наставник не скажет ничего неуважительного или неосторожного, и нежеланием демонстрировать свое беспокойство. В конце концов он бросил на Джерома холодный предостерегающий взгляд и направился к двери.

Когда за ним закрылась дверь, Питт повернулся к наставнику. На самом деле спрашивать его, по большому счету, было не о чем, однако сейчас, когда он был здесь, лучше было выполнить все формальности.

– Мистер Джером, – строгим тоном начал инспектор, – сэр Энсти уже рассказал, что вы не заметили ничего необычного в поведении мистера Артура в день его гибели.

– Совершенно верно, – ответил Джером, всем своим видом показывая, что ему не терпится поскорее покончить с этим совершенно бесполезным разговором. – Хотя едва ли можно было этого ожидать, если только не верить в ясновидение, – он слабо усмехнулся, словно ему приходилось иметь дело с невеждой-простолюдином, от которого можно было ожидать подобные глупости, – во что лично я не верю. Бедный мальчик никак не мог знать, что его ждет.

Питт тотчас же проникся неприязнью к этому человеку. Это чувство не имело разумного объяснения, но инспектор предположил, что у него с Джеромом не может быть ничего общего – ни взглядов, ни эмоций, и даже одно и то же событие они будут воспринимать абсолютно по-разному.

– Но, наверное, Артур знал, с кем собирается ужинать? – указал Питт. – Смею предположить, это должен был быть один из его знакомых. Мы сможем установить его личность.

Глаза Джерома потемнели и округлились чуть больше обыкновенного.

– Я не вижу, как это вам поможет, – ответил он. – Очевидно, Артур так и не встретился с тем, с кем должен был встретиться. В противном случае этот человек, вне всякого сомнения, проявил бы себя и по меньшей мере выразил бы соболезнования. Но что это может дать?

– По крайней мере, мы узнаем, кто это, – объяснил Питт. – Это позволит сузить район поисков. Возможно, удастся найти свидетелей.

Однако Джером не разделял его надежды.

– Возможно. Полагаю, вы знаете свое дело. Но, боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Я понятия не имею, с кем мистер Артур собирался провести вечер. Полагаю, ввиду того, что этот человек не дал о себе знать, что это была не заранее условленная встреча, а что-то решенное в последний момент. А юноши такого возраста не делятся своими планами с наставниками, инспектор. – В его голосе прозвучала тень иронии – нечто меньшее, чем жалость к себе, но более горькое, чем юмор.

– Быть может, вы сможете предоставить мне список друзей Артура, которых вы знаете? – предложил Питт. – Мы без труда установим их непричастность к случившемуся. Я предпочел бы в настоящий момент не беспокоить сэра Энсти.

– Разумеется.

Пройдя к небольшому письменному столу у стены, обтянутому кожей, Джером выдвинул ящик, достал лист бумаги и начал писать, однако его лицо выражало откровенное сомнение. Он считал, что Питт занимается чем-то абсолютно бесполезным, поскольку больше ничего не может придумать, – хватается за соломинку, стараясь показать себя компетентным. Наставник успел написать с полдюжины имен, как в гостиную вернулся Уэйбурн.

Мельком взглянув на инспектора, сэр Энсти тотчас же подошел к Джерому.

– Что это такое? – властным тоном спросил он, протягивая к бумаге руку. Лицо Джерома застыло.

– Имена друзей мистера Артура, сэр, с кем он мог условиться поужинать вместе. Инспектор попросил составить список.

Уэйбурн презрительно фыркнул.

– Вот как? – Он бросил на Питта ледяной взгляд. – Надеюсь, инспектор, вы будете вести себя деликатно. Мне бы крайне не хотелось, чтобы вы смущали моих друзей. Я ясно выразился?

Чтобы сдержать вскипающую ярость, Томасу пришлось напомнить себе все обстоятельства этого дела.

Однако прежде чем он успел ответить, вмешался Гилливрей.

– Конечно, сэр Артур, – увещевательным тоном произнес он. – Мы прекрасно понимаем всю деликатность вопроса. Мы только проверим, не собирался ли кто-либо из перечисленных джентльменов поужинать с мистером Артуром или как-нибудь иначе провести время. Не сомневаюсь, все они поймут, как нам важно приложить все усилия, чтобы установить, где произошло это ужасное преступление. Наиболее вероятно, все произошло именно так, как вы говорите: случайное нападение, жертвой которого может стать любой хорошо одетый молодой джентльмен, возможно, имеющий при себе что-либо ценное. Однако мы должны сделать то немногое, что в наших силах, чтобы убедиться в этом.

Лицо Уэйбурна несколько смягчилось.

– Благодарю вас. Не представляю себе, какой это может дать результат, но, разумеется, вы правы. Вы не сможете найти того, кто совершил это… это деяние. Однако я прекрасно понимаю, что вы обязаны постараться. – Он повернулся к наставнику. – Благодарю вас, Джером. Это всё.

Извинившись, воспитатель удалился, закрыв за собой дверь.

Уэйбурн перевел взгляд с Гилливрея на Питта. Выражение его лица изменилось. Он не понимал суть тактичной учтивости Гилливрея и лаконичного, острого, резкого сострадания Питта, благодаря которому преодолевались все разделявшие их пропасти. Для него эти двое олицетворяли собой разницу между деликатностью и вульгарностью.

– Как мне кажется, инспектор, это все, чем я могу вам помочь, – холодно произнес сэр Энсти. – Я уже переговорил с мистером Мортимером Суинфордом, и если вы по-прежнему видите в этом необходимость, вы можете встретиться с Титусом. – Он устало провел рукой по своим пышным светлым волосам.

– Сэр, когда можно будет поговорить с леди Уэйбурн? – спросил Питт.

– Это невозможно. Моя жена не сможет поведать вам ровным счетом ничего. Естественно, я у нее спрашивал, и она не знает, где Артур собирался провести вечер. Я не намереваюсь обрекать ее на мучительные полицейские допросы. – Лицо Уэйбурна стало жестким, кожа на скулах натянулась.

Шумно вздохнув, Питт медленно выпустил воздух. Он почувствовал, как Гилливрей напрягся у него за спиной, и буквально ощутил его смущение, нежелание слышать то, что собирался сказать инспектор. Питт ничуть не удивился бы, если бы ему на плечо легла рука, готовая его остановить.

– Извините, сэр Энсти, но нужно также помнить о характере болезни вашего сына и о его отношениях, – мягко произнес инспектор. – Нельзя исключать возможность того, что это как-то связано с его смертью. И сами по себе подобные отношения уже являются преступлением…

– Я полностью отдаю себе в этом отчет, сэр! – Уэйбурн посмотрел на Питта так, словно тот сам принимал участие в этом извращении уже тем, что просто упомянул о нем. – Леди Уэйбурн не будет с вами разговаривать. Она благовоспитанная женщина и даже не поймет то, о чем вы будете говорить. Женщинам благородного происхождения никогда не приходилось слышать о подобной… мерзости.

Питту это было известно, однако чувство жалости одержало верх над раздражением.

– Конечно же, нет. Я намеревался только спросить у вашей жены о друзьях Артура, о тех, кто был близко с ним знаком.

– Я уже изложил вам все, что только может быть полезным, инспектор Питт, – ледяным тоном промолвил Уэйбурн. – У меня нет ни малейшего желания преследовать того… – запнувшись, он сглотнул комок в горле, – …кто надругался над моим сыном. Все кончено. Артура нет в живых. И никакие копания в… – сэр Энсти сделал глубокий вдох, стараясь совладать с собой, – в развращенных нравах какого-то… какого-то неизвестного тут ничем не помогут. Пусть мертвые упокоятся с миром. Ну а те, кому суждено жить дальше, будут пристойно скорбеть по моему сыну. А теперь, будьте добры, продолжайте свою работу где-нибудь в другом месте. Всего хорошего. – С этими словами он повернулся к полицейским спиной и остался стоять, неестественно выпрямившись и расправив плечи, смотря на огонь в камине и на картину над каминной полкой.

Питту и Гилливрею не оставалось ничего другого, кроме как уйти. Взяв в прихожей у дворецкого свои шляпы, они шагнули за дверь, в пронизывающий сентябрьский ветер, в поток спешащих прохожих.

Гилливрей протянул список друзей Артура Уэйбурна, составленный Джеромом.

– Сэр, вам действительно это нужно? – с сомнением промолвил он. – Едва ли имеет смысл обходить всех этих людей, спрашивая, видели ли они юношу в тот вечер. Если кому-то из них известно что-либо… – его лицо чуть скривилось от отвращения, отражая то самое выражение, какое придал бы своему лицу сам Уэйбурн, – …что-либо непристойное, он едва ли это признает. А надавить на них мы не сможем. Сказать по-честному, сэр Энсти прав, – на несчастного подростка напали грабители или хулиганы. Крайне неприятное событие, особенно когда оно происходит с членом порядочной семьи. Но нам лучше всего подождать немного, после чего без лишнего шума объявить дело нераскрываемым.

Питт резко повернулся к своему напарнику, не в силах больше сдерживать накопившуюся ярость.

– Неприятное? – в бешенстве крикнул он. – Вы сказали «неприятное», мистер Гилливрей? Над мальчишкой надругались, его заразили страшной болезнью, а затем убили. Что же такое должно произойти, чтобы вы сочли это откровенно ужасным? Мне очень любопытно знать!

– Мистер Питт, в этом нет никакой необходимости, – натянуто произнес Гилливрей, и его лицо скривилось не столько от обиды, сколько от отвращения. – Обсуждая эту трагедию, мы только сделаем хуже для родных и близких юноши, усугубим их страдания, а наш долг заключается вовсе не в том, чтобы взваливать на них дополнительное горе, которого, видит Бог, им и без того выпало достаточно.

– Наш долг, мистер Гилливрей, заключается в том, чтобы найти тех, кто убил этого юношу, после чего сбросил его обнаженное тело через люк в канализацию, чтобы его сожрали крысы, превратив в безликие кости, которые невозможно опознать. К несчастью для этих мерзавцев, тело прибило к шлюзовым воротам, и его слишком быстро обнаружил ушлый ассенизатор, искавший, чем бы поживиться.

Гилливрей был потрясен, вся краска схлынула с его лица.

– Ну… я… мне кажется, можно было бы выразиться и помягче.

– И как бы вы выразились? – воскликнул Питт, разворачиваясь к своему напарнику лицом. – Веселая проказа благородных господ, неудачное стечение обстоятельств? Чем меньше говоришь, тем лучше?

Они как раз пересекали улицу, и проезжающий мимо извозчик обдал их грязью.

– Нет, конечно же! – Лицо Гилливрея снова залилось краской. – Это неописуемая трагедия, самое жуткое преступление, какое только может быть. Но, если честно, я не верю, что у нас есть хоть малейшая надежда найти виновного, и, следовательно, нам лучше пощадить чувства родственников, не тревожить их напрасно. Вот и все, что я хотел сказать! По словам сэра Энсти, он не собирается преследовать того, кто… ну… и это уже совершенно другое дело. И тут от нас уже ничего не зависит. – Нагнувшись, он раздраженно вытер с брючины грязь.

Питт промолчал.

К концу дня они обошли тех, кого перечислил в своем списке Джером. Все опрошенные показали, что в тот вечер не видели Артура Уэйбурна и не собирались с ним встречаться, и вообще не имели ни малейшего понятия о его планах. Возвратившись в полицейский участок в пять с небольшим вечера, Питт нашел записку, в которой говорилось, что с ним хочет увидеться Этельстан.

– Да, сэр? – спросил он, закрывая за собой массивную дверь из полированного дерева.

Суперинтендант сидел за письменным столом, а рядом с правой рукой стоял дорогой кожаный набор с чернильницами, порошком, ножом для бумаги и печатями.

– Дело Уэйбурна. – Этельстан поднял взгляд. У него на лице мелькнула тень недовольства. – Так садитесь же! Не торчите здесь словно пугало. – Он с нескрываемой неприязнью оглядел Питта с ног до головы. – Вы ничего не можете сделать со своим костюмом? Полагаю, обратиться к портному вы себе позволить не можете, но, ради всего святого, хотя бы попросите жену его выгладить. Вы ведь женаты, не так ли?

Ему было прекрасно известно, что инспектор женат. Больше того, Этельстан знал, что жена Питта происходит из более благородной семьи, чем он сам, однако суперинтендант предпочитал по возможности забывать это.

– Да, сэр, – терпеливо сказал Питт.

Даже личный портной самого принца Уэльского не смог бы придать ему опрятный вид. Все дело было в какой-то природной неуклюжести инспектора. В его движениях не было расслабленной легкости, присущей истинным джентльменам; энтузиазм так и бил из него ключом.

– Так садитесь же! – отрезал Этельстан. Он терпеть не мог смотреть снизу вверх, особенно на того, кто был выше его ростом. – Ну как, нашли что-нибудь?

Послушно сев, Питт закинул ногу на ногу.

– Нет, сэр, пока что не нашли.

Этельстан смерил его неодобрительным взглядом.

– А я на это и не рассчитывал. Крайне неприятное дело, но это знак времени. Наш город приходит в плачевное состояние: юноши из благородных семейств больше не могут вечером выходить на улицу, не рискуя стать жертвой каких-нибудь душителей…

– Это были не душители, сэр, – раздельно произнес Питт. – Душители нападают со спины и душат шарфом. А этот мальчишка был…

– Не будьте дураком! – гневно оборвал его суперинтендант. – Я не имею в виду религиозную секту! [1]1
  Первоначально слово thug, пришедшее в английский язык из хинди, обозначало членов секты богини смерти Кали, душивших свои жертвы. Впоследствии им стали называть любых убийц.


[Закрыть]Я говорю об общем упадке нравственности в городе и о том, что мы не в силах что-либо с этим поделать. Я чувствую себя отвратительно. Задача полиции заключается в том, чтобы защищать таких людей, как семья Уэйбурнов… и всех остальных, разумеется. – Этельстан хлопнул ладонью по обтянутой бордовой кожей столешнице. – Но если мы даже не можем установить район, где было совершено преступление, я просто не представляю себе, что еще мы можем сделать – кроме того, чтобы оградить убитых горем родственников от общественного внимания, что только усилит их и без того невыносимые страдания.

Питт тотчас же понял, что Гилливрей уже доложил суперинтенданту о ходе расследования. Он почувствовал, как все его тело напрягается от ярости, как на спине вздуваются мышцы.

– Сифилисом можно заразиться за одну ночь, сэр, – отчетливо произнес инспектор, проговаривая каждое слово с тем поставленным произношением, которому научился у сына эсквайра, с которым они вместе росли. – Однако симптомы проявляются не сразу, в отличие от синяка. Артура Уэйбурна использовали сексуально задолго до того, как он был убит.

Лицо Этельстана покрылось крупными бисеринками пота, верхняя губа скрылась под усами, а лоб влажно блеснул в свете газового рожка. Суперинтендант молчал, стараясь не смотреть Питту в глаза. Прошло несколько минут, прежде чем ему удалось совладать с собой.

– Это так, – наконец произнес он. – Тут много мерзости, очень много. Но то, чем благородные господа и дети благородных господ занимаются у себя в спальнях, к счастью, выходит за рамки компетенции полиции – если только, конечно, нас не просят вмешаться. Сэр Энсти с такой просьбой не обращался. Я сожалею о случившемся не меньше вас. – Он поднял взгляд на Питта, и в его глазах на мгновение мелькнуло искреннее чувство, тотчас же погасшее. – Все это отвратительно и не может не вызывать омерзения у каждого порядочного человека.

Взяв со стола нож для бумаги, Этельстан принялся крутить его в руках, наблюдая за игрой света на лезвии.

– Однако для нас имеет значение только смерть этого юноши, а это преступление, похоже, раскрыть невозможно. И все же мне по душе то, что вы изображаете, будто делаете все возможное. Совершенно очевидно, что мальчишка не случайно оказался там, где его нашли. – Он стиснул кулак с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и посмотрел на инспектора. – Но ради всего святого, Питт, проявляйте побольше деликатности! Вам уже приходилось по делам следствия вращаться в свете. Вы должны знать, как себя вести! Отнеситесь с сочувствием к горю родителей, которые перенесли такое потрясение, узнав о… о других обстоятельствах. Ума не приложу, почему вы сочли нужным рассказать им об этом… Неужели нельзя было пристойно похоронить страшную правду вместе с подростком? – Суперинтендант покачал головой. – Нет – пожалуй, нет. Бедняге отцу сказать нужно было. Он имеет право знать – он мог изъявить желание преследовать виновного. Возможно, отец уже знал что-то – или догадывался. Но теперь, сами понимаете, уже ничего не удастся выяснить. Труп могло принести в Блюгейт-филдс из любого района города с этой стороны реки. И все же мы должны показать, что делаем все возможное, хотя бы ради матери. Ужасное дело… Самое неприятное преступление из всех, с какими мне только доводилось сталкиваться. Итак, продолжайте работать! Делайте все, что только в ваших силах. – Этельстан махнул рукой, показывая, что Питт может идти. – Через день-два дайте мне знать. Всего хорошего.