Текст книги "Утопленник из Блюгейт-филдс"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 21 страниц)

Глава 10

Шарлотта была потрясена, узнав от мужа о гибели Альби; она даже не предполагала ничего подобного, несмотря на то, что уже много раз слышала о насильственной смерти людей такого круга. Почему-то ей в голову не приходило, что Альби, чьи лицо и даже отчасти чувства были ей знакомы, умрет в течение того краткого срока, на который судьба свела их вместе.

– Как это произошло? – взволнованно воскликнула молодая женщина, охваченная не только изумлением, но и болью. – Что с ним случилось?

Питт казался уставшим; у него на лице легли глубокие складки, которые обыкновенно оставались почти незаметными. Он тяжело опустился на стул у самой кухонной печи, словно у него внутри не осталось тепла.

Сдержав слова, уже готовые сорваться с уст, Шарлотта заставила себя ждать. У Томаса в груди зияла страшная рана. Шарлотта чувствовала это, точно так же как чувствовала внутреннюю боль Джемаймы, когда девочка плакала, прижимаясь без слов к матери в надежде, что та поймет то, что не поддавалось объяснению.

– Альби был убит, – наконец сказал Питт. – Его задушили, после чего труп сбросили в реку. – Его лицо исказилось от боли. – В этом есть злая ирония. Вся эта вода, грязная речная вода, совсем непохожая на чистую, аккуратную ванну, в которой захлебнулся Артур Уэйбурн. Альби выловили в Дептфорде.

Не было смысла усугублять все еще больше. Взяв себя в руки, Шарлотта сосредоточилась на практической стороне дела. В конце концов, сознательно напомнила она себе, такие люди, как Альби, постоянно умирают по всему Лондону. Единственное отличие заключалось в том, что Альби они воспринимали как личность, понимая, что он сам так же отчетливо, как и они, сознает, кто он такой, – быть может, даже лучше их, частично разделяя их отвращение.

– Тебе разрешат расследовать его смерть? – спросила Шарлотта. Она с удовлетворением отметила, что голос ее ничем не выдал внутреннюю борьбу, образ мокрого тела, стоящий у нее перед глазами. – Или этим займется дептфордская полиция? В Дептфорде ведь есть участок, да?

Уставший настолько, что у него не было сил даже заснуть прямо здесь, сгорбившись на стуле, Томас поднял взгляд на жену. Но Шарлотта понимала, что, если бы сейчас бросила ложку, обернулась бы и заключила его в объятия, стало бы только еще хуже. В этом случае она отнеслась бы ко всему как к трагедии, а к самому Томасу – как к ребенку, а не как к взрослому мужчине. Шарлотта продолжила помешивать стоящий на плите суп.

– Да, есть, – подтвердил Питт, даже не подозревая о мыслях, мучивших жену. – И заниматься этим делом дептфордская полиция не собирается – труп передадут нам. В конце концов, Альби жил в Блюгейт-филдс и проходил свидетелем по нашему делу. Этельстан говорит, что убийство проститутки является чем-то совершенно естественным и не следует обращать на это внимание. Определенно, полиции нет смысла тратить время на расследование. Проститутки становятся жертвами клиентов, сутенеров, умирают от болезней… Такое происходит каждый день. И, видит Бог, Этельстан прав.

Шарлотта молча впитывала его слова. Абигайль Винтерс исчезла, а теперь вот убит Альби. И очень скоро, если не удастся найти какие-либо новые, принципиально важные свидетельства, Джерома повесят.

А суперинтендант закрыл убийство Альби как неразрешимое – и не имеющее отношения к делу.

– Супа хочешь? – спросила Шарлотта, не глядя на мужа.

– Что?

– Супа хочешь? Он горячий.

Томас взглянул на свои руки. Он даже не замечал, как холодно. Заметив это движение, Шарлотта повернулась к плите и взяла половник, не дожидаясь просьбы. Налив суп в миску, она протянула ее мужу, и тот молча взял ложку.

– Что ты намереваешься сделать? – спросила Шарлотта, наливая супу себе и усаживаясь напротив.

Она боялась – боялась, что Томас ослушается Этельстана и будет продолжать расследование на свой страх и риск, за что его понизят, а то и вовсе выгонят из полиции. И им будет не на что жить. Шарлотта еще никогда не сталкивалась с бедностью – с настоящей нищетой. После родительского дома на Кейтер-стрит эта жизнь была бедностью – по крайней мере, так ей казалось первый год. Но теперь Шарлотта уже привыкла к ней, и какие-то мысли у нее возникали, только когда она приходила в гости к Эмили и вынуждена была одалживать наряды, чтобы отправиться с визитом. Она не представляла себе, на что они будут жить, если Томас лишится работы.

Но также Шарлотта боялась, что муж не пойдет против Этельстана, смирится с убийством Альби, наступит на свою совесть ради жены и детей, сознавая, что от него зависит их благополучие. Джерома повесят, и Эжени останется одна. Никто так и не узнает, действительно ли воспитатель убил Артура Уэйбурна, действительно ли говорил правду и убийца кто-то другой, кто жив-здоров, остается на свободе и продолжает надругаться над подростками.

И все это холодным призраком ляжет между Шарлоттой и Питтом – то, что они испугались такой высокой цены, которую требовалось заплатить за правду. Остановится ли Томас перед тем, чтобы сделать то, что считает правильным, потому что не осмелится просить жену заплатить за это такую высокую цену, – а потом до конца жизни в сердце у него останется сознание того, что жена заставила его поступиться честью?

Шарлотта не поднимала голову, склонившись над супом, чтобы Томас не мог прочитать по глазам ее мысли и вынести на основании их какое-то суждение. Она не будет вмешиваться; это решение он должен принять самостоятельно.

Суп был слишком горячий; отодвинув миску, Шарлотта вернулась к плите. Рассеянно помешав варившуюся в чугуне картошку, в третий раз посолила ее.

– Проклятие! – вполголоса выругалась она.

Быстро слив кипяток в мойку, Шарлотта снова залила чугунок водой и поставила его на огонь. К счастью, Томас был настолько поглощен собственными мыслями, что не стал спрашивать у нее, что она делает.

– Я сообщу в Дептфорд, что они могут оставить труп себе, – наконец сказал он. – Скажу, что он нам в конце концов не понадобился. Но я также расскажу тамошним следователям все, что было мне известно про Альби, и, надеюсь, они займутся этим убийством. В конце концов, хоть Альби жил в Блюгейт-филдс, нет никаких указаний на то, что он был убит здесь. Возможно, его убили в Дептфорде… Во имя всего святого, Шарлотта, что ты делаешь с картошкой?

– Варю ее, – обиженно ответила Шарлотта, держась к мужу спиной, чтобы скрыть от него прилив внутреннего тепла, гордости – возможно, глупой. Томас не собирался оставлять это дело, и, хвала небесам, он не собирался бросить вызов Этельстану, по крайней мере в открытую. – А что, по-твоему, я с ней делаю?

– Ну, зачем ты слила воду? – спросил Питт.

Резко развернувшись, Шарлотта протянула ему прихватку и крышку чугунка.

– Значит, хочешь заняться этим сам?

Улыбнувшись, он сполз по стулу.

– Нет, спасибо – я не смогу, поскольку понятия не имею о том, что ты готовишь.

Шарлотта швырнула в него прихватку.

Однако, когда утром на следующий день она сидела напротив Эмили за столом, уставленным дорогим фарфором, настроение у нее было далеко не радужным.

– Убит! – резко произнесла Шарлотта, выхватывая у сестры из руки вазочку с клубничным вареньем. – Задушен и сброшен в реку. Труп могло унести в море, и тогда его никто бы не нашел.

Эмили отобрала варенье.

– Тебе оно не понравится – слишком сладкое. Лучше возьми мармелад. И что ты намереваешься предпринять?

– Ты меня не слушала! – взорвалась Шарлотта, хватая мармелад. – Мы абсолютно бессильны! Суперинтендант Этельстан заявил, что проституток убивают сплошь и рядом и это нужно принимать как нечто неизбежное. Он говорит так, будто речь идет о простуде!

Эмили пристально посмотрела на сестру. У нее на лице был написан искренний интерес.

– А тебя ведь это очень разозлило, да? – заметила она.

Шарлотта готова была ударить сестру; внутри у нее вскипело чувство отчаяния и безысходности. Однако дотянуться до Эмили через широкий стол она не могла, к тому же в руке у нее был мармелад. Пришлось довольствоваться испепеляющим взглядом.

Эмили оставалась невозмутимой. Откусив кусок тоста, она заговорила с полным ртом.

– Нам нужно разузнать об этом как можно больше, – деловито произнесла она.

– Прошу прощения? – Тон Шарлотты был ледяным. Ей захотелось ужалить сестру так, чтобы той стало больно так же, как было больно ей самой. – Если ты соизволишь проглотить еду до того, как предпринимать попытки говорить, возможно, я пойму, что ты хочешь сказать.

Эмили нетерпеливо посмотрела на нее.

– Факты! – раздельно произнесла она. – Мы должны выяснить все факты – после чего можно будет представить их нужным людям.

– Каким еще нужным людям? Полиции нет никакого дела до того, кто убил Альби. Подумаешь, одной проституткой больше, одной меньше, какая разница? И в любом случае мы не сможем добыть факты. Даже Томас не смог их добыть. Эмили, пошевели мозгами. Блюгейт-филдс – трущоба, там живут сотни тысяч человек, из которых ни один не скажет полиции правду, если только его к этому не принудят.

– Глупая, я имею в виду не то, кто убил Альби! – Эмили начинала терять терпение. – А то, как он умер. Вот что имеет значение! Сколько ему было лет, что с ним произошло… Ты сказала, он был задушен, после чего сброшен в реку, словно мусор, и его выловили в Дептфорде? И от полиции ждать нечего, ты сама мне это говорила. – Она возбужденно подалась вперед, держа в руке надкусанный тост. – Но что насчет Калланты Суинфорд? Что насчет леди Уэйбурн? Неужели ты не понимаешь? Если мы заставим их мысленно представить все это, всю грязь и страдания, быть может, нам удастся втянуть их в нашу битву. Возможно, Томасу от смерти Альби нет никакого толку, но для нас это может быть крайне полезно. Если хочешь воззвать к чувствам, история жизни одного конкретного человека гораздо действеннее длинного перечня безликих имен. Представить себе страдания тысячи слишком трудно, но когда речь идет всего об одном человеке, сделать это проще простого.

Наконец Шарлотта все поняла. Конечно же, Эмили права; и она вела себя глупо, позволив себе погрязнуть в чувствах. Надо было додуматься до всего самой. Она дала волю своим чувствам, и они затмили ее рассудок, что явилось верхом бесполезности. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы такое повторилось снова!

– Извини, – искренне произнесла Шарлотта. – Ты совершенно права. Определенно, это то самое, что нужно сделать. Я выясню у Томаса все подробности. На самом деле вчера он мне почти ничего не сказал. Полагаю, он думал, что меня это расстроит.

Эмили посмотрела на сестру сквозь опущенные ресницы.

– Ума не приложу почему, – язвительно заметила она.

Пропустив ее замечание мимо ушей, Шарлотта встала.

– Итак, что будем делать сегодня? Что собирается делать тетя Веспасия? – спросила она, поглаживая свою юбку, чтобы расправить ее.

Эмили тоже встала, промокнула губы салфеткой и положила ее на тарелку. Взяв колокольчик, она вызвала горничную.

– Мы навестим мистера Карлайла, который на удивление мне очень понравился – ты мне не говорила, какой он обаятельный! Надеюсь, у него мы выясним кое-какие факты – расценки в мастерских и все такое, – что поможет понять, почему молодые женщины не могут жить на такие гроши и вынуждены идти промышлять на улицу. Известно ли тебе, что у тех, кто работает на спичечной фабрике, развивается заболевание, от которого у них заживо гниют кости?

– Да, известно. Томас уже давно говорил мне об этом. Что насчет тети Веспасии?

– Она обедает со своей давней подругой, герцогиней как там ее, которую все слушают – не думаю, что ее слова пропустят мимо ушей! Судя по всему, эта герцогиня знакома ну абсолютно со всеми, в том числе даже с королевой, а теперь, после смерти принца Альберта, королева почти ни с кем не встречается.

Появилась горничная, и Эмили приказала ей распорядиться, чтобы через полчаса экипаж был готов; после чего можно будет убрать со стола. До вечера домой никто не вернется.

– Мы пообедаем в Дептфорде, – ответила Эмили, отвечая на вопросительный взгляд сестры. – Или вообще обойдемся без обеда. – Она осмотрела Шарлотту со смешанным чувством зависти и осуждения. – Небольшое воздержание нисколько нам не повредит. И мы спросим у дептфордских полицейских, в каком состоянии находится тело Альби Фробишера. Быть может, нам даже позволят на него взглянуть.

– Эмили, даже не думай об этом! Какую причину сможем мы привести? Дамы из приличного общества не ходят смотреть на трупы мужчин-проституток, выловленные из реки. Никто не позволит нам осматривать Альби.

– Скажешь полицейским, кто ты такая, – ответила Эмили, пересекая зал и поднимаясь наверх, чтобы надлежащим образом приготовиться к предстоящим встречам. – И я скажу им, кто я такая и что мною движет. Я собираю информацию о проблемах общества, поскольку настоятельно назрели перемены.

– Вот как? – Слова сестры нисколько не убедили Шарлотту. – Лично я в этом сильно сомневаюсь. Вот почему мы должны пробуждать в людях сострадание – и гнев.

– Так считаю я, – высокомерно ответила Эмили. – И для простого дептфордского полицейского этого будет достаточно!

Сомерсет Карлайл удивился, принимая гостий. Судя по всему, Эмили предусмотрительно предупредила о визите, и он был дома, заблаговременно разведя в камине огонь и приготовив горячий шоколад. Кабинет был завален бумагами, а в самом уютном кресле растянулся поджарый черный кот, беспечно моргая топазовыми глазами. Похоже, у кота не было никакого желания освобождать кресло, даже когда Эмили едва не уселась на него. Он просто позволил, чтобы его отодвинули в сторону, после чего снова улегся, но уже у Эмили на коленях. Карлайл настолько привык к выходкам своего любимца, что даже не обратил на него внимание.

Шарлотта устроилась в кресле у камина, решительно настроенная не дать сестре завладеть разговором.

– Альби Фробишер был убит, – сразу перешла она к делу, не дав Эмили приблизиться к этой трагедии деликатно. – Он был задушен и сброшен в реку. И теперь больше уже не удастся допросить его и узнать, не изменил ли он свои показания. Но Эмили верно заметила – нужно было быть справедливой, чтобы не выставить себя в дураках, – что смерть Альби может стать великолепным инструментом, которым мы вызовем сочувствие влиятельных людей.

На лице Карлайла появилось отвращение, а также не свойственный ему гнев.

– Джерому от этого мало проку, – проворчал он. – К сожалению, таких людей, как Альби Фробишер, убивают по самым разным причинам, в большинстве своем очевидным, чтобы можно было предположить связь с какими-то конкретными событиями.

– Девушка-проститутка тоже исчезла, – продолжала Шарлотта. – Абигайль Винтерс. Она исчезла, поэтому и ее также нельзя расспросить. Но Томас сказал, что, на его взгляд, ни Джером, ни Артур Уэйбурн никогда не бывали там, у нее в комнате, поскольку у дверей постоянно караулит старуха, которая придирчиво проверяет всех входящих, собирая с них мзду. Старуха не видела их ни разу, как и остальные девочки.

Эмили с отвращением скривила рот, мысленно представляя подобное заведение, и, протянув руку, погладила черного кота.

– Если кто-нибудь задумает что-то нечистое, на то есть сводница у входа и несколько крепких ребят поблизости, – согласился Карлайл. – Все это является частью взаимного соглашения. Чтобы тайком проводить к себе клиентов, девочка должна быть очень хитрой и изворотливой – и храброй. Или глупой!

– Нам нужно больше фактов. – Эмили не собиралась терпеть, чтобы ее исключали из разговора. – Вы можете рассказать нам, как порядочная девушка в конце концов оказывается на улице, в подобном заведении? Если мы хотим поднять людей, нам нужно рассказывать им о тех, кто будет вызывать сострадание, а не просто о выходцах из Блюгейт-филдс или Сент-Джайлса, которые в представлении большинства не заслуживают ничего лучшего.

– Разумеется. – Повернувшись к письменному столу, Карлайл порылся в папках и бумагах и наконец нашел то, что искал. – Вот расценки оплаты труда на спичечных и мебельных фабриках, а также фотографии некроза челюсти, к которому приводит работа с фосфором. Вот расценки на штопку рубашек и перекрой старой одежды. Вот условия поступления в работный дом, а вот описание внутренних порядков. А вот крайне неудачный закон касательно детей. Не забывайте, что многие женщины оказываются на улице, так как им нужно заботиться о детях, причем вовсе необязательно внебрачных. Среди них есть немало вдов, других бросили мужья – или ради другой женщины, или просто чтобы уклониться от ответственности.

Эмили взяла у него бумаги, а Шарлотта, подсев к ней, стала читать через плечо. Черный кот вальяжно растянулся, царапая когтями подлокотники кресла и выдирая из них нити, затем снова свернулся в клубок и, вздохнув, задремал.

– Мы можем забрать это с собой? – спросила Эмили. – Я хочу заучить все наизусть.

– Конечно, – сказал Карлайл.

Разлив шоколад, он предложил его дамам. По усмешке на его лице чувствовалось, что от него не укрылась ирония положения: вот они сидят перед жарким камином, в этой бесконечно уютной комнате, с великолепным пейзажем работы фламандских живописцев на стене, попивают горячий шоколад и обсуждают безысходную нищету.

Словно прочитав мысли Шарлотты, Карлайл повернулся к ней.

– Вы должны использовать свою возможность и убедить как можно больше людей. Мы сможем что-либо изменить только в том случае, если отношение общества к детской проституции станет категорически осуждающим, и тогда она отомрет сама собой. Конечно, искоренить ее полностью нам не удастся, как и любой другой порок, но в наших силах существенно его ограничить.

– И мы сделаем это! – воскликнула Эмили с таким жаром, какого Шарлотта раньше за ней не замечала. – Я позабочусь о том, чтобы все знатные женщины Лондона прониклись к этому пороку таким отвращением, что ни один мужчина с амбициями не посмел бы ему предаваться. Пусть мы не имеем права голоса и не можем проводить законы через парламент, но мы, несомненно, определяем законы высшего света, и в наших силах заморозить до смерти того, кто посмеет регулярно их нарушать, обещаю!

Карлайл улыбнулся.

– Не сомневаюсь в этом, – сказал он. – Я всегда высоко ценил мощь общественного осуждения, просвещенного и непросвещенного.

Встав, Эмили аккуратно переложила кота в углубление, оставшееся на кресле после нее. Кот повернулся, устраиваясь удобнее.

– Я собираюсь поставить в известность общественность. – Сложив бумаги, она убрала их в свой вышитый ридикюль. – А теперь мы отправляемся в Дептфорд осматривать труп. Шарлотта, ты готова? Огромное вам спасибо, мистер Карлайл.

Найти дептфордский полицейский участок оказалось совсем непросто. Как и следовало ожидать, ни лакей, ни кучер Эмили не были знакомы с этим районом; экипаж несколько раз сворачивал не туда на совершенно одинаковых с виду перекрестках, пока наконец не остановился перед входом.

Внутри дам встретила пузатая печка, а за письменным столом составлял доклад тот же самый констебль, с эмалированной кружкой дымящегося чая у локтя. Он изумился, увидев Эмили в изящном зеленом платье и шляпке с перьями, и хотя Питта он знал, Шарлотту видел впервые. Какое-то мгновение он в растерянности не находил слов.

– Доброе утро, констебль, – учтиво поздоровалась Эмили.

Вздрогнув, полицейский вскочил и вытянулся по швам. По крайней мере в этом он был прав: неприлично сидеть в присутствии знатных дам.

– Доброе утро, мэм. – Констебль перевел взгляд на Шарлотту. – Здравствуйте, мэм. Дамы, вы заблудились? Я могу вам помочь?

– Нет, спасибо, мы не заблудились, – кратко сказала Эмили, одарив констебля такой ослепительной улыбкой, что тот снова полностью растерялся. – Я леди Эшворд, а это моя сестра миссис Питт. Не сомневаюсь, вы знакомы с инспектором Питтом? Очень хорошо, разумеется, вы с ним знакомы. Но, возможно, вам не известно, что в настоящий момент крепнет убеждение в необходимости реформ, в особенности в вопросе привлечения детей и подростков к проституции.

Констебль побелел как полотно, услышав от благородной дамы такое вульгарное слово, хотя от других людей ему приходилось слышать и гораздо более крепкие выражения.

Однако Эмили не дала ему времени возразить или даже просто задуматься.

– Убеждение крепнет, – повторила она. – Но для этого, разумеется, необходимо определенное количество достоверной информации. Я знаю, что вчера из реки выловили юношу-проститутку. Мне бы хотелось на него взглянуть.

На лице констебля не осталось ни кровинки.

– Это невозможно, мэм! Он мертв!

– Совершенно верно, – сказала Эмили. – Будьте любезны, покажите его.

– Не могу. Это ужасное зрелище, мэм, просто ужасное! Вы даже не представляете себе, что это такое, иначе вы бы не спрашивали. Это зрелище не для дам, и уж тем более не для таких благородных леди, как вы!

Эмили открыла было рот, чтобы возразить, но Шарлотта почувствовала, что, если она не вмешается, инициатива выскользнет у них из рук.

– Разумеется, зрелище это ужасное, – согласилась она, добавляя свою улыбку к улыбке сестры. – И мы очень признательны вам за то, что вы заботитесь о наших чувствах. Но нам уже приходилось видеть смерть, констебль. И чтобы вести борьбу за реформы, мы должны показывать всем, насколько все это отвратительно. На самом деле, до тех пор пока люди будут обманывать себя, считая всё не заслуживающим внимания, они не будут предпринимать никаких шагов. Вы согласны?

– Ну… ну, если поставить вопрос так, мэм… но я не могу показать вам подобные ужасы. Бедняга мертв – совсем мертв!

– Чепуха! – решительно заявила Эмили. – Холод ужасный. Нам уже приходилось видеть трупы в гораздо более худшем состоянии, чем этот. Как-то раз миссис Питт нашла труп месячной давности, наполовину обгоревший и кишащий червями.

Услышав это заявление, констебль лишился дара речи. Он уставился на Шарлотту так, словно та прямо у него перед глазами с помощью какого-то трюка получила этот омерзительный труп из ничего.

– Так что будьте добры, проводите нас к несчастному Альби, – не допускающим возражений тоном сказала Эмили. – Вы ведь не отправили тело в Блюгейт-филдс, так?

– О нет, мэм. Нам пришло сообщение, что оно им все-таки не нужно. И раз выловили его из реки здесь, у нас есть полное право оставить его себе.

– В таком случае идем. – Эмили решительно направилась к единственной двери, и Шарлотта последовала за ней, надеясь на то, что констебль не перегородит им дорогу.

– Я должен спросить у сержанта, – беспомощно пробормотал констебль. – Он наверху. Я сейчас поднимусь и спрошу у него, можно ли вам осмотреть труп…

Для него это была возможность переложить все на кого-то другого. Ему приходилось сталкиваться с самыми разными людьми, входящими в эту дверь, от пьяниц до перепуганных до смерти девушек и просто шутников, но это было хуже всего. Констебль сразу понял, что перед ним благородные дамы; хоть он и работал в Дептфорде, класс он видел с первого взгляда.

– У меня и в мыслях не было навлекать на вас неприятности, – сказала Эмили. – Как и на вашего сержанта. Это займет всего одну минуту. Будьте любезны, проводите нас. Нам бы не хотелось осмотреть не тот труп.

– Господи, да труп у нас всего один!

Нырнув в дверь вслед за дамами, он поспешил за ними туда, где день назад побывал Питт, в маленькое холодное помещение со столом, накрытым простыней.

Уверенно подойдя к столу, Эмили сдернула простыню. Посмотрев на окоченевший, мертвенно-бледный, раздутый труп, она на какое-то мгновение стала такой же белой, как и он; затем, сделав над собой невероятное усилие, взяла себя в руки и продержалась столько времени, сколько понадобилось Шарлотте, чтобы осмотреть труп, однако при этом она не смогла вымолвить ни слова.

Шарлотта увидела голову и плечи, в которых больше не было почти ничего от прежнего Альби. Смерть и вода отняли у него весь тот гнев, который делал его неповторимым. Глядя сейчас на это безжизненное тело, Шарлотта поняла, какую же большую часть в характере Альби играла воля к борьбе. То, что осталось, напоминало голый, пустой дом, из которого жильцы забрали все то, что обозначало их присутствие.

– Накрой его, – тихо сказала Шарлотта сестре.

Они прошли мимо констебля, держась за руки, стараясь не смотреть на него, чтобы он не увидел, насколько это зрелище потрясло их, отняв уверенность в себе.

Констебль был человеком тактичным, и если он и заметил что-либо, то ни словом не обмолвился об этом.

– Спасибо, – сказала Эмили у входной двери. – Вы были очень любезны.

– Да, большое вам спасибо, – подхватила Шарлотта, изо всех сил постаравшись улыбнуться; это у нее не получилось, но констебль великодушно принял попытку за само действие.

– Всегда к вашим услугам, мэм, – ответил он. – Надеюсь, вы остались довольны, – добавил он, не зная, что еще сказать.

Усевшись в экипаж, Эмили молча позволила лакею укутать им с сестрой ноги пледом.

– Куда прикажете ехать, миледи? – бесстрастным тоном спросил лакей. После дептфордского полицейского участка его уже ничто не смогло бы удивить.

– Сколько сейчас времени? – спросила Эмили.

– Чуть позже полудня, миледи.

– Значит, ехать к Калланте Суинфорд еще слишком рано. Надо придумать, чем заняться.

– Как вы смотрите на то, чтобы пообедать, миледи? – Лакей постарался скрыть, что именно это больше всего волновало его в настоящий момент. Разумеется, он только что не рассматривал выловленный из воды труп.

Вскинув голову, Эмили сглотнула подступивший к горлу комок.

– Великолепная мысль. Будь добр, Джон, найди нам какое-нибудь приличное заведение. Не знаю, где такое может быть, но должен же быть какой-нибудь ресторан, в котором обслуживают дам.

– Да, миледи. Не сомневаюсь в этом. – Закрыв дверцу, лакей отправился к кучеру и с гордостью заявил, что ему удалось обеспечить обед; при этом выражение его лица красноречиво говорило, чтоон думает по поводу всего этого.

– О господи! – Как только дверца закрылась, Эмили откинулась на обтянутую тканью спинку сиденья. – И как только Томас это выносит? Почему процессы рождения и смерти должны быть такими жуткими? Они опускают человека до таких низменных пределов, когда уже не остается места для мыслей о духовном! – Она снова сглотнула подкативший к горлу клубок. – Бедняга… Мне нужно верить в Бога, в каком бы то ни было виде. Было бы невыносимо считать, что есть лишь это – только родиться, жить и умереть, и ничего до или после. Все это слишком убого и отвратительно. Вроде крайне неудачной шутки.

– Ничего смешного тут нет, – мрачно заметила Шарлотта.

– А в безвкусных шутках и нет ничего смешного! – отрезала Эмили. – Меня сейчас тошнит от одной только мысли о еде, но я определенно не намереваюсь показывать это Джону. Мы что-нибудь закажем, и, разумеется, есть мы будем отдельно. Пожалуйста, постарайся сделать так, чтобы Джон ничего не заподозрил. Он мой лакей, и мне предстоит жить с ним под одной крышей – не говоря уж о том, чтоон может рассказать остальным слугам.

– Я сделаю все, что в моих силах, – заверила сестру Шарлотта. – И, определенно, Альби наше воздержание ничем не поможет. – Ей довелось видеть гораздо больше боли и насилия, чем Эмили, укрытой защитным коконом Парагон-уок и мира Эшвордов. – И, конечно, Бог существует, и рай тоже, скорее всего. И мне очень хочется верить, что ад также существует. У меня есть огромное желание увидеть в нем кое-кого!

– Ад для грешников? – язвительно заметила Эмили, уязвленная внешней выдержкой сестры. – Как это по-пуритански!

– Нет – ад для равнодушных, – поправила ее Шарлотта. – С грешниками господь волен поступать так, как ему заблагорассудится. Я хочу увидеть в адском пламени тех, кому все равно, черт побери!

Эмили плотнее укуталась в плед.

– Я помогу, – предложила она.

Калланта Суинфорд нисколько не удивилась, увидев их; больше того, весь этикет дневных визитов был отброшен в сторону. Не было и в помине обмена пустыми вежливыми замечаниями. Вместо этого гостий тотчас же проводили в гостиную для чая и серьезного разговора.

Эмили без лишних слов сразу же перешла к откровенному описанию условий труда в работных домах и мастерских, подробности которых они с Шарлоттой узнали от Сомерсета Карлайла. Сестры с удовлетворением отметили, с какой болью Калланта смотрела на открывшийся перед ней бескрайний мир страданий и нищеты, о существовании которого она даже не подозревала.

Вскоре к ним присоединились другие дамы, и ужасные факты были озвучены вновь, теперь уже самой Каллантой, в то время как Эмили с Шарлоттой лишь подтверждали то, что она говорит правду. Когда сестры собрались уезжать, уже ближе к вечеру, им было отрадно сознавать, что несколько знатных дам, состоятельных и имеющих положение в обществе, искренне озаботились этой проблемой. И сама Калланта уже не могла запросто выбросить из своих мыслей то, каким надругательствам подвергаются подростки вроде Альби.

В то время как Шарлотта была поглощена непримиримой борьбой с детской проституцией в целом, стремясь повлиять на тех, кто определял общественное мнение, Питт по-прежнему был сосредоточен на убийстве Альби.

Этельстан загрузил его делом о мошенничестве; речь шла о многих тысячах фунтов, которые на протяжении нескольких лет были похищены у одной крупной компании. Нескончаемые проверки двойной бухгалтерии, расписок и счетов, допросы бесчисленных перепуганных изворотливых клерков были Питту своеобразным наказанием за то, что он причинил столько хлопот в деле Джерома.

Тело Альби так и осталось в Дептфорде, поэтому Питту было не с чем работать. Делом по-прежнему занималась дептфордская полиция – если им вообще кто-то занимался. Но даже чтобы выяснить такую мелочь, инспектору пришлось самому съездить в Дептфорд в свое свободное время, после того как он закончил все дела, связанные с расследованием мошенничества. Проводить расспросы нужно было предельно осторожно, чтобы о них не прознал суперинтендант.

Стоял тот черный вечер после одного из тех унылых, беспросветных дней, когда в каминах совсем нет тяги, потому что воздух слишком тяжелый, и в любой момент небо грозит пролиться дождем из свинцово-серых туч, протянувшихся над самыми крышами и поглотивших горизонт. Газовые светильники неуютно мерцали, не в силах рассеять сплошной мрак, а ветер, дующий с реки, приносил запах прилива. На камнях брусчатки блестела тонкая наледь; двуколка, которую поймал Питт, быстро летела вперед, а возница сотрясался в непрестанных приступах хриплого кашля.

Извозчик остановился перед полицейским участком Дептфорда, и у Питта не хватило духа попросить его подождать, хоть он и понимал, что пробудет здесь, скорее всего, недолго. Ни человека, ни зверя нельзя было просить стоять без дела на этой мрачной улице, пронизываемой ветром. Холод мог убить лошадь, разгоряченную бегом; вознице, чей заработок зависел от животного, пришлось бы ездить кругами, не получая выручки, а просто чтобы не дать поту застынуть, от чего лошадь могла бы замерзнуть.