Текст книги "Утопленник из Блюгейт-филдс"

Автор книги: Энн Перри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– На самом деле ты пришла просить, чтобы я помогла тебе каким-либо образом попасть в дом к Уэйбурнам, – издав смешок, сказала Эмили. – Я помогу – но при одном условии.

Шарлотта все поняла еще до того, как ее сестра успела вымолвить хоть слово.

– Что ты пойдешь со мной. – Она криво усмехнулась. – Разумеется. Ты знакома с Уэйбурнами?

Эмили вздохнула.

– Нет.

Шарлотта почувствовала, как у нее внутри все оборвалось.

– Но я уверена в том, что с ними знакома тетушка Веспасия – или по крайней мере она знает кого-нибудь, кто знаком с ними. Ты же знаешь, приличное общество очень тесное.

Шарлотта снова вспомнила Веспасию, двоюродную тетку Джорджа, с большим теплом. Потом встала из-за стола и с воодушевлением сказала:

– В таком случае нам нужно немедленно отправиться к ней. Она непременно поможет нам, как только узнает, в чем дело.

Эмили также встала.

– Ты собираешься рассказать ей, что этот наставник невиновен? – с сомнением спросила она.

Шарлотта заколебалась. Она отчаянно нуждалась в помощи, но тетя Веспасия, возможно, откажется вторгаться в жизнь скорбящего семейства, навязывая двух дотошных сестер, жаждущих выяснять нелицеприятные тайны, если не будет сама уверена в том, что вот-вот свершится вопиющая несправедливость. С другой стороны, вспоминая тетушку Веспасию, Шарлотта поняла, что лгать ей будет невозможно и хуже чем бессмысленно.

– Нет. – Она покачала головой. – Нет, я расскажу тете Веспасии, что может свершиться большая несправедливость, только и всего. Для нее этого будет достаточно.

– А я не уверена, что тетушка Веспасия будет сражаться за правду исключительно ради одной правды, – ответила Эмили. – От нее также не укроются все слабые стороны. Ты же знаешь, она чрезвычайно практичная. – Улыбнувшись, молодая леди наконец позвонила в колокольчик, позволив Гвиннет убрать со стола. – Но, разумеется, в противном случае тетушка Веспасия ни за что бы не смогла выжить в свете на протяжении семидесяти с лишним лет. Хочешь одолжить приличное платье? Полагаю, нам нужно отправиться немедленно, если это можно устроить. Терять времени нельзя. И, кстати, лучше предоставь мне объясняться с тетей Веспасией. Ты обязательно о чем-нибудь проговоришься и напугаешь ее до смерти. Такие люди, как она, ничего не знают о твоих отвратительных трущобах и мальчиках-проститутках с их болезнями и извращениями. У тебя никогда не получалось сказать что-нибудь одно, не вывалив следом и все остальное.

Эмили первой направилась к двери и в коридор, буквально споткнувшись о Гвиннет, стоявшей за дверью с подносом в руке. Не обращая на нее внимания, Эмили направилась к лестнице.

– У меня есть одно темно-красное платье, которое, вероятно, на тебе все равно будет смотреться лучше, чем на мне. Мне такой цвет не идет – он делает меня чересчур бледной.

Шарлотта не посчитала нужным спорить – ни по поводу платья, ни по поводу довольно бесцеремонного замечания сестры; она не могла себе это позволить, к тому же Эмили, вероятно, была права.

Платье оказалось слишком нарядным для женщины, собирающейся отправиться в гости к семье, совсем недавно перенесшей большое горе. Эмили оглядела сестру с ног до головы, поджав губы, но Шарлотта была настолько довольна своим отражением в зеркале, что решила оставить платье; так сногсшибательно она не выглядела с того ужасного вечера в музыкальном салоне – ей хотелось надеяться, что Эмили начисто все забыла.

– Нет, – твердо заявила она, прежде чем сестра успела вымолвить хоть слово. – Уэйбурны в трауре, но я – нет. В любом случае, если мы покажем им, что знаем про их горе, лучше вообще к ним не ходить. Я надену черные перчатки и шляпку – этого будет достаточно, чтобы смягчить тон. А тебе самой лучше поскорее одеться, а то мы потеряем половину дня. Очень не хотелось бы, приехав к тетушке Веспасии, обнаружить, что она уже куда-то ушла!

– Не говори глупостей! – отрезала Эмили. – Ей семьдесят четыре года. В такой ранний час она не ездит в гости. Ты что, начисто забыла правила приличия?

Однако когда сестры приехали домой к двоюродной бабушке Веспасии, им сообщили, что леди Камминг-Гульд уже давно встала и даже успела принять одну даму. Горничная обещала узнать, когда ее светлость освободится, чтобы принять леди Эшворд с сестрой. Молодым женщинам предложили подождать в гостиной, благоухающей терпким ароматом хризантем, которые отражались в зеркалах в позолоченных рамах и повторялись на весьма необычных гобеленах из китайского шелка на стенах. Коротая время, обе принялись разглядывать гобелены.

Веспасия Камминг-Гульд распахнула двери и вошла в гостиную. Она выглядела в точности такой же, какой ее запомнила Шарлотта: высокая, прямая словно пика и такая же худая. На ее орлином лице, считавшемся одним из самых красивых ее поколения, было написано удивление, брови были подняты. Волосы были уложены в затейливые серебряные локоны, а платье по плечам и талии было отделано изящными шантильскими кружевами. Последние стоили столько, сколько Шарлотта тратила на свою одежду за целый год; однако, глядя на них, она ощутила лишь радость от встречи с тетей Веспасией.

– Доброе утро, Эмили. – Войдя в гостиную, тетушка подождала, когда лакей закроет за ней дверь. – Дорогая моя Шарлотта, ты выглядишь необычайно хорошо. Это может означать только то, что ты или снова ждешь ребенка, или опять связалась с убийством.

Эмили в отчаянии ахнула.

Шарлотта почувствовала, как все ее добрые намерения утекают, как вода в решето.

– Да, тетя Веспасия, – призналась она. – Речь идет об убийстве.

– Вот что бывает, когда выходишь замуж за того, кто занимает более низкое общественное положение, – улыбнулась тетя Веспасия, потрепав Шарлотту по плечу. – Я всегда считала, что так гораздо веселее – если, конечно, удастся найти мужчину, наделенного остроумием и тактом. Я терпеть не могу тех, кто прогибается перед другими. Это просто невыносимо. Я считаю, что каждый человек должен знать свое место, но в то же время я презираю тех, кто так делает! Думаю, вот что мне нравится в твоем полицейском, дорогая Шарлотта. Он никогда не знает свое место, однако покидает он его с такой удалью, что никто на него не обижается. Как он?

Шарлотта опешила. Еще никто так не отзывался о Томасе. И в то же время она, пожалуй, поняла, что имела в виду тетя Веспасия. Тут не было ничего материального – скорее то, как он выдерживал взгляд, не позволяя никому себя оскорблять, умышленно или нет. Быть может, это было как-то связано с врожденным чувством собственного достоинства.

Тетя Веспасия выжидательно смотрела на нее.

– Спасибо, пребывает в отменном здравии, – ответила Шарлотта. – Однако его очень тревожит то, что может произойти несправедливость – непростительная!

– Вот как? – Опустившись на диван, леди Камминг-Гульд одним умелым движением расправила складки платья. – Я так понимаю, ты намереваешься предотвратить эту несправедливость – и именно за этим вы и пришли. Кто был убит? Ты говоришь не об этом ли отвратительном деле с мальчишкой Уэйбурном?

– Да! – быстро сказала Эмили, вырывая у сестры инициативу, прежде чем та успела вызвать светское бедствие. – Да, возможно, на самом деле все обстоит не так, как это кажется.

– Дорогая моя девочка, – удивленно подняла брови тетя Веспасия, – в нашем мире все такое – иначе жизнь была бы невероятно скучной. Порой мне кажется, что именно в этом весь смысл высшего света. Главное отличие между нами и рабочим классом заключается в том, что у нас есть время и ум, чтобы понимать, что в этом мире все выглядит не так, как обстоит на самом деле. В этом заключается вся суть приличного общества. Но что именно особенно обманчивого в этом печальном деле? Определенно, внешне все выглядит достаточно очевидно. – Сказав это, она повернулась к Шарлотте. – Говори, девочка! Мне известно, что юный Артур был обнаружен при самых жутких обстоятельствах и что какого-то слугу судили за это преступление и, насколько я слышала, признали виновным. Что еще нужно знать?

Эмили бросила на сестру предостерегающий взгляд, но затем, оставив надежду, откинулась на спинку кресла в стиле Людовика XV и стала ждать худшего.

Шарлотта прочистила горло.

– Наставник был осужден исключительно на основании показаний свидетелей. Никаких вещественных улик нет.

– Вот как, – кивнув, сказала тетя Веспасия. – А какие тут могут быть улики? Если утопить человека в ванне, на ней не останется следов. И предположительно никакой борьбы не было. Что это были за показания и кто их дал?

– Два других мальчика, к которым якобы приставал Джером, наставник, а именно Годфри, младший брат Артура, и Титус Суинфорд.

– О! – воскликнула тетя Веспасия. – Я знала мать Калланты Вандерли. Она была замужем за Дядей Бениты Уэйбурн – конечно, тогда она еще была Бенитой Вандерли. Калланта вышла замуж за Мортимера Суинфорда. Я никак не могла понять почему. Наверное, она нашла его вполне терпимым. Мне самой он никогда не нравился – очень уж много выступал по поводу своего здравого смысла. Это довольно вульгарно. Здравый смысл никогда не следует выставлять напоказ – это что-то вроде хорошего пищеварения, оно подразумевается само собой, но о нем не говорят. – Она вздохнула. – С другой стороны, полагаю, молодым людям надо же чем-нибудь гордиться, и по большому счету здравый смысл лучше, чем прямой нос или длинная родословная.

Эмили улыбнулась.

– Ну, если вы знакомы с миссис Суинфорд, – с надеждой произнесла она, – быть может, мы ее навестим? Возможно, нам удастся что-нибудь узнать.

– Определенно, это будет очень кстати! – обрадовалась тетя Веспасия. – До сих пор я ровным счетом ничего не узнала. Ради всего святого, Шарлотта, говори же! И переходи сразу к делу.

Шарлотта не стала обращать внимание тетушки на то, что та сама ее перебила.

– Помимо двух мальчиков, – возобновила она свой рассказ, – никто из всей семьи не смог сказать про Джерома ничего плохого, за исключением того, что он никому особо не нравился – в чем нет ничего удивительного. – Набрав полную грудь воздуха, Шарлотта поспешила продолжить, прежде чем тетя Веспасия смогла ее перебить: – Еще одни важные показания дала одна женщина… – она замялась, подбирая выражение, исключающее недоразумения, – …легкого поведения.

– Кто? – Брови тети Веспасии снова взметнулись вверх.

– Ну… женщина легкого поведения, – смущенно повторила Шарлотта. Она понятия не имела, что было известно о подобных вещах благородной даме из того поколения, к которому принадлежала тетя Веспасия.

– Ты хочешь сказать, уличная шлюха? – уточнила тетя Веспасия. – Помилуй Бог, так и говори! «Легкое поведение» может означать все что угодно. Я знаю герцогинь, чьи моральные принципы можно описать именно этим выражением. И что эта женщина? Какое она имеет отношение? Полагаю, этот несчастный наставник убил мальчишку не из-за ревности к какой-то проститутке!

– Точно, – выдохнула Эмили, не столько выражая моральное осуждение, сколько давая выход своему изумлению.

Тетя Веспасия бросила на нее холодный взгляд.

– Согласна, это отвратительно, – сказала она. – Но то же самое можно сказать про любое убийство. Оно не становится более привлекательным, если мотивом и является что-нибудь вроде денег. – Тетя Веспасия снова повернулась к Шарлотте. – Будь добра, объяснись более понятно. Какое отношение имеет к убийству эта женщина? У нее есть имя? Я уже начинаю забывать, о ком идет речь.

– Ее зовут Абигайль Винтерс. – Теперь уже не было никаких оснований обходить стороной щекотливые вопросы. – Полицейский врач обнаружил у Артура Уэйбурна одну болезнь. Поскольку у наставника этой болезни не было, он должен был заразиться ею где-то в другом месте.

– Это очевидно.

– Абигайль Винтерс показала, что Джером, наставник, приводил к ней Артура. Якобы он также получал удовольствие, наблюдая за всем со стороны. И Артур заразился от нее – у Абигайль Винтерс эта болезнь есть.

– Как это все неприятно. – Тетя Веспасия слегка поморщила свой длинный нос. – И все же, смею предположить, это профессиональный риск. Но если болезнь была у подростка, а этот Джером с ним якшался – почему он не заразился? Ты ведь сказала, что болезни у него нет?

Эмили резко выпрямилась, и ее лицо озарилось.

– Нет, – медленно промолвила Шарлотта. – Болезни у него нет – и это необъяснимо, ведь так? Или же некоторые люди к ней невосприимчивы?

– Дорогая моя девочка! – Тетя Веспасия поправила пенсне, чтобы лучше видеть Шарлотту. – Видит Бог, откуда мне это знать? По всей видимости, это так, ибо в противном случае ею болели бы многие представители высшего света, у которых ее, судя по всему, нет – насколько я могу судить. И все же над этим следует задуматься… Что еще? Пока что у нас есть только слово двух подростков весьма ненадежного возраста – и уличной женщины. Должно быть что-то еще?

– Да… еще есть… мужчина-проститутка, семнадцати лет. – В голосе Шарлотты прозвучала злость в отношении Альби. – Он начал, когда ему было всего тринадцать, – вне всякого сомнения, его к этому принудили. Он показал под присягой, что Джером был его постоянным клиентом. Это стало главным доказательством того, что он… – Она так и не смогла произнести вслух слово «гомосексуалист», и оно повисло в воздухе невысказанным.

Тетя Веспасия с радостью простила ей эту вольность. Ее лицо помрачнело.

– Тринадцать лет, – нахмурившись, повторила она. – Воистину это один из самых гнусных пороков нашего общества – и мы допускаем подобное… Ну а этот юноша – предположительно, у него также есть имя? Он утверждает, что этот несчастный наставник был его клиентом? А что насчет Артура – мальчик также был его клиентом?

– Судя по всему, нет, однако Альби Фробишер вряд ли признался бы в этом, если у него была возможность все скрыть, – резонно заметила Шарлотта. – Артур ведь был убит. Никто не захочет признаваться в том, что был знаком с жертвой убийства, – чтобы не навлекать на себя подозрений.

– Совершенно верно. В высшей степени неприятное дело. Смею предположить, ты рассказала мне все это, поскольку считаешь, что этот наставник, как там его, невиновен?

Теперь, когда дело дошло до главного, увиливать было бесполезно.

– Не знаю, – откровенно призналась Шарлотта. – Но все повернулось так удобно, так аккуратно, что, на мой взгляд, никто даже не потрудился выяснить все обстоятельства. А когда Джерома повесят, будет уже слишком поздно!

Тетя Веспасия печально вздохнула.

– Смею предположить, Томас не может продолжать расследование, поскольку суд формально дал ответ на все вопросы. – Это было замечание, а не просьба поделиться информацией. – Какие альтернативные решения ты можешь предложить? То, что у этого несчастного ребенка Артура были и другие возлюбленные – и он организовал свой собственный небольшой бизнес? – Она изящно скривила вниз уголки губ. – Можно предположить, подобное предприятие изобилует всевозможными рисками. Перво-наперво напрашивается вопрос, где он находил для себя клиентов – или же у него был партнер, сводник, который занимался этим? Какие деньги были тут замешаны и что с ними сталось? Быть может, в конце концов, в корне всего все-таки лежат деньги, по каким бы то ни было причинам? Да, я вижу, что осталось множество невыясненных вопросов, и все они будут крайне неприятны для причастных к трагедии семей. Эмили сказала, что ты – беда в плане светских приличий. Боюсь, она была к тебе чересчур великодушна – ты самая настоящая катастрофа! С чего ты хочешь начать?

На самом деле они начали с необычайно официального визита к Калланте Суинфорд, поскольку она была единственной, имеющей отношение к делу, с кем тетя Веспасия была лично знакома. И даже так пришлось изрядно поломать голову, чтобы состряпать подходящий предлог. В том числе состоялись два разговора по этому чудесному новому прибору телефону, которым тетя Веспасия пользовалась с превеликим удовольствием.

Все трое отправились в экипаже пожилой дамы, сразу же после обеда, когда светские приличия позволяли ходить в гости. Они вручили визитные карточки горничной, на которую произвело впечатление присутствие не одной, а сразу двух титулованных особ. Горничная практически сразу же проводила гостий в дом.

Гостиная была не просто милой – она была изящной и в то же время уютной, что, к несчастью, являлось большой редкостью. За решеткой в камине весело потрескивал огонь, даря ощущение тепла и жизни. Лес фамильных портретов на стенах был гораздо реже обычного, а непременные охотничьи трофеи и засушенные цветы под стеклом отсутствовали начисто.

Сама Калланта Суинфорд также оказалась приятной неожиданностью, по крайней мере для Шарлотты. Она ожидала увидеть дородную, самодовольную даму, возможно, кичащуюся своим здравым смыслом. Вместо этого Калланта оказалась стройной, с белой кожей, усыпанной веснушками, которые она, несомненно, в молодости отчаянно старалась вывести или хотя бы скрыть. Теперь она не обращала на них внимания, и они выгодно подчеркивали ее рыжевато-каштановые волосы. Красивой ее назвать было нельзя: для этого нос был слишком высоким и длинным, а рот – чересчур большим. Но она определенно была привлекательной и, больше того, обладала неповторимостью.

– Как это мило, что вы пришли, леди Камминг-Гульд! – с улыбкой произнесла Калланта, протягивая руку и приглашая гостий садиться. – И леди Эшворд… – Поскольку Шарлотта не предъявила свою визитную карточку, она в смущении умолкла, но никто не пришел ей на помощь.

– Моя кузина Анджелика чувствует себя не очень хорошо, – соврала тетя Веспасия с такой легкостью, будто ответила на вопрос, который сейчас час. – Она очень сожалеет, что не может лично возобновить знакомство с вами. Анджелика просила меня передать вам, какое удовольствие доставила ей встреча с вами. Она спросила, не смогу ли я навестить вас вместо нее, чтобы у вас не возникло мыслей, будто ее дружеские чувства к вам охладели. Поскольку со мной были моя племянница леди Эшворд и ее сестра Шарлотта, я рассудила, мы не доставим вам особых неудобств, заглянув все втроем.

– Ну что вы, конечно же, нет, – выдала единственный возможный ответ Калланта. – Я рада познакомиться с ними. Как это предусмотрительно со стороны Анджелики! Надеюсь, ее недуг не вызван ничем серьезным?

– Смею предположить, что нет. – Тетя Веспасия изящно махнула рукой, показывая, что говорить о таких вещах не совсем прилично. – С такими неприятностями время от времени сталкивается каждая женщина.

Калланта тотчас же догадалась, что она имела в виду; к подобным темам лучше не возвращаться.

– Конечно, – согласилась она. И все поняли, что можно больше не опасаться того, что она лично справится у Анджелики о ее здоровье.

– Какая очаровательная гостиная, – оглянувшись по сторонам, искренне произнесла Шарлотта. – Я просто восхищаюсь вашим вкусом. Мне сразу же стало здесь уютно.

– О, вот как? – Казалось, Калланта была несколько удивлена. – Я очень рада, что вы так думаете. Многие находят гостиную чересчур голой. Насколько я понимаю, им хотелось бы видеть здесь больше фамильных портретов и всего такого…

Шарлотта поспешила ухватиться за благоприятную возможность; другой такой могло больше не представиться.

– Я всегда полагала, что несколько качественных портретов, действительно уловивших сущность изображенного на них человека, гораздо ценнее обилия тех, которые лишь передают внешнее сходство, – сказала она. – Я обратила внимание на замечательное полотно над каминной полкой. Это ваша дочь? Тетя Веспасия упоминала о том, что у вас есть сын и дочь. Девочка просто очаровательная, и уже сейчас можно сказать, что она, когда вырастет, будет похожа на вас.

Взглянув на картину, Калланта улыбнулась.

– Да, действительно, это Фанни. Этот портрет написан около года назад, и она просто до неприличия им гордится. Мне приходится ее сдерживать. Тщеславие – не то качество, которое следует поощрять. И, если честно, Фанни ну никак нельзя назвать красавицей. Все ее очарование заключается в ее характере. – Она печально усмехнулась, вероятно, воскрешая воспоминания о своей собственной юности.

– Но это же гораздо лучше! – убежденно произнесла Шарлотта. – Красота увядает, и частенько катастрофически быстро, в то время как при надлежащем внимании характер может улучшаться до бесконечности. Не сомневаюсь, Фанни очень понравилась бы мне.

Эмили хмуро посмотрела на нее, и Шарлотта поняла, что действует слишком уж прямолинейно. Однако Калланта понятия не имела, зачем они заявились к ней.

– Вы очень любезны, – вежливо пробормотала она.

– Вовсе нет, – возразила Шарлотта. – Я часто думаю, что красота – это очень неоднозначный подарок судьбы, особенно в молодости. Она может привести к самым разным неблагоприятным последствиям. Чрезмерное обилие похвалы, чрезмерное обилие восхищения – и мне доводилось видеть, как даже милейшие люди сбивались с пути, поскольку они были еще слишком наивными, росли в благополучных семьях, защищенные от окружающего мира, и не сознавали о том, что под личиной лести может скрываться ограниченность и даже порок.

По лицу Калланты пробежала тень. Шарлотта устыдилась того, что так откровенно затронула неприятную тему, однако сейчас не было времени на любезности.

– И действительно, – продолжала она, – мне даже приходилось сталкиваться с тем, что кое-кто из моих знакомых, обладая необычайной красотой, приобретал власть над окружающими и злоупотреблял ею, что в конечном счете оборачивалось трагедией для них самих – и, что крайне прискорбно, для тех, кому не посчастливилось подпасть под их влияние. – Шарлотта глубоко вздохнула. – В то время как истинное обаяние приносит одно только добро. Наверное, вы очень счастливы. – Она вспомнила, что Джером занимался с Фанни латынью. – И, разумеется, величайшим даром является ум и сообразительность. Конечно, как правило, любящая и заботливая семья надежно ограждает недалекого ребенка от опасностей, обусловленных его глупостью. Но сколько радостей жизни открыты для того, кто обладает собственным рассудком, скольких подводных камней можно избежать! – Неужели ее слова звучали такими педантичными, какими казались ей самой? Однако было очень непросто навести разговор на нужную тему, при этом сохранив хоть сколько-то приличия и не произведя впечатление безнадежной напыщенности.

– О, сообразительности Фанни не занимать, – улыбнулась Калланта. – На самом деле она гораздо более способная ученица, чем ее брат и оба… – Она осеклась.

– Да? – хором спросили Шарлотта и Эмили, в ожидании подаваясь вперед.

Калланта побледнела.

– Я чуть было не сказала «оба ее кузена», но старший из них умер несколько недель назад.

– Я очень сожалею, – опять же дружно сказали Эмили и Шарлотта, изображая полнейшее удивление. – Он чем-то болел?

Калланта замялась, вероятно, оценивая шансы отделаться ложью. В конце концов она остановилась на правде. Ведь об этом деле писали в газетах, и хотя благовоспитанные дамы такие вещи не читают, избежать слухов было невозможно, – даже если предположить, что кто-то пытался с ними бороться.

– Нет, нет, он… погиб. – Калланта все-таки не решилась произнести слово «убит». – Все это было очень ужасно.

– О господи! – Как актриса, Эмили превосходила сестру; так было всегда. К тому же она не следила за этой драмой с самого начала, и поэтому ей было легче изобразить полное неведение. – Каким ударом это явилось для вас! Смею надеяться, мы не нагрянули к вам в самое неподходящее время? – На самом деле этот вопрос был лишним. Нельзя же полностью отказываться от светской жизни всякий раз, когда умирает кто-нибудь из родственников, если только речь не идет о близком члене семьи, так как в противном случае обширные родственные связи и частые похороны приведут к тому, что траур будет продолжаться непрерывно.

– Нет, нет, – покачала головой Калланта. – Я искренне рада вас видеть.

– Может быть, – сказала тетя Веспасия, – если вы принимаете приглашения, вы сможете прийти на небольшую вечеринку, которую я устраиваю у себя дома в Глэдстон-парке. Я буду рада видеть вас и вашего мужа также, если он пожелает прийти и будет свободен от дел. Я еще не знакома с ним, но уверена, что он очаровательный. Я пришлю приглашение с лакеем.

У Шарлотты внутри все оборвалось. Она хотела увидеться с Фанни и Титусом, а не с Мортимером Суинфордом.

– Не сомневаюсь, мой муж будет счастлив, – сказала Калланта. – Я намеревалась пригласить Анджелику на музыкальный вечер, там будет один молодой пианист, которого все очень хвалят. Я пригласила его в субботу. Надеюсь, к тому времени Анджелика поправится. Но в любом случае я буду рада вас видеть. Будут в основном одни дамы, но, может быть, лорд Эшворд или ваш супруг пожелают прийти? – Она вопросительно посмотрела на молодых женщин.

– Разумеется! – засияла восторгом Эмили. Цель была достигнута. Естественно, мужчины не придут, это подразумевалось само собой. Эмили украдкой взглянула на сестру. – Может быть, вы познакомите нас с Фанни? Должна признаться, вы меня заинтриговали – мне не терпится с нею встретиться.

– И мне тоже, – подхватила Шарлотта. – Очень!

Тетя Веспасия встала. Для простого визита вежливости, каковым должно было выглядеть их появление здесь, они пробыли в гостях уже слишком долго, особенно для первого знакомства. Самое главное, их цель была достигнута. Пожилая дама учтиво распрощалась от лица всех троих и после краткого обмена любезностями увезла сестер в своем экипаже.

– Восхитительно, – сказала она, как только они расселись в экипаже, следя за тем, чтобы не помять юбки. – Шарлотта, кажется, ты говорила, что этому несчастному ребенку было всего тринадцать лет, когда он занялся своим отвратительным ремеслом?

– Альби Фробишеру? Да, по крайней мере, так он сказал. На вид ему сейчас ненамного больше – он очень худой и несформировавшийся, у него на лице еще нет растительности.

– Можно поинтересоваться, откуда тебе это известно? – пристально посмотрела на нее тетя Веспасия.

– Я была в зале суда, – опрометчиво ответила Шарлотта. – Я его видела.

– Вот как? – Брови тети Веспасии взметнулись вверх, лицо вытянулось. – Твое поведение становится все более удивительным. Расскажи мне подробнее. На самом деле расскажи мне все!.. Впрочем – нет, пока что не надо. Сначала мы отправимся к мистеру Сомерсету Карлайлу. Смею предположить, ты его помнишь?

Шарлотта живо помнила Сомерсета Карлайла и все то неслыханное дело вокруг Ресуррекшн-роу. Он выступил самым упорным борцом за принятие закона о борьбе с детской нищетой. Трущобы Карлайл знал так же хорошо, как и Питт, – он до смерти напугал Доминика, свозив его в район Девилз-акр, расположенный неподалеку от Вестминстерского дворца. Но заинтересует ли его какой-то в высшей степени неприятный педагог, вполне вероятно, повинный в одном очень гнусном преступлении?

– Вы полагаете, мистер Карлайл захочет связываться с Джеромом? – с сомнением произнесла Шарлотта. – Тут закон не нарушен. Едва ли это дело заслуживает того, чтобы его обсуждали в парламенте.

– Тут нужно все кардинально менять, – ответила тетя Веспасия. В этот момент экипаж сильно тряхнуло, и ей пришлось напрячься, чтобы не свалиться на колени Шарлотте. Сидящая напротив Эмили совсем неизящно вцепилась в сиденье. Тетя Веспасия презрительно фыркнула. – Я должна поговорить с этим молодым человеком! Он мечтает стать возницей боевой колесницы. Вероятно, он воображает, что я – изрядно постаревшая царица Боудикка. [9]9
  Боудикка (ум. 62) – вдова Прасутага, вождя зависимого от Рима британского племени иценов, возглавившая антиримское восстание в 61 г. н. э.


[Закрыть]Знаете, еще немного – и он приделает к колесам косы! [10]10
  В античных армиях к колесам боевых колесниц приделывали острые косы, чтобы наносить больший урон неприятелю.


[Закрыть]

Чтобы скрыть выражение своего лица, Шарлотта притворилась, будто чихает.

– Перемены! – помолчав, сказала она, распрямляясь под холодным проницательным взглядом тети Веспасии. – Но я не вижу, как этого добиться.

– Если тринадцатилетних подростков можно продавать и покупать для этих гнусных занятий, – отрезала Веспасия, – значит, что-то у нас в стране не так, и такое положение дел необходимо менять. Я уже давно думаю над этим, и ты лишь вывела эти мысли на передний план. На мой взгляд, дело достойно самых деятельных усилий. Смею предположить, мистер Карлайл будет такого же мнения.

Карлайл выслушал гостий с большим вниманием. Как и ожидала тетя Веспасия, его огорчила судьба таких людей, как Альби Фробишер, в целом, а также та несправедливость, которая могла свершиться в отношении Джерома.

После недолгих размышлений он задал несколько вопросов, выдвигая собственные теории. Что, если Артур шантажировал Джерома, угрожая рассказать своему отцу об их связи? А когда Уэйбурн прижал Джерома к стене, тот открыл ему значительно больше, чем предполагал Артур? Рассказал ли Джером Уэйбурну о визитах к Абигайль Винтерс и к Альби Фробишеру – а также о том, что именно Артур приобщил обоих мальчиков к извращениям? И, возможно, после этого Уэйбурн, объятый гневом и ужасом, убил собственного сына, чтобы избежать невыносимого скандала, который нельзя было оттягивать до бесконечности? Эти возможности совершенно не были исследованы.

Но сейчас, разумеется, полиция, суд, все правоохранительные органы связаны вынесенным приговором. Теперь профессиональная репутация требует от них не ставить под сомнение вердикт присяжных. Признание в том, что расследование было проведено поспешно, быть может, даже небрежно, будет равносильно тому, как если бы они во всеуслышание заявили о своей некомпетентности. А по своей воле на такое не пойдет никто.

Кроме того, добавила Шарлотта, вполне возможно, все искренне верят в виновность Джерома. И, быть может, он действительно виновен!

И разве шустрый, ловкий, чистенький, румяный Гилливрей когда-либо признается в том, что он самую чуточку помог Альби Фробишеру опознать Джерома, заронил семя понимания в рассудок такой быстрый и чуткий, так нацеленный на выживание, что Альби с полуслова понял, чего от него хотят, и выдал все сполна?

Даст ли Гилливрей ходу подобной мысли, даже если она у него возникнет? Разумеется, не даст! Помимо всего прочего, это было бы предательством по отношению к Этельстану, которому пришлось бы расхлебывать все в одиночку, – ну а это явилось бы самой настоящей катастрофой!

Возможно, показания Абигайль Винтерс – не чистая ложь от начала и до конца. Быть может, Артур бывал у нее, быть может, у него был вкус не к одним только мальчикам. И, возможно, Абигайль добилась для себя защиты от преследований со стороны правосудия, включив в свои показания Джерома. Соблазн убедительно увязать решение, уверенность в котором присутствовала изначально, был крайне велик. И Гилливрей не устоял перед ним – в своих мечтах он видел продвижение по службе, благосклонность начальства. Шарлотта смущалась, делясь подобными соображениями с Карлайлом, однако она считала своим долгом сделать это.