Текст книги "Звезды любви"

Автор книги: Энн Чарлтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Энн Чарлтон
Звезды любви

1

Телевизионная студия находилась высоко над городом, на горе Кут-тха, у подножья которой расположился Брисбен вместе со всеми своими окрестностями и предместьями. Отсюда открывается столь великолепный вид, что он мог бы поспорить со многим из того, что телестудия ежедневно показывала двум миллионам своих зрителей. Серые гряды застывшей лавы и зеленые эвкалипты как бы обрамляли речки, горные отроги и прямые и узкие ряды городских крыш. Зеленые вкрапления городских парков и коричневые мазки открытых карьеров, синева туманного Мортонского залива – все было залито золотым сиянием зимнего солнца.

Однако вряд ли Кейт Боумэн видела всю эту красоту. К тому времени, когда ее машина выехала на последний перед студией извилистый отрезок шоссе, ее руки, сжимавшие руль, немного дрожали. Еще бы, думала она, паркуя свою машину, не так уж легко впервые выступать по телевидению, да еще в прямом эфире.

Стоя около машины, она долго вертела в руках длинные ручки своей сумки, чтобы еще чуть-чуть оттянуть момент, когда ей все же придется войти в студию. Где-то высоко у нее над головой, в листве деревьев бесконечно стрекотали сороки, а колыхаемые легким ветерком листья выводили сухой, шелестящий аккомпанемент. Кут-тха – так назвали эту гору аборигены – то есть место, где есть дикий мед… Многое изменилось на горе с тех пор, как люди открыли ее прелести и красоты, но и поныне там сохранились еще заповедные уголки. Боже, как здесь тихо и спокойно, а вот там… Кейт глубоко вздохнула и подумала о том, что лучше бы она никогда не писала этого письма в газету. Лучше бы она никогда не слышала о Роберте Бомоне.

Роберт Бомон.

Одно только это имя заставило ее вскинуть голову и унять колотившую ее дрожь. В зеленых глазах зажглась решимость, и она быстро пересекла каменистый сад, отделявший автостоянку от входа в студию.

Ей предоставлялась возможность показать этому напыщенному критику, что не все разделяют его мнения и суждения. А всем было известно, что он высказывал свои суждения достаточно ясно и безапелляционно. Кейт на секунду помедлила перед дверями из зеркального стекла, чтобы поправить выбившуюся прядь волос цвета меди, схваченных узлом на затылке. Она поправила воротник своего серебристо-зеленого костюма и слегка улыбнулась.

– Ты выглядишь просто потрясающе, – сказала ей тетушка, когда Кейт собиралась в студию, – Роберт Бомон, наверное, похитит тебя, вместо того чтобы полемизировать с тобой о твоей неопытности и некомпетентности в живописи.

– Нет, я просто не могу представить ничего подобного, Луиза, – рассмеялась Кейт. – Вряд ли наш недружественный сосед способен на такие подвиги.

Кейт толкнула перед собой дверь, размышляя о бледнолицем толстом критике, чья престижная художественная галерея располагалась неподалеку от их собственной, которой приходилось бороться за свое существование. Конечно, она не знала – каков он: тщедушный или страдает от избыточного веса – она никогда его не видела, но те напыщенные заявления, которые он позволял себе в отношении их галереи, создали у нее совершенно определенное представление об этом человеке. Бледные руки, полагала Кейт, спортивного типа джемпер. Наверняка он носит что-нибудь в этом роде. Да, она представляла его себе с короткими, толстыми и бледными руками, сложенными на обозначившемся животике. Такая картина значительно подняла ее настроение.

– Мистер Льюис? – переспросил ее дежурный в проходной, когда она назвала фамилию помощника режиссера телепередачи «Дерзкий ответ». – Пожалуйста, прямо по коридору, потом налево. Он где-то в районе киностудии или в Первой Студии.

Однако никаких следов мистера Льюиса Кейт так и не обнаружила. Она заглянула в несколько помещений и уже собиралась открыть дверь рядом со студией.

– Вы ищете не меня?

Кейт вошла в комнату со множеством зеркал и увидела мужчину, который полусидя-полустоя опирался на длинную скамью, тянувшуюся вдоль двух стен. Было слышно, как снаружи, по коридору простучали чьи-то каблуки, но здесь, в этом зале стояла абсолютная тишина. Она взглянула на мужчину и почувствовала, как у нее где-то внутри воцарилась глубокая тишина и по телу начинает разливаться необычайное тепло. Ее глаза встретились с улыбающимися серыми глазами, и она ответила ему короткой и искренней улыбкой.

– Нет, если только вы не мистер Льюис. – Она знала, что этот человек не может быть мистером Льюисом. Он чувствовал себя слишком легко и непринужденно, чтобы быть помощником режиссера программы, которая должна была начаться уже через полчаса.

Он выпрямился и, откинув полы своего пиджака, засунул руки в карманы.

– Нет, с сожалением вынужден признать, что я не мистер Льюис. – Его глаза чуть прищурились, на лице заиграла широкая улыбка:

– Какой счастливчик этот мистер Льюис, если за ним гоняется такая женщина!

В его глазах было какое-то волнующее тепло, а столь откровенная оценка могла бы нарушить обычную сдержанность Кейт. Этот человек не создан для легкого флирта. Он явно из тех, кто добивается того, чего захочет. Здравый смысл подсказывал ей, что не следует вести этот никчемный и пустой разговор с привлекательным незнакомцем, но она ничего не могла с собой поделать и ответила ему с улыбкой:

– Не то чтобы гоняется. Но, тем не менее, я не могу его найти.

– Нет? – Он чуть-чуть скривил губы. – Да ну его к черту, этого Льюиса. Я был бы счастлив, если бы вместо него вы искали меня.

– Вас? – засмеялась Кейт. – Нет, вы не тот тип.

– А какой же я тип?

– Я бы сказала, что если уж говорить о преследовании, то преследовать должны были бы вы.

– Прекрасно и очень проницательно. Я вполне готов поохотиться. – Он снова откинулся на скамейке, внимательно и пристально оглядел ее, не скрывая своего явного одобрения, так и сквозившего в его серых глазах. И Кейт совершенно явственно ощутила его необыкновенное воздействие на себя, его какую-то притягательную силу, которая заставила ее подчиниться. Физически он был очень привлекателен: настоящий атлет, загорелый, явно проводящий много времени на свежем воздухе, одетый в безупречный джемпер и брюки. У него были темные брови, четко выточенный нос и великолепный мужской рот – широкий, с решительно очерченной верхней губой и полноватой, чуть квадратной нижней. Небольшие морщинки вокруг глаз, решительная твердость подбородка заставляли предположить, что ему уже около тридцати пяти или чуть более лет. Но Кейт чувствовала, что в нем есть что-то такое, – и отнюдь не физического свойства – что ее буквально притягивало и гипнотизировало. Она никак не могла объяснить себе это глухое сердцебиение, которое вдруг возникло у нее в груди, когда незнакомец смотрел на нее.

– Что вы здесь делаете? – спросил он, взглянув на блокнот, торчавший у нее из-под руки, а она, выйдя, наконец, из состояния некоторого оцепенения, поняла, что он принимает ее за сотрудницу телестудии.

– Да так, ничего особенного, – ответила она ему чистую правду.

– А мне надо тут кое с кем встретиться, но в два тридцать я уже буду свободен. Присоединяйтесь ко мне в столовой, и мы выпьем по чашечке этого вашего ужасного кофе.

Это был не вопрос. Не просьба. У Кейт создалось впечатление, что этот человек не так уж часто задает вопросы – ему, очевидно, просто не приходится о чем-либо просить. «Я вполне готов поохотиться», – сказал он. Но она откажет ему, подумала про себя Кейт. Не в ее правилах назначать свидание с незнакомыми людьми, пусть даже такими симпатичными. Но она взглянула в его серые глаза и неожиданно для самой себя вдруг ответила «да».

Его глаза позволили ей наконец уйти:

– Итак, до двух тридцати!

Она повернулась, чтобы выйти, но в дверях столкнулась с женщиной, которая буквально влетела в эту зеркальную комнату. В коридоре Кейт чуть замедлила шаг, пытаясь взять себя в руки. Да что же это с ней происходит? Голова шла кругом, и она уже начала было сомневаться: действительно ли она пережила сейчас столь ошеломительное влечение к этому незнакомому мужчине. Ведь она даже не знала его имени, а он – ее. Однако звук низкого голоса, звучавший из зеркальной комнаты, убеждал ее в реальности всего пережитого. Ее нервы были напряжены в ожидании чего-то нового, необыкновенного. Она снова двинулась вперед по коридору, услышав, как вошедшая в зеркальную комнату женщина сказала:

– Вы давно меня ждете, мистер Бомон?

Кейт продолжала идти по коридору, преследуемая этим именем, которое эхом отражалось в звуке ее каблуков, стучавших по полированному паркету. Бомон… Бомон… Бомон… Ее чуть не хватил удар.

Так это был Роберт Бомон!..

Она реально ощутила привязанной себя к этому человеку, который обвинил ее и Луизу в неэтичном поведении и грозил им судебным преследованием – к этому самодовольному и напыщенному снобу. Кейт остановилась, поискала глазами на дверях нужную табличку и вошла в дамский туалет. В полном смятении она увидела в зеркале пылающие лихорадочным румянцем щеки, недоумение в зеленых глазах. Потом быстро взглянула на часы. Ей требовалось несколько минут, чтобы сориентироваться в новом развитии событий, связанных с безликой и непримиримой враждой, существовавшей между нею и Робертом Бомоном. Да, действительно безликой – до нынешнего момента.

Ну, разве этот человек не должен обладать животиком или рыхлым тестообразным лицом? Она почти рыдала в душе, кляня себя за то, что создала себе совершенно иной образ этого человека. Как она могла позволить ему разбить созданный ею образ? Если бы она была внимательна, она бы догадалась, что человек, сидящий в гримерной, наверняка собирается предстать перед телевизионными камерами. А дальше она могла бы уже сделать и следующий очевидный вывод.

Но она совсем об этом не подумала. Все ее внимание было занято какой-то обволакивающей теплотой, струившейся из его серых глаз, в которых таилось обещание.

Она поправила рукой спустившиеся до шеи пряди волос цвета меди. Нет, так не пойдет. Она дала Бомону некоторое преимущество, но она должна взять себя в руки, иначе она позволит ему поставить ее в глупое положение. Она должна дать ему бой, показать, что его имя и место в мире искусства не дают ему автоматического права принижать и высмеивать людей, не столь широко известных в этом мире. В глазах Кейт не было уже прежнего выражения потрясения и ошеломления. Вот так гораздо лучше. Она заострит всеобщее внимание на том оскорбительном письме, в котором он подвергал уничтожающей критике их галерею, называя ее совершенно ненужной и бесполезной.

Вот уже в течение нескольких месяцев, прошедших с момента их приезда в этот дом, который они превратили в Галерею Боумэн, этот Роберт Бомон был ее постоянной головной болью.

Они с Луизой бесконечно долго обсуждали целесообразность открытия их галереи всего лишь в одной миле от престижной галереи Роберта Бомона. Речь шла не о возможной конкуренции этих двух заведений. Галерея Бомона имела свою собственную клиентуру, принадлежавшую к высшим и самым богатым слоям общества. Его клиенты могли позволить себе приобретать авторские и весьма дорогие картины и предметы прикладного искусства.

– Не беда, что мы будем выглядеть на его фоне простыми крестьянами, – сказала тогда Кейт Луизе. – Зато наши покупатели смогут здесь приобрести работы местных художников и твои керамические изделия по очень умеренной цене. Речь вовсе не идет о конкуренции, Луиза. Мы будем заниматься своим делом, а мистер Бомон – своим. Он едва ли обратит на нас внимание.

Однако он не только обратил на них внимание, он просто оскорбился. Не успели они установить свою вывеску, как он прислал им письмо, в котором заявил, что название их галереи дезориентирует его клиентов и в конечном итоге дублирует его собственную. Он в самых резких тонах советовал им немедленно снять вывеску, чтобы не заставлять его возбуждать судебное дело. Прочитав письмо, Кейт просто рассвирепела, тем более, что они обе никогда не видели никакой вывески на галерее Бомона. С тех пор как они сюда приехали – а их сосед в то время находился за границей, – он только и делал, что сорил деньгами, благоустраивая прилежащую к его галерее территорию, а вывеска была, оказывается, снята для замены на новую. Но он был прав.

Когда они еще раз отправились посмотреть на его элегантный дом из белого камня, окруженный ухоженным садом, вывеска уже висела на своем месте. Она до смешного была похожа на их собственную. За исключением нескольких завитушек, можно было сказать, что обе вывески были сделаны одной и той же рукой. А уж имена владельцев, выполненные затейливыми буквами, выглядели почти одинаково.

Это был настоящий удар. После двух месяцев бесконечных хлопот и изнурительного труда им придется снимать вывеску. Но главное, что угнетало теперь Кейт, – это презрительное отношение и позиция, занятая Бомоном. Он настаивал на том, что ошибка с названием была не случайностью, а преднамеренным действием, а его угрозы подать в суд рассердили даже мягкую по натуре Луизу, не говоря уж о Кейт, которая буквально кипела от ярости.

Но негативный интерес этого человека к их галерее на этом еще не кончился… Кейт снова взглянула на часы. Пора идти на поиски мистера Льюиса. Она посмотрелась в зеркало, ободрительно кивнула своему отражению, приветствуя воинственный блеск в своих глазах. Их мечтательное и полное страстного желания выражение, полностью исчезло, и она с досадой подумала о том, что такое выражение появилось в ее глазах благодаря Роберту Бомону. Но ничего, посмотрим! В следующий раз, когда им доведется встретиться, этот лениво струящийся из него магнетизм натолкнется на ее стойкое сопротивление.

Когда она снова вышла в сияющий паркетом коридор, ее тут же перехватил какой-то мужчина, направляющийся в сторону студии.

– Кого-нибудь ищете? – Он успел сделать несколько шагов прежде, чем ответил, что он и есть Стив Льюис, и сразу же дал ей несколько инструкций. Кейт никак не могла избавиться от мысли, что все случившееся выглядит весьма забавным. Будучи сначала совершенно неуловимым, этот человек вдруг неожиданно объявился сам в тот момент, когда Кейт, пытаясь найти его, уже успела попасть в глупейшую ситуацию.

Когда она вошла в студию, где толпилась большая группа женщин, представлявших собой аудиторию для живого эфира, то почувствовала, как в груди бешено колотится сердце. Программа «Дерзкий ответ» была очень популярной дневной телевизионной передачей, которая была обязана своим успехом в первую очередь ведущему Дейву Скотту, каждый раз приглашавшему к себе в собеседники какую-нибудь интересную личность.

Прижимая к себе сумку и блокнот, Кейт проскользнула мимо одной из огромных телевизионных камер, одиноко стоявших пока без операторов. Когда все дамы расселись по своим местам, Кейт увидела Роберта Бомона, ведущего передачи и помощника режиссера, который, надевая на голову наушники, оглядывался по сторонам, пытаясь отыскать глазами Кейт. Наконец он увидел ее и направился к ней. Остальные двое двинулись вслед за ним, и тут Кейт с удовлетворением отметила, что шедший позади Роберт Бомон, едва увидев ее, замер на месте.

Во время церемонии представления друг другу Кейт через плечо ведущего бросила на Роберта холодный взгляд, и в ее зеленых глазах загорелся непримиримый вызов. Его серые глаза под сердито сдвинутыми бровями были непроницаемы.

– Так-так, вы, оказывается, не совсем такая, какой я вас себе представлял, мисс Кейт Боумэн, – Дейв Скотт одарил ее своей всем известной лучезарной улыбкой. – Вы уже знакомы друг с другом? – Его очки сверкали, когда он переводил взгляд с Бомона на Кейт.

– Да, мимоходом, – ответила она, но ее холодный и презрительный взгляд, брошенный на высокую темную фигуру, стоявшую рядом со Скоттом, был вдруг неожиданно испорчен: ее щеки непроизвольно вспыхнули ярким румянцем.

Скотт смотрел на обоих с любопытством, потом сказал ей:

– Вам придется подождать, наверное, минут пятнадцать, прежде чем вы нам понадобитесь. Он довольно хихикнул, когда Кейт повернулась, чтобы отправиться в указанном направлении. – Эй, только постарайтесь не разнести там комнату, хорошо?..

Кейт вошла в комнату отдыха, отделенную от студии стеклянными стенами, и закрыла за собой дверь. Здесь царила абсолютная тишина, ибо снаружи не проникал не единый звук. Кейт опустилась в мягкое плюшевое кресло. Осматриваясь по сторонам, она поймала себя на том, что как будто бы смотрит немое кино. Она видела трех мужчин, которых она только что оставила в студии. Роберт Бомон что-то говорил, а Скотт смеялся, похлопывая его по плечу. Похоже, они старые приятели. Кейт постаралась унять нервную дрожь, колотившую ее. Роберт Бомон, видимо, относится к тому типу людей, которые везде и со всеми знакомы и могут оказывать влияние, очевидно, даже и здесь. Как не увязывалось его привлекательное лицо с теми его убийственными словами в «Прессе». Ведь именно с этих слов и начался весь сыр-бор. И ей бы никогда не пришлось сидеть здесь, дрожа от страха перед неотвратимо приближающимся моментом появления перед телевизионной камерой, если бы не его ужасное письмо, опубликованное редактором газеты.

«…людей буквально обирают владельцы этих так называемых галерей, – писал он. – Я, во всяком случае, хорошо знаю одну такую галерею, которую совсем недавно открыли люди, которые почти ничего или вообще ничего не смыслят в искусстве». И дальше, не называя имен, он продолжал в том же духе, обвиняя владельцев в полном отсутствии у них художественного вкуса и чувства прекрасного и заканчивал свое письмо следующими словами: «…Эти дельцы, готовые выставлять второсортные и третьесортные картины, должны именовать свои заведения вовсе не „галереями“, а скорее „художественными базарами“, что более подходит для тех примитивных настенных украшений, с которыми они имеют дело. Сомневаюсь, что в числе этих клиентов будут люди, которые приходят искать подлинное искусство».

– Подлинное искусство! – кипела от злости Кейт. – Что он себе воображает? Этот напыщенный и надутый индюк! Как он смеет говорить, что мы ничего не смыслим в искусстве?

– Успокойся, – советовала ей Луиза. – Вполне возможно, что он вовсе не нас имел в виду.

– Он имел в виду именно нас, Луиза! И, конечно, все из-за той дурацкой вывески. Все дело в ней. Но, что же нам теперь делать?

– Ничего. – Ее тетушка была непреклонна. – Просто не обращать внимания.

Возможно, подумала Кейт, она бы поступила именно таким образом, как советовала ей тетя, если бы заранее знала, что ее ответ приведет к сегодняшним результатам. Ведь она написала в ту же газету свой ответ на его письмо, и в результате ее пригласили высказать свою точку зрения в одной из популярных телевизионных передач. Она прекрасно понимала, что Бомон является известным бизнесменом и критиком, он привык давать интервью, чего совсем нельзя сказать о ней самой. Где-то в глубине души она тряслась от страха и пасовала перед ситуацией, в которую сама себя поставила. В поединке с Робертом Бомоном ей приходилось выступать против значительно превосходящих сил противника.

Хотя их галерея еще не встала на ноги и не зарекомендовала себя, в запасе у Кейт все же были некоторые обнадеживающие аргументы. Ее губы тронула слабая улыбка, когда она увидела, что человек, занимавший сейчас все ее внимание, приблизился к стеклянным стенам комнаты отдыха. Если бы только он мог видеть, какая картина была продана вчера в их галерее, его красивый рот широко открылся бы от удивления.

Они с Луизой обе были поражены тем, что на самую плохую из картин, висевших на стенах их галереи, все-таки нашелся покупатель. Ведь это означало, что если удалось продать это ужасное творение мистера Баррета, то все остальное, висевшее на стенах Галереи Боумэн, тем более имело шансы быть проданным. Ведь Кейт согласилась выставить эту картину только потому, что написавший ее старый человек был слишком симпатичным и слишком больным, чтобы отказать ему… или вернее, потому, что сама она была слишком добросердечной.

Появление Роберта Бомона было встречено аплодисментами. Когда он присел рядом с ней, она сделала вид, что не замечает его, будучи поглощенной внимательным разглядыванием окружавшей ее аудитории, но в мозгу ее так и вспыхивали отдельные фразы из его оскорбительного письма. Вдобавок ко всему ее страшно угнетало еще одно обстоятельство: в ее ушах до сих пор звучали его слова: «Я вполне готов поохотиться…»

– Полагаю, что у вас нет никакой надежды, – произнес совсем рядом с ней низкий и убийственно спокойный голос, и Кейт совершенно непроизвольно повернулась в его сторону.

– Вы знаете пословицу «Дураки всегда спешат…». Зря вы связались со мной, мисс Боумэн. Мне ничего не стоит выставить вас в глупом виде.

Кейт почувствовала, как в ней нарастает волна ярости, и она глубоко вздохнула, чтобы взять себя в руки. Она не должна позволить этому человеку загнать себя в ловушку, а это может легко произойти, если она потеряет самообладание. Если только она выйдет из себя, он действительно оставит ее в дураках – ее и Луизу. Поэтому прежде, чем ответить, она сосчитала до десяти.

– Проверяете неприятеля, мистер Бомон? Рассчитываете на мой взрывной характер, который поможет вам вывести меня из строя? – Ее зеленые глаза сверкали презрением и предвкушением схватки. Он и представить себе не может, насколько успешно умеет она управлять своими чувствами!

– При волосах такого цвета, – ответил Бомон, окидывая оценивающим и опытным взглядом ее зачесанные назад волосы цвета меди, лежавшие на плечах причудливо изогнутыми прядями, – стоит попробовать.

Кейт снова начала про себя считать до десяти. При такой обстановке, подумала она, просто хладнокровное участие в этом шоу будет означать победу.

– Имея дело с женщиной, – продолжал он, – всегда очень важно знать, как далеко она может зайти и как быстро.

Кейт прекрасно поняла, что он таким коварным образом пытался напомнить ей о моменте, когда, находясь в гримерной, она испытывала к нему симпатию.

– Да, вы правы. Очень важно нащупать слабые стороны противника. – Она чуть помедлила, а потом добавила, стараясь придать своему голосу максимум очарования. – Но мне кажется, что мне уже удалось провести разведку немного раньше, не так ли?

– Не хотите ли вы сказать, что уже знали, кто я, когда вошли в гримерную?

Она пожала плечами.

– Вы достаточно известная личность. Вряд ли в мире искусства найдется кто-то, кто бы не знал вас.

Спокойно, не поддавайся, уговаривала себя Кейт, испытывая при этом непреодолимое желание закатить пощечину по этой самоуверенной физиономии. Она вдруг представила себе, как выглядела бы на экране эта сцена: протянув руку мимо Дейва Скотта, она отвешивает пощечину своему сопернику. Возникшая в ее воображении ситуация вызвала у нее усмешку.

– Что-нибудь забавное? – прозвучал рядом мягкий голос Роберта Бомона.

Когда в ответ на сигнал помощника режиссера они поднялись со своих мест, Кейт улыбнулась и спокойно ответила:

– Я просто подумала о том, чтобы мне, не дай Бог, не пришлось побить вас во время передачи, мистер Бомон.

Она наконец была вознаграждена, увидев его округлившиеся глаза – явный признак некоторого замешательства.

Они прошли перед камерой и сели по обе стороны от сияющего Дейва Скотта. Аудитория приветствовала их обязательными аплодисментами. Их стулья стояли прямо под лавиной прожекторов и висевшим на длинной штанге микрофоном. Телевизионные камеры приблизились к ним вплотную, и Кейт почувствовала, как под воздействием всего этого парада технологии у нее внутри образовалась какая-то пустота.

– Так-так, – пробормотал Дейв Скотт. Это его «так-так» было частью присущего ему стиля. – Здесь у нас уже ведется маленькая война!

Он зачитал один-два фрагмента из письма Роберта Бомона, опубликованного в газете.

– Таково мнение Роберта Бомона, известного предпринимателя, писателя и критика. А вот что ему отвечает мисс Кейт Боумэн, совладелец… э-э-э – он перебрал листки бумаги, – Галереи Боумэн.

Кейт слушала, вспоминая о том, как агрессивно выглядели ее слова на страницах газеты. Она тогда совершенно неосознанно подхватила стиль Бомона, добавив к нему еще больше сарказма… «Даже не обладая обширными познаниями о пространственных концепциях, – написала она тогда в своем письме, – я и другие подобные мне люди могут судить о достоинстве картины. Даже страдая, по мнению мистера Бомона, от недостатка информативности относительно тонкостей композиции, света и гармонии мы вполне способны почти сразу же сказать, сможет ли картина…» Луиза была тогда просто в шоке от этой откровенной направленности против Роберта Бомона. Если он в своем письме только намекал на их галерею, то она совершенно явно называла его имя:

– Я предлагаю, чтобы мистер Бомон занимался своим элитарным кругом состоятельных клиентов, которые зачастую приобретают картины лишь ради престижа или в целях выгодного помещения капиталов.

Это, конечно, было не совсем справедливо, но в то время она была в такой ярости, что ей было все равно.

– Пусть он дает советы узкому кругу своих клиентов. Что же касается всех остальных людей, то для нас при покупке произведения искусства главным критерием остается одно: нравится нам картина или нет. И кто дерзнет сказать, что картина, выполненная художником-любителем, не является произведением искусства? – Она еще добавила что-то о необъективности и произволе суждений, о пренебрежительном и высокомерном отношении Бомона к простым людям и закончила следующими словами:

– Эти художественные базары, как изволил назвать их мистер Бомон, будут существовать всегда, потому что всегда будут люди – обыкновенные люди, – которые не понимают и не желают понимать элитарного снобизма всего того, что он называет подлинным искусством!..

Когда одна из камер буквально наехала на Кейт, уставившись на нее своим красным глазком, у нее совершенно пересохло во рту. Пытаясь взять себя в руки, она взглянула в сторону Роберта Бомона, непринужденно расположившегося в своем вращающемся кресле. Все что угодно, но возьми себя в руки, внушила себе Кейт и почти сумела добиться этого, уняв дрожь в руках, лежавших поверх блокнота, и улыбнувшись Дейву Скотту.

– Вы оба затронули важную тему! Газеты получают море писем в поддержку каждого из вас, Когда вы познакомились? – Он адресовал свой вопрос Бомону, и его брови сдвинулись в ожидании ответа. – Полчаса тому назад? Вы были удивлены, признайтесь, увидев, что девушка, бросившая вам вызов и назвавшая вас – он заглянул в свои записи – «элитарным снобом», столь хороша собой?

Что за бестактный вопрос? Он вызвал у Кейт настоящее отвращение. Она должна была бы еще раньше подумать о том, что такого роду шоу должны, в первую очередь, носить развлекательный, а не информативно-познавательный характер. Но если она в полной мере не воспользуется представившейся возможностью решить спорный вопрос, тогда ее участие в передаче абсолютно бессмысленно. Хотя в данный момент единственное, на что она была способна, – это выдать в. камеру полузастывшую улыбку.

Роберт Бомон ответил своим глубоким и уверенным голосом:

– Женщины редко вызывают у меня удивление. Многие из них – эффектные и не очень – приклеивали мне разные ярлыки, но я никогда не допускал, чтобы это меня задевало или расстраивало. – Он немного подался вперед, взглянул в сторону Кейт, его глаза скользнули по ее лицу, потом опустились вниз и изучили ее стройные ноги, скромно положенные одна на другую. – Но вы правы. Она действительно очаровательна.

Аудитория захихикала, а Кейт почувствовала, как улыбка исчезает с ее лица. Этими своими словами Бомон одним махом низвел ее до уровня заурядной красавицы, существующей лишь для того, чтобы радовать и услаждать глаз мужчины. Она скрипнула зубами, и злость придала ей некоторые силы противостоять словам противника.

– А что вы думаете по этому поводу, Кейт? Ведь вы встретились, наконец, лицом к лицу с этим человеком? Он оправдал ваши ожидания?

– О, нет, совершенно нет. Во всяком случае, до сегодняшнего дня, – сказала она, пытаясь скрыть тот бередящий ей душу момент, когда она явно поддалась чарам этого мужчины, – я была совершенно уверена, что Роберт Бомон – толстый, с животиком, лысеющий мужчина с бледным и одутловатым лицом.

– С одутловатым лицом? – переспросил Роберт с едва заметной улыбкой.

– Ну да, от сидячего образа жизни и работы в закрытом помещении, – быстро парировала Кейт, снова заставив своим двусмысленным ответом его брови удивленно взлететь вверх.

И опять как бы разряд электрического тока пробежал между ними, и ему не помешал даже разделявший их ведущий передачи. Этот разряд, ток, перебегавший от одного к другому, был почти осязаем. Вся аудитория, состоявшая в основном из женщин среднего возраста, буквально подалась вперед.

Дейв Скотт дал каждому из противников возможность изложить свою точку зрения. Кейт, сумевшая немного совладать со своими нервами, говорила в защиту всех тех художников, которых осуждал Роберт Бомон; при этом она постоянно помнила о том, что он представил ее как человека, совершенно не разбирающегося в искусстве. Безапелляционность суждений и высказываний Роберта Бомона заставляла ее выступать в защиту посредственности, хотя на самом деле она придерживалась совершенно иной точки зрения. Не претендуя на превозносимые до небес опыт и квалификацию Бомона, Кейт, тем не менее, имела за плечами несколько лет учебы живописи и достаточно разбиралась в искусстве. Два года работы в небольшой художественной галерее в качестве младшего научного сотрудника вполне научили ее отличать хорошее от плохого. Поэтому защищая свои убеждения, она показывала, что они основаны не на невежестве и незнании, а на терпимости. Однако, закончив свою речь, она не была уверена в том, что ей удалось убедить аудиторию.

Речь Роберта Бомона, как она и предполагала, была очень яркой, убедительной и столь же напористой, как и его слова в письме, – хотя, как она отметила про себя, – не столь напыщенной. Он заключил ее словами:

– И хотя я вовсе не имел в виду именно галерею Боумэн, но она действительно представляет собой такого рода заведение, которые мне не нравятся. Ибо это вовсе не галерея, а скорее любительская лавка.

Дейв Скотт повернулся к Кейт, приглашая ее ответить. Она опять досчитала про себя до десяти.

– Мне кажется, мистер Бомон излишне увлекается семантикой. Это совершенно неважно, мистер Бомон, как вы называете это место – галереей или лавкой – суть в том, что для вашей клиентуры гораздо важнее подписи, стоящие на картинах, и их очень высокие цены. Они готовы купить что угодно, лишь бы на картине стояло имя известного художника, которым они могут щегольнуть перед гостями и тем самым удовлетворить свое тщеславие. Независимо от того, назовете ли вы наше заведение галереей или любительской лавкой, мы выставляем работы подающих надежды художников, ибо знаем, что есть масса людей, которые хотят купить понравившиеся им картины по доступной им цене и которых не волнует вопрос, является ли приобретаемая ими вещь шедевром или нет.