Текст книги "Последнее лето - твое и мое"

Автор книги: Энн Брешерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)

Глава шестнадцатая
ЧУЖАЯ СВАДЬБА

Полу совсем необязательно было присутствовать на свадебной церемонии Меган Кули. Верх и низ его костюма принадлежали разным смокингам. На нем были коричневые ботинки и голубовато-зеленый галстук.

Можно было найти и более простой способ увидеть Алису. Например, он мог бы позвонить по домофону в ее квартиру или позвонить ей по телефону. Однако в любом из этих случаев свой звонок он объяснить бы не смог.

– Это Диана, – представил он миссис Кули свою девушку после того, как поздравил мать невесты.

Какой же по-особому счастливой выглядела именно эта мать, пристраивая именно эту свою дочь.

Он увидел и поприветствовал несколько других семей с Файер-Айленда. Гринблатты, и Макдермоты, и Розенхеймы. С каждой из этих семей у него было что-то связано. У кого-то он стащил велосипед, к кому-то влез в дом, кому-то засорил туалет, кому-то испортил динамик. Они прощали ему, потому что он был богатым и у него умер отец.

Отбросив волосы с глаз, Пол мельком оглядел собравшихся. Со времени любительской стрижки, сделанной Алисой, он так и не удосужился постричь свою отросшую взлохмаченную шевелюру. Отросшие волосы послужили проверкой качества стрижки, и оно оказалось никудышным. Однако он не пошевелил и пальцем. Хотя он и проклинал ее многие бессонные ночи напролет, но все же продолжал за нее цепляться. Всегда ее ненавидел, всегда цеплялся – и всегда по одной и той же причине.

Если не считать краткой интерлюдии, когда он любил ее открыто. Она хотя бы вспоминает об этом? Вспоминает ли она об этом хоть раз на каждый миллион его разов? Алиса обвиняла его в амнезии, но больше всех страдает этим недугом именно она.

Они сидели в церкви со стороны семейства Кули, ближе к выходу. Он смотрел вперед. Итан и Джуди – близкие друзья семьи невесты. Они должны быть впереди. Он высматривал волосы Алисы.

Что, если она не пришла? Если она не пришла, значит, он потратил уйму лишней энергии.

Он не думал о собственной внешности, но посмотрел на Диану, которая была красивее Моники и имела не такой вызывающий вид. Он совершенно позабыл о существовании какой-то там невесты, но вот все поднялись, и по проходу между сиденьями прошествовала невеста.

Вот теперь пора. Все поднимались с мест и поворачивались в сторону выхода. Он вытянул шею. Наверное, он был единственным, кто смотрел не в ту сторону. И вот он увидел ее. С одной стороны от нее стояла Райли, с другой – ее отец. Так ему показалось. Ему были видны лишь их части. Джуди со своей серебристой камерой высовывалась на половину прохода. Пол почувствовал, что мать Алисы досадует на нее. Но, едва заметив в себе этот порыв навстречу, он сразу погасил его.

Ему хотелось думать, что Диана красивее Алисы, и он пытался себя в этом убедить. Вполне возможно, что для объективного взгляда так и было. Но он не мог заставить себя так думать, и это его раздражало. Как можно принудить себя любить одно больше другого? Как можно изменить свои вкусы? Он вспомнил, как однажды Джуди рассказывала, что в подростковом возрасте обнаружила, что от шоколада у нее появляются прыщи, и она научилась его не любить. Эта была одна их тех случайностей, о которых он часто задумывался.

Его заметила Райли и помахала рукой. Ее улыбки было достаточно, чтобы настроение его изменилось. На миг он вновь стал человеческим существом. Он помахал ей и искренне улыбнулся в ответ. Он хотел быть ее другом Полом, проявить себя с лучшей стороны. Перестать быть нервным и озлобленным.

Что Райли подумает про Диану? Про него она подумает, что он плут, каких мало. Лет пять или даже три года тому назад она сказала бы ему это в лицо, но сейчас не станет. От этого было немного грустно.

Райли была в платье. До него это дошло не сразу. Немного мальчишеский вид, как всегда, но какая она хорошенькая в этом платье. Он вообще когда-нибудь видел ее в платье? Неужели Райли наконец-то входит в тот приземленный мир, где, передвигаясь ощупью, живут все прочие люди? Он и в самом деле не мог ее там представить.

Райли толкнула Алису в бок. Пол увидел это, и у него перехватило дыхание. Райли указала на Пола. Это значит, что Алиса должна обернуться и должна ему помахать. Что известно Райли? Пол собирался сердито взглянуть на Алису, но вместо этого поймал себя на том, что, успокоившись и разочаровавшись в себе, машет рукой в ответ. Необходимо было взять ситуацию под контроль, и он обнял Диану. Алиса посмотрела на Диану. В тот момент ему было наплевать на Иммануила Канта или на различие между внешним проявлением и вещью в себе. Он был рад, что у него есть Диана.

Райли стояла с курильщиками на террасе, снаружи помещения, где проходило торжество. Через окна и стеклянные двери были видны размытые очертания фигур людей. Словно заключенная в рамку картина за стеклом приобретала для нее больший смысл. Цветовые пятна и формы лучше воспринимались ее глазами. Лица большинства людей были неразличимы, а голоса и жесты сливались в общий разговор.

Из общей массы выделялся в основном Пол. Ей казалось, она поступила правильно, не сказав ему о своей болезни, пока не увидит. А потом вдруг она засомневалась. Она не представляла, что увидит его здесь, и была застигнута врасплох. А теперь расстроилась. Почему она не сказала ему раньше?

Что, если ему сказал кто-нибудь другой? Эта мысль выводила ее из себя. Это заставило бы ее считать себя жертвой, что вызвало бы у нее презрение. Семья Кули знала, как и многие другие. Родители посчитали бы, что знает и Пол. Она не привыкла к обману. Вслед за первой ложью идет другая. Не так ли она сюда попала?

С Полом Райли проявляла лучшую часть своего «я». С ним она провела самые счастливые часы. Если в сознании Пола она сможет остаться такой, как прежде, тогда сохранится ее истинное лицо, существующее, но крайней мере, в одном месте. Когда она бывала с ним, даже и теперь, то словно ощущала себя прежней.

И потом, была еще Алиса. Вначале Райли не собиралась связывать Алису и Пола какой-то тайной, но получилось у нее именно это. Может, все-таки собиралась. Может, на это она и надеялась. А иначе почему не устроила все, как надо?

Теперь они с Алисой вместе, снова живут одной семьей. Казалось, время движется вспять, и о будущем по большей части позабыли. Этого ли она хотела?

Она вспомнила то, как Пол смотрел на Алису в церкви. Она никогда ни на кого так не смотрела. И на нее, пожалуй, так не смотрели. За ней, конечно, бегали, но ее немногочисленные романтические приключения были краткими и несерьезными. Пускалась она в них в основном из любопытства или желания поскорей покончить с этим неприятным делом. Она никогда никого не любила так, как Пол любил ее сестру. Ревновала ли она? Ревновала Пола? Ревновала сестру? Она и впрямь не могла так думать о Поле.

– Это эффект кибуцу, – объяснила ей однажды Кэти Минц, подруга из NOLS, когда Райли рассказала о дружбе с Полом.

– Что это значит?

– Дети, растущие вместе в кибуцу, ведут себя, как братья и сестры. Они почти никогда не влюбляются друг в друга.

Райли понимала, что это не единственная причина, но, может, это помогало объяснить, почему Пол всегда держал Алису на расстоянии, резко ее порицал, игнорировал ее, когда ей особенно нужно было его внимание. Потому что знал, что однажды захочет ее любить.

Райли нестерпимо было думать, что Алиса с Полом ей сочувствуют. Повсюду вокруг и даже во сне ей мерещилась опасность быть замурованной в прошлом. Она боялась, что они окажутся на переломе жизни, где ей не найдется места, и будут сознательно держать ее в неведении. Именно с них начались всякие тайны.

Она увидела через граненое стекло голубовато-зеленый галстук Пола, и через минуту Пол уже стоял рядом с ней.

– Ты начала курить? – спросил он.

– Мне не нравится быть в помещении, где много народа. А теперь и здесь стало противно. Хорошо бы эти курильщики убрались отсюда.

– Я ни разу не видел тебя в платье.

– А я ни разу не видела тебя с девушкой.

– Да уж.

– Да уж.

Райли опустила глаза. Она должна ему сказать. Ей надо подумать о том, как правильно это сделать.

– Послушай, завтра по прогнозу снегопад весь день. Если так и будет, не хочешь ли днем взять напрокат беговые лыжи? Помнишь, как мы катались по Пятой авеню?

Она рассмеялась. Это была последняя зима в средней школе. Пол приехал домой из пансиона на рождественские каникулы. Она тогда пыталась съехать на лыжах с задней части автобуса, и ее чуть не расплющило.

– Что скажешь?

Лицо его было таким знакомым, таким дорогим.

Родители умрут. Ее сердце взорвется. Алиса ее убьет, если к тому времени она не умрет сама. Она не может ему сказать.

– Поедем, – сказала она.

Вся сжавшись, Алиса сидела за столом над своим овощным салатом. Слева от нее какой-то торговец осушал третью рюмку водки с тоником, иногда случайно лягая ее под столом. Даже болтовня с отцом, сидящим напротив, требовала от нее усилий. Она была настолько смущена и подавлена, что не могла встать и поговорить со знакомыми.

Как мог Пол прийти сюда с такой женщиной? Это так жестоко. Алису очень расстраивало, что он здесь с красивой, модно одетой женщиной, а на ней платье матери с золотым поясом и подплечиками. В комбинезоне для стрижки травы она выглядела бы лучше. Зачем она это сделала? Это все ее упрямство, комплекс вины и самоотрицание. Ничего хорошего она не заслуживает. Вот пусть и выглядит плохо, сама во всем виновата.

– Ты познакомилась с девушкой Пола? – обойдя стол и приблизившись к Алисе, спросила Рози Ньювэлл.

Алиса убеждала себя, что Рози не хотела показаться жестокой. Сама Рози уже много лет была влюблена в Пола.

– Нет еще, – ответила Алиса.

– Она бесподобна, правда?

– Угу, – хмуро согласилась Алиса.

Она обрадовалась, когда Рози пошла танцевать с торговцем. Пускай он лягнет ее пару раз.

Пол танцевал со своей восхитительной подругой под латиноамериканскую мелодию. Алисе хотелось, чтобы он оказался плохим танцором, но это было не так. Все сидящие за ее столом, включая ее родителей, пошли танцевать.

Алиса еще некоторое время просидела в одиночестве над салатом, жуя зеленые листья и размышляя над тем, какой из кусочков листа застрянет между ее двумя передними зубами.

Пол танцевал великолепно, глядя на Диану влюбленными глазами. Он не останавливался. Он позабыл обо всех, оставив их позади. Он это хорошо умел – ведь он практиковался много лет.

В следующий момент, словно опровергая мысли Алисы, Пол оторвался от своей великолепной партнерши и пригласил танцевать Райли. По его лицу Алиса догадалась, что Пол не имеет представления о случившемся с Райли. У Райли был довольный и счастливый вид, и Алиса почувствовала облегчение оттого, что еще хотя бы несколько минут тоже будет считать, что ничего не случилось.

Во время следующей песни Пол разбил пару отца с Джуди, чтобы с ней потанцевать. Это было несколько старомодно, но Джуди обожала такие вещи. Пол отбил Джуди в середине танца, и ее мать заверещала, притворно протестуя. Ладно, стало быть, он не забыл их всех. Он забыл только Алису.

Алиса увидела, что к ней направляется отец. Наверное, хочет пригласить ее танцевать из жалости. Но тогда ей придется встать и показать платье во всей его красе 1991 года. Нет. Она скорчила гримасу, прежде чем он успел ее пригласить.

– Не пытайся меня соблазнить, – пробормотала она, не разжимая губ, как это умеет делать Клинт Иствуд.

Алису мучил голод, но она не могла заставить себя есть. Она чувствовала себя несчастной.

Всю жизнь она владела только одной вещью. И хотя по временам она становилась бременем, но была также и величайшим даром. Любовь Пола. Это делало ее особенной. С самого начала эта любовь была связана с ее индивидуальностью. Теперь Алиса ее потеряла.

Как поется в песне, любовь – это роза, и срывать ее не следует. Что ж, она сорвала и осталась с пригоршней шипов. У Дианы есть роза. У Рози есть пьяный торговец. У Алисы есть подплечники и золотой пояс.

Приступая к шестому (седьмому?) бокалу вина, Пол знал, что совершит какую-нибудь глупость. Он жадно осушил бокал и, словно повинуясь программе, на время покинул прелестное общество своей прелестной возлюбленной. Он подошел к столу, за которым сидела Алиса.

– Хочешь потанцевать? – спросил он.

Она не хотела, это было заметно.

– Милое платье, – почти с вызовом сказал он.

Она встала. Он знал, как она ненавидит отступать. Она пошла за ним в танцевальный зал.

Ведя ее под относительно спокойную свинговую мелодию, он иногда касался ее. Щеки Алисы вспыхнули от смущения, что очень к ней шло.

– Как дела? – спросила она.

– Я продал дом, – сообщил он ей с несколько преувеличенным жаром.

До чего он дошел, если даже в состоянии ей это сказать?

«Будущего больше нет, Алиса. Нет надежды. Наши жизни больше не связаны. Формально все в прошлом». Он так напряженно всматривался в нее, желая увидеть, как она отреагирует, что эти мысленные фразы получились неубедительными.

Она кивнула.

– Я об этом слышала.

Вот как? Она слышала. Что бы ему сделать с этой свежей раной?

– Приятно, что я наконец разделался с домом.

Она кивнула.

Что он мог сказать? «Я собираюсь жениться. Я тебя никогда не любил. Напомни, как тебя зовут?» Поступая безрассудно, он в то же время стыдился себя самого.

Как хорошо было бы, если бы она потеряла самообладание. Если бы она повела себя по-ребячески, тогда ему не пришлось бы. Каким облегчением было бы, если бы она на него накричала или обвинила в чем-нибудь! Но она, разумеется, этого не сделала. Не делала никогда. В противном случае он вряд ли попал бы в такую запутанную ситуацию.

Ему так сильно хотелось вернуть ее любовь. Старые приемы больше не помогали. В сущности, не помогали никогда. Как можно перестать кого-то любить? Это одна из самых жестоких загадок мироздания. Чем больше стараешься, тем хуже получается.

Если не помогло даже платье, которое на ней было, то что поможет?

Зазвучала медленная мелодия. Ему бы отпустить ее, но, вместо этого он привлек ее к себе ближе. Вдыхая ее аромат, он льнул к ней, ненавидел ее и ненавидел себя. Теперь еще добавились муки оттого, что он успел познать ее всю. Он положил руку ей на поясницу, прижимая к себе сильней, чем следовало. Эта несчастная, достойная сожаления страсть к ней. Почему? Что в ней такого, без чего он не может обойтись?

Он увидел ее сияющие округлые глаза. Она смотрела ему через плечо, но все же он заметил у нее в глазах искорки.

Он отпустил ее и направился к своему столу – возбужденный, отчаявшийся и несчастный. Он все размышлял об этом вечере, об этой свадьбе. Зачем он пришел на это дурацкое мероприятие? Кого именно он намеревался помучить?

Глава семнадцатая
ТРЕВОЖНОЕ ОЖИДАНИЕ

Одно время врачи считали, что Райли придется делать операцию по восстановлению поврежденных лепестков митрального клапана. Все это длилось с момента, когда в середине ноября они узнали плохую новость, до конца месяца, когда появилась смутная надежда. Клапан аорты был поврежден почти в той же степени. Врачи полагали, что с аритмией поможет справиться беговая дорожка. Но даже и эта надежда ослабла, когда были обнаружены другие повреждения, как остаточные, так и прогрессирующие.

Каждый раз после посещения врача Райли говорила: «Кажется, все в порядке» – и исчезала на несколько часов. И каждый раз поздно вечером мама излагала Алисе всю историю, включая и свои страхи. Мать выстраивала в ряд все новые пузырьки с лекарствами: бета-блокаторы, антикоагулянты, антибиотики. И все это для девушки, питавшей отвращение к любым пилюлям.

Иногда Алисе казалось, что подопечная Джуди и ее сестра Райли – два разных человека.

– При каждом последующем осмотре врачи находят новые дефекты, – сказала Джуди в конце года. – Операция на том или ином клапане проблемы не решит.

Весь январь они, словно застыв, находились в состоянии тревожного ожидания. Райли регулярно ездила в центр трансплантации. Из-за ее возраста и прогрессирования болезни она была в самом начале списка. Как объяснил врач, при наличии подходящего донорского сердца все произойдет в течение нескольких часов, как только ее имя будет названо.

Райли выдали пейджер, который она все время должна была носить на поясе брюк. Лечащий врач сказал, что ожидание может продлиться несколько дней или несколько месяцев. И вот они ждали. Пока Райли ходила взад-вперед по квартире, Алиса и родители не сводили глаз с ее пейджера.

Однажды утром, когда Райли оставила пейджер на кухонном столе, все трое уставились на него, словно он вот-вот прыгнет им в руки.

– Это не сердце, – пошутила Райли.

Позже, когда Райли ушла и Алиса осталась сидеть на кухне одна, она стала замечать вещи, на которые обычно не обращала внимания, – вроде полочки для специй, сделанной Райли в деревообделочной мастерской, когда она училась в промежуточной школе. Она заметила ужасный горшочек, который смастерила из глиняных змей, покрыла глазурью, обожгла и принесла домой в третьем классе. Джуди по-прежнему держала в нем соль. Были еще два стелющихся плюща в горшках, стоящих рядышком на подоконнике и загораживающих тот тусклый свет, который просачивался из квадрата неба сверху от вентиляционной шахты. Несколько лет тому назад Алиса и Райли принесли эти растения домой с весенней ярмарки, а Джуди все это время ухаживала за ними. Любовь сквозила в вещах, на которые обычно забывали смотреть.

Последующие дни и недели были заполнены ожиданием. Отец приходил домой во время школьных перемен. Мать больше работала дома, чем в библиотеке. Время от времени она уезжала по поручениям. Прежние планы улетучились, а планы на будущее не составлялись. Уходя на вечер из дома, родители находили дурацкие предлоги позвонить домой.

Алиса боялась загадывать даже на день вперед. Как младенец, она жила настоящим, не позволяя мыслям разбегаться в стороны. Сменяя одно занятие на другое, она не задумывалась о механизме движения вперед.

«Мы все идем назад», – думала Алиса.

К концу января Алиса узнала, что речь не идет о нескольких днях ожидания. Оказалось, человек не может долгие месяцы находиться в режиме напряженного ожидания. Это противоречит человеческой природе.

– Я, пожалуй, не хочу чужое сердце, – сказала однажды Райли во время прогулки в парке.

Как только температура становилась выше плюс пяти градусов, они шли на прогулку.

– Раз оно окажется внутри, это будет твое сердце, – сказала Алиса.

Родные чересчур сильно ее опекали. Алису преследовали навязчивые образы надрывающегося сердца Райли, она представляла себе ужасные тромбы, с которыми вела борьбу. Близкие задавали слишком много вопросов по поводу назначений врача, приема соли и удерживания жидкости. Райли горела желанием от них отделаться.

– Где ты была? – небрежно спросила Алиса у Райли, которая только что вернулась домой ветреным вечером в феврале.

Алисе не хотелось признаваться, что она уже раз десять со времени обеда проверяла температуру воздуха.

– Я ездила в центр города увидеться с Полом.

Алиса чуть не подавилась.

– Я думала, ты осталась дома.

Райли взглянула на сестру.

– Ну, и как он там? Ты ему рассказала?

Голос Алисы прозвучал слишком громко.

Райли сняла с себя верхнюю одежду.

– С ним все хорошо. Мы отлично провели время, – сказала она, в свою очередь, тоже громко. – Знаешь, нет, я не сказала. Сейчас я чувствую себя хорошо. Гораздо приятней проводить время с людьми, которые не знают, что я больна.

– Большое спасибо.

– Правда, Ал. Я знаю, как ты за меня беспокоишься, но ты все-таки ужасная зануда.

Когда люди идут плавать, они оставляет на берегу множество вещей: одежду, всякие мелочи, косметику, накладные волосы, свой голос и зрение – по крайней мере, такие, к каким привыкли. «Под водой люди кажутся почти одинаковыми», – сказал как-то Райли инструктор по нырянию с аквалангом. Некоторые люди под водой теряют свою индивидуальность, но вот Райли обретала свое подлинное «я». Считается, что вода символизирует обновление, и, когда Райли плавала – словно уменьшившаяся в размере, одинокая и недосягаемая, то ощущала себя более значимой, чем была.

Разумеется, океан был для нее самым лучшим местом. Его она любила больше всего. Это было ни с чем не сравнимое чувство свободы и в то же время чувство общности со всеми другими местами и существами, которых касалась вода. Океан – это супер, но подойдет и бассейн с перегретой водой на верхнем этаже здания, что на 68-й Западной улице.

Райли оттолкнулась от стенки и после долгого скольжения под водой перешла на брасс. Между рывками и толчками она выбрала медленный ритм. Первую половину мили она чередовала вольный стиль с брассом, а вторую – вольный стиль с плаваньем на спине. Перед началом она обещала себе дойти до мили и остановиться. Вот что она могла себе позволить.

Повторяющиеся движения конечностей были чем-то вроде медитации, растяжение мышц – как наркотик. Она слышала собственное дыхание и даже сердце. Постепенно она перестала замечать немногих людей в бассейне, движение на площадке перед бассейном, гул города за стеклом.

Здесь вас не волнуют обыденные вещи. Можно избежать настойчивых потребностей внешнего мира. Даже предъявленные к себе самому требования, казалось, отступают и трансформируются под водой. Вы не слышите и не говорите. Уши наполнены, но повсюду тихо.

Круг за кругом Райли медленно наращивала темп, а ближе к концу снова замедлилась. Закончила она на шестьдесят четвертом круге.

Проблема с плаванием заключалась в том, что в конце концов приходилось выходить из воды. Надо было вытираться и одеваться. Надо было вновь становиться собой или, в ее случае, переставать быть собой. А потребности ждали, когда придет их черед.

На кухне бешено мигала лампочка автоответчика. Алиса, только что вернувшись из парка, почувствовала неладное. Она нажала кнопку скрюченными от холода пальцами.

«Это кабинет доктора Брейдена из центра трансплантации. Мы пытаемся найти Райли». Такими словами начиналось сообщение. Далее в нем излагались особые срочные инструкции по ответному звонку. Следующее сообщение было от той же обеспокоенной секретарши, а третье – лично от доктора Брейдена. Все они пришли за последние сорок минут.

Алиса запаниковала, что было вполне объяснимо. Она предвидела подобное паническое состояние и уже несколько раз впадала в него. Негнущимися пальцами набрала она номер пейджера Райли, а затем ее сотового. Ответа не было. Либо Райли мертва, либо просто проявляет беспечность.

Алиса ждала и тревожилась. Именно в эти два занятия она вкладывала свою энергию последние несколько месяцев, но нисколько в них не преуспела. Практика преимуществ не давала.

Она звонила снова, и снова, и снова. Райли ответила на шестой раз.

– Что случилось?

– Ты разговаривала с доктором Брейденом?

– Нет. А что?

Алиса слышала дыхание Райли.

– Посмотри на пейджер.

Последовала пауза.

– Я перезвоню, – сказала Райли.

Позже они встретились дома. Там уже были Джуди и Итан.

Райли раскачивалась на стуле, положив ногу в носке на кухонный стол.

– Ты уверена, что уже слишком поздно? – спросила Джуди.

У нее на шее набухли жилы.

– Уверена. Доктор Брейден уверен.

– Получил кто-то другой? – настойчиво продолжала Джуди.

– Да, – сказала Райли. – Сегодня вечером появился счастливый реципиент сердца.

– Но не мы, – заметила ее мать.

– Не я, – сказала Райли.

– Милая, почему ты не снимала трубку? – спросил Итан. Он вцепился в спинку пустого стула. – Не понимаю, что произошло.

Алиса забеспокоилась, что Райли слишком сильно наклоняется назад на стуле, и что стул опрокинется и рухнет на пол. До чего нелепо было бы, если, в придачу ко всему, Райли сломала бы себе шею.

– Объясни нам все, пожалуйста, – строго сказала Джуди. – Мы не зря установили здесь все эти устройства.

Райли со стуком опустилась на стуле на все четыре ножки.

– Я плавала, – вызывающе сказала она. – Вот что я делала.

Райли приободрилась. В последующие дни она запретила родным говорить о том списке. Им запрещалось также говорить о температуре наружного воздуха, потреблении соли и таблетках.

– Ей-богу, если будете продолжать, я перееду, – угрожала Райли.

Она перестала информировать кого-либо из близких о своих назначениях и запретила матери ездить с ней. Уходя из дома, она не говорила, куда идет.

Однажды утром, когда забытый пейджер лежал на кофейном столике, Райли накинулась на Джуди со словами:

– Да перестань глазеть на пейджер!

В один из вечеров на той же неделе Алиса нечаянно услышала разговор Райли с отцом.

– Не хочу превратиться в эту болезнь, – говорила ее сестра. – Чувствую, она может меня одолеть, и от меня ничего не останется.

Райли не сразу узнала сестру в тошнотворном свете флуоресцентных ламп аптеки. Дело было не только в неприятном освещении, но и в выражении Алисиного лица. Райли была поражена отрешенностью этого лица, на котором не осталось следов привычной теплоты и оживленности. Странно было видеть любимое существо, а самой оставаться невидимой, что в случае с Алисой бывало редко.

Райли стояла, скрытая пирамидой из антиперспирантов, и бросала рассеянные взгляды на стену из зубных щеток. За кассой сидела Алиса. Остальные три в ряду были без кассирш. Если покупателя не было, Алиса отрешенно смотрела в сторону секции шампуней. Но вот появилась сутулая женщина, пожелавшая купить лотерейный билет. Шаркая ногами, подошел какой-то мужчина и стал указывать на что-то, висящее за прилавком – может быть, батарейки.

Это помещение не имело никакого отношения к внешнему миру. Пожалуй, такими были ночные кошмары Райли. Никаких окон. Ряды дверей, не пропускающих воздух с улицы. Не то чтобы на 11-й авеню был такой уж свежий воздух. Вязкий желтоватый свет, бесконечно повторяющиеся мелодии. В «Дуэйн Рид» никто не показался бы красивым, но Райли никогда не видела сестру настолько малопривлекательной. Подчас трудно иметь красивую сестру, но Райли совершенно не радовало видеть, что она плохо выглядит.

Райли не хотелось оставаться, но уйти она тоже не могла. Она была в состоянии понять, что Алиса работает в парке за минимальную плату, но того, что работает здесь за какие угодно деньги, понять не могла. Не отсюда ли брались деньги на фитнес-центр?

«Что ты делаешь, Алиса?»

По вечерам Алиса уходила из дома, говоря, что встречается с друзьями. Родители находили в этом какое-то извращенное утешение. Хоть один член семьи должен жить полной жизнью. Что бы они подумали, увидев, куда ходит Алиса?

Предполагалось, что Алиса будет учиться в юридическом колледже, а не продавать лотерейные билеты. У всех членов семьи были свои роли. Алиса была выпускницей «Лиги плюща», с перспективой стать «белым воротничком». А вот на этой работе она деградировала.

Райли вспомнила тот день, когда Алиса получила письма из колледжей, в которые подала заявления о приеме. Всю ту зиму Райли провела в Джексон-хоул, в штате Вайоминг. Перед тем как отправиться на Файер-Айленд и подготовить дом к лету, она весной приехала домой на несколько недель. Родители с радостным возбуждением наблюдали, как Алиса вскрывает конверты, надеясь узнать, что ее приняли в шесть из восьми мест, включая Дартмут, куда она в конечном итоге поступила. В тот вечер родители устроили им праздничный ужин в «Лунном паласе» на Бродвее. Райли радовалась за Алису. По крайней мере, так ей хотелось. Но в последний момент Райли удрала с ужина, объяснив, что у нее дела. Милю за милей бегала она в темноте вокруг водохранилища в Центральном парке. Вспоминая об этом, она испытывала угрызения совести. Ведь она не собиралась испортить Алисе этот знаменательный вечер.

На Алису невозможно было долго сердиться. «Я была бы счастлива попасть в один из колледжей», – сказала она тогда. Если бы могла, она бы поделилась своим богатством.

Райли вспомнила день тремя годами раньше, тоже в апреле, когда письма пришли для нее. Она втайне от всех вскрыла конверты в своей комнате, так же как втайне составляла заявления. В этих немногословных письмах все ответы были «нет», и ей захотелось сказать: «Хочу заняться программой инструкторов в NOLS. Я этого всегда хотела». Наверное, так оно и было.

«Я выбираю это, – хотелось ей сказать. – Выбор всегда за мной».

Онемевшими пальцами в толстых садовых перчатках Алиса чистила клумбы вдоль дорожки для верховой езды. Это было ее новое задание на фоне нового ландшафта, что вполне устраивало Алису. Прежний ландшафт на долгое время отвлек ее от тревог. Возможно, со временем этот тоже поможет.

Работы в парке было немного, но и работников совсем мало. Всем нравилось работать в парке весной и летом. К февралю желающих в основном не оставалось, да и материальный стимул был невелик. В феврале Алиса проводила здесь много времени в одиночестве. Воздух был таким холодным, что течение мыслей почти замирало. Это ее устраивало.

Алиса увидела, как мимо нее протопала лошадь. Она никогда не ездила верхом. Она видела людей с собаками. У людей был замерзший вид, а у собак – счастливый. Она заметила крошечную собачонку, несущую в зубах большого потрепанного плюшевого медведя. Хотя она не любила маленьких собак, но подумала, какие они симпатичные, когда тащат в зубах предметы больше себя.

Она увидела, как вдали гибкими грациозными шагами пробежала бегунья. Бегунья напомнила ей Райли. Шаг был очень знакомым, но такой она уже давно не видела. Она представила себе, как Райли бегает по берегу океана, бегает по деревянным настилам, бегает по 97-й улице. Трудно было представить, как она ходит шагом. Райли, бывало, пробегала две мили за то же время, что Алиса – одну.

Вдруг Алиса замерла. Стряхнув с рук крупные комья холодной земли, она вышла на тропинку. В груди неровно билось сердце. Она увидела, как впереди, приближаясь к повороту, движется та самая бегунья на ногах, казалось, созданных для бега. Алиса была еще достаточно близко к ней, чтобы крикнуть и быть услышанной, но она сдержалась. Она просто смотрела, и ее заполняло непостижимое чувство.

Если Райли хочет бегать, Алисе ее не остановить. Все, что она может, это смотреть. Она так и сделала. Смотрела и вспоминала, и от этого перед глазами появлялось удивительно прекрасное зрелище.

В тот вечер Райли чувствовала себя неважно. Она никому об этом не говорила, но все и так догадывались, а Алиса знала причину. Джуди хотела вызвать врача, но Райли сказала «нет».

– Я уже совершеннолетняя, – сказала Райли, прекратив таким образом все уговоры.

Позже Алиса пришла в комнатушку Райли и села к ней на кровать. Она стала рассматривать те немногие вещи, что остались здесь со времени, предшествующего их первому отъезду из дома: фотографию, на которой Алиса с Райли стоят в обнимку на вершине покрытой снегом горки в Центральном парке: старый снимок Райли и Пола с висящим на крючке громадным тунцом на борту катера в Большой Южной бухте.