Текст книги "Доминатор"

Автор книги: Эндрю Йорк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Он представил ее себе в виде какого-то духа, несущегося с ветром над пустыней, ища возможность отомстить. В пустыне легко было поверить в призраки.

– Пойдем, – приказала Серена. Еще не начало темнеть, но жара заметно ослабела. – Теперь идти будет легче.

Уайльд поднялся на ноги. Сам себе он напоминал осла. Хотя если бы он был ослом, то она могла бы время от времени ехать на нем. Он подумал, что было бы довольно приятно провести остаток жизни зажатым между золотисто-коричневыми бедрами. Но она была бы жестокой хозяйкой, а он оказался бы несчастным ослом. Так что он был собакой, усталой, но преданной, неспособной к размышлению о себе, повинующейся ее голосу, единственному голосу, который знает.

Пожалуй, идти стало легче. Слой песка стал тоньше, все чаще и чаще сменяясь камнями. Стало бы еще легче, если бы он отталкивал ногами всякую мелочь, попадавшуюся на пути, вместо того, чтобы перешагивать через нее, но на это Уайльд уже не был способен.

Он опять стоял на коленях, и они болели. Серена стояла рядом.

– Вы должны подняться, мистер Уайльд.

– На этот раз, милая, пожалуй, не должен.

Серена опустилась на колени. Теперь она не стала целовать его; похоже, она смогла по ответу точно оценить его состояние. Она вонзила зубы в мочку его уха. Наверно откусила, подумал Уайльд. Он был только рад избавиться этой лишней, тяжелой, бесполезной частицы плоти.

Потом Серена оттянула ворот его туники, раскрыв шею, и укусила его в плечо. На этот раз укус оказался болезненным. Уайльд рассердился и ударил девушку, но та легким движением, будто играла с ребенком, перехватила его руку.

– Вставайте, мистер Уайльд.

Уайльд поднялся на ноги и заставил себя двинуться вперед. Он не отрывал пристального взгляда от узкой спины Серены, от ее выпуклых ягодиц, ритмично шевелившихся под шерстяной тканью. Он заставил себя увидеть сквозь одежду золотисто-коричневую плоть, с выступившими блестками пота; эти блестки, объединяясь, образовывали струйки, которые пробивали себе русла в песке, потому что песок и пыль были повсюду, не было ни единой части их тел, которая не была покрыта песком. И вдруг Серена остановилась, и подняла руку, приказывая остановиться. Луна, коснувшаяся нижним краем горизонта, все еще ярко освещала пустыню.

– Осторожно, – тихо сказала она, – поблизости люди.

(ii)

Несколько секунд он не мог осознать значения этих слов, но потом рванулся вперед. Девушка схватил его за руку.

– Мистер Уайльд, в пустыне, нельзя определить издалека, друг перед тобой или враг. Потерпите, совсем немного.

Теперь до него доносились звуки, отдававшиеся в лежавших перед ними огромных валунах.

– Каллахани? – послышался непонятный вопрос.

– Мир, – откликнулась Серена.

– Ло барко? – продолжал расспрашивать голос

– Наш джип сломался. В песчаном море. Мы шли три дня.

– Нди дурумми?

– Мы видели только песок, небо и ветер. Мы три дня не видели ни воды, ни пищи.

Только теперь Уайльд увидел их, трое мужчин, вооруженных совершенно современными винтовками. Один из них направлялся к ним; в руках он держал тыкву.

– Пей! – сказал он по-английски, протягивая ее Уайльду.

– После дамы.

– Нет, нет, мистер Уайльд, – торопливо прошептала Серена. – Вы европеец. Они знают это, даже не видя вашего лица из-под арабской одежды. К нам будут лучше относиться, если мы скажем, что я у вас в услужении. Но пейте совсем немного.

Вода была теплая и отдавала ржавчиной, но ему показалась, что этот вкус не уступает лучшему кокбурнскому вину. Уайльд прополоскал рот, позволив паре глотков просочиться в горло, и передал Серене. Она тоже отпила немного, и вернула сосуд напоившему их человеку. Тот жестом позвал их за собой и провел между камнями в ущелье, промытое в незапамятные времена давно пересохшей речкой. Там пылал костер, рядом с ним стояла большая палатка, а неподалеку переминались с ноги на ногу и фыркали несколько связанных вместе верблюдов. Еще один мужчина, постарше, ждал их перед костром, у него за спиной прижались одна к другой две женщины, жадно смотревшие на вновь прибывших.

– Нехороший знак, – шептала Серена.

– Что?

– Это не туббу. Это туареги.

– Ну и что?

– Среди них не должно быть женщин, мистер Уайльд.

Предводитель подошел к ним, в приветствии кочевников пустыни хлопнул ладонью по поднятой руке Уайльда и указал на большой горшок.

– Кускус.

– Нужно ловить момент, моя радость, – сказал Уайльд. – Я голоден.

– Ешьте совсем немного, иначе вам станет плохо. – Серена помогла ему сесть и стала у него за спиной. Трое арабов сели напротив, четвертый исчез в темноте.

– Нет, нет, – сказал Уайльд. – Моя проводница тоже должна поесть. – Старший из арабов улыбнулся и кивнул. Серена села. – Отлично. А теперь, надеюсь, вы, господа, извините меня. – Он запустил пальцы в котел и достал несколько кусочков тушеной баранины. Каждое движение челюстей отзывалось мучительно сладкой болью. Уайльд прожевал мясо, улыбнулся хозяину, и не сходя с места заснул.

Он проснулся, когда уже рассвело. Солнце уже начало раскалять дикие скалы вокруг, хотя лагерь все еще находился в тени. Уайльд лежал на земле невдалеке от палатки, рядом спала Серена. Караванщики завтракали, усевшись вокруг горшка с кускусом, а женщины тем временем затаптывали остатки костра.

Старик, заметив, что ночной пришелец открыл глаза, жестом пригласил его к трапезе. Теперь Уайльд был определенно голоден. Он выпил воды и с жадностью набросился на еду. При дневном свете он решил, что перед ним отец и три сына. Все четверо были одеты в зеленые хайки; кроме винтовок (оказалось, что это «ли-энфильды», не так давно снятые с вооружения британской армии), у каждого на поясе, обернутом набитым патронташем, висел достаточно грозно выглядевший нож. Но при этом они казались вполне дружественно расположенными. Конечно, они были кочевниками, и потому людьми ненадежными, но ведь и у него не было ничего ценного, что стоило бы украсть.

Мужчины молча смотрели на него некоторое время, а затем обменялись несколькими словами Уайльд вытер рот рукавом и рыгнул, надеясь на то, что в глазах арабов это был совершенно естественный поступок.

– Думаю, нам нужно поговорить, – сказал он. – Я, пожалуй, разбужу свою проводницу.

– Я говорю по-английски, – ответил один из молодых людей. – А она крепко спит.

– Да, вы правы. Во-первых, я хочу от всей души поблагодарить вас за спасение наших жизней.

– На то воля Аллаха, – сказал молодой человек. – Было весьма прискорбно узнать, что вы со проводницей оказались одни в песчаном море.

Его ответ был важен, так как незаметно выдал истинный интерес арабов. Уайльд решил придерживаться той же версии, которую вчера мимоходом высказала Серена.

– Мы шли с караваном в Нигерию, но заблудились во время бури. Мои друзья, конечно, будут искать меня.

– Вот как, – откликнулся собеседник. А мы идем в Агадем. – Туда. – Он неопределенно махнул рукой.

– А где это, если точнее?

– На севере. В Нигере, за границей. Несколько дней пути.

– Где же мы, в таком случае, находимся?

– В Чаде. Ваши друзья не станут пересекать границу, разыскивая вас.

По глазам молодого человека, всего-навсего две узкие темные щелки, представлявшим собой нельзя было ничего прочесть, и это тоже было важно.

– Скорее всего, станут, – возразил Уайльд. – Караван должен был разделиться, половина шла в Форт-Лами. Они вполне могут вскоре оказаться здесь. Пожалуй, мы с проводницей пойдем в прежнем направлении

– Туда много, много дней пути, – сказал молодой араб. – У вас не хватит сил. Агадем был бы для вас лучшим выходом.

– А там, в этом Агадеме, есть аэропорт?

– Туда иногда летают самолеты.

– Все, решение принято. Мы пойдем на юг. Где там ближайшая вода.?

Молодой человек пожал плечами.

– Два дня пешком. Но мы дадим вам верблюда, продовольствия и воды.

Старик что-то сказал по-арабски.

– И винтовку, – добавил молодой человек. – Этого хватит?

– Это чересчур. Слишком красивый жест. У меня совсем нет денег, и я не смогу заплатить вам.

– Это неважно. Мы покажем, куда идти, так что вам больше не понадобится проводница.

– Понимаю, понимаю… – Уайльд задумался, действительно ли он все еще настолько слаб. Он согнул правую руку, скрытую под хайком, и сжал кулак так, чтобы снаружи показалось, будто на поясе у него что-то висит.

– Так вот, говорю вам, что не возьму винтовку. А что касается девчонки, то она не понравится вам. Она слишком худа. И ленива до невозможности.

Молодой человек усмехнулся.

– Действительно, она худая. Мы посмотрели, пока она спала. Но она молода и успеет потолстеть. Зато лицо у нее очень красивое. Мы заберем ее.

Серена проснулась, и с беспокойством глядела на мужчин.

– Мне кажется, что этот парень хочет обиняком предложить тебе руку и сердце, – сказал Уайльд, повернувшись к ней.

– Они продадут меня, мистер Уайльд. Это их ремесло, а я красива. – Это была просто констатация факта.

– Так что, по твоему, мы должны сделать? Ты эксперт по местным обычаям.

Серена села.

– У вас нет никакого выбора, мистер Уайльд. Он правильно говорит: у вас недостаточно сил, чтобы идти дальше. Верблюд доставит вас, куда вы пожелаете.

– А ты?

– Я стану наложницей какого-нибудь шейха. А может быть танцовщицей. Далеко на севере за хорошеньких девушек платят хорошие деньги. – Она не отрываясь смотрела в лицо Уайльду. Но он не был ее сводным братом, и она никогда не стала бы просить его, как совсем недавно просила Канема.

– Понятно. – Он улыбнулся молодому человеку. – Ладно, старина, вот что я скажу. Я с радостью отдал бы эту бабенку за верблюда и дорожный припас. Беда в том, что с моей стороны это была бы недобросовестная сделка, или как там это принято называть в вашей стране. От нее не будет толку. – Он демонстративно потер в паху. – Она больна. На самом деле.

Молодой человек пристально взглянул на Серену.

– С виду этого не скажешь.

– Вы не заглядывали туда, куда нужно. – Уайльд чуть-чуть сдвинул правую руку, словно вытаскивая то, что было зажато в его кулаке. – Так что мы пойдем своей дорогой, а вы своей. Мне жаль, но это лучший выход.

Молодой человек повернулся к отцу и братьям; все четверо встали и отошли вглубь оврага. Женщины продолжали свои занятия. Теперь они разбирали палатку, время от времени кидая быстрые взгляды на Уайльда. Он поднялся с места и сел рядом с Сереной.

– Это было очень мило с вашей стороны, мистер Уайльд. Но вы не сможете остановить их, если они решат взять то, что им хочется.

– Может быть на них подействуют мои слова о том, что у тебя между ногами не все в порядке. К тому же они считают, что у меня может быть какое-то оружие. Так или иначе, они возвращаются. – Уайльд поднялся. Серена встала за его спиной. Действительно, много ли у него сейчас осталось сил? Но почему он должен быть слабее, чем эти четверо, которые только что тоже проделали изрядный путь по пустыне?

– Да будет так! – произнес его собеседник. – Мы должны идти в Агадем. Но, как велит Коран, мы оставим вам воды и пищи.

– В таком случае я отгоню те мысли, которые пришли было мне в голову. А если мне удастся добраться до своих, то пошлю вам телеграмму.

Женщины вьючили верблюдов и громкими криками заставляли их подняться. Мужчины поклонились Уайльду и сели верхом, каждый на своего верблюда. Женщины пошли следом. Они оглядывались на Уайльда до тех пор, пока не скрылись за краем ложбины.

– Предлагаю закончить завтрак, раз уж они оказались столь любезны, что оставили его, – сказал Уайльд. – А потом, думаю, ты объяснишь что нам следует делать сегодня днем.

– Сегодня мы должны поторопиться, мистер Уайльд. Они собираются вернуться. И еду они оставили нам только для того, чтобы быть уверенными, что мы пробудем здесь еще некоторое время.

– Вполне возможно, моя дорогая. Но тогда, зачем спешить? Они верхом.

– Их четверо, и они вооружены, мистер Уайльд.

– А ты и представления не имеешь, какое приятное чувство, с точки зрения моей цивилизации, вызывает предположение, что они вернутся назад.

– Они убьют вас.

– Если бы они хотели это сделать, то зачем вообще было уезжать? Я думаю, что они забеспокоились, так как решили, что у меня есть пистолет.

– Они знают, что вы не вооружены, мистер Уайльд. Наверняка проверили, пока вы спали. На самом деле они, конечно, желают убедиться, что поблизости нет остальной части каравана, о котором вы им рассказали.

– И как скоро они могут появится?

– Раз мы одни, и идем пешком, то можем передвигаться только ночью. Они дадут нам время уснуть покрепче. Часа два.

– Значит мы успеем спокойно поесть.

Серена с секунду пристально глядела на него, потом села рядом и помогла доесть кускус.

– Ну что, стало получше? Я мог бы есть еще несколько лет, и все равно не насытился бы.

– Вы странный человек. Инга говорила, что вы профессиональный убийца. Что вы убиваете без шума, без милосердия или жалости, без угрызений совести. Ну, а я вижу, что вы все время шутите и кажетесь вполне счастливым.

Уайльд ногтем вынул мясное волоконце, застрявшее между зубами.

– Попробуй представить себе, милая, что бы творилось в моей черепной коробке, если бы я вел себя по-другому. А теперь скажи, любовь моя, хорошо ли ты переносишь солнце?

– Я не люблю солнца, мистер Уайльд.

– Но оно не сможет вывести тебя из строя за короткое время. Будем надеяться, что меня тоже. Ты не хотела бы раздеться?

Девушка еще раз окинула взглядом ложбину.

– У нас нет времени, а я к тому же очень грязна.

– Веришь, или нет, но я сейчас думаю о разных кинофильмах, которые мне довелось посмотреть. В том числе о боевиках. Ты когда-нибудь была в кино? – говоря все это, Уайльд неторопливо раздевался.

– В Центре Вселенной ничего такого нет. Но Инга рассказывала мне.

– Думаю, что можно бы воспринимать кино как бесконечный университет, предлагающий бесполезные и в общем-то неверные сведения. В кино исходят из предпосылки, что на каждого, кто является специалистом в каком-нибудь деле, приходятся несколько миллионов неспециалистов. – Он опустился на колени и положил свои штаны, тунику и сандалии по прямой, подкладывая снизу камни, которые должны были имитировать неровности тела, накинул на получившуюся куклу свой хайк и, выбрав большой камень, положил его под накидку вместо головы. – Например, мне никогда не приходилось воевать с апачами на Диком Западе, но, думаю, что наши друзья-туареги тоже не имеют в этом деле большого опыта.

Серена сняла свой хайк, и бросила сверху тунику и шаровары.

– Засада?

– Именно так. Если я смогу заставить свои мозги шевелиться в нужном направлении, то, пожалуй, смогу правильно разложить и твои вещи. Просто поразительно, насколько первый же сытный обед за три дня поднимает жизненные силы.

– А что мы можем использовать в качестве оружия?

– Когда припрет, то я что-нибудь придумаю. Пойдем дальше. Полагаю, что они выйдут на край ущелья, чтобы иметь возможность стрелять оттуда. По крайней мере, так поступили бы в кино.

– О, нет, нет, мистер Уайльд. Патроны слишком дороги. Один из них, конечно, пойдет туда, чтобы обеспечить прикрытие. Двое других спустятся вниз, чтобы воспользоваться ножами.

– Дорогая моя, я готов тебя расцеловать. Но ведь их четверо.

– Один должен остаться с женщинами.

– Нет, теперь я просто обязан расцеловать тебя. Поднимемся по ложбине.

Серена кивнула, но вместо того, чтобы пойти по руслу высохшей в незапамятные времена реки, повернулась и полезла по почти отвесной скале, цепляясь пальцами рук и ног за почти невидимые глазу неровности. Вдруг, поднявшись уже выше его роста она приостановилась и повисла, широко раскинув руки и ноги. Из-под ее волос стекали капли пота, собирались вместе в ложбинке спины, сбегали струйкой к ягодицам и время от времени срывались на запрокинутое лицо Уайльда.

– Четыре человека! – воскликнула она. – Они наверняка убьют вас, мистер Уайльд. Но если вы уйдете и оставите меня…

– Можно подумать, что ты мечтаешь провести остаток жизни выплясывая перед неизвестно кем. Если мы уйдем, то уйдем вместе. А теперь пошли дальше.

Она исчезла за изгибом футах в двенадцати ото дна, и Уайльд полез следом за ней. Это заняло у него гораздо больше времени и оказалось довольно болезненно для самой нежной части его тела. Серена стояла на коленях наверху, готовая схватить его за руки и вытащить на ровное место. Он, тяжело дыша, лег на спину на раскаленные камни, а девушка склонилась над ним, распустив волосы, как зонтик.

– Вы поцарапались. Вот кровь. Здесь. – Ее пальцы были очень нежными.

– Надеюсь, что выживу.

– Обитатели леса, которые ходят без одежды, плетут из травы специальные приспособления, вроде ножен; чтобы защитить мужской орган от шипов и всяких других сюрпризов, попадающихся в кустах. – Она закончила обследование. – Только ссадина, серьезного повреждения нет.

– По-моему, это можно было заметить сразу. А теперь давай поищем укрытие.

Девушка подвела Уайльда к валуну, расположенному футах в двенадцати от обрыва; у его подножья росли чахлые кустики. Она присела на корточки, чуть-чуть не касаясь задом земли, и не отрывала взгляда от своего спутника. На ее лбу и щеках выступило несколько капель пота, оставивших темные пятна в слое мягкой песчаной пыли, покрывавшей лицо. Теперь, когда Серена сидела неподвижно, отовсюду слетелись мухи. Они облепили ее, ползали по губам, свисали гроздьями с сосков, словно это были клубничные ягоды из варенья. Она не обращала на них внимания, но Уайльд непрерывно отмахивался от щекочущих прикосновений летающих тварей и колотил себя по бокам и спине. И все же, хотя это было совершенно невероятным, облепившая девушку летучая мерзость даже увеличила ее первобытную привлекательность. Мужчина и женщина некоторое время глядели друг на друга, а затем она протянула руку и притронулась на мгновение к его щеке. Уайльду пришло в голову, что если бы он мог, щелкнув пальцами, одеть эту девочку в короткую юбку, нейлоновое белье, куртку-дубленку, перенести ее в отделанную красным и белым квартиру в Челси, то узнал бы решения старых житейских проблем, над которыми ломал голову много лет.

– Расскажи мне об Инге. И о себе.

– Она появилась у нас два года назад, как и сказала вам. Мои родители умерли. Она была мне как мать. Даже больше. Она научила меня жизни и любви. Когда она появилась, я был девственницей. Я верила своему прадеду, который говорил, что внебрачная связь это грех, что женщина должна идти к мужу, нетронутой другими мужчинами. Она совратила Фодио и Канема, и сделала так, чтобы они совратили меня.

– И все это происходило когда она была за мужем за Укубой?

– Из поклонения ему она устраивает грандиозное представление. Но в душе, мистер Уайльд, она презирает и его самого, и все его принципы.

– И за это ты ненавидишь ее? За свою погубленную невинность?

– Я любила ее, мистер Уайльд. Я отдавалась Фодио и Канему только, чтобы доставить ей удовольствие. Но я, наверно, была слишком способной ученицей. Я стремилась усвоить все, чему она желала научить меня. И поэтому она стала ревновать ко мне. А я научился ненавидеть ее. И все же я любила ее. И до сих пор люблю, мистер Уайльд. Но в то же время и ненавижу ее.

– И ты хочешь отомстить ей за себя?

Выражение лица Серены стало отсутствующим, как в те минуты, когда Инга издевалась над ней, распятой на кресте.

– Они вернулись.

Несколько секунд Уайльд ничего не слышал, а затем неподалеку громыхнул камень. Он приложил палец к губам, взял руку девушки и слегка прижал ее к земле. Она кивнула, неслышно отодвинулась, чтобы освободить ему проход, и стала на колени у края валуна. Он понял, что сейчас проходит своеобразное испытание: девушка, так много слышавшая о нем от Инги, и увидевшая так мало его в действии, была настроена скептически. Он стиснул правый кулак, разжал… Его рука повреждена…

Человек шел к обрыву со стороны пустыни, держа винтовку наперевес. Его лицо нельзя было разглядеть под шерстяным капюшоном, но и так было ясно, что это один из троих сыновей. Он двигался медленно и осторожно, хотя не медлил, так как его братья не стали бы действовать, пока он не займет позицию.

Подойдя к обрыву, туарег опустился на колени и заглянул вниз. Пальцы Серены впились в руку Уайльда. Но другие должны были все еще выжидать и наблюдать.

Человек поднял левую руку над головой, помахал и снова опустил. Уайльд сосчитал до десяти – глубина оврага была не менее пятидесяти ярдов – потом поднялся. Ему уже пришлось убить человека, будучи нагишом, но тогда он сам чуть не окоченел от холода. Теперь ему, казалось, грозила опасность сгореть: солнце с каждой минутой приближалось к зениту, лучи почти ощутимо били его по непокрытой голове. Он глубоко вдохнул пыльный воздух, быстро прошел по раскаленным камням и позволил своей тени упасть на руку человека.

Голова араба дернулась, он вскочил на ноги, одновременно поворачиваясь, но противник уже успел встать перед ним на краю обрыва. Уайльд непоколебимо установил ноги и выверенным движением швырнул все сто восемьдесят фунтов своего от бедер в плечо, а оттуда в правую руку. Раскрытая рука взлетела вверх, и весь вес Уайльда, сконцентрированный в это мгновение в ребре его ладони, врезался в основание черепа туарега.

Винтовка выскользнула из уже безжизненных пальцев и со звуком, показавшимся в тишине пустыни оглушительным грохотом, упала на камни. Ноги араба подогнулись, и он вслед за своим оружием рухнул на землю. Уайльд уже успел пасть на колени и, не обращая внимания на резкую боль в руке, взять ружье и положить палец на спусковой крючок. С обрыва он видел оставшихся двоих молодых арабов. Те еще не узнали, что случилось с их помощником, так как ползком подбирались к молчаливым сверткам материи. Как и предсказывала Серена, они, видимо, полагались на ножи, так как винтовки были у обоих за спиной. Он скорее почувствовал чем увидел девушку около себя и понял, что она обыскивает одежду мертвеца. Она двигалась совершенно беззвучно.

Первый из арабов добрался до одежды Уайльда, взметнулся всем корпусом вверх, подобно атакующей змее, и его нож сверкнул в солнечном свете, залившем к этому времени дно ущелья. Уайльд встал.

– Брось эту штуку, – сказал он. По опыту он знал, что человек поразительно быстро усваивает чужие языки, когда у того, кто к нему обращается, в руках оружие.

Но араб уже вонзил нож в хайк Уайльда; раз, другой. Второй удар был рефлекторным, он уже понял, что его обманули. Он повернулся, срывая с плеча винтовку, но Уайльд нажал на спуск, и на зеленом одеянии расплылось темно-красное пятно.

Второй из арабов выстрелил; пуля проскулила в утреннем воздухе. Уайльд снова нажал на спусковой крючок. На сей раз выстрела не последовало; он понял, что его оружие наверно ни разу в жизни не знало смазки, рухнул на землю и попытался передернуть затвор.

– Ложись, – рявкнул он на Серену.

Но она осталась на ногах, золотисто-коричневая фурия с черными, как полночь, волосами, которые чуть шевелил нежный ветерок. Она тремя пальцами держала длинный нож, который сняла с пояса убитого. Когда последний из нападавших направил на нее ружье, она звонко, ликующе расхохоталась и сделала хлесткое движение правой рукой.

Уайльду пришло в голову, что смотреть вниз, чтобы убедиться в точности ее броска, было столь же бессмысленно, как и представлять себе ее в квартире в Челси: ведь ее как-никак обучала Инга.