Текст книги "Пять прямых линий. Полная история музыки"
Автор книги: Эндрю Гант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 53 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]
Композиторы того времени имели трогательную привычку сочинять друг для друга музыкальные поминовения, именуемые déplorations. Йоханнес Окегем, воспевший своего покойного друга Беншуа, patron de bonté («воплощение добродетелей»), в скорбной элегии, в нижних голосах которой звучал литургический латинский текст[181]181
Josquin des Prés, Nymphes des bois (1497).
[Закрыть], тем самым открыл новую страницу истории ренессансной музыки, несмотря даже на то, что был моложе Беншуа всего на 10–20 лет.
Среди тенденций, наметившихся около 1450 года, были замещение мессой мотета в качестве основной формы музыкального высказывания, менее частое использование в теноре старого мотетного cantus firmus, написанного на иной, нежели другие голоса, текст, смещение ритмического деления «тактуса» от трехдольного к двудольному (с использованием трехдольных пассажей в виде исключения, а не правила, с тем чтобы добавить вариативности текстуре, а не наоборот, как это было прежде – как, например, в имеющей танцевальный характер осанне в мессах Лассо и Палестрины), более частое употребление равномерно распределенных голосов, в отличие от старого стиля, в котором верхние голоса движутся живее, нежели тенор и контратенор, а также использование ладов с характерными, по-новому звучащими каденциями. Все это обусловило подвижный, свободный и вариативный характер вокальных партий в музыке XVI века.
Антуан Бюнуа, бывший, по его собственным словам, «недостойным музыкантом светлого графа Шароле», как он сообщает в мотете «In hydraulis»[182]182
Rob C. Wegman, Born for the Muses: The Life and Masses of Jacob Obrecht (Oxford: Clarendon Press, 1994), p. 64.
[Закрыть], вознесся к славе и почету, когда «светлый граф» стал в 1467 году бургундским герцогом Карлом Смелым. В 1470 году Бюнуа получил постоянное место певца при дворе Карла. Его самым знаменитым сочинением была последняя из серии месс, основанных на теме светской песни «L’Homme armé». Тинкторис считал его одним из лучших композиторов Европы.
a) Первые фразы песни «L’Homme armé» и b) начало Missa L’homme armé французского композитора XV века Антуана Бюнуа. Бюнуа прямо использует мелодию песни в теноре, в то время как верхние, более расцвеченные голоса, ссылаются на нее, как, например, в начальном пассаже с восходящей квартой в двух верхних голосах
Дату рождения Йоханнеса Окегема установить даже сложнее, чем в случае иных композиторов того времени: вероятно, где-то между 1410 и 1425 годами. В 1443 году он был «леворуким певцом» («леворукие» по одну сторону церкви пели полифонию, в то время как «праворукие» на другой стороне исполняли хорал – сложные музыкальные пассажи все еще были уделом небольшой группы умелых исполнителей, а не всего хора) в кафедральном соборе Богоматери в Антверпене. Он работал во Франции, в том числе и в соборе Нотр-Дам в Париже, много путешествовал и даже посетил с дипломатической миссией Испанию в 1470 году. Он умер в 1497 году в весьма преклонном возрасте, и многие оплакивали его в музыке и стихах. Его музыка эволюционирует от стиля Беншуа (который, вероятно, был его учителем) в сторону уникального технического совершенства, наделенного подлинным чувством. Его Missa Prolationum – старомодное упражнение в технике «мензурального канона» (в рамках которого голоса в разных частях движутся в разном темпе). Его прекрасный, аскетичный Реквием – первый дошедший до нас полифонический образец этой формы (Реквием Дюфаи утерян). Современный исследователь Джон Колдуэлл отмечает, что «в своем внимании к чисто сонорным аскетам музыки Окегем был подлинным романтиком»[183]183
Caldwell, p. 251.
[Закрыть].
Как и в прочие периоды музыкальной истории, в эру бургундского расцвета, по словам современного автора, «для тех, кто жил в нужном месте и вращался в нужных кругах, европейский музыкальный мир мог казаться весьма тесным»[184]184
Gustave Reese, Music in the Middle Ages: With an Introduction on the Music of Ancient Times (New York: W. W. Norton & Co., 1940), p. 5.
[Закрыть]. Несколько музыкантов, рожденных в середине XV века в разных концах Европы, встречались, общались, сочиняли музыку и развивали современный им музыкальный стиль. Фламандские композиторы Александр Агрикола и Хенрик Изак служили во Фламандской капелле во время восшествия на престол бургундского герцога Филиппа Красивого в 1482 году. Пьер де ла Рю вынужденно провел три месяца при дворе короля Генриха VII, усваивая английское влияние, после того как попал в кораблекрушение в Ла-Манше на пути в Испанию в 1506 году. Влияние испанской традиции хорошо заметно в музыке, создаваемой при папском престоле, например в покаянных сочинениях, таких как «Плач Иеремии», или же евангельских пассионах. Испанский композитор Франсиско де Пеньялоса, как и другие его соотечественники, провел некоторое время в Риме. Луазе Компер познакомил Францию с более легкой итальянской манерой. Француз Антуан Брюмель работал в Париже, Шартре и Италии. Его соотечественник, чрезвычайно одаренный музыкант Жан Мутон, обучал голландца Адриана Вилларта, чье творчество служит связующим звеном с более поздней венецианской традицией.
В 1502 году двое придворных в переписке с феррарским герцогом Эрколе д’Эсте пытались склонить того на свою сторону, предлагая каждый своего кандидата на место композитора придворной капеллы: «приглашая в нашу капеллу Жоскена, я намереваюсь увенчать сию капеллу короной», писал один; второй же предлагал остановить выбор на Хенрике Изаке. «Это правда, – писал он, – что Жоскен сочиняет лучше, но он сочиняет только тогда, когда захочет, а не тогда, когда от него это требуют, а также просит жалованье в 200 дукатов, тогда как Изак согласен на 120. Но решение, конечно же, за вами, мой Господин…» Герцогу предлагалось оценить не только музыкальные таланты соперников, но и ту блестящую репутацию, которую с их помощью можно приобрести: «ибо в таком случае ни у Господа, ни у Короля не будет лучшей капеллы, нежели ваша»[185]185
См. Jeremy Noble, ‘Josquin’, in The New Grove High Renaissance Masters: Josquin, Palestrina, Lassus, Byrd, Victoria (London: Macmillan, 1984), p. 10.
[Закрыть]. Принят был Жоскен.
Жоскена на этом посту в Ферраре сменил еще один представитель той тесной группы северян, о которой шла речь выше, Якоб Обрехт. Сын городского трубача Гента, он родился приблизительно в 1457–1458 годах и умер от чумы в Ферраре в 1505 году. Названия его многочисленных месс показывают его изобретательность и склонность к разнообразию: ранние «Caput» и «L’Homme armé», среднего периода «Je ne demande» и «Pfauenschwanz», а также пышный образец его зрелого стиля, мессы «Fortuna desperata» и «Rose playsante». Его поразительная способность скреплять вокальную линию с помощью повторяющихся ритмических фраз, вплетение в текстуру долгих нот cantus firmus и умение заранее планировать появление аккордовых блоков и смену ладов не нашли большого отклика среди его современников, один из которых, Паоло Кортезе, полагал, что тот «мастер изощренного разнообразия, однако в целом его стиль скорее груб»[186]186
Wegman, p. 282.
[Закрыть]; швейцарский теоретик музыки Генрих Глареан отмечал, что музыка Обрехта «звучит повсюду» в Южной Европе и славится своим «великолепием», – того же мнения придерживался и певший в хоре Обрехта мальчиком голландский гуманист Эразм Роттердамский[187]187
Там же, p. 283.
[Закрыть].
Величайшим композитором этого времени был Жоскен де Пре.
Жоскен родился около 1440 года во франко-фламандской северо-западной области Европы с развитой музыкальной традицией. К 1459 году он стал biscantor, или певцом, в богатом миланском кафедральном соборе. Он служил семье Сфорца (вместе с композиторами Гаспаром ван Вербеком и Луазе Компером) в 1476 году, когда был убит образованный, но жестокий Галеаццо Сфорца, которому наследовал его брат Асканио, ставший (что было типично для кровавой церковной политики того времени) кардиналом в 1484 году. Десять лет, приблизительно до 1495 года, Жоскен провел при папском престоле, после вернулся во Францию, вероятно к королевскому двору, затем перебрался в Италию, где служил у феррарского герцога Эрколя д’Эсте, и покинул ее в 1503 году, спасаясь от чумы, которая, к несчастью, забрала жизнь сменившего его Обрехта. К 1504 году он сделался прево у себя на родине в Северо-Восточной Франции, в Конде, где и умер в 1521 году.
Жоскен был весьма знаменит при жизни. Он – единственный композитор, которого более одного раза опубликовал Петруччи, трижды печатавший его мессы. Его музыку множество раз перепечатывали вплоть до XVI столетия – редкое достижение для времени, когда люди предпочитали иметь дело с новинками. Под его именем часто выходили сочинения других композиторов – еще один (хотя и сомнительный) признак его высокой репутации. Его хвалили такие несходные между собой авторы, как Генрих Глареан, Бальдассаре Кастильоне и Франсуа Рабле; Мартин Лютер был (что удивительно) его большим поклонником. В память о Жоскене написано множество сочинений других композиторов. Николя Гомберт намеренно использует весьма архаичный cantus firmus, проведенный нотами крупных длительностей, в элегии, посвященной Жоскену, «Musae Jovis», чтобы почтить наследие старшего коллеги. Спустя 30 лет после смерти Жоскена Жаке Мантуанский написал мотет, в текст которого вплетены названия его сочинений, и использовал в нем вариации на музыку самого Жоскена, выказав таким образом исключительную дань уважения.
Как и многие другие творцы XVI столетия, Жоскен был «выдающимся мастером новых техник, равно как и их итогом»[188]188
Gustave Reese, Music in the Renaissance (New York: W. W. Norton & Co., 1959), p. 246.
[Закрыть]. Бывший в то время все еще весьма новым инструментарий мотета, с его практически неисчерпаемым выбором текстов из псалмов, Библии, набожной поэзии и т. д., предоставил ему большую свободу, нежели более консервативные средства мессы с ее неизменным текстом и заведомо установленными техниками композиции. Ему нравились каноны, загадки и музыкальные игры, в которых ноты, мелодии и даже такие рудиментарные вещи, как слоги сольмизации (ut, re, mi, etc.), сплетались и двигались вперед, назад и в обращениях. «Qui habitat», который написан около 1520 года и в котором четыре канона распределены между 24 вокальными фрагментами, представляет собой опыт чистой сонорики. В покаянных пьесах, таких как «Miserere» и «Absalon, fili mi», вокальные мотивы, имеющие почти одержимый характер, соотнесены с тщательно продуманными переменами аккордов. Жоскен, вероятно, стал первым композитором, который говорит с нами на языке, более не опосредованном отстраненными средневековыми манерой и образом мысли, который мы можем соотнести напрямую с собственным опытом.
В других частях Европы тоже рождались свои шедевры: мессы и мотеты Пеньялосы в Испании, в которой печатное дело заметно отставало от итальянского. Англия, утратившая к тому времени лидирующие позиции в вопросах разработки музыкальной эстетики (о чем с сожалением упоминает Тинкторис), все же создала своеобразную форму кэрола XV столетия в старинной форме «burden and refrain» (куплетно-припевной), в которой используются характерные последовательности аккордов 6/3 (трезвучий с квартой, помещенной над терцией, – то, что впоследствии будет названо первым обращением аккорда), заимствованные из импровизационной техники фобурдона, о которой говорится позднее.
В начале XVI века существовало весьма небольшое число институций, могущих способствовать развитию масштабной полифонии. Певчими были в основном священники, которым помогало небольшое число профессиональных певцов. Музыка того времени была устремлена и в будущее, и в прошлое. В Реквиеме Окегема используются параллельные квинты, характерные для Перотина; в Missa Fortuna desperata Обрехта мелодические мотивы и имитационное голосоведение напоминают образцы позднего стиля Палестрины; во втором «Agnus Dei» из мессы Жоскена «L’Homme armé» парящие восходящие и нисходящие пассажи преследуют друг друга поверх текстуры, полной протяжных проходящих тонов, как и в музыке Лассо.
В 1497 году Жоскен написал поминальную песню на смерть Окегема. Она на французском, тенор в ней поет слова и мелодию из латинской поминальной мессы. В середине ее старомодный cantus firmus уступает место написанной в свободной манере перекличке композиторов, оплакивающих уход своего bon père[189]189
Доброго отца (фр.).
[Закрыть], так, словно Средневековье наконец-то пришло к финалу своего пути прямо здесь, в середине песни. Ее называли «реквиемом по Средним векам»[190]190
Caldwell, p. 256.
[Закрыть]. Она завершается знаменитым приемом Жоскена – несколькими простыми аккордами.
В XVI столетии музыкальный стиль Ренессанса достиг зрелости и совершенства.
В начале века в Англии большинство музыкальных источников было уничтожено реформаторами-иконоборцами; однако, к счастью, сохранилась и дошла до нас величественная Итонская хоровая книга, по материалам которой можно составить представление о стиле двух десятилетий вплоть до 1520 года: воздушная, сложная, многоголосная, по большей части посвященная Деве Марии музыка ряда композиторов, в том числе Гилберта Банестера, Джона Брауна, Уолтера Ламбе и др. Среди ее отличительных стилистических черт можно выделить элементы имитационного письма, высокие верхние голоса и очень низкий бас, а также характерное пере́ченье и английскую каденцию – особые разновидности диссонанса, которые будут все чаще встречаться в музыке английских композиторов следующего поколения – Томаса Таллиса, Джона Шепарда и Уильяма Бёрда. Многие итонские композиторы, в частности Роберт Ферфакс и Уильям Корниш, зарабатывали на жизнь в Королевской капелле, а также принимали участие в маскарадах, «переодеваниях» (disguisings) и разного рода театральных представлениях при дворе. Итонская книга отличается богатством красок и ярким визуальным великолепием: в ней можно увидеть множество вписанных в цифры и буквы лиц, – очевидно, друзей и соседей искусных писцов. Эта книга – по-видимому, последний образец средневекового манускрипта: позже более деловитые подданные Тюдоров предпочитали отдавать свои ноты в печать – это было практичнее, однако уже не так красиво.
Основными композиторами этого столетия были участники еще одной интернациональной группы со сходным стилем письма, обусловленным требованиями римской церкви, которые были выработаны после того, как Реформация бросила вызов существующему порядку.
Француз Филипп Вердело присутствовал при грандиозном противостоянии Медичи и монаха Джироламо Савонаролы во Флоренции в 1498 году. Подобно Бёрду в Англии (хотя и не с такой опасностью для жизни) он обозначал свою позицию, используя в сочинениях тексты и музыку, ассоциирующиеся с монахом-мучеником. Николя Гомберт в своей музыке отразил франко-фламандский интерес к имитационному письму еще в большей степени, нежели Жоскен. Фламандец Адриан Вилларт занимает в истории музыки почетное место пионера венецианского стиля: он использовал два хора, отзывающиеся попеременно с галереей собора Святого Марка. Эта техника нашла отражение в некоторых сочинениях Лассо, Палестрины и других и доминировала в следующую эпоху музыкальной истории в XVII столетии. В Англии крупным композитором, почти не затронутым идеями протестантской Реформации, был Джон Тавернер, умерший в 1545 году незадолго до смерти своего монарха Генриха VIII, который становился все более психически неустойчивым. (Тавернер потерял место в бывшем кардинал-колледже Оксфорда после того, как Генрих отобрал колледж у попавшего в опалу бывшего министра кардинала Томаса Уолси.) Контрапункт Тавернера характеризуется несколько назойливым повторением музыкальных фигур, свойственных Жоскену, и является связующим звеном между музыкой Итона и стилем Таллиса. Испанец Кристобаль де Моралес внес в музыкальный стиль середины века характерную для его страны искру иберийского огня. Его мотет «Emendemus in Melius» (впрочем, с довольно спорной атрибуцией) представляет собой мрачную драму, в которой участники хора с помощью покаянного контрапункта усердно молят позволения искупить грехи их жизни, в то время как тенор распевает повторяющуюся мелодическую фразу иного содержания: «Помни, человек, что прах ты и в прах возвратишься»[191]191
Бытие 3:19.
[Закрыть].
Среди английских композиторов, живших в середине века, во времена стремительно сменяющихся королей и религий, были как протестанты (например, Кристофер Тай), так и католики, как Джон Шепард и Уильям Манди (один из нескольких музыкантов с таким именем). Искусные композиторы, обученные по старым правилам. В Нидерландах Якоб Климент, прозванный «не-Папа», обращался к собственному внутреннему религиозному миру при создании первой полифонической последовательности всей псалтыри на голландском языке – пример того, что современный стиль вполне мог подходить для нужд новой ортодоксии. Чрезвычайно плодовитый фламандец Филипп де Монте сочинял на немецком, латинском, итальянском и французском языках. Он жил в Италии, посетил Англию с капеллой Филиппа II Испанского, который женился на Марии Тюдор в 1554 году, и написал совместно с Уильямом Бёрдом сочинение на текст псалма 136 «На реках Вавилонских», оплакивая гонения на католическую церковь в Англии и уподобляя ее страдания страданиям евреев во время Вавилонского пленения в VI веке до н. э. Среди выдающихся композиторов конца столетия был живший в Испании француз Филипп Рожье, чей великолепный «Laboravi» для шести голосов был почти полностью списан английским композитором Томасом Морли и опубликован им под своим именем (этот обман вскрылся только в 1982 году)[192]192
Peter Phillips, ‘“Laboravi in gemitu meo”: Morley or Rogier?’, in Music and Letters vol. 63 (January—April 1982), p. 85–90.
[Закрыть]. Часть английских композиторов продолжала писать музыку на латыни, куда более интересную, нежели та, что подчинялась суровым требованиям новой церкви. Осберт Парсли создал замечательный образец визитной карточки любого католического композитора, «Плача Иеремии», равно как и Роберт Уайт, умерший вместе со всей семьей во время чумы 1574 года на своем рабочем месте, в Вестминстерском аббатстве. Место Роберта Парсонса в Королевской капелле перешло к Уильяму Бёрду после того, как первый утонул, катаясь на лодке по реке Трент около Ньюарка в 1572 году.
Все эти замечательные музыканты подготовили почву для четырех сочинителей, которые наследовали им и превзошли их, подведя итог стилю и эпохе. Вторая половина XVI столетия принадлежит четырем композиторам из четырех стран: Томасу Луису де Виктории, Орландо ди Лассо, Джованни Пьерлуиджи да Палестрине и Уильяму Бёрду.
Вторая половина XVI в.В рассказе о Бёрде нельзя обойтись без упоминания его коллеги и учителя Томаса Таллиса.
Жизнь Таллиса продолжалась почти весь XVI век. Среди его достижений – служба четырем монархам, постоянно менявшим правила его ремесла: для всех для них он сумел создать искусную музыку. Основанные на хорале его сочинения, подобные «Puer natus est nobis» (написан около 1554 года), и насыщенные каноны с переменным темпом в «Miserere nostri» (опубликован в 1575 году) указывают на его интерес к средневековой школе письма. Музыка для двух Марий, королевы и Девы, – такая, как мотет «Gaude, gloriosa Dei mater», вероятно, написанный в середине 1550-х годов, – исполнена возвышенного вдохновения. Небольшие сочинения для новой церкви, вроде псалмов для псалтыри архиепископа Паркера, созданных в 1567 году, представляют собой миниатюрные образцы совершенства. Финал «Spem in alium» (около 1570 года) для 40 певцов демонстрирует очевидное знакомство Таллиса с масштабными континентальными каноническими сочинениями, подобными пьесам Окегема и Жоскена, и, вероятно, более поздними образцами. Однако гармоническое и контрапунктное мастерство Таллиса находится на ином уровне по сравнению с возможными образцами для его сочинений: поразительное, необъяснимое совершенство. Наиболее значительную свою музыку он сочинил в преклонном возрасте. Вместе с бывшим певчим из своего хора, Уильямом Бёрдом, он создал нечто принципиально новое в силу уникальной (и весьма ненадежной) позиции католических композиторов при дворе протестантской (однако чрезвычайно увлеченной музыкой) королевы Елизаветы I (одновременно получая доход от королевской монополии на нотопечать). Вкладом старшего мастера в это совместное начинание стали две последовательности покаянного «Salvator mundi»; обе позднее использовались в английских контрафактных сочинениях, текст которых небрежно, на скорую руку приделан к нотам). Изысканная напевная музыка, сдержанная и прекрасная. Когда в 1585 году Таллис умер, Бёрд в европейской манере оплакал его в музыке: «Таллис мертв – и Музыка мертва»[193]193
William Byrd, Ye Sacred Muses (1585).
[Закрыть].
Помимо общих для всех основ литургии, еще одна причина, по которой музыка позднего Возрождения в целом вся похожа, – то, что ее правила чрезвычайно детально разработаны и базовый словарь этот легко выучить. В манускрипте 1552 года описывается, как композитор демонстрирует своим наиболее многообещающим ученикам «совершенные и несовершенные интервалы и разнообразные способы создания контрапункта к хоралу… затем он станет обучать их в нескольких словах правилам трехголосного, а позже и четырех-, пяти-, шестиголосного etc. письма, предоставляя во всех случаях примеры для подражания»[194]194
John Milsom, ‘Analysing Josquin’, in Richard Sherr (ed.), The Josquin Companion (Oxford and New York: Oxford University Press, 2001), p. 431.
[Закрыть]. В 1597 году английский композитор Томас Морли сообщал о своем опыте обучения у «Master Bold»[195]195
Храбрый мастер (англ.).
[Закрыть] (не самый подходящий псевдоним для Уильяма Бёрда)[196]196
Thomas Morley, A Plaine and Easie Introduction to Practicall Musick (1597).
[Закрыть], опыте полезном, который ему явно пришелся по душе: Бёрд, без сомнения, заимствовал методу из собственного опыта ученичества у Таллиса.
Бёрд родился в начале 1540-х годов. Он почти наверняка был мальчиком-певчим в Королевской капелле (два его старших брата пели в капелле собора Святого Павла), куда позже, в 1572 году, вернулся в статусе «джентльмена капеллы» (взрослого певца) после работы органистом в Линкольнском соборе, где сочинил одни из первых музыкальных образцов служб по новому обряду в «Книге общих молитв» Кранмера. Вместе с Таллисом они организовали ряд совместных (и весьма успешных, по крайней мере, ставших такими спустя определенное время) публикаций и вместе служили «органистами Капеллы» – они первые носили это звание. Бёрд оставался членом Королевской капеллы всю свою долгую жизнь, хотя и устранился от активной деятельности в ней после восхождения на трон в 1603 году Якова I. Последние десятилетия жизни он провел, сочиняя по большей части интроспективную католическую музыку для целого ряда удаленных от Лондона дворянских домов. Он умер в 1623 году.
Творчество Бёрда заметно отличается от творчества его великих современников. По большей части оттого, что он, будучи католиком в протестантской стране, не имел необходимости удовлетворять повседневные нужды римской литургии: в то время как Палестрина сочинил более ста месс, Бёрд написал всего три, секретно переправляемые постранично в оплоты католицизма в отдаленных районах страны, где они исполнялись в строгой тайне, скрытно от взоров разыскивающих крамолу шпионов лорда Берли[197]197
Сесил Уильям, 1-й барон Берли (1520 или 1521–1598) – глава правительства Елизаветы Английской, известный преследованием английских католиков.
[Закрыть] (хотя Бёрд, его жена и домочадцы неоднократно имели неприятности с законом). Отчасти, однако, причиной тому был темперамент Бёрда: его музыка предельно интеллектуальна, исполнена теологической и контрапунктической изобретательности и исследует духовную драму христианской души с той страстностью, которой не знал хладнокровный Палестрина. Стилистическая широта ее безбрежна. Он сочинил взволнованные элегии, подобные «Infelix ego» на текст размышления над псалмом 51, написанного Савонаролой после известия о смертном приговоре, – очевидный комментарий к преследованию католической веры в Англии.
Многие тексты на сходную тематику написаны им самим: в «Civitas Sancti Tui» (опубликован в 1589 году) в повторах «Jerusalem desolata est»[198]198
Исаия 64: 10.
[Закрыть] слышна сдержанная мольба. Поздняя музыка из сборников «Gradualia» 1605 и 1607 годов образует своего рода реквием по его искусству и его вере. Многие его тексты в позднем сборнике 1611 года характеризует прощальная интонация (сам композитор назвал его «последним прощанием»). Возможно, Бёрда можно назвать наиболее эмоциональным и универсальным изо всех четырех поздних мастеров.
Томас Луис де Виктория родился в богатой семье из Авилы, в Центральной Испании, в 1548 году. В 1565 году он служил певцом и органистом в Риме (где наверняка познакомился с Палестриной). В 1573 году он был назначен maestro di cappella, капельмейстером, в местном иезуитском колледже (где обучался) и был рукоположен в сан в 1575 году (последним английским католическим епископом). Он присоединился к конгрегации ораторианцев, новому обществу священников-мирян в Риме, которое возглавлял Филипп Нери. Между 1578 и 1585 годами он служил капелланом и опубликовал пять пышных томов, в которых отражались различные музыкальные аспекты литургии. В посвящении к тому 1583 года он выражал желание вернуться в Испанию, и Филипп II его исполнил, даровав Виктории пост капеллана в конвенте, возглавляемом его сестрой, в Мадриде, где был прекрасный хор мальчиков и священников и где он в разное время служил священником, главой хора и органистом. В начале 1590-х годов он вернулся в Рим, чтобы проследить за публикацией и исполнением своей музыки. Последние годы он провел в Мадриде, выпустив в 1600 году сборник своих крупных работ: некоторые из них предназначены для нескольких хоров в популярной на тот момент венецианской манере. Он умер в 1611 году.
Священник, иезуит, друг святых: из всех четырех композиторов, о которых идет речь в этой главе, Виктория наиболее тесно был связан с религиозной жизнью (что в то время случалось значительно реже, нежели в период средневековых монастырей). Все музыканты сообразно с коммерческим духом того времени пользовались услугами печатников для распространения своих сочинений, однако музыка Виктории получила особенно широкую известность, в том числе и в обеих Америках. Он создал (или, как минимум, опубликовал) значительно меньше сочинений, чем Палестрина или Лассо, и все они написаны на литургические латинские тексты.
Испанская музыка часто обладает страстным и даже яростным характером. Он хорошо заметен в «Vere Languores Nostros» Виктории, с его характерными хроматизмами, несвойственными Палестрине. Иногда он драматичен, как, например, во вступительных аккордах в начале «O Quam Gloriosum», за которыми следует звенящая радость святых, звучащая на слове gaudent («радуются»). Он сочинил много искусной, вдумчивой литургической музыки для регулярного церковного исполнения, такой как его «Магнификат» и гимны, в которых чередующиеся строки поются на мотив хорала: часть их до сих пор находится в хоровом репертуаре – свидетельство их непреходящей ценности и профессиональной практичности. Он редко пользовался старыми техниками, такими как канон. Его мотивы часто необычны и причудливы. Потомки сочли наиболее интересными его мотеты, особенно покаянные пьесы, а также скорбный тон сочинений, подобных позднему Реквиему 1605 года.
Географию странствий нашего следующего композитора можно проследить по вариациям его имени: он был Роландом де Лассусом во Франции, Орландо ди Лассо в Италии, Орландом Лассом в латинских сочинениях, и есть еще целый ряд вариантов написания.
Лассо восхитительный композитор. Есть что-то неподдельно человечное в том, как он говорит с нами о вере, любви и вине в широком спектре сочинений, предназначенных для певцов. Следить за аккуратно наслаивающимися голосами на строке «vos fugam capietis»[199]199
Вы обратитесь в бегство (лат.).
[Закрыть] в мотете для Великого поста «Tristis est anima mea» – одно из самых увлекательных занятий для певцов хора. Его мессы довольно консервативны по сравнению с сочинениями его современников, однако в них можно отыскать множество весьма эффектных решений при переработке секулярных образцов, таких как «Triste départ» Гомберта, а также при создании звуковых эффектов полихорового пения, как в случае масштабной, плотной сонорики «Bell’Amfitrit’altera». Однако в его наследии есть также мадригалы, предвосхищающие театральный маньеризм более позднего стиля musica reservata[200]200
Тайная музыка (ит.).
[Закрыть], подобно финалу «Che più d’un giorno», в котором после кажущегося завершения на минорном аккорде на слове moria («умирает») тенор скользит голосом вверх на мучительный полутон, внезапно меняя минорный аккорд на мажорный – а затем повторяет этот ход. В «Madonna sa l’amor» Лассо играет со словом lasso’ не только потому, что это его фамилия, но и оттого, что созвучные слоги сольмизации «ля-соль» дают музыкальную фразу из двух указанных нот. Также он сочинял французский шансон и немецкие Lieder[201]201
Песни.
[Закрыть], светские и религиозные. Стилистическая широта его безбрежна.
Жизнь его прошла на знакомом нам уже пространстве – как географическом, так и профессиональном. Лассо родился около 1530 года в Мадриде (здесь также родился Беншуа, а неподалеку умер приблизительно за десять лет до этого Жоскен). В возрасте 12 лет в Мантуе он поступил на службу к Ферранте Гонзага, и существует известная, хотя и явно апокрифическая история о том, что его несколько раз похищали из-за красоты его голоса, – поиск придворными музыкантами талантов к тому времени был распространенной европейской практикой. Работа в нескольких крупнейших итальянских городах (в том числе в Риме) привела его в середине 1550-х годов на север, и здесь он начал публиковать свою музыку. В 1556 году он поступил на службу к космополитичному и весьма музыкальному двору герцога Альбрехта V в Мюнхене, а затем, в 1563 году, бы назначен главой капеллы герцога: данное место он занимал до самой смерти, при этом много путешествуя, сочиняя, публикуя, встречаясь со множеством своих обеспеченных коллег, в том числе Андреа и Джованни Габриели, а также выступая на сцене, сочиняя трактаты и обучая контрапункту следующее поколение немецких композиторов.
Техника пародийной мессы. Пассаж а) из шансона «Война» (La Guerre) французского композитора Клемана Жанекена, одной из многих песен, в которых удовольствие от пения достигается с помощью имитации звуков реальной жизни, в данном случае – сражения; b) это часть «Kyrie» из мессы испанского композитора второй половины XVI века Томаса Луиса де Виктории Missa Pro Victoria, куда вписано несколько музыкальных идей из шансона Жанекена, которые снабжены иным текстом и исполняются с заметно большей вокальной выразительностью: музыка преображается, служа новой задаче
При жизни Лассо очень уважали. Письма 1570-х годов демонстрируют доброе к нему расположение большого поклонника музыки герцога Вильгельма: эти отношения заметно выделяются на фоне обычного для того времени низкопоклонства. Он постоянно шутил на разных языках, подписываясь «Orlando Lasso col cor non basso», «Orlandissimo lassissimo, amorevolissimo», «secretaire publique, Orlando magnifique»[202]202
«Орландо Лассо с сердцем не низменным», «Орландиссимо изнуреннейший и любвеобильнейший» (ит.), «общественный секретарь Орландо великолепный» (фр.).
[Закрыть], безобидно посмеивался над друзьями-композиторами, такими как Хенрик Изак и Якоб Аркадельт, и рифмовал falsibordoni’ с macaroni[203]203
Фобурдон с макаронами (ит.).
[Закрыть][204]204
См., напр.: Jules Declève, Roland de Lassus, sa vie et ses oeuvres 1520–1594 (Hainaut: Société des Sciences, des Arts, et des Lettres du Hainaut, 1894), p. 45.
[Закрыть]. Среди его учеников были влиятельный композитор Иоганн Эккард и один из его мюнхенских мальчиков-певчих, Леонард Лехнер, позже ставший протестантом. Лассо умер в июне 1594 года, всего несколько недель спустя после смерти Палестрины. По обычаю, ставшему чрезвычайно распространенным позже, в XVII столетии, его пост в Мюнхене унаследовали по очереди оба его сына, а затем и внук. Сыновья способствовали укреплению его и без того высокой репутации, опубликовав в 1604-м подобающим образом названный «Magnum opus musicum», в котором содержались почти все из написанных им более чем пятисот мотетов: это была одна из первых целенаправленных попыток создать полное и авторитетное собрание сочинений композитора.
