Текст книги "Марсианин (др.перевод)"

Автор книги: Энди Вейр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц)

Глава 9

Запись в журнале: 79-е марсианские сутки

Настал вечер восьмого дня пути. До сих пор «Сириусу-4» сопутствует успех.

Поездка превратилась в рутину. Каждое утро я просыпаюсь на рассвете. Первым делом проверяю уровень кислорода и CO ₂. Завтракаю брикетом, выпиваю одну чашку воды. Потом чищу зубы, расходуя воду по минимуму. Бреюсь электробритвой.

Туалета в ровере нет. Для дел такого рода мы предполагали использовать системы утилизации в наших скафандрах. Но они не рассчитаны на то, чтобы копить наши отходы в течение двадцати дней.

Мелкие проблемы решаю в пластиковую канистру. Когда я её открываю, в ровере начинает вонять ночным сортиром для дальнобойщиков. Я мог бы вытащить канистру на улицу и дать ей выкипеть. Но мне совсем не улыбается лишиться воды вот так просто: слишком много усилий потратил я на то, чтобы её получить. По возвращении пропущу жидкость через регенератор.

Отходы потвёрже ещё ценнее. Они критически важны для моей картофельной делянки, а я – единственный их источник на всей планете. По счастью, после длительного космического перелёта не возникает затруднений с тем, как правильно испражняться в пакет. И если вонь от открытой пластиковой канистры сбивает с ног, только представьте ароматы, когда я, так сказать, бросаю якорь.

Затем я выхожу наружу и собираю солнечные панели. Почему не делаю это с вечера? Да потому что разбирать и складывать в стопку солнечные панели в полной темноте-– отнюдь не самое увлекательное занятие. Научен личным опытом.

Закрепив панели на крыше, я сажусь за баранку, врубаю музыкальный отстой семидесятых и начинаю путь. Придерживаюсь скорости в 25 км/час, максимальной для моего ровера. В салоне комфортно – РИТЭГ обогревает воздух, и на мне надеты самодельные шорты и тонкая рубашка. Когда становится слишком жарко, я отрываю от корпуса прилепленный на скотч кусок изоляции. Когда холодает, присобачиваю его обратно.

До того, как сядет аккумулятор, я могу проехать чуть меньше двух часов. Ненадолго выскакиваю из ровера, чтобы переключить кабели. Потом возвращаюсь за руль и совершаю вторую половину дневного перегона.

Мой путь лежит по очень ровной поверхности. Разбросанные повсюду камни не достают до рамы ровера, а склоны холмов, сглаженные неисчислимыми эонами песчаных бурь, уходят вверх или вниз еле заметным уклоном.

Когда садится второй аккумулятор, я снова выбираюсь наружу. Снимаю с крыши солнечные панели и раскладываю их на земле. В первые дни я выстраивал их в ряд. Теперь бухаю как попало, из чистой лени стараясь, чтобы они оказались как можно ближе к роверу.

После этого наступает самая скучная часть дня. Я сижу на одном месте в течение двенадцати часов – и мне абсолютно нечего делать. Меня уже тошнит от ровера. Размеры салона изнутри – не больше минивэна. На первый взгляд, может показаться, что места достаточно – но попробуйте-ка просидеть в нём взаперти восемь дней подряд! Жду не дождусь возвращения к картофельным плантациям Дома.

Ностальгия по Дому. Свихнуться можно!

У меня полно сериалов семидесятых и куча романов о Пуаро. Но, по большей части, я провожу время в размышлениях о том, как мне добраться до «Ареса-4». Рано или поздно, этого не избежать. И как, чёрт возьми, я смогу проехать на этом агрегате 3200 км? Ехать придётся 50 дней. Мне понадобятся регенераторы воды и кислорода – и, может быть, один из главных аккумуляторов Дома. Нужны будут дополнительные солнечные панели, чтобы запитать всё это барахло… и где я всё это размещу? В долгие тоскливые дни бесконечные вопросы не дают мне покоя.

В конце концов на улице темнеет. Устав от размышлений, я укладываюсь среди брикетов еды, баков с водой, запасного кислородного бака, кип патронов для CO ₂, канистры с мочой, среди пакетов фекалий и личных предметов. Постелью мне служит груда комбинезонов, оставшихся от команды – вкупе с моими подушкой и одеялом. В сущности, каждую ночь я провожу в груде мусора.

Кстати, насчёт сна… Спокойной ночи!

Запись в журнале: 80-е марсианские сутки

По моим подсчётам, я в сотне километрах от «Марсопроходца ». Формально он теперь называется так: «Станция памяти Карла Сагана». Но, при всём уважении к Карлу, я, чёрт возьми, могу называть аппарат как в голову взбредёт. Я – король Марса!

Как уже говорил, поездка выдалась долгой и скучной. И ведь я ещё не добрался до места! Но я же астронавт, в конце-то концов. Моя специальность – долгие перелёты.

С навигацией свои сложности.

Маячок Дома можно засечь с сорока километров, дальше сигнал становится слишком слабым. Планируя поездку, я знал, что этот вопрос нужно решать. Поэтому придумал гениальный план, который не сработал.

В компьютер введены детальные карты Марса, поэтому я решил, что могу двигаться по ориентирам. Я ошибался. Похоже, по ориентирам нельзя проложить путь, если этих треклятых ориентиров просто не видишь!

Место нашей посадки находится в дельте реки, которой давно нет. Для поисков микроскопических окаменелостей лучшего места не найти. Кроме того, вода могла за тысячи километров перенести камни и грунт. Немного покопавшись в земле, мы могли получить обширные геологические данные.

Для науки это чертовски здорово, но в результате – Дом стоит посреди унылой пустыни.

Я хотел было сделать компас. В ровере полно электричества, а в аптечке есть игла. Меня остановила лишь одна проблема: у Марса нет магнитного поля.

Таким образом, пришлось ориентироваться по Фобосу. Он облетает Марс с запада на восток с такой скоростью, что его восход и закат случаются дважды в сутки. Схема не слишком точная, но вполне работоспособная.

На 75-е марсианские сутки стало полегче: я выбрался в долину, которая поднимается к западу. Ехать по ровной поверхности было легко, оставалось лишь следовать краю холмов. Я нарёк её «долиной Льюис» в честь нашего бесстрашного лидера. Ей, фанатке геологии, здесь бы наверняка понравилось.

Спустя трое суток долина Льюис раскрылась в широкую равнину. Я опять остался без ориентиров и вновь положился на Фобос. Возможно, здесь есть некий символизм: Фобос – бог страха, а я позволяю ему быть мне проводником. Не лучший знак.

Но сегодня удача, наконец, повернулась ко мне лицом. Двое суток покатавшись по пустыне, я набрёл на нечто, что может сойти за ориентир. Это пятикилометровый кратер, настолько маленький, что для него даже не придумано название. Но для меня он оказался Александрийским маяком. Увидев его, я точно понял, где нахожусь.

В данный момент я разбил лагерь рядом с ним.

Наконец-то я выбрался с белых пятен карты. Завтра меня поведёт Маяк, а потом перехватит кратер Хамелин. Всё просто отлично!

А сейчас пора браться за работу: сидеть в течение 12 часов, и ничегошеньки не делать.

Прямо сейчас и начну!

Запись в журнале: 81-е марсианские сутки

Сегодня почти добрался до «Марсопроходца», но не хватило энергии. Осталось всего 22 километра!

Ничем не примечательная поездка. Никаких проблем с навигацией. По мере того, как Маяк скрывался за горизонтом, край кратера Хамелин становился всё ближе.

Ацидалийская равнина осталась далеко позади. Сейчас я хорошенько углубился в долину Ареса. Пустынная равнина уступает место неровному грунту, усыпанному кусками застывшей лавы, так и не присыпанной песком. Вести ровер стало труднее: требуется больше внимания.

До сих пор я, не задумываясь, переезжал через встречающиеся на пути камни. Но, пока забирался всё южнее, каменные обломки становились всё крупнее, и попадались они всё чаще. Сейчас мне приходится объезжать некоторые из них, иначе я рискую повредить раму. Хорошая новость в том, что мне осталось ехать совсем немного. Как только доберусь до «Марсопроходца», можно будет повернуть обратно.

С погодой мне повезло. Ни сильного ветра, ни песчаных бурь. Думаю, это чистое везение. Есть шансы на то, что следы от ровера не занесёт, и тогда я смогу вернуться по ним в долину Льюис.

Расставив солнечные панели, я решил прогуляться. Я был осторожен и не выпускал ровер из вида: ещё не хватало заблудиться на пешей прогулке! Но меня уже тошнило от мысли, что сейчас придётся ползком забираться в эту тесную и вонючую крысиную нору. Погодите, не сию минуту!

Меня обуревают странные чувства. Куда бы я ни шёл, я везде первый. Выбрался из ровера? Первый человек в этой местности! Взбираюсь на холм? Первый, кто когда-либо взобрался на этот холм! Пнул камешек? Никто не прикасался к нему миллионы лет!

Я первый на Марсе, кто преодолел на ровере длинную дистанцию. Первый, кто провёл на Красной планете больше тридцати одних марсианских суток. Первый, кто возделывает на Марсе корнеплоды. Первый, первый, первый!

Даже не думал, что окажусь в чём-то первым. В нашей команде я был пятым по счёту, кто шагнул на Марс после посадки МСМ – а значит, семнадцатым человеком, ступившим на поверхность планеты. Порядок высадки был предопределён за годы. За месяц до отлёта все мы нанесли себе тату с «марсианскими числами». Йоханссен чуть не отказалась от своей татушки «15»: она боялась, что будет больно. И это та женщина, которая выжила на центрифуге и в самолёте с невесомостью, которая справилась с тяжёлым бурением и забегами на 10 километров! Женщина, которая разобралась с симулированной компьютерной проблемой в МСМ, вращаясь вверх тормашками. И она испугалась иглы татуировщика.

Господи, как я по ним скучаю!

Я первый, кто оказался в одиночестве на целой планете.

Ну ладно, хватит хандрить! Завтра я буду первым, кто вернёт марсианский зонд.

Запись в журнале: 82-е марсианские сутки

Победа! Я его нашёл.

Заметив вдалеке пики-двойняшки, я понял – еду в правильном направлении. От места посадки оба холмика находятся меньше чем в километре. Но самое классное – «Марсопроходец» находился между мною и этими двойняшками. Мне только и оставалось ехать в их сторону, пока не упрусь в зонд.

Там он и стоял! Именно в том месте, где ему полагалось.

На последней стадии спуска «Марсопроходец» превратился в тетраэдр, со всех сторон закрытый надувными подушками. Подушки поглотили силу удара. Как только движение прекратилось, они сдулись – и тетраэдр раскрылся.

Фактически, зонд – это два отдельных аппарата: собственно «Марсопроходец» (посадочный модуль) и марсоход «Соджорнер». После посадки модуль оставался неподвижным, а «Соджорнер» катался по окрестностям, изучая камни. С собой я заберу оба аппарата, но посадочный модуль для меня гораздо важнее. Именно он может общаться с Землёй.

Я вывалился наружу и побежал к ним.

Не могу передать, как я был счастлив. Чтобы найти «Марсопроходец», мне пришлось проделать чудовищнуюработу – и она увенчалась!

Посадочный модуль наполовину занесло песком. После недолгих осторожных раскопок я обнажил его полностью, хотя сам тетраэдр и сдувшиеся подушки остались где-то внизу.

«Соджорнер» я нашёл быстро: малыш оказался в двух метрах от «Марсопроходца». Я смутно припомнил, что в момент последнего контакта расстояние между ними было больше. По всей видимости, марсоход перешёл в аварийный режим и в попытках наладить связь начал нарезать вокруг посадочного модуля круги.

Особо не задерживаясь, я перенёс «Соджорнер» в ровер: марсоход был маленьким и лёгким, он без проблем вошёл в шлюз. А вот с посадочным модулем пришлось повозиться.

Я и не рассчитывал, что смогу перевезти его к Дому целиком: модуль слишком велик. Настал подходящий момент для того, чтобы примерить шляпу инженера-механика.

Зонд был прикреплён к центральной грани раскрывшегося тетраэдра. Другие три стороны крепились на металлических шарнирах. Если спросите у любого сотрудника ЛРД, он вам скажет, что зонд – штука хрупкая. Вес – серьёзный фактор, а потому шарниры вряд ли способны выдержать направленные усилия.

Несильный удар ломиком – и шарниры отлетели.

После этого у меня возникли сложности. Когда я попытался приподнять центральную грань с аппаратом, она даже не шелохнулась.

Подобно остальным граням, центральная спустила свои амортизационные подушки. За десятки лет они порвались и забились песком.

Я мог отрезать подушки, но пришлось бы хорошенько покопаться в грунте. Копать было бы несложно – это просто песок. Но вот беда – мне мешали три другие панели.

Быстро сообразив, что мне плевать на состояние остальных граней, я вернулся в ровер за лентами из полотна для Дома. Затем я связал их в примитивный, но крепкий канат. В том, что он крепкий, моей заслуги нет – нужно благодарить NASA. Я просто придал полотну форму каната.

Конец каната я привязал к одной из граней, другой конец – к роверу. Машина предназначена для поездок по сильно пересечённой местности, она способна взбираться по крутым склонам. Ровер не слишком скоростной, но мощи у него достаточно. Я выдрал грань, словно фермер – трухлявый пень.

Теперь у меня оказался простор для раскопок. Я отрез ал подушки одну за другой, по мере того, как откапывал их. Работа заняла почти час.

Затем я приподнял центральную грань с аппаратурой и уверенно отнёс его к роверу!

Ну, по крайней мере, собирался это сделать. Проклятый зонд весит чёрт знает сколько. Думаю, около 200 кг. Даже для гравитационного поле Марса это чересчур. В Доме я, пожалуй, мог бы носить его в руках достаточно легко, но поднять модуль в неуклюжем скафандре? И речи быть не может.

Так что к роверу я волочил его по земле.

Ну, а теперь следующий шаг: взгромоздить «Марсопроходец» на крышу.

В данный момент крыша была пуста. Даже с почти полным зарядом аккумуляторов, после остановки я всё же расставил солнечные батареи. Почему нет? Бесплатная энергия!

План был готов заранее. На пути сюда крышу ровера занимали две стопки солнечных батарей. На обратном пути их нужно будет сложить в одну стопку. Да, это несколько рискованнее: они могут опрокинуться. Но основная сложность в том, как заставить «Марсопроходец» забраться на крышу!

Нельзя просто перекинуть канат через крышу и поднять зонд по боковой части ровера. Я не хочу этот зонд поломать. То есть, я знаю, он уже сломан – контакт с ним прервался в 1997 году. Но я не хочу ещё большеего поломать!

Решение я нашёл, но для одного дня я и так неплохо потрудился. К тому же скоро стемнеет.

Теперь я в ровере, осматриваю «Соджорнера». Похоже, он в порядке. Физических повреждений не видно, и не похоже, что от солнца у него что-то сгорело. Плотный слой марсианской пыли защитил его от солнечной радиации.

Вы спросите, зачем мне «Соджорнер» – ведь он бесполезен, раз не может связаться с Землёй? Какой в нём прок?

Всё дело в том, что в нём полно движущихся частей.

Если я налажу связь с NASA, я могу передать им информацию, выставив перед камерой «Марсопроходца» страницу с текстом. Но каким образом они смогут со мной общаться? Единственные движущиеся части посадочного модуля – антенна для связи (которая будет неподвижной, направленной на Землю) и держатель камеры. Нам пришлось бы разработать такую систему общения, при которой NASA могла передавать информацию, вращая камерой. Это было бы чертовски медленно.

А у «Соджорнера» шесть независимых колёс, каждое из которых достаточно быстро вращается. Общаться с его помощью куда проще. Если даже не придумаю ничего умнее, я могу нанести на колёса буквы и присобачить зеркальце к камере марсохода. NASA примет это к сведению, и начнёт передавать текст буква за буквой.

Конечно, всё это в предположении, что я вообще смогу починить радио.

Пора баиньки. Завтра мне придётся как следует поработать ручками. Надо отдохнуть.

Запись в журнале: 83-и марсианские сутки

Бог мой, у меня всё болит!

Но это единственный способ водрузить «Марсопроходец» на крышу, который пришёл мне в голову: я навалил холм из камней и песка. Словно древние египтяне.

И если в долине Ареса что-то и есть, так это камни!

Для начала я экспериментальным путём нашёл ответ на вопрос, насколько крутым должен быть склон. Навалив возле посадочного модуля кучу камней, я волоком втащил его наверх, а затем снова вниз. Затем я сделал эту кучу покруче, после чего повторил процедуру. И ещё раз. В конце концов выяснилось, что я могу втащить «Марсопроходца» в гору под углом градусов в тридцать. На более крутых склонах это уже слишком рискованно: можно потерять равновесие и пустить модуль под откос.

Ровер возвышается над землёй больше чем на два метра. А значит, мне нужен был склон четырёх метров в длину. Я принялся за работу.

С первыми камнями было просто, а вот затем работать стало всё тяжелее и тяжелее. Физический труд в скафандре просто убийственен. Любое действие требует гораздо больше усилий, потому что на тебе 50-килограммовый костюм, а свобода действий ограничена. Через двадцать минут я конкретно сбил дыхание.

Поэтому я решил сжульничать. Я поднял уровень кислорода; так стало гораздо легче. Наверное, всё же не стоит превращать это в привычку.

Кроме того, я не перегревался. Скафандр теряет тепло куда быстрее, чем я могу его генерировать. Система обогрева – вот что делает температуру сносной. Физическая работа означала, что скафандру не пришлось греть меня с обычной интенсивностью.

За несколько часов муторной работы я, наконец, построил склон нужных габаритов. Ничего особенного, просто груда камней у борта ровера – но она достигала крыши.

Я потоптался по ней вверх и вниз, чтобы убедиться в устойчивости, а затем втащил по склону посадочный модуль. Сработало на ура!

Закрепляя «Марсопроходец» на крыше, я лыбился как идиот. Несколько раз проверил, что модуль привязан крепко-накрепко. После этого даже сложил солнечные панели в одну стопку – ведь не зря же я построил этот склон!

А потом до меня дошло. Как только я отъеду, мой холмик обрушится, и камни могут повредить колёса или раму. Нужно было разобрать этот склон вручную.

Бр-р-р!

Ломать легче, чем строить. Не надо бережно укладывать каждый камешек в определённое место. Я сбрасывал их куда придётся. На это ушёл час.

И теперь – всё!

Завтра двинусь домой, с моим новым поломанным радио весом в сотню килограмм.

Глава 10

Запись в журнале: 90-е марсианские сутки

Прошло семь дней с тех пор, как я нашёл «Марсопроходец», и я на семь дней ближе к дому.

Как я и надеялся, следы от ровера вывели меня обратно в долину Льюис. После этого четверо суток ехать было легко. Холмы по левую руку не давали ни малейшей возможности заблудиться, а местность была ровной.

Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Теперь я снова на Ацидалийской равнине. Старые следы давным-давно пропали: я был здесь шестнадцать дней назад. За это время даже самая тихая погода их сотрёт.

На пути к «Марсопроходцу» следовало на каждом привале наваливать кучу камней. Здесь настолько ровная местность, что они были бы видны за километры.

Хотя, если вспомнить этот проклятый холмик размером с ровер… бр-р-р!

Итак, я снова пустынный странник. Для навигации я пользуюсь Фобосом, и надеюсь, что не отклонюсь слишком далеко в сторону. Мне всего-то нужно оказаться в сорока километрах от Дома, и тогда я поймаю сигнал маячка.

Меня переполняет оптимизм. В первый раз я думаю, что сумею выбраться с этой планеты живым. Поэтому я отбираю образцы почвы и камней каждый раз, когда покидаю ровер.

Поначалу я решил, что это мой долг. Если я выживу, геологи будут меня обожать. А затем это стало доставлять мне удовольствие. И теперь, пока я веду свой ровер, я предвкушаю, как займусь этим простым делом: набиванием пакетов камнями.

Просто чудесно снова почувствовать себя астронавтом. И только! Не фермером поневоле, не инженером-электронщиком, не дальнобойщиком. Астронавтом. И я делаю то, что делают астронавты. Мне этого не хватало.

Запись в журнале: 92-е марсианские сутки

Сегодня я на две секунды поймал сигнал Дома, но затем потерял его. Хороший знак. Я два дня направляюсь к северо-северо-западу без чётких ориентиров. Должно быть, я в доброй сотне километров от Дома – чудо, что я вообще поймал сигнал. Видимо, на какой-то миг сложились отличные погодные условия.

Длинные скучные дни я коротаю за просмотром « Человека на шесть миллионов долларов» из бесконечной коллекции сериалов семидесятых.

Только что просмотрел эпизод, в котором Стив Остин сражается с венерианским зондом русских, который по ошибке сел на Землю. Будучи экспертом по межпланетным перелётам, заявляю: в этой истории нетникаких научных неточностей. Для зондов приземление не на ту планету – обычное дело. Кроме того, крупный и плоский корпус зонда идеально подходит для высокого давления атмосферы Венеры. К тому же, все мы знаем, – зонды нередко выходят из-под контроля, предпочитая нападать на оказавшихся рядом людей.

До сих пор «Марсопроходец» не пытался меня убить. Но я слежу за ним в оба.

Запись в журнале: 93-е марсианские сутки

Сегодня я поймал сигнал Дома. У меня есть чёткий азимут, я знаю куда ехать. Нет ни малейшей возможности заблудиться. По данным бортового компьютера, мне осталось ехать 24718 метров.

Завтра я буду дома. Даже если ровер сломается намертво, со мной всё будет в порядке. Отсюда я могу добраться до Дома пешком.

Не помню, говорил ли я, что меня просто тошнит от нахождения в ровере. Я провёл здесь столько времени сидя или лёжа, что спина меня просто убивает. Из всех членов команды я сейчас больше всего скучаю по Беку. Он бы подлечил мою спину. Хотя, по всей вероятности, он бы хорошенько поворчал на этот счёт. «Почему ты не делаешь упражнений на растяжку мышц? Тело – важная часть. Ешь больше волокон», или что бы он там сказал.

Сейчас я был бы ой как не прочь прослушать лекцию о здоровье.

Во время предполётной подготовки нам пришлось отрепетировать сценарий «потерянной орбиты». В случае неполадки со второй ступенью МВМ мы бы сумели выйти на орбиту, но оказались бы слишком низко для перехвата «Гермесом». Наша орбита касалась бы верхних слоёв атмосферы, мы бы довольно быстро теряли высоту. В этом случае NASA должно было удалённо управлять кораблём, чтобы мы смогли до него добраться. Потом мы бы умчались оттуда как можно скорее, не дожидаясь, пока Марс стащит «Гермес» вниз.

Чтобы отрепетировать это как можно лучше, они заперли нас в симуляторе МВМ на три жутких дня. Шесть человек во взлётном модуле, изначально рассчитанном на 23-минутный полёт. Там было несколько тесновато. И под «тесновато» я подразумеваю – «мы были готовы поубивать друг друга».

Когда мы выбрались из этого симулятора, командор Льюис объявила: «всё, что было на „потерянной орбите“, пусть там и остаётся». Может показаться банальным, но это сработало. Мы оставили этот момент в прошлом и вернулись к нормальной жизни.

Сейчас я бы отдал всё за пять минут на «потерянной орбите». В последнее время мне по-настоящему одиноко. До того, как я отправился в эту поездку, я был слишком занят, чтобы хандрить. Но долгие, унылые дни, когда делать абсолютно нечего, сводят меня с ума. Сейчас я дальше от людей, чем кто-либо когда-либо был.

Я так надеюсь, что сумею починить «Марсопроходец»!

Запись в журнале: 94-е марсианские сутки

Дом, милый Дом!

Сегодня я делаю записи в нём – в гигантском, вместительном Доме!

Первое, что сделал, когда вошёл внутрь – дико замахал руками и принялся нарезать круги. Потрясающе! Я провёл в этом треклятом ровере двадцать два дня, и даже пройтись не мог, не надев скафандра.

На пути к « Аресу-4» мне придётся провести в нём вдвое больше времени, но с этим разберусь позже.

После нескольких радостных кругов по Дому настало время браться за работу.

Во-первых, я запустил регенератор кислорода и регулятор состава воздуха. С воздухом всё было в порядке: CO ₂в нём ещё оставался, так что растения в моё отсутствие не испытывали в нём недостатка.

Разумеется, я внимательно проверил ферму – кусты отлично выглядят.

Я добавил в навозную кучу содержимое наработанных в поездке пакетов. Боги, какой аромат! Впрочем, когда я смешал его с землёй, интенсивность вони снизилась до терпимого уровня.

Канистру из ровера я опорожнил в регенератор воды.

Меня не было три недели, и всё это время в Доме держалась высокая влажность. Большое количество воды в воздухе вызывает самые разные неполадки с электричеством, так что несколько следующих часов я проводил полную диагностику всего оборудования.

Затем я некоторое время предавался лени и праздности. Я хотел было отдыхать до конца дня, но у меня ещё оставались дела.

Облачившись в скафандр, я отправился к роверу и снял с крыши стопку солнечных батарей. Следующие несколько часов я провёл, устанавливая их по местам и вновь встраивая в электростанцию Дома.

Снять с крыши «Марсопроходец» оказалось куда легче, чем водружать его туда. Я отцепил одну из опор от платформы МВМ и перетащил её к роверу. Один конец я прислонил к корпусу машины, а второй для устойчивости врыл в землю. Таким образом, у меня получился откос.

Надо было захватить эту опору в поездку за «Марсопроходцем». Век живи – век учись!

Нет решительно никакой возможности пронести посадочный модуль через шлюз. Он слишком крупный. Возможно, я мог бы его разобрать и внести в Дом частями, но у меня множество причин этого не делать.

В отсутствие магнитного поля, Марс беззащитен перед жёсткой солнечной радиацией. Если бы я подвергался её воздействию, я бы так сильно заболел раком, что мой рак заболел бы раком. Поэтому полотно Дома само по себе блокирует электромагнитные волны. А это значит – если бы «Марсопроходец» был внутри, Дом блокировал бы передачу.

Кстати, о раке: пора избавиться от РИТЭГа.

Мне претиловновь оказаться в ровере, но сделать это было необходимо. Если РИТЭГ треснет, он меня прикончит.

NASA решило, что четыре километра – расстояние безопасное. Я не собираюсь с ним спорить. Я отправился на то место, где командор Льюис изначально его закопала, и похоронил его в той же самой яме. Затем я вернулся к Дому.

С «Марсопроходцем» начну разбираться завтра.

А теперь пора насладиться крепким и долгим сном в самой настоящей кровати. И во сне меня будет греть мысль, что по пробуждении я схожу в настоящий туалет.

Запись в журнале: 95-е марсианские сутки

Сегодня весь день занимался ремонтом!

Работа «Марсопроходца» прервалась из-за того, что в посадочном модуле по неизвестной причине произошёл сбой. Как только Земля потеряла связь с модулем, не было никакой возможности узнать, что сталось с «Соджорнером». С ним всё могло быть в полном порядке. Быть может, ему просто нужна энергия – та, которую он не мог получить из-за того, что солнечные панели безнадёжно покрылись пылью.

Устроившись на верстаке, я раскрыл солнечную панель и заглянул внутрь. Аккумулятор неперезаряжаемый, литий-тионилхлоридный. Я понял это по нескольким признакам: форме контактов, толщине изоляции и по буквам: «LiSOCl ₂NON-RCHRG».

Я тщательно очистил солнечные панели и направил на них свет маленькой настольной лампы. Аккумулятор давным-давно сел, но солнечные батареи ещё могут работать. В этом случае «Соджорнер» сможет работать напрямую от них. Посмотрим, что получится.

Затем пришла пора взглянуть на папашу «Соджорнера». Я облачился в скафандр и выбрался наружу.

Ахиллесова пята большинства зондов – аккумулятор. Это самый нежный компонент, и когда он умирает, нет никакой возможности его восстановить.

При падении заряда зонд не может просто отключиться и подождать. Электроника не будет работать, если она не прогрета до какой-то минимальной температуры. Поэтому в таких аппаратах имеются встроенные обогреватели для электронных компонентов. С этой проблемой не так часто можно столкнуться на Земле, но здесь-то ведь Марс!

Со временем солнечные панели покрывает пыль. Потом наступает зима – с морозами и сокращёнными световыми днями. Всё вкупе отправляет ваш зонд в нокаут. В конце концов на обогрев начинает уходить больше энергии, чем может выработаться от жалкой доли света, пробивающегося через пыль.

Как только аккумулятор садится, температура падает слишком низко, и электроника отключается. Солнечные батареи до какой-то степени могут зарядить аккумулятор, но некому и нечему отдать системе приказ на перезагрузку. Принять такое решение может только электроника, которая не работает. В конце концов неиспользуемый аккумулятор утратит способность удерживать заряд.

Это обычная причина выхода зонда из строя. И, надеюсь, именно это прикончило «Марсопроходец».

Останки и детали от МСМ я превратил в самодельный верстак и откос. Затем втащил на новый рабочий стол посадочный модуль. Работать в скафандре само по себе неудобно. Но работать постоянно в наклон – просто пытка.

Я достал набор инструментов и взялся за дело. Открыть внешнюю панель и идентифицировать аккумулятор оказалось довольно просто. ЛРД помечает всё. Аккумулятор оказался на 40 ампер-часов, серебряно-циркониевый, оптимальный вольтаж 1,5 В. Ну, надо же! Было же время, когда умели строить аппараты, работающие на обычной батарейке.

Я отцепил аккумулятор и направился в Дом. Проверил аккумулятор набором для электроники – само собой, он мёртв, мёртв, мёртв. Пройдясь по ковру, я сам смогу удержать больший заряд.

Итак, я знаю, что ему нужно. Полтора вольта.

По сравнению со всей той работой, которой я занимался с 6-х марсианских суток, это оказалось сущей ерундой. В моём наборе есть универсальные трансформаторы! Потребовалось всего пятнадцать минут на то, чтобы подцепить трансформатор на резервную линию – и ещё час, чтобы выйти наружу и проложить линию до того места, на котором стоял аккумулятор.

Отдельный вопрос – тепло. Желательно, чтобы температура электронных компонентов была выше – 40RC. Сегодня здесь прохладно, – 63RC.

Аккумулятор «Марсопроходца» был крупным, его было легко найти, но вот где искать нагреватели, я не имел понятия. Впрочем, если бы и знал их расположение, было бы слишком рискованно подсоединять их напрямую: я мог легко сжечь всю систему.

Поэтому я направился к старому доброму роверу N 1 (моему «складу запчастей»), из которого вытащил обогреватель. К этому времени бедняга ровер отдал мне столько всякой всячины, что у меня сложилось ощущение, будто я припарковал его в скверном районе.

Притащив обогреватель к верстаку, я подцепил его к силовому кабелю Дома. А затем поставил его в посадочный модуль на то место, где раньше был аккумулятор.

Остаётся ждать. И надеяться.

Запись в журнале: 96-е марсианские сутки

Я надеялся, что посадочный модуль будет работать – но увы! Антенна остаётся в одном и том же положении. Почему это столь важно? Я вам расскажу…

Если «Марсопроходец» вернётся к жизни (а это большое «если»), он попытается наладить контакт с Землёй. Проблема в том, что никто не слушает. Вряд ли команда «Марсопроходца» сидит в ЛРД в ожидании позывных от давно потерянного зонда, ожидая, что его починит заблудившийся астронавт.

Все надежды на перехват моего сигнала я, главным образом, возлагаю на Сеть дальней космической связи и программу SETI. Стоит им его поймать, как они сообщат об этом в ЛРД.