Текст книги "Из дневников и записных книжек"

Автор книги: Эммануил Казакевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Вид из окна – садик и стена из камня, за ней – буржуазные домики.

2-й этаж по-франц[узски] (наш 3-й этаж).

Коридорчик (4 двери), слева спальня, маленький ведет на кухню (стенной шкаф).

Рядом – спальня Н. К. Крупской (без окна, между спальней и кабинетом), освещение газовое.

Рабочий кабинет – на ул. Мари-Роз.

Камин каменный мраморный бело-коричневый и зеркало (над ним). Коричневая резьба.

Маленький балкон железный, слева фонарь, железные жалюзи (балкон – он же окно). За углом – рю Саррет.

Потолок с гипсовой лепкой (цветы, виноград, фрукты), темная деревянная панель.

Полы – деревянный паркет.

Дом занимает весь квартал от рю Пер Корантэн до рю Саррет.

Верхний этаж – длинные балконы, над ними – мансарды.

Гулял в парке Монсури, читал газеты. Озера парка.

Столярная мастерская в Лонжюмо, там происходили занятия школы стеклянная стена (галерея рядом с каменным домом).

В. И. жил в деревянном домике.

"Closerie des lilas" (ресторан на бульваре Монпарнас). Ленин там иногда обедал (по свидетельству Поля Фора).

Кухня (окна в садик).

Дом четырехэт[ажный] (кроме нижнего), железные балкончики, железные жалюзи, высокие дымоходы.

(2-я половина сентября 1961 г., Москва.)

Необъятна историческая память Парижа. В названиях его улиц – вся Европа, Азия, Америка, Африка, история и география.

В доме Инвалидов, где лежит маленький итальянец, наложивший такой неповторимый и вечный отпечаток на эту страну (…) Наполеон был деспотом, но деспотом, чуждым коварству. Он прикарманивал чужие страны, но сам при этом рисковал жизнью. Он губил врагов, но ласкал друзей. Он был честолюбив, но не был жесток. Поэтому, несмотря на деспотизм и эгоцентризм необычайный, он был так обаятелен, что покорил Гейне и Пушкина, Лермонтова и Гете, Гюго и Бальзака, Стендаля и Байрона.

6.10.61.

Вышла отдельным (прелестным) изданием "Синяя тетрадь". Скольких трудов и нервов стоила мне эта маленькая синяя книжица. Но она вышла.

11.10.61.

Пьеса "Измена родине". Группа туристов. Напуганный и потому строгий руководитель, глупый и плоский, 25 лет. Изменник – ничтожество, мнящее себя "критически мыслящей личностью". Полный предрассудков, член партии, не понимающий ничего и не разделяющий ни одной из основ партии. Промтовары пленили его. Однако не он один виноват. Виноват многолетний самообман: "они – гибнут, мы – процветаем". Для мелкой души это – решающее. Разочарование. Когда все это случается, остальные мечутся. Что делать? Кому-то удается прорваться к нему, она объясняет ему: что-де мы жертвовали и т. д. "А почему ему это раньше не говорили?" (или, может быть, не пьеса, а повесть? Это было бы удивительно интересно! Основные, главные вопросы современности были бы поставлены во всю ширь.)

14.10.61.

О С-ВЕ И ДРУГИХ

Их объединяет не организация, и не общая идеология, и не общая любовь, и не зависть, а нечто более сильное и глубокое – бездарность. К чему удивляться их круговой поруке, их спаянности, их организованности, их настойчивости? Бездарность – великая цепь, великий тайный орден, франкмассонский знак, который они узнают друг на друге моментально и который их сближает, как старообрядческое двуперстие – раскольников. Бездарность – огромная сила, особенно в нашем мире, который провозгласил счастье и процветание обыкновенных простых людей своей целью. Простых, обыкновенных, не обязательно талантливых и умелых. Наши недостатки суть продолжение наших достоинств; провозгласить процветание всех людей своей целью – достоинство; оно превращается в порок, когда дело касается таланта; ибо это достоинство нашего строя используется Бездарными со всей силой их цепкости и жажды низменных наслаждений, составляющих смысл жизни для Бездарных.

Они сильны, потому что едины, а едины из чувства самосохранения, ибо каждый из них в глубине души знает, что в одиночку он нуль.

24.12.61.

Я. Господи, разве можно так поступать? Дать человеку талант и не дать ему здоровья! Смотри, как мне плохо. А ведь я должен написать свой роман. Кто-кто, а ты ведь знаешь, как это нужно написать.

Бог. Ты напрасно жалуешься. Тебе 48 лет. За это время можно было успеть кое-что, согласись. Приходится еще раз тебе напомнить, что Пушкин, Рафаэль и Моцарт умерли в 37 лет, что многие другие умирали еще раньше, и успевали сделать так много, что откладывали отпечаток своей личности и своего искусства на целые поколения.

Я. Это… верно, но ты ведь знаешь причины, почему я не смог развернуть свои силы. Ты не можешь не учитывать время, в которое я жил; разруху, голод, многолетнюю жестокую диктатуру. Ты не можешь не знать, что в такие времена вообще, а в наше время в частности, люди рано созревают житейски и поздно – в моральном отношении, что в нашем демократическом обществе – ибо несмотря на диктатуру, общество было и старалось казаться демократическим – знания преподавались односторонне и опыт приобретался односторонний: то, что требуется знать художнику, было в загоне: латынь, Гомер в оригинале, свобода духа. Ты ведь все это знаешь; некоторые даже считают, что именно ты всему этому виновник. Я не стану на тебя взваливать всю ответственность, но знать-то ты должен.

Бог. Все это верно. Но великие тем и отличаются, что даже в труднейшие времена они способны остаться собой и оттиснуть очертания своего лица (или хотя бы ладони) на огромном изменчивом железном лице времени. Раз ты не смог, значит ты не велик. Примирись с этим и не жалуйся.

7.1.62.

Незаметно в русский язык вошло очень умное, емкое, выразительное слово, вначале техническое, затем ставшее психологическим «обтекаемость», «обтекаемый». Какой язык! Какая выразительность!

15.2.62.

ДЕСЯТЬ СТРОК О ГРИНЕ

Он непохож; на всех других. Разве этого мало? Непохож: не потому, что старался быть непохожим, а потому, что иначе не мог. Вероятно, хотел, но не мог.

Почему он был таким, а не другим – это вопрос особый; разрешить загадку Грина – значит разрешить некоторые важные проблемы всей нашей литературы – литературы эпохи великого перелома. Понятие «перелом», кроме всех прочих, переносных, смыслов имеет еще один, совсем прямой, смысл: от глагола «ломать», «переломать». Грина время тоже ломало и переламывало, а он не давался. По мере сил.

Только в процессе деятельности познается человек. Мысль – тоже деятельность. Переживания, сомнения и преодоление их – тоже деятельность.

Обладая властью, весьма заманчиво преувеличивать достоинства своего руководства. Бойтесь этого.

(11–22.3.1962 г.)

1. Аэровокзал и вокзал в Риме.

2. Флоренция. Конгресс. Джанкарло Вигорелли. (…)

Твардовский устал и грустен. Выглядит неважно (…) Говорили с ним о сельском хозяйстве. Ведь он сам был на Пленуме, но впечатления его и заботы полностью совпадают с моими.

Моя гостиница «Риччиоли» – на самом берегу. Мутные воды Арно довольно быстро текут слева направо, и от этого кажется, что я плыву вместе с домом. Напротив – холм Сан-Миннато, кипарисы и оливки, дома с зелеными жалюзи и бурыми черепичными крышами.

Равенна. Чудесная дорога через Аппенинские горы. Фоли. Равенна сама по себе нехороша. Но гробница Галлы Плачидии, чудная церковь с византийскими и римскими мозаиками и баптистерией (все 5–6 веков) поразительны. На обратном пути в горах нас застала снежная буря.

Гробница Данте нехороша, но там лежит все-таки не кто иной, как он. За гробницей висит колокол, отлитый на средства всех муниципалитетов Италии; каждый день в час заката он бьет 13 раз: 13 числа Данте умер (1321 г. какого месяца?).

Вчера в автобусе из гостиницы «Минерва» в кинотеатр Андронников сказал Хикмету, что я здесь. Хикмет вдруг встал (они сидели впереди) и прошел ко мне и сказал: "Я старый глупый турок. Простите меня. У меня склероз. Я слышал, что вы приедете, и все спрашивал о вас. А когда вы приехали, я не понял, что это вы, – человек, которого я люблю". Он расцеловался со мной. Он был очень растроган, я – смущен, и мне было неловко перед другими за то, что меня любят. После кино Хикмет зазвал нас выпить. Мы разговаривали до 1 ч. ночи. Он иногда смотрел на меня с любопытством.

(…) После этого мы ушли к себе в гостиницу через ночную Флоренцию.

Здесь я неожиданно услышал через стенку голос Твардовского. Я зашел к Винокурову и Вознесенскому. Там были три итальянца, Твардовский, оба поэта молодых, (…) Ирина Огородникова и русская жена итальянца Страды – Клара. (…) Мы много пели. Перед уходом (в 4 ч. утра) итальянцы сказали: "Мы тут говорили между собой: разве мыслимо, чтобы изв[естные] итальянские писатели: Моравиа, Пратолини или др., приехав в Ленинград, сидели с русскими и пели до утра!"

Клара – жена Витторио Страда, русская. Она здесь 1 г. 4 мес. Ее тоска по родине доходит до истерии. Она не отходила от нас. Она смотрела на нас – как Мария на младенца – любовно и тревожно. В конце концов она убежит.

20.3.62, Рим.

Я пишу это в ресторане гостиницы «Имперо» на Виа Виминале. Я ужинаю один. Я одинок после двух недель беспрерывного нахождения на людях. Все ушли на прием в посольство, а я не пошел, сослался на болезнь (живот!). И очень доволен. Хорошее тихое настроение. Ужасно надоела суета (…)

1. IV.62.

В «Знамени» напечатана статья Ф. Левина "При свете дня". Странный метод! Защищать Ольгу Петровну вздумал! Будто кто-то ее обвиняет. Да хотя бы и обвинял – как можно защищать беспамятность и душевную черствость. Будто у нас нет таких женщин? Такие есть. Единственный упрек, который критик имеет право и обязан предъявить автору, это: выдуманность, нежизненность героя или ситуации. Но раз не выдуман, он существует, и ситуация тоже жизненная, как может критик возражать? Это глупо.

1944

Рассказ об операции «В». В 1944 г. наши захватили в заволжской степи трех немецких шпионов с рацией, спущенных с самолета. У них узнали шифры и стали держать связь с Берлином. По указанию наших немцы прислали новый стратег[ический] бомбардировщик «Ю-124» (?) с большим к[оличест]вом взрывчатки. Из Москвы туда отправили три батальона войск НКВД и оперативную группу, на посадочной площадке прорыли длинную траншею, накрыли ее дерном, выложили огни и стали ждать.

Самолет сел, одно его колесо попало в траншею. Страшный гул моторов. Все бросились к самолету. Оттуда – стрельба из пулеметов. Убили человек 9. Взрыв на самолете: это была взорвана самолетная рация (новейшего типа). Затем полковник – командир самолета – застрелился. Остальные 4 кинулись вниз в траншею, и вскоре сдались. Летчик был убит. Захватили самолет новейшей конструкции. Если бы выдержали нервы – всё захватили бы целиком.

30. VI.1962 г.

(В Кунцевской больнице.)

В голове что-то явственно поворачивается, и я явственно слышу вопросы то басом, то детскими голосами – краткие, быстрые. "Цедалкитамо. Ой-ой-ой". И другие.

1. VII.1962 г.

(В Кунцевской больнице.)

Два заглавия. Первое для книги: "Человек и его страдания", если я смогу ее написать, и второе – для части о старшем Ловейко: "Левая губерния".

3. VII.1962 г.

(В больнице.)

Когда я что-то говорю и меня понимают, – меня это удивляет. Это к ощущениям больного человека. головой – диктовать хотя бы.

(4.VII.1962 г.)

Выяснить, когда был отменен партмаксимум и каким образом: решением или как-нибудь иначе.

Во время бреда – стихи:

Шепот в Ваганьково и в Новодевичьем:

Ну, что же медлят там с Казакевичем?

(Август 1962 г.)

(…) Большинство человечества, подчиняясь укоренившимся инстинктам самым элементарным, но самым сильным – заботе о собственном благополучии и продолжении рода – считают стремление к собственности естественным состоянием человека, а заботу о других – довеском, украшением, весьма приятным для самолюбия, но не обязательным в жизни (…) Бороться за лозунг коллективизма, социализма трудное дело.

18 сентября 1962 г.

Таганская больница.

Если я все это превозмогу, надо написать маленькую повесть о чувствах одного хирурга – со всеми подробностями, разумеется. Это дает такой материал – социальный, бытовой и лирический, что, пожалуй, не с чем сравнивать. При этом я смогу описать это с точек зрения самого хирурга, больных, их родственников, обслуживающего персонала – сестер и няней, других врачей, выше и низке поставленных. Такая многозначительная вязь! Дает возможности необыкновенные. Я к ней совсем готов уже. Правда, нужна одна малость – чтобы болезнь отступила.

Тут может быть еще один роман мирового масштаба, вроде Фауста и Маргариты или Отелло и Дездемоны: молодой врач и молодая сестра, пожилой врач и молодая пациентка.

Ох, когда я уже смогу владеть своими конечностями, чтобы писать! И головой – диктовать хотя бы.

КОММЕНТАРИИ (Л. Гладковская)

Из дневников и записных книжек. – Впервые посмертно (фрагменты): Вопросы литературы, 1963, № 6 («Из дневника и писем») и 1964, № 9 («Из дневников и писем»); Литературная газета, 1973, 28 февраля («Различать великое в малом. Из записных книжек»). В настоящем томе представлены наиболее полно – с января 1948 года, когда Казакевич начал делать записи, до сентября последнего года жизни. Иначе говоря дневники охватывают период всей послевоенной литературной деятельности писателя.

Записи не были ежедневными, но делались регулярно, с небольшими, редкими промежутками. Они не предназначались для публикации, не подвергались обработке. Разноплановость и разнохарактерность записей, сделанных даже в один и тот же день, говорит о их «первозданности». Не видно какой-либо особой заботы о композиции или стиле. Это записи для себя. Казакевичу хочется побыстрее зафиксировать впечатления от встреченного, увиденного, прочитанного, запечатлеть заинтересовавший факт, сформулировать внезапно осенившую мысль или выстраданную идею. Дневник стал для писателя своеобразной опорой, позволял сосредоточиться на планах, замыслах, прочертить близкую или более отдаленную перспективу работы, осмыслить сделанное, определить задачу на будущее. Вместе с тем это проза, которую интересно читать. В ней отчетливо выразилась личность автора, его искренность, самокритичность, способность к самоконтролю, его симпатии и антипатии, устремленность его интересов, его эмоциональный мир, склад его ума, – все, что может сблизить читателя с художником.

Круг тем широк. Казакевич много думает о влиянии общественной жизни, характера времени на писательский труд. Его волнуют судьбы тех художников, у которых были непростые отношения со временем. Размышления о власти его над художником и об обязанностях последнего перед ним, о трудностях постижения современной жизни с близкого расстояния человеком, являющимся и сыном и невольником своей эпохи, не были отвлеченными, они для Казакевича актуальны и подсказаны собственной работой, в частности, сложными отношениями с критикой.

Писатель убежден в силе искусства слова, у него есть здесь свои небожители, свое представление о вершинах, о их загадочности. Одна из них – Шекспир. Писатель предлагает собственную версию разгадки. Аргументов для нее немного, но попытка проникнуть в тайну интересна.

Вместе с тем великие загадки не мешают будничным литературным заботам, которые то и дело заставляют втягиваться в обсуждение дискуссионных проблем: положительного героя, сатиры, типического, бесконфликтности, художественной правды, шире – отношений литературы с действительностью. Казакевич специально не занимается разработкой теоретических проблем, его суждения конкретны, но нередко направлены против теоретического упрощенчества.

Дневниковые записи дают многочисленные подтверждения разносторонности эстетических интересов писателя. Заметки, сделанные во время поездок в Италию, во Францию, в скандинавские страны, отражают не только естественное внимание к политическим, культурным, бытовым особенностям страны, впервые увиденной, но и взгляд на ее прошлое, на сохранившиеся следы ее истории. Историческая ее память ощущается писателем остро, он словно вживается в нее, убеждаясь, как богат и прекрасен европейский мир, и мы – его наследники, "наследники событий живой жизни многих столетий".

Многие страницы дневников – это записи о творчестве, о работе над произведениями. Приоткрыта дверь в писательскую лабораторию, обычно остающуюся недоступной читательскому взору.

Казакевич рано ушел из жизни, оставив нереализованные замыслы, задуманные, но не написанные или лишь частично написанные произведения. Дневники щедро знакомят с ними. Заготовки, наброски, наметки сюжетов, их «конспекты» позволяют догадываться, в каком направлении суждено было писателю развиваться.

Осуществление замысла эпопеи в нескольких книгах ("Новое время" "Новая земля") осознавалось писателем как решение новых для него задач. Возникает имя Л. Н. Толстого. Желание проникнуть в секреты писательского обаяния Льва Николаевича сочетается с наблюдением над тем, как происходит у него создание огромного самостоятельного мира. Аналогичную задачу ставил перед собой и Казакевич. Эпопея была задумана масштабно, должна была вместить разные исторические пласты с конца 20-х до начала 50-х годов, широкий круг лиц разных социальных слоев, исторических и вымышленных. Действие романа предполагалось развернуть на большой территории: в столице, Московской области, Ярославле, на Урале, Дальнем Востоке, часть повествования должна была быть перенесена в послевоенную Германию. Предполагалось отразить события международной жизни.

В дневниках даны и общие очертания грандиозного замысла, и первоначальные наметки к романам. Наконец, судить о романе позволяют помещенные в записных книжках, отделанные набело главы начала первой книги эпопеи.

"Московская повесть" – это тоже прорыв за привычную тему "человек и война". В центре – трагическая судьба большого русского поэта, Марины Ивановны Цветаевой и ее семьи. Записей к повести меньше. Работа над ней была продвинута менее, чем работа над "Новой землей". Но основные очертания прояснены, как и идея, ради которой повесть была задумана.

Совсем немного записей о замысле "Мифов классической древности", однако и в этом случае речь должна идти о новых исканиях писателя. "Мифы…" определены как повесть, но повесть эта необычная, ока носит характер сказания, легенды, так что и по материалу, и по жанру явно отличается от предыдущих произведений. Главный герой – певец, и Казакевич знакомит читателя с его песнями. Прозаический текст должен был сочетаться в ней с поэтическим, для чего пришлось вспомнить опыт собственной довоенной работы над стихом.

Как видно из дневника, у Казакевича было задумано автобиографическое произведение, и он хотел назвать его "Моя жизнь". Интересно, хотя и не во всем бесспорно, писатель размышлял о том, какое принципиальное оправдание может иметь обращение к автобиографическим заметкам, этому, как он считал, "полуфабрикату искусства". Для себя откладывал подобную задачу на будущее – время и силы должны быть отданы сочинениям, которые уже созрели, настойчиво просились на бумагу, мучили его воображение. "Моя жизнь" к ним не относилась, не была первоочередной, могла подождать. Страницы дневников до некоторой степени можно рассматривать как заготовки к будущим автобиографическим заметкам, как их «полуфабрикат». "Капля морская состоит из той же материи и мыслит так же, как и океан". По автобиографии, исповеди можно судить о бурно развивающемся мире вокруг. Правда, "требуется немало воображения, чтоб по этой капле воссоздать огромную толщу океана". Воображения требуют и дневники Казакевича. Но они позволяют воссоздать и образ сложной переходной эпохи, и образ человека, ищущего способ ее осмыслить, сказать о ней правду.

Все тексты даются по автографам, дополненные текстологом слова воспроизводятся в квадратных скобках, авторские датировки сохраняются, редакционные даты заключены в угловые скобки, в угловые же скобки взяты отточия, обозначающие сокращение текста.

Стр. 216…письмо от Л. Брик: сестре ее, Эльзе Триоле, и Арагону понравилась «Звезда», они переведут ее для журнала «Europe». – Брик Лиля Юрьевна (1891–1978), близкий друг В. Маяковского, в известном завещании поэта («Всем») названа членом его семьи. Триоле Эльза Юрьевна (1896 1970) и ее муж Луи Арагон (1897–1982) – французские писатели и общественные деятели. «Звезда» Казакевича во французском переводе была напечатана в «Europe» (Париж) в 1949 г.

…пятую главу «Огаркова». – Речь идет о повести "Двое в степи".

…первые части "Весны в Европе". – Первоначальное название романа "Весна на Одере".

Стр. 217…колорит (…) свинемюндевский… – от старого немецкого названия гавани и морского курорта на балтийском побережье бывшей Пруссии.

Шлиссельбуржец Н. Морозов… – Морозов Николай Александрович (1854 1946), революционер, народоволец, находившийся в заключении в Шлиссельбургской крепости 21 год, известен также как ученый, занимавшийся, в частности, историей религии и христианства.

…в литературе XX века Галсуна, Банга и др. – Гамсун Кнут (1859 1952), норвежский писатель. Банг Герман (1857–1912), датский писатель, театральный деятель и критик.

Стр. 218…спиралями Бруно… – Речь идет об особом виде проволочного заграждения (военный термин).

Стр. 219…(чувство Кекушева)… – Кекушев – персонаж, в процессе работы исключенный из романа "Весна на Одере".

Стр. 220. "Крик о помощи"… – замысел повести не осуществлен.

…города, созданного французом… – Создание Одессы в 90-х годах XVIII в. связывают с именем герцога Ришелье, который в 1796 г. занял должность градоначальника. При нем Одесса стала большим благоустроенным городом, с 1805 г. – административным и торговым центром всей южной России.

Стр. 221…или Гракхов… – Братья Гракхи, Тиберий (162–133/132 до н. э.) и Гай (153–121 до н. э.), политические деятели Древнего Рима, народные трибуны, провели ряд важных государственных реформ.

…роман не закончен, а пьеса только начата, и две маленьких повести существуют только в голове. – Речь идет о романе "Весна на Одере", повестях "Крик о помощи" и "Человек, пришедший издалека" (впоследствии рассказ "При свете дня"). К пьесе "Русские в Германии" был написан ряд сцен.

Стр. 222…о влиянии критики «Двоих»… – Повесть "Двое в степи" вызвала разноречивые отзывы, среди которых были и отрицательные, например, статья А. Марьямова в "Литературной газете" (1948, 10 июня), Б. Соловьева "Поощрение натурализма" (Новый мир, 1948, № 10), Т. Остапенко "Советский суд в кривом зеркале" (Социалистическая законность, 1948, № 12).

Стр. 224. Может быть, мой роман будут хвалить… – Имеется в виду "Весна на Одере".

Стр. 225…закончить «Колумба»… закончить «Моцарта»… – Трагедия в стихах о Колумбе ("Адмирал океана") и киносценарий о немецком композиторе В.-А. Моцарте – работы, начатые еще до Великой Отечественной войны.

Думать об эпопее. – Первое упоминание о новом замысле. Последующие записи отражают начало реальной работы над романом "Новая земля".

Делать заметки о колхозной деревне (имея в виду "Письма из колхоза" и др. рассказы). – Свое намерение писатель выполнял. Часть заметок, замыслы рассказов нашли свое место и в дневниках. О рассказе "Два председателя" см. с. 299 наст. тома.

Стр. 227…"Мы кузнецы, и дух наш молот". – Искаженная первая строчка самого популярного стихотворения (1906 г.) пролетарского поэта Шкулева Филиппа Степановича (1868–1930).

Стр. 234. "Четыре сердца"… – см. примеч. к рассказу "При свете дня" в наст. томе, с. 462.

Стр. 236. На вопрос Бориса Васильевича… – Токарев Б. В. в те годы секретарь райкома партии.

Стр. 237…каждая часть романа… – Речь идет о многотомной эпопее "Новая земля".

Стр. 246…один из крупнейших драматургов англ[ийского] Возрождения Грин. – Грина Роберта (1558–1592) относили к предшественникам В. Шекспира.

Стр. 250…да еще в "Р. в Г."… – "Русские в Германии" неоконченная пьеса Казакевича.

Ненавидит он только гебертистов… – Гебертисты – самая левая часть якобинцев во Французской буржуазной революции конца XVIII в.

Стр. 250–251…может кончиться только девятым термидора… – По республиканскому календарю 9 термидора соответствует времени от 19–20 июля до 17–18 августа 1794 г. 27 июля этого года во Франции произошел контрреволюционный переворот, положивший конец якобинской диктатуре.

…прочитать Олара. – Олар Альфонс (1849–1928), французский историк либерального направления, автор исследования "Политическая история французской революции".

Стр. 255…как буриданов осел… – Выражение, ставшее крылатым, приписывается французскому философу-схоласту XIV в. Жану Буридану, который считал примером отсутствия свободы воли осла, находящегося на равном расстоянии перед двумя одинаковыми охапками сена. Не зная, с какой начать, он должен умереть с голоду.

Стр. 261…печатать поэму Твардовского… – Речь идет о поэме "За далью даль", она вышла в 1954 г. в издательстве «Правда».

Стр. 262…написать очерк о Венгрии. – Отрывки печатались в журнале "Новое время" (1954, № 27), газете "Красная звезда" (1954, 17–19, 23 июля) под названием "Глазами друга". Полностью: "Венгерские встречи. Путевые заметки". Воениздат. М., 1955.

Стр. 265…(читая Костомарова). – Костомаров Николай Иванович (1817–1885), историк, этнограф, писатель, автор книг по истории народных движений, по русской и украинской истории, трехтомной "Русской истории в жизнеописаниях ее главнейших деятелей" и др.

Стр. 268…"Дон-Кихота" Ибера… – Ибер Жак (1890–1962), французский композитор.

Стр. 273…ни Филипп Орлеанский, предавший свое сословие… Филипп Орлеанский (1674–1723), регент Франции (1715–1723) при малолетнем Людовике XV, сначала восстановил права парламента, а затем отменил сделанные ранее уступки ему, учредил советы, в которых преобладала придворная знать, затем их ликвидировал.

Стр. 274. Кьяпп им всем роздал темно-серые пальто. – В 30-х годах XVIII в. начальник парижской полиции.

Стр. 275…не мы украли Кутепова… – Кутепов Александр Павлович (1882–1930), деятель российской контрреволюции, генерал-белогвардеец, связанный с Деникиным и Врангелем. После разгрома Врангеля эмигрант. 26 января 1930 г. исчез из Парижа при неясных обстоятельствах.

…Читали в «Правде» Ермилова против вас и Сельвинского? – Имеется в виду реальный факт выступления В. Ермилова в «Правде» 9 марта 1930 г. о «Бане» В. Маяковского и «Пушторге» И. Сельвинского.

Стр. 276–277. Здесь бедствовала одинокая Марина Цветаева… О ней я еще напишу. – Исполнением этого намерения должна была стать "Московская повесть", посвященная судьбе семьи Марины Ивановны Цветаевой (1892 1941).

Стр. 279…"Западня" или "В погоне за утерянным временем". – Речь идет о романе Золя Эмиля (1840–1902) и о цикле романов "В поисках утраченного времени" Пруста Марселя (1871–1922).

Стр. 293. Итак, Магнитогорск. – Дневник содержит множество магнитогорских записей (здесь они даны в сокращении). Осуществляя свое намерение "жить с народом, среди народа", Казакевич почти полгода прожил в Магнитогорске, на квартире у доменщика Георгия Ивановича Герасимова. Общение с ним, дружба, позднее переписка дали писателю очень много для понимания эпохи строительства Магнитогорска (чертами этого человека он хотел наделить одного из своих героев). Дневник отражает контакты писателя и с другими старожилами Магнитогорска, чьи судьбы были характерны для 30-х годов. В письме М. Алигер 10 марта 1958 г. Казакевич сообщал: "Я каждый божий день встречаюсь с одним-двумя интересными людьми, а в особенно удачный – с тремя. Кроме того, присутствую на партийных активах и рабочих собраниях, и это тоже бывает интересно". Он понимал, что избранная им методика не сулит легкого и короткого пути к правде, но считал счастливой для себя возможностью погрузиться в эпоху первой пятилетки, соприкоснуться с ее участниками, увидеть и почувствовать тех, кто ее создал. "Ведь дело не в том, чтобы просто рассказать о пятилетке, колхозах, войне, – писал он о предстоящих трудностях. – Задача писателя – показать все это через судьбы людей, через глубины психологии и дет гили быта, кипенье страстей и столкновение характеров" (В мире книг, 1962, № 4). Мы не знаем, как Казакевич смог бы использовать записи для «магнитогорской» части эпопеи, но даже в необработанном виде они имеют самостоятельную ценность, будучи своеобразной историей Магнитостроя в фактах и биографиях.

Стр. 296…побеседовать с Брутом, Катоном Утическим или Долабеллой… – Брут Марк Юний (85–42 до н. э.), один из руководителей заговора против Юлия Цезаря. Противником Цезаря был и Катон Младший (95 46 до. н. э.), покончивший самоубийством в Утике (отсюда прозвище "Утический"). Публий Корнелий Долабелла (ок. 69–43 до н. э.), римский политический деятель, народный трибун, претор, в гражданской войне 49 45 гг. сторонник Юлия Цезаря.

…и Бубнову. – Бубнов Андрей Сергеевич (1884–1940), советский государственный и партийный деятель. С 1924 г. – начальник Политуправления РККА, с 1925 – секретарь ЦК, член ВЦИК и ЦИК СССР.

Стр. 311. Статья о Менерте… – Была написана только часть статьи-ответа Менерту, эмигранту, литератору, публично горевавшему о своих потерянных в России родовых имениях.

Окончить "Михаила Калганова"… – Повесть осталась неоконченной.

Стр. 318. Повесть. Русская повесть. – Первое упоминание о "Московской повести", своеобразный конспект человеческой судьбы с ее главными трагическими поворотами. К тому времени Казакевич был уже хорошо знаком с обстоятельствами жизни М. И. Цветаевой, подружился с ее дочерью Ариадной Сергеевной Эфрон, помог ей подготовить первое посмертное издание сочинений М. И. Цветаевой (об этом пишет А. С. Эфрон – см. сб. "Воспоминания о Э. Казакевиче").

Волошины. – С Волошиным Максимилианом Александровичем (1877–1932) Цветаева была дружна с 1910 г., а летом 1911 г. подружилась и с его матерью, Еленой Оттобальдовной, когда гостила в их доме в Коктебеле. "М. Волошину, – писала она, – я обязана первым сознанием себя как поэта и целым рядом блаженных лет (от лето) в его прекрасном суровом Коктебеле" (цит. по комментариям А. Саакянц: Ц в е т а е в а М. Сочинения в 2-х томах, т. 2. М., 1980, с. 505). Там же "Живое о живом", воспоминания о Волошине, которые Цветаева начала писать в 1932 г., сразу после того, как узнала о смерти поэта.

Вражда Брюсова. – О недобрых взаимоотношениях В. Я. Брюсова и Цветаевой можно судить по статье Брюсова "Вчера, сегодня и завтра русской поэзии" (Печать и революция, 1922, № 7) и записках М. Цветаевой (Воля России, 1925, IX–XI) "Герой труда". Отдавая свои симпатии пролетарской поэзии, Брюсов нелестно отозвался о М. Цветаевой и ее поэзии, творчестве, причисляя к тем поэтам, которые не дали "ничего самостоятельного ни в содержании, ни по форме". Но и Цветаева критически относилась к Брюсову, в частности, к его положению мэтра в поэзии, и стихи Брюсова казались ей холодными, рациональными, слишком академическими.