Текст книги "Влюбленный виконт"

Автор книги: Эмма Уайлдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

Глава 9

Брат, наверное, побрился и переоделся, но это не обмануло Элизабет, когда Люк медленно вошел в освещенную солнцем комнату для завтрака. Сон у нее был легкий, и она слышала, что он вернулся домой, как раз когда первые лучи света окрасили горизонт. Ее комнаты были расположены напротив его комнат, и она очень четко слышала сонный голос его камердинера и ответ брата, а потом дверь закрылась. Теперь была середина утра, но она удивилась бы, если бы он спал больше чем всего несколько часов.

– У вас вид бодрый для человека, который прокутил всю ночь, – сухо заметила она, потому что в комнате никого, кроме них, не было.

Майлз встал рано, чтобы встретиться с поверенными и банкирами по поводу своей драгоценной судоходной компании. Дядя Чез и тетя Глория уехали к себе в имение в Беркшир, а мать редко вставала раньше полудня.

Высоко подняв брови, не скрывая изумления в глазах, он сел напротив сестры.

– А я и не знал, что мои уходы и возвращения так внимательно отслеживаются.

Она передала ему поджаренные хлебцы.

– Вы покинули вечер у Мастерсов очень рано, но домой не пошли. Майлз сказал, что в клубе вас тоже не было.

Элизабет, не скрываясь, рассматривала брата. Он действительно выглядел немного усталым, но не очень… отчужденным. Или, точнее, не очень погруженным в свои мысли. Нет, и это не так. Он не выглядел закрытым. Вот подходящее слово.

Где-то открылось окно, и ей было интересно узнать, как и, что важнее, кто это сделал, хотя в голове у нее мелькнула прекрасная мысль.

– А, у тебя везде шпионы, я вижу. – Он подкрепился несколькими ломтиками колбасы, и лакей внес тарелку с яйцами. – К несчастью для тебя, Лондон – довольно большой город. Я мог быть где угодно. Может, тебе следовало бы нанять сыщика, чтобы тот докладывал, где я бываю.

– Очень смешно. И потом, я не шпионю за вами. Считайте это проявлением сестринской заботливости.

– Элизабет, я уцелел на войне. Спасибо, но думаю, что как-нибудь обойдусь без твоих забот. – Он помещал сахар в чашке с кофе. – Ведь это я твой опекун, а не наоборот.

– А вы действительно уцелели? – Голос ее звучал очень тихо. – Вы совсем не похожи на того, каким были до отъезда.

– Думаю, так бывает со всеми, кто воевал.– Он осторожно положил ложечку на стол. – Ты была ребенком, когда я вступил в армию Веллингтона, сражавшуюся на Пиренеях. И я был тогда моложе, и да, я считаю, что пребывание на войне может изменить кого угодно.

– Мне бы хотелось видеть вас снова счастливым. – Она тактично помолчала. – Это из-за леди Бруэр вы так улыбались, когда вошли сюда?

– Так я и знал, что пойдут сплетни, – пробормотал и покачал головой. – Может, кто-нибудь заметил, что она уехала домой одна в своей карете?

Интересно, что он не ответил на ее вопрос.

– Она очень хороша собой, – пробормотала Элизабет, как всегда, небрежно. – Думаю, от вас это не укрылось.

– Думаю, я еще живой. Да, не укрылось. Нельзя ли переменить тему разговора? Например не могла бы ты сказать мне, почему лорд Фосетт прислал мне записку, в которой просит принять его сегодня во второй половине дня?

Теперь настала ее очередь смущаться. Элизабет начала с сосредоточенным видом намазывать джем на хлеб.

– Он очень внимателен.

– Да, – сухо согласился ее старший брат. – В гостиной просто нечем дышать из-за запаха роз. Как ты думаешь, не хочет ли его светлость сделать тебе предположение?

Девушка не знала, что сказать. Она считала, что маркиз очарователен и недурен собой, и она никогда не слышала, чтобы сплетники говорили о нем что-нибудь дурное или что он слишком много играет в карты или пьет. Из всех достойных холостяков, которые открыто подыскивают жен в этом сезоне, он явно считается хорошей партией.

– Он не сообщил мне о цели своего посещения. – Она съела кусочек яйца. – До этого момента я вообще не знала, что он собирается прийти.

– Ну что же, полагаю, он сообщит мне, зачем привел. – Люк поднес салфетку ко рту. – Не желаешь ли внести какую-то ясность в это дело? Что, если он предложит тебе стать его женой?

Она пожала плечами.

– Кажется, он довольно мил.

– И что это означает? Да?

– Нет, – сказала она, наливая себе в кофе еще сливок – слишком много сливок.

– «Нет» означает, что ты не хочешь выходить за него замуж?

– Да, я не хочу выходить замуж ни за кого, кто мне кажется всего лишь милым. – Она мрачно уставилась на водоворот жидкости у себя в чашке. – Я, конечно, могу найти кого-то получше, чем просто милого.

– Или похуже, – заметил Люк.

– Меня не интересует супружество с человеком, который вызывает только неопределенные и поверхностные дружеские чувства.

– Тогда я скажу ему, что ты еще не готова принять решение.

Элизабет разгневанно посмотрела на брата.

– Я только что сказала, что меня это не интересует.

– Я прекрасно слышал, что ты сказала. Но не сделай ошибки – у мужчин такие же тонкие чувства, как и у женщин. – Он криво улыбнулся, – Я как-нибудь отговорюсь, он все поймете конце концов, и никому не будет больно.

Она барабанила пальчиками по тонкой скатерти из ирландского полотна. Губы ее были слегка сжаты. Яркое сверкающее солнце бросало длинные полосы света на богатый узорный ковер в синих и кремовых тонах.

– Это будет лучше, чем сказать правду?

Люк кивнул, в его глазах внезапно появилась странная усталость.

– На этой стадии – да. Надеюсь, ты с ним не кокетничала и ничего не сделала, чтобы подать ему какие-либо надежды, а?

На этот раз она по крайней мере могла честно ответить «нет».

– Тогда ему лучше уйти, не зная, что тебе не нужны его ухаживания. Он мне, в общем, нравится, так что я просто дипломатично отклоню его предложение.

– Хм. – Она задумчиво смотрела через стол на брата. – Вы проявляете такое внимание только к предстателям своего пола? Я спрашиваю потому, что вы разбили множество сердец по всей Англии.

– Слухи обычно бывают источником ошибочных сведений.

– А сейчас, в данном случае, это тоже так? – Она снова вспомнила, как леди Бруэр внезапно извинилась и ушла после званого обеда вчера вечером, и – по крайней мере так слышала Элизабет, – прежде чем сесть в карету, имела довольно бурный разговор с Люком. Виконтесса, с ее изящным шармом и отсутствием претенциозности, в общем, нравилась Элизабет. Вопрос в том, как сильно она нравится Люку.

– Это так. – Слабая улыбка смягчала его оборонительный тон. – Итак, если мы кончили обсуждать мои возможные недостатки и ненужное ухаживание Фосетта, не двинуться ли нам дальше? Где Майлз?

Как будто она записывает в дневник перемещения кузена.

– Где-то со своими поверенными, – пробормотала она, беря в руку хлебец.

– Вероятно, было бы лучше, если бы вы с ним не появлялись на улице вдвоем, – сказал небрежным тоном брат, взяв очередной кусок колбасы.

– Что?! Господи, о ^{чем вы говорите? – Элизабет не хотела, чтобы ее голос прозвучал так резко, но честно говоря, заявление брата застало ее врасплох.}

– Я только сказал, что вам не следует уходить из дома вдвоем. Кажется, на днях он возил тебя к модистке.

– Возил, естественно, потому что его любимая табачная лавка помещается на той же улице. У нас у обоих были дела. Смешно было бы брать два экипажа, если мы собирались ехать в одном направлении.

– Согласен, но думаю, что у света иное мнение по этому поводу.

– Мы еще ловили вдвоем угрей. Неужели свет начнет шептаться об этом, если узнает, что с нами не было сопровождающих? И то и другое занятия одинаково романтичны. Я подобрала себе шляпку, а он купил новую трубку.

Ее язвительный тон не уменьшил его раздражения.

– Я полагаю, что ты, будучи благовоспитанной молодой леди, оставила в прошлом, совместную ловлю угрей. Майлз – взрослый человек, и на самом деле не родня нам. Надеюсь, ты это понимаешь.

Конечно, это правда, но какое это имеет значение? Элизабет положила нож на скатерть, забыв, что он в джеме, и уставилась на брата.

– Честно говоря, я никогда не думала об этом. Почему это имеет значение?

– Поверь мне – имеет.

Ну и что же? Они с Майлзом не родня. Если отставить в сторону все их детские проказы, прегрешения, бесконечные драки, из-за которых они попадали во множество неприятностей, а также то, как они поддерживали друг друга, когда приходилось за это расплачиваться, это была правда – они не состоят в кровном родстве, но их связывают на самом деле гораздо более крепкие узы. Со стороны матери у нее есть двоюродные братья и сестры, с которыми она даже никогда не встречалась.

Какое странное открытие. Она проговорила, уже помедленней:

– Вы, конечно, не хотите сказать, что мне нужно брать с собой компаньонку, когда я бываю вдвоем с Майлзом.

– Я бы предпочел такой вариант ради твоей репутации.

– Но…

Она остановилась, не зная, как отнестись к этому… смешному новому ограничению.

– Недавно тебя видели гуляющей с ним в парке.

– Разумеется.

Непонятно почему, щеки у нее вспыхнули. С какой стати ей было краснеть? Это, наверное, самый глупый разговор в ее жизни.

– Я была с Эмилией, и он тоже случайно там оказался. Что мне было делать? Притвориться, что я с ним незнакома? Ведь мы вместе с ним мылись в ванне.

– Да, когда тебе было два годика. Но ведь тебе уже не два годика.

– Это нелепо.

– Это понятия лондонского общества, Элизабет. Оно склонно к порицанию. Поверь мне. Я доверяю Майлзу, ты это знаешь. Мне он симпатичен также, как и тебе. Я просто хочу указать, что ваши отношения должны выглядеть совершенно прилично.

– А вы поверьте мне, – пробормотала она. – Временами он бывает мне совершенно несимпатичен.

Люк поднял брови.

– Может быть, но, несмотря на ваши постоянные ссоры, детьми вы были с ним неразлучны. Я понимаю, что продолжать отношения, сложившиеся за всю жизнь, кажется очень естественным, но в данном случае предупреждаю – будь осторожна, другие могут увидеть это совсем в ином свете.

«Неразлучны». Хм. Да, она думает, что это так и есть, но, в конце-то концов между ними не такая уж большая разница в возрасте. Они с Майлзом предпочитали игры, в которых нужно было изображать из себя диких и дерзких людей – пиратов, захватывающих некий выдуманный корабль, который в действительности был плоскодонкой, вытащенной на берег озера у них в имении; разбойников с большой дороги, которые нападают на безобидного путешественника… в их случае то был лесник, который неизменно притворялся страшно испуганным, когда они выскакивали из кустов и отбирали у него несуществующий кошелек.

Она скучала по старой Лайам Салливан, которая после каждого такого налета всегда предлагала им пресные лепешки. Они с жадностью поедали их, обычно с медом, пачкая в нем пальцы. Она вообще скучала по этому загородному имению, но Люк, наверное, прав, жизнь изменилась. Скоро она станет замужней леди и, в конце концов, как Эмилия матерью.

Быть может, настало время стать взрослой.

Ну что же, вряд ли она будет скучать по Майлзу. Кроме того, она по-прежнему будет видеться с ним каждый день, пока не выйдет замуж.

Она откусила хлебец. Почему-то джем показался ей переслащенным, быть может, даже приторным.

– Хорошо.

– Хорошо? – Люк умел определенным образом высказывать свое одобрение. Он едва заметно приподнимал уголки рта, но не заметить это все же было невозможно. – Я никогда еще с такой легкостью не побеждал в споре.

– Это будет не трудно, – холодно сказала она. – У Майлза своя жизнь, у меня – своя.

– Сколько в нем энергии, просто замечательно, да?

Мэдлин улыбнулась, глядя, как Тревор носится по саду за бабочкой. Ее сын унаследовал от отца темные волосы и смуглый цвет лица, а также спокойное, почти наивное отношение к окружающему миру.

– Он любит бывать на открытом воздухе. Я чувствую себя немного виноватой, когда приезжаю в Лондон на сезон, ведь я понимаю, что ему не хватает сельской свободы. Но тот огромный дом, в котором нас только двое… когда Колин был жив, все было совсем по-другому, конечно, но теперь он меня угнетает.

Марта Лэнгли поправила юбку своего элегантного визитного платья. Солнце сияло на тяжелом пучке темных волос, зонтик был закрыт и лежал в стороне на каменной скамье – вероятно, это было неблагоразумно, потому что от солнца у Марты появлялись веснушки.

– Вам нужно иметь что-то веселое в жизни, дорогая моя. Чувство вины разрушительно, как правило. Кроме того, вы обожаете Тревора, а он всегда может поехать в имение с нами на столько времени, сколько вы сможете прожить без него. Вы чудесная мать, но вам нужно начать жить для себя, а не только для сына.

«Я уже начала». Да, Мэдлин было кое-что нужно, и вчерашняя ночь, разумеется, пришла ей на ум.

Люк знал, как возбудить в женщине страсть, как прикасаться к ней особым образом, как искушать, дразнить, знал, в какой именно момент дать ей то, чего она жаждет. Все его движения были точны, что говорило об его опыте и мастерстве в эротической сфере, как если бы он был настроен на то, чтобы щекотать ее нервные окончания, чувствовать жажду ее тела, вызывать у нее все более сильные плотские желания. Его самообладание, когда он занимался любовью, было таким же безупречным, как и мастерство, а когда он в конце концов позволил себе соединиться с ней, даже тогда, в мгновение взрывного оргазма, она почувствовала, что он что-то утаивает.

Что бы ни произошло между ними, она знает одно – когда-нибудь ей захочется завладеть им целиком. Колин был любовником тактичным, исполненным энтузиазма, но можно было не сомневаться, что этот повеса, виконт Олти, гораздо более опытен. И гораздо более чуток. Это парадоксально, потому что нельзя найти большего идеалиста, чем ее покойный муж, в то время как Люк Доде был циничным и земным до предела.

Он казался таким явно не только для того, чтобы привлекать к себе внимание, но выведать его тайны было, без сомнения, невозможно.

Единственное, что она знала, думала она, подняв лицо к прекрасному лазурному небу и улыбаясь, это то, что ее решение заманить его снова в свою постель было, наверное, безрассудно, но… но она ни о чем не жалеет.

Мэдлин пробормотала:

– Не уверена, что веселье – именно то, что мне нужно, Но я рада, что приехала в Лондон.

– Да, – сказала, помолчав, ее невестка, рассматривая Мэдлин прищуренными глазами. – Это я вижу. Когда я пришла к вам сегодня утром, то решила, что вы как– то необычно бодры. Могу я спросить почему?

– Спросить вы можете. – Мэдлин отчаянно старалась говорить строго и отчужденно. – Но вряд ли я отвечу. Как поживает Дэвид?

– Какая демонстративная и не очень умелая перемена разговора.

– Вы это заметили.

Марта вздохнула с драматическим видом.

– Ну ладно. Надеюсь, что вы в конце концов мне все расскажете. Дэвид поживает прекрасно. Мы останемся еще на неделю, чтобы он смог встретиться с премьер– министром.

В конце концов, думала Мэдлин, слушая, как сестра Колина рассказывает об их путешествии из Кента и о планах на эту неделю, быть может, она и расскажет Марте о перемене в своей жизни. Но пока что Люк останется ее порочной тайной.

– Мама! Тетя Марта! – Тревор подошел к ним, сложив руки, осторожно ступая по каменной дорожке, идущей через сад. Да, он похож на Колина, но глаза у него ее, с таким же разрезом и точно такого же цвета. – Посмотрите.

Он раскрыл ладони, как цветок раскрывает лепестки под утренним солнцем, и маленькая светло-желтая бабочка с черными пятнышками, посидев с мгновение между его ладонями, упорхнула.

Мэдлин наклонилась и ласково провела рукой по его темным кудрям.

– Ты разумно поступил, не причинив бабочке вреда, когда поймал ее. Какая она красивая!

– Это было очень хорошо, – с улыбкой сказала ему Марта.

Он усмехнулся и убежал, собираясь еще кого-нибудь поймать.

Марта воспитывала двоих здоровых сыновей и не была несведуща относительно избытка сил у юных мужчин.

– Ах как он увлечен каким-то насекомым. Увы, мы слишком быстро теряем эту невинность.

– Да, наверное. – Мэдлин смотрела, как ее сын носится среди цветочных клумб. – Хотя он еще слишком мал, чтобы я стала волноваться из-за этого.

– Вам не следовало бы волноваться в одиночестве. Ему нужен отец.

Эти три последних слова были неприятны Мэдлин, она нахмурилась и отвела за ухо выбившуюся прядь волос.

– Я уже говорила вам, что вряд ли мне захочется снова выйти замуж. Я страшно скучаю по Колину. Уверена – если бы он не умер так неожиданно, мы все еще были бы счастливой парой. Но если говорить честно, хоть я и обожаю сына, я не выйду снова замуж только из-за него. Я не успею и глазом моргнуть, как он окажется в Итоне, потом в Кембридже и станет взрослым. Он начнет жить своей жизнью, а я так и останусь связанной с мужем. Нет, спасибо. Я не хотела стать вдовой, но раз уж судьба поставила меня в это положение, то решила пользоваться всеми преимуществами свободы.

– Вряд ли мой брат хотел бы, чтобы вы жили монашкой до конца дней ваших.

Поскольку ее поведение прошлой ночью едва ли отливалось монашеской чистотой – совсем напротив, – Мэдлин изо всех сил постаралась напустить на себя равнодушный вид, но все же почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо, и это ее смущало. Марта хочет, чтобы она снова вышла замуж, а не вступала в любовную связь со скандально известным виконтом Олти.

– Чтобы я передумала, нужен подходящий человек и серьезные уговоры.

– А пока что вы одиноки. И вы слишком молоды и красивы, чтобы все время тосковать по Колину.

«Вы слишком красивы…»

Люк сказал те же слова с нетерпеливым возмущением.

– Я не тоскую по нему. – Мэдлин старательно выбирала слова, потому что это было важно. – Просто мне не хочется соглашаться на что-то меньшее. Мне даже хочется чего-то большего. Мы состояли в браке немногим более двух лет до того, как он умер. Наши отношения только расцветали, они еще не были в полном цвету. Я была счастлива этим начавшимся расцветом, так что, естественно, мне хочется узнать, на что похож сад в полном цвету.

Марта немного подумала, а потом улыбнулась и взяла невестку за руку.

– Это поэтично, моя дорогая, но вы должны понимать, что реальность сильно отличается от нашего идеализированного взгляда на мир.

О, она это понимает. Реальность – это любовник с серебристо-серыми глазами, который хранит свои тайны, как скряга, и сеет наслаждение, как чародей.

Со времени смерти Колина Люк был единственным, кто смог обратить ее мысли к будущему.

Бесплодная мечта, потому что никакого будущего он ей не станет предлагать.

Она сжала руку Марты, чтобы успокоить ее.

– Прошу вас, не нужно обо мне тревожиться.

– Этого я не могу обещать, но скажу только – если у вас и дальше будет такой сияющий вид, как сегодня утром, я перестану читать вам нотации.

Взгляд у ее невестки был испытующий.

Будет ли у нее сияющий вид? Трудно сказать. Утром она проснулась одна, единственным доказательством присутствия Люка была измятая вторая половина постели. После их первой ночи страсти он избегал ее.

На этот раз все будет по-другому, решила Мэдлин.

Глава 10

Люк действительно надеялся, что ему удастся не столкнуться с лордом Фитчем, но логика говорила, что всю жизнь уклоняться от встречи с этим человеком невозможно. В конце концов они члены одного и того же клуба, не говоря уже о том, что оба бывают на одних и тех же светских приемах.

– Олти.

Гулкое приветствие заставило Люка поднять взгляд от газеты, и он холодно кивнул Фитчу, надеясь, что ему удастся ничем не выдать своей антипатии.

– Добрый вечер, милорд.

«Дерьмо, похотливый ублюдок».

Он с удовлетворением увидел на лице у графа огромный багровый кровоподтёк, шедший от виска до подбородка, – результат умелого обращения Мэдлин с кочергой.

В гостиной слышалось бормотание множества голосов и стоял запах табака и бренди. Обычно все понимали, что, читая в одиночестве, человек пользуется возможностью посидеть спокойно, но Фитчу никогда не была присуща тонкость чувств. Он пододвинул стул и сел рядом, не дожидаясь приглашения. Его напыщенное лицо было таким же, как всегда.

Это мало волновало Люка, если не считать появившегося блеска в глазах.

– Кажется, я должен поблагодарить вас. Позвольте, я закажу для вас выпить?

– У меня есть. – Люк указал на бокал виски, стоявший передним. – И если вы говорите о том вечере, будьте спокойны, это пустяки. Что бы ни говорили в свете, никакого героизма здесь не требовалось.

Особенно если учесть, что он с великим удовольствием бросил бы его сиятельство в грязные воды Темзы и дал бы ему утонуть.

Но к несчастью, у Люка все еще оставалась способность испытывать угрызения совести, несмотря на войну. Он убивал людей в честном бою, но убийцей не был.

Фитч подозвал официанта и велел принести бренди. Он был почти на двадцать лет старше Люка, ему было около пятидесяти, он слегка располнел в талии, лицо оставалось довольно красивым, но красные жилки на носу говорили о беспутном образе жизни и седина уже слегка испещрила волосы.

– Понятия не имею, как я оказался в том переулке, если хотите знать правду. Вы можете точно рассказать, как вы меня нашли?

Люк пожал плечами, отложил газету, поскольку того требовали хорошие манеры.

– Я просто случайно проходил мимо и заметил вас, лежавшего там.

– Меня не ограбили.

– Возможно, мое появление спугнуло грабителей.

Оглядываясь назад, он думал, что следовало бы освободить его сиятельство от кошелька и отдать его какому-нибудь бедняку.

– И вы никого не видели?

– Право, никого.

– Здешний управляющий говорит, что не помнит ни как я пришел сюда, ни как ушел. – Его сиятельство откинулся назад, на его лице появилось загадочное выражение, – Вы уверены, что я находился в переулке почти за целый квартал отсюда?

Люк уклонился от этого прямого вопроса.

– Может быть, вы направлялись сюда. Если так, как мог управляющий запомнить ваше появление или уход?

– Пешком? Это вряд ли. Слишком далеко, и мой кучер не возил меня никуда.

Меньше всего Люку хотелось, чтобы Фитч в конце концов вспомнил, что произошло на самом деле, однако все-таки намек на то, что он, Люк, лжет – хотя он и не говорил правду, но ведь он делал это из благих побуждений, – привел его в сильное раздражение.

– Милорд, вы благодарите меня за то, что я доставил вас домой и вызвал врача, или добиваетесь, чтобы я изложил вам, что случилось той ночью?

Полузакрытые глаза Фитча сузились.

– У меня кое-что пропало, и я думаю, не связано ли это со злобным, ничем не вызванным нападением на мою особу.

Ничем не вызванным? Люк подумал о том, что этот человек загнал Мэдлин в угол, и постарался, чтобы его лицо не выразило охватившей его ярости.

– Мне показалось, вы только что сказали, что вас не ограбили.

– Вероятно, мне следовало выразиться точнее. Мои карманы не обшарили. Вам не кажется это весьма любопытным?

– Нет.

– Нет?

– Мне кажется это исключительным везением. Вы спаслись, сохранив и свой кошелек, и свою жизнь. – Люк взял бокал, допил виски, а потом поставил обратно. – Наверное, вы можете считать себя весьма везучим человеком.

Насколько искусно должен он лавировать? Взять и ринуться вперед и тем отбить у этого мерзавца всякое желание продолжать разговор? Фитч пытается что-то нащупать, потому что ясно – врач прав и Фитч на самом деле многого не помнит, и логично предположить, что Люк знает больше, чем кто-либо. До тех пор пока этот безнравственный осел не свяжет происшедшее непосредственно с Мэдлин…

Оказалось, что это слишком дерзкая надежда.

– Не таким везучим, как вы, насколько мне известно. – Фитч неторопливо поправил манжеты, его глаза внимательно следили за Люком. – Насколько я понимаю, вы ушли вчера вечером с приема у Мастерсов с леди Бруэр. Вот уж лакомый кусочек, не так ли?

Люку удалось – хотя и не до конца – подавить желание немедленно схватить этого человека за воротник, ударить об стену и бить до тех пор, пока он не превратится в кровавое месиво. Скандал получился бы из ряда вон выходящий. Если ты спасаешь человека и через несколько дней избиваешь его, это не может не вызвать удивления.

– О чем вы говорите, черт побери? – спросил он, надеясь, что смертоносный блеск его глаз не очень заметен.

Обычно он лучше умеет владеть собой.

– Ходят кое-какие сплетни насчет вас и Мэдлин Мей.

– Вы относитесь к этой леди неуважительно? – спросил Люк сквозь сжатые зубы.

– Вовсе нет. Я просто отдаю должное притягательности ее безусловного шарма. – Фитч вытянул руки, как бы желая умалить собственное достоинство, но вид у него был раздражающе самодовольный, как будто он что-то понял по реакции Люка. – Кто может упрекнуть вас, Олти? Я только хочу поздравить вас с тем, что вы пробили непробиваемую преграду в ее излишне благопристойном бесстрастии. Не будьте таким брюзгой.

Люк снова напомнил себе, что все заметят, если он как следует двинет Фитчу кулаком в лицо, находясь в таком респектабельном заведении, поэтому он только глубоко вдохнул, чтобы успокоиться. Когда Люк думал о Мэдлин, которой приходилось терпеть грязные предложения этого человека и его угрозы, в нём появлялось непреодолимое желание защитить ее.

Люк встал, сложил газету пополам и сунул под мышку.

– Вас неверно проинформировали, – сказал он, угрожающе подчеркивая свои слова. – Леди Бруэр уехала в своей собственной карете совершенно одна. Честь этой леди не подлежит сомнению. А теперь вы меня извините – у меня назначена встреча.

– Разумеется. – Фитч наклонил голову; его улыбка больше походила на слабую ухмылку. – Еще раз благодарю вас за… за помощь, Олти.

Выходя из комнаты, Люк мрачно размышлял о том, стоит ли рассказать Мэдлин об этом разговоре. Было совершенно очевидно, что Фитч установил связь между исчезнувшим дневником, который теперь находится в руках его законного владельца, и Люком, который предположительно спас его. Быть может, граф не понимает этого со всей отчетливостью – а кажется, так оно и есть, – но все же подозревает, что исчезновение дневника и нападение на него как-то связаны.

Проклятие. Почему все не могло пройти чисто и аккуратно? Этот отвратительный Фитч неглуп, а это не идет на пользу делу. Бессовестный и развращенный человек – да, но явно не глуп.

Следует определенно предупредить Мэдлин, что это дело не закончено.

«А еще, – сказал внутренний голос, когда он кивнул лакею у дверей и вышел на улицу, – ты ведь совсем не прочь снова увидеться с прекрасной леди Бруэр».

Переговоры тянулись бесконечно, но когда Майлз встал и пожал руку Генри Гоуду, эсквайру, и вышел из маленького, но престижного учреждения, то понял, что добился своего. Пачка бумаг у него в руках являла собой многообещающее будущее, и ему нужно было сосредоточиться на этом и выбросить из головы все, что было не таким многообещающим.

Например, понял он, прибыв в великолепный особняк Доде, где у его семьи были отдельные апартаменты, карету лорда Фосетта, демонстративно стоящую у подъезда; золоченый герб на ее боку нельзя было не узнать.

Вся радость этого дня исчезла.

Интерес Фосетта к Элизабет был достаточно откровенным. Майлз поднялся по ступеням и сурово напомнил себе, что маркиз – человек достойный, и из него, без сомнения, выйдет прекрасный муж.

Слабое утешение, черт побери.

Он был твердо намерен пройти прямо в жилую часть дома, но, к несчастью, лорд Фосетт только что приехал и все еще пребывал в сверкающем великолепном холле, где стоял, заложив руки за спину, дожидаясь, пока о нем доложат, и выказывал поддельное восхищение восточным лакированным столиком.

Да, день начался неплохо, но теперь все оборачивалось хуже и хуже.

– Хоторн, – проговорил маркиз с приветливой улыбкой на лице, оборачиваясь при появлении Майлза. – Я всегда забываю, что вы тоже здесь живете. Как вы себя чувствуете?

Приятно, когда о тебе все время забывают, иронично подумал Майлз, но любезно ответил:

– Хорошо, благодарю вас.

– Я приехал из-за леди Элизабет, – признался Фосетт, как будто это было и без того не ясно.

Он был одет безупречно – бутылочно-зеленого цвета сюртук с вышитым жилетом, замшевые бриджи и начищенные сапоги. Его элегантность бросалась в глаза – все эти кружева на манжетах и изящная бриллиантовая булавка в хитроумно завязанном шейном платке. Больше того, хотя Майлз обычно не обращал пристального внимания на внешность других мужчин, он должен был нехотя признаться, что Фосетт довольно хорош собой на взгляд тех, кому нравятся светловолосые мужчины с белыми зубами.

Наверное, большинству женщин они нравятся. Особенно когда их обладатель к тому же имеет титул и состояние и, как ни неприятно Майлзу было в этом признаться, еще и славный парень.

– Так я и подумал.

Майлз изо всех сил старался вести себя доброжелательно.

– Кажется, ее нет дома, но я хочу видеть лорда Олти.

Цель, с которой можно приехать к ее старшему брату и опекуну, была достаточно прозрачна. И Майлз сказал, хотя для этого от него потребовались некоторые усилия:

– Желаю, чтобы вам удалось получить одобрение Люка.

– Один момент, Хоторн, если можно.

Майлз, который хотел пройти мимо этого человека и скрыться, неохотно остановился. Маркиз помешкал, а потом спросил:

– Она ничего не говорила обо мне? Я знаю, вы с ней очень близки, и мне хотелось бы знать, не высказывала ли Элизабет вам свое отношение к моим ухаживаниям.

Одно дело – тайно тосковать по той, которую не можешь заполучить, подумал Майлз, и совершенно другое – поощрять своего соперника, даже если означенный соперник понятия не имеет, что наступил тебе на мозоль, выражаясь метафорически.

– Вряд ли она станет обсуждать со мной, кому из своих поклонников отдает предпочтение, – пробормотал он нарочито пресыщенным тоном. – Мы скорее спорим, чем беседуем.

– Ее деятельное отношение к жизни вызывает у меня восхищение.

– Я бы скорее назвал его своевольным.

Его светлость рассмеялся.

– Она говорила, что вы с ней в детстве были немного шалунами. Честно говоря, она довольно часто рассказывает о вас. Вот почему я спросил, упоминает ли она когда-нибудь обо мне.

О нем она не упоминала. Она не говорила ни о ком из своих пылких поклонников, увивающихся вокруг нее на каждом балу и рауте. И теперь Майлзу показалось, что это несколько странно. А может, и не странно. Три фразы в разговоре – и вот уже они ссорятся, так что в ее сдержанности на самом деле нет ничего удивительного.

Элизабет довольно часто говорит о нем? Можно не сомневаться, что в самых уничижительных выражениях.

– Боюсь, что мы с ней не говорили о вас, – признался он. – Но как я уже сказал, на самом деле это мало что значит. Она действительно не делится со мной своими сокровенными мыслями.

– Если она скажет что-нибудь… Я был бы рад доброму слову. Мы ведь с вами знаем друг друга с университета?

Да, это так. Фосетт на несколько лет старше его, но это так. Можно даже сказать с некоторой натяжкой, что они друзья.

Проклятие! Было бы легче, если бы Майлз мог просто его презирать.

К счастью, их разговор прервали как раз в тот миг, когда Майлз открыл рот, собираясь поклясться, что будет помогать этому противному типу.