Текст книги "Влюбленный виконт"

Автор книги: Эмма Уайлдс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Ошибка, – коротко сказал он, но все же не ушел.

– Значит, это наша ошибка.

Молодая женщина улыбнулась. То была дьявольская улыбка, самая удачная попытка вызвать у него колебания, потому что хотя он все еще казался непроницаемым, она чувствовала, что в нем происходит внутренняя борьба.

– Не стоит и нам, – сказала она мягко и тихо, – обсудить наше общее безрассудство в каком-нибудь ином месте? Например у меня в спальне?

Возможно, то было воздействие выпитого кларета или, быть может, то была просто капитуляция мужчины перед предложением эротического карт-бланша, но Люк тихонько выбранился – ругательство, которое она не могла ясно расслышать, хотя парочку шокирующих слов все же разобрала.

Но в глазах у него появился при этом обжигающий жар.

Именно этого ей и хотелось.

– Утром весь Лондон будет знать, что вы вышли из дома вслед за мной, – сказал Люк, но уже поднял руку, подзывая ее кучера. Поскольку все любопытные глаза были устремлены на них, ему повиновались сразу же.

То была устрашающая мысль, но вроде бы она была готова к тому, что о ней будут шептаться, прикрывая рты руками в перчатках. Конечно, он прав. Ее внезапный уход вслед за ним не мог остаться незамеченным, и она была уверена, что их разговор на улице перед фешенебельным особняком Мастерсов вызовет и комментарии и интерес.

– Совсем как ваша безумная игра. Не думаю, чтобы дурная слава Вас тревожила, – сухо заметила она.

В последний год она думала о нем каждый божий день, если это то, что…

Да будет так.

– Она меня не тревожит, – согласился он, – но это совершенно мое дело. И вы знаете мой взгляд на то, к чему может привести постоянная связь. – Он вздернул бровь. – Я думаю о вашей репутации, а не о своей. Вы все еще желаете продолжить эту дискуссию в вашем будуаре, леди Бруэр? Подумайте о том, чем вы рискуете.

Тут-то она и могла бы указать, что ей известна его точка зрения на то, к чему может привести постоянная связь именно с ней, поскольку он уже сообщил ей с полной откровенностью, что в конце концов женится на ком-нибудь. Но Мэдлин не хотелось, чтобы рассуждения об этом в данный момент заставили его передумать. На его вызов она просто ответила:

– Да.

– Если я размышляю, так это потому, что выпил слишком много вина.

Голос у него был беспокойный и раздраженный.

– Надеюсь, не слишком много.

Ее голос звучал лукаво, и она изумилась. Неужели это она? Разыгрывает из себя преследовательницу, приглашает мужчину в свою спальню?

Подъехала ее карета, и молодой кучер соскочил со своего сиденья, чтобы открыть перед ней дверцу.

– Не беспокойтесь. Я не это имел в виду.

Люк жестом остановил кучера и сам усадил ее в экипаж, а потом долго медлил у открытой дверцы, пока Мэдлин усаживалась, и ей показалось, что он в последний момент передумал. Он не сводил с нее глаз.

– Вы меня соблазняете, – тихо сказал он. – Черт бы вас побрал.

– А я и хочу соблазнить вас, – ответила она так же тихо.

– Вы слишком хороши собой.

Это прозвучало скорее как упрек, чем комплимент. Он стоял и не закрывал дверцу кареты, его высокая фигура была погружена в тень.

Да, если кто-то смотрит на них, разговоров не избежать.

– В соответствии с распространенным мнением женской части населения, вы тоже.

Он слабо улыбнулся.

– Весьма лестно.

Как будто он сам этого не знает. Она сказала колко:

– В качестве доказательства могу привести упорные авансы, которые выдавала вам на глазах всего общества у леди Харт.

– Теперь моя очередь спросить, ревнивы ли вы.

Удовольствия, прозвучавшего в его голосе, нельзя было не заметить.

Да. Но Мэдлин не хотела в этом признаваться. Единственное, что могло бы подействовать на него, это если бы она держалась с таким же бесстрастно-искушенным видом, как и он.

– Я это замечала, – пробормотала она. – Вполне возможно, что от подобного допущения ваша надменность сильно возрастет.

– Вы уверены?

Внезапно он заговорил приглушенным голосом, и можно было не сомневаться в истинном значении этого простого вопроса.

– Да, Олти, я уверена.

Голос у нее был гораздо более собранным, чем чувства, взвихренные всеми ветрами.

– Меня тревожит, что неизбежные последствия этого причинят вам боль.

Он так и не закрыл дверцу кареты, но и не сел в нее.

– Разрешите мне самой побеспокоиться об этом, – сказала Мэдлин с большим апломбом, чем чувствовала на самом деле.

Ее это тоже беспокоило, но не настолько, чтобы она передумала. Трогательно, что это беспокоит его, и это хорошее начало. Все стоящее в жизни сопряжено с некоторым риском. Деторождение не обходится без риска, но она не поменяла бы своего сына ни на какие сокровища на земле – или на небесах, если на то пошло.

– Вы опять можете войти в дом через вход для слуг. Я не стану проверять, заперт ли он, потому что сразу же поняла, что замки для вас не препятствие. Мои комнаты – вторая дверь справа на верхнем этаже.

Тут он усмехнулся, сверкнув полоской белых зубов.

– Мне нравятся женщины, в голосе у которых есть что-то командирское.

Он окинул взглядом ее фигуру, на мгновение с нескрываемым восхищением задержался на груди, потом снова перевел взгляд на лицо, и уголки его губ изогнулись в улыбке, которую можно было охарактеризовать только как греховную и обольстительную.

– Вы намерены, миледи, приказать мне лечь с вами и постель?

Когда он пускал в ход свой чувственный шарм, это сбивало с толку больше, чем его мрачная, нарочитая сдержанность. Она расправила юбки, чтобы отдалить необходимость отвечать, потом посмотрела ему прямо в глаза.

– Возможно. А вы подчинитесь?

Его улыбка стала шире.

– Возможно, да. Или возможно, нет. В любом случае я думаю, что вам будет приятно.

Нет, его беспечный взгляд на обольщение ей не подходит, но она хочет усвоить этот взгляд.

– Я на это рассчитываю, – сказала она, надеясь, что в ее голосе прозвучала суровая самоуверенность.

Тогда он закрыл дверцу, и через минуту-другую карета дернулась и выехала на улицу.

Глава 8

Переулок был мрачный, пустынный, и отмычка сработала прекрасно. Два щелчка – и он проник в темный тихий дом.

«Это неосторожно, неблагоразумно», – думал Люк, скользя до коридору, и если бы он не выдержал, стиснув зубы, испытания сегодняшним обедом, то ни за что не согласился бы на приглашение Мэдлин. Быть может, повлияло количество выпитого им кларета, но в этом он не был уверен. Ему казалось, что голова у него в достаточной степени ясная, хотя способность мыслить была, мягко выражаясь, слегка затуманена. Нет, дело было не в вине.

Дело было в ней: в ее шелковом платье цвета оперения чирка, с дразнящим кружевом на лифе, в ее темных, слегка миндалевидных глазах, которые с прямотой встретили его взгляд, и что еще хуже, в легком румянце на ее лице, появившемся, когда она сделала ему свое до смешного беспечное предложение.

Нужно устроить ей встряску, чтобы она обрела хотя бы в какой-то степени возможность рассуждать здраво.

Или заняться с ней любовью.

Конечно, у него были женщины после той ночи год назад, когда он уложил ее в постель. Он не был монахом, равно как и святым, и никогда не претендовал ни на то ни на другое звание, но ни одна из последующих связей – ни одна – не выветрила воспоминаний о ней.

Одна ночь. Всего одна ночь. Следовало забыть о ней. Видит Бог, он пытался. С тех пор он довольно легко уходил от других женщин, но это были скучающие, испорченные аристократические дамы, которым ничего не нужно, кроме парочки ночей легкомысленных, ничем не ограниченных удовольствий, совсем как и ему. Эти свидания приносили физическое удовлетворение, но ничего не значили для души.

Она была другая: не из тех женщин, которые отдаются с легкостью.

Проклятие. Ни один настоящий джентльмен не стал бы таким, образом сознательно ставить под удар ее репутацию. Быть может, это говорит что-то о его собственном характере, что он давно уже подозревал.

Он быстро прокрался вверх по лестнице, прошел мимо первой двери, а потом увидел полоску света под второй. Дверная ручка тихо повернулась в его руке.

Мягкий свет единственной лампы освещал ее роскошные формы, облаченные в богатый шелковый синий халат, ее волосы были распущены и падали серебристым водопадом на спину, к женственным изгибам бедер. Она стояла у окна, и штора выпала из ее рук, когда она резко повернулась с тихим возгласом, услышав, как дверь, щелкнув, закрылась.

– Я не слышала, как вы подошли.

– За пять лет сражений с французами в Испании можно приобрести определенные тактические навыки.

Он окинул взглядом женственную обстановку: стены, обтянутые светло-желтым шелком, цветочные пастельные тона, которые повторялись в рисунке толстого ковра, в бархатных узорчатых занавесях кровати; в углу стоял платяной шкаф в стиле королевы Анны. Как ни странно, ее туалетный столик не был загроможден: на нем лежала только расческа и стояло несколько хрустальных флаконов с духами, – но женщина, обладающая такой чарующей красотой, совсем не нуждалась в наборе косметики. Он повернулся и сказал прямо:

– Я еще могу уйти.

– Вы хотите уйти?

– Нет.

– Прекрасно. Для прославленного повесы вы весьма любезны. – Улыбка у Мэдлин была томная и, к несчастью, слишком притягательная. – Этот разговор мне кажется совершенно лишним, милорд. Я не невинная дева. Никакой разгневанный отец не будет требовать у вас удовлетворения, и никакого разъяренного мужа на заднем плане нет. Я не понимаю ваших оговорок.

Да, она не понимает. И они не совсем бескорыстны. Его оговорки касались не только того, что связь с ним неизбежно принесет ей дурную славу, но еще и его умения сохранять невозмутимость. «Не нужно обнажать свою душу», – резко напомнил он себе; она рядом, она полураздета, и это обрушилось на его чувства, вызвав самую примитивную мужскую реакцию, старую как мир.

Он может взять ее, и, видит Бог, он этого хочет.

– Хорошо, – согласился он с алчной улыбкой и медленно прошел по мягкому дорогому ковру, хищный, тортовый принять ее заверения. Может быть, думал он, она земная женщина в большей степени, чем можно судить по ее внешности…

Нет, сразу же поправился он, заметив, что губы у нее едва заметно дрожат. Он просто ищет для себя оправдания, чтобы можно было заниматься с ней любовью и не испытывать потом досадных укоров совести. Впрочем, в данный момент ему это было все равно.

– Прошло столько времени, – прошептала она, когда он остановился перед ней и, взяв ее за запястья, притянул к себе.

– После меня?

Он ревнует! Пропади все пропадом!

– Не надо вопросов. Поцелуйте меня.

Один год. Он не знал, почему мысль о ее воздержании воспламенила его, но тихий голосок, прозвучавший у него в голове, сказал, что в нем говорит чисто мужская страсть к обладанию. Эти слова вызвали у него слишком сильное волнение, и он не стал на них реагировать, потому что от ее близости и запаха цветов, исходившего от нее, он уже пришел в возбуждение.

– Это ваше первое приказание? – спросил он с ленивым безразличием, подняв палец, чтобы обвести им изящный овал ее лица. – Если так, я ваш покорный слуга.

Он опустил голову, сначала только коснулся губами ее губ, а потом погрузился в долгий, страстный поцелуй.

Она стиснула руками его плечи, и это было приятно.

«Я глупец». Он был уверен, что все дело в этом. «Ну и пусть», – думал он, целуя ее; их губы сливались с такой чувственной силой, что у него дух захватило.

Когда он оторвался от Мэдлин, она издала тихий протестующий звук, но этот звук превратился во вздох, когда он резко взял ее на руки, сделал три больших шага к кровати и положил ее на тонкие льняные простыни, уже открытые на ночь. Его пальцы метнулись к шейному платку.

– Простите мне мое нетерпение, но прошу вас, скажите, что у вас под пеньюаром ничего нет.

– Ничего.

Она потянула за пояс, и полы пеньюара распахнулись.

У него захватило дух, несмотря на всю его опытность. Мэдлин была воплощением чувственного женского очарования, с рассыпанными светлыми волосами, кожей цвета слоновой кости и соблазнительными изгибами тела. Пышные груди с розовыми заострившимися сосками, длинные гибкие ноги и руки, изящный треугольник светлых волос между бедрами, лицо, слегка вспыхнувшее от явного удовольствия, – все это заставило его руки остановиться на мгновение, а потом торопливо избавиться от мешающей одежды. То, как она смотрела на него, также действовало чарующе, как если бы она была распутной и готовой на все женщиной, но при этом женщиной еще и молодой и неуверенной, идущей на большой риск. Он почувствовал ее доверие, и это заставило его немного умерить свои порывы.

Он не заслужил этого доверия, но не хотел и предавать его. Но время войны он узнал, что понятие чести в современном обществе толкуется по-разному. Туманные очертания его удивляли Люка, но под конец он решил, что оно сводится к тому, чтобы сделать выбор, с которым мужчина – или женщина – может жить. И еще он понял, что храбрость или ум не зависят от пола человека.

Не стоило снова спрашивать ее, уверена ли она, что ей этого хочется. Повторный вопрос означал бы, что она сама себя не понимает, а теперь он убедился, что это совершенно не так.

Как удачно, что им хочется одного и того же.

Его сюртук упал на пол. За ним последовали сапоги, потом рубашка, которую он принялся поспешно расстегивать, но в конце концов, потеряв терпение, просто сдернул через голову. Когда он расстегнул брюки и спустил их, ее взгляд устремился на его возбужденную плоть. Он подошел к кровати, лег рядом с ней, оперся о локоть и провел рукой по изгибу ее плеча, глядя ей в глаза.

– Мне кажется, миледи, что мой энтузиазм по поводу вашего приглашения нескрываем.

– Несмотря на все ваши перестраховки и оговорки, – пошутила она. Ее прекрасные глаза держали его в плену. – Кто бы мог подумать, что прославленного повесу так трудно соблазнить?

– Я не заметил, чтобы это потребовало от вас особенно много усилий.

Он наклонился и, отведя в сторону ее волосы, потеребил мочку уха. От нее пахло раем и женщиной, что составляло головокружительное сочетание.

– Напротив, на это потребовался целый год. – Она провела пальцами по его голому плечу, а потом по спине. Его губы коснулись ее виска, и она закрыла глаза. – Я думала, что все забыла, но увидев вас недавно…

Искреннее чувство в ее голосе заставило его прервать ее речь пылким поцелуем. К несчастью, никто из них не забыл. «Но на сей раз я буду беспокоиться об этом завтра», – подумал он, отдаваясь удовольствию ощущать ее, притянув к себе так, что их обнаженные тела соприкасались. Он устал быть таким осторожным, таким… пресыщенным. Он был нужен какой-то части ее существа, и, видит Бог, она нужна ему.

«Вся ночь», – напомнил ему рассудок. «Теперь», – возразило тело. Желание его было настолько сильным, что он вспотел.

– Забыли что? – пробормотал он ей в губы. – Вот это?

И он лизнул ее нижнюю губу.

– Вас. Всего вас. Я пыталась, но не смогла.

Вздох коснулся его щеки.

Ее слова остановили его, хотя всего на одно мгновение, его пальцы касались ее пышных нагих грудей, определяли эротическую тяжесть податливой плоти, ласкали розовые соски. Она хотела сказать, что он особенный, ни на кого непохожий, что она не завела другого любовника за все это время, поскольку только он был желанен ей до такой степени, что она зазвала его к себе в постель.

Это не может не встревожить человека, предпочитающего любовниц равнодушных и искушенных.

Или нет, подумал он, в то время как она обвела пальцем его подбородок, а потом покрыла его быстрыми, бесхитростными легкими поцелуями. Очевидно, здоровые половые отношения с мужем нравились ей, и она не была в постели стыдлива.

Бесполезно дальше анализировать ситуацию, решил он, когда она выгнулась в его руках и ее соски уперлись в его ладони. Лаская груди, он начал умело возбуждать ее чувства, лизать, теребить, нежно сосать, пока не услышал, что она дышит все чаще и чаще, выдавая свое состояние. Тогда он поцеловал греховную дорожку, ведущую от ее груди по плоскому животу и ниже, сначала обхватив руками ее бедра, а потом раздвинув ноги.

– Целый год? – пробормотал он в шелковистую кожу ее бедра. – Думаю, я обязан оправдать ваши ожидания, миледи.

Когда он прижался губами к тому месту, прикосновение к которому лучше всего вызывает в женщине пылкость, она вздрогнула, застонала, ее руки метнулись к его волосам, а он дразнил ее кончиком языка.

– Люк.

Он испытал удовольствие от того, что его имя было произнесено гортанным голосом, так непохожим на ее обычное сдержанное контральто.

Понадобилось очень мало времени, чтобы довести ее до экстаза, и теперь в темной спальне раздавались ее тихие крики, ее гибкое тело дрожало от того, что делали его губы. Он поднялся с торжествующей усмешкой, устроился между ее ног, слегка прикасаясь к ней своей возбужденной плотью.

– Дайте мне знать, когда будете готовы к этому. – Он нанес легкий удар и замер, ощутив тепло и тесноту ее тела. – Не будет ли с моей стороны не по-джентльменски надеяться, что это произойдет скоро?

Сложностей с этим не было – она слишком долго отвергала себя, пытаясь отогнать тайные желаний ради практических сторон повседневной жизни. Ослабев от восторженных ощущений, Мэдлин погладила мускулистые плечи того, кто навис над ней, и прошептала:

– Я готова, когда готовы вы, милорд, и мне кажется, что вы вполне… – она слегка коснулась его члена, – вполне готовы.

От ее прикосновения он втянул в себя воздух, и это говорило само за себя, равно как и жаркий взгляд его потемневших глаз. Люк наклонился, поцеловал Мэдлин и проник в нее.

Она ахнула от этого мощного вторжения, и он сразу же замер.

– Я причинил вам боль?

– Нет.

Это была правда. Меньше всего она чувствовала боль. Он заполнил ее до такой степени, что она была растянута, захвачена, но это было восхитительно приятно. Почти так же восхитительно, как и сам Люк; его нагое тело под изучающими прикосновениями ее пальцев было крепким и гибким, янтарный шелк волос касался его плеч. Это точеное красивое лицо у многих – у слишком многих, подумала она с нелогичной ревностью – женщин вызывает восхищение, и вот теперь это лицо, наклонившееся к ней, было напряжено.

– Вы уверены?

– Просто вы… огромный.

Ее улыбка была нарочито манящей, и она приподняла бедра, чтобы принять его целиком.

– Знаете, мужчины терпеть не могут, когда им это говорят.

Он отрывисто засмеялся.

У нее не было достаточно опыта, чтобы разбираться в разнообразной одаренности мужчин, но ей казалось, что у Люка он, наверное, крупнее всех остальных. Он явно крупнее, чем у Колина, хотя Люк еще и немного выше ростом и шире в плечах… Нет, это не имеет значения; муж доставлял ей удовольствие в постели даже в их брачную ночь, когда она была неловкой и нервничала…

Нет, сейчас она не станет думать о том, что потеряла. Эта ночь принадлежит ей. Это был эгоизм, но эгоизм, оправданный окрепшей за эти годы убежденностью, что в личном смысле она не заинтересована в том, чтобы вступить во второй престижный брак, и в том, чтобы принадлежать еще кому-то. Колин был удивительный. Ей повезло. Люк Доде мог заполнить пустоту в ее жизни, и он не станет требовать от нее большего.

Все это никак не походило на ее замужество, но попросту говоря, это был прекрасный выход из положения.

Разве нет?

– Хм… Если вы не возражаете, Олти…

Она слегка поерзала.

Он издал тихий гортанный звук и медленно начал двигаться. Его горячее дыхание омывало ее щеку, глаза были полуприкрыты.

Мэдлин не могла подавить легких вздохов наслаждения, которые, наверное, не приличествуют леди. Но ей было все равно.

Удовольствие не отпускало ее. Каждый раз, когда он скользил внутрь, она испытывала радость, каждый раз, когда он уходил, мышцы ее смыкались в знак протеста, а трение его волос о ее руки, стиснувшие его плечи, вызывало новые ощущения.

Первым сдалось ее уже возбужденное тело, охваченное приливом оргазма. Ее бедра сжались вокруг его стройных ног, каждый их мускул застыл в пульсирующем великолепии момента. Люк ответил на это низким стоном, его тело замерло без движения, и в самый последний момент он отпрянул, излив свое горячее семя на ее ногу, и замер, содрогаясь, в ее объятиях.

Задыхаясь, обнимая, ее. Спрятав лицо в распущенных волосах, он опирался о локти, чтобы не придавить ее; обa некоторое время молчали, а потом он поднял голову, одарил ее своей гипнотизирующей улыбкой и сказал, выгнув бровь:

– Надеюсь, этого стоило ожидать.

– Не будьте таким надменным, Олти, – возразила она, но смех ее был еле слышным, а пальцы пробежались по его спине.

– Я всегда надменный. – Он поцеловал ее в шею. – Я думал, вы это знаете.

– Я это заметила.

Она выгнулась назад, чтобы ему было легче добраться до того места на ее шее, где все еще усиленно билась жилка.

– Женщины не любят самоуверенных мужчин?

– Это зависит от степени самоуверенности и от того, в чем она выражается.

– Понятно. – Он переместил губы к ее губам и пробормотал в них: – А если я скажу, что уверен в том, что мог бы всю ночь не давать вам спать?

Очень может быть. Он все еще был твердым, как если бы не освободился только что. Мэдлин поцеловала его долгим поцелуем – то была неспешная встреча губ и языков, игра более изящная и дразнящая теперь, когда перовые вспышки страсти миновали.

– Ну-у-у… Я бы сказала, что вам пришлось бы доказать это.

– Я с удовольствием это сделаю.

И он стер кончиком простыни семя с ее ноги.

– И я тоже.

Она провела пальцами по его шелковистым волосам.

– Я буду стараться, дорогая Мэджи.

Она легко шлепнула его по плечу, хотя это неодобрение было притворным. Когда он говорил вот так, с тяжелой интонацией в голосе, по всему ее телу бежали мурашки.

– Никто не называет меня так, кроме вас.

В его усмешке не было ни следа раскаяния:

– Хорошо. Значит, Мэджи принадлежит только мне.

Можно было бы обдумать это собственническое заявление как следует, но он снова начал любовную игру, нанося легкие медленные удары, и этот заманчивый ритм привел в беспорядок все ее мысли; а потом – через несколько часов, как он наобещал, – когда она погрузилась в сон, лежа в его объятиях, изнуренная и удовлетворенная, ей снились романтические, освещенные солнцем поляны, прозрачные моря и мягкие теплые летние ветерки.

Люк тихонько оделся, сел в кресло с вышитой спинкой, натянул сапоги, не отводя глаз от женщины на кровати. Мэдлин спала на боку, лицо у нее было спокойное, великолепные блестящие волосы покрывали обнаженные прекрасные плечи. Он встал и, застегивая рубашку, подумал: горничная поймет, что кто-то провел ночь у ее госпожи, но в его власти хотя бы избавить Мэдлин от смущения, которое она неизбежно почувствует, если он окажется утром в ее постели.

Она была очаровательна.

Чувственная, безыскусно-отзывчивая, достаточно умная, чтобы бросить ему вызов как равная, но и достаточно уверенная в себе, чтобы не испытывать этой потребности.

Вопрос о ее уме не стоял, но он по-прежнему думал, хорошо ли она понимает, что такое общественное мнение, и осознает ли, что будет дальше. На самом ли деле она думает о последствиях этой ночи? Когда в свете начнут шептаться… что она будет чувствовать тогда? К тому же она должна подумать о сыне.

Сожаление – вещь удобная, и обычно он презирал: _{его, но не всякий способен так чувствовать. Красивая молодая вдова имеет возможность обзавестись десятком поклонников, жаждущих ее милостей, и выбор у нее большой. Она не должна соглашаться на запретную связь с человеком, который не имеет никаких серьезных намерений и не может предложить ей ничего, кроме преходящих наслаждении.}

И вдруг, стоя в полутьме спальни и глядя на спящую, он пожалел об этом, и горло у него как-то странно сжалось.

Ему очень захотелось, чтобы он смог это сделать.

И поняв это, он встревожился.