Текст книги "Агония"

Автор книги: Эмма Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 4
Телеголовастики

Городская больница Барфорд-Норда располагалась в сером бетонном здании с облупившимся фасадом, по которому расползлись неровные трещины и пятна сырости, и больше напоминала тюрьму. В отличие от расположенной неподалеку частной клиники, в коридорах больницы не было ни цветов в красивых горшках, ни мягких ковров на полу, из динамиков не лилась тихая успокаивающая музыка, а посетителей не встречали улыбающиеся медсестры в белоснежных хрустящих халатах. Стоящие в приемном покое алюминиевые стулья с исцарапанными пластиковыми сиденьями были привинчены к полу. Отопления в больнице тоже не было. В углу сиротливо притулился кофейный автомат – после долгих хрипов и кашля машина выплевывала в стаканчик бурую жижу, отдаленно напоминавшую кофе. В другом углу спал какой-то пьяный мужчина, время от времени он принимался отчаянно мотать головой, бормоча сквозь сон что-то бессвязное о шашлыке и соусе.

Родители Мики молча сидели у окна, за которым занималось серое дождливое утро. Дожидаясь новостей, оба зябко кутались в пальто. По щекам Аши бежали слезы, она вспоминала, как кричала на сына, это было всего за несколько минут до того, как он начал задыхаться.

Она разозлилась на Мику не столько потому, что он поднял их среди ночи; главной причиной ее раздражения было упрямство сына: мальчик упорно отказывался принять смерть сестры. А теперь он тоже может умереть, и сердитые слова матери будут последними, которые Мика слышал перед смертью. Аша чувствовала себя ужасно виноватой. Она всей душой любила своих детей, и сейчас ее сердце разрывалось от боли. Аша скорее согласилась бы умереть сама, чем жить без них.

Дэвид взял руку жены в свои ладони и крепко сжал холодные пальцы Аши. Он не привык открыто выражать свои чувства перед посторонними и не хотел, чтобы сновавшие мимо врачи и сестры видели его волнение. Со стороны Дэвид казался абсолютно спокойным, как человек, который просто сидит на остановке, дожидаясь автобуса, но внутри у него все разрывалось от горя и боли.

Ожидание длилось бесконечно долго. Наконец, через два часа после их прибытия в больницу к Дэвиду и Аше вышел доктор. Они прошли по тускло освещенному коридору и остановились перед входом в палату Мики. Доктор, маленький человек с бледным худым лицом и серьезными глазами, выглядел усталым; казалось, он торопится поскорее уйти.

– Прежде всего, я рад сообщить вам, что с вашим сыном ничего серьезного, – сказал доктор, поглядывая на свои наручные часы. – Так что можете забрать его домой.

– Как? – не веря своим ушам, воскликнула Аша. – Два часа назад он был при смерти! Он задыхался! А вы говорите – ничего серьезного. Как такое возможно?

– Странно, я ждал несколько иной реакции, – сказал доктор. – Обычно родители счастливы, когда им говорят, что с их ребенком все в порядке.

– Конечно, конечно, я счастлива, – заикаясь, пробормотала Аша. От смущения у нее на глазах навернулись слезы, – Просто я не ожидала… Он выглядел таким больным и…

– Зато сейчас он совершенно здоров, – нетерпеливо перебил ее доктор. – Когда мы его осматривали, он вдруг пришел в себя и сел на кровати. Мы спросили, знает ли он, что с ним случилось, но мальчик начал говорить что-то невразумительное о воде в моторе и попкорне. А еще он сказал, что все вокруг было черным, и он ничего не видел. Мы тщательно обследовали его, сделали необходимые анализы и с уверенностью можем сказать: зрение вашего сына в полном порядке.

– А каково ваше мнение, доктор? Что с ним случилось? – спросил Дэвид. – Ведь мальчик чуть не задохнулся. Должна же быть какая-то причина.

– Понятия не имею, – пожал плечами доктор. – Кто знает, что происходит в сознании подростка в предпубертатный период. У него нет проблем в школе или дома?

Аша и Дэвид испуганно переглянулись.

– Есть, – глядя в пол, сказал Дэвид. Ему не хотелось рассказывать этому усталому доктору о том, что случилось в их семье, но, видимо, придется. – Его сестра-близнец умерла год назад, но Мика не желает верить, что Элли больше нет.

– А-а, – протянул доктор, – это многое объясняет. Близнецы очень привязаны друг к другу, для них потеря брата или сестры – это как потеря части собственного «я».

– То есть вы думаете, все дело в его психическом состоянии? – спросила Аша. – Из-за этого он задыхался?

– Вполне возможно, – кивнул доктор. – Я полагаю, вам следует обратиться к психологу, вашему сыну нужна помощь. И вообще, он очень нервный мальчик.

Дэвид и Аша кивали, неохотно соглашаясь с доктором.

– И еще одна вещь, – добавил доктор, – я заметил, что у Мики имеется мутация – перепонки между пальцами ног. Однако в его медицинской карте об этом нет ни слова. Почему?

– Мы сами не сразу заметили. Мутация Элли была более явной – она родилась с перепонками на руках, поэтому девочку прооперировали вскоре после рождения, а на Мику просто не обратили внимания. А что?

– По закону ребенок-мутант должен быть зарегистрирован в специальной картотеке, – сказал доктор.

– Зачем? – удивилась Аша. – Ведь мутация никак на нем не сказывается, а если об этом станет известно в школе, его начнут дразнить.

– Не знаю, – пожал плечами доктор. – Но вы обязаны сообщить об этом властям, таков закон. Вы можете заполнить соответствующую карту в регистратуре нашей больницы, когда будете оплачивать счет.

Доктор развернулся и быстро зашагал по коридору, оставив смущенных родителей стоять у дверей палаты. Дэвид и Аша смотрели ему в спину, пытаясь переварить полученную информацию: они должны радоваться тому, что их сын пришел в себя, и обратиться к психологу, потому что «Мика очень нервный мальчик».

– Не переживай, – Дэвид обнял жену за плечи. – Через пару месяцев он будет в полном порядке. Наверное, ему действительно надо помочь, беседы с психологом, и все такое. А нам тоже нужно постараться быть с ним более терпеливыми. Возможно, ему следует заняться каким-нибудь спортом, чтобы он не валялся с утра до вечера в постели. Как думаешь?

– Не знаю, – всхлипнула Аша. – Я просто люблю его и хочу, чтобы он был счастлив.

* * *

Прошло несколько недель. Мика начал посещать психолога, и, хотя он по-прежнему был угрюмый и замкнутый, Хелен ему нравилась. Они встречались раз в неделю. Каждую среду после занятий в школе Мика отправлялся к ней домой. Хелен была старой, проходила целая вечность, прежде чем она, шаркая шлепанцами, доползала до прихожей и открывала дверь. Все это время Мике приходилось терпеливо ждать на лестнице. Наконец, после долгой возни с замками его впускали в дом, и они садились пить чай. Но тут выяснялось, что у Хелен закончился сахар либо подгорело молоко, поэтому приглашение к столу всегда сопровождалось извинениями и оправданиями. Но для Мики это было не важно. Встречи с Хелен были невероятно скучными, нечто вроде обязательного воскресного визита к бабушке, однако само пребывание в ее квартире, где было полно старых пожелтевших книг, искусственных цветов и забавных фарфоровых статуэток, доставляло Мике истинное наслаждение. Здесь он мог позволить себе расслабиться, потому что Хелен была единственным человеком, который в принципе допускал мысль, что Элли жива.

– Вы вовсе не обязаны соглашаться со мной, – говорил Мика, прихлебывая чай из большой керамической кружки. – Ваша задача – лечить мою психику, а не расшатывать ее еще больше.

– Ага, я знаю, – хихикала Хелен. – Хочешь пирожное?

– Хочу, – кивнул Мика. – Сейчас принесу, – сказал он, поднимаясь из-за стола.

– Не надо, сиди уж, обжора, я сама.

Мика смотрел, как она поднимается с дивана и, шаркая шлепанцами, бредет на кухню. За окном шумел дождь, стук капель по стеклу напоминал барабанную дробь. Единственными звуками, нарушавшими тишину комнаты, было мерное тиканье настенных часов и шумное дыхание Хелен, когда старушка медленно сгибалась в пояснице, чтобы достать с нижней полки коробку с пирожными. Хелен выглядела такой же хрупкой, как ее китайские статуэтки, которыми были уставлены полки книжного шкафа, – казалось, что, если она упадет, ее худое тело рассыпется на тысячи осколков. Однако впечатление это было обманчивым. Мика знал, что за хрупкой физической оболочкой скрывается человек с железной волей и решительным характером. Внешне Хелен смахивала на ведьму, она одевалась как бездомная бродяжка и обладала хладнокровием удава: никакие самые шокирующие признания не могли смутить старушку.

– Мне снова снились кошмары, – сообщил Мика.

– Неужели? – Хелен разогнулась и, тяжело дыша, направилась обратно к дивану. – Что-нибудь интересное?

– Не очень, – улыбнулся Мики, ему нравилось ее чувство юмора.

Хелен поудобнее устроилась на диване, как человек, который собирается провести вечерок перед телевизором, и положила коробку с пирожными на стол. Пирожные были черствыми, та же самая коробка, которую Мика видел неделю назад. Скорее всего, срок годности давно истек, но он все же отважился взять одно.

– Спасибо. – Мика откусил кусочек и прожевал, стараясь не морщиться.

– Ну, так ты расскажешь о своих скучных кошмарах? – спросила Хелен.

– Ну, если хотите…

– Выкладывай, – Хелен с энтузиазмом закивала головой, – обожаю захватывающие триллеры.

Мика доел пирожное, Хелен протянула ему еще одно, но Мика осторожно положил его на скатерть рядом со своей чашкой.

– Тебе снится один и тот же кошмар или каждый раз разный? – спросила Хелен.

– Один и тот же, – сказал Мика.

– С чего он обычно начинается?

Мика вспомнил начало своего сна и внутренне содрогнулся. Сейчас он не был уверен, хочется ли ему говорить об этом с Хелен. Мику охватило знакомое чувство ужаса, который не отпускал его даже после пробуждения и черным облаком преследовал в течение всего дня.

– Ты передумал? – спросила Хелен, наблюдая за тем, как Мика катает пальцем по скатерти крошки. – Неважно, мы можем поговорить о чем-нибудь другом или сыграть партию в покер.

– Нет, я действительно хочу рассказать вам мой сон. Просто… просто это очень страшно.

– О, я заинтригована. Начинай, пожалуйста, не томи.

– Ладно. – Мика сделал глубокий вдох. – Вначале я лежу на больничной койке. Больница похожа на ту, куда меня привезли… ну, в тот раз, когда я начал задыхаться. Я открываю глаза и вижу колышущуюся зеленую занавеску, а потом понимаю, что они забрали мою одежду и надели на меня больничную распашонку – вы знаете, такая дурацкая штука с завязками на спине, которая едва прикрывает задницу.

– А, да-да, знаю. Ненавижу эти больничные рубашки, – горячо воскликнула Хелен. – Совершенно неподобающая одежда для приличного человека, но для кошмара самый подходящий наряд. Но я тебя перебила, извини. Продолжай, пожалуйста.

– Занавеска начинает шевелиться, как будто кто-то хочет откинуть ее, но не в одном месте, а по всей длине. Потом она вспучивается, и я вижу контуры лиц, как если бы люди прижимались к ней с другой стороны. Вдруг картинка меняется, как в театре, когда поднимают занавес, и я оказываюсь среди этих ужасных людей. Они толпятся вокруг моей кровати, толкают друг друга и склоняют головы то вправо, то влево, как будто хотят получше рассмотреть меня.

Хелен удовлетворенно кивнула.

– Почему ты называешь их ужасными? Что тебе в них не нравится? – спросила она.

– Их головы, – Мика запнулся, – Боюсь, это прозвучит глупо…

– А ты попробуй, – подбодрила его Хелен, – Итак…

– Вместо нормальных голов у них на плечах старые телевизоры, знаете, такие квадратные ящики со стеклянным экраном, большие и тяжелые. Они слишком тяжелые для их тонких шей.

– А, знаю, – подтвердила Хелен, – когда я была маленькой, у меня в спальне стоял такой. Изображение было ужасным.

– Бог мой, да вы действительно ужасно старая, – воскликнул Мика и тут же прикусил язык. – Ой, извините, я не хотел.

– Ничего, все в порядке, – расхохоталась Хелен. – Я действительно ужасно старая. А лица у этих людей есть?

– Есть. Они видны на экранах телевизоров. Это очень страшные лица, похожие на скелеты, кожа сухая и желтая, плотно обтягивает скулы, и волос на голове почти нет, они похожи на мумии. Люди начинают разговаривать, они обсуждают, как им лучше приготовить меня. Одни говорят, что предпочли бы съесть меня в виде отбивной, а другие настаивают, что рубленый бифштекс будет вкуснее. А в ногах кровати стоит Главный Мясник, он ничего не говорит, просто точит нож и пристально смотрит на меня. И тут меня охватывает настоящий ужас, я пытаюсь пошевелиться и не могу. Я парализован. Вдруг комната погружается в темноту, экраны начинают светиться еще ярче, теперь я вижу только их лица. Люди перестают спорить, они молча смотрят на меня и облизывают свои морщинистые губы длинными шершавыми языками.

– Ты узнаешь кого-нибудь из них? – спросила Хелен. – Это учителя из твоей школы или, может быть, человек с ножом похож на полицейского, который сообщил вам о смерти Элли?

– Нет, – Мика поежился, – Но они очень старые, напоминают ходячих покойников.

– Твои ходячие покойники смахивают на людей, которые принимают таблетки бессмертия, – пренебрежительным тоном сказал Хелен. – Ничего глупее не придумаешь – платить сумасшедшие деньги за горсть таблеток, чтобы стать похожим на скелет и пугать окружающих своей физиономией. И все это ради лишних пяти-шести лет жизни. Взять хотя бы наш парламент, настоящая гробница. После Эпидемии все самые отвратительные люди заняли все самые высокие посты. Таблетка бессмертия – это самое вредное изобретение нашего времени. Я считаю, что люди должны достойно уходить из жизни, когда приходит их срок. Но это только между нами, я не стала бы распространяться на подобную тему с малознакомыми людьми. – Хелен многозначительным взглядом уставилась на Мику поверх своей чашки.

– Я понял, – улыбнулся Мика.

– Что еще ты можешь рассказать о телеголовастиках? – спросила Хелен.

– Большинство из них мужчины, но я заметил парочку женщин. А в конце Главный Мясник вскидывает руку с ножом, и я вижу, как лезвие сверкает в голубоватом отблеске его лица-экрана.

– А чем все заканчивается? Они сжирают тебя в виде отбивной или рубленого бифштекса? – поинтересовалась Хелен.

– Не знаю. Я кричу и просыпаюсь. Мои вопли пугают маму.

– Еще бы, – хмыкнула Хелен.

ГЛАВА 5
Розовый яд

Жить в квартире-раскладушке было не так-то просто. Единственная зелень, которую видели обитатели этих квартир, была зеленая плесень на стенах соседних домов. После того как на Земле случилась Эпидемия и большая часть планеты стала непригодна для жизни, людям пришлось оставить насиженные места и, навсегда позабыв о том, что такое солнце, лес и зеленая трава, переселиться в города вроде Барфорд-Норда, которые специально построили для беженцев. Здесь начинало казаться, что все население земного шара сгребли в одну кучу, бросили в огромный котел и тщательно перемешали, а затем разлили по бетонным коробкам. Например, соседом Мики был человек из Монголии, который большую часть жизни прожил в войлочной юрте; этажом выше жила женщина из Перу, когда-то она работала на ферме по разведению лам, теперь все они жили в квартирах-раскладушках. Существование в столь ограниченном пространстве научило людей терпению. Если ты живешь в квартире размером с носовой платок, раздражаться бессмысленно. Для того чтобы достать одну вещь, сначала надо убрать другую, а если ты делаешь это в спешке, то все пойдет наперекосяк и в результате вместо спагетти у тебя на тарелке окажется бельевая веревка. Если обитатели квартир-раскладушек хотели воспользоваться кухней, сначала им нужно было сложить диван, если же они хотели принять душ, прежде нужно было отодвинуть в сторону обеденный стол. Когда они поворачивали кран в ванной, душ начинал шипеть и плеваться ржавой водой; когда они слишком громко чихали, от буфета отваливались ручки, а стены были настолько тонкими, что они слышали, как их соседи чиркают зажигалкой. Единственный предмет мебели, который они могли себе позволить, – это раскладной диван перед телевизором.

Но жаловаться на тяжелую жизнь было так же бессмысленно, как сердиться на тесноту квартиры, поскольку ничего изменить все равно нельзя. Никому не под силу совершить чудо и снова сделать мир прекрасным. Тропические леса, бескрайние зеленые поля, светлые березовые рощи и чистые реки навсегда исчезли с лица земли; нашествие животных и последовавшая затем эпидемия чумы загнали людей за бетонную Стену. Время шло, и постепенно они привыкали жить в этом каменном аду. Хотя были в такой жизни и положительные моменты. Например, поссорившись, люди не могли просто хлопнуть дверью и уйти (если, конечно, вы не готовы переселиться на лестничную площадку), поэтому люди старались быть более терпимыми друг к другу. Если не считать мелких ссор, семья Мики жила дружно, и так продолжалось до того дня, когда, вернувшись из школы, Мика заявил, что его хотят отравить.

Школа Мики ничем не отличалась от других школ, которые строились в городах для беженцев: серый бетонный куб поддерживали четыре стальные сваи, покрытые ржавчиной и коричневыми водорослями. Сваи казались слишком тонкими, чтобы удержать над водой тяжеловесную конструкцию и находящихся внутри детей. Школьный двор заменяла залитая бетоном площадка с осклизлым полом, втиснутая в узкое пространство между сваями под зданием школы. В результате получалось, что над головами детей, игравших на такой площадке, нависала бетонная глыба, а внизу плескалась холодная черная вода. Тусклые лампочки освещали длинные коридоры, в которых пахло сыростью и плесенью; голые стены классов сливались с серыми бетонными полами. Здесь не было даже настоящих окон, на одной из стен висел длинный ряд фотографий, на которых были изображены красивые пейзажи, существовавшие на Земле сорок лет назад. Другая стена была увешана красочными плакатами с изображением пораженных чумой животных – налитые кровью глаза, оскаленные пузырящиеся пеной пасти внушали детям ужас. Рядом с плакатами висели две карты. Одна – с многочисленными изумрудно-зелеными островками, которыми были обозначены леса, – давала представление от том, какой Земля была до Эпидемии. На второй карте ученики могли видеть, во что она превратилась после катастрофы: серая заплатка в верхней части земного шара означала территорию, огражденную Стеной, за которой находились современные бетонные города. Остальное пространство было закрашено грязно-желтым цветом, здесь раскинулась безжизненная пустыня, покрытая толстым слоем ядовитой пыли и пепла. Кроме этих мрачных картинок, иных украшений в классах не было. Да и зачем, если в школе учились дети беженцев – они родились после Эпидемии и все равно никогда в жизни не увидят ни леса, ни травы. У них даже не было настоящих учителей, вместо живых людей с ними общались рисованные человечки, которые появлялись на мониторах, установленных на каждой парте. Классная руководительница Мики, миссис Фулер, восседала за учительским столом, однако ее единственной обязанностью было следить за дисциплиной и орать на учеников, чтобы они заткнулись и слушали своих мультяшных преподавателей.

Зимой в школе было так холодно, что детям приходилось сидеть в пальто и шапках. Миссис Фулер надевала перчатки с отрезанными пальцами, укрывала колени пледом и заматывала голову платком. Отопление было слишком дорогим удовольствием для обычной городской школы. Для того чтобы учиться в светлых и теплых классах и иметь настоящих учителей, нужно ходить в частную школу. Поэтому не трудно представить удивление Мики, когда однажды утром он вошел в класс и увидел развешанные по стенам воздушные шарики и спускающиеся с потолка бумажные гирлянды. От обилия ярких красок рябило в глазах. Мика замер на пороге, в недоумении хлопая ресницами: уж не забрел ли он по ошибке в чужую школу? Но потом Мика увидел миссис Фулер. Она сидела на своем обычном месте и занималась очень странным делом: пожилая учительница старательно надувала воздушные шарики, ее выцветший мешковатый кардиган украшали ленточки серпантина, намотанные вокруг пуговиц. Когда Мика прошел к своему месту в первом ряду и небрежно бросил на пол сумку с учебниками, выяснилось, что здесь его ждет еще один сюрприз – на парте стояла пластиковая тарелочка с пирожным. Пока Мика расстегивал промокшую куртку и усаживался за парту, он недоверчиво косился на неожиданное угощение. Остальные дети, очнувшиеся от своей обычной тоскливой полудремы, взволнованно перешептывались.

– Не трогайте пирожные! – гаркнула миссис Фулер, вешая на стену очередной шарик. – Подождите, пока соберутся все остальные.

Присмотревшись к своему пирожному, Мика обнаружил на нем выведенные голубой сахарной глазурью буквы – КОРД. Он отодвинул тарелку на край парты и прикрыл глаза, пытаясь справиться с нахлынувшим на него чувством одиночества, которое охватывало Мику всякий раз, как только он переступал порог школы. С тех пор как не стало Элли, посещение школы превратилось для него в настоящую пытку. В течение нескольких дней после ее исчезновения одноклассники были чрезвычайно внимательны к Мике. Они подходили со словами поддержки и утешения, но вскоре стало понятно: они уверены, что Элли мертва. Друзья Элли останавливались перед ее портретом в траурной рамке, который вывесили в вестибюле школы, и заливались слезами, как пятилетние дети, однако уже через две недели все успокоились и вели себя так, словно Элли никогда не существовало на свете.

Миссис Фулер оказалась более чуткой, но ее внимание приводило Мику в смущение. Она постоянно спрашивала, как он себя чувствует и все ли у него в порядке, и печально кивала головой, словно священник на похоронах, когда Мика с каменным лицом заявлял, что у него все отлично. Вскоре он начал избегать миссис Фулер; в конце концов учительница оставила его в покое, и Мика вздохнул с облегчением.

Затем начались издевки. В классе Мики учился мальчик по имени Рубен Снайт, невероятно злобный и жестокий тип. Мучнисто-белый цвет лица Снайта наводил на мысль, что вместо крови у него в жилах течет молоко, а длинный и острый нос вызывал опасения – как бы он не проткнул им парту. Рубен пользовался уважением среди одноклассников, но лишь потому, что гораздо безопаснее было дружить с ним, нежели иметь в качестве врага. Рубен Снайт менял друзей как перчатки и вечно задирал мутантов.

Когда в реке неподалеку от школы нашли тело и но лицейские объявили, что это Элли, Рубен вместо сочувствия начал издеваться над Микой. Собрав своих дружков, которые с горящими глазами ждали, какую потеху на этот раз устроит их предводитель, он начал обзывать Мику, пытаясь представить его психом из-за того, что он не верит в смерть сестры. Для них это было всего лишь развлечением, попыткой отвлечься от скучных школьных будней. Но Мике шутки Рубена причиняли нестерпимую боль, он готов был сам броситься в воду. Класс превратился для него в террариум, а одноклассники – в скопище ядовитых змей. Мика чувствовал себя несчастным и потерянным, единственным его желанием было поскорее вернуться домой и лечь в постель. Но сон тоже не приносил облегчения, его постоянно преследовали кошмары с участием телеголовастиков. Мика думал, что хуже уже быть не может, но, похоже, сегодня его кошмарам суждено было превратиться в реальность.

– Итак, все в сборе, – громовым голосом начала миссис Фулер, поднимаясь из-за стола. Ее огромный бюст выпирал из кардигана, словно вместо воздушных шариков она случайно надула саму себя. – А теперь тихо! Вы, вероятно, уже заметили, что сегодня школа приготовила для вас сюрприз. Скоро к нам в класс придет необычная гостья, она представляет КОРД – Комитет по оздоровлению и развитию детей. Вам расскажут о новом проекте под названием… э-э… где же это? – Миссис Фулер бросила взгляд на листок, который держала в руке, – Ах, да, вот… проекте под названием «Дети – наше будущее». На большой перемене каждый из вас получит по бесплатному, вы слышите, бесплатному сандвичу, а еще… во время завтрака будет звучать музыка, да-да, вы услышите прекрасную музыку. Также наша гостья расскажет вам о правильном питании, о витаминах, об упражнениях и о новой интересной игре, в которую вы сможете играть после школы. По-моему, все это очень интересно, не так ли, дети? А пока мы ждем представителя КОРДа, можете съесть свое пирожное.

Мика сидел в первом ряду, который прозвали местами для уродов. Сюда сажали отстающих учеников, злостных нарушителей дисциплины и детей-мутантов, чтобы миссис Фулер могла присматривать за ними. Соседями Мика были: Роланд, подслеповатый очкарик, который в своей повседневной речи пользовался такими словами, как «обусловленный» и «обоснованный»; Лара, девочка-мутант с длинными желтыми зубами, похожими на гигантские зерна кукурузы, и Карлос, тоже мутант, который с легкостью закидывал за ухо свой длинный нос, больше похожий на хобот слона. Мику пересадили на первый ряд из-за его плохой успеваемости. Это считалось наказанием, но он предпочитал сидеть здесь, чем на задних рядах рядом с опустевшей партой Элли. Теперь рядом с Микой сидел новенький мальчик, его семья недавно переехала в Барфорд-Норд из Лондона, где они жили в Царстве Теней. Мальчика звали Коби Ненко. Коби смахивал на большой тряпичный узел, который небрежно бросили на стул: его всклокоченные длинные черные волосы полностью закрывали лицо. Девочки боялись Коби, но Мике он нравился, парень был тихим и молчаливым. Конечно, Мика не собирался покровительствовать новичку, ему хватало собственных проблем, но упорное молчание Коби возбуждало его любопытство. Он чувствовал, что за этой непроницаемой завесой из волос скрывается человек, способный думать. И вот сегодня Коби вдруг решил поделиться своими раздумьями с соседом.

– Интересно, что им от нас нужно? – пробормотал Коби из-под своей косматой гривы.

Впервые за три недели их соседства Мика услышал голос загадочного мальчика. «Удивительно, – подумал он, – словно солнце выглянуло из-за туч».

– Да уж не иначе что-нибудь нужно, – ответил он, разглядывая свое пирожное. – Обычно они не дают нам ничего, кроме домашней работы.

– Разве ты не хочешь пирожное? – с надеждой в голосе спросила Коби сидевшая позади него девочка.

Она была такой худой, что ее руки казались не толще карандаша, а глаза на узком лице с провалившимися щеками выглядели слишком большими. Коби молча протянул ей свою тарелку. Он с жалостью наблюдал за тем, как девочка целиком затолкала в рот пирожное и проглотила, почти не жуя. Мика тоже отдал девочке свое пирожное, оно моментально исчезло с тарелки. Мика был рад, что девочка приняла его угощение, у него было такое чувство, словно он избавился от чего-то неприятного и опасного.

Неожиданно по задним рядам пронесся приглушенный шепот, дверь распахнулась, и в комнату вошла высокая стройная женщина. Уверенно цокая каблуками по каменному полу, женщина прошла по центральному проходу к столу миссис Фулер. Представительница КОРДа была одета в белое платье, перетянутое на талии узким черным ремешком, и красивые лаковые туфли; ее темные волосы были собраны в тугой пучок и аккуратно заколоты на макушке. В руках женщина держала большую клетчатую сумку, которую она водрузила на стол миссис Фулер. Со спины женщина напоминала Мэри Поппинс, но лишь до тех пор, пока не повернулась лицом к классу. Мика вздрогнул, увидев ее выпученные бесцветные глаза, похожие на шарики для пинг-понга – казалось, женщина специально вынимает их на ночь из глазниц и отмачивает в стакане с отбеливателем. Ее кожа, тонкая и желтая, словно старый пергамент, плотно обтягивала череп; потрескавшиеся сухие губы были плотно сжаты, отчего рот напоминал узкую щель. Женщина вытащила из своей сумки стопку пластиковых стаканчиков и поставила ее на стол, затем извлекла табличку и пристроила рядом со стаканчиками. Надпись на табличке гласила: «Старшая сестра КОРДа Бриони Слейтер. Проект „Дети – наше будущее“». Мика, как завороженный, смотрел на сестру Слейтер. Ему вдруг показалось, что все лампочки в классе разом погасли, и он снова погрузился в свой кошмар, где нет ни стен, ни потолка, лишь кровать и покачивающаяся занавеска, за которой открывается непроглядная черная тьма, мерцающие голубоватым светом экраны старомодных телевизоров и смотрящие на него холодные глаза людоедов. К тому моменту, когда сестра Слейтер наконец закончила разгружать свою сумку, Мика находился на грани обморока: к ним в класс заявилась женщина-телеголовастик! Ночной кошмар стал реальностью!

– Доброе утро, дети! – бодрым голосом выкрикнула женщина, и жизнерадостная улыбка смяла ее бумажное лицо. – Меня зовут Бриони Слейтер.

Ответом на ее приветствие было гробовое молчание.

Брионии Слейтер провела тощей, похожей на птичью лапу рукой по своему платью, разглаживая невидимые складки.

«Прекрати глупить, – уговаривал себя Мика. – Людей из твоих кошмаров не существует, это всего лишь сон. Она не может быть телеголовастиком. Это просто НЕВОЗМОЖНО!»

– Вы, вероятно, задаете себе вопрос, зачем я здесь, – продолжила свою речь женщина. Она взмахнула руками и улыбнулась, словно собиралась продемонстрировать какой-то потрясающий фокус. – Я представляю новую организацию, которая называется Комитет по оздоровлению и развитию детей. Наш комитет был создан для того, чтобы помочь всем вам стать ЗДОРОВЫМИ И СИЛЬНЫМИ!

– Ну и повезло же нам, – донесся чей-то голос из последнего ряда. Вслед за репликой по классу прокатился сдавленный смех.

Бриони Слейтер не стала реагировать на замечание невоспитанного школьника, но Мика видел, с каким презрением она окидывает своими блеклыми глазами сидящих перед ней детей.

«Мы ей не нравимся, – подумал Мика. – Она считает нас отбросами».

– Сегодня вас ждет много интересного, – новоявленная проповедница снова расплылась в жизнерадостной улыбке. – Во-первых, на большой перемене вы все получите по бесплатному сандвичу!

– Бесплатная кормежка? – прошептал Коби, – Они собираются откармливать нас. Интересно, зачем?

Мика с тревогой покосился на Коби. Когда к тебе в класс заявляется телеголовастик, подобные шутки не кажутся смешными. Волна липкого страха окатила его с головы до ног.

Тем временем сестра Слейтер продолжала ворковать:

– Цель проекта «Дети – наше будущее» – сделать вас сильными и умными. Обещаю, на наших занятиях вам не придется скучать. Позже я познакомлю вас с одной очень интересной игрой! Но сначала мне хотелось бы рассказать о коктейле под названием «Бодрость».

Женщина замолкла и полезла в свою сумку. Порывшись там немного, она победоносным жестом, словно фокусник, достающий из рукава кролика, извлекла из сумки маленький бумажный пакетик. Зажав пакетик двумя пальцами, сестра вскинула руку над головой, чтобы все присутствующие могли рассмотреть пакетик с чудодейственным снадобьем.