Текст книги "Агония"

Автор книги: Эмма Клейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

ГЛАВА 2
Золотые Башни

Элли подлетала к предместьям Лондона. Она неслась на полной скорости, думая лишь о том, как бы поскорее добраться до города и нырнуть в лабиринт бетонных конструкций, где можно укрыться от висевших у нее на хвосте истребителей. Самолет беспрекословно повиновался Элли, девочка и машина слились в единое целое, словно опытный наездник и послушная лошадь, которая отзывается на малейшее движение руки хозяина. Несмотря на усталость и волнение последних дней, Элли действовала безошибочно. Это был ее лучший полет, ни на одной из тренировок Элли не удавалось с такой виртуозной легкостью управлять машиной. Асам Гормана просто не хватало мастерства, чтобы догнать ее.

Вид Лондона внушал отвращение, издали город напоминал огромный двухъярусный торт. Нижний ярус был погружен во тьму, при взгляде на него в памяти невольно всплывали картинки средневековых замков, населенных кровавыми призраками; верхний ярус сиял миллионами огней, словно бриллиант на солнце. Элли начала снижаться, но вскоре поняла, что полицейские вертолеты плотным кольцом окружили основание «торта». Проход в нижний ярус был закрыт, так что ей не оставалось ничего другого, как подняться выше и устремиться ко второму ярусу. Верхний ярус Лондона носил красивое имя – Золотые Башни. Он состоял из высоких спиралеобразных зданий с элегантными шпилями, постройки располагались на одинаковом расстоянии друг от друга, и между ними были большие участки пустого пространства. Элли понимала, что здесь она станет отличной мишенью для своих преследователей. Но ничего не поделаешь, придется лететь через верхний ярус; похоже, эта часть путешествия будет самой опасной.

– Вы скоро увидите ее, – раздался в наушнике голос одного из пилотов. – Мы загнали ее на второй ярус, она летит прямо на ваш отель.

– Неужели! – мрачно усмехнулся Горман.

Он подошел к окну своего номера и уставился в серое небо. Было четыре часа утра, уже начинало светать, но окна в соседних башнях были темными. Многочисленные обитатели этих шикарных квартир мирно спали в своих постелях, лишь аэромобили, висевшие возле некоторых окон, издавали ленивое гудение и время от времени помаргивали красными сигнальными огнями.

– Хорошенькое дело, они загнали ее на второй ярус, – пробормотал Горман. Он понимал, какой поднимется крик, если в погоне за Элли его люди кого-нибудь случайно пристрелят.

Оконное стекло начало вибрировать. Горман тронул стекло кончиками пальцев, а мгновение спустя в небе раздался оглушительный рев. Горман вскинул голову, однако не увидел ничего, кроме нескольких длинных белых полос, которые круто уходили вверх и скрывались в облаках.

– Я слышу гул самолетов.

– Так точно, сэр. Это мы, – раздался в наушнике возбужденный голос пилота, – На подлете к Лондону она ушла в облака, но мы висим у нее на хвосте. Не беспокойтесь, мы достанем ее.

Постепенно рев истребителей стих. Горман продолжал глазеть в пустое небо, сожалея, что не может видеть погони. Наконец, он снова услышал рев двигателей – самолеты возвращались. Секунду спустя из-за облаков выскочил истребитель Элли; поблескивая черными металлическими боками, остроносый самолет, словно пуля, несся прямо на Гормана со скоростью несколько сотен километров в час. Старик невольно отступил на шаг назад и уставился на дождевые капли, которые веером разлетелись по стеклу, когда Элли сделала крутой вираж в нескольких метрах от его носа и ушла вверх вдоль стены отеля. Преследовавшие Элли истребители не решились повторить опасный маневр. Они немного отстали и, набрав высоту, предпочли обогнуть отель с обеих сторон. Горман согнулся пополам и зажал уши руками, от оглушительного рева моторов лопались барабанные перепонки.

– Вы видите ее? – заорал он, когда шум стих.

– Да, сэр, – раздалось в наушнике, – мы гоним ее вниз.

– Отлично, постарайтесь заставить ее спуститься до уровня башен, а затем прижмите к земле.

В башнях одно за другим начали зажигаться окна: обитатели города, встревоженные необычайным шумом, распахивали занавески и вглядывались в небо, пытаясь понять, что происходит.

– Похоже, у нас появились зрители, – заметил Горман. – Постарайтесь не наделать глупостей, – предупредил он пилотов.

– Все будет в порядке. Не волнуйтесь, сэр, ей от нас не уйти.

Мгновение спустя Горман увидел, как из-за облаков вынырнула длинная вереница самолетов. Элли возглавляла процессию, вслед за ней мчалась целая эскадрилья истребителей. Затаив дыхание, Горман наблюдал за тем, как Элли мастерски вошла в штопор, проскользнула между двумя башнями и начала игру в кошки-мышки, пытаясь оторваться от своих преследователей. Горман не мог сдержать улыбки, видя, как Элли, словно проворная рыбка, раз за разом ускользает от его людей и заставляет их уноситься в другую сторону или делать крутые виражи, чтобы избежать столкновения с башнями. Истребителям не удавалось продержаться с беглянкой на одном уровне достаточно долго, чтобы прицелиться и попытаться сбить самолет. Неожиданно Элли заложила петлю вокруг одной из башен, промчавшись настолько близко к позолоченному шпилю, что робот-уборщик, который полз по крыше, сорвался и упал вниз. В следующее мгновение самолет завис в воздухе; этот маневр Элли застал преследователей врасплох, и они промчались мимо. То, что произошло дальше, заставило Гормана вскрикнуть: два истребителя, летевших вслед за Элли, столкнулись с самолетом, который двигался им навстречу; машина свалилась в штопор и рухнула на башню. Затем два других истребителя взорвались; превратившись в огромные огненные шары, они упали вслед за первым самолетом. Взрыв был такой силы, что окно, перед которым стоял Горман, разлетелось вдребезги, волна горячего воздуха отбросила его на кровать. Переговорник вывалился из уха Гормана. В шлепанцах и распахнутой пижаме Горман ползал по полу и шарил дрожащими руками по ковру, пытаясь нащупать рацию. Наконец ему удалось найти наушник, он вставил его в ухо и заорал срывающимся голосом:

– Эй, что за черт? Вы соображаете, что творите!

Ответом ему было гробовое молчание. Горман слышал безумные вопли, раздававшиеся с улицы. Он вскочил на ноги и метнулся по усыпанному осколками ковру—к тому месту, где только что было окно. Горман опустился на колени и осторожно выглянул в зияющую дыру. Посмотрев вниз, он почувствовал приступ головокружения. Истребители развалились на куски, догорающие обломки металла были раскиданы по всей улице. Все окна в соседних домах были выбиты; в проемах мелькали перепуганные лица людей. Воздух оглашали истошные вопли полицейских сирен.

Горман попытался связаться с остальными пилотами.

– Это я, Мэл Горман! Слышите меня? Где она?

– Мы не знаем, сэр, – раздался хриплый голос.

– Она ушла на нижний ярус. Отправьте половину людей за ней. Остальные пускай летят в Барфорд-Норд и ждут ее там. Возможно, нам придется уничтожить ее семью. Поэтому действуйте незаметно, чтобы не привлекать внимания соседей.

Пользуясь всеобщей суматохой, Элли ускользнула от истребителей Гормана. Она не могла прийти в себя от шока. Ей неожиданно пришло в голову, что, возможно, она знает кое-кого из преследовавших ее летчиков; возможно, они угощали ее конфетами и теми маленькими вкусными пирожными с засахаренными фруктами, которые она так любила, или просто хвалили, когда Элли успешно выполняла летные задания, И вот теперь они вместе со своими машинами превратились в пылающие огненные шары и рухнули на дома, где мирно спали ни в чем не повинные люди.

«Но иначе они убили бы тебя, – кричал внутренний голос Элли. – Они перестали быть твоими друзьями. Либо ты их, либо они тебя. Я не хочу, чтобы мой Пак заживо сгорел в самолете, и не хочу никого убивать. Я хочу домой!»

Удирая от своих преследователей, она забыла об осторожности, но иного выбора не было.

Элли добралась до границы первого яруса и, нырнув вниз, исчезла во мраке.

Элли было шесть лет, когда в Лондоне началось строительство Золотых Башен. Она хорошо помнила, как они с Микой сидели на ковре перед телевизором; оба были в пижамах, потому что только что вылезли из постелей. Элли уплетала свои любимые овсяные хлопья с молоком, брат жевал сандвич с клубничным вареньем, засыпая крошками ковер и собственные колени. Это был один из тех редких моментов, когда брат и сестра не ссорились и не тузили друг друга кулаками. На экране телевизора происходило нечто фантастическое: огромные бетонные колонны вырастали буквально на глазах, превращаясь в массивные ноги каменных монстров, чьи ступни стояли прямо посреди городских парков, а головы упирались в небо. Известные политики наперебой расхваливали новый проект, называя его чудом инженерной мысли и современной архитектуры.

– Мы рассмотрели все возможные варианты, – заявил премьер-министр, – и пришли к выводу, что строительство второго яруса – это единственный способ решить стоящие перед нами проблемы. Только так мы сможем избавить жителей Лондона от последствий наводнения, а также уладить вопрос перенаселенности нашей столицы. Поскольку теперь нам приходится жить за Стеной, у нас просто не хватает места.

– Мам! Пап! Смотрите! – закричала Элли с сияющими от восторга глазами. – Они собираются построить волшебный дворец прямо над Лондоном!

Мама обернулась к телевизору и, взглянув на экран, выронила из рук сладкую булочку с джемом, которая шлепнулась на ковер.

– О, боже, – воскликнула мама, – что они делают?

– Я же сказала, – терпеливо пояснила Элли, – строят волшебный дворец!

– Ну, это не для нас, – пробормотала мама.

Забыв о булочке, она опустилась на край дивана и уставилась на компьютерную модель будущей постройки, которая вращалась вокруг своей оси, предоставляя зрителям возможность вдоволь налюбоваться этим чудом.

– Этот дворец для богатых. На втором ярусе поселятся одни богатеи, а бедные люди вроде нас останутся здесь, внизу. К тому же из-за этих башен у нас совсем не будет солнца.

Тогда Элли не поверила маме, она даже слегка рассердилась на нее: ну почему мама всегда спорит с ней?! Вот, к примеру, когда речь заходит об убитых животных, мама только машет на Элли рукой и говорит, что она ничего не понимает. Однако сейчас, когда Элли летела над улицами нижнего яруса, который жители Лондона прозвали Царством Теней, она убедилась, насколько права была мама. Погруженные в полумрак улицы, грязные закопченные стены домов производили удручающее впечатление. Она лавировала между гигантскими бетонными сваями, на которых держались постройки второго яруса; рокот двигателя, словно грохот канонады, гулким эхом отдавался от стен и металлического потолка. Элли с ужасом думала о том, что миллионы людей живут в этом холодном подземелье, в тесных сырых домах, фундаменты которых утопают в воде. Они давно забыли, как выглядит небо и солнце, в то время как у них над головами возвышаются золотые башни волшебных дворцов, где обитают довольные жизнью богачи. Бедняки живут так, потому что уверены – другого выбора у них нет. Элли также знала: этих несчастных постоянно обманывают, и мир, в котором они живут, совсем не такой, как они привыкли думать.

– Но я расскажу им правду, – думала Элли. – И Мэл Горман еще пожалеет, что вообще родился на этот свет.

Элли нуждалась в передышке. Ей очень не хотелось задерживаться в этом кошмарном месте, но она безумно устала, и руки дрожали так, что она с трудом удерживала штурвал самолета. Элли приземлилась на крышу многоэтажки, многие окна в доме были разбиты, по стенам ползли трещины и пятна плесени. Элли заглушила мотор и, сдернув с головы шлем, откинулась на спинку кресла. Несколько минут она сидела неподвижно, прислушиваясь к надрывному плачу ребенка в одной из квартир на верхнем этаже.

Элли обернулась, чтобы взглянуть на Пака. У обезьянки был такой вид, словно ее пропустили через стиральную машину, а затем хорошенько отжали. Она сердито скалила зубы, черный хохолок на голове стоял дыбом, в больших человечьих глазах застыл ужас.

– Извини, Пак, так уж получилось, – с сожалением произнесла Элли.

Она не пыталась погладить его, понимая, что обезьянка вряд ли захочет, чтобы к ней прикасались. Вместо этого Элли нащупала под креслом пакет с едой. Оказалось, что пакет лопнул, и попкорн, орехи, кусочки сушеных фруктов рассыпались по полу. Элли наугад сгребла в горсть лакомство, которое она прихватила специально для Пака, и ссыпала ему на колени. Она наблюдала, как Пак деловито перебирал сладкую смесь, пока не нашел грецкий орех.

– Попробуй, это очень вкусно, – подбодрила его Элли. Пак внимательно осмотрел орех своими быстрыми карими глазами, подозрительно обнюхал и положил за щеку. – Умница, – похвалила Элли. – Теперь не так страшно, правда?

Она уже собиралась откинуть колпак над кабиной пилота и выбраться наружу, чтобы немного размять ноги, когда услышала вдалеке ровный гул самолетов. Элли не ожидала, что ее обнаружат так быстро. Она словно приросла к креслу – истребители приближались. Их появление застало Элли врасплох, впервые с момента побега ее охватила паника. Девочка сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться, но слезы сами собой бежали по щекам, подбородок дрожал, пока Элли сражалась с тугой пряжкой на ремне безопасности и натягивала шлем на влажные волосы.

«Ты должна быть готова к сражению, – повторяла про себя Элли. – Или мы погибнем».

Элли завела двигатель и, сорвавшись с крыши, бросила самолет вниз, где виднелась темная полоска воды – все, что осталось от некогда широкой и полноводной Темзы. Петляя между бетонными сваями, Элли уходила на запад к Барфорд-Норду.

Пробираясь через Царство Теней, Элли вскоре поняла, что ее решение лететь над нижней частью Лондона было ошибкой. Дома здесь были гораздо ниже, чем наверху, большинство зданий строились в девятнадцатом и двадцатом веках, когда проблема перенаселения еще не стояла так остро, поэтому единственным укрытием ей служили гигантские бетонные сваи. Плохое освещение было на руку Элли, и все же ей не удалось далеко уйти от своих преследователей – через пару минут на хвосте у нее висела целая эскадрилья истребителей Гормана. Они открыли ураганный огонь из лазерных пушек. Лишь чудом ей удавалось уворачиваться от смертоносных лучей; вспышки лазера то и дело вспарывали воздух вокруг самолета Элли, ослепляя ее, так что она почти не видела, куда летит. Они гнались за Элли, словно стая взбесившихся псов, полные мрачной решимости уничтожить ее и отомстить за смерть своих товарищей. Элли слышала у себя за спиной вопли Пака. Каждый раз, когда она бросала самолет в пике или совершала очередной умопомрачительный маневр, лавируя между сваями, обезьянка разражалась душераздирающим визгом. И каждый раз перед мысленным взором Элли возникали лица ее родных – мама, папа, брат. В последние минуты она думала о них и о бедняжке Паке, но преследователей было слишком много, а сил у Элли осталось слишком мало.

– НЕТ! – срывающимся голосом закричала Элли, когда луч лазера вспорол брюхо истребителя.

Многочисленные индикаторы на панели управления дружно мигнули и погасли. Неожиданно Элли оказалась в полной темноте. Самолет нырнул носом вниз и начал падать. Он падал, словно мертвая птица, вниз – туда, где поблескивало черное холодное зеркало воды.

* * *

После исчезновения сестры Мика перебрался на ее кровать. Одну стену их крошечной детской занимала двухэтажная пластиковая кровать, вдоль противоположной стены стоял шкаф, где они хранили свои вещи и игрушки, между кроватью и шкафом оставался узкий проход. Вынужденные тесниться в этом маленьком пространстве, Элли и Мика постоянно ссорились; особенно жаркими были споры из-за того, кому спать на верхней кровати. Мика требовал уступить это место ему, чем доводил Элли до бешенства.

– Так нечестно! – вопила Элли. – Ты всегда спишь наверху.

– Я первый занял это место! – заявлял Мика, поворачиваясь спиной к сестре.

– Нет! Слезай немедленно!

– Прекрати орать, Элли! Ты что, взбесилась?

Элли впадала в ярость – ухватившись за край одеяла, она пыталась стащить его с брата. Мика, продолжая лежать лицом к стене, из всех сил цеплялся за одеяло. Перетягивание одеяла продолжалось довольно долго, ни тот, ни другой не желали уступать.

– Я ненавижу тебя! – визжала Элли.

– Неправда, – невозмутимым тоном отвечал Мика, от чего Элли злилась еще больше, – ты любишь меня!

– Ха-ха, люблю! Да тебя никто не любит, ты, мерзкий гаденыш!

– Между прочим, я старше тебя, поэтому имею полное право спать наверху.

– Всего на десять минут, ты, грязный свинтус!

Только благодаря вмешательству родителей ссора не перерастала в настоящую потасовку. Если бы не угроза навсегда лишиться мороженого или до конца жизни спать на полу, Элли и Мика ссорились бы дни напролет – просто потому, что близнецы были похожи не только внешне, но и по характеру. В жилах обоих текла смесь итальянской и индийской крови, у обоих были курчавые волосы и живые темные глаза. Вступив в подростковый возраст, они по очереди становились то упрямыми и вредными, то медлительными и ленивыми; то они целый день с надутым видом валялись в постели, то вдруг переходили от мрачной угрюмости к безудержному веселью, так что все в доме ходило ходуном. «Безумие, чистое безумие, – вздыхала их учительница миссис Фулер, – не представляю, как вы с ними справляетесь».

Исчезновение Элли настолько потрясло Мику, что даже год спустя он все еще чувствовал себя таким же одиноким и потерянным, как и в тот вечер, когда сестра не вернулась домой. Но хуже всего, с точки зрения родителей, было то, что Мика никак не желал принять тот факт, что Элли умерла. Несмотря на все уговоры родителей, Мика отказался идти на похороны, он улегся в постель Элли и пролежал там целые сутки. Мика приходил в такую ярость, когда при нем заговаривали о смерти сестры, что родители не решались даже упоминать имя Элли. Он не позволил маме выстирать постельное белье Элли, потому что простыни хранили ее запах. Родителям казалось, что образ Элли, точно призрак, витает в воздухе, она словно встала между ними и сыном. Они чувствовали, что со смертью Элли какая-то часть Мика тоже умерла, и оплакивали обоих детей. Это было тяжелое время для всех троих, как будто солнце погасло, и весь мир превратился в одну огромную черную дыру.

Мика не верил в смерть Элли. Полиция сказала, что, скорее всего, Элли случайно оступилась и упала в разлившуюся реку. Но Мика даже представить не мог такую нелепость, Элли была не настолько глупа, чтобы «оступаться и падать». Для того чтобы «случайно свалиться в реку», ей надо было перелезть через ограждение, установленное по обеим сторонам мостков, и главное, на Элли были новые кроссовки, которые ей подарили на Рождество. Она так гордилась ими, что однажды чуть не убила Мику, когда тот случайно наступил ей на ногу. Элли ни за что не полезла бы через ограждение, скорее уж она пошла бы в обход, чтобы не наступить в лужу и не дай бог не промочить обновку.

Мика точно знал: Элли жива, но находится где-то очень далеко. Он чувствовал неразрывную связь с сестрой, эта связь, точно невидимая нить, протянулась сквозь пространство и время; иногда она натягивалась так сильно, что Мика ощущал почти физическую боль. Он злился на родителей за то, что те сдались и приняли смерть Элли. Мика не верил людям, которые пытались убедить его, что сестры больше нет, ни полиции, ни учителям – никому. Он ненавидел их всех. Мика замкнулся; уйдя в себя, он предпочитал в полном одиночестве дожидаться возвращения сестры.

В тот момент, когда Элли, удирая от преследователей, носилась в небе над Лондоном, лавируя среди Золотых Башен, Мика проснулся в холодном поту, сердце колотилось в груди как безумное. Он сел на постели и уставился в темноту широко раскрытыми глазами. Кажется, ему приснилась Элли? Но Мика никак не мог вспомнить, что именно он видел во сне.

– Элли? – прошептал Мика.

Он знал, что сестра не откликнется на его призыв, однако Мика чувствовал: рядом с ним происходит что-то странное. Он затаил дыхание и прислушался к ночным звукам. Вот за стеной скрипнула кровать – это отец ворочается во сне и бормочет что-то невнятное себе под нос. А потом Мика уловил какие-то странные шорохи, совсем не похожие на обычные звуки ночи. Мика насторожился. Да, на лестнице слышны приглушенные голоса. Люди стояли возле их квартиры. Мика не мог разобрать слов, но одно было ясно: на площадке собрались люди, очень много людей, и они стараются говорить как можно тише. Интересно, что бы это значило? Мика бесшумно соскочил с кровати. Наверное, надо разбудить родителей.

Нет, немного подумав, решил Мика, не стоит никого будить.

Он бросил взгляд на часы. Четыре утра. Что же все-таки происходит? И почему с улицы доносится гудение мотора, для машин вроде бы рановато. Мика на цыпочках подкрался к окну, осторожно отодвинул занавеску и застыл на месте. За окном на расстоянии вытянутой руки висел полицейский аэромобиль. Сидевший внутри полицейский уплетал хот-дог, капая кетчупом на свои форменные брюки. Прошло несколько секунд, прежде чем страж порядка заметил, что за окном стоит обнаженный мальчик и, вытаращив глаза, смотрит на него. В первое мгновение полицейский замер и тоже уставился на мальчика, затем на его лице появилось испуганно-виноватое выражение, аэромобиль тут же нырнул за угол дома и исчез из вида. Мика задернул штору и в панике заметался по комнате в поисках своих джинсов, сердце в груди бухало кузнечным молотом. Наконец джинсы нашлись, Мика рывком натянул их и бросился к двери. Наступив босой ногой на что-то острое, он разразился тихими проклятиями и вылетел в гостиную, где на раскладном диване спали родители. Мика принялся тормошить отца за плечо.

– Пап! Мама! Проснитесь! – жарким шепотом звал Мика. – Там происходит что-то странное!

Отец заворочался под одеялом, затем приподнялся на локте и потер кулаком глаза.

– Что? – сонным голосом пробормотал он. Вид у отца был помятый, словно он всю ночь пролежал, уткнувшись лицом в подушку.

– У нас под дверью собрались какие-то люди, – испуганно прошептал Мика. – А за окном моей комнаты полицейский ест хот-дог.

– Почему ты так решил? – спросила мама, приподнимая голову от подушки. – Мика, может быть, это снова один из твоих кошмаров?

– Нет! – сжав кулаки, воскликнул Мика. – Это не сон. Я услышал шум мотора и отдернул занавеску. А когда полицейский понял, что я его заметил, он сразу исчез, но вид у него был такой встревоженный, словно он замышлял что-то нехорошее.

Отец неохотно вылез из постели и натянул халат.

– Дэвид, посмотри, что там за окном, – сказала мама. Она сидела на диване, напряженно вытянув шею, в темноте было видно, как поблескивают белки ее глаз.

Отец тяжело вздохнул, как человек, который понимает, что понапрасну теряет время, и направился к окну. Он слегка раздвинул жалюзи и сквозь образовавшуюся щелку выглянул наружу. Несколько секунд отец молча всматривался в предрассветную мглу. Мика стоял рядом, дыхание с шумом вырывалось у него из груди, мальчик никак не понимал, почему его охватил такой страх.

– Я никого не вижу, – наконец подал голос отец. – Сам посмотри.

Он полностью поднял жалюзи, чтобы Мика убедился, что за окном никого нет. Мама тоже подошла к окну и, положив руку на плечо сына, слегка погладила его. Так они стояли втроем, глядя на пустую улицу, где не было ничего, кроме серых бетонных стен, плывущих по небу облаков и мелкого косого дождя.

– Но я же сказал вам, – не унимался Мика, – когда полицейский увидел меня, он сразу скрылся за углом дома. Посмотрите на лестнице, я слышал их голоса. – Мика стряхнул с плеча мамину руку, он чувствовал поднимающееся изнутри знакомое раздражение – родители снова не верят ему.

– Ладно, – невозмутимым голосом произнес отец. Он обменялся с мамой понимающим взглядом и, шаркая шлепанцами, направился к входной двери.

– Нет, подожди, – неожиданно воскликнул Мика. Нехорошие предчувствия сдавили сердце мальчика, он бросился вслед за отцом.

Дэвид остановился.

– Чего ты боишься? Даже если там кто-то есть, я уверен, этому найдется вполне разумное объяснение.

– Не знаю, – Мика смущенно потупился, – но мне почему-то страшно.

– Перестань, – спокойным голосом произнесла мама. – Пойдем, посмотрим, может быть, тогда ты наконец успокоишься и ляжешь спать.

Дэвид нажал кнопку на сенсорной панели, и входная дверь беззвучно отъехала в сторону, впустив в крошечную прихожую струю холодного воздуха и тусклый желтоватый свет. Отец в недоумении пожал плечами и, переступив порог квартиры, вышел на площадку.

– Ну, убедился? Ни одной живой души.

Теперь все трое стояли на площадке, переминаясь с ноги на ногу на холодном и грязном цементном полу. Они смотрели на обшарпанные двери соседних квартир и покрытые пятнами плесени облупившиеся стены, не подозревая, что всего в нескольких метрах от них, в темном углу за шахтой лифта и этажом выше притаились люди Гормана – тридцать головорезов, готовые по первому приказу хозяина прикончить всех троих.

– Все, пошли домой, – зябко кутаясь в халат, сказала мама. – Здесь жуткий холод, а через три часа тебе вставать в школу.

Мика лежал в постели и с недовольным видом смотрел в потолок, пока Аша пыталась подоткнуть ему одеяло. Его раздражало, что мама обращается с ним как с ребенком, но еще больше Мика злился на самого себя. Каким же идиотом он выглядел, когда поднял родителей среди ночи и заставил выйти на пустую лестничную площадку!

– Ты что, ел лапшу в постели? – спросила мама, заметив на пододеяльнике жирные пятна от соуса.

– Да, – буркнул Мика и, повернувшись лицом к стене, натянул на голову грязное одеяло.

– Мика, послушай, белье давно пора постирать.

– Нет, – решительно отрезал он.

– На нем давно не осталось запаха Элли, – усталым голосом сказала мама. – Оно пахнет твоим немытым телом и соусом от лапши.

– Нет, оно пахнет Элли. – Мика обернулся к маме и уставился на нее горящими глазами. – И я не желаю, чтобы его стирали до тех пор, пока Элли не вернется домой.

В свои сорок лет мама Мики сохранила красоту и стать молодости. От своих индийских предков она унаследовала гладкую смуглую кожу, прекрасные черные волосы и живые темные глаза, которые передала своим детям. Но сейчас, глядя в горящие болью и ненавистью глаза сына, Аша почувствовала себя беззащитным деревцом, ствол которого лижет пламя лесного пожара.

– Прекрати, – резко одернула она сына, – Элли умерла больше года назад, и, чем скорее ты примешь этот печальный факт, тем скорее ты сможешь двигаться дальше. Ты поступаешь нечестно, прежде всего, по отношению к себе, Мика, – добавила она чуть спокойнее.

– Нет, – едва слышно произнес Мика, глядя на мать полными слез глазами. – Это вы поступаете нечестно по отношению к Элли. Я чувствую, она жива.

Связь между ними была даже сильнее, чем Мика мог себе представить. Когда самолет Элли рухнул в ледяную воду Темзы, Мике показалось, что он получил сокрушительный удар в грудь. Он хотел закричать и не смог, в груди не осталось воздуха; Мика попытался сделать вдох, но воздух не шел в легкие. Он захлебнулся и буквально ослеп от ужаса, ему все же удалось перевернуться на бок. Мика хотел позвать маму, но откуда-то сверху навалилась невыносимая тяжесть, словно на грудь ему опустили огромную бетонную плиту. Он лежал, не в силах пошелохнуться, не понимая, что странный хрип, который он смутно слышал сквозь боль и страх, шел из его собственного горла. Мика падал в черную ледяную бездну.

– Мика! – срывающимся голосом закричала Аша, бросившись к сыну и схватив его за плечи, – Что?! Что случилось?!

Но Мика не мог вымолвить ни слова, лишь расширенные от ужаса темные глаза мальчика смотрели на мать, умоляя спасти его.

– Дэвид! – закричала Аша. – Мика… вызывай скорую!