Текст книги "Потерянная Морозная Девочка (ЛП)"

Автор книги: Эми Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

– Что вы хотите, чтобы я сделала? – кричу я в итоге. – Я должна идти на Королевский Суд и требовать ответов? Не думаю, что это сработает! В любом случае я не понимаю, что вы имеете в виду. Джек знает, кто я. Он просто не хочет смотреть правде в глаза!

– Ты должна найти его, пока не стало слишком поздно! Это не его проделки. Он не должен отвечать за чужие козни! Ты потеряешь это, потеряешь этоооо, э-то…

Я зарываюсь лицом в подушку и пытаюсь уснуть.

– 36-

– Сова, подожди!

Я спотыкаюсь о бордюры в старой части города. Они скользкие ото льда, и кончики пальцев на ногах замерзли. В ужасе я понимаю, что мои голые ноги синие от холода.

Но это не важно, так ведь?

– Что ты делаешь? – шипит Айвери, падая рядом со мной.

– Свою работу, – отвечаю я, протягиваю руку и рисую сосульки на карнизе окна. Айвери ждет рядом, когда я закончу, чувствуя удовлетворение, когда я провожу рукой, дабы показать идеальный ряд блестящих замороженных кинжалов.

– Ты неважно выглядишь, – говорит он, хмуро глядя на меня. Хотела бы я быть выше. Это унизительно, когда постоянно смотрят свысока.

– Почему ты такой высокий? – требовательно спрашиваю я.

– А почему ты такая холодная? – оживляется он, покачивая головой. – Это не важно, Сова. Ты слишком трудишься. Ты не бережешь себя.

– Тебя волнует? – спрашиваю я, рассматривая его. Его медные глаза сияют в рассветной тьме, даже веснушки на его коже, кажется, светятся.

Он берет меня за руку.

– Ты больна. Тебе нужно домой.

– Я еще не закончила, – бормочу я, тянусь, чтобы коснуться его волос. Они выглядят такими густыми и теплыми. – Я собиралась сходить к озеру…

– Ты должна остановиться, – говорит он, напряженным голосом, отмахиваясь от моих прикосновений, все еще держа меня за руку. – Сова, ты выглядишь, как ходячий труп!

– Ох, кого волнует?

– Может быть твою маму? – искренне спрашивает он, озадаченным голосом.

– С ней все будет в порядке.

Я отвернулась, решив продолжить свою работу. Айвери тенью следует за мной, но я все больше сосредотачиваюсь на создании мороза, вытягиваю из глубины себя, пока лед не проливается легко, как дыхание, делая весь сад белым, посылаю потоки кристаллов на уличные фонари, где они волшебно блестят ярким янтарем. Я забываю, что Айвери здесь, забываю обо всем, бегу все быстрее, быстрее, посылая осколки льда в каждый темный уголок.

Теплицы в общественных садах хрупкие, а их крыши ненадежны. Я поднимаюсь осторожно, балансирую на самой вершине, пока мороз разливается вокруг меня. Одно неверное движение, и я разобью стекло. Но я не сделаю неверных движений. Я двигаюсь от одной теплице к другой, рисуя узоры на стекле, оставляя толстые, колючие волны поверх металла.

Чувствую присутствие Айвери внизу подо мной, но игнорирую это, перепрыгивая от одной теплице к другой, пока не закончу, и передо мной не остается только участок огорода. Я спрыгиваю вниз и двигаюсь между аккуратными, плотно закрытыми рядами. Это расстраивает. Все прячется от меня за пластиком.

Я крадусь вдоль, внимательно высматривая оплошность. И вон. Вот тут. Щель в ровной белизне, хрупкие зеленые листочки едва видны, и ниже маленькие круглые шарики внесезонных томатов. Почему они еще здесь? Зачем их сажают зимой, если они по природе умрут? Я тянусь, но мой желудок внезапно сводит от голода, и срываю один томат с зеленого стебля.

Покрытый влагой, охвачен морозом по гладкой красной кожице. Он морщится и съеживается, когда я держу его, бессильный против моей мощи. Я долго смотрю на него, задаюсь вопросом, чувствую ли я жалость. И понимаю, что нет. Это природа. Я делаю работу природы.

– Что ты делаешь? – раздается нечеловеческий голос. Его присутствие здесь всегда напоминает мне о моей слабости. Напоминая о его предательстве.

Я поворачиваюсь, и блестящие осколки льда танцуют вокруг меня. Айвери в удивлении отступает, и я крадусь по саду, зная, что он все еще позади меня. Я направляюсь домой, мои волосы светятся, будто штормовые облака собирающиеся вокруг, и, проходя через парк, я вижу Большой Дуб. Похоже, ему не помешает немного мороза. Я бегу к дереву.

– Сова, нет!

Айвери быстр, но я быстрее, и меня подстегивает какая-то безумная решимость заставить задохнуться его. Я добралась до дуба и начала карабкаться, оставляя изморозь там, где касаюсь коры. Потрясающее чувство. Чем я выше, тем тоньше ветки, и тем более красивый лед рисую на них. Я не тороплюсь, лаская грубую кору, чувствуя силу, покоящуюся внутри дерева. Оно огромно, намного старше, чем все, к чему я прикасалась морозом.

– Дитя, ты взяла слишком много на себя… – гул голоса звучит глубоко в моей голове, и заставляет мой желудок перевернуться.

Моя нога скользит по ветке, и я тянусь, чтобы ухватиться за дерево, но кора дерева будто уходит от меня, и мир переворачивается вверх дном. Я неуклюже приземляюсь на твердую землю, падаю вперед, когда Айвери подбегает ко мне.

– Отойди от меня, – бормочу я, привоя себя в порядок, когда он отступает, качая головой.

– О чем ты думала?

– Очевидно, что я думала, как мило было бы упасть с дерева! – кричу я, обходя его.

– Он слишком могущественен для тебя, чтобы справиться, я уже говорил, ты должна знать меру!

– Кто ты такой, чтобы говорить мне, что мне нужно?

– А кто еще тебе скажет? – кричит он. – Ты слишком стараешься. Ты забываешь о своей человеческой стороне!

Его медные глаза пылают в темноте, и, кажется, веснушки на коже тоже светятся.

– Ты не Ледяной Джек, – продолжает он. – Ты человек, девочка. Нужен баланс, это важно… Ты должна помнить об этом.

– Как я забуду с тобой рядом?

– Я пытаюсь помочь!

– Я не нуждаюсь в твоей помощи, что ты вообще знаешь? Все, что тебе нужно, – управлять этой кучкой тупых листьев. Даже ребенок может это делать!

Когда я кричу, трава вокруг нас покрывается ледяными цветами, заставляя Айвери отступать. Вынуждая отойти в сторону. Мне понравилось то, что ему стало не комфортно.

– Думаешь, это все и есть осень? Для меня? Ты действительно так слепа, Сова? – он с возмущением подходит ко мне. Я отступаю, внезапно осознавая, какой он высокий и нескладный. В нем есть внутренняя выносливость, о которой я не думала раньше.

– Все черты осени умирают, – рычит он. – Ты хоть знаешь, сколько мне нужно контроля каждый раз, когда я рядом с тобой или с одним из этих тупых друзей-людей?

– Айвери!

Он вскинул руки, и его глаза вспыхнули. Деревья вокруг нас опускают ветки, оставшиеся зеленые листья быстро обращаются в блестящий янтарь и золото. Еще секунда, и они падают сухой коричневой шелухой, скользящей по льду.

– Остановись! – кричу я, когда он начинает приближаться ко мне. В этот момент на его лице прослеживаются черты Графа Октября, что-то темное и нечеловеческое, что смотрит сквозь меня и не остановится, и не сдастся ни за что.

– Айвери!

Он вздрогнул и остановился на своем пути, вскидывая голову к небу, делая глубокий, дрожащий вдох. Деревья словно расслабленно выдохнули.

– Я могу остановиться в любой момент, когда захочу, – говорит он, делая еще шаг ко мне. – А ты можешь?

– Просто уйди, Айвери. Оставь меня одну!

Я вскидываю руки, чтобы оттолкнуть его от себя, поток ледяных шариков падает, ударяясь в него. Он опускает голову, борясь с этим, когда я начинаю крутить головой. Я слишком сильно стараюсь и осознаю, что все размывается перед глазами.

– Сова…

– Ах.

– Очнись. Тебе нужно вернуться.

Вернуться? Куда?

Я открываю глаза и вижу Айвери, нависшего надо мной. Я отшатываюсь, оглядываюсь. Небо освещается рассветом. Мы сидим на ступеньках у моего крыльца, и я чувствую, как накатывает волна тошноты.

– Твоя мама… она узнает, что тебя не было. Я не знал, как пробраться через окно… – он смотрит наверх, говорят это, как будто действительно какое-то время размышлял, как это сделать. – Она будет возмущаться, да? Если тебя нет дома, она поймет?

– Да, она будет возмущаться, – шепчу я, потягиваясь и доставая ключи. – А твои?

– Мои? – он смотрит в сторону. – Нет. Я, ох… Я всегда жил в Королевском Суде. С Графом Октября, – он вздохнул и посмотрел мне в глаза. – Я сожалею о случившемся.

– Точно.

– Останься дома, – попросил он. – Скажи маме, что заболела или вроде того. Ты можешь так сделать, да?

– Зачем это мне?

– Я говорил тебе, ты переусердствуешь, – говорит он. – Ты не понимаешь, что может произойти…

– Я прекрасно все понимаю, спасибо, – перебиваю я. – И у меня нет выбора, не так ли? Ты расскажешь им, если я начну отставать, если не буду справляться с работой. И тогда они узнают, что дочь Джека потерпела неудачу, и это никому из нас не поможет.

Он закусывает губу.

– Я не собираюсь им ничего говорить, – отвечает он, качая головой. – Это не твоя работа, Сова. Я думаю, мы должны вернуть его обратно. Все это было ошибкой…

– Я не хочу, чтобы он вернулся.

Что он вообще для меня сделал?

– Он нужен тебе. Если ты продолжишь в том же духе, ты потеряешь себя. Я думаю, ты уже…

Айвери знает то, чего не знаю я. И я задаюсь вопросом: что если совы в моей спальне правы? Что если есть какой-то большой секрет, который ответит на все вопросы и поможет мне все прояснить? Я вообще хочу этого? Я не хочу возвращаться к тому, что было раньше.

– Я не могу, – говорю я деревянной сове. – Не буду.

Даже если это и пугает немного, теперь вот я увидела, как Айвери может измениться. У нас у обоих эта нечеловеческая сила.

Я помню, как Джек и Северный Ветер играли на льду в день, когда Айвери испугался. Думаю, теперь я лучше понимаю. Если бы они сделали хоть один дальнейший шаг, как это было бы разрушительно… но я не буду думать об этом.

Потому что они не сделали.

Утром мама заставила меня принять обезболивающее, запивая апельсиновым соком, который обжог мне горло. Она достала дополнительное одеяло, колючее, желтое, связанное далекими предками на заре времен, и положила его поверх моего одеяла.

– Что ты делала, маленькая Сова? – шепчет она, а сова на прикроватном столбике подмигивает мне.

– Маленькая Сова, – бормочу я. – Так он называл меня до того, как они выгнали его прочь…

– Кто, любовь моя, кто?

Она говорит, прям как сова, подумала я, когда мои веки стали тяжелыми.

– 37-

Я открываю глаза.

И моргаю.

И мне снится сон.

Или это такой странный кошмар, вроде того, когда ты голая посреди класса.

Это моя комната, пока еще вполне обычная. И Мэллори сидит на краю кровати, что немного удивительно, но не так уж и нагло. А еще тут Айвери, неловко примостившийся на маленьком плетеном стуле у окна, что просто невероятно.

Я снова закрываю глаза, но теперь слышу их разговор, горячую беседу о ночном визите в странный лес и изгнании Ледяного Джека, и мою новую роль – Ледяной Малышки.

В конце концов, я снова открываю глаза. Они, похоже, никуда не ушли, и это начинает раздражать, как они говорят обо мне, не говоря ничего.

– Теперь у тебя проблемы, – шепчет сова на прикроватном столбике, мягко щелкая своими деревянными крыльями. Я сажусь, и Мэллори с Айвери поворачиваются и смотрят на меня, что невероятно тревожит, тем более, я понятия не имею, как долго проспала или на что похожа.

– Что вы делаете в моей спальне? – требую я ответа.

– Мы были с твоей мамой, а затем ты начала кричать о секретах и лжи, поэтому я пришла проведать тебя, потому что она немного запуталась с производителем макарон, – говорит Мэллори серьезно. – А Айвери пришел со мной…

– А потом ты подумала, что вы оба просто останетесь здесь и будете говорить обо мне, пока я сплю? Разве это не странно?

– Он ворвался после меня и не уходил, – говорит Мэллори, глядя на Айвери. – Я позвонила и сообщила твоей маме, что ты в порядке, но он все равно остался… Говорит, что волнуется. Похоже, он нравится твоей маме…

Она пожала плечами и губами произнесла «извини».

Я смотрю в окно и представляю возможность сбежать, но не делаю этого. Я просто встаю с кровати, смотрюсь в зеркало, у меня почти сердечный приступ от состояния моих волос, натягиваю большой свитер поверх одежды и сажусь, набираясь мужества.

Как только совы на стенах начинают поднимать шум.

– Они говорят с тобой? – спрашивает Мэллори, вместе с Айвери осматривая рисунки, никто из них не в состоянии скрыть свой шок.

– Не всегда, – отвечаю я устало, зная, что должна сказать больше для разъяснения, но не нахожу слов. Я остановилась на Айвери.

– Почему ты здесь? – требую я.

– Он говорит, что у тебя серьезные проблемы! – восклицает Мэллори с круглыми от ужаса глазами. – Сова, ты болела несколько дней, и он говорит, что если мы не разберемся с этим, то ты можешь просто… исчезнуть!

– Дней?

– Ну, пару дней…

– Тогда кто делает работу? Я должна пойти! – я начала выкарабкиваться с кровати, но Айвери положил руку мне на плечо.

– Нет, – говорит он. – Это плохая мысль.

– Почему? Я же обещала!

Я хочу. Мне нужно. Мои руки дрожат от необходимости этого. Я сажусь на них, но кровь бурлит и знаю, что не смогу так долго просидеть.

– Ты не заботилась о себе, – говорит он, качая головой. – Я должен был предупредить тебя раньше. Я пытался… Я не знаю, что сказать…

– Все серьезно, Сова! – настаивает Мэллори. – Он говорит, что если ты продолжишь в том же духе, то никогда не будешь прежней!

– Я буду в порядке, – отвечаю я, снова выглядывая в окно. Сейчас закат, и нет никаких следов мороза. – Зима остановилась, потому что я ничего не делала?

– Нет, – говорит он с испепеляющим взглядом. – Зима не такая постоянная, ты прекрасно знаешь это. Это просто легкое заклинание…

– Так я должна вернуться туда.

– Нет, – говорит Мэллори, – это меняет тебя, Сова. Это будто…ты охвачена той частью себя, которая принадлежит Ледяному Джеку, и никто не винит тебя за это… но это что-то вроде проявления. Мы знаем, что сейчас все по-другому, но мы все еще хотим, чтобы ты оставалась собой.

– Я – это я!

– Но если ты хочешь жить в мире людей, ты должна сохранить свою человечность, – говорит Айвери. – Балансировать между ними сложно. Ты не смогла.

– О, и ты такой успешный, ходишь вокруг такой обычный, чрезвычайно высокий, со своими блестящими глазами, и со всеми этими ветрами и листьями.

– Я никогда не говорил, что нормальный, – отвечает он. – Быть наполовину человеком, наполовину феей – непросто. Но у меня была целая жизнь, чтобы научиться балансировать. Есть опасность…

– Опасность чего?

– Ты потеряешься между ними, – говорит он. – Не будет больше существования в этом мире или в другом. У тебя не будет человеческого тела, способного что-либо видеть и слышать, кроме невидимого и безмолвного.

По плечам пробежал холодок.

– Очень легко впасть в магию всего этого, – объясняет Айвери. – Раз ты дочь Джека, то ты наполовину элементаль, и даже среди фей твоя сила довольно велика. Что, вероятно, делает сложным справляться с ней.

– Я прекрасно справляюсь! – отвечаю я.

– Но если ты забудешь о своей человеческой стороне, тогда перестанешь существовать, – отвечает Айвери.

– Так что же нам делать? – спрашивает Мэллори.

– Мы вернем Джека, – говорит Айвери. – Он единственный, кто сможет научить Сову с осторожностью использовать то, что дал ей. И когда он вернется, она уже не будет чувствовать себя обязанной все время делать его работу.

– Я все еще здесь! – огрызаюсь я.

– Едва ли, – возражает Айвери.

– Я не хочу, чтобы он вернулся! Он все равно не вернется. Он не признал, что я его дочь. И его изгнали, спасибо Майской Королеве и твоему отцу! Почему он так сильно его ненавидит? Что за обида? Как это могло привести к этому всему?

Он пожал плечами.

– Я не знаю. У этого долгая история. Может быть, это связано с властью. Граф какое-то время находился в его власти. К тому же, знаешь, Джек знаменит! Кто слышал о Графе Октября? – он улыбается, но это только самоирония, и когда я ловлю его взгляд, я понимаю, как трудно ему говорить об отце. Я пытаюсь сосредоточиться на том, что он говорит, и думаю, как быстро листья становятся коричневыми и падают с деревьев осенью. В этом проблема Графа? Эта зима пришла слишком рано и наступила ему на пятки?

– Джек вернется, – говорит Айвери. – Он может бороться с изгнанием, нам просто нужно добраться до его владений и объяснить ему все. Как твоя мама добралась до него? Что-то было в той старой книге, о которой ты упоминала? Она у тебя? Я могу добраться до дома своего отца в любое время, но я не знаю мира Джека…

– Я уже пробовала, – я сложила руки. – Не сработало.

– У тебя есть чары, – ответил он. – Сейчас сработает. Я знаю, как их применить.

– И кто собирается отправляться в этот путь? – спрашивает Мэллори. – Только вы вдвоем?

– Я ни разу не сказала, что собираюсь идти! – говорю я. – Это безумная идея. Все хорошо.

– Да что ты? – спрашивает Мэллори, – Если Айвери прав насчет опасности, в которой ты находишься, то думаю, ты должна идти, Сова. Тебе нужна помощь Джека.

Я присела и вытащила книгу из-под кровати, сдула пыль с обложки, игнорируя возмущенный взгляд Айвери. Он практически выхватил ее у меня, с трепетом листая древние страницы.

– Я должен быть способен пройти, – приглушенно говорит он, в конце концов. – Может быть, я должен идти один…

– Разве мы все не должны идти? – спрашивает Мэллори.

– Ты не можешь, – ответил Айвери. – Когда Изольда прошла через это, было…

Он прочистил горло.

– Здесь работает особая магия. Я не могу это воссоздать. Я могу провести себя, и Сова пройдет, если примет свою элементальную сторону, которую, я думаю, мы все согласны, она уже приняла.

– Что ты скрываешь, – выпытываю я. – Что это, что заставит его вернуться? Это не я. Я уже пыталась. И теперь… теперь он нам все равно не нужен! Я могу это делать!

Лед начинает распространяться по коже головы, и я делаю глубокий вдох, пытаясь удержать его, сжимая кулаки, когда мороз проносится по коже.

– Не долго, – говорит Айвери твердо, замечая происходящее. – И Джек вернется все равно, чтобы очистить свое имя.

– Очистить свое имя?

– Твое… существование… было не только от Джека и твоей мамы, – говорит он, его глаза все еще в книге. Румянец появился на его шее. – Граф предоставил свою силу заклинанию, когда Изольда прочла его, позволив ей проникнуть в мир Джека. Мой отец хотел создать тебя, чтобы у него было что-то кроме Джека…

Комната, кажется, стала меньше и темнее. Теплая Мэллори тянется ко мне. Айвери закрывает книгу и опускает голову. Совы кричат. Они все это время знали. Граф Октября подстроил все так, чтобы я родилась, к стыду своего отца. Вот о чем они говорили с Майской Королевой в тот день в лесу: это была ловушка, которую установили для Джека.

Я – ловушка.

– Мне жаль, – мягко говорит Айвери. – Я подумал, что тебе стоит знать. Я думал, это поможет тебе понять. Они долго ждали этого, чтобы обыграть. Долго по человеческим меркам, то есть… Для них это ничто…

– Иди, – шепчу я, отодвигаясь от Мэллори. – Иди и помоги маме или еще что-нибудь. Мне нужно время.

– Но, Сова… – начала Мэллори.

– Идите! – вылетает шипение, в комнате мгновенно упала температура. Дыхание Мэллори выходит паром, когда она шаркает от меня, неуклюже переставляя ноги.

– Не делай этого! – говорит Айвери, вставая со стула. – Тебе нужна помощь, Сова.

– Я сказала: ИДИТЕ! – выдыхаю я, не удивляясь, когда шквал ледяных кристаллов вылетает изо рта. Айвери шарахается прочь. – Мне нужно время.

– Хорошо, – говорит он, приближаясь ко мне, его медные глаза пылают. – Я дам тебе время, но не думай, что уйду куда-нибудь, пока это не разрешится. Ты опасна и не только для самой себя.

Говоря это, он понесся к двери, толкая Мэллори перед собой, за ним вскружился резкий ветер, закрутивший ледяные кристаллы в воздухе.

В истории мамы была сова. Творение мудрости, одна из тех, сказавших ей, что она навсегда сохранит с собой часть этого магического мира, что-то что останется, когда исчезнет все остальное.

Она имела в виду меня. Мама каким-то образом знала это, даже назвала меня в ее честь. Но значит ли это, что сова знала, что я всего лишь пешка в игре Графа Октября? Что однажды я буду использована против своего отца?

Совы в спальне шуршат и трепещут со своих страниц вокруг меня, шепча о зимних мирах и оторванных душах, не знающих правду.

– Он не знает всего этого, Сова! Это не его дела, – бормочут они.

– Он не знает, что все это сделал Граф? Что я всего лишь часть… зловещего плана? Вы знаете? – я свирепо смотрю на деревянную сову, но она не подает вида, и стая, украсившая стену, внезапно замолкает. Я смотрю на них по-новому. Самые ранние выполнены мелками, оформленные мамой, поздние углем, с более яркими деталями. Каждая из них кажется такой наивной и полной надежд. Сова ничего не сделала, чтобы помочь моему отцу противостоять Графу Октября в тот день на Королевском Суде, хотя, должно быть, все знала.

Я хватаю старый чемодан с верхней части моего шкафа и тяну его вниз, кладу на кровать, открываю кожаные ремни. Затем отворачиваюсь к стенам. Я так устала от всего этого. Это не могло быть реальным, не все из этого, и все же он есть, и вот они – мои рисунки сов, шелестящие и клацающие своими пернатыми крыльями, щелкающие своими острыми клювами, как живые, дышащие существа.

Они меня не поддерживают, несмотря на всю их суету.

Те, что в рамках – самое простое. Я снимаю их с крючков, бросаю в чемодан, получаю удовольствие, когда они бьют друг об друга, стекло трескается. Картины сов, выполненных углем, наблюдают за мной широкими глазами, когда я сдираю их со стен. Мои пальцы дрожат, моя кожа покрывается льдом, и все же не одна из них не рвется, когда я дергаю их, беспорядочно скручивая большие из них, запихивая их в чемодан. Они висели там так долго, что некоторые, после того, как были сняты со стены, оставили свой отпечаток. Бледные квадраты, обведенные темными линиями.

– Это заставляет тебя чувствовать себя лучше? – спрашивает сова с кровати, после того, как я закрыла чемодан и неуклюже засунула его наверх.

– Нет, – шепчу я, под ногами хрустит лед, когда я подхожу к окну. Я оглядываю комнату, мое дыхание перехватывает от каждого слоя мороза на всех поверхностях. – Нет, совсем нет.

Я намеревалась уйти через окно. Ветви ясеня в саду постукивают по стеклу, напоминая мне, что время выйти в мир и потеряться в работе Джека.

– Совы – хищные птицы, – говорит деревянная сова. – Они не бегут. Они дерутся.

Я сажусь на подоконник, прижав пальцы к зубам, зажмуриваюсь.

Все, что я хотела, – это отец.

Теплые руки отрывают меня от подоконника. Айвери, удерживающий меня, когда спотыкаюсь, наблюдая, как я изо всех сил пытаюсь не рухнуть.

– Я так зла, – шепчу я.

– Я знаю, – говорит он после долгой паузы. – Я знаю, каково это.

– Знаешь? – я отступаю и смотрю на него.

– Я никогда не узнаю свою мать, – говорит он, немного кривя рот. – Я никогда не привыкну ни к Королевскому Суду, ни к школе.

– Что случилось с твоей матерью?

– Она была не такой, как твоя, – сказал он, сжав челюсти. – Она не смогла смириться с произошедшим, с тем, кем я стал. Она боялась меня и… она… Граф увидел, что происходит и забрал меня у нее.

– Она отпустила тебя?

– Он сказал, что она почувствовала облегчение, – он пожал плечами. – Я никогда не узнаю. Она умерла.

Я смотрю на него, мое сердце грохочет. Его медные глаза горят, и я хочу знать больше. Я хочу знать, что он чувствовал, какой была его жизнь с матерью, а затем с отцом, в Королевском Суде. Знал ли он кем является, до того как вошел в то месте с Графом? Боялся ли? Часто ли о ней думает? Через мгновение Айвери смотрит в сторону, а я кусаю губу.

– Мне жаль… – в конце концов выдала я.

Он делает глубокий вдох и качает головой.

– В любом случае. Теперь ты знаешь. Так ты готова?

– Готова?

– Сделать это…

– Нет! Я не собираюсь, Айвери. Я то, кем сейчас являюсь. Я не хочу изменений. Это не так уж плохо. Я буду контролировать баланс. Если ты так смог, то и я смогу.

– У меня была вся жизнь, чтобы учиться! Пока ты слушала на ночь истории, нежась здесь в кровати, я был на ветвях Зеленого Человека, раскрашивая его листья в красный. Владычица Озера читала мне лекции о гармонии, играл в прятки с древесными спрайтами, познавал, какими жестокими они могут быть… и какими добрыми…

– И что теперь? Для меня слишком поздно? Мне просто нужно побежать к нему и попросить помощи? Ты можешь научить меня?

– Нет, – говорит он. – Слишком поздно для этого. Ты уже прониклась гораздо глубже, чем я когда-либо. Они всегда говорили мне, если ты перестанешь прислушиваться к своему человеческому телу, то никогда не вернешься. Вот, что они имели в виду, Сова. Еще одна такая ночь, и ты можешь потеряться навсегда.

Я смотрю на него. Он смотрит назад. Он не изменит своего мнения. Но я тоже. Я устала слушать нотации, устала делать все, что могу, и этого все еще недостаточно. Я жажду студеного ночного воздуха, ясность звездного неба на темной улице, и я собираюсь открыть окно позади меня, когда врывается голос мамы теплотой и нормальностью, как будто разряд против моей усталости, выбивая из колеи.

– Обед!

ЧАСТЬ 3

– 38-

Айвери очень молчалив за обедом. Он продолжает смотреть на маму с таким затравленным взглядом, пока она жужжит на кухне, звенит браслетами, подносит маленькие блюда с оливками, пармезаном, помидорами, зажигает свечи, говорит о своей работе с Мэллори и спрашивает его о школе, семье. Он бормочет краткие ответы, отводя взгляд, когда она смотрит на него. Интересно, помнит ли он свою мать.

Они с Мэллори постоянно переглядываются. Когда я очищаю свои столовые приборы ото льда, я вижу, как они это заметили и вздрогнули. Даже мама через какое-то время начинает присматриваться ко мне все пристальней, поднимая градус напряжения за столом. Не выдерживая, я извиняюсь и бросаюсь в свою комнату, голова гудит, хоть бы они оба последовали за мной через несколько минут.

– Вам не кажется, что пора домой? – спрашиваю я ворчливо, глядя на них из-под своей шапки.

– Нет, – отвечает Мэллори, зажигая свечи.

– Что ты делаешь?

– Это ты делаешь, – говорит она. – Айвери, бери книгу, давай начинать.

– Мэллори!

– Я не потеряю еще и тебя, – говорит она. Ее голос дрожит, но она избегает смотреть на меня, просто шныряя вокруг со спичками.

– О, Мэлл…

– Просто сделай это, Сова, – яростно говорит она, садясь рядом на кровать, ее глаза сверкают. – Хотя бы попробуй!

Затем перевожу взгляд на Айвери, когда он присоединился к нам на кровати. Он кладет книгу на колени и тянется к моей руке, и даже если я не думаю, что это сработает, я не могу сказать «нет». Он не колеблется, его глаза горят, когда он начинает читать заклинание глубоким и мелодичным голосом. Слова становятся медленнее по мере произнесения, и жужжание в моей голове, кажется, усиливается. Внезапно волны чего-то яркого, серебряного проходят через меня, и я чувствую, как падаю, падаю, мой живот скрутило, затем откуда-то подул свежий воздух, и я ощутила твердую землю под ногами.

Зима колет остро и прямо в лицо, когда я открываю глаза, чтобы увидеть все вокруг меня, мир, описанный много раз моей матерью, магией своего голоса успокаивающей меня перед сном. Я понимаю, что пришла именно в то самое место, куда пришла она, давным-давно: «…на поляне посреди деревьев, возвышавшихся со всех сторон: черным – корой и белым от инея».

И мой отец нашел ее здесь, когда она оборачивалась вновь и вновь, ожидая увидеть что-то знакомое.

«Все было незнакомо.»

Воздух изнывает от бледности зимы, когда я смотрю вверх, отчасти ожидая увидеть там своего отца, его темные волосы, пышные от инея. Я оборачиваюсь вновь и вновь, и надеясь увидеть его, и надеясь, что нет. И все, что вокруг меня это только абсолютная тишина маячащих, голых деревьев под ярким жемчужным небом.

– Сова?

Айвери. Его голос надломленный, трескучий в тишине. Звучит так, будто он часами меня звал. Я снова оборачиваюсь, глазами ища его среди тонких стволов деревьев.

– Айвери?

Раздались звуки потасовки, и он появляется, дыхание клубится в воздухе. Здесь он другой: выше, шире, его волосы словно излишне контрастно пылают.

– Я искал тебя, – неуверенно говорит он, подходя ко мне. Его медные глаза блестят, когда оглядывает меня.

– Это место… искажает вещи. Такое ощущение, будто я здесь уже несколько дней, – тень улыбки мелькнула у него на губах. – Меня же не было, не так ли?

– Нет, – говорю я, протягивая руку, когда он спотыкается, – но время здесь течет по-другому, я думаю. Мама всегда говорила… Ты бродил несколько дней?

Между тем его волосы и глаза бледнеют от холода, и еще какая-то тревога на лице, что-то подтверждающее, что он находится там, где не должен быть. Как бы я не была зла на него, мне больно это видеть.

– Иди обратно, Айвери. Ты выглядишь так, будто тебе здесь не место.

– А ты да, – говорит он, отходя от меня и облокачиваясь на одно из деревьев. – Ты уже выглядишь, как часть всего этого.

– Возможно, я и есть, – отвечаю я, оглядывая себя. Моя кожа цвета чистейшего, только уложенного мороза, она поблескивает под бледным солнечным светом, который пробивается сквозь заросшую лесом поляну. – Что теперь будем делать?

– Искать Джека… – его глаза полны сомнений.

– Ты будешь? Я нашел тебя так далеко, но теперь, когда мы тут, я не могу… Я не уверен, что будет дальше. Я даже не смог найти выход с этой поляны, – он смотрит вверх. Деревья возвышаются, достигают своими хрупкими ветвями неба, слегка сгибаясь на ветру.

– Это не похоже ни на что, где я был раньше, Сова, это тянет меня…

– Давай убираться отсюда, – говорю я, снова потянувшись к нему. Я беру его под руку и тяну вперед, между деревьев, которые начинают шептать вокруг нас, словно ветерок несется среди них.

– Это ты?

– Это что, я? – спрашивает он, его глаза все еще смотрят вверх.

– Ветер.

– О! Может быть. Кто знает?

– Айвери, убирайся отсюда! – говорю я. Похоже, будто я тащу мертвый груз, будто его покинула вся воля. Мы достигли края поляны, наконец, пробившись через тесно растущие деревья, когда корни, скрюченные на земле, потянулись к нашим ногам. Это должно быть какая-то защита, чтобы не позволить незваным гостям добраться к чему бы там ни было. У меня такое чувство, что без меня Айвери действительно бродил бы здесь вечно. Не понимаю. Все мамины истории были полны магией и красотой. Они не дали мне представления об опасности.

Я пробиваюсь через темные, острые лозы, гнетущая тишина заставляет меня вертеть головой. Айвери молча следует за мной, держась за руку, а когда мы прошли, то вышли на открытый мир, весь бело-голубой. Прежде чем я успела оглядеться вокруг, мои ноги подкосились, и я внезапно наклонилась вниз к заснеженному холму, прямо к замершему голубому озеру. При этом я, потеряв Айвери, кувыркаясь, в конце концов, приземляюсь в сугроб у самого озера. Лед зловеще скрипит под моим весом, но держится. Небо над головой – бледный синяк, светящийся желтым на западе.