Текст книги "Потерянная Морозная Девочка (ЛП)"

Автор книги: Эми Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

*Конские каштаны – род растений, многие виды которого повсеместно разводятся в парках.(прим. перев.)

Подруга скривилась:

– Семейный вечер. Наверно, не получится. Но мы увидимся утром. Если доживем до него!

Я смотрела, как она уходит, немного завидуя.

Я знаю, что это значит. Она реально ненавидит эти семейные вечера. Но прямо сейчас мысль о том, чтобы купить пиццу и мороженное и сесть с обоими родителями в нормальном доме, со своей нормальной кожей, когда они спрашивают, как прошел твой день, звучит весьма неплохо.

– 9-

Обычно, когда чувствую себя подавлено, я слушаю какую-нибудь музыку, рисую или болтаю с Мэллори. Но сегодня ничего из этого не помогает. Я избегала маму, когда пришла, только поздоровалась с лестницы и пошла в свою комнату. Думала, что-нибудь порисовать и забыться, но я слишком волновалась и не смогла усесться. Совы, которых я всегда рисую, обычно однобоки и странно выглядят, и, честно говоря, уже сыта ими по горло. У Мэллори сейчас «семейный вечер», поэтому она недоступна. Вероятно, это везение, на самом деле, все, что я делаю, это жалуюсь, и от жалоб мне становится плохо.

– Сова! – голос мамы оторвал меня от мыслей. – Спустись, любовь моя, я приготовила чудесный дхал¹.

Суп из чечевицы.

Не могу описать, насколько я ненавижу чечевицу.

Мама использует ее во всех возможных видах: чечевичная лазанья, тушеная чечевица, чечевичные кексы (они самые ужасные) и, конечно, дхал. Неважно, сколько раз я говорила ей, что она мне не нравится, но мама просто продолжает готовить блюда с ней в своем стиле. Как будто она думает, что однажды я обернусь и скажу: «Знаешь, мама, я была все это время не права. Разве эта чечевица не потрясающая?»

Я никогда. Этого. Не скажу.

Я задвигаю стул к столу и шлепаю на кухню.

У нас небольшая квартира. Моя комната, мамина, гостиная, кухня. Ванна. Студия на чердаке. В любом случае, спуститься на кухню недолго. Она разливает дхал. Уже темно, поэтому мама включила свет на всей кухне и над столом.

– Почему бы нам не провести семейный вечер, не заказать пиццу с мороженным и не поговорить о моей учебе в школе?

Мама повернулась ко мне. На ней были золотые серьги-кольца, которые мерцали, когда она двигалась.

– Семейный ужин?

– Да! Нечто особенное, где ты пытаешься выяснить, что у меня произошло.

– Но я всегда знаю, что с тобой происходит, Сова, каждый вечер – это семейный вечер!

– Семья – это когда все вместе, а не отдельные представители.

Я слишком рассердилась. Правильно не получится. Я сделала глубокий вдох, прислонилась к стене, пока она ставила тарелки на стол. Она сделала наан² и райта³ с чечевицей, и мой желудок предательски заурчал.

– Это и есть семья, – она указывает на комнату, – Семья там, где дом, и еда, и любовь… Иди сюда. Иди, поешь, и мы поговорим.

– Но это не…

– Тут, – говорит она, подходя к холодильнику. – Я взяла твой любимый.

Мексиканский пряный сыр. Она улыбается, а мои глаза слезятся.

– Я не хочу сыр.

– Но ты любишь его!

– Я не хочу ничего из этого. Я хочу знать, кто мой отец, – я гляжу на нее, сложив руки.

– Сова!

– Я должна знать!

Она убирает обратно в холодильник.

– Я рассказывала тебе историю. Раньше читала тебе, помнишь? Я говорила, как встретила его, как красиво…

– Его имя, мама! Скажи мне его настоящее имя!

Кажется, она побледнела, понимая, что время пришло. Мое дыхание застревает в горле, и мне становится нехорошо. Я не хотела здесь устраивать сцен, но я должна выпустить пар. Мне это не нравится. По тому, как мама сцепила руки, я могу сказать, что она напугана.

– Просто сделай это, – прошептала я. Что плохо может случиться?

– Джек, – сказала она, глядя мне в глаза. – Его зовут Джек.

– Джек, кто?

– Ледяной Джек.

Смеюсь.

Плачу.

Она подбегает ко мне.

Я отталкиваю ее.

Не могу дышать.

Моя жизнь, что, шутка для нее?

Она сумасшедшая, что верит в то, что говорит?

Ее глаза источают правду.

Но как?

Как это может быть правдой?

– 10-

МИР ЗИМЫ

Был день. Прошла, может, неделя или месяц, или еще больше. А может быть и целая жизнь. Дни в этом мире шли по-другому, и она была так очарована магией окружавшей ее, что если бы прошла вечность, она бы не удивилась.

Свет был низким и ярким, когда пробивался через дымку. Горы возвышались над ними, и вокруг было множество живности: козы скакали по камням, а высоко в небе парили орлы. На западе открывалось замерзшее озеро, и она не была уверена, что было что-либо другое, кроме льда.

Купол был ее дворцом. Сделанный из осколков льда, разбрызгивающих голубое сияние на пол; здесь были лестницы, одни – не ведущие никуда, и другие – ведущие в новые залы. Венчал это все заледенелый потолок, накрытый слоем снега, и там, где он зажигал свечи, свет отражался от миллионов вырезанных поверхностей, оставляя фрактальные узоры на полу.

Опасность окружала все вокруг них, и она знала об этом, когда смотрела в его серебряные глаза, что он может быть таким же ужасным, как те волки, и таким же коварным, как лед.

– Что ты? – спросил он ее, – и как ты тут оказалась?

– 11-

Я в своей комнате, мой живот все еще крутит, глаза слезятся. Мне нужно было уйти от мамы, потому что это не правда. Так не бывает. Это нелепо. Невозможно. Просто ошибка. Я выкрикиваю слова в уме, чтобы заглушить другие мысли, но они все равно лезут. Потому что она говорила мне, не так ли, долгими годами во всех тех полуночных рассказах о зимней стране чудес, дикой и прекрасной. И я всегда в глубине души знала, что мой отец не будет обычным человеком, какой была мама. И теперь с приходом первых морозов пару дней назад, все это то, что произошло…

Это не должно было быть большим сюрпризом.

Мой отец – это символ зимы, дух, распространяющий мороз по миру.

Не драматизируй, Сова.

– Ты знала, что это будет что-то чудное, – твержу я себе, смотря на свое отражение в зеркале. Сегодня ночью полнолуние, и мое отражение – это искаженный проблеск новой меня, которую я не знаю. Бледная кожа, бледные волосы, золотые глаза – это я, просто выглядит так по-другому сейчас. Грани кажутся размытыми, и я могу представить, что девочка в зеркале – это какое-то сказочное создание: пропорции смягчены, вроде как, кожа, отдающая странным серебряным блеском.

Что я?

Что-то тянет меня все глубже внутрь себя, страх, которого я не знала прежде. Что если моя мама права, и Ледяной Джек – тот персонаж, которого она так хорошо продумала в своих рассказах – это мой отец, что это означает? Слезы скапливаются в моих глазах, и когда я моргаю, они падают мне на колени, где блестят в лунном свете.

Три маленьких капельки льда.

– Сова, впусти меня.

– Нет! – я вытираю слезы, чувствуя облегчение, когда они тают от прикосновения моей руки.

– Пожалуйста, давай поговорим об этом…

Мама открыла дверь и задержалась там, держа рукой за ручку.

– Я думала, ты была готова, – сказала она мягко, – я думала, что истории, которые рассказывала, когда ты была маленькой помогут… как-нибудь тебе понять. Разве знать не лучше?

– Нет, – сказала я, изображая храбрость и отворачиваясь от нее, чтобы не показывать новую себя, неопределенную себя, но мой голос дрожит, и я обнаруживаю себя, смотрящую на нее, пока слезы продолжают падать, и я уже не пытаюсь их сдержать.

– Ох, Сова.

– Я не знаю, что делать! Что это? Почему я так отличаюсь?

– Все в порядке, любовь моя, – выдохнула она, стремительно присаживаясь рядом со мной на старое покрывало, которое она сделала из моей детской одежды. Мама обняла меня. – Ты чудесная. Ты всегда была моей чудесной, особенной девочкой, – она отодвинулась и взглянула на меня блестящими глазами. – Если это сейчас более очевидно, то это не так плохо, Сова, – сказала она яростно. – Ты становишься той, кем должна была быть всегда. Я всегда задавалась вопросом… и теперь пришла зима, и твое тело меняется…

– Но не вот так! Смотри! – взревела я, когда льдинки слез продолжили падать.

– Они прекрасны…

– Ой, мама! – я гневно отстранила ее, сжав челюсть, чтобы перестать. – Ты всегда так говоришь, но… Они не должны, не должны быть такими! Что мне теперь делать? Как я буду ходить в школу? Что я скажу людям?

– Ты расстроилась, – ответила она, – но так будет не всегда. Честно говоря, я и сама не знаю, что теперь будет, Сова, и я понимаю, что быть другой сложно, но с тобой все будет в порядке. Разве я хоть раз сомневалась в тебе?

– Откуда тебе знать, что значит быть другой? – заявляю я, отстраняясь. – Я имею в виду, реально. Когда ты в последний раз плакала слезами изо льда или наполовину замораживала своего лучшего друга прикосновением? Откуда тебе знать какого это?

– Сова!

– Ты не сможешь это исправить.

– Я не уверена, что это нужно исправлять, – сказала она, глядя в ночное небо, ее темные глаза блестят, – Но если ты думаешь, что есть кто-то, кто сможет тебе помочь больше, возможно, ты должна поискать их. Я полагаю, ты могла бы…

– Ты имеешь в виду его?

– Я больше никогда не смогу его встретить, – сказала она, ее голос стих. – Но ты другая, как ты говоришь. Ты часть того мира, о котором я тебе рассказывала, Сова. Пойдем, я покажу тебе, где все началось…

Это огромная книга, обернутая черной кожей, запрятанная в нижний угол громадной книжной полки, которая делает маленькую гостиную еще меньше. Я сразу узнала в ней одну из тех, которые мама читала мне в детстве. Золотая роспись на обложке гласит: «Басни и духи Земли, как встретить их, и как найти вашего собственного духа.»

– Эта… – говорит она, перелистывая сухие, пожелтевшие страницы, подталкивая меня к дивану и включая лампу над головой. Она смотрит на меня, и глаза ее мерцают. Я думаю, она наслаждается этим. Будто мама всегда ждала этого случая. Я нахмурилась. – Ну, – говорит она, возвращаясь к книге, – вот, что привело меня к нему. Я читала это, думая обо всех этих местах, о том, что если бы они были реальными… Я искала чего-то, приключений, видимо. Когда я прочитала заклинание, – она покачала головой, улыбка появилась на лице, – Ну, я не думала, что это сработает.

– Но оно сработало?

– О, оно сработало, – ответила она, – Все истории, которые я рассказывала, Сова, некоторые из них были моими. В том месте я нашла себя, и это по-настоящему! Я проснулась утром и не знала, реально ли это… пока не обнаружила, что понесла тебя.

Это были ее собственные истории.

Совсем не басни.

– И ты думаешь, я должна попробовать? – спросила я.

Она покусывает губу.

– Честно говоря, я не думаю, что ты готова. Мне кажется, тебе стоит узнать себя прежде, чем искать ответы у других. Но… – она отмахнулась от моего протеста, – но все зависит от тебя. Как я могу тебе говорить, что делать или что не делать в данной ситуации? Там никогда не было таких, как ты, Сова. Тебе, больше чем кому-либо, нужно найти свой собственный путь.

– Ох, просто дай мне книгу, – сказала я, беря ее и уходя в свою комнату.

– Будь осторожна, любовь моя, – крикнула она мне, – Пожалуйста, будь осторожна.

– Буду! – крикнула я, бросая книгу на кровать. Я дрожу, едва не цепенея от усталости. Я закрыла занавески, забралась на кровать и раскрывала обложку, положив книгу на колени.

Мне нужно поговорить с Мэллори. Смотрю на часы. Одиннадцать. Того же вечера. Того же дня. Всего несколько часов прошло с того момента, как я видела ее, пока все не изменилось. Она знает, что сказать. Я нащупала телефон. Нет сообщений, нет пропущенных звонков. Она на своем семейном вечере. Я положила телефон на книжный шкаф возле кровати. Это может подождать. А по правде, что я могла ей сказать прямо сейчас?

– Заклинания, – бормочу я, открывая книгу и поворачивая к оглавлению в конце. Она должно быть действительно древняя – каждая буква «с» прописана, как «f», (некоторые буквы были прописаны на древнеанглийском языке). Некоторых из моих любимых историй тут нет, понимаю я, перелистывая страницы. Конечно. Потому, что мама создала их. Это был ее опыт, когда она отправилась в другой мир и встретила его.

Моего отца.

– Давай сделаем это, – говорю я, покачивая головой, когда нашла поэму, выглядящую, как какое-то заклинание. – Забавная книга…

– 12-

Мэллори ничего мне не сказала.

В смысле, я тоже ей ничего не рассказала, но я пыталась быть нормальной, хотя имя Ледяного Джека крутилось у меня в голове, а она, озадаченная и молчаливая, шаталась по школе, даже не пытаясь казаться нормальной, и ситуация с Ледяным Джеком ее миновала.

– Мэлл! – сказала я, в конце концов, после пяти безуспешных попыток, – Что случилось?

– Я не хочу об этом говорить, – ответила она, покачав головой.

– Но подожди, послушай… – я потянула ее за руку, – Может я смогу помочь?

– Нет, не сможешь.

– Мэллори…

– Я просто. Не могу. Я хочу пережить этот день, не думая обо всем этом. Мы можем так сделать?

– Конечно, можем, – ответила я. – В общем, ты знаешь, когда захочешь поговорить…

– Да, я знаю, – сказала она, прижимая сумочку к своему плечу, когда мы подошли к главным воротам, – Ты разговаривала с мамой?

– Мм, вроде того, – ответила я.

– И?

– Да так, пустяки, – я вздохнула, отбрасывая томительные мысли о замерзших слезах и об отцах с ледяными волосами, и неудачные попытки найти свое «духовное я» с помощью той глупой старой книги. – Так что, давай пропустим этот день и, может быть, сможем поговорить об этом вечером?

Ее лицо осунулось.

– Не сможем.

– О-о-окей, – пробормотала я ей в спину, когда она рванула обратно в школу. Человеку, не похожему на Мэллори. Что вообще произошло вчера вечером? Я думала, что это мой вечер был плохим. Я пыталась ее догнать, но она ловко пробралась сквозь толпу школьников. У меня вроде бы длинные ноги, но я просто не могу так легко проскользнуть.

У нее был семейный вечер, вспомнила я, когда мы вошли в класс. Возможно, поэтому. Возможно, они ругались из-за домашней работы, или им не понравилось, что она получила «4» по математике на той неделе? Я поглядывала на нее краем глаза. Она вся такая бледная и сгорбившаяся, рассеяно поигрывает с кнопкой карандаша. Случилось что-то серьезное. Мэллори ведет себя намного грубее, чем раньше. Может быть… они хотят переезжать?

– Мэлл, – шепчу я, – Мэлл, вы хотите переехать?

– Что? – она подняла глаза, на лице читается паника.

– Вы же не переезжаете, да?

И прямо тут, в центре класса, моя неразлучная, здравомыслящая лучшая подруга начала плакать.

– Мэллори!

– Господи, Сова, почему ты не можешь оставить меня в покое? – шепчет она, вытирая слезы и наклоняясь к своей сумке, доставая бумажную салфетку из большой упаковки, – Я же просила тебя, мне просто нужно пережить…

– Прости, я волновалась!

– Они судятся, – сказала она, не поднимая головы, когда другие заходили в класс. Конор подошел, глядя ей в лицо, будто собираясь насмехаться и задирать нас, и я со свирепым взглядом покачала головой, что заставило его нахмуриться и оскалиться на меня. Я его проигнорировала и сделала вид, что не заметила, как вошел Айвери, хотя часть меня предательски заметила это.

– Они борются, говорят, что это несправедливо по отношению ко мне, и каждый хочет сломить другого, – продолжила Мэллори.

Я придвинулась ближе и накрыла ее ладонь своей.

– Ох, Мэллори…

– Он собирал вещи, когда я уходила… он собирается остаться у моего дяди на несколько недель, – она опустила голову на руки, а я не знаю, что сказать. Я просто сидела, чтобы она знала, что я рядом, а затем вошел мистер Варли и начал кричать на опаздывающих и неряшливых, и это, пожалуй, самое нормальное на этот день, что даже радовало слух.

– 13-

– Что сегодня с твоей подругой?

Айвери очень высокий, кажется, он закрывает весь свет, увязавшись за мной по пути на географию. Он нахмурился на меня, будто считая, что происходящее в мире – это моих рук дело.

– Что-то личное, – ответила я, пытаясь его обойти.

– Эй, – он обогнал меня. – Подожди секунду…

И потянулся, будто хотел коснуться моего лица.

– Ты что делаешь? – я оттолкнула его.

– Оно проявляется, – сказал он шепотом.

Я подняла руку и ощутила тонкую полосу инея на своих волосах.

– Пустяки – ответила я, приглаживая волосы, пока он смотрел.

– Мы оба знаем, что это неправда, – заметил он. Я отступила от него, но мир будто съежился вокруг нас. Воздух тяжелый от запаха горящего дерева. Это от него? Почему он пахнет гарью? Я осматриваю его с головы до ног, отмечая снова медный блеск в его глазах, рыжеватые волосы, и мой разум не хочет продолжать, но что-то в нем есть. Что-то заставляющее меня думать о старой книге мамы и о том магическом мире и невероятных существах.

– Ты можешь чувствовать это, так ведь? – настаивает Айвери. – Мы похожи. Мы оба из того же места.

Этого не могло произойти. Это мой обычный день. Эта школа… нет ничего более обычного, чем эта школа, а он рушит все. Я прислонилась к стене позади, положив руки на гладкую штукатурку, облегченно почувствовав что-то твердое за спиной, хотя сердце сбивалось, когда он смотрел на меня. Моя кожа начала покалывать, и лед растекаться вокруг пальцев, разбегаясь по стене. Я чувствовала это, хоть и не оборачивалась, чтобы увидеть. Я не хотела это видеть. На мгновение лицо Айвери показалось удивленным, затем он, покачав головой, оттолкнул меня от стены.

– Тебе нужно быть осторожнее, – прошептал он. – Ты можешь вообще себя контролировать?

– Я не знаю, о чем ты, – ответила я, отшатываясь от него. – Кто ты?

Входные двери с грохотом открылись, и порыв осенних листьев, закручивающихся спиралью, влетел в коридор в нашем направлении. Я смотрела, какие неестественные формы они принимали, а Айвори глубоко вздохнул, будто собираясь что-то сказать, но, прежде чем мы смогли поговорить, грянул звонок, и он пошел в класс.

Лед на стенах и осенние листья, живущие своей жизнью.

Слишком много для моего обычного дня.

Все бессмысленно. Я не знаю, кто такой Айвери, или откуда он. Откуда он знает, что я могу делать, если никто не видел этого? География – это пытка, а затем еще искусство, и сова, которую я вылепила из глины, внезапно соответствующе съежилась. Есть какая-то наивность в том, как она счастливо сидит на своей маленькой ветке, как будто никогда не ощущала опасности. Я клянусь, Айвери закатывает глаза, когда ее видит.

Почему он вообще на всех моих уроках? Даже Мэллори не во всех, хотя мы добивались этого.

– Слава Богу, все кончилось, – сказала она позже, когда мы вышли к воротам, плотно кутаясь в пальто из-за сильного холода. Небо безжалостно серое, а деревья кажутся окоченевшими без своих листьев. – Ужасный день. Даже Конор пытался быть милым, и это, наверно, самое ужасное из всего.

– Завтра он все забудет, – сказала я ей, когда мы отправились домой. – Ты сделала это, Мэллори. Ты пережила этот день.

Мы пережили этот день.

– Теперь нужно пережить ночь, – ответила она. – Что будет дальше, Сова?

– Не знаю. Думаю, неизвестно. Ты можешь остаться у меня…

– Ее нельзя оставлять наедине с собой, как я могу? – сказала она, шаркая ногой по земле, а взгляд замер на тротуаре. – Но спасибо. Может на выходных?

– Именно. И ты знаешь, у нее есть друзья, так ведь? С ней все будет в порядке, Мэлл.

– Просто там будет очень странно без папы, – ответила она. – Я имею в виду, что он всегда там. Он не из тех пап, которые иногда уходят на работу. Он всегда там, как это раздражает…

Ее голос дрожит, и я не знаю, что сказать. Забавно, какими разными были наши дома все это время. Я полагаю, у всех дома отличаются. По крайней мере, у меня не было никаких ссор. Ни разу не пришлось беспокоиться о маме. Она всегда была такой, хорошей, мамой.

– Может, это к лучшему для них? – попыталась я. – Может, они поймут, как скучают друг по другу, и он вернется, и они будут счастливей.

– Ты так считаешь? – она посмотрела на меня с надеждой в заплаканных глазах, и мне показалось, что это вряд ли возможно. И теперь она будет чувствовать себя еще хуже, если этого не произойдет.

– Ну, это пробное расставание, – сказала я, убеждая нас обоих. – В смысле, это просто почти как перерыв для некоторых. Тут дело в том, чтобы теряя, понять, как хорошо было вместе, разве нет?

– Я думаю, да, – ответила она. – Я действительно не думала об этом вот так. Похоже, что они сделали это, чтобы отдалиться друг от друга.

– Ну, мы может надеяться, – произнесла я твердо, потому что, кажется, мне больше нечего сказать. Я сильнее натянула шапку, дрожа и надеясь, что не начну синеть.

– Конор сказал, что видел, как ты разговаривала с Айвери утром, – сказала Мэллори, косясь на меня и немного ухмыляясь.

– О, да. Это было странно.

– И о чем вы говорили?

– Он спросил, из-за чего ты расстроилась, а я сказала, что это «по личным причинам». Потом он просто пялился на меня, как…

– У него, действительно что-то к тебе есть! – сказала она.

– О-о-о, не знаю, – проворчала я.

– Ха! Ты краснеешь! Это, типа, любовь с первого взгляда, Сова!

– Нет, совсем нет. Ты же не веришь в это, так ведь?

– Ага, но ты более чувствительная, да? А вообще, он не так уж и плох. Только весь сам в себе, как по мне. И у него очень… драматичный взгляд.

– А как же Джастин? – пытаюсь я перевести тему.

– Не знаю, – внезапно так же уныло ответила она. – Он хорошо выглядит, но, знаешь, он все еще с Дэйзи. Не так ли?

– Ну, знаешь, всегда есть Конор…

– Сова!

– Но это правда!

Она изображает, что ее тошнит, и мы обе усмехаемся, а затем на углу ее улицы весь смех уходит с ее глаз.

– Я напишу тебе позже, – говорю я, быстро обнимая ее. – Надеюсь, что вечером все будет хорошо, Мэлл.

– Я переживу это, – ответила она, надувая щеки и сильно вздыхая. – Увидимся завтра.

Она отходила от меня, и шаги ее становились все медленнее и медленнее по мере приближения к ее дому. Это милый дом – один из тех старых с большими окнами. Ее мама работала на дому, переводя юридические документы с немецкого на английский. Обычно там пекли и прекрасные пирожные, и печенья, убегавшие из жестяной формы. Я бы удивилась, если бы сегодня она взялась что-либо печь. Я представила, как захожу в дом и нахожу его чуть тише и холоднее, так же как и вчера, но нет, совсем нет.

Мне нравятся ее мама и папа. Они не такие торопливые. Они будто более напряженные, чем моя мама, все аккуратно, чисто и вполне организованно, они рассеяно улыбаются, когда обнаруживают грязь на наших ботинках. Но они достаточно милые.

Бедная Мэллори.

– 14-

Я приняла новое решение.

Не знаю, откуда это вообще взялось, но что-то из сегодняшнего переключилось в моей голове. И если что-то может случиться, то, наверно, я должна попытаться сделать то, что должна. С участившимся дыханием я думала об Айвери, говорящем мне о том, что у нас есть что-то общее. Мороз в моих волосах и взлетевшие осенние листья – он знает об этом намного больше, чем я. Потом я подумала о Мэллори, которой не подконтрольно то, что творится дома. И, честно говоря, все это не имеет смысла. Мой обычный день был таким настолько, насколько можно было сделать его обычным. Итак, я, как хорошая девочка, доела оставшийся суп, а мама вполглаза посматривала за мной, хотя и была погружена в свою работу, и я сказала ей, что пойду готовиться к тесту по математике, который будет на следующей недели, потому что я реально буду кое к чему готовиться.

Да. Гуглить о Ледяном Джеке.

Есть фильм, где он мальчик – хранитель мира. И еще загрузилось множество картинок, где он старик, возложивший руки на расстилающиеся листья зимних деревьев, создающий сосульки на водосточных трубах, застилающий окна прикосновением.

Когда вообще возникает мороз? Действительно ли это дело рук одного человека? Как один человек может охватить весь мир? Потому что где-то всегда зима, не так ли? Я запуталась в поисках, но узнала больше чем когда-либо о морозе. Это водяной пар, в общем, который конденсируется в иней на таких вещах, как трава или крыши. Но ничего из этого не помогло мне разобраться, почему я склонна взрываться своими собственными погодными бурями. И ничего из этого не помогло мне контролировать это. Сегодня это произошло несколько раз – ничего драматичного, просто ощущала, как оно растекается по мне, а затем вот оно: красивые, замерзшие линии от кожи между пальцев и до челюсти.

– Сова, ты все еще занимаешься?

Я закрыла Гугл и придвинула свой ноутбук.

– Да.

– Хочешь выпить горячего?

– Нет, спасибо.

– Я собираюсь немного подольше поработать, – кивнула мама, ее взгляд был немного рассеян, как и всегда, когда она на чем-то зациклилась. – Не засиживайся допоздна, любимая. Завтра в школу…

– Хорошо.

Она остановилась, оглядела меня.

– Все в порядке?

– Да. Просто… занимаюсь…

– Ммм. Ладно. Будь осторожна.

Она медиум? Меня бы это не удивило. В любом случае, мама ушла, а через несколько минут у меня возникла реально глупая идея.

Я отправлюсь его искать.

Это безумие. Как человек может отправиться искать сказочное создание? В смысле, он же не будет танцевать на крыше? Или будет? Я пыталась убедить себя, что это нонсенс, но мама не врет. И нормальные девочки не плачут льдом, не пялятся из темных окон, воображая, как бы это было, если бы они нашли Ледяного Джека, который был их отцом.

Итак, я попробую. И если это все реально, то между нами что-то произойдет, так ведь? Какая-то морозная связь, которая приведет меня к нему или его ко мне. Стоит попробовать. Я не могу вечно здесь сидеть, удивляясь, спрашивая себя обо всем, что я когда-либо знала. Моя голова зудит, когда я думаю об этом, и когда я расчесываюсь, мои волосы хрустят инеем. Это склоняет к ответу. Я натягиваю темный свитер и ботинки и, как взломщик, пробираюсь по квартире, крадусь к двери, пока уверена, что мама поднялась в студию.

На улице ужасно холодно, и раним вечером прошел дождь, поэтому лужи возле всех водосточных стоков. Я случайно наступила в одну, перебираясь через дорогу, ведущую к подвесному мосту, и когда я посмотрела вниз, то увидела, что вода замерзла вокруг ступни. Я потянулась, и, когда мои пальцы коснулись льда, маленькие белые прожилки поползли по поверхности.

Вау!

Я оглянулась, боясь, что кто-нибудь заметит, но никого не было. Уже поздняя ночь, и слишком холодно для любого, кто захотел бы выйти. Я пробираюсь через все лужи, которые умудряюсь заметить, меня бросает в дрожь каждый раз, когда я оборачиваюсь, чтобы увидеть следы в замерзшей воде, оставшиеся позади. Я перепрыгиваю через следующую большую, чувствуя себя глупо и немного взволновано, настолько поразительно, когда облачка бледного льда кристалликами разлетается вокруг меня от скачков, кружатся в ночи, прежде чем спланировать на землю. Это как существовать на снежном шаре – мой собственный маленький мир, весь изо льда – и на мгновение я была так очарована, что забыла про свою миссию. А затем луна пробилась сквозь облака и мир, кажется, вспыхнул серебром вокруг меня. И я вспомнила.

Джек.

Я бежала, постоянно оглядываясь, чтобы увидеть позади оставленные собой следы зимы. Луна, кажется, подгоняла меня вперед и вперед, а мои ноги летели быстрее и быстрее, и мир вокруг блестел серебром свежего мороза. К тому времени, как я достигла моста, мое тело наполнилось энергией, ощущением тепла и холода, которого я не знала раньше. Я облокотилась на перила, глядя на луну, ухмылка расплылась на моем лице от бесконечных возможностей, которые, кажется, раскрылись передо мной.

Если магия есть в мире, то я часть ее! Ощущение будоражило меня, но затем тишину нарушил скрипучий звук за спиной. Когда я обернулась, все перила были покрыты слоем льда, ниспадающего к самому мосту, сверкая в лунным свете и отбрасывая зубастые новые тени на твердую, покрытую инеем землю. Мои пальцы выглядели так, будто сами себя сделали изо льда и держались за перила, пока мое сердце билось; лед распространялся все дальше и дальше, пока я не почувствовала, что могу накрыть весь мир им, оставшись здесь навсегда, просто наблюдая за вытеканием магии.

Это сила Джека.

Она моя.

– Что это такое? – спросил голос.

Я спряталась, чтобы посмотреть, кто говорит, но никого не было.

– Что ты такое? Что ты делаешь здесь?

Я снова оглянулась, пытаясь найти источник звука. Это не шепот, но и не совсем обычная речь. Это, скорее, шипение старого паровоза, чем что-то еще.

– Отвечай мне!

– Не могу, я не знаю…

Раздался какой-то мягкий гул, и весь мост будто завибрировал. Я посмотрела вниз в конец и увидела это: волна льда приближалась ко мне. И не только по перилам, и не только тонким льдом по земле, но большая вздымающаяся, ревущая стена, застилающая все, формирующая зубчатые кромки по краям и проемом в центре. Освещение моста заставляло все это светиться, а затем я увидела тень фигуры, приближающуюся ко мне, руки, словно вели его, были опущены и расставлены в стороны.

Ох, на помощь! Я отступила, но опоздала. Волна выросла и разорвалась вокруг меня, и я, не думая, просто отпрыгнула прочь с дороги, неуклюже приземлившись на покоробленные волны льда, толще, чем когда-либо видела. Я сбалансировала, мое сердце заколотилось, когда он приближался, и я сказала себе: «Это то, что я искала, то, с чем играла.»

Я встала на его пути, сжав кулаки.

Это Ледяной Джек.

Он не похож ни на кого из того, что я представляла. Более высокий, более дикий, более мощный, чем в любом из маминых рассказов, предупреждающих меня. Воздух вокруг него клубился тысячами маленьких осколков льда. Его темные волосы были покрыты морозом, и от этого брови казались толще. У него бледная кожа, черты лица затенены синим оттенком во впадинках скул и под глазами.

– Ты Ледяной Джек? – зазвенел мой тоненький голосок, удивляя нас обоих.

– Кто-то зовет меня так, – ответил он, наклоняясь, чтобы рассмотреть меня, взгляд его свирепел. – А ты? Ты создала себе тут маленькую зиму? Что ты за создание? Ты бросаешь мне вызов? – он наклонил голову, его движения слишком быстрые, слишком неестественные; голодный оскал вызвал у меня дрожь по спине. – Ты можешь, если захочешь. Мне нравится вызов, а ты можешь быть достойна. Я услышал твою игру за полтысячи миль отсюда.

Я отступала назад. Это не человек. Это не отец. Это создание стихии, думающее, что ему бросают ему вызов. На его лице нет ни доброты, ни человечности, я не вижу ничего, что роднило бы нас.

Он думает, что я существо, такое же, как и он.

Но я нет.

Я. Просто. Нет.

Я повернулась и побежала, а позади меня затрещал ломкий смех, и все мое тело зазвенело от всего этого ужаса, мой мозг шумел, ошарашенный множеством видений и переизбытком эмоций. Я бежала так быстро и так далеко, как только могла. Затем я столкнулась с чем-то, и все потемнело.

– 15-

МИР ЗИМЫ

Это была часть его мира, как он сказал ей, и других, вроде нее, здесь раньше не было. На протяжении столетий, после норманов, впервые давших ему имя, он был здесь в одиночестве, единственные его спутники – Волки Зимы и Сова, появившаяся, когда он работал. Она хотела позвать его вернуться в ее мир, но он отметил, что здесь он проложил первые следы зимы, показывая всем, что пора отдохнуть.