Текст книги "Медовый месяц"
Автор книги: Эми Дженкинс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
И когда мы занимаемся любовью («К чему это тошнотворное выражение?» – слышу я голос Дел) – ну, неважно, занимаемся сексом, любовью, я не могу толком сказать – в этом есть какая-то возвышенность, и это ошеломляет, это устрашает.
От одной мысли об этом мой ум выплескивается через край. Все равно что думать о пространстве – Земля находится в Солнечной системе, Солнечная система во Вселенной, а в чем же находится Вселенная? Скажите мне. От одной этой мысли у меня кружится голова, потому что края нет. Нет предела. А мне нужны пределы. Иначе я захочу так много, что мне ничего не хватит.
Сквозь шторы сочился перламутровый теплый рассвет, мы с Алексом лежали вместе, как две части составной картинки-головоломки, и я сказала:
– Если задуматься, я тебя совершенно не знаю. И не знала со времен Адама.
– Да нет, знаешь, – сказал Алекс, а через некоторое время с подозрением спросил: – А кто такой этот Адам?
Я рассмеялась – последнее, что я запомнила, перед тем как уснуть.
Дел спросила:
– А как же секс?
– Дел, – сказала я, – я стою в полной комаров телефонной будке в самом разгаре величайшего кризиса в моей жизни. Ты могла бы хоть на секунду направить свой ум в другую сторону?
– Вопрос очень важный, – ответила она. – И вполне уместный. Ответь, пожалуйста, на него.
– Ты где? – спросила я.
– Я в спортивной одежде.
– Я спрашиваю, где ты?
– Я в отделе спортивной одежды, – сказала она. – Я перезвоню тебе, если хочешь.
– Нет, – ответила я. – Я не дам тебе мой номер. Передай Эду, что у меня все в порядке.
– Я в спортивной одежде на Марбл-Арч, в Лондоне, – сказала она. – А Эд в Нью-Йорке. Передай ему это сама.
– Эд все еще в Нью-Йорке?
– Да, – ответила она. И только. Но за этим «да» что-то крылось, что-то, говорившее о неких перспективах Эда. Какой-то намек на то, что мир Эда по-прежнему вертится, что я не остановила его вращения, и, хотя я больше всего боялась, что мне придется, как Атласу, нести его мир на себе, я испытала резкий и совершенно неоправданный укол ревности.
Пока я пыталась разобраться в своих чувствах, Делла снова вмешалась:
– Ну, так как же секс?
Я думала, что мы уже миновали тот этап, когда наносят друг другу удар за ударом отчетами о своей половой жизни. Я хочу сказать, что, во-первых, на рассказы о половой жизни Деллы не хватит никакого времени, а во-вторых, что после определенного возраста – возраста, когда мужчины выясняют, как это делается, – ты открываешь, что секс – это всего лишь секс. Даешь или берешь. Когда ты молода и секс хорош, ты думаешь, что изобрела атомную бомбу, а потом выясняется, что и Россия, и все прочие изобрели ее одновременно с тобой.
– Секс – это секс, – сказала я.
– Так здорово? – спросила она.
– Чертовски.
– Лучше сказать, не хотела бы я оказаться на твоем месте, когда придет час расплаты.
– Час расплаты? – нервно проговорила я.
– Ты никогда не слышала про карму? Ты разрываешь сердце несчастного парня.
– Эда? – спросила я. – Эд сам ушел от меня. Эд швырнул мне кольцо.
– Он не хотел, – сказала Дел. – Черт возьми. Для этого ты и вышла замуж, да? Чтобы можно было все это проделать и так говорить?
– Откуда ты знаешь, что он не хотел?
– Догадываюсь, – сказала она. – Он всегда бегал вокруг тебя, как собачонка. Собачонка не в уничижительном смысле.
– Разве можно употребить слово «собачонка» не в уничижительном смысле?
– Ну, он был по-собачьи тебе предан, вот и все. Ты должна отдавать себе отчет в своем счастье.
– Да, – сказала я.
– Так что насчет Алекса? – спросила она. – Только не надо всей этой чуши про Любовь-Всей-Твоей-Жизни.
– С каких пор это стало чушью?
– Ну, не станешь же ты утверждать, что так действительно бывает. Пола Ятс семь лет держала на холодильнике фотографию Майкла Хатченса, и знаешь, что из этого вышло?[52]52
Пола Ятс, популярная британская телеведущая, умерла от передозировки героина после смерти своего любовника Майкла Хатченса.
[Закрыть]
Я дала этому безвкусному замечанию повиснуть в воздухе. Чуть погодя Дел проговорила:
– Ну так как же с Алексом? Как это было?
– Люди всю жизнь пытаются выразить это словами, – ответила я. – Думаешь, я смогу вот так все враз объяснить?
– Попытайся, – попросила она.
– Ну, иногда я так его хочу, что мне становится плохо – буквально тошнит.
– Звучит недурно, – прокомментировала она.
– Хм-м-м-м, – протянула я, чувствуя наплыв эйфорических воспоминаний, от которых леденела кровь. – Я невероятно хочу его. Ощущаю его частью себя – он делает меня целой. Все те глупости, о которых поют в песнях: «Я не могу жить без тебя».
– Бог мой, – проговорила Дел, – придется тебя остановить. Ты начинаешь цитировать попсу – лучше не надо.
– Ладно, – сказала я и после некоторого размышления добавила: – Скажем так: с Алексом я не знаю ответов на все вопросы.
– Что-что?
– С Эдом, – сказала я, – никогда не было такого, чтобы я не знала ответа. Я всегда знала, что сказать. Мне было скучно от себя… от знания всего. Противно было все знать.
На один такт повисло молчание, а потом Дел рассмеялась:
– Именно это мне в тебе и нравится. Иногда ты говоришь такое, чего никак от тебя не ожидаешь. Ты по-прежнему можешь оставаться моей подругой.
– Спасибо, – сказала я, а потом спросила: – Так я тебе все еще нравлюсь?
– Нет, не нравишься, – ответила она. – Я люблю тебя.
– Дел! – закричала я. – Что с тобой?
– Ничего! – ответила она. – Думаешь, все эти годы я одалживала тебе колготки и косметику потому, что терпеть тебя не могла?
– А что с Маком? – спросила я.
– Мне пора, – сказала Дел. – Из игрушечных пижамок приближается босс. Проверь свою электронную почту.
Щелчок.
Глава восемнадцатая
Кому: [email protected]
Тема: Ox
Дорогая Хани,
у меня было чертовски тяжелое время. Тебе придется купить мне невероятное количество двойных шоколадных «мокко» со взбитыми сливками, если хочешь, чтобы я, когда ты вернешься, по-прежнему считала тебя сестрой. Серьезно, тебе просто придется купить мне целый магазин кофе. И пройти курс лечения, потому что ты продолжишь свое падение во внутреннюю пустоту, если не займешься этим, – ты понимаешь, о чем я.
Когда ты улетела, я вернулась в твой номер в отеле. Ну, сначала мы поохали с Черил, которая совершенно ничего не поняла и решила, что Алекса преследует какой-то сумасшедший с пистолетом и из-за этого он и сбежал, пока в конце концов Полу не пришлось ей сказать: «Дорогая, Алекс и БЫЛ этим сумасшедшим с пистолетом».
Оказывается, когда Черил увидела, как Алекс выбежал из туалета, она подумала, что он спасает свою жизнь. Я спросила, а при чем тут, по ее мнению, ты, и она ответила, что ты была его заложницей и живым щитом. Невероятно – в ее воображении сложилась такая вот безумная история. Удивительно, чем люди заполняют пустоты в своей голове.
В общем, я отвела ее в сторонку и объяснила, как оно есть на самом деле, и прошло сто лет, прежде чем до нее дошло, что вы с Алексом уже встречались, а я тут совершенно ни при чем. У меня возникло впечатление, что она совершенно не справляется с ситуациями, в которых что-то выходит из-под ее контроля. Кажется, она была потрясена.
Наконец, более или менее выстроив соответствующие логические цепочки, она сказала: «Ты хочешь сказать, что меня бросили?» – как будто теперь она обратится в федеральный розыск. Но она действительно была не в себе – если понимаешь, о чем я. Я сказала ей, что такое бывает, а она ответила – только не с ней. Резонно. Потом она спрашивает: «Ты хочешь сказать, что он сбежал с той девицей с прямыми волосами?» Она все время тебя так называет. Не волнуйся: я ей сказала, что прямые волосы в Лондоне в моде. Вряд ли я когда-нибудь видела, чтобы кто-то так удивлялся. То есть насчет тебя и Алекса, а не лондонской моды. Ты перевернула ей вселенную вверх тормашками. Потом я слышала, как она рассуждала сама с собой, что у Кейт Мосс тоже прямые волосы. Это вроде бы помогло.
Короче говоря, она сказала, что возвращается в отель, чтобы позвонить папе. Я тоже вернулась туда – в твой номер. Надеюсь, ты не возражаешь – терпеть не могу, когда пятизвездочный люкс пропадает просто так.
В общем, я погружаюсь в глубокий сон, и мне снится, что со мной спит роскошный мужчина, обнимает меня, покусывает за ушко и проч. Пока в конце концов до меня не доходит – в глубинах сна, – что это покусывание вовсе не во сне. И влажный язык! Потом мне на грудь ложится рука, я с криком просыпаюсь и обнаруживаю себя в объятиях Эда. О! Боже! Мой!
Не волнуйся, мы быстро опомнились. Конечно, он принял меня за тебя. Я спросила: «Ты что, не заметил, что у меня светлые волосы?» Но ты же знаешь мужчин, какие они невнимательные. Ну, кое в чем. Эд сказал, что ничего не замечал, пока… Он не договорил, но, вероятно, имел в виду, что даже он заметил, что у меня волосы гораздо длиннее!
К счастью, я была в пижаме, так что все оказалось не так страшно, как могло бы получиться.
А потом мы решили, что нужно заказать горячего шоколаду от потрясения и остались в постели, но навалили между собой подушек, и, конечно же, вскоре речь зашла о тебе, где ты теперь. Я собрала все свое мужество и сказала, что я уверена, что ты позволила бы ему, но ты не знаешь, где он, что в глубине души ты его любишь, что я верю в это, несмотря на то что ты любишь его не совсем так, как ему хотелось бы, что ты по-прежнему его любишь, что твоя любовь – это чистая любовь, и все такое прочее.
Увы, это не сработало. Эд страшно нахмурился и под конец смотрел на меня с совершенным ужасом, ожидая, к чему я веду. А когда он попросил помочь ему в горе, я набрала в грудь побольше воздуха и ляпнула: «Ну, сказать по правде, дело в том… Дело в том, что…»
Я сказала, что не собираюсь приукрашивать ситуацию, и он страдальчески завопил: «Что такое?» Я снова набрала в грудь воздуха и выдала все начистоту. Прямо так и сказала: «Она уехала с Маком по делам в Лос-Анджелес».
Великолепно! Я провалила задачу совершенно – наверное, из-за того, что Эд задумчиво брал твои кусачки для ногтей и все такое прочее и говорил, как ему тебя не хватает. Конечно, это не оправдание. Честно говоря, все выглядело так, будто бы слова ненароком сорвались у меня с языка. Фантазия о том, что я способна сокрушить Эду жизнь правдой о тебе и Алексе, на время взяла во мне верх. Обожемой – во мне шла такая борьба.
В общем, принесли горячий шоколад, и, когда звук и изображение восстановились, Эд заявил, что ты имела полное право уехать в Лос-Анджелес, когда он швырнул тебе кольцо, и все такое. И что ты, наверное, сделала это, потому что тебе ничего не оставалось и нужно было как-то отвлечься. Потом, конечно, он решил, что должен тебе позвонить, и мне пришлось сказать, что я не знаю, где ты остановилась, но знаю точно, что не у Мака, потому что у него гости, и, по счастью, мы оба знали, что у тебя нет сотового телефона, так как он лежал прямо перед нами на столе. Потом Эд произнес длинный монолог о том, как он переживал из-за твоих отношений с Маком – никакого секса, но Мак как будто бы имел высший приоритет. А я сказала: если он уверен, что никакого секса нет, то, вероятно, секс в это как-то замешан. Это был ужасный момент: Эд решил, что я собираюсь рассказать ему что-то про тебя с Маком, – но я сказала, что говорю о подсознании, что, вероятно, имела место какая-то неосознанная ревность, а также подспудная вера в то, что он, Эд, не достоин, и следовательно, когда ты ставила приоритет Мака выше – то это из-за него самого, Эда.
Но, сестренка, одного я не понимаю: как ты могла такое сделать? Мне нехорошо оттого, что ты так обошлась с Эдом. Я люблю Эда и сама бы за него вышла, не будь он мне как брат. Короче говоря, я хочу узнать, почему вы:
1) не сели со своими Эдом и Черил и не выяснили отношения – может быть, взяли бы полугодовой тайм-аут, чтобы все пересмотреть?
2) не подняли свои задницы и не сходили в брачную консультацию?
3) не взяли годовой отпуск, чтобы пожить сами по себе и оплакать утрату?
4) не возбудили добровольный развод по взаимному согласию по причине несходства характеров?
5) не начали с Алексом постепенное ухаживание, основанное на истинной близости и общей реальности?
И наконец:
6) почему ты не отказалась от сексуального праздника на солнечных Карибских пляжах с мужчиной твоей мечты?
ЕСЛИ БЫ!
Но если серьезно, сестренка, я люблю тебя навеки.
Фло ххххххххххх
P.S. Надеюсь, ты получить это письмо, хотя у меня есть серьезные сомнения, что ты проверяешь электронную почту. Это была идея Пола – послать тебе e-mail. Он хотел написать сам, но я ему не позволила, потому что он на стороне Юной Любви.
P.P.S: Клинические исследования показали, что влюбленность – нечто вроде сумасшествия. Она понижает уровень серотонина и вызывает симптомы, сходные с синдромом навязчивого влечения. Ты можешь переживать сильнейшее беспокойство и совершать поступки за пределами своей системы ценностей, испытывая при этом чувство вины, страха и стыда.
Радуйся!
Хесус направил меня в городское интернет-кафе. Белые пластиковые стулья и кока-кола в бутылках толстого стекла. Я уже два раза повторила. Не знаю почему, но она кажется вкуснее, когда заходишь вот так.
В гасиенду я вернулась на гостиничном велосипеде. Звучит это забавнее, чем было на самом деле. Пыльные дороги полны выбоин, а велосипед такой большой, что до земли ногами не достать. И с очень высокой рамой – я все боялась, как бы не сделать себе случайно обрезание.
Добравшись, я увидела, что Алекс с самым серьезным видом читает на веранде книгу. Одежды на нем было немного – рубашка и боксерские трусы. Мне трудно было удержаться, чтобы не поглазеть. Люди судачат о женских ногах, но мужские, на мой взгляд, куда красивее.
– Где ты была? – спросил он.
– Осмотр местных достопримечательностей, – ответила я.
Он прищурился с веселым недоверием. «Боже мой, – подумала я, – я не могу его обмануть. Конечно, он узнает».
– Покупки, – сказала я, пытаясь сменить курс, и достала сумку.
В городе я нашла магазинчик, где продавали льняную одежду. Я купила пару прелестных широких рубашек с короткими рукавами, черную юбку с запахом и несколько пар широких штанов. И еще несколько вылинявших маечек.
– Целый гардероб, – сказала я. Он улыбнулся и попросил:
– Покажи.
– Интересуешься? – удивленно спросила я.
– Не то чтобы очень, – ответил он. – Но если в них ты…
Я села в тень тростникового стула напротив него, и мы глупо улыбнулись друг другу. У нас была такая тенденция.
– И что теперь? – спросил Алекс.
– То есть теперь, когда мы переспали? – спросила я, лениво пощипывая виноградины из вазы с фруктами.
– Да, – ответил он.
– Нам это надоело, – сказала я, и он рассмеялся.
– А серьезно? Я задумалась.
– Ну, – сказала я чуть погодя, – наверное, можно устроить первую размолвку.
Он вызывающе ухмыльнулся, и я завопила:
– Урод! – и с такой силой запустила в него персиком, что тот брызгами разлетелся за его головой.
Алекс вскочил в непритворной ярости и взревел:
– Что я сделал?
– Семь лет! – прорычала я.
– Я написал тебе письмо.
– Этого мало, – заорала я и обнаружила, что действительно так думаю. – Почему ты не позвонил? – Я швырнула мандарин.
– Ты не ответила на мое письмо! – сказал он, уворачиваясь от маленького оранжевого мячика.
– Надо было попробовать еще раз! – проорала я и запустила в него киви.
– Я ничего не понимал, – защищался он.
– Семь лет! Ублюдок! – зарыдала я.
– Виноват, виноват, виноват, – закричал Алекс извиняющимся тоном, и, когда он приблизился ко мне, как бык, я увидела в его глазах гнев.
Я попятилась. Он добрался до боеприпасов и схватил несколько яблок. Я пустилась в бегство, а они падали за мной по пятам. Я свернула на траву.
– Ты зря потратил семь лет! – завопила я во всю силу легких. На меня нахлынула волна печали.
– И ты тоже! – прогремел он в ответ.
– Ты меня не любишь! – завыла я. – Ты не способен любить. Иначе бы ты позвонил. – Я покинула пределы игры. Меня поглотило то, что внезапно оказалось ослепительной правдой.
Здесь в гущу событий вмешался Хесус, его волосы встали дыбом.
– Нет, нет, нет, – выл он, заламывая руки. – Вы должны быть счастливы! – Он стал собирать яблоки, словно этим мог выправить ситуацию.
– Все в порядке, – сказал Хесусу Алекс, притворившись спокойным, а потом обратился ко мне: – Мне жаль. Извини. Я сказал, что виноват.
– Мужчины и женщины, – проговорил Хесус и постучал двумя яблоками друг о друга.
– Хесус, – сказал ему Алекс, – вы, очевидно, разбираетесь в языках. – «Мне жаль» – lo siento – означает «Я не люблю тебя». Правильно?
– Нет, нет, нет, – сказал мне Хесус. – Неправильно.
– Спасибо, – поблагодарил Алекс. – И скажите ей, что это свободная страна и я потрачу семь лет зря, если захочу, черт возьми.
Хесус обернулся ко мне и сказал:
– Он говорит: вы прекрасная женщина, он боится, он так вас любит.
Эти слова прошли прямо сквозь меня. Я вздрогнула, моя голова вздернулась, и я встретила лазерный взгляд Алекса. Он не отвел глаз.
– Скажите ему, – сказала я, – что я не потерплю, чтобы со мной обращались как с дерьмом.
– Она говорит, – сказал Хесус Алексу, – она говорит, что вы большой и важный мужчина в ее жизни.
– Скажите ей, – сказал Алекс, – чтобы больше не доставляла мне таких, черт возьми, тяжелых минут.
– Он говорит, – сказал Хесус, – что не думает ни о чем, кроме вас, он хочет заниматься любовью с вами весь день и всю ночь.
– Скажите ему, – сказала я, – что он сам отталкивает свое счастье.
– Она говорит, – сказал Хесус Алексу, – что она хочет ваших рук вокруг себя, хочет ваше тело, хочет только вас.
Очевидно, для Алекса это было слишком, потому что он спустился с веранды и взял меня на руки. Он отнес меня в комнату, а Хесус хлопал в ладоши и подбадривал его.
– Вы великий человек, – сказала я ему через плечо Алекса.
Хесус прямо-таки рыдал от всего этого. Он чуть ли не зашел вслед за нами в спальню и лишь в последний момент опомнился и удовлетворился тем, что тщательно закрыл двери веранды, чтобы обеспечить наше уединение.
Алекс положил меня на постель, и я привлекла его к себе и перевернулась на него.
– Знаешь, что бывает после ссоры? – спросила я и стала расстегивать пуговицы на его рубашке.
– Между нами? – сказал он.
– Хорошая игра?
– Хорошая игра.
Кому: Honey@globalnet.со. uk
Тема: обоже
Дорогая Хани,
все стало еще хуже. Я у Мака. Я тебе говорила, что он просил устроить по фэншуй его квартиру?
У него туалет прямо посреди его любовной сферы. Это ужас. Я все говорю ему, чтобы не поднимал стульчак, но он, кажется, просто не может. Говорит, что это вызовет комплекс матери.
Вчера я проснулась и увидела, что Эд ушел. Да, мы провели ночь вместе, но не волнуйся, мы выложили на постели подушками Великую Китайскую стену. Я провела день неподалеку, работая над квартирой Мака, а потом вернулась в номер. Мне отчаянно хотелось в туалет, я ввалилась в санузел и обнаружила в ванне Эда. Он, судя по всему, очень свободно относится к подобным вещам и как будто бы был совсем не против. Увидев его, я вспомнила папу в ванне, и как его причиндалы плавали на поверхности, словно морковки в супе. Удивляюсь, как это не вызвало в нас отвращения на всю жизнь.
В общем, Эд вылез из ванны и вышел в полотенце на балкон, и я уже ринулась было в туалет, но тут увидела, что на соседнем балконе появилась Черил. Ясное дело, я не могла пропустить и мгновения такого шоу.
Как тебе известно, я изучаю человеческое поведение, чтобы, когда состарюсь, стать психиатром, хотя и без того знаю о жизни ничуть не меньше большинства пятидесятилетних.
Я стремглав подбежала к окну и спряталась за шторой, где они не могли меня видеть. Увидев Эда, Черил подбоченилась и крикнула:
– Ты!
Я подумала, что Эд догадается сейчас обо всем по тому, как Черил ткнула в воздух пальцем при слове «Ты!».
Но Эд говорит:
– Привет. Как проходит медовый месяц? – Просто весь спокойствие и очарование. Какой все-таки доверчивый человек! Он напоминает мне собаку, которую всю жизнь ежедневно кормили ровно в шесть часов вечера.
Черил говорит с подчеркнуто английским прононсом:
– Просто обалденно, я торчу. – (Кто бы мог подумать!)
– Слава богу, – продолжает Эд, уже чуть менее уверенно. Кажется, он заметил, как она угрожающе подбоченилась на манер Мамаши Черил из «О'кей, Корал».
Эд продолжает:
– К сожалению, Хани вызвали по делам – что, разумеется, вызывает некоторое сожаление, – знаете, все-таки медовый месяц, – но, к сожалению, было не отвертеться.
Он просто прелесть! Чересчур много сожалений. Знаешь, я подумала, что он испугался Черил. Она уставилась на него и стояла так сто лет. Я прямо-таки видела, как она перерабатывает все в голове: щелк, щелк, щелк – будто вертятся цифры в старомодном кассовом аппарате. Наконец она звякнула:
– Вы это серьезно?
Эд в замешательстве посмотрел на нее. Черил разинула рот. «Вот так, – подумала я. – Теперь все выползет наружу».
– Вызвали по делам? – спросила она.
– Да, – ответил Эд.
Черил прыснула и вся затряслась, словно она одна была способна оценить весь скрытый смысл этой шутки.
– Может быть, вы мне скажете, над чем вы так смеетесь, черт возьми? – спросил Эд.
Я всегда забываю про это свойство Эда. Он напоминал рычащую мышь.
Это заставило Черил замолчать. К тому времени мне было совсем уже невтерпеж, и я пыжилась, как лягушка на балете. Но уйти не могла, потому что Черил трансформировалась прямо у меня на глазах. Как в спецэффектах – ее тело таяло и искажалось, что-то забулькало у нее под кожей, и казалось, что вот-вот из нее вылезет пришелец. Она захлопала своими ресницами – ими было можно сгребать прошлогодние листья в саду – и сказала:
– Я смеюсь потому, что моего мужа тоже вызвали по делам.
Вот так. Мне пришлось отковылять в туалет. Помнишь, как я обмочилась от смеха на двойном уроке химии и сделала вид, что это в лабораторном опыте жидкость пошла через верх?
Я как могла скорее вернулась, но тут зазвонил телефон. Это был Мак. Он принял меня за тебя. Только я собралась все объяснить, как его сотовый отключился.
Я снова подбежала к окну. Эд рассматривал какие-то фотографии и говорил:
– Знаете, на самом деле вам не нужна никакая пластическая хирургия.
Эд такой искренний – это меня просто убивает. А он продолжает:
– А где же ваш муж?
Черил говорит:
– Я его изъяла – теперь это можно.
Ну, мне было просто необходимо выйти и взглянуть. Так что я вылетела, притворяясь, будто бы только что проснулась, и посмотрела на фотографии, а там была Черил во дворце бракосочетания. Одна. Без Алекса.
– Вы вывели Алекса? – спросила я.
– Да.
– Как противную бородавку?
– Именно, – ответила она.
– Потому что он уехал по делам? – спросил Эд. Я предоставила Черил ответить на этот вопрос самой. Раздался стук в дверь. Я выбежала – это оказался Мак.
– Не смешно, – сказала я. – По моей версии событий, вы должны быть вместе с Хани в Лос-Анджелесе. Нет, ее здесь нет. Это я брала трубку. Вам нельзя входить. – И тут я заметила, что он выглядит как-то не так. Вроде как робко.
– Мне нужно поговорить, – сказал он.
– Со мной?
– Можно и с вами.
Я сказала, что придется сделать это внизу, в холле. Мы спустились и уселись в кресла размером с океанский лайнер. Мак заказал кофе.
– Я никогда раньше этого не делал, – сказал он.
– Чего? – спросила я, стараясь держать голову выше подлокотников.
– Этого, – сказал он, сделав жест туда-сюда, означающий, вероятно, общение. – Ну, понимаете, – не разговаривал. Не знаю, как начать.
– Начать, – сказала я, – очень просто – возьмите и начните.
Мак не мог. У меня было ужасное чувство, что он сейчас расплачется. Я уговорила его закурить. Он сказал, что бросил. Я выразила сомнение в мудрости этого шага. Предположила, что сейчас не лучший момент, чтобы бросать курить. Это не мой обычный взгляд на курение, я знаю, но я хочу сказать, что, по-моему, он вряд ли в состоянии по-настоящему заплакать. Наверное, смог бы выдавить одну-две жабьи слезинки. А сигарета положила бы этому конец.
– Я должен. Должен, – сказал Мак, имея в виду: бросить курить.
– Люди курят по какой-то причине, – нежно проговорила я. – Курят, чтобы не чувствовать себя вот так.
– Я о Делле, – сказал он.
В общем, боюсь, что не могу продолжать, потому что все сказанное им, полагаю, подлежит договору о неразглашении, который заключается между больным и психиатром.
Скоро напишу снова.
Флора хххххххххххх
P.S. Ты плюешься от бешенства, что я остановилась на самом интересном месте? Надеюсь, это так. Я решила, что тебе нужно испытать какие-нибудь отрицательные последствия своего поступка, чтобы впредь ты знала, как убегать.