Текст книги "Столкновение в океане"
Автор книги: Элвин Москоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
В сопровождении медицинской сестры Коретти доктор Тортори Донати зашел в лазарет за дозой морфия и шприцем для подкожных инъекций и тут же отправился в каюты 56–58. И на этот раз он не заглянул в мужскую палату лазарета, а там все еще блаженно спал американский матрос Роберт Гудзон. В каюте 58 доктор встретил Питерсона, Уэйта и ночного дежурного. Стюард Ровелли как раз в этот момент ушел на поиски домкрата. Глубоко потрясенный разрушениями в каюте 56, доктор передал шприц и ампулу с морфием Питерсону, узнав из его объяснений, что он тоже медик. Судовой врач не мог себе представить, каким образом пробраться к женщинам, хотя голоса их доносились к нему совершенно отчетливо. Он отправил сестру снова в лазарет за ампутационной пилой и пилой для разрезания гипса, а ночного дежурного попросил разыскать топор. Сам же доктор пополз в разрушенный и сузившийся коридор каюты 56, где наткнулся на тело Чанфарры. Удостоверившись в его смерти, Тортори Донати пролез в темную каюту. Но он не смог ничего сдвинуть с места, обломки были слишком тяжелы. Возвратившийся с топором ночной дежурный принялся рубить переборку, но многослойная полированная фанера только вибрировала под ударами, а с потолка, к которому она была прикреплена, на обеих женщин сыпался град осколков. Тем временем Питерсону все же удалось пробраться, чтобы впрыснуть весь морфий страдающим от сильной боли жене и Джейн Чанфарре.
Возвратившийся Ровелли, не разыскав нигде домкрата, снова полез в обломки на подмогу Питерсону. Они никогда раньше не встречались, но сейчас у них не было времени представиться друг другу. Оба работали наравне, в едином стремлении освободить Джейн Чанфарру, так как после этого могла появиться хоть малейшая надежда на спасение Марты Питерсон. Наконец у Джейн Чанфарры удалось освободить правую ногу. Но теперь мужчинам необходимы были инструменты: ножницы или нож, чтобы распороть громоздкий матрац, плоскогубцы или кусачки, чтобы перекусить пружины, и домкрат, чтобы поднять часть переборки и потолка.
Обе женщины снова попросили мужчин оставить их. Они умоляли Питерсона и Ровелли спасаться скорее самим, не дожидаясь, пока судно пойдет ко дну. Но тот и другой твердо решили не покидать лайнер до тех пор, пока обе женщины не будут освобождены. Питерсон пытался приободрить жену, Ровелли – Джейн Чанфарру. Снова и снова, уже в который раз, он принимался уверять ее:
– Не волнуйтесь, мадам, я вас отсюда вытащу.
Между тем доктор Тортори Донати ушел, так как его помощь была нужна нескольким пассажирам, тонущим в мазуте на палубе «В». На этот раз он взял с собой доктора Джианнини и двух фельдшеров. Попасть с палубы «А» в поперечный коридор палубы «В», примыкавшей к гаражу, развороченному при столкновении, можно было только по единственному узенькому трапу. Спуск по этому трапу в темный коридор, находившийся уже ниже уровня моря, внушал страх. Снизу доносились крики нескольких женщин. На нижней площадке трапа стояли два механика и еще два человека из команды. Механики объяснили, что из коридора уже удалось вытащить четырех человек, но три женщины, оказавшиеся в поднятой кверху левой части коридора, были слишком напуганы и уговорить их подойти к трапу никак не удавалось. Смешавшаяся с мазутом забортная вода постепенно затапливала коридор, около трапа она поднялась уже до пояса. Матросы несколько раз пытались бросить охваченным паникой женщинам канат, но как только одна из них протягивала руку, чтобы ухватиться за его конец, тот скользил и исчезал в маслянистой воде. От бортовой качки накренившегося судна вода захлестывала сухую часть коридора. Когда оба механика ушли, доктор Тортори Донати решил, что спасти женщин (они были итальянскими эмигрантками) можно лишь отправив за ними в коридор матроса. Один из матросов, обвязав себя вокруг пояса канатом, прыгнул в воду. Он стал уговаривать женщин пойти вдоль натянутого каната к трапу, но все было напрасно. Тогда второй матрос, рискнувший спуститься в коридор, насильно заставил женщин взяться за канат и вывел их по одной к трапу. Одна из них взялась за канат только одной рукой, сжимая в другой саквояж.
– Бросьте сумку! – крикнул матрос. – Вы лишитесь из-за нее жизни!
Но она продолжала держаться за нее, как будто это и была сама жизнь.
Все три женщины находились в состоянии сильного нервного потрясения, но каких-либо телесных повреждений доктор не обнаружил. Последняя из оказавшихся у трапа отказалась подняться на следующую палубу.
– Я не одета! – кричала она.
Выведенный из себя доктор после длительных уговоров сумел, наконец, убедить ее, что толстый слой черного мазута, которым она покрыта с головы до ног, не менее благопристойное одеяние, чем насквозь мокрые ночные халаты остальных. Поручив всех трех матросам и двум фельдшерам, доктор Тортори Донати и доктор Джианнини направились на корму, чтобы взять в лазарете медикаменты.
Немного спустя, когда оба доктора проходили по палубе надстройки, поднимаясь из лазарета на прогулочную палубу, они узнали, что одну из женщин в каюте 56 вытащили из обломков. Главный хирург отправил доктора Джианнини на прогулочную палубу оказывать помощь пострадавшим, а сам направился в каюту 56. Он нашел Джейн Чанфарру укутанной в одеяло на полу коридора каюты 58. Лицо у нее было изранено, волосы слиплись от запекшейся крови. Питерсон найденными в радиорубке плоскогубцами перекусил скрученные пружины матраца; Ровелли угрожающим по виду ножом для разделки мясных туш, взятом на камбузе, разрубил матрац на куски. Таким образом им, наконец, удалось освободить Джейн спустя два часа после столкновения.
Когда ее приподняли вместе с одеялом, она застонала. Это была первая жалоба, первые признаки слез с момента начала ее мучений.
– По-видимому, у меня сломаны нога и рука, – как бы оправдываясь, тихо сказала она.
Наклонившись, доктор промолвил:
– Вы очень мужественная женщина. Теперь мы вас обязательно вылечим.
От пережитых мучений и укола морфия Джейн Чанфарра впала в забытье. На одеяле ее перенесли на прогулочную палубу.
Большинство пассажиров стремились к повышенной стороне лайнера, стараясь уйти как можно дальше от опасности оказаться накрытыми опрокинувшимся судном. Одни из них сразу разошлись по местам сбора по аварийному расписанию, находившимся во внутренних помещениях прогулочной палубы, другие отправились в каюты за спасательными нагрудниками и ценностями.
Пассажиры, забравшись на повышенную сторону судна, уже не покидали ее. Казалось, что более безопасного места не существует и ходить куда-либо в поисках другого убежища нет необходимости. Передвигаться по накренившейся палубе было почти невозможно, поэтому самым правильным все считали оставаться на местах и ждать официального сообщения о том, что случилось и чего следует ожидать. Но такого сообщения так и не последовало. Неопределенное и напряженное ожидание в течение первых двух часов после столкновения для многих оказалось самым неприятным переживанием той ночи. В полном неведении о случившемся все прислушивались к самым противоречивым рассказам, слухам. Судя по всему, было гораздо проще поверить, что произошел взрыв котлов в машинном отделении, а не столкновение в открытом океане с другим судном.
Столпившись на левом борту, пассажиры не могли знать, что спасательные шлюпки противоположного борта уже спущены на воду и ушли прочь от судна. Каждый раз, как только группа матросов взбиралась на борт спасательной шлюпки левого борта, пытаясь спустить ее, люди на палубе начинали нервничать. Время от времени пассажиры карабкались внутрь какой-либо пустой шлюпки, висевшей на шлюпбалках, ждали там чего-то, на что-то надеялись, затем вылезали, возмущенные или отчаявшиеся. Никто не мог точно определить степень грозившей опасности, никто не знал, пойдет судно ко дну или поплывет в Нью-Йорк, только немногие знали или хотя бы предполагали, что произошло столкновение.
Пока пассажиры пребывали в неведении, телетайпы телеграфных агентств, радио и телевидение разнесли известие о столкновении по всему миру. Они сообщили о просьбе «Андреа Дориа» прислать спасательные шлюпки для эвакуации пассажиров. Радиолюбители всего восточного побережья Соединенных Штатов перехватывали летевшие по различным волнам радиограммы о бедствии и передавали их содержание всевозможным источникам общественной информации.
Всего два часа тому назад некоторым не хотелось покидать роскошный лайнер. Джордж Кренделл, страховой агент из Нью-Йорка, стройный, высокий с бледным лицом, и Сильвен Гендлер, занимавшийся экспортно-импортными сделками, сидя в примыкавшем к бальному залу второго класса баре, говорили, что хорошо бы произошла небольшая поломка судовых машин, благодаря которой приятное плавание оказалось бы продленным еще на один день. Но Кристин Грасье и Маргерит Лилли, хотя и были в восторге от плавания по океану, говорили, что хотят как можно скорее увидеть Соединенные Штаты. Кристин Грасье, миниатюрная брюнетка франко-индокитайского происхождения, жила в Ментоне, расположенном близ итальянской границы. Там она встретилась с Маргерит Лилли, приехавшей навестить своих родителей. Сама Маргерит была замужем за английским бизнесменом и жила в Лондоне.
Огни «Стокгольма», прошедшего вслед за столкновением вдоль борта «Андреа Дориа», заметил Кренделл, сидевший лицом к иллюминатору. В воцарившейся тишине все переглянулись.
– Подождите, я сейчас вернусь! – крикнул Кренделл, вскочив на ноги, бросаясь в коридор и распахивая настежь двери на прогулочную палубу. В тот момент, когда он открыл первую дверь, за которой был крошечный тамбур, судно дало крен на правый борт. Кренделла выбросило сквозь вторую дверь прямо к зияющему отверстию (размер его был три на четыре с половиной метра), выбитому «Стокгольмом» в застекленном борту прогулочной палубы. Сложенный на палубе багаж стал вываливаться через это отверстие в море. Оглянувшись в поисках своих вещей, Кренделл с удивлением заметил, что три ящика с вином и коробка с парфюмерией, приобретенные им в Париже, были также доставлены из багажной камеры наверх и стояли на палубе. По-видимому, палуба была загромождена не только вещами из кают, но и багажом, находившимся в трюме судна.
Пока Кренделл был на палубе, его приятель Гендлер, извинившись перед дамами, поспешил в служебную каюту помощника капитана по пассажирской части, в сейфе которого находились сданные им на хранение 16 000 долларов и несколько купленных в Италии экзотических драгоценностей.
Кренделл, вообразивший себя в некоторой степени сведущим в мореплавании (у него в Ист-Хемптоне в штате Нью-Йорк была своя парусная лодка), посоветовал дамам спокойно сидеть, пока он сходит за их спасательными нагрудниками. Но те решили пойти с ним. Их путь в каюты, находившиеся в кормовой части судна, одной палубой ниже, был трудным. Ближайший трап был забит людьми. В коридорах палубы надстройки пассажиров было меньше, но передвигаться там оказалось еще труднее. Вдоль пониженной стороны правого коридора бежал поток воды глубиной около тридцати сантиметров. Каждый стремился идти по сухой стороне коридора, упираясь вытянутой рукой в его правую стенку, поэтому Кренделлу и его двум спутницам пришлось с трудом расходиться с идущими им навстречу.
Временами, когда судно качало, раздавались крики: «Тонем, тонем!» или вопросы: «Что случилось? Что нам делать? Мы тонем?»
Каюта 114, которую занимал Кренделл, находилась напротив каюты молодых женщин, в узком боковом проходе, выходившем в главный коридор. Поспешно схватив два спасательных нагрудника, паспорт и другие документы, Кренделл бросился к другой каюте.
– Быстрее, быстрее, – нетерпеливо торопил он, отметив про себя, что даже на тонущем судне женщины не могут отказать себе в праве заставить мужчин ждать. Наконец обе они появились на пороге каюты. Маргерит сжимала в руках небольшую мягкую дорожную сумку с замком «молния», которую Кренделл тотчас же у нее взял.
Когда они вышли на прогулочную палубу, какой-то штурман направил их на левую сторону судна, объяснив, что таким образом пассажиры помогают уравновесить крен. Это показалось вполне логичным, и все трое присоединились к толпе пассажиров, топтавшихся у левого борта прогулочной палубы. Через некоторое время они поднялись на следующую, открытую шлюпочную палубу, где снова постояли в толпе, пока не появился Гендлер, тащивший спасательный круг.
– Служебная каюта помощника капитана по пассажирской части заперта, в ней никого нет, – сообщил он. Ему показалось бесполезным ожидать там свои 16 000 долларов.
Задержавшись на левой стороне сырой, окутанной туманом палубы, они разговаривали с другими пассажирами, высказывали свое неудовольствие отсутствием какого-либо указания, сообщения. Около полуночи из громкоговорителей раздалось краткое объявление на итальянском языке, но разобрать слова оказалось невозможным. Даже Маргерит Лилли, которая ранее была замужем за итальянским графом и хорошо знала этот язык, не смогла ничего понять. Все находившиеся на палубе держались ближе к корме, ухватившись за поручни, леерные стойки или сидя прямо на палубе.
Сильвен Гендлер предложил своим знакомым продвинуться немного вперед, ближе к спасательным шлюпкам, находившимся в центральной части судна; палуба около них была почти пуста. Они стали медленно пробираться туда, хватаясь за поручни, укрепленные вдоль стенки надстройки, и переползая на четвереньках места, где поручни прерывались. Кренделл сказал, что надо попытаться перейти на правую сторону, но Гендлер находил, что лучше остаться на левой и приготовиться прыгать через борт, если лайнер начнет опрокидываться. Он утверждал, что все находившиеся на пониженной стороне будут затянуты под судно и погибнут. Кренделл, заглянув через левый борт вниз, заявил, что прыжок с такой высоты равносилен самоубийству.
– Надо все же посмотреть, что происходит с другой стороны, – продолжал настаивать он.
Сумку Маргерит Кренделл оставил Гендлеру. Их спутницы были почти в безопасности: помимо спасательных нагрудников они запаслись еще и двумя спасательными кругами. Оставив их в установленном месте, Кренделл разыскал сквозной коридор, ведущий к правому борту. Спустившись на одну четверть его длины, он поскользнулся, упал навзничь и стал быстро съезжать на спине, ногами вперед, к видневшейся внизу двери. «Надо обязательно повернуться, – сказал он себе. – Если я сломаю об эту переборку ногу, никаких шансов на спасение у меня не будет». Цепляясь за мокрую, скользкую палубу, он изловчился и изменил положение туловища, все же ударившись о переборку спиной и плечами.
Вскочив невредимым на ноги, он вышел на правую сторону шлюпочной палубы. Здесь у него впервые мелькнула мысль: а вдруг случится так, что его не спасут? По непонятным причинам правая сторона оказалась совершенно пустынной. Пусты были шлюпбалки, исчезли спасательные шлюпки. Перегнувшись через борт, он увидел, что океан, поверхность которого неожиданно оказалась почти у самой палубы, покрыт масляными пятнами и усеян обломками. Издали, из-за густой пелены тумана, до его слуха донесся туманный сигнал другого судна, вторивший непрерывным хриплым гудкам «Андреа Дориа». Спустя несколько секунд Кренделл обратил внимание на ряд штормтрапов, спущенных за борт. В стороне, по направлению к корме, было видно несколько групп моряков. Только тогда он понял, что на «Андреа Дориа» приняли решение оставить судно.
Кренделл отправился за своими друзьями, цепляясь за поручни, проходившие на уровне пояса и установленные вдоль мокрой накренившейся палубы. Он добрался только до половины коридора, но поскользнулся и снова упал. На этот раз он не смог даже приподняться, чтобы ухватиться за поручни. Сознавая всю бессмысленность и беспомощность своего положения, он барахтался на полу, но подняться на ноги все же был не в силах.
Он подумал: не лучше ли соскользнуть снова на правую сторону, чтобы потом подняться заново? Но в это время наверху в дверях внезапно появилась Маргерит Лилли, которая осторожно спустилась по коридору ему на помощь. Крепко ухватившись за поручни, она подождала, пока Кренделл встал, цепляясь за ее ноги и тело.
Возвратившиеся на левую сторону Маргерит и Кренделл убедили Гендлера и Кристин Грасье перейти на противоположную сторону, чтобы приготовиться к оставлению судна. Решив избежать скользкого коридора, они стали медленно пробираться вдоль поручней в обход всей надстройки. Обогнув последнюю в носовой части, они перешли на накренившуюся сторону, а затем стали двигаться к корме, пока не достигли первого штормтрапа. Около него стояли четыре человека из команды.
Электрическая лампа около каждой спасательной шлюпки освещала рассеянным светом шлюпочную палубу и борт лайнера. Внизу, на поверхности воды, они увидели полную плачущую женщину в спасательном нагруднике. На конце штормтрапа матрос одной рукой держал ее, а другой ухватился за трап. Одна его нога стояла на балясине трапа, а другая упиралась в крошечный, немногим более метра в длину и ширину, надувной плот. Находясь в такой позе, он все время громко по-итальянски переругивался с человеком, перегнувшимся вверху через поручни. Последний (очевидно, лицо младшего командного состава, поставленное у штормтрапа) настаивал:
– Не смей бросать ее!
– Не могу, нет сил держать, – кричал матрос. Внезапно он поспешно взобрался по трапу и перемахнул через поручни. Одежда на нем была насквозь промокшей. Младший командир резким тоном приказал отправиться за борт другому матросу. Тот, выполняя приказ, полез вниз поддержать женщину, которая была слишком тяжела, чтобы он мог вытащить ее из воды.
Кренделл простоял у трапа минут пятнадцать – двадцать. Несмотря на все предпринятые Маргерит Лилли попытки, выяснить у моряков шансы на спасение им не удалось. Тогда Кренделл решил обратиться к капитану.
По узкому маршу скользких стальных ступенек он медленно, с большим трудом поднялся на нижнюю солнечную палубу. На мостике Кренделл увидел двух всматривающихся в туман людей. У одного из них был бинокль. Более низкорослый и молодой, очевидно стажер из мореходного училища, заметив Кренделла, бросился ему навстречу, стремясь преградить путь.
– Сюда нельзя! – сказал он.
Мне нужен капитан, – потребовал Кренделл.
– Вам сюда нельзя, посторонним вход воспрещен!
– А я войду, – упрямо сказал Кренделл, распахивая дверь на крыло мостика и отталкивая в сторону низкорослого моряка. По пути к двери в рулевую рубку его попытался остановить штурман. Они вступили в пререкания, и Кренделл умышленно повысил голос, чтобы капитан, если он находился внутри, услышал его. В рулевой рубке были видны несколько суетившихся фигур.
– Мне нужен капитан! – снова крикнул Кренделл. – Я хочу знать, что происходит на судне!
Из рулевой рубки подошел человек (Кренделл решил, что это был капитан Каламаи), который сказал штурману:
– Объясните джентльмену все, что его интересует. Мягкость голоса этого человека оказалась настолько
контрастной чувству гнева, обуревавшему в тот момент Кренделла, что он смягчился и отошел от рубки.
– Ну что вы, мы не потонем, – отвечал на его вопросы штурман. – Опасности нет, уверяю вас. Судно может опрокинуться, если крен будет 40 градусов, но до этого не дойдет. Абсолютно никакой опасности нет… Сейчас крен только 20 градусов.
Этим заверениям Кренделл не поверил. «Вероятнее всего, – подумал он, – крен уже приближается к 30 градусам». Утверждая, что на помощь идут другие суда, штурман кивнул в сторону доносившегося издали туманного сигнала, но Кренделлу показалось, будто это был уже слышанный им ранее гудок, звучавший на неизменном от «Андреа Дориа» расстоянии. Он ушел с мостика раздраженным, не зная чему верить, что предпринять.
Вернувшись к своим друзьям на шлюпочную палубу, он совсем потерял чувство времени.
Вдруг совсем рядом из тумана вынырнула наполовину пустая спасательная шлюпка. Сидевшие в ней люди, вероятно, подошли к лайнеру по ошибке, так как увидав «Андреа Дориа», они развернулись и стали уходить назад.
Стоявший у трапа младший командир окончательно вышел из себя. Только перед этим он безуспешно требовал от двух членов команды, уплывших на индивидуальных спасательных плотах, вернуться к судну, но те не прекращали нажимать на весла и плыли все дальше в сторону. Теперь он принялся кричать, требуя, чтобы шлюпка приблизилась к судну. Когда она стала удаляться, он швырнул ей вслед несколько сигнальных ракет, крича:
– Вы угодите под суд!.. Вот посмотрите, пойдете под суд!!!
Спасательная шлюпка снова развернулась и, покачавшись из стороны в сторону, направилась прямо к штормтрапу и женщине около него.
Висевший на конце трапа матрос едва успел оттолкнуть все еще державшуюся на воде, но уже потерявшую сознание женщину в сторону от судна, как шлюпка стукнулась о борт. Затем прыгнув в шлюпку, этот матрос при помощи находившихся в ней людей вытащил измученную женщину из воды и поднял ее на борт.
Младший командир обернулся к четырем пассажирам и велел им спускаться в шлюпку. Обе женщины испугались. Ни та, ни другая не желала лезть через борт первой. После небольшого спора первым в спасательную шлюпку спустился Гендлер, за ним – Кристин Грасье, а потом Маргерит Лилли. Во избежание несчастного случая при спуске по узкому штормтрапу талия каждой из них предварительно обвязывалась канатом. Спустив вниз Маргерит Лилли, моряк, который держал канат, стал завязывать его себе вокруг пояса.
– Ну, теперь мой черед, – сказал он.
– Нет, погоди, – возразил младший командир.
– Пустите меня, судно идет ко дну! – закричал моряк, сжимая канат.
От резкого толчка младшего командира он отлетел по накренившейся палубе метров на пять. Командир обратился к Кренделлу:
– Спускайтесь. Вам конец не требуется. Держитесь за трап и вниз не смотрите.
– У меня сумка, – сказал Кренделл, показывая на сумку, которую ему дала Маргерит Лилли.
– Бросьте ее, – ответил тот, – дорога каждая минута.
Снизу, из шлюпки, уже кричали, что отчаливают. С кормы, заметив суету около трапа, стали пробираться другие пассажиры. Кренделл поставил сумку на палубу и поспешно слез по трапу. Когда он оказался в шлюпке, Маргерит Лилли принялась кричать на палубу.
– Моя сумка! Бросьте ее сюда! Там мои драгоценности!
Кренделл не знал о содержимом сумки. Бросить ее в шлюпку младший командир запретил, опасаясь, что она может там кого-нибудь задеть. В это время экипаж отпустил штормтрап, и шлюпка отошла от судна. На трапе повисла девочка лет четырнадцати, успевшая спуститься только на одну треть его длины. Младший командир снова кричал, но шлюпка уже скользила прочь от лайнера, отправившись сквозь туман в долгий окольный путь к «Стокгольму». Никакими посулами Маргерит Лилли не смогла убедить экипаж возвратиться к судну. Все матросы были уверены, что оно вот-вот должно пойти ко дну.
Примерно около двух часов ночи, после казавшегося бесцельным кружения в поисках судна, туманный сигнал которого был слышен, они подошли к белоснежному лайнеру. Это был «Стокгольм». Командир шлюпки громко выспрашивал у человека, силуэт которого виднелся в бортовых дверях «Стокгольма»: надежно ли судно держится на воде? Не пойдет ли оно ко дну? Что это за судно?
Ответив на вопросы, человек у борта знаками показал спасательной шлюпке подойти ближе, чтобы пассажиры могли подняться на борт.
На палубе «Стокгольма» Кренделл и остальные преисполнились благодарностью. Члены команды, выстроившиеся вдоль коридора около бортовой двери, предлагали свою помощь, давали разъяснения: серьезно пострадавших положат в расположенный неподалеку лазарет; тех, кто нуждается в первой помощи, проведут в ресторан туристского класса, где в качестве временных коек были сдвинуты застеленные одеялами столы. Всех остальных направили в обширный салон туристского класса, переоборудованный для приема спасенных. Там можно было получить кофе с бутербродами.
Когда все четверо вошли в салон, вид его поразил их. Они считали себя в числе первых, которым удалось покинуть итальянский лайнер. Но с удивлением озираясь вокруг, они вскоре убедились, что салон забит итальянцами – членами экипажа «Андреа Дориа». Пассажиров встретилось всего несколько человек. Около двухсот членов экипажа гибнущего лайнера прибыли на «Стокгольм» раньше Кренделла, Гендлера и их спутниц. Большинство было в белых куртках – одежде стюардов, официантов и камбузников. В салоне стоял шум, к столу с бутербродами и сигаретами образовалась длинная очередь. Некоторые, как заметил Кренделл и его друзья, становились вторично.
Позднее объявили, что из итальянского экипажа нужны люди для помощи на камбузе. Добровольцев не оказалось. Недолго думая, шведы обошли салон и выбрали нужных им людей, которым затем приказали отправиться на камбуз и помочь в приготовлении пищи и мытье посуды. Кренделл случайно встретил официанта, обслуживавшего его на «Андреа Дориа». От предложенных чаевых, которые Кренделл вообще-то намеревался дать ему на следующее утро по прибытии в Нью-Йорк, официант не отказался. Выразив удивление, почему вся четверка не прибыла на «Стокгольм» ранее, он объяснил, что находится здесь примерно с половины первого ночи.
