Текст книги "Седая весна"

Автор книги: Эльмира Нетесова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 26 страниц)

А утром забылось сказанное бабкой. Не до сказок. Закрутили заботы. Да и то сказать, много клиентов побывало. До вечера почти половину запасов самогонки продала. Хорошие деньги получила. Спрятала их в подвале, подальше от чужих глаз. И только собралась поужинать с детьми, стук и окно услышала. Выглянула наружу, там мужик стоит. Перед калиткой лошадь, запряженная в телегу.

– Тебе чего? – спросила баба.

– Мне Дарью бы повидать.

– Ну, вот она я! Чего надо?.

– Папаня к тебе послал, – пошел к крыльцу.

– Кто твой папаня? Может, спутал с кем? Верно, Ульяна вам нужна? Я никого не лечу, – указала на дом соседки.

– Нет! В нашей деревне своя ведьма живет. Злей вашей. А меня к тебе послали.

– Зачем? – изумилась Дарья.

– Сказано уговорить тебя замуж за себя! – глянул на бабу беспомощно.

– Чего? – рассмеялась баба и хотела уйти в дом. Всякое за свою жизнь видела и слышала. Но не такое…

– Ты ж не спеши в дом. Отказать успеешь. Погоди малость. Я хоть и корявый, но на своем хозяйстве живу. Все имею.

– Чего ж ко мне заявился?

– А бабы нет! – развел мужик руками.

– Кудаж делась?

– А и не было!

– Это что ж ты доселе в девках засиделся? – смеялась Дарья, не понимая, откуда взялся этот гость.

– Засидишься поневоле. Хворал я шибко. На все места. Снизу доверху и до задницы.

– И на что ты мне, гнилой пень, сдался? Иль я дурней всей твоей деревни? Там никто за тебя не пошел, решил меня охмурить? – подбоченилась баба.

– Ой, грозная. Да в своей деревне я всех насквозь знаю. Каждая в ноги падала, чтоб в бабы взял. Да папаня не дозволил. Тебя велел уломать. Вот только как? Ты ж здоровей меня и толще. С чего тебя выбрал? Может, кобыле в помощь? Ну, вроде ни к чему? – смеялся мужик.

– Ты давай шустри от дома! Не то я и тебе, и кобыле помогу! – нахмурилась баба и, решив запереть калитку, собралась выдавить гостя со двора. Но тот не хотел уходить и не испугался бабьей хмурости:

– Папаня тебя знает давно. Расхваливает не первый год. Все выведал, как нынче маешься, с кем живешь? И прознал, одна кукуешь. Не велел время терять. Собрали меня и к тебе отправили. Всей семьей. Чтоб только с тобой вернулся. Иначе – не пустят.

– Это почему? – смеялась Дашка.

– Хочешь верь, хочешь нет! Живем мы на хуторе. Три семьи. Деревня от нас – в трех километрах. Совсем рядом. Считай, на Одной улице. Девок там полно. Самой молодой – шестьдесят пять. А самая взрослая, что с Кутузовым в стогах в прятки играла. Это я тебе честно выложился. Не веришь? Поехали! Сама увидишь, – предложил не сморгнув.

– Ну а я при чем? – не понимала Дарья.

– Да все в том, что бабы у меня нет. Все давно созрело! А без проку! Неужель так и отвалится без дела?

– Иди-ка ты отсель! – хотела вытолкать гостя за ворота. Но тот оказался сильным и проворным мужиком, перехватив руку бабы, дернул на себя и, обхватив за талию, оказался совсем близко:

– Я не шучу, Дарья! Много о тебе наслышан, но как уговорить, ума не приложу. Давай в дом зайдем.

– Не смей. Едино, не поеду в деревню. Не пойду за человека, какого не знаю.

– А я вот тут, как на ладони. Спрашивай что хочешь, на все отвечу! улыбался мужик.

– Не нужен ты мне! – вырвала руки баба.

– Погоди! Подумай! Прежде чем меня прогнать, сто раз взвесь, может, пригожусь, не спеши…

Но Дарье надоел назойливый, докучливый человек. И, придавив его плечом к забору, так что у того глаза выкатываться стали, сказала жестко:

– Вон отсюда, козел! Еще придешь, отпущу пса.

Лишь через день узнала от Ульяны, кто к ней приезжал:

– Это ж Юрка из Хомутово. Я его лечила в прошлом году. Он тебе ни в чем не сбрехал. А и Человек серьезный. Болел вот долго. С самого детства. Его раз пять хоронить собирались. Он испугается и выживает! Взаправду с отцом живут на хуторе. О тебе и у меня слышал. И отец его – дальняя родня твово второго мужика. Ну, да не чета они. Юрка, как только на ноги встал, пошел отцу помогать. У него с детства суставы болели. Потому что не крещеный. Мать была агрономом и не понесла мальчонку в церковь. А в десять лет его скрючило, на нервной почве. Увидел мать, убитую молнией. Отец тогда на него рукой махнул. Думал, помрет. А он выжил. Потом его током ударило. Собрались хоронить, а он отлежался в огороде и встал на ноги. Худо-бедно, в избу сам вошел. Потом Юрку кобыла лягнула. Три дня помирал. Когда в гроб положили, он глаза открыл и жрать запросил. Потом старшие братья подожгли прелое сено, а Юрка в нем грелся. Весь низ у него почернел. В последний раз в колодец угодил. Хотел воды зачерпнуть, да не удержался. Благо, отец с братьями рядом были. Вовремя выволокли! А там и ко мне привезли. Я первым делом велела окрестить Юрку. С того дня он скоро на поправку пошел.

– Ну и женился б на молодой!

– Нет, телом он болел. Но на голову не жаловался! С мозгами – порядок. Зачем ему, зная почем жизнь, приводить в дом вертихвостку? Он бывал с отцом в городе и насмотрелся, и наслышался всякого. Ошибиться не захочет. Вот и приехал. Думаешь, прогнала? Не спеши, этот еще заявится! Иль я Юрку не знаю. Настырный, змей! Он с виду замухрышка, внутрях – гвоздь! Репей – ни мужик. Коль что взбрело в голову – свое пробьет.

Дарья невесело усмехнулась словам бабки:

– Такому, как тот Юрка, нужна бездетная. Чтоб мороки не было. А у меня – трое. Да и сама – всю свою жизнь – в городе. Знаешь, чем живу. Если б не тот самогон, давно б с голоду сдохла. На нем только и разжилась. Им перебиваюсь и с нужды вылезаю, детей ращу. Он же, если своих не имел, чужих не примет. А и я со своего дома в деревню не полезу. На что сдалось в чужом говне ковыряться?

– Это, голубка моя, тебе решать! Без мужика ты, едино, не обойдешься. Годы твои такие. Молодая покуда. А кого выберешь – сама смотри…

Ульяна осмотрела Кольку.

– Ишь, пострел, еще году нет, а уж на ножки встал. Крепким мужиком будет. Ему бы отца нынче! Глянь, как зубешки лезут. Ты не забывай, давай ему хлебную корку грызть. На ей десны живей крепнут. И зубы полезут лучше, кусаться не станет. Поди, грудь грызет? Ты еще кормишь его?

– Ну да! Просит сиську!

– У-у, битюг! Пора отлучать. Вона какой толстяк!

Колька сердито смотрел на Ульяну. Бабка, смеясь, дала ему пряник, собралась уходить и попросила Дарью:

– Ты мне на компрессы самогону дай. Чистого, без настоев. Нынче у меня особый человек лечится – сосед наш – Михаил Селиванов. Тот, что с Колымы. Горе у него. Жена заболела тяжко. Ей нельзя было менять климат. Да не знала. Вот и завелась опухоль. По врачам пошла. Они только хуже отчудили. Совсем плохо стало бабе. Ко мне пришли. Взялась, но надежд мало. А и сам Михаил захворал. Нервы сдали. Прошлое вылезло наружу. Хорошо, коли выстоит человек.

– Этого и впрямь жаль. Он за нас вступился, как за родных. Занесу для него самогону, пусть только выходится. Коль его бабе что-нибудь стребуется, ты мне скажи – не промедлю, – пообещала Дарья.

Сама не выбрала время и послала к Ульяне Олю с полной банкой. Дочка задержалась у бабки. А вернулась с деньгами, с пакетами, кульками и коробками. Выложила на стол хохоча.

– Я ж тебе не велела ничего брать у бабульки! Почему ослушалась? – нахмурилась мать.

– Я и не брала! Не ругайся! Так получилось! Я к бабке пришла – она соседа лечила. Свечками его обходила. Шептала что-то. А на кухне своей очереди мужик ждал. Увидел меня, как кинулся, как заблажил: «Доченька! Сто лет тебя не видел!» – рассмеялась Ольга и продолжила: – Я аж испугалась, когда такой старой успела стать? А он схватил меня, на колени посадил, сказал, будто и есть мой отец. Что к Ульяне пришел, чтоб со мной свидеться. А еще жаловался, будто жизнь его наказала и после всего – нет у него детей, кроме меня. Все имеет. А не в радость. На богатство клюнул.

А от него счастья нет. Так он меня к себе звал. На совсем. Обещал райскую жизнь…

– Чего ж к Ульяне, а не к нам пришел? – на хмурилась Дарья.

– Бабку просил привести меня. Сам не посмел вину свою помнит. Знает, что ты его прогонишь. Не поверишь ему. А и бабуля не соглашалась. Тут же я сама пришла. Как нарочно. Еле от него вырвалась Да и то хитростью. Сказала, что у тебя отпроситься хочу. С тем отпустил. А чтоб сговорчивей была, вот это все дал мне. Но я к нему не пойду. А гостинцы оставлю! Я не просила их – сам заставил взять.

– Ну, Петька, и тебя достало лихо! Никто от Божьего наказания не ушел. Нынче все отрыгнется гаду. И чем старей, тем больней. Мне тяжко довелось детей растить, тебе еще хуже придется. Коль нынче понял что-то, видать, не сладко тебе живется! – вздрогнула от стука в окно. Ольга, выглянув предупредила:

– Насмелился. Сам пришел. Видно, бабка отказалась помогать.

– Чего заявился? Столько лет прошло, – впустила в дом. И, глянув на бывшего мужа, поняла, непростой и нелегкой была его дорога к ней.

– У тебя уже трое? Не устала рожать?

– Дурак! Сколько Бог дал – все мои! Ни от одного не отрекусь, никого не отдам. В них – моя жизнь. А тебе не грешно чужих считать? Свою растить не помогал. Нынче завидуешь?

– Я ж не упрекаю, Дарья. Пойми верно. Ни о чем не жалею. Живу нормально. Детей вот только нет. Конечно, могу чужого взять. Их теперь много по приютам. Но ведь усыновленный – своим не станет. Не будет в нем моей крови. И для кого стараться? Хотя мои друзья взяли чужих. Им повезло. Довольны. Но свои – лучше… И тебе легче будет. Все ж расходов и забот поубавится. У меня ей понравится. Ни в чем отказа не узнает. Выучу, Поставлю на ноги, выведу в люди. Ну что получится из нее, живя с тобой? Так и останется самогонщицей.

– Ах ты, сучий выкидыш! Самогонщица, говоришь? Зато не падлюка, как ты! Не сучонка! И не стерва, как твоя мать! Народил девку и кинул. Ты се растил, что ты пришел за нею? Она тебя знает? Это с чего взял, будто ты ее в жизнь выведешь, а я Не смогу? У меня она не голодает, раздетой не ходит. Не хуже других живет! И в своей семье! Не в приемышах у твоей бляди!

– Остановись, Дарья! Не трогай жену и мать. Я со своею – расписан. И она не заслужила твоей брани! Если я хочу, пусть с опозданьем, но помочь дочери, за что ты на меня орешь? Иль неправду сказал? Конечно, мои условия лучше твоих. И ты, если желаешь добра дочери, должна отпустить ее. Ведь стоит захотеть, и мне Ольгу отдадут через суд. Но, не желая лишних неприятностей, пришел по-хорошему. Вдумайся сама! Где растить троих, а где двоих? К тому ж ты всегда будешь общаться с дочкой. Она станет навещать, звонить. А если ей не понравится, во что не поверю, вернется к тебе…

– Почему теперь о ней вспомнил, где раньше был?

– Пока она – подросток. Раньше – малышкой была. Позднее – тяжело с нею пришлось бы. Теперь – самое время. Легко воспримет перемену…

– Да не уйдет она никуда. Пусть хоть рай в твоем доме, но чужой он ей, как и ты. Не простит забытья. Не поверит. А и суд не заставит. Ведь от матери ни при какой власти детей не отнимают, если она не обижает их. И не стращай. Я уж пугана.

– Оля! Иди сюда! – потерял терпенье гость Девчонка все слышала. Войдя на кухню, оглядел обоих родителей и сказала:

– Мам, а можно я в гости к нему схожу. Не на совсем, ненадолго. Если не понравится – тут ж вернусь домой. Ведь интересно глянуть, как живет мой отец?

Дарья с трудом выдохнула застрявший ком и горла. Она не ожидала, что Ольга решит вот так по-своему, и ответила растерянно:

– Что ж, дело твое…

Ольга собралась быстро. Сунула в сумку учебники, переоделась и вышла из дома следом за отцом, пообещав скоро вернуться.

– Не серчай на нее, мам. Девчонки все равно уходят из дома… Ты сама о том знаешь. Олька не лучше других. Ей отец пообещал много. Она тебе не сказала. Мне призналась, пока вы ругались Всякие наряды, игрушки насулил. Сказал, что каждый день будет покупать мороженое. Только! вот мы по ней скучать станем. И еще… она боялась, что ты снова приведешь в дом чужого дядьку. Как Илья Иванович. И он тоже станет за хозяина. Тот ее обзывал, а новый – будет ли лучше? Олька слышала, о чем вы говорили с бабкой Улей, и не захотела дожидаться нового отчима. Если ей у отца понравится, не жди, она не вернется, – ткнулся головой в плечо.

– Я заберу ее! – спохватилась Дарья.

– Мам! А вдруг ей там лучше будет? Не мешай. Пусть сама выберет. Коли сердце потянет – вернется. Если нет – насильно не вырывай, все равно к нему сбежит.

– Господи! За что вот так? – заплакала баба. Она не могла поверить, что Ольга легко уйдет из дома к отцу, какого не знала и не помнила.

Дарья вмиг забыла о мужиках. – Все ее мысли крутились вокруг дочери. Вернется ли она вечером? – выглядывала в окно, прислушивалась к каждому шороху, звуку. Баба даже о клиентах забыла. И если бы не Ванюшка – даже деньги с них не взяла б.

Поздним вечером не выдержала – пошла к Ульяне. Та, выслушав Дарью, сказала тихо:

– А что ты могла? Коль решила – едино ушла б. Не удержала б девку. Нынче у нее свое понятие про жисть. Где легше ищут. У тебя ей тяжко доводилось, что скрывать? Там иначе. Трястись над ней станут. Наряжать и баловать начнут. Ну, а девке то и надо.

– Считай, к чужим ушла. Бросила меня.

– Что делать? Дети разные. Твой сын с тобой всегда будет. Хоть и фулиганит иногда. Но ни на кого не сменит. А Ольга всегда была такой. Ты, мать, не приметила. Поровну любила. Оттого и гнильцу не почуяла. Не обижайся, правду говорю. И не рви душу себе. Положись на Бога. Может, через годы, как и отец, про тебя вспомнит…

Ульяна, видя состояние Дарьи, до глубокой ночи лечила бабу, выводя из стресса. Пошла проводить домой, когда ту в сон клонить стало.

Едва Дарья вошла на кухню, увидела Юрку. Тот сидел за столом, разговаривал с сыном.

– Ты чего тут сидишь? Иль ночевать негде? – изумилась баба.

– Опять к тебе пришел. По делу. Вот с Иваном говорим. Как мужики. Я его в деревню к себе зову. Он живой кобылы еще не видел. Отпусти его. Глядишь, и сама решишься скорей.

– Проваливай отсюда! Что на меня свалилось? Дочь ушла, сманили. Теперь сына? – взъярилась Дарья и, подойдя к Юрке, схватила за шиворот: Вон отсюда!

– Мам! Не прогоняй! Не бей! Он хороший! О всех нас любит! Он Кольку укачал! – вступился сын за гостя.

– Все они одинаковы! И этот! Чего ввалился? Кого тут забыл? Никто мне не нужен! Оставь нас покое! Чего привязался? Уходи! – кричала Дашка,

– Будет тебе орать. Не глухой, слышу. Знаю одно, не вовремя пришел. Ну, да успокойся. Ушла дочь не к чужому – к своему отцу. Еще придет. Не на век бросила. Все уладится. И на мне не отрывайся. Я тут ни при чем. Как к человеку пришел. Коль некстати, в другой раз навещу. Не гордый А выкидывать не стоит. Пробросаешься ненароком, – встал из-за стола, попрощавшись с Ванькой, не оглядываясь на Дашку.

– Зря ты, мам, человека обидела. Тебя силой никто не тянет в деревню. Мне хотелось побывать там. Но не поеду, коль ты отказалась. Но и ему могла сказать, не обидев. Дядя Юра совсем другой – добрый, хороший человек. Много пережил. Да только и его понять надо. А ты не смогла по-людски. Обругала ни за что. Вряд ли снова придет. Ты привыкла вот так говорить со всеми. И с клиентами хамишь часто. Хотя не все они – алкаши. Тем самогон купить не за что. Нормальные люди приходят к нам. Да и то от того, что водка в магазинах дорогая. Будь дешевле – никого не дозвались бы. А и эти тобой недовольны. Все на окриках и брани. Только в прошлом месяце трое от нас переметнулись к Тарасовне. Пусть самогон хуже, зато бабка приветливая. Никого не обзывает. Эта у нас быстро клиентов переманит, – заметил сын.

– Ой, Ваня, хоть ты не добавляй. И так на душе тошно, – созналась Дарья. И, оглядев спящего Кольку, сказала тихо: – Хорошо хоть этот никуда не просится. Ему, кроме нас, никто не нужен.

– Мам, мне уже пятнадцать лет. Я не Колька – ему расти. Тут о будущем пора думать. Хочу в техникум поступить. Чтоб профессия имелась. А то знаешь, как в школе случилось? Спросила учительница, кто кем хочет стать? Ну и до меня дошла очередь ответить. А кто-то вякнул: «Оператором самогонного котла будет, другого не дано». Вот я и хочу доказать на что способен! Надоели ухмылки, дразнилки, насмешки.

– Погоди! А кем хочешь стать?

– Во! Наконец-то спросила! Если повезет, пойду учиться на собачьего доктора! На того, кто все зверье лечит. Бабка Уля говорит, что на эту дурь я способен!

– Выходит, в ветеринары собрался? – удивилась Дарья.

– Ну да! Потому и хотел в деревню, хоть ненадолго, чтоб наглядно сумел свинью от коровы отличить.

– Дурашка мой, нынче все из деревни бегут в город, а ты наоборот. Врачи получают копейки. Им по пол года зарплату не дают. Что толку в твоем дипломе, коль работа кормить не станет и снова воротишься к самогонке?

– Мам! Не надо заранее. Я сначала в училище, потом в институт…

– Бедный мой! Все в учебе. А жить когда? – усмехалась Дарья.

– Послушай, мам! А ведь Ольгу тем и сманили, что пообещали ее отдать в техникум, потом в институт. Чем я хуже? Вот и докажу, что ты у меня ничем не слабей ее отца.

– А! Ну коль так! Только выбери дело, чтоб кормило тебя! – попросила Дарья робко.

– Мам! А мне дядя Юра сказал, что нынче специалисты в деревне получают больше городских Им дома дают. С продуктами проще…

– Отчего он сам не выучился, коль все так просто?

– Он болел. Очень сильно, много лет. И ему никто не помог, кроме бабки Ульяны. А у меня ты имеешься. И он… Если не будешь прогонять…

– Послушай, сынок, Ольга обижалась на меня из-за Ильи Иваныча. Сколько времени прошло, она помнила. И бросила меня. Не хочу, чтоб и ты отвернулся. Давай жить сами.

– Мам! Был бы повод, а к чему придраться – сыскать недолго. Ну не отчим, так самогон помешал бы жить. Не важно, что с него кормимся. Не переживай. Всем девкам хочется жить красиво. Да где набраться столько красы на бессердечных? Наверное, я никогда не женюсь. Один после тебя останусь. Потому что не хочу, чтоб со мной была такая же Ольга. Все оплевала, на конфеты и тряпки променяла нас. А ведь я ее всегда защищал, как родную, – дрогнули губы сына, и Дарья поняла, как больно ему. Он пытался утешить ее – взрослого человека, прятал свою боль. Но первое предательство трудно перенести в одиночку. И Дарья подошла к сыну, обняла его:

– Пошли спать. Хочешь, расскажу сказку? Она от жизни. Ее не придумали. Не все так коряво на земле. Иначе не цвели бы цветы и не светило солнце. И после ночи не наступало б утро. Завтра все может измениться, а твои слезы брызнут смехом. Ты только сумей дождаться.

Ваня уснул, не дождавшись конца сказки. Во сне он улыбался светло и чисто.

Утром, едва Дарья управилась с коровой, услышала неспешные шаги во дворе.

«Кто это спозаранок? Ольга что коза бегает. А тут шаги тяжеленные. Точно кто-то похмелиться вздумал с вчерашнего перепоя», – выглянула из-за занавески и узнала давнего друга своей молодости. Сколько лет они дружили. И вдруг внезапно перестал он навещать Дарью. Самой все недосуг было зайти. Хотя помнила Кирилла.

– Входи! Чего так долго не заглядывал? – открыла двери Дарья.

– Извели беды. Ты уж прости. Нынче и то случайно забрел. Попутно. Видел твоего Петра. Я и не знал, что разошлись с ним. А и меня достало лихо, – сел у окна.

– Как семья, Кирилл? Что хорошего? – налила гостю молока.

– Я тоже, как и ты… Хвалиться и радоваться нечему. Думал, до старости со своими доживу. Да не повезло. Сын поехал на Урал. На заработки. Там у нас родня. Помогли, устроился на заводе. А через год – женился. Теперь его калачом оттуда не выманишь. Квартиру получил. Ребенка ждут. Звал мать к себе, чтоб на первых порах помочь с малышом. Деньги ей на дорогу прислал. Она и поехала Только не к сыну, – вздохнул Кирилл.

– А куда ж? – изумилась Дарья.

– В Калининград! Оказалось, вот черт, сознаться стыдно, у нее там друг юности имелся. Первая любовь. Я и не знал о нем. Она четверть века молчала. Они повздорили, а тут я подвернулся. Именно так она написала. Назло ему за меня замуж вышла. Может, и ушла бы, да забеременела. Это удержало. Но как призналась, даже сына назвала его именем. Я и не подозревал…

– Ну и дела, – вздохнула Дарья и спросила: – Они виделись?

– Встретились в Ялте, куда моя лечиться ездила. Говорит, что случайно. Хотела приказать себе забыть, не отвечать взаимностью, но не смогла. Чувство оказалось сильнее долга. Там они решили остаться вместе навсегда. Вот она и уехала к нему насовсем. А я, дурак, целый месяц ее разыскивал, покуда письмо получил. Тогда прозрел…

– Он ее все годы ждал? – удивилась Дарья.

– О том ничего не сказала. Только то и сообщила, что наконец-то счастлива. И даже если она ошиблась, ко мне не вернется. Выходит, принуждала себя все годы. А я – дурак, верил ей…

– Я тоже верила. Трижды. Теперь уже все. Хватит.

– Не зарекайся, Дарья! Жизнь, – штука скользкая. Вон как бросает! Не предугадать заранее. Я ж к тебе по делу. Не выручишь ли меня? Сын выслал ей на дорогу все, что имел. Сам без гроша остался. Даже в долг взял. Думал, мать приедет, станет смотреть ребенка, а жена – на работу пойдет. Оно, вишь, как гнусно получилось. Если сможешь, одолжи на пару месяцев. Я тебе в любом случае отдам. Продам квартиру. Как жена советует. К чему трехкомнатная? Мне и однокомнатной много. Но это сразу не сделать. Переоформление документов потребует время. А у сына с кредиторами неприятности будут. Понимаю, самой тяжко. Но кто меня кроме тебя выручит? – опустил голову.

– Сколько надо? – спросила Дарья. И, отсчитав деньги, отдала Кириллу.

– Сама знаешь, у семейных мужиков друзей не бывает. Вот и я всех растерял. Те, кто остались, сами нуждаются. А делиться случившимся – совестно и не каждый поймет. Скорее на смех поднимут. Мне и без того горько, – признался, вздохнув.

– Ладно, Кирилл, все еще наладится. Ты хоть себя в руках держи. Не падай духом. Не все бабы – лярвы! Вон мне – не легче твоего. А и то – дышу.

– Спасибо тебе! Честно говоря, думал, забыла меня совсем. Не узнаешь. И не поверишь, – покраснел гость. Смутилась и хозяйка. Ничего не ответила. – Я пойду, Дарья! Вышлю деньги сыну.

И если можно, загляну к тебе завтра.

– Приходи, когда сможешь, – ответила тихо.

Гость ушел. А женщина долго смотрела вслед ему из окна.

– Вот и тебя оставили… Не любила. А я сколько слез по тебе пролила… Дурная была, совсем глупая. Влюбилась до самых пяток. А ты не увидел, не понял, нашел другую. Меня и не заметил. Как я тогда страдала… – вспомнила Дарья давно минувшее.

Кирилла она встретила впервые в горсаду, – Туда пришла с подругами в выходной, хотели покататься на карусели. Да плохо стало Дашке, голова закружилась. Вот тогда впервые увидела его. Он помог встать, привел к скамье, познакомились. И когда Дарье стало легче, разговорились. Парень рассказал множество смешных историй, отвлекал девушку от неприятных последствий карусели. Потом познакомил ее и подруг с друзьями.

Зачем она согласилась кататься в лодке вместе с ним? Зачем слушала песни? Почему не обратила внимание ни на кого, кроме Кирюши? Он казался ей самым лучшим на земле.

Нет, он никогда не назначал ей свиданий. Она так ждала этого, а он не замечал. Его друзья предлагали ей встречи, Дарья не слышала их, не отвечала согласием. И никогда никому из них не позволила взять себя под руку. Она ждала, когда он заметит ее. Но… ее, как и других, провожали домой всей гурьбой. Дарья ловила каждое слово Кирилла, всякий взгляд. Казалось, еще немного, и он поймет, заметит, полюбит. Но прошел год, второй. И Кирилл почему-то внезапно перестал приходить в горсад с друзьями. Она спросила о нем и услышала, что женился…

Сколько слез пролила тогда Дарья в подушку. Никому, даже матери, не сказала о девичьей беде. И вскоре сама перестала ходить в горсад. Но… Все же встреч с Кириллом не миновала. Она сталкивалась с ним на улицах, в магазинах и на рынке. Он по-прежнему приветливо здоровался с нею, шутил и даже познакомил с женой.

Как жгуче завидовала ей Дашка, как ненавидела ее, как сдерживала себя, чтоб не разреветься в голос! Эти встречи стали пыткой для нее. И Дарья тоже вышла замуж не любя. Тоже назло. Только самой себе. Потому что поняла по его глазам, как счастлив Кирилл – с другой, как любит ту. А Дарья… Она никем не стала ему, только подружкой юности, о каких совсем редко вспоминают возмужавшие люди.

Она виделась с ним и потом, уже став замужней бабой. Он часто снился ей. О! Если бы не во сне сумел ей сказать те слова, Дарья побежала б за ним на край света, забыв о муже. Она так и не полюбила никого, кроме Кирилла.

Ей бы забыть его, ведь столько лет прошло. И никаких надежд не осталось. Но встретились на автобусной остановке. Он помог войти, усадил ее, долго расспрашивал о жизни. Интересовался всем. Смотрел в глаза с грустью, а может, с сожалением. И перед выходом дал визитку, пригласил на день рождения. Потом помог выйти из автобуса, напомнил, чтоб пришла. Она долго уговаривала себя не ходить, но не сдержалась. Это был день рождения его сына. Мальчонке исполнилось восемь лет. У Дашки тогда не было детей. Они появились позже. Но в этот день она дала себе слово никогда больше не приходить к Кириллу. И напрасно. Через год она встретила его в роддоме. Именно он принимал у нее роды. Дарья сгорала от стыда. А Кирилл, как всегда, шутил, смеялся и говорил, что в городе все хулиганистые пацаны – его крестники. И, приняв Ванечку, сказал уверенно:

– А и твой – врачом будет! Уж и не знаю, каким именно, но станет моим коллегой! Раз я его принял, мы почти родня! Готовь, Даш, халат сыну, моим ассистентом станет.

Дарья радовалась каждому его обходу. Ждала. Хотя понимала, какая пропасть разделяет их. Ведь о ней, как о самогонщице, знал весь город. И он о том был наслышан.

Кирилл принял у нее Ольгу. Поздравлял ее и мужа. Сказав, что скоро он переходит из роддома работать в поликлинику, станет вести приемы, сможет консультировать ее на правах друга.

Их взгляды встретились на секунду. Как много он прочел в ее глазах, как равнодушен и безмятежен остался его взгляд.

Как ругала себя Дарья, уговаривая забыть его, выкинуть из сердца, но вычеркнуть из памяти так и не смогла. Может, именно потому безболезненно расставалась с мужьями. Кирилл, сам того не зная, продолжал жить в ее сердце самым первым, чистым и радостным чувством. Но неразделенным…

«Знал ли он? Догадывался? Кто ж знает? Но коль через годы, в лихую минуту, пришел ко мне, значит, понимал. Ведь не пошел к другим… Хотя кому такое расскажешь? – шевельнулась боль в душе. – А ведь я любила! И никогда не бросила б его… – Дарья стоит у окна, скупые слезинки скользнули из глаз по груди. Зовет Коленька. – Чего это я ударилась в молодость? Во, дура! Узнай про то Кирюшка, обмочился б со смеху. Вспомнила баба девичьи грезы!» – пристыдила саму себя и вновь окунулась с головой в ежедневные заботы.

– Мам! Ты посмотри, кого нам дядя Юра привез! – тормошит Иван, показывая полную корзинку цыплят. Сам Юрка войти не решился, остался во дворе. И ждал, когда Дарья выйдет благодарить его.

– На что нам эта морока? Иль дел других нет? Верни их немедля! Мне с ними возиться некогда. И Юрке здесь делать нечего. Пусть уходит, не срамит нас! – потребовала Дарья.

– Чего это ты? Клиентов сколько за день приходит и ништяк? А дядя Юра почему срамит? Чем он хуже всех? – не понял сын.

– Он не клиент. Такое дураку видно. Клиент пришел и тут же вышел. Юрка, что куча на огороде, торчит во дворе, пока не сгниет. Зачем нам сплетни?

– Я не могу ему такое сказать. Мы с ним друзья, – насупился сын.

Дарья вышла во двор с корзиной в руках:

– Послушай, хватит с меня твоих цыплячих ухаживаний! Не морочь голову мальцу конями и свиньями. Не сманивай его в деревню. Не поедем мы отсюда никуда. И замуж за тебя не пойду. Другого люблю! Понимаешь? Давно люблю. И не ходи! Не мешайся тут! Не позорь! Не хочу тебя! Пусть одна ночь будет с ним, но моя, чем жить с тобой. Я и так много лет жила с нелюбимыми. Уходи! Не зли. Ты найдешь себе. Может, тоже любить тебя станет! Но не навязывайся, не прилипай! Не приведись тебе жить в подвернувшихся и случайных. Ведь жизнь короткая! Не все в ней из выгоды, когда-то нужен праздник! Не мешай моему! Уходи!

Юрка тихо отступил от пискучей корзины, попятился к забору, нашарил калитку и, выйдя в нее, молча залез в телегу. Оглянувшись на Дарью, сказал тихо:

– Извини, прости меня, дуралея. Больше не приду.

«И чего я ему наплела, глупая башка? Размечталась про Кирилла! Ну где он, а где я? Не нужна ему даже на минуту. Что с того, коли в беде он ко мне пришел? Если б узнал, небось удивился б дури моей дремучей», – укоряла себя Дарья, возвращаясь в дом.

– Я Ольгу сегодня видел, мам! Она уезжает на море вместе со своими. Тебе привет передала. Просила не беспокоиться. У нее все прекрасно. Обещала после отдыха навестить нас…

– Где ты ее видел, сынок?

– Она со своим отцом в машине ехала. Может, и зашла к нам, если б я им не встретился. Так-то легче, передала через меня, и все на том. Но вряд ли придет, она уже чужая, – сопнул сын обиженно и очень удивился запоздалому гостю, робко стукнувшему в окно.

– Мам, я его не знаю! – выглянул сын. Дарья мигом вспыхнула.

– Кирилл! Что случилось? В такое время? Иль снова беда? – выскочила на крыльцо. – Входи! – позвала в дом встревоженно. – Что-то стряслось?

– Говорил со Свердловском. С сыном. Пришлось все рассказать ему. Думал, упрекать станет за слепоту мою. А он! Нет, ты веришь, велел вернуть тебе деньги. Решил продать свою машину. И сам рассчитается. Она, конечно, у него не новая. Как сам сказал, выработала резерв надежности, и он избавляется от нее без сожаления. Уже есть желающие. А мне посоветовал найти в себе тот самый запас прочности и удержаться в мужчинах. Не жалеть о мираже… – выдохнул гость и, достав из кармана деньги, протянул Дашке: – Я ведь хотел сказать, что высылаю. Ан, не пригодилось. А тебе спасибо за все, – поцеловал руку бабы, та от неожиданности вздрогнула. И, обняв его за шею, сказала:

– Не забывай меня. Сам не знаешь, как помог мне выжить в этой жизни. Пусть ты никогда не любил, зато я… Теперь сам знаешь, как болит безответная, даже через годы. Я всегда тебя помнила. Хотя юность давно минула. Но если б не она, как дожить, как дотянуть до дня сегодняшнего, если и теперь в нем лишь ты – один…

– Даша, Дарьюшка! Прости мою слепоту. Ведь искал мечту за синими морями, в поднебесье и в глубине. А ты была совсем рядом. Так близко и так далеко, что, обманувшись однажды, потерял все тепло и веру. Глупый мираж принял за любовь. А нынче – нет тепла. Дай отойти от холода. Дай поверить, что до финиша есть запас. Так сказал даже сын. Может, сумеем мы вернуть свою весну? Ту самую! Помнишь карусель? Я попытаюсь снова остановить ее. Ты только немного погоди, – взял Дарьину руку в свои ладони и сказал тихо: – Мы совсем не старые. Кто умеет любить, тот не стареет. Дай мне заново поверить в это…