Текст книги "Выбираю тебя (ЛП)"

Автор книги: Элли Эверхарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

17

Я медленно бреду по кампусу в свою комнату. Вновь и вновь проигрываю в голове слова Гаррета, но так и не нахожу в них никакого смысла. Почему он оттолкнул меня, когда между нами все так хорошо складывалось?

Вернувшись к себе, я переодеваюсь в спортивную форму. Бег – единственный эффективный способ справиться с обуревающими меня эмоциями. Я мчусь к тропинке, по которой мы с Гарретом бегали несколько недель назад. Заходить в лес одной страшновато, но я все-таки пересиливаю себя. Спустя час я остаюсь совершенно без сил. Возвращаюсь к сеюе, принимаю душ, а затем ложусь в кровать и сплю до утра.

На следующий день я иду на занятия, бегаю, ужинаю с Харпер, выполняю домашнее задание и иду спать. Будто на автопилоте, я следую этому же расписанию и назавтра, и днем позже, затем еще и еще. Втянувшись в рутину, я теряю счет дням, которые постепенно превращаются в недели. Выходные же посвящены уборке и стирке.

Харпер продолжает расспрашивать меня о случившемся между мной и Гарретом, а я отвечаю, что мы просто прекратили общаться. Я не рассказываю ей подробности: не люблю обсуждать с кем-то свои проблемы. Я всегда была такой, даже с друзьями. Просто в какой-то момент поняла, что никому до моих проблем нет дела. У всех свои заботы.

Несмотря на мое молчание, Харпер замечает, что я в депрессии и всячески старается развеселить меня. Зовет пробежаться по магазинам или сходить куда-то поужинать, но у меня нет денег ни на первое, ни на второе. Потом она предлагает мне сыграть в теннис, и я соглашаюсь, но получается у меня, в отличие от нее, из рук вон плохо, поэтому у нас ничего толком не выходит. Боюсь, если в скором времени не выйти из этого грустного и мрачного состояния, то Харпер перестанет со мной общаться, и я потеряю друга.

Вдобавок ко всему, меня все чаще преследует моя мать. Близится годовщина со дня ее смерти, и хотя я не собираюсь сидеть и оплакивать ее, это все же не самый счастливый день в году.

Голос матери у меня в голове продолжает повторять одни и те же слова – «я же тебе говорила». Возможно она была права, когда утверждала, что от парней одни неприятности. Но мне отчаянно хочется, чтобы она ошиблась. В глубине души я знаю, что у нас с Гарретом было нечто настоящее и прекрасное. Я чувствовала себя такой счастливой в тот короткий промежуток времени, что провела с ним. Счастливее, чем когда бы то ни было. Даже если я не смогу быть с ним, то должен быть кто-то, кто сможет подарить мне такое же счастье, какое дарил мне он. Не могут же все мужчины быть плохими. Фрэнк, например, вовсе не плохой. Да и Райан тоже.

Я вижу Гаррета только на занятиях по английскому, но он меня игнорирует. Мы перестали обмениваться дневниками. Дошло до того, что я и сама больше не обращаю на него внимания. Он тоже не смотрит на меня. После случившегося он просто сидит, уткнувшись в свой ноутбук.

После третьего уик-энда хандры, который я провела за уборкой в комнате, я решаю, что наступило время двигаться дальше. Я отказываюсь превращаться в одну из тех девчонок, которые после расставания с парнем на несколько месяцев впадают в депрессию.

Невзирая на произошедшее, мне есть чему радоваться. Стоит ранний октябрь, и листья приобрели невероятные оттенки желтого и оранжевого. Воздух стал прохладным и свежим – то что надо для долгих пробежек. Я отлично успеваю по всем предметам, да и у Фрэнка с Райаном дела тоже идут хорошо. Так что я настроена не тратить время на хандру из-за какого-то дурацкого парня.

Заметив во вторник на английском Гаррета, я, как обычно, не обращаю на него внимания. После занятия, когда я собираюсь уйти, он кладет на мою парту два блокнота – два маленьких зеленых блокнотика, не похожих на те большие голубые тетради, которые дали нам для занятий – а потом быстро встает и выходит до того, как я успеваю его о чем-то спросить. Я запихиваю блокноты в сумку и ухожу домой.

В комнате я плюхаюсь на кровать и открываю один из блокнотов. Внутри я нахожу слова:

«Помнишь, как мы собирались завести дневники, чтобы записывать в них все те мысли, которые не можем произнести вслух? Не знаю, хочешь ли ты этого сейчас, но если да, то он твой. Второй – мой».

Я откладываю блокнот и открываю второй. На первой странице находится запись, которую мы делали для наших дневников по английскому, но вырвали, чтобы профессор Хокинс их не прочел. Я пролистываю ее и читаю вторую страницу.

«Теперь мы с той девушкой часто общаемся. Она продолжает меня удивлять, и мне хочется видеться с ней все чаще и чаще. Сегодня мы ели блинчики в «Блинном доме у Эла». Никогда не видел, чтобы кто-то так радовался блинам. Кто бы мог подумать, что нечто настолько простое может принести столько счастья. Мне захотелось ее порадовать, и потому я сказал, что мы будем ходить туда каждое воскресенье. Ее глаза загорелись так, словно я пообещал отвезти ее в Париж. Но это был не Париж, а всего лишь обещание о еженедельных блинчиках».

Я читаю третью страницу.

«Сегодня я пригласил ту девушку к себе в комнату. Думал, мы просто съедим пиццу, посмотрим кино и все. Но наша встреча переросла в нечто большее. Она спросила меня о маме, и я рассказал ей свою историю. Говорить маме оказалось сложней, чем я думал. Наверное потому, что я никогда не заговаривал о ней или о том, что произошло. Но, когда я закончил, на душе у меня стало легче, потому что та девушка слушала так, словно ей было действительно не все равно. Никто и никогда не слушал меня так внимательно. Никто, кроме мамы».

Текст на четвертой странице гласит:

«Сегодня был один из самых худших дней за последнее время. Мне было сказано, что я больше не могу встречаться с той девушкой, которая мне небезразлична и которая становится самым близким моим другом. В моей жизни полно правил, и хотя они кажутся мне бессмысленными, по какой-то причине я продолжаю их соблюдать. Я сказал ей держаться от меня подальше. Эти слова были одними из сложнейших, что мне доводилось произносить. Я тут же сбежал от нее. Я трус, и потому не мог смотреть, насколько ей из-за меня больно. Но теперь я ощущаю себя самым ужасным человеком на свете».

Я попадаю на пятую страницу с последней записью:

«Я не разговаривал с той девушкой много недель. Мне мучительно ее не хватает. Я скучаю по ее улыбке, по смеху и даже по ее подколкам. Я вспоминаю, как мы вместе ели блинчики, смотрели кино или просто сидели в тишине, и мне всего этого не хватает. Отныне мне плевать на чужие правила. Это моя жизнь, и я установлю свои собственные правила. Я хочу поговорить с той девушкой – если она позволит. Если она возненавидит меня, я пойму. Но мы не закончим так, как в последний раз. Это была чья-то чужая концовка. Нам нужен наш собственный финал.

Джейд, я скучаю по тебе. Я совершил огромную ошибку. Я просто хочу поговорить.

Гаррет».

Я захлопываю блокнот и бросаю его на пол. Только этого мне сейчас не хватало. Наконец-то я стала чувствовать себя лучше, а тут Гаррет подбрасывает мне эту хрень? Почему он продолжает так поступать? Он сделал мне больно, а теперь ждет, чтобы я простила его. Все ровно так же, как с ложью о том, что он Кенсингтон.

Раздается телефонный звонок. Я не решаюсь взять трубку. Вдруг это Гаррет? Звонок не умолкает.

– Алло. Что? – отвечаю я.

– Джейд? Это Фрэнк.

– Извини, Фрэнк. Не хотела отвечать таким тоном.

– Как дела? Ты в порядке?

Сегодня годовщина со дня маминого самоубийства, и я весь день пыталась выкинуть это из головы, но, похоже, Фрэнк мне этого не позволит.

– Все нормально. Правда. Прошло уже четыре года. Я двигаюсь дальше.

– Дорогая, я просто…

– Не надо переживать из-за меня, ладно? Я просто хочу обо всем забыть. Мы можем сменить тему?

Он вздыхает, и я знаю, что расстраиваю его, но сказать мне действительно больше нечего.

– Что нового у вас с Райаном? – спрашиваю я.

– Ничего особенного, но я хотел сказать, что мы отправили тебе посылку, так что теперь ты в курсе.

– Посылку? Что в ней?

– Сюрприз. На твой день рождения.

– Не надо было. Ты же знаешь, я не праздную дни рождения.

– Все должны отмечать свой день рождения. – Голос Фрэнка смягчается. Он радуется моему дню рождения гораздо больше меня самой. Так было всегда. Наверное он пытался компенсировать то, что моя мать постоянно забывала о моих днях рождения. – А теперь послушай, Джейд. Я хочу, чтобы в четверг ты сходила куда-нибудь со своими друзьями и хорошо провела время. Не ужинай в столовой и не сиди весь вечер над домашней работой.

– Но я…

– Нет, Джейд. Никаких отговорок. Ты выйдешь из комнаты и повеселишься. На деньги, которые обнаружишь в посылке. Только не трать их на стирку или что-то практичное. Для этого там предусмотрен отдельный конверт.

– Фрэнк, я не могу принять твои…

– Это подарок. А теперь расскажи, какие у тебя новости. Как занятия?

– Хорошо. У меня одни пятерки, если ты это имел в виду.

– Замечательно, но я нисколько не удивлен. – Даже по телефону слышно, что он улыбается.

Повисает неловкое молчание, поскольку тем для разговора у нас мало.

Наконец Фрэнк говорит:

– Ну, мы с Райаном позвоним тебе в четверг, ладно?

– Хорошо.

– Джейд. – В голосе Фрэнка появляются серьезные нотки. – В посылке будет нечто, что тебе захочется отложить на потом.

– И что же?

– Увидишь. Оно было предназначено для твоего девятнадцатого дня рождения, но ты сама решишь, как с этим поступить.

– Теперь я просто обязана узнать, что там. Расскажи мне.

– Подожди посылку, и тогда мы поговорим, ладно?

– Хорошо. Пока.

Странно. Что такого Фрэнк положил в посылку, и в чем причина его загадочного поведения?

В среду вечером я сижу и читаю параграф учебника по психологии, как вдруг слышу стук в дверь. Предполагая, что это Харпер зовет меня посмотреть телевизор в ее комнате, я вскакиваю, чтобы открыть.

Но за дверью оказывается не Харпер, а Гаррет. Он небрит. На его щеках – дневная щетина, а глаза кажутся уставшими. Если он решил, что своим потрепанным видом вызовет у меня жалость, то он заблуждается.

– Что тебе нужно, Гаррет? – Я оставляю дверь открытой всего на щелку.

– Ты прочитала мой дневник?

– Да.

– Так мы можем поговорить?

– Мне нечего сказать. Я наконец-то оставила это в прошлом. Просто уходи и никогда больше сюда не спускайся.

Я хочу закрыть дверь, но он дает мне, придерживая ее рукой.

– Это все мой отец, Джейд. Не я. Это он заставил меня так сделать. Ты не понимаешь. – В его тоне вновь проскальзывает отчаяние. Как тогда, после ужина в доме его родителей. – Но с меня хватит его указаний. Особенно, касающихся тебя и меня. У него нет никакого права вмешиваться. Ни у кого из них.

– О чем ты?

– Впусти меня, и я расскажу тебе. Я не могу разговаривать в коридоре.

Меня одолевает нерешительность, а потом я направляюсь к столику за ключами.

– Давай выйдем.

Я вся как на иголках. Нервная энергия бьет ключом, так что мне нужно двигаться. Мы выходим в коридор, и я перехожу на быстрый шаг, обгоняя Гаррета.

– Ты остановишься или нет? – спрашивает он.

– Нет. Поэтому начинай.

Догоняя меня, он перепрыгивает через ступеньки.

– Существуют правила, Джейд. В моей семье и в подобных ей семьях есть негласные правила, и если ты их не придерживаешься, то они становятся гласными. Если дело доходит до того, что эти правила произносят вслух, значит ты вляпался по полной программе.

– Ты несешь бессмыслицу, Гаррет.

– Несколько недель назад отец приехал сюда как раз затем, чтобы напомнить мне о правилах. Ну, в частности об одном. – Он колеблется, будто не хочет этого говорить, однако пересиливает себя. – Которое запрещает мне иметь с тобой что-либо общее.

– Почему? Потому что я бедная и из плохой семьи? Богатым нельзя связываться с такими, как я?

Молчание.

– Будто я этого и сама не знаю. Я не тупая, Гаррет. Мне прекрасно известно, как устроен мир. Я вовсе не ожидала, что ты наденешь кольцо мне на палец и станешь жить со мной в одном из ваших особняков. Мы просто дружили. И все.

– Знаю. Но я же говорил, что друзей мне выбирает отец. По меньшей мере, он должен одобрить тех, с кем я общаюсь. И тебя он не одобрил.

– Вот так сюрприз. – Я придерживаюсь быстрого темпа. Вечер прохладный, и я замечаю облачко пара от своего дыхания. По рукам пробегают мурашки. – Как он вообще узнал о нас?

– Ава и Блейк рассказали ему. Или разболтали своим родителям, а те – моему отцу. Точно не знаю, но уверен, что они в этом замешаны. – Он расстегивает толстовку и снимает ее. – Держи.

На секунду я замираю, позволяя ему набросить ее мне на плечи, а потом продолжаю ходить кругами по пустынному двору.

– Почему ты вообще слушаешься своего отца? Тебе же восемнадцать, верно?

– Девятнадцать. Исполнилось в августе. И не знаю, что меня заставляет его слушаться. Я не уважаю ни его, ни то, что он делает. Мне он даже не нравится.

– Он твой отец. Значит должен хотя бы чуточку тебе нравиться. – Нелепое заявление от человека, который ненавидит собственную мать, но Гаррет не в курсе наших с ней отношений.

– Пока мама была жива, я любил его. Но теперь он совершенно другой человек. И я ему тоже не нравлюсь. Все было бы иначе, если б он разрешил мне принимать свои собственные решения и перестал бы отбирать все хорошее в моей жизни. – Гаррет встает передо мной, вынуждая меня остановиться. – Я не собираюсь ему подчиняться. Между тобой и мной что-то есть. И я не дам ему отнять это у нас.

– А может, я хочу, чтобы оно исчезло. Тебе когда-нибудь приходила в голову такая мысль?

– Конечно, приходила. И я пойму, если ты не захочешь иметь со мной ничего общего. – Его голос смягчается, а глаза наполняются стыдом и грустью. – Если хочешь, я оставлю тебя в покое. Я спрошу, можно ли нам поменяться партнерами на английском. И больше тебя не побеспокою.

Не знаю, может, я мазохистка или умалишенная, но я не готова выбросить этого парня из своей жизни.

– Скажи, чего ты хочешь, Джейд? – Гаррет берет меня за руку и нежно держит ее в своей, словно боится, что я вырвсь, если он сожмет мою ладонь чуть сильнее.

Я отвожу глаза в сторону, надеясь, что у меня получится взять себя в руки и сказать, чтобы он от меня отстал. Упираюсь взглядом в сухую поблекшую листву на земле. Вокруг нас кружатся, опадая с деревьев, красные и рыжие листья. Я весь год ждала момента, когда они поменяют цвет, но прошла всего пара недель – и все кончилось. Почему всему хорошему так быстро приходит конец?

Когда я перевожу внимание на Гаррета, то вижу, что выражение его лица изменилось. Надежда покинула его. Похоже, он принял мое длительное молчание за ответ. Отпустив мою ладонь, Гаррет начинает уходить.

– Я хочу блинчики по воскресеньям, – срывается у меня с языка.

Он медленно поворачивается ко мне.

– Что?

– Ты спросил, чего я хочу. Так вот, я хочу блинчики по воскресеньям. Ты обещал, что это станет традицией. У меня никогда их не было. Ты начал ее, но потом все закончилось, и теперь я хочу ее обратно.

Его лицо озаряет осторожная улыбка, но он продолжает молчать.

– Я хочу посмотреть и другие фильмы из коробки у тебя комнате. И, возможно, съесть на двоих еще одну пиццу.

Он делает несколько шагов вперед.

– Это можно устроить.

– Но больше всего я хочу, чтобы ты пообещал никогда больше не поступать так со мной. Потому что я больше не прощу тебя, Гаррет. Я серьезно.

– Я знаю, что не простишь. – Он протягивает руку. – Друзья?

– Возможно. Посмотрим, как все сложится.

Он опускает руку.

Я сильнее кутаюсь в толстовку, прячась от порыва ветра.

– Так что случится, когда твой отец узнает о нас?

– Он перестанет перечислять на мой счет деньги и, наверное, отберет машину. Но мне плевать. Я должен отстоять свою позицию. Иначе он продолжит контролировать мою жизнь.

– Это так глупо. Не могу поверить, что он запретил нам дружить. За ужином у вас он сказал, чтобы ты со мной познакомился.

– Ага, но он не подумал, что это к чему-нибудь приведет. Вряд ли он предполагал, что мы подружимся. Или станем чем-то большим, чем просто друзьями.

– Но он выбрал меня для стипендии. Он не может ненавидеть меня.

– Он не ненавидит тебя, Джейд. На самом деле, могу сказать, что ты ему даже нравишься. Но он так зациклен на «фасаде» семьи Кенсингтонов и на общественном мнении, что дальше этого ничего не видит. А Кэтрин только все усугубляет. К тому же ситуацию не улучшает то, что Ава и Блейк распускают о нас сплетни.

– Наверное, тебе стоит чаще посещать благотворительные мероприятия или полуденные чаепития, или чем вы там, богачи, занимаетесь. Тогда, возможно, все поймут, что в дружбе со мной нет ничего плохого.

– Сомневаюсь, что это что-то изменит, но могу попытаться. – Он улыбается. – Правда, я не хожу на полуденные чаепития, Джейд.

Снова поднимается ветер.

– Нам лучше зайти внутрь.

– Через минуту. Сначала мне нужно, чтобы ты продемонстрировала мне ту штуку, которой я тебя научил. – Он вытягивает руки. – За столько времени ты наверняка уже подзабыла, как это делается.

Я драматично вздыхаю.

– Это обязательно?

– Да. Тебе нужно почаще практиковаться.

Я вяло обнимаю его. Но Гаррет стискивает меня в объятьях, его теплая грудь прижимается к моей, а сильные руки защищают от холода.

Приятно находиться к нему так близко. Это так естественно. Я закрываю глаза, вдыхая его аромат, и прислушиваюсь к биению его сердца.

– О да, тебе определенно нужно чаще практиковаться, – произносит он. – Нам придется частенько проделывать это, пока ты не научишься обниматься как надо.

Не могу с ним не согласиться.

18

После занятий в четверг я возвращаюсь к себе и обнаруживаю на двери записку, сообщающую мне, что я должна встретиться со своим куратором Жасмин. Когда я захожу к ней, она вручает мне огромную коробку.

– Посылка? – спрашивает она.

– Хм, да. Возможно. – Я хватаю коробку и поспешно ухожу. Не хочется, чтобы она или кто-то другой был в курсе насчет моего дня рождения. Никогда его не любила. В детстве мне часто приходилось наблюдать за тем, как другие дети приглашали друг друга на праздничные вечеринки и приносили в школу пироги, в то время как моя мать делала вид, что моего дня рождения не существует.

Оказавшись у себя, я открываю посылку. Внутри лежат несколько небольших пачек картофельных чипсов, жевательная резинка, коробка пирожных, украшенных свечками, разноцветные ручки, пара упакованных свертков и три письма. Я бросаю в рот пластинку жвачки, затем открываю подарки в обертке. В первом я нахожу две спортивные кофты с длинными рукавами: одна черная, а другая – белая. В следующем свертке лежит пара черных спортивных штанов. Именно то, что нужно для прохладной погоды. Даже по размеру как раз.

Два конверта неразборчиво подписаны почерком Фрэнка, и при виде него внутри меня все немеет. Я так по нему соскучилась. И мысль о том, через что ему пришлось пройти, чтобы сделать для меня этот подарок, вызывает у меня слезы, которые я не в состоянии побороть.

В первом конверте лежит поздравительная открытка от Фрэнка и Райана. Забавная открытка о старении, на которой изображена морщинистая собака, в которую вложены пятьдесят долларов и записка, призывающая потратить их на развлечения. По моими щекам текут слезы. Это слишком много. Я ожидала десять или пятнадцать долларов, но никак не пятьдесят. Эти деньги нужны Фрэнку для оплаты медицинских счетов, а не на мой день рождения. Во втором конверте лежит сотня долларов на бытовые расходы.

Едва я собираюсь набрать Фрэнка, звонит телефон.

– С днем рождения! – хором произносят Фрэнк и Райан.

– Спасибо вам, ребята. – Я смахиваю слезы с лица. – И огромное спасибо за все подарки, но вы переборщили.

– Девятнадцать лет – это большое событие, – говорит Райан. – Твой последний год в качестве подростка, так что мы не стали на тебе экономить.

– Как тебе подарки? – спрашивает Фрэнк. – Ты же знаешь, мы с Райаном неважно разбираемся в женской одежде. Все подошло?

– Я еще не мерила, но размеры вы подобрали мои. Не могу поверить, что вы ходили на шопинг.

– Мне помогала Хлоя, – признается Райан. – Она тоже занимается бегом. Сказала, что тебе понадобятся подобные вещи, если ты станешь бегать зимой. Что-то о том, что материал дышит и все такое. Но цвета выбрал я. Она настаивала на розовом.

– Слава богу, что ты отговорил ее.

– Какие у тебя планы на вечер? – интересуется Фрэнк.

– Пока никаких.

– Джейд, я же просил не торчать у себя в комнате.

– Знаю, но у Харпер сегодня вечерние пары. Я найду, чем заняться. Может, придумаем что-нибудь с Гарретом. – Не успевают слова слететь у меня с языка, как я в ту же секунду начинаю о них жалеть. Фрэнк и Райаном не знают всей истории с Гарретом, но они в курсе, почему в последние недели я была в подавленном настроении.

– Ты снова с ним встречаешься? – В голосе Фрэнка преобладают сердитые, нежели тревожные нотки.

– Нет. Мы просто друзья.

– Не суть. Мне не нравится этот парень.

– Ты его даже не знаешь.

– Он обидел тебя, – говорит Райан. – Ты столько времени из-за него грустила. Если он поступил так однажды, то сделает это снова.

– Давайте сменим тему? Спасибо за деньги, но вам не стоило присылать так много.

– Часть денег предназначена только для развлечений, – напоминает Фрэнк.

– Да, я поняла.

– Мне нужно идти на работу, – говорит Райан. – Еще раз с днем рождения, Джейд. Я позвоню тебе на неделе, когда появится побольше времени, чтобы поболтать с тобой.

– Пока, Райан.

Я слышу щелчок, когда Райан вешает трубку.

– Джейд, ты открыла третий конверт? – спрашивает Фрэнк.

– Нет, я как-то о нем позабыла. Подожди, сейчас открою. – Я тянусь к кровати и хватаю длинный белый конверт. – Итак. Он у меня. Открывать?

– Не уверен. Я хотел обсудить… – Голос Фрэнка отходит на второй план, пока я изучаю надпись на конверте.

Телефонная трубка почти вываливается у меня из рук, когда я узнаю мамин почерк. А когда я читаю надпись на конверте, то она действительно падает на пол.

«Моей дорогой дочери, Джейд. От твоей матери».

Я переворачиваю конверт обратной стороной, где написано: «Я всегда буду любить тебя, Джейд. Мама»

– Джейд? Ты еще здесь? – Услышав голос Фрэнка, я подношу трубку к уху.

– Что это? Какая-то злая шутка? Это не смешно, Фрэнк.

– Оно настоящее, Джейд. Это письмо от твоей матери.

– Да, я заметила. Но она умерла, как такое возможно?

– Она написала его, когда тебе было всего несколько недель. К тому времени я уже переехал из Айовы, так что она переслала его мне и попросила отдать тебе в девятнадцать лет в случае, если с ней что-то случится. Когда я перебрался на вашу улицу, то спросил, хочет ли она, чтобы я и дальше хранил ее письмо, но она уже не могла вспомнить, писала ли его вообще. Да ей тогда и не до того было.

– Почему же ты не отдал мне его раньше? Она уже давно умерла.

– Когда она отдавала мне его, то просила подождать, и я отнесся к ее желанию с уважением.

– Все это время оно было у тебя, а ты и словом не обмолвился? Черт возьми, Фрэнк. Я сейчас ужасно зла. А ведь я ненавижу на тебя злиться.

– Я все понимаю, но у твоей матери были свои причины, и я был не вправе сомневаться в ее решении.

– Ты знаешь, о чем там написано?

– Она вскользь упомянула, что это письмо о ее надеждах и мечтах, связанных с твоим будущим. Как я уже сказал, она написала его вскоре после твоего рождения. Оно должно было стать памятным подарком на выпускной, но в тот день ее не было рядом, чтобы вручить его.

– У нее были мечты и надежды на мой счет? Так я и поверила. Ты, наверное, о чьей-то чужой матери.

– Можешь не открывать его, если не хочешь. – Он ждет моего ответа, но я молчу. –Отложи его в сторону, и если не хочется, то никогда и не открывай. Тебе решать.

– Хорошо.

– Если захочешь поговорить об этом, то позвони мне. Я всегда готов тебя выслушать.

– Знаю. И я не хотела кричать на тебя. Еще раз спасибо вам за подарки. И за то, что помните о моем дне рождении.

– Я всегда помню. Хотел бы я быть рядом, чтобы его отпраздновать вместе с тобой, но раз такой возможности нет, то сходи куда-нибудь и развейся, ладно? Пообещай мне.

– Обещаю. Пока, Фрэнк.

Мы кладем трубки, и я буравлю взглядом письмо, которое по-прежнему сжимаю в руке. С чего это вдруг моей матери вздумалось написать мне? Когда она успела улучить момент трезвости? Разве что в то время она еще не пила. Это лишь предположение, но, возможно, она начала прикладываться к бутылке позже. Слова на конверте совсем на нее не похожи. Моей дорогой дочери? Она никогда не называла меня дорогой. А надпись на обороте о том, что она меня любит? Мама ни разу не произносила этих слов, по крайней мере, я ничего такого не помню. Я встаю и засовываю письмо в ящик стола. Сейчас я не могу с этим разбираться. Даже не уверена, что стану его читать.

Раздается короткий стук в дверь.

– Джейд? Ты там?

Это Гаррет. Я еще не разговаривала с ним после нашего решения попытаться возобновить дружбу.

Я открываю дверь.

– Привет, Гаррет. Что такое?

– Просто хотел поздороваться. Можно войти?

– Хм, да, наверное. – Я не ожидала компанию и уж точно не ожидала увидеть Гаррета. Мы еще не обсудили условия нашей дружбы и в том числе правила, когда можно заявляться без приглашения.

– Что это? – спрашивает он, обозревая лежащие на кровати вещи и оберточную бумагу на полу.

– Подарки на мой день рождения.

– Твой день рождения? И когда он?

– Сегодня. – Я собираю с пола бумагу.

Гаррет встает передо мной.

– У тебя сегодня день рождения? Почему ты мне не сказала?

– Зачем? – Я обхожу его и выбрасываю бумагу в мусорное ведро. – Это самый обычный день.

Он снова встает у меня на пути.

– Не обычный день, а твой чертов день рождения! Вы с Харпер что-нибудь запланировали на сегодня?

– Нет. У нее занятия. Я не говорила, что у меня день рождения.

– Почему?

Я вздыхаю.

– Потому что мне на него плевать. Неважно.

– Это важно для меня. И мы отпразднуем его, нравится тебе это или нет.

– Гаррет, мне действительно не хочется. – Я сажусь за стол и открываю учебник по биологии. – Я просто сделаю домашнее задание и пойду спать.

Он захлопывает мою книжку.

– Ты не будешь делать уроки в свой день рождения. – Он поднимает меня со стула. – Я вытащу тебя отсюда. Сейчас только шесть. Впереди весь вечер. Я свожу тебя на ужин, в кино, да куда захочешь. – Он задумчиво смолкает. – Я отведу тебя в «Блинную у Эла». Они подают их весь день, а мы как раз пропустили много воскресений. Что скажешь?

– Скажу, что ты не в своем уме. Ты слишком возбужден по этому поводу.

– Потому что у тебя день рождения. Это праздник. И ты не проведешь его в своей комнате за уроками.

Я вспоминаю свое обещание Фрэнку.

– Ладно, наверное, я могу пойти поесть блинчиков. Но я сама заплачу за себя. Фрэнк подарил мне деньги.

– Эл подарит тебе бесплатный заказ в твой день рождения. Тебе лишь нужно показать свое водительское удостоверение.

– Правда? Круто! Мог бы сказать об этом раньше. Тогда я сразу бы согласилась.

Он смеется.

– Я знаю еще одно местечко, которое предоставляет бесплатные услуги в дни рождения. Мы сходим туда попозже.

– Что за место?

– Это сюрприз. Ты готова?

– Дай мне пару минут, чтобы переодеться?

– Хорошо. Спущусь к тебе через десять минут.

Я провожаю его до двери.

– Ты сказал, что просто зашел поздороваться, а не пойти куда-то на весь вечер. У тебя разве нет других дел?

– Это намного важнее. – Он наклоняется и целует меня в щеку. – Это же твой чертов день рождения, Джейд!

Меня забавляет его возбуждение из-за моего дня рождения. Даже настроение поднялось. Я решаю выбросить из головы мысли о мамином письме. Я не дам ей испортить мне еще один праздник.

Гаррет ведет меня к Элу, где я заказываю самую большую порцию блинчиков в меню, а затем мы отправляемся в кино. Я выбираю подростковый ужастик. Гаррет терпеть этот жанр не может, но на дворе октябрь, сезон фильмов ужасов. К тому же он ведь заставил меня смотреть романтическую комедию.

После кино мы отправляемся ужинать в заведение, где побывали в мой первый день пребывания в кампусе.

– Угадай, что ты получишь бесплатно на свой день рождения? – спрашивает он, пока мы выходим из машины.

– Десерт «Boxcar Bonanza»?

– Джейд! Ты испортила сюрприз.

– Ты сам спросил! И это единственная вещь, которую я знаю в меню, поскольку ты так и не дал мне его полностью рассмотреть.

Пока я наслаждаюсь сливочным мороженым с фруктами, сиропом, орехами и взбитыми сливками и великодушно даю попробовать и ему, у него звонит телефон.

– Давай, ответь, – говорю я, жадно поедая раскрошенное печенье.

– Чего тебе, Блейк? – Гаррет откидывается на спинку дивана. – Да, я приду. Но только если ты заткнешься. – Он бросает взгляд в мою сторону. – У нее день рождения. Я сейчас с ней. Тебя что-то не устраивает? – Он слушает. – Ага. Увидимся в пятницу. – Он кладет телефон на стол.

– В чем дело? – любопытствую я.

– У меня договор с Блейком. Если я буду ходить с ним на некоторые вечеринки, он перестанет доносить о нас моему отцу.

– Я думала, ты перестал переживать из-за отца.

– Я не переживаю из-за него. Я пытаюсь облегчить нам жизнь. И все действительно станет проще, когда Блейк прекратит болтать.

– А что насчет Авы?

– У нее новый парень. Она потеряла ко мне интерес. Она ничего не скажет. – Подавшись вперед, он берет ложку и зачерпывает из тарелки мороженое. – Раз ты умолчала о своем дне рождении, то подарок я вручу тебе позже. Есть какие-нибудь конкретные пожелания, или мне сделать сюрприз?

– Нет, не дари мне ничего. Правда. Этого достаточно.

– Ты весь вечер бесплатно питалась. Я лишь заплатил за кино. И сегодня четверг со скидкой, так что я почти ничего не потратил.

– Подарки не обязательно должны быть дорогими, Гаррет.

– Знаю. Но мне нравится делать подарки, и кино не в счет. Я хочу подарить тебе что-нибудь.

– Тогда я разрешаю тебе потратить на подарок пять долларов. Не больше.

– За пять долларов ничего не купишь. Это смешная сумма.

– Таков твой лимит. Не сможешь, значит не сможешь.

Он толкает меня ногой под столом.

– Ты невозможна. Ты ведь об этом знаешь, да?

– Мне больше нравится считать себя вызовом. – Отложив ложку, я отодвигаю тарелку. – Я все. Можешь доесть.

Он зачерпывает оставшееся на дне мороженое.

– Ты съела все печенье.

– Потому что это самое вкусное. И сегодня у меня день рождения.

– Знаю. Я просто пошутил. Тебе исполнилось девятнадцать?

– Ага. Старовата для первокурсницы.

– Я тоже. Мой день рождения был в августе. По-моему, я тебе уже говорил.

– Чем ты занимался в свой день рождения?

– Поехал в Кабо на две недели и учился сёрфингу у одного профи. А когда вернулся, то мы закатили огромную вечеринку, и мне подарили машину.

– Все твои дни рождения такие?

– Они всегда устраиваются с размахом. Но так не только у меня, а у всех в округе. В прошлом году, когда у Сиерры был день рождения, ее родители заплатили триста тысяч долларов, чтобы ее любимая группа спела несколько песен, а вся вечеринка в целом стоила не менее миллиона. – Он бросает ложку в тарелку. – Я наелся.