Текст книги "Тайна исчезнувшей шляпы"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Глава 2
Где один Квин работает, а другой Квин наблюдает

В облике и поведении инспектора Ричарда Квина не было ничего примечательного. Это был сероглазый пожилой человек небольшого роста, сухопарый и на вид довольно добродушный. Волосы и усы у него были седые, он слегка сутулился и, казалось, неспешно обдумывал каждый шаг.

На многочисленных зрителей, которые наблюдали, как инспектор Квин идет по проходу быстрыми мелкими шагами, он не произвел особого впечатления. Однако спокойное достоинство его облика и благожелательная улыбка, освещавшая его морщинистое лицо, вызвали в зале какой-то явственный, но странным образом уместный шорох.

Поведение полицейских тоже заметно изменилось. Дойл отступил в угол возле левого выхода из зала. Детектив-сержант Вели, возвышавшийся над трупом с надменно отрешенным видом, расслабился, словно готовясь уступить свое место под солнцем. Полицейские, стоявшие на страже у выходов, поспешно отдали честь. Рассерженная, ворчащая публика с непонятным облегчением притихла.

Инспектор пожал руку сержанту Вели.

– Сочувствую, Томас. Говорят, ты как раз собирался уходить домой – и тут такое.

Дойлу он улыбнулся отцовской улыбкой. Потом с сожалением поглядел на лежавший на полу труп.

– Ты перекрыл выходы, Томас? – спросил он.

Вели кивнул.

Инспектор с любопытством обвел взглядом соседние ряды и что-то спросил тихим голосом у Вели, который кивнул в ответ. Потом поманил пальцем Дойла.

– Дойл, а где люди, которые сидели на соседних креслах?

Он показал на три кресла, соседствовавшие с тем, на котором сидел покойник, и четыре кресла в предыдущем ряду.

– Я там никого не видел, – с недоумением ответил Дойл.

Квин минуту постоял молча, потом махнул рукой Дойлу, чтобы тот вернулся на свое место у выхода, и тихо сказал Вели:

– И это при аншлаге…

Вели значительно поднял брови.

– Пока мне ничего не понятно, – добродушно сказал инспектор. – Вижу только труп и толпу вспотевших галдящих зрителей. Прикажи Хессе и Пигготту навести порядок в проходах.

Вели бросил несколько резких слов двум детективам, которые пришли в театр вместе с инспектором. Те стали пробиваться к выходам, расталкивая скопившихся в проходе недовольных зрителей. К ним присоединились полицейские. Актерам и актрисам, которые толпились неподалеку от трупа, было приказано отойти в сторону. В задней части партера полицейские отгородили веревками что-то вроде загона и затолкали туда человек пятьдесят пытавшихся разбежаться по театру зрителей. Потом принялись опрашивать каждого, требуя показать билет и отправляя на законное место. Через пять минут в зале не осталось ни одного стоящего зрителя. Актерам же и актрисам было приказано ждать на отгороженном веревками пространстве.

– Так-то будет лучше, Томас, – ухмыльнулся Квин. – Ты знаешь, как я не люблю шум. Известно, кто этот бедняга?

Вели покачал головой:

– Я к нему даже не прикасался. Да и приехал сюда всего за несколько минут до вас. Патрульный позвонил мне с Сорок седьмой улицы и сообщил, что слышит у театра свистки Дойла. Дойл тут не дремал, сэр. Лейтенант отозвался о нем с похвалой.

– Ага, – сказал инспектор, – значит, Дойл. Пойди сюда, Дойл.

Полицейский подошел и отдал честь.

– Расскажи нам, что же здесь случилось, Дойл, – сказал инспектор, удобно усевшись в кресло.

– Так вот, – начал Дойл. – Минуты за две до конца второго акта этот человек, – он кивнул на уныло стоявшего в углу Пьюзака, – подбежал ко мне – я стоял позади кресел и смотрел постановку – и сказал: «Там убили человека… Человека убили!» Из глаз слезы текут, изо рта пузыри, как у младенца, – я решил, что он чокнутый. Но все же побежал, куда он показывал. В зале было темно, на сцене шла пальба, но на полу действительно лежал человек. Я не стал его поворачивать – только пощупал пульс. Пульса не было. На всякий случай я велел объявить, что нужен врач, и отозвался этот Штутгард…

Инспектор Квин слушал его чрезвычайно внимательно, по-птичьи наклонив голову.

– Отлично, – сказал он. – Молодец, Дойл. Я потом поговорю с доктором Штутгардом. Ну и что было потом?

– Потом я послал отвечающую за эти ряды билетершу за директором театра Панзером. Вон он стоит.

Квин посмотрел на Панзера, который неподалеку разговаривал с Нейлсоном, и кивнул.

– Так это Панзер? Прекрасно… Эллери, тебе передали, что ты мне срочно нужен?

Он ринулся вперед, оттолкнув Панзера, который смущенно отступил назад, и хлопнул по плечу высокого молодого человека, который только что вошел в центральную дверь и стоял, оглядывая представшую перед ним картину. Инспектор взял его под руку.

– Надеюсь, ты не сердишься, что я оторвал тебя от твоих книжек, Эллери? В каком магазине ты сегодня рылся? Я очень рад, что ты пришел.

Инспектор опять вытащил из кармана табакерку, поднес к носу понюшку и чихнул, с беспокойством глядя в лицо сына.

– Вообще-то говоря, – сказал Эллери Квин, – не могу сказать, что разделяю твою радость. Ты меня вытащил из местечка, о котором книголюб может только мечтать. Я уже почти уговорил хозяина магазина уступить мне бесценное первое издание Фальконера и собирался ехать к тебе в управление за деньгами. Позвонил туда – и вот, пожалуйста, я здесь. Подумать только – Фальконер! Ну да ладно, наверно, и завтра будет не поздно.

Инспектор усмехнулся:

– Вот если бы ты мне сказал, что нашел превосходную табакерку антикварной работы, это, может, меня и заинтересовало бы. А книжка! Пошли – нас с тобой ждет серьезная работа.

И, все еще держа сына за рукав, инспектор повел его к группе людей, стоявших возле покойника. Эллери был высоким, широкоплечим молодым человеком с интеллигентным лицом. Высокий лоб и внимательные глаза говорили о том, что Эллери прежде всего человек мысли, особый шарм придавало ему пенсне. Элегантный серый костюм сидел на нем превосходно, и в руках он держал легкую трость.

Оба Квина присоединились к группе людей, толпившихся возле тела. Вели уважительно приветствовал Эллери. Тот перегнулся через кресло, внимательно посмотрел на труп и отступил назад.

– Ладно, Дойл, продолжай, – деловито сказал инспектор. – Ты посмотрел на покойника, задержал нашедшего его человека, вызвал директора… А что потом?

– По моему указанию Панзер закрыл все двери и распорядился, чтобы из зала никого не выпускали и в зал никого не впускали, – ответил Дойл. – Публика подняла по этому поводу страшный шум, но больше ничего не произошло.

– Ясно, – сказал инспектор и опять полез в карман за табакеркой. – Ты все сделал правильно. А теперь займемся этим джентльменом.

Он показал в сторону забившегося в угол дрожащего человечка. Тот неуверенно шагнул вперед, облизал губы, растерянно огляделся по сторонам и молча застыл.

– Как вас зовут? – приветливо спросил инспектор.

– Пьюзак, Вильям Пьюзак, – ответил человечек. – По профессии я бухгалтер, сэр. Я только…

– Не спешите, Пьюзак. Где вы сидели?

Пьюзак показал на шестое место от прохода в последнем ряду. Девушка, сидевшая в пятом кресле, испуганно глядела в их сторону.

– Ясно, – сказал инспектор. – А эта барышня с вами?

– Да, сэр. Это – моя невеста. Ее зовут Эстер – Эстер Яблоу…

Стоящий немного в стороне детектив старательно записывал слова Пьюзака. Эллери по очереди оглядывал выходы из зала. Потом вынул из кармана пальто небольшую книжицу и стал чертить на обратной стороне обложки план зрительного зала.

Инспектор поглядел на девушку, которая тут же отвела глаза.

– Ну, так расскажите мне во всех подробностях, что случилось, Пьюзак.

– Я ничего плохого не сделал, сэр.

Инспектор похлопал его по плечу:

– Вас никто ни в чем не обвиняет, Пьюзак. Я просто хочу знать, что именно вы видели. Не спешите, расскажите все обстоятельно.

Пьюзак как-то странно посмотрел на него. Потом облизнул губы и начал:

– Значит, я сидел в последнем ряду рядом со своей… с мисс Яблоу, и спектакль нам очень нравился. Особенно интересно было во втором акте: стрельба, вопли и все такое… А потом я встал и пошел к проходу слева – этому самому, где мы стоим.

Он нервно показал на ковер у себя под ногами. Квин ободряюще кивнул.

– Мне пришлось протиснуться мимо моей… мисс Яблоу, а дальше между ней и проходом сидел только один человек. Поэтому я и пошел в ту сторону: мне не хотелось… – Он помедлил, потом закончил виноватым голосом: – Мне не хотелось тревожить людей, сидящих справа, в разгар самой интересной части спектакля…

– Что ж, это весьма похвально, Пьюзак, – с улыбкой сказал инспектор.

– Да, сэр. И я стал нащупывать путь влево: в театре было довольно темно. А когда дошел до… до этого человека… – Он содрогнулся и заговорил быстрее: – Он сидел как-то странно, упершись коленями в кресло перед ним и мешая мне пройти. «Извините», – сказал я и попытался протиснуться мимо него. Но его колени были по-прежнему уперты в кресло. Я не знал, что делать. Я не такой уж пугливый человек и просто собирался повернуть в обратную сторону – и вдруг почувствовал, что этот человек сполз на пол: мои ноги оказались прижаты к его ногам. Тут я действительно испугался – да кто бы не испугался…

– Само собой, – сочувственно сказал инспектор. – Как не испугаться. Ну и что случилось потом?

– Э-э-э… Потом он сполз с кресла и ударился головой о мои ноги. Я не знал, что делать. Позвать на помощь я не мог – не знаю почему, но не мог. И я наклонился к нему, думая, что он перепил или у него какой-то приступ, и хотел его поднять. Я даже не успел подумать, что буду делать дальше.

– Я вас вполне понимаю, Пьюзак. Продолжайте.

– Потом случилось то, о чем я сказал полицейскому. Он схватил меня за руку – словно ему было нужно за что-нибудь ухватиться – и тихо застонал. Я едва расслышал этот стон, но мне стало страшно. Не могу вам даже это описать…

– Ничего, вы очень хорошо все описываете, – сказал инспектор. – И что дальше?

– И тут он попытался что-то сказать. Не то чтобы сказать – он словно захлебывался, будто ему перехватило горло. Первые слова я не разобрал, но понял, что он не пьян и не болен. Поэтому я наклонился ниже и прислушался. И он выдавил из себя: «Это убийство… Меня убили…» – или что-то в этом роде…

– Он сказал «Это убийство»? – спросил инспектор, сурово глядя на Пьюзака. – Вы, наверно, испугались? А вы точно расслышали слово «убийство»?

– Да, точно, сэр. У меня хороший слух, – упрямо сказал Пьюзак.

– Что ж, – опять улыбнулся инспектор. – Я просто хотел удостовериться. Что вы сделали потом?

– Я почувствовал, как он скорчился и вдруг обмяк, и решил, что он умер. Не знаю, как это получилось, но через секунду я был около полицейского – вот этого, – показал он на Дойла, – и рассказал ему, что случилось.

– Это все?

– Да, сэр. Это все, что я знаю, – со вздохом облегчения сказал Пьюзак.

– Нет, не все, – гаркнул инспектор, схватив Пьюзака за отвороты пиджака и впившись в него взглядом. – Совсем даже не все, Пьюзак. Вы забыли нам сказать, зачем вы покинули свое кресло.

Пьюзак кашлянул, помялся, потом нагнулся к инспектору и прошептал ему что-то на ухо.

– Вот как, – с легкой улыбкой сказал Квин. – Понятно. Спасибо за помощь, Пьюзак. Больше нам от вас ничего не нужно. Идите на свое место. Домой пойдете, когда зрителям будет разрешено покинуть зал.

Квин махнул рукой, отпуская Пьюзака, и тот, бросив последний испуганный взгляд на лежащий на полу труп, пошел вокруг последнего ряда кресел и вскоре появился рядом со своей спутницей. Между ними тут же завязался оживленный разговор.

Инспектор повернулся к Вели. Эллери нетерпеливо тряхнул головой, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, передумал и в конце концов отошел в сторону и скрылся из вида.

– Ну что ж, Томас, – со вздохом сказал инспектор, – давай взглянем на наш труп.

Он опустился на колени между рядами кресел и наклонился к покойнику. Хотя в зале горел яркий свет, между креслами было темно. Вели достал карманный фонарик и направил яркий луч света на мертвое тело, которое быстро ощупывал инспектор. Квин молча указал на коричневое пятно на белой крахмальной рубашке.

– Кровь? – спросил Вели.

Квин понюхал пятно.

– Нет, всего лишь виски, – ответил он.

Он послушал сердце покойника, поискал пульс на шее и сказал Вели:

– Похоже, его и в самом деле отравили, Томас. Приведи-ка сюда этого доктора Штутгарда. Хочу узнать его личное мнение, до того как прибудет Праути.

Вели отдал краткое распоряжение, и через минуту к ним в сопровождении детектива подошел человек среднего роста в смокинге. У него было смуглое лицо и тонкие усики на верхней губе.

– Вот он, инспектор, – сказал Вели.

– Ага, – отозвался Квин, поднимая голову. – Здравствуйте, доктор. Мне сказали, что вы осматривали труп почти сразу после того, как он был обнаружен. Я не вижу признаков, четко указывающих на причину смерти. А вы как считаете?

– Я осмотрел его лишь поверхностно, – медленно проговорил доктор Штутгард, щелчком стряхивая с шелкового лацкана смокинга воображаемую пылинку. – В темноте и в этих условиях я поначалу не смог обнаружить явной причины смерти. Исходя из состояния мускулов лица, я предположил инфаркт. Но при ближайшем рассмотрении обнаружил, что кожа лица посинела – это отчетливо видно даже при таком слабом освещении. В сочетании с запахом алкоголя изо рта трупа это давало основание предполагать какую-то форму алкогольного отравления. Одно могу сказать точно: этот человек умер не от выстрела и не от ножевой раны. Это я проверил в первую очередь, кроме того, осмотрел шею и убедился, что его не задушили.

– Понятно. Большое спасибо, доктор. Между прочим, – добавил Квин, когда доктор Штутгард уже повернулся, чтобы идти, – вы не думаете, что его отравили метиловым спиртом?

– Это невозможно, – твердо ответил доктор Штутгард. – Яд был сильный и быстродействующий.

– А что это за яд, вы не можете предположить?

Доктор заколебался. Потом сдержанно сказал:

– Извините, инспектор, но ничего определенного я вам сказать не могу. В этих условиях я не…

Он замолчал и попятился.

Квин ухмыльнулся и опять наклонился к жертве.

Лежавший на полу труп представлял собой малоприятное зрелище. Инспектор осторожно поднял стиснутую в кулак руку и вгляделся в искаженное лицо. Потом заглянул под кресло. Там ничего не было. Но на спинке кресла висела черная накидка с шелковой подкладкой. Инспектор быстро обыскал ее карманы, извлек несколько писем и каких-то бумажек из внутреннего кармана смокинга, обшарил карманы жилетки и брюк и разложил свои находки на две кучки: в одной письма и бумаги, в другой – монеты, ключи и прочая мелочь. В заднем кармане брюк он нашел серебряную фляжку с инициалами «М. Ф.». Осторожно держа фляжку за горлышко, он оглядел ее глянцевые бока в поисках отпечатков пальцев. Покачав головой, он аккуратно завернул фляжку в носовой платок и отложил в сторону.

Голубой корешок билета, на котором было указано место – Лл 32, левая сторона, – он спрятал в карман собственного жилета.

Инспектор не стал разглядывать вещи, найденные в карманах. Вместо этого он ощупал подкладку жилета и смокинга покойника и провел ладонью вдоль брючин. Нащупав что-то в боковом кармане смокинга, он негромко воскликнул: «Гляди-ка, что я нашел, Томас!» – и вытащил усыпанную сверкающими камешками маленькую женскую сумочку.

Он задумчиво повертел ее в руках, открыл и вытащил пудреницу и губную помаду. В маленьком внутреннем кармашке сумочки он нашел крошечную коробочку для визитных карточек. Поразмыслив секунду, положил все обратно в сумочку и сунул ее в карман.

Потом инспектор подобрал с пола бумаги, которые нашел в карманах покойника, и быстро их просмотрел. Последним оказался конверт с фирменной шапкой.

– Ты когда-нибудь слышал о Монте Филде, Томас? – нахмурившись, спросил он.

– Да уж, слышал, – с гримасой ответил Вели. – Отъявленный проходимец. Называет себя адвокатом.

– Ну так вот, Томас, ты видишь перед собой Монте Филда – вернее, то, что от него осталось.

– О чем можно сожалеть, – раздался за спиной инспектора голос Эллери, – так это об усердии полиции в выслеживании благодетелей общества, которые очищают его от прохвостов, подобных Монте Филду.

Инспектор поднялся на ноги, отряхнул колени и сказал:

– Из тебя никогда не получится настоящий полицейский, сынок. Я и не знал, что ты был знаком с Филдом.

– Не то чтобы я был близко знаком с этим джентльменом, но как-то видел его в клубе «Пантеон». Если верить тому, что мне там о нем рассказали, то неудивительно, что кому-то захотелось от него избавиться.

– Давай отложим обсуждение недостатков мистера Филда на более подходящее время, – серьезно сказал инспектор. – Я тоже много чего о нем знаю, и все это, мягко говоря, неприглядно.

Инспектор повернулся, чтобы уйти, но тут Эллери, пристально разглядывавший труп и кресло, на котором сидел Филд, вдруг спросил:

– Отсюда ничего не уносили, отец, – совсем ничего?

– Почему вы мне задаете этот мудрейший вопрос, молодой человек?

– А потому, – скривившись, ответил Эллери, – что, если меня не обманывает зрение, ни под креслом, ни вокруг него не видно шляпы достойного мистера Филда.

– Так ты это тоже заметил, Эллери? – спросил инспектор. – Это было первое, что бросилось мне в глаза, когда я наклонился к нему, – вернее, первое, отсутствие чего бросилось мне в глаза. – На лице инспектора не было и следа былого благодушия. На лбу образовались морщины, усы топорщились. Он пожал плечами. – И номерка из раздевалки на шляпу тоже нет… Флинт!

К инспектору подскочил плечистый молодой человек в штатском.

– Флинт, я попросил бы тебя пустить в ход свои молодые мышцы: встань на четвереньки и обыщи пол в окрестностях этого кресла. Здесь где-то должна быть шляпа.

– Есть, инспектор, – весело отозвался Флинт и начал методичные поиски шляпы.

– Вели, – деловито сказал инспектор, – найди, пожалуйста, Риттера и Хессе, и еще… да нет, двоих будет достаточно… и пришли ко мне.

Вели пошел искать детективов.

– Хэгстром! – крикнул инспектор другому детективу, который стоял неподалеку.

– Слушаю, шеф.

– Собери все это, – он указал на кучки вещей, изъятые из карманов покойника, – и разложи но пакетам.

Хэгстром опустился на колени рядом с трупом, а Эллери наклонился и отвернул полу его смокинга. После чего немедленно сделал запись на обороте обложки, где там же нарисовал план зрительного зала. И пробормотал про себя, похлопывая по книжке:

– Экая профанация – рисовать на редком издании Стендхауса!

Вели вернулся с Риттером и Хессе.

– Отправляйся на квартиру нашего покойника, Риттер, – приказал инспектор. – Его звали Монте Филд, он был адвокат и жил по адресу: Западная Семьдесят пятая улица, дом 113. Стой возле дверей и, кто бы ни появился, задерживай.

– Хорошо, инспектор, – пробормотал Риттер, притронувшись к шляпе, и ушел.

– А ты, Хессе, – продолжал инспектор, – иди в контору этого типа на Чемберс-стрит, 51, и жди там, пока я не пришлю тебе кого-нибудь на смену. Если сможешь, зайди внутрь, если нет, стой всю ночь на карауле у двери.

– Есть, инспектор.

Хессе тоже исчез.

Квин усмехнулся, увидев, что Эллери, перегнувшись через кресло, разглядывает труп.

– Не доверяешь отцу, Эллери? – спросил он. – Что ты там высматриваешь?

Эллери выпрямился и с улыбкой сказал:

– Да так, любопытствую. Я заметил в этом малоаппетитном покойнике кое-что весьма интересное. Например, ты измерил окружность его головы?

Он достал из кармана бечевку, которую снял с обернутой в бумагу книжки, и протянул отцу.

Инспектор хмуро на нее посмотрел, подозвал полицейского, что-то тихо ему сказал и вручил бечевку, после чего тот удалился.

– Инспектор!

Квин поднял голову. Рядом с ним стоял Хэгстром, весело поблескивая глазами.

– Смотрите, что я нашел под креслом Филда, когда собирал бумаги!

Он держал в руке зеленую бутылку – из тех, в которых продают имбирный эль. На этикетке броскими буквами было написано: «Имбирный эль высшего качества. Производство Пэли». Бутылка была наполовину пуста.

– Похоже, что ты еще кое-что разведал, Хэгстром. А ну, выкладывай.

– Да, сэр. Когда я нашел эту бутылку под креслом, где сидел наш покойник, я решил, что, наверно, это он осушил ее наполовину. Дневного спектакля сегодня не было, а уборку в театре проводят раз в сутки. Так что бутылку принес сегодня вечером этот человек или кто-то с ним связанный, отпил из нее и засунул под кресло. Ага, подумал я, может быть, это важная улика, и разыскал парня, который продает лимонад этой половине зала, попросил у него бутылку имбирного эля, а он ответил, что имбирным элем в этом театре не торгуют.

– Толково, – одобрительно сказал инспектор. – Приведи-ка сюда этого парня, Хэгстром.

Не успел детектив уйти, как к инспектору устремился взъерошенный толстенький человечек, в руку которого, как клещ, вцепился полицейский. Квин вздохнул.

– Это вы здесь распоряжаетесь, сэр? – взвизгнул человечек, выпрямляясь в весь свой стошестидесятисантиметровый рост.

– Я, – серьезно ответил инспектор.

– В таком случае я должен вам сказать – отпусти мою руку, слышишь? – я должен вам сказать, сэр…

– Отпустите руку этого джентльмена, сержант, – сказал инспектор еще более серьезным тоном.

– …что считаю поведение полиции вопиющим беззаконием! Мы с женой и дочерью сидим в зале уже почти час – с тех пор, как прекратили представление. А ваши полицейские не разрешают нам даже вставать на ноги. Это черт знает что, сэр! Вы воображаете, что можете держать здесь публику до бесконечности? Я наблюдал – да-да, внимательно наблюдал, – как вы тут копаетесь, пока мы сидим и мучаемся. Так вот, я вас предупреждаю, сэр, что, если вы немедленно не разрешите мне и моей семье уйти домой, я пожалуюсь на вас моему доброму другу окружному прокурору Сэмпсону.

Инспектор Квин с отвращением посмотрел на побагровевшее лицо толстенького человечка. Потом вздохнул и сурово проговорил:

– А вам не приходит в голову, многоуважаемый сэр, что пока вы тут пристаете ко мне с дурацкими претензиями – подумаешь, посидели час в зале! – убийца сидит в этом же зале, может быть, рядом с вашей женой и дочерью? И ему тоже очень хочется отсюда уйти. Хотите жаловаться своему другу прокурору, пожалуйста, но только после того, как я вас выпущу из театра. А пока, будьте любезны, возвращайтесь на свое место и ждите, когда вам позволят уйти… Надеюсь, вы меня поняли?

По ближайшим креслам пробежал смешок – зрители, видимо, получили большое удовольствие, слушая отповедь инспектора. Человечек побрел к своему месту. Полицейский неотступно следовал за ним.

– Болван! – пробурчал инспектор и повернулся к Вели: – Сходите с Панзером в кассу и узнайте, остались ли у них непроданные билеты вот на эти места.

Он наклонился над последним рядом кресел и списал на старый конверт номера кресел: Лл 30, Лл 28, Лл 26. Потом списал номера пустых кресел в предыдущем ряду: Кк 32, Кк 30, Кк 28 и Кк 26. Он вручил конверт Вели, и тот ушел.

Эллери все это время стоял позади последнего ряда, наблюдая за отцом и зрителями и закрепляя в памяти географию театра. Наклонившись к отцу, он тихо сказал:

– Меня тоже удивило, что на такой популярной драматической макулатуре, как «Перестрелка», в зале остались семь свободных мест – и в непосредственной близости от кресла, где сидела жертва.

– И когда ты начал над этим раздумывать, сынок? – спросил инспектор.

Эллери неопределенно постучал тростью по полу.

– Пигготт! – рявкнул инспектор.

Детектив шагнул вперед.

– Приведи сюда капельдинера, отвечающего за этот сектор, и швейцара – того старца, что стоит на тротуаре перед входом.

Пигготт ушел, а перед Квином возник растрепанный молодой человек, вытиравший вспотевшее лицо платком.

– Ну как, Флинт? – спросил инспектор.

– Я обшарил весь пол, инспектор. Если вы полагаете, что где-то здесь находится шляпа, то она очень хорошо спрятана.

– Хорошо, Флинт. Жди дальнейших распоряжений.

Детектив отошел в сторону.

Эллери обратился к отцу:

– Ты ведь и не надеялся, что твой юный Диоген найдет шляпу, отец?

Инспектор хмыкнул. Он пошел по проходу, останавливаясь у каждого ряда и о чем-то спрашивая сидящих в двух крайних креслах зрителей. Потом с безразличным видом вернулся к Эллери. Тут вернулся полицейский, которого он отослал с куском бечевки.

– Ну и какой у него размер головы? – спросил Квин.

– Продавец в магазине сказал – семь и одна восьмая.

Инспектор кивнул и отпустил его.

Подошел Вели, вслед за которым с озабоченным видом плелся Панзер. Эллери с любопытством вытянул голову, стараясь не пропустить ни одного его слова. В глазах инспектора вспыхнул интерес.

– Ну и что ты узнал в кассе, Томас? – спросил он.

– Семь билетов, про которые вы просили меня узнать, инспектор, были проданы, – бесстрастно доложил Вели. – Когда именно, мистер Панзер выяснить не смог.

– Может быть, их отдали в агентство, распространяющее театральные билеты? – спросил инспектор.

– Это я проверил, мистер Квин, – сказал Вели. – В агентство их не отдавали. Это доказывают соответствующие записи.

– Иными словами, джентльмены, – помолчав, сказал инспектор Квин, – семь билетов на спектакль, который шел с аншлагом со дня премьеры, были куплены, а затем купившие их лица весьма кстати забыли явиться на представление.