Текст книги "Сердца четырёх"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

А Джуниус продолжал шептать:

– Я принял предложение Баскома только потому, что знал, что Стюарт скоро умрет. Когда он меня пригласил, у него была запущенная язва желудка. Я делал все, чтобы ее излечить, но она переродилась в рак. Такое часто бывает. Я почувствовал себя... обманутым. Баском тоже все это знал. В известном смысле наши интересы совпадали – я хотел, чтобы мистер Стюарт дожил до семидесяти, а Баском – до тех пор, пока Блит и ее дочь не будут... – Джуниус умолк и облизнул пересохшие губы. – Он договорился с Парком заранее. На тот случай, если старик умрет преждевременно. Так оно и произошло. У Парка было достаточно времени, чтобы вжиться в образ.

– Вы просто скотина, – сказала Бонни.

Доктор не отвечал – стоял глядя в стену. А старый человек в постели вроде бы заснул.

– А поскольку Парк со своим канцером тоже долго бы не протянул, то для вас все складывалось просто классно. – Эллери все не мог успокоиться. – И даже вскрытие покажет, что да, умер он от рака, и никому и в голову не придет подозревать подмену. К тому времени он отрастил бы настоящую бороду взамен этих фальшивых наклеек... Да, придумано гениально... О, как же я устал. Кажется, я тоже заболеваю от этого. Доктор, вы хорошо спите по ночам?

Комнату накрыла тишина. Через минуту Глюк сказал въедливо:

– Баском не знал в точности, когда умрет Стюарт. Ты так и не ответил, каким образом он надеялся контролировать его действия и почему был так уверен, что старик не составил другое завещание.

– Здесь все предельно просто. Завещание уже составлено, и хранится оно в ящике письменного стола. Если бы старик решил его изменить, то доктор Джуниус немедленно сообщил бы об этом Лью. Они могли бы уничтожить новое завещание, и старое оставалось бы в силе. А раз Стюарт скончался раньше срока, все стало еще проще. О чем речь! Парк в роли Стюарта уже никак не мог бы написать завещание от его имени, даже если б очень захотел. А старое – вот оно, как было, так и есть.

Между прочим, я был убежден, что Баском сегодня попадет к нам в ловушку. Парк при смерти, тут даже нескольких дней не гарантируешь, и Лью просто не мог допустить, чтобы Бонни и Тай куда-то уехали. А вдруг Парк – он же теперь Стюарт – отдаст концы, пока они вкушают радости медового месяца неведомо где? Весь план насмарку. Убьешь их после – и сразу вам мотив, готовенький, как на ладони. Нет, я знал, что Лью пойдет на любой риск, чтобы убить Бонни и Тая до того, как они укатили, и пока еще жив Паркер.

Эллери перевел дух и достал очередную сигарету. Все молчали, пока Глюк, сощурясь в сторону постели, не сказал внезапно и резко:

– Парк. Эй, вы, там, Парк!

Старый человек на постели не ответил, не шевельнулся, вообще не подал знака, что слышит его. Эллери и инспектор полиции вскочили разом. И бросились к кровати. Они выпрямились, даже не дотронувшись до него. В безжизненной ладони лежал крохотный пузырек, а сам он был мертв.

Доктор Джуниус упал в кресло, сжался в комок и заплакал навзрыд, как ребенок.

Глава 23
КОНЕЦ ИЛИ НАЧАЛО?

Эллери открыл дверь своего номера, зашел, повернул ключ, отбросил куда-то в сторону плащ и шляпу и погрузился в глубочайшее кресло – и все это в состоянии отработанного пара. Кости ныли, голова тоже. Вот просто бы сидеть так в тишине и ни о чем не думать – вообще ни о чем...

Такое бывало с ним каждый раз, когда заканчивалось очередное расследование, – он устал, вымотался до полного изнеможения.

Инспектор Глюк грубовато похвалил его. Были приглашения, благодарности, крепкое молчаливое мужское рукопожатие от Тая и нежный поцелуй от Бонни, но ему хотелось побыть одному.

Эллери прикрыл глаза.

«Одному? Все-таки это не совсем верно. О, черт! Опять я анализирую!»

Но на этот раз он думал о вещах более приятных, чем убийство. Итак: какие же чувства он испытывает к Пауле Перис? Может быть, просто жалость: из-за своего психологического надлома она заперлась в четырех стенах и отгородилась от волнений мира. Да нет, какая там жалость – когда он приходит к ней, то счастлив возможности побыть с ней наедине, оставив за дверью весь мир. Ну и в чем же дело?

Жилка в голове, в том месте, где была только тупая боль, начала пульсировать. Эллери тихо застонал. Он мается, как подросток! Изводит себя. Чего думать-то? Что толку от дум? Поистине счастливые люди ни о чем не думают, потому-то они и счастливы.

Со скрипом и оханьем он вынул себя из кресла, а заодно и из пиджака. На пол упал бумажник. Эллери наклонился за ним и тут вспомнил: в нем лежит конверт Паулы. Тот самый конверт. Странно, что он так ни разу о нем не вспомнил за последние двадцать четыре часа.

Квин достал из бумажника конверт из веленевой бумаги и провел по нему пальцами. Хорошего качества, машинально отметил он про себя. Качество, именно! Она представляет собой уникальный букет качеств, в ней есть все – нежность, сияние, притягательность – все то, на что так остро откликается мужчина.

Эллери улыбнулся, надорвал край конверта и вынул из него листок. Интересно, она и правда догадалась, кто отравил Джона Ройла и Блит Стюарт? На листке размашистым четким почерком мисс Перис было написано:

«Мой милый Тупица, для Вас непостижимо, что женщина простой интуицией может прийти к тем же результатам, которых Вы достигаете всей мощью данного Вам свыше интеллекта. Конечно же это Лью Баском.

Паула».

Да провались она вместе со своими лукавыми глазками! Ее следует проучить за такую наглость. Эллери схватился за телефон.

– Паула, это Эллери! Я только что прочитал вашу записку и...

– О-о, мистер Квин возвратился с войны, – проворковала она. – Я могу поздравить победителя?

– А, вы об этом. Нам повезло, что все так хорошо окончилось. Но, Паула, ваша записка...

– Мне открывать ваш конверт, как я понимаю, необходимости нет.

– Но ваш я открыл и должен сказать, что вы в кромешной тьме попали в самую точку. Как же вам...

– Значит, и вы можете меня поздравить, – сказала она своим полнозвучным, органным голосом.

– Да-да, конечно. Поздравляю. Но речь не о том. Я о вашей догадливости. Откуда вы это взяли? Ведь неоткуда было!

– Вы потеряли дар речи? – Она улыбалась. – Отвечаю: это не только и не столько интуиция или «догадливость», мистер Всезнайка. У меня было основание так думать.

– Да ладно вам!

– Нет, действительно. Правда, я так и не поняла, зачем он это сделал – его мотивы, все такое... И убийство Джека никак не вписывается... Вам придется это мне объяснить.

– Но вы только что сказали, что у вас было основание.

– Женский ум устроен по-другому, – сказала Паула и помедлила. – А-а... мы так и будем обсуждать это по телефону?

– Нет, все же ответьте мне!

– Конечно, сэр. Видите ли, я достаточно хорошо знаю такой тип личности, как Лью, и мне пришло в голову, что его характер в точности соответствует характеру преступления.

– Как это?

– Лью – это настоящий генератор идей. Верно? Задумывал он все блестяще, а реализовывал из рук вон плохо.

– Ну и что?

– Да ведь все преступления в целом – если вы остановитесь хоть на минутку и подумаете об этом, как я, – это блестящий замысел и никуда не годное исполнение.

– И эту ерунду вы называете основанием?!

– Нет, ну задумайтесь же все-таки, – мягко держалась своего Паула. – Смотрите, затея с картами – это же очень изобретательно и остроумно! Но выполнено самым дрянным образом. В этом весь Лью. И подставлять одинаково сначала Джека, потом Тая, фу, он сам все свел на нет. А эти надпилы на шрифтах машинок? Грубая работа.

– О боже! – простонал Эллери.

– Я могу назвать с дюжину его проколов. Та же корзина с коктейлями. А если бы ее молодоженам вовремя не доставили? Что тогда? Или доставили, а они ее с собой в самолет не взяли? Могло случиться и так, что Джек и Блит были бы слишком заняты друг другом... Или один выпил, а другой не стал. Нет, это Лью не просчитал. Там все отдано на волю случая. Вот Жак Батчер, будь он преступником, он бы никогда...

– Хорошо, хорошо, вы меня убедили. Я порекомендую ваш метод Глюку. Он порадуется. А теперь о нашем пари. Вы помните, что полагалось тому, кто его выиграет.

– Ах, пари... – упавшим голосом произнесла Паула.

– Да-да, пари. Вы сказали, что я никогда не поймаю убийцу. А я поймал! Так что сегодня вы ведете меня в «Подкову».

Паула охнула и замолкла. И даже по этому молчанию он чувствовал, в какой она панике.

– Собственно говоря, мы... наше пари было не о том... Вы обещали, что отдадите убийцу в руки правосудия, что он предстанет перед судом, а вы этого не сумели. Он сбежал от вас, выпрыгнул из самолета, а парашют не раскрылся.

– Ну нет, мисс Перис, не уклоняйтесь. Вы проиграли. Так что платите.

– Но, Эллери! – воскликнула она. – Я же не могу. Я годами не выхожу из дому. Вы не знаете, что при одной только мысли об этом меня бросает в дрожь.

– Сегодня вы ведете меня в клуб! – тоном, не терпящим возражений, сказал Эллери.

– Я в обморок упаду! Наверное, для обычного человека это звучит глупо. Боже, ну почему никто не хочет меня понять! Да, конечно, вы бы посочувствовали, если бы у меня была корь. Так вот у меня корь, только проявляется она иначе. Знаете, мистер Квин, эта боязнь людей...

– Одевайтесь.

– А надеть-то мне как раз и нечего! – победно крикнула мисс Перис. – Я хотела сказать, что вечерних туалетов у меня нет. И подходящей обуви – зачем? У меня и из меха ничего нет.

– Я одеваюсь и в восемь тридцать буду у вас.

– Не надо, Эллери!

– В восемь тридцать.

– О, Эллери, прошу вас! Пожалуйста...

– В восемь тридцать, – еще раз повторил Квин и положил трубку.

Ровно в восемь тридцать вечера мистер Квин стоял у порога очаровательного белого домика на холмах. Дверь ему открыла симпатичная девушка, секретарь мисс Перис. Увидев, как она сияет, он не на шутку встревожился: девица явно смотрела на него проницательным взглядом мамаши, у которой дочь давно на выданье. «Нет, ну абсурд, ну полный абсурд, – бушевал в душе мистер Квин. – Ушла бы ты с дороги, барышня».

Однако барышня не только не ушла с дороги, она подняла к нему пылающее лицо и залепетала в экстазе:

– О, мистер Квин, это же просто чудо! Вы думаете, она решится?

– Ну конечно, – ответил Эллери. – Эта болтовня насчет ее какой-то фобии – чистая чушь. Где она?

– Она плачет и смеется. А какая красавица! Вот подождите, сейчас сами увидите. Просто волшебное превращение, ничего подобного с ней никогда не было. Я так надеюсь, что ничего...

– Меньше слов, дорогая моя, – довольно резко осадил ее Эллери. – Надо же мне взглянуть на эту красоту.

Тем не менее к двери Паулы он подошел. На трясущихся ногах. Что же с ним такое происходит? Столько нервотрепки из-за такого пустяка, как поход в ночной клуб!

Он постучал. Секретарша стрельнула испуганным взглядом и испарилась.

– Вхо... Входите, – раздался прерывающийся голос.

Мистер Квин поправил галстук, кашлянул и вошел. Паула, высокая и стройная, стояла, прижавшись к стеклянным дверям у противоположной стены и стиснув на груди руки в длинных, по локоть, красных вечерних перчатках. На ней было... что-то мерцающее, поблескивающее на свету – золотые одеяния, не иначе. Да, и... о, черт, как же это называется? – такой белый мех на плечах – а, пелерина! – с великолепной брошью у горла. А волосы были уложены в стиле придворного пажа времен Елизаветы. Изысканно. Нет слов. Просто конец света!

– Конец света! – прошептал Эллери.

От волнения у Паулы даже губы побелели.

– Я... Я н-нормально выгляжу? – заикаясь, спросила Паула.

– Вы выглядите как богиня, – ответил Эллери. – Вы похожи на Клеопатру – на общепринятую концепцию Клеопатры. У настоящей Клео был крючковатый нос и, по всей вероятности, черная кожа. А ваш носик и цвет лица... Вы смотритесь потрясающе.

– Не смешите меня, – с легким раздражением сказала Паула. – Я имела в виду одежду.

– Одежду? Ах, одежду! Мне показалось, вы говорили, что вечерних платьев у вас нет. Лгунья!

– А у меня их не было и нет. Поэтому я вас и спросила, как я выгляжу. Накидку мне одолжила Бесс, платье – Лилиан, а туфли – соседка дальше по улице: у нас с ней один размер ноги. Теперь я чувствую себя настоящей коммунисткой. О, Эллери, вы уверены, что со мной ничего не случится?

Мистер Квин решительным шагом пересек комнату. Женщина съежилась у стеклянных дверей.

– Эллери, что вы собираетесь...

– Позвольте мне преподнести самой красивой женщине на свете вот это, – сказал он с подчеркнутой галантностью и протянул ей целлофановую коробочку с букетиком живых камелий.

Паула ахнула.

– Как это мило...

Напряжение как-то вдруг оставило ее, и вся она была сплошная нежность и податливость. Она достала из коробочки камелии и с отрешенным видом стала устраивать их у себя на груди; затянутые в красное проворные гибкие пальцы...

– Паула, – облизнув пересохшие губы, произнес мистер Квин.

– Ммм?

– Паула, – повторил Эллери.

– Да? – Паула подняла недоуменно брови.

– Паула, вы не могли бы... Можно мне... Черт возьми, должен же я наконец-то решиться!

Он схватил Паулу, притянул к себе, насколько позволяла жесткая грудь сорочки, и неловко поцеловал в губы. Женщина, закрыв глаза, запрокинула голову и расслабилась в его руках.

– Поцелуйте меня еще.

По прошествии некоторого времени Эллери произнес:

– Думаю, что...

– Давайте не пойдем никуда. Как будто мы уже выходили.

– Побудем здесь?

– Да, – прошептала Паула. – О да...

Но было все-таки железо внутри этого мужчины. Жестоко отбросив колебания, он заявил:

– Нет, мы пойдем, мы уже выходим. В этом суть лечения.

– Я не смогу. То есть мне кажется, я не смогу.

Мистер Квин взял ее под руку и подвел к двери.

– Открывайте, – сказал он.

– Но я... Мне жутко страшно.

– Вы прекрасны. Откройте дверь.

– Вы хотите, чтобы я... ее открыла?

– Да. Сама. Своими руками.

Поток страха хлынул из огромных глаз. Она прерывисто вздохнула – почти всхлипнула, как ребенок, и потянулась к ручке двери; посмотрела на Эллери.

– Открывай, любимая, – сказал он.

Она медленно-медленно повернула ручку до упора, зажмурилась и толкнула дверь.

Не открывая глаз, Паула Перис перешагнула порог в мир.