Текст книги "Сердца четырёх"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Глава 14
МИСТЕР КВИН – ПРОТИВНИК БРАКА

Без десяти час в кафе «Дерби» появилась Бонни. В панике оглядевшись по сторонам, она сделала короткий рывок к кабинке мистера Квина, быстро села и забилась в уголок, сверкая из своего укрытия огромными глазищами.

– Ну, что случилось? – спросил ее Эллери. – За нами смерть гонится?

– Да, я перепугалась. Меня кто-то преследует!

Приподнявшись, она с опаской посмотрела через перегородку на дверь.

– Ах, топорная какая работа, – пробормотал себе под нос Эллери.

– Что вы сказали?

– Что вам почудилось. Ну кому нужно вас преследовать?

– Не знаю. Если только не...

Бонни замолкла, брови сдвинулись у переносицы. Затем она потрясла головой.

– Вы сегодня просто прелестны, – заметил Эллери.

– Нет, я уверена... большая черная машина. Закрытая машина.

– Бонни, вам следует всегда носить яркое. Яркое необыкновенно подходит к вашему типу внешности.

Она чуть улыбнулась, сняла шляпку и перчатки и кошачьим движением провела рукой по лицу.

– Оставьте в покое мою внешность. Просто я не хочу носить траур. Никогда не верила трауру. Это как... броский плакат. Я даже из-за этого поругалась с Клотильдой.

– Я вас прекрасно понимаю, – подбодрил ее Эллери.

Она тщательно подкрасилась, очень умело – чтобы скрыть бледность.

– Я не хочу афишировать перед всем миром свою потерю. – Она понизила голос. – Эти похороны... Отвратительно. Кляну себя за то, что согласилась.

– Бонни, но ведь ее надо было похоронить, как же иначе? А что такое Голливуд, вам лучше меня известно. Пошли бы кривотолки.

– Да, но...

Она вдруг улыбнулась почти весело и переменила тон:

– Давайте не будем об этом. Можно мне выпить что-нибудь? Я хочу «Дайкири».

Эллери заказал для нее коктейль, а себе бренди с содовой и теперь молча за ней наблюдал. А она взялась за свою сумочку, отчего-то опять заволновалась и, прикрывая беспокойство, развила совершенно ненужную активность по наведению красоты: достала зеркальце, придирчиво себя изучила, подкрасила губы, припудрила носик, зачем-то поправила идеально уложенные волосы. Потом, не глядя в сумочку, вынула оттуда конверт и подтолкнула его через стол к Эллери.

– Вот, взгляните, – сдавленным голосом сказала Бонни.

В этот момент официант принес напитки, и мистер Квин прикрыл конверт рукой. Как только официант ушел, он убрал руку. Бонни встревожилась еще больше.

– Я вижу, наш друг отказался от почтовых чернил, – заметил Эллери. – На этот раз адрес напечатан на машинке.

– А вы разве не видите? – прошептала Бонни. – Конверт адресован мне.

– Я все отчетливо вижу. Когда он пришел?

– Сегодня утром.

– Отправлен вчера вечером, голливудский штемпель, отличная машинка, с очевидными особенностями у букв «б», «д» и «т». Нашему другу пришлось воспользоваться другой машинкой, поскольку принадлежащую Джеку я вчера забрал с собой. И все это должно показать, что письмо напечатали не раньше вчерашнего вечера.

– Посмотрите, что в нем, – попросила Бонни.

Эллери достал из конверта семерку пик.

– Опять таинственный враг, – усмехнулся Эллери. – История повторяется и уже начинает приедаться... – Он быстро сунул конверт и карту к себе в карман и встал: – Привет, Батч!

Возле их столика стоял Вундеркинд и смотрел на Бонни со странным выражением.

– Привет, Бонни.

– Привет, – чуть слышно откликнулась она. Батчер наклонился, Бонни подставила ему щеку. Он выпрямился, не поцеловав ее, и резанул взглядом.

– Вот, пришел на ленч, – сказал он небрежно. – Смотрю, и вы тут, вдвоем. Решил подойти. В чем дело?

– Бонни, по-моему, у вас очень ревнивый жених, – заметил Эллери.

– Да, я тоже так считаю, – натянуто улыбнулся Батчер. У него был болезненный вид – под глазами залегли темные круги, щеки ввалились от усталости. – Я утром не застал тебя – Клотильда сказала, что тебя дома нет.

– Да, меня не было.

– Ты выглядишь получше.

– Спасибо.

– Вечером увидимся?

– А... А почему бы тебе не посидеть с нами? – И Бонни подвинулась, освобождая примерно дюйм на своем стуле.

– Правда, Батч, – сердечно сказал Эллери, – давай к нам.

Острый взгляд скользнул по Квину и на несколько секунд задержался на кармане, в который он сунул письмо.

– Спасибо, нет. Мне надо на студию. Пока.

– Пока, – безучастно сказала Бонни.

Он еще постоял, видимо решая, поцеловать ему Бонни или нет, потом неожиданно улыбнулся, кивнул и быстро пошел к выходу. Им было видно, как вдруг поникли у него плечи, когда швейцар открыл ему дверь.

Эллери сидел, потягивая бренди с содовой. Бонни задумчиво покачивала свой бокал на высокой ножке.

– Чудесный парень Батч, – сказал Эллери.

– Да, очень.

И вдруг Бонни со стуком поставила бокал на стол и крикнула:

– Вы не понимаете – теперь карты начали приходить ко мне?

– Ну, Бонни...

– Вам не кажется... – срывающимся тонким голоском проговорила она, – вам не кажется, что я... следующая?

– Следующая?

– Мама получала предупреждения, и ее... Теперь их получаю я. – Она сделала попытку улыбнуться. – Я не совсем тупая. И мне страшно.

– Значит, вы больше не думаете, что карты вашей матери посылал Джон Ройл?

– Нет, это он!

– Ну, Бонни, вы же не боитесь мертвецов?

– Вчера вечером мне посылал письмо не мертвец! – сердито сверкнула глазами Бонни. – Предупреждения маме посылал Джон Ройл, а мне... – Бонни передернулась. – Мистер Квин, у меня только один враг.

– Вы имеете в виду Тая?

– Я имею в виду Тая. Он продолжает то, что не докончил отец.

Эллери помолчал. Его одолевал сильнейший соблазн продемонстрировать ей всю беспочвенность ее подозрений и развеять эту мрачную тревогу. Приходилось, однако, действовать жестко.

– Бонни, вам нужно быть предельно осторожной, – сказал он.

– Значит, вы тоже думаете...

– Не важно, что я думаю. Но запомните: самое опасное, что вы можете совершить, – это сблизиться с Таем.

Бонни закрыла глаза и залпом допила коктейль. Потом прошептала:

– Что же мне делать?

Эллери выругался про себя. А вслух сказал:

– Смотреть себе под ноги. Осторожность и еще раз осторожность. Не общайтесь с Таем. Не имейте с ним никаких дел. Избегайте его, как прокаженного.

Бонни брезгливо поморщилась:

– Он и есть прокаженный.

– Не слушайте его, когда он будет говорить о своей любви, – не глядя на нее, продолжал Эллери. – Он вам может сказать что угодно. Не верьте ему. Запомните, Бонни.

– Как же это я такое забуду? – На глаза навернулись слезы, она сердито потрясла головой и вытащила из сумочки носовой платок.

– А большая черная машина, – с досадой бубнил Эллери, – ну та, что ехала за вами, не бойтесь ее – это ваша охрана. И не старайтесь от нее скрыться.

Бонни его почти не слушала.

– И что это за жизнь? Что хорошего она мне сулит? Теперь я осталась совсем одна, за мной охотится какая-то скотина...

Эллери прикусил губу и молча смотрел, как она трет платком покрасневший нос. Сейчас он сам чувствовал себя распоследней скотиной.

* * *

Спустя какое-то время Эллери заказал еще два стакана и, когда их принесли, подвинул один к ней.

– Ну все, хватит. Прекратите! Вы привлекаете к себе внимание.

Бонни быстренько осушила глаза, высморкала носик и занялась пудреницей и пуховкой. Потом взяла коктейль и стала потягивать через соломинку.

– Я дура, – фыркнула Бонни. – Только и делаю, что реву, как глупая киногероиня.

– Что верно, то верно, – заметил Эллери. – Кстати, Бонни, вы знали, что в среду на прошлой неделе ваша мать и Джон Ройл летали к Толланду Стюарту, вашему деду?

– Вы хотите сказать, что еще до того, как было объявлено о свадьбе? Нет, мама мне об этом не говорила.

– Странно.

Бонни нахмурилась:

– А как вы об этом узнали?

– От Паулы Перис.

– Ох, эта женщина! Она-то как узнала?

– На самом деле она не такая уж плохая, – промямлил Эллери. – Просто у нее такая работа, и вы должны это понимать.

Это был момент, когда Бонни впервые увидела в нем мужчину и немедленно проэкзаменовала его откровенно женским взглядом, испытывая мужскую уязвимость.

– Я понимаю, – сказала она. – Вы в нее влюблены.

– Я? – возмутился мистер Квин. – Это абсурд!

Бонни опустила глаза – женщина опять спряталась.

– Простите. Не так уж и важно, откуда она узнала. Да, я припоминаю теперь, что мамы тогда не было целый день. Интересно все-таки, почему она решила навестить дедушку. Тем более с... с этим человеком.

– А что в этом такого удивительного? В конце концов, она выходит замуж, а мистер Толланд Стюарт, как-никак, ее родной отец.

Бонни тяжело вздохнула:

– Да, конечно. И все равно как-то непонятно.

– В каком смысле?

– За последние десять лет мама бывала у него раза три, не больше. А я была в этом жутком доме лет восемь назад. Тогда я еще носила косички и фартучек – можете себе представить, как давно это было. Если бы я встретила деда на улице, то не узнала бы. Он к нам никогда не приезжал.

– Я вот что хотел вас спросить. Была, наверное, причина такой холодности между вашей матерью и дедом?

– Холодность – это не совсем точно. Все дело в том, что дед от природы – самодостаточная, замкнутая на себе личность. Для него весь мир – это он. Мама говорила, что даже маленькой она не видела от него нежности. Понимаете, моя бабушка умерла при родах, и дедушка, как бы это сказать... виновницей ее смерти считал маму. Эта потеря была для него большим ударом, и он...

– Сломался?

– Мама говорила, что у него был сильный нервный срыв. Он так и не оправился после этого. И все его странности... В общем, по его логике выходило, что мама сломала ему жизнь. Вот если бы она не родилась...

– Не такая уж необычная мужская реакция.

– Только не подумайте, что он был груб с ней или что-то в этом роде, – поспешно сказала Бонни. – Денег он на нее никогда не жалел. У нее были гувернантки, няни, вороха одежды, лучшие школы, поездки по Европе и все такое. А когда она выросла, выбрала актерскую профессию и сама добилась успеха, дед, судя по всему, решил, что на этом его отцовские обязанности и закончились. А обо мне и говорить нечего – на меня он вообще внимания не обращал.

– Тогда почему ваша мать навестила его?

– Ума не приложу. Ну, если только для того, чтобы сообщить о своем предстоящем замужестве. Хотя деду вряд ли это было интересно. Ведь он и к первому ее браку отнесся совершенно равнодушно. С какой стати ему ликовать по поводу второго?

– А не могло быть из-за денег? Вы тут как-то сказали, что с финансами у нее всегда были затруднения.

Бонни скривила губы:

– Просить у него? Мама всегда говорила, что скорее пойдет побираться, чем попросит у него хоть цент.

Эллери умолк; сидел себе тихо, почесывая верхнюю губу. Бонни заканчивала с коктейлем.

– Бонни, – решился Квин. – Давайте-ка мы кое-что сделаем.

– А что именно?

– Сядем в самолет и слетаем в Шоколадные горы.

– И это после того, что он устроил нам в воскресенье? – фыркнула Бонни. – Ну уж нет. Даже не приехать на похороны собственной дочери! Небольшой перебор с эксцентричностью – во всяком случае, для меня.

– Я убежден, что это очень важно. Нужно выяснить, зачем ваша мама летала к нему девять дней назад.

– Но...

Эллери встал.

– Бонни, это наверняка поможет рассеять туман.

Она помолчала, потом вскинула голову и решительно поднялась:

– В таком случае я с вами.

Глава 15
МИСТЕР КВИН – ИЩЕЙКА

В благословенном свете дня владения Толланда Стюарта раскинулись под ними, открытые всем ветрам, величавые и неприступные; орлиное гнездо дедова дома среди островерхих гор смотрелось пугающим наростом. В общем, жуткое местечко – тогда, в воскресенье, оно хотя бы было скрыто покровом тьмы.

– Просто ужас, – глядя вниз, сказала Бонни.

– Вторым Шангри-Ла это, конечно, не назовешь, – откликнулся Квин, – хотя здорово напоминает запретный город на крыше мира. Кстати, ваш дед бывал в Тибете? Если да, то можно понять, почему он здесь обосновался.

К безжизненной груде камней далеко под ними бежали телефонные и электрические провода.

– Это мое воображение или он правда похож на паука? – Бонни поежилась.

– Воображение, – твердо сказал Эллери.

Самолет запрыгал по посадочной площадке и остановился.

– Побудьте здесь, – сказал Эллери летчику. – Мы ненадолго.

Он помог Бонни спуститься на землю и повел ее в сторону дома. Ворота ангара были открыты, и самолета мистера Стюарта в нем не оказалось.

– Полагаете, дед куда-то улетел? – спросила Бонни. – Я была уверена, что он редко покидает свое жилище.

– Скорее уж доктор Джуниус. Решил слетать за капустой. Тут за покупками не набегаешься.

– Вот и летишь за бутылкой оливкового масла, – нервно хихикнула Бонни.

Обсаженная деревьями дорожка была пуста, передняя дверь в дом закрыта. Эллери постучал. Никто на его стук не отреагировал. Постучал опять, посильней, и опять тишина. Тогда он нажал на ручку. Дверь отворилась.

– Очевидное всегда от меня ускользает, – посмеялся над собой Эллери. – Входите, Бонни. Не бойтесь – дом вас не укусит.

По лицу девушки было видно, что она в этом сомневается. Наконец она расправила свои мальчишеские плечи и храбро ступила первой в сумрачное нутро дома.

– Дедушка! – позвала она.

«Шка-ка-ка...» – поиздевалось эхо.

– Мистер Стюарт! – крикнул Эллери.

Эхо ответило и ему, и тоже как-то оскорбительно.

– Вот черт. Старик меня достал. Бонни, не возражаете, если я его немножко встряхну, чтобы ожил?

– Какие возражения? Да я сама бы с удовольствием его растрясла.

– Отлично. Но для начала нам надо его найти.

Они вошли в гостиную. Никого. В кухне на фарфоровой столешнице валялись хлебные крошки и пахло свежезаваренным чаем. Но тоже пусто. Квин взял Бонни за руку и повел к лестнице. Он был зол.

– Ставлю миллион, он опять заперся наверху. Мистер Стюарт!

Тишина.

– Позвольте я пойду первой, – твердо сказала Бонни и взбежала по ступенькам.

Старик лежал в постели. На приставном столике во множестве стояли пузырьки и коробочки с лекарствами, ингаляторы, валялись грязные ложки.

Челюсти мистера Стюарта методично работали – своим беззубым ртом он жевал сандвич с холодным мясом, прихлебывал чай со льдом и смотрел на них безо всякого удивления.

– Дедушка! – воскликнула Бонни. – Ты что, не слышал нас?

Старик злобно глянул на нее из-под мохнатых седых бровей, не прекращая жевать, как будто она и не кричала.

– Дедушка! – испугалась Бонни. – Ты меня не слышишь? Ты глухой?

Он прервал свое занятие ровно на столько, чтобы буркнуть: «Пошли прочь», после чего опять откусил хлеба и запил его чаем.

Бонни пришла в ярость:

– Ну как же так можно! Почему ты так со мной обращаешься? Или ты не человек? Что с тобой?

Волосинки на старческих щеках и подбородке перестали шевелиться, потому что он вдруг сомкнул челюсти. И тут же снова шевельнулись – он коротко прошамкал:

– Что тебе надо?

Бонни устало опустилась на стул.

– Немного любви, которой была лишена моя мама, – тихо сказала она.

Изучая лицо Толланда Стюарта, Эллери с изумлением заметил, как потеплели его глаза. Правда, это выражение очень быстро пропало.

– Теперь уж поздно, – обреченно произнес дед. – Я старый человек. Блит следовало бы задуматься об этом много лет назад. Она никогда не была мне дочерью. Теперь мне никто не нужен! – Шепелявость делалась все явственней и противней, по мере того как он повышал голос. – Убирайся! Если бы этот идиот Джуниус не скакал, как заяц, туда-сюда и дал бы хоть немного покоя!

Бонни сжала кулаки и сказала ровным голосом:

– Ты меня своим криком не проймешь. Ты прекрасно знаешь, что это твоя вина. Она никогда не видела от тебя любви, какую имела право ожидать.

Дед бахнул стаканом об стол и отшвырнул от себя недоеденный бутерброд.

– И ты мне это говоришь? – возмущенно спросил он. – Что ты знаешь? Она хоть когда-нибудь тебя ко мне привозила? Она хоть раз...

– А ты хоть раз дал ей понять, что хочешь этого?

Костлявые руки взметнулись вверх и бессильно упали на одеяло.

– Не хочу с тобой спорить, грубиянка! Ты пришла за деньгами. Я знаю, что тебе от меня нужно. Мои деньги! Детям и внукам всегда только это и нужно.

– Дедушка! – Бонни задохнулась от обиды. – Как ты можешь говорить такие вещи!

– Убирайся! – выкрикнул мистер Стюарт. – Убирайся! Нет, ну что за олух Джуниус, улететь в Лос-Анджелес, и пусть мой дом превращается в постоялый двор! Вы с приятелем занесли сюда пропасть микробов. А я старый, больной человек. Мне...

– Прощай, – сказала Бонни и, ничего не видя перед собой, направилась к двери.

– Подождите, – остановил ее Эллери.

Она обернулась – в глазах слезы, губы дрожат. Квин мрачно смотрел на старика.

– Это ваша жизнь, мистер Стюарт, и вы вправе делать с ней что угодно. Но совершено тяжкое преступление – убита ваша дочь, и вы не можете от этого отгородиться. Вы обязаны ответить на ряд моих вопросов.

– А вы кто такой? – раздраженно бросил старик.

– Не имеет значения, кто я такой. В среду на прошлой неделе, то есть девять дней назад, ваша дочь прилетала к вам. Зачем?

Эллери показалось, что его вопрос поразил хозяина. Но если так и было, то всего какой-то миг.

– Значит, и вы об этом узнали, – покачал головой мистер Стюарт. – Вы, должно быть, из полиции, как и этот дурак Глюк. Только он раньше примчался, в начале недели. В моем доме – полиция!

– Мистер Стюарт, я спросил вас...

– Хотите знать, зачем они прилетали? Хорошо, я вам отвечу, – совершенно неожиданно согласился старик и уселся в постели. – Да за моими деньгами, вот зачем! Потому что им нужны были деньги. Они нужны всем.

– Мама просила у тебя денег? – переспросила Бонни. – Ни за что не поверю.

– По-твоему, я лжец? Да? Я говорю – она просила у меня денег. Не для себя, согласен. Но она просила! Для своего никчемного красавчика Ройла!

Бонни и Эллери уставились друг на друга. Вот оно что! Блит явилась к отцу, переломив свой характер, – но не ради себя, а ради человека, которого любила.

Бонни отвернулась к окну, к холодному пустому небу.

– Понятно, – протянул Эллери. – И вы их ей дали?

– Я, наверное, был тогда не в себе, – пробурчал мистер Стюарт. – Я дал этому Ройлу чек на сто десять тысяч и велел Блит больше меня не беспокоить. Никчемный тип! Карточные долги какие-то. А она собралась замуж за картежника.

– О, дедушка! – всхлипнула Бонни и шагнула к нему. – Ты просто притвора...

– Не подходи ко мне! – испуганно поднял руки дед. – Ты вся в микробах!

– Ты любил ее. Ты хотел, чтобы она была счастлива.

– Я хотел, чтобы она от меня отстала.

– Ты только притворяешься суровым...

– Да это была единственная возможность от нее избавиться. Ну почему люди никак не дают мне пожить одному! Блит сказала, что это так и так ее деньги – в смысле, будут когда-нибудь – и все, что она просит, – только малую часть вперед... – У него губы затряслись под усами. – Убирайся! И чтоб я тебя больше не видел!

Тут Бонни заговорила жестко:

– Я тебе верю. Ты действительно дал маме деньги только для того, чтобы ее больше не видеть. И я тоже уйду и больше не вернусь – никогда в жизни. Живи себе, я мешать не буду.

Старик встрепенулся:

– А я еще не собираюсь умирать. Проваливайте! Оба!

– Рано пока, – возразил Эллери. – Бонни, вы не против, если я не пойду с вами к самолету? Я вас догоню потом. Мне надо поговорить с вашим дедом наедине.

– Да я жду не дождусь, как бы поскорей уйти отсюда! – почти крикнула Бонни и выскочила из комнаты.

Эллери слышал топот по ступенькам – как будто за ней кто-то гнался, потом внизу хлопнула входная дверь.

– А теперь, мистер Стюарт, ответьте мне на один вопрос.

– Я уже сказал вам, зачем сюда явилась Блит со своим картежником. Добавить мне нечего.

– Но мой вопрос не имеет отношения к приезду Блит.

– А? Это вы о чем?

– А о том, что вы делали в воскресенье вечером вне дома, да еще в авиаторском шлеме.

Эллери подумал, что старик теряет сознание. Глаза у него закатились, раздался сдавленный хрип.

– А? – прошептал он. – Вы что-то сказали?

И пока он это шептал, самообладание вернулось, глаза остро сверкнули, седая бородка вызывающе поднялась. «Старый петух, разыгрывает передо мной спектакль», – невольно восхитился Эллери.

– Я видел вас возле дома, вы были в шлеме. В то время как Джуниус заверял нас, что вы сидите взаперти наверху. Между прочим, в тот вечер лил сильный дождь.

– Да, я выходил, – кивнул старик. – Мне хотелось глотнуть свежего воздуха. Я вышел потому, что в доме было полно чужих людей.

– И вы вышли, несмотря на ливень? – улыбаясь, спросил Эллери. – А мне показалось, что вы боитесь подхватить пневмонию и все такое.

– Да, у меня слабое здоровье, но лучше заболеть пневмонией, чем иметь дело с чужаками.

– Вы, по-моему, чуть не сказали «с убийством». Почему вы так боязливо сторонитесь всего, что связано с этим убийством?

– С любым убийством.

– Но убили не кого-то, а вашу дочь. И вы не хотите возмездия? У вас нет такого желания? Простите, хотел сказать «естественного желания».

– Единственное мое желание – это чтобы меня оставили в покое.

– А ваш шлем в тот вечер никакого отношения не имеет... как бы выразиться помягче... К аэропланам?

– У меня здесь несколько шлемов. Отлично защищают от дождя.

– А вы стали дружелюбней. Интересно, почему? Знаете, мистер Стюарт, те, у кого есть что скрывать, очень стремятся быть дружелюбными. И что же вы скрываете?

Вместо ответа, старик наклонился, взял стоявшее у изголовья ружье и положил себе на колени.

Мистер Квин улыбнулся, молча пожал плечами и повернулся к дверям. Спускаясь по лестнице, он намеренно громко топал, чтобы слышал мистер Стюарт. Входной дверью он тоже хлопнул от души, правда с внутренней стороны. Постоял тихо. Признаков жизни в доме не ощущалось. На цыпочках Эллери прошел через гостиную и осторожненько просочился в смежную комнату.

Это был кабинет, большой и мрачный, как и все помещения в доме. Стены обшиты деревянными панелями. Судя по толстому слою пыли на мебели, сюда уже давно никто не заходил. Спрятаться в случае чего здесь было негде. Но письменный стол Толланда Стюарта манил его к себе, и Эллери решил рискнуть. Он был уверен, что найдет в нем то, за чем пришел.

Во втором ящике он обнаружил покрашенную зеленой краской металлическую коробку. Замочек к ней и ключ лежали рядом. В коробке, как и ожидалось, хранилось завещание мистера Стюарта. Впившись в него глазами, Эллери стал читать его.

Судя по дате, старик составил его девять с половиной лет назад. Завещание было написано от руки на листе плотной белой бумаги с печатью солидного банка Лос-Анджелеса. Подпись мистера Толланда Стюарта была засвидетельствована людьми, чьи имена ничего не говорили Эллери, – скорее всего, служащими банка.

Документ гласил:

«Я, Толланд Стюарт, шестидесяти лет, будучи в здравом уме и твердой памяти, делаю настоящее завещание, согласно которому:

сумма в сто тысяч долларов наличными передается к доктору Генри Ф. Джуниусу, моему служащему, но только при соблюдении нижеследующих условий:

1) Доктор Джуниус до конца моих дней, но в течение не менее десяти лет со дня составления настоящего завещания следит за моим здоровьем и, в случае необходимости, оказывает медицинскую помощь.

2) Я, Толланд Стюарт, проживу не менее десяти лет со дня подписания настоящего завещания и умру в возрасте старше семидесяти лет.

Если же я умру, не важно по каким причинам, до семидесяти лет или доктор Джуниус оставит меня по собственному желанию или в результате увольнения до срока, определенного в десять лет, то сумма в сто тысяч долларов переходит моим законным наследникам.

А также я даю указание оплатить все мои долги, если такие появятся на день моей смерти, и расходы на мои похороны.

Все свое имущество, движимое и недвижимое, я оставляю своим законным наследникам согласно следующему:

Одна половина (1/2) отходит моему единственному ребенку, дочери Блит, а в случае, если она умрет раньше меня, то ее наследникам. Вторая половина (1/2) отходит моей внучке Боните, дочери Блит, а если она умрет раньше меня, то наследникам Бониты».

Далее следовал короткий абзац с указанием имен вице-президента банка, свидетелей и исполнителя завещания.

Положив документ на место, Эллери задвинул ящик и вышел из дома.

* * *

На подходе к посадочной площадке Квин увидел, как приземляется самолетик, который в воскресенье вечером стоял в ангаре. На землю спрыгнул похожий на старого кондора доктор Джуниус. Он помахал рукой Бонни, уже сидевшей в другом самолете, и быстрым шагом пошел навстречу Эллери.

– Как вижу, вы нас снова посетили, – компанейским тоном заговорил он. – А я вот летал за покупками! Ну, что нового на голливудском фронте?

– Без перемен, – ответил Эллери. – Мы только что были удостоены чести побеседовать с вашим богатым благодетелем.

– Судя по тому, что вы целы и невредимы, встреча прошла в дружеской обстановке. – И добавил совсем другим тоном: – Вы назвали его моим благодетелем?

– Ну да. А разве это не так?

– Я вас не понимаю.

– Да будет вам, доктор.

– Нет, правда, мистер Квин.

– Только не говорите мне, будто вы не в курсе, как этот чудак обеспечил вам старость.

Доктор Джуниус запрокинул голову и громко захохотал. Правда, с горечью.

– А, вы об этом! Конечно, я в курсе. А почему, как вы думаете, я здесь себя заживо похоронил?

– Думаю, что для этого должна быть весомая причина.

– Значит, он вам все выложил.

– Ммм...

– Не уверен, что я выиграл от этой сделки, – пожав плечами, сказал доктор Джуниус. – Сто тысяч – это так, дешевка. Десять лет под одной крышей со старым пиратом и его выкрутасами – скорее ближе к миллиону, даже по скромным подсчетам.

– Доктор, как ему вообще-то пришла в голову такая странная сделка?

– Когда я познакомился с ним, он как раз получил печальное заключение парочки «специалистов», которые просто доили его. Они его вконец запугали, сказали, что у него рак желудка и что жить ему осталось не более двух лет.

– Хотите сказать, что они умышленно поставили ему неправильный диагноз?

– Думаю, что да. Вероятно, эти знахари понимали, что рано или поздно их дойная корова перестанет давать молоко, и решили сосредоточить усилия на небольшом отрезке времени, вместо того чтобы возиться я с его ипохондрией. Кто-то порекомендовал ему обратиться ко мне. Я его обследовал и обнаружил всего лишь язву. Я ему об этом сказал, и знахари исчезли бесследно.

– Но мне все же непонятно...

– Я же говорил: вы не знаете Толланда Стюарта. Он человек очень подозрительный. Тем шарлатанам он не поверил и от канцерофобии до конца не смог избавиться. Язву я ему легко залечил, он почувствовал себя вполне здоровым. Поскольку ему понравилась, как он сказал, моя профессиональная честность, мистер Стюарт пригласил меня к себе на службу, чтобы моими заботами прожить еще, как минимум, десять лет. И если он проживет в добром здравии в пять раз больше, чем отпустили ему другие медики, то меня ждет приличное наследство.

– И вы неустанно поддерживаете его «доброе здравие» весь этот период.

– Ха! Язву я ему залечил очень быстро, и с тех пор него не было ничего страшнее простуды.

– А микстуры, таблетки на столике?

– Подкрашенная вода и успокоительное в виде драже. Обман, конечно, но во благо пациенту. Представляете, за восемь лет я не дал ему ни одного патентованного лекарства из моей аптечки. Приходится делать вид, что я его лечу. Не то он выставит меня за дверь.

– И вы не получите эти сто тысяч, когда он умрет.

– Когда он умрет! – Доктор воздел руки к небу. – Да он и до девяноста дотянет. У него все шансы меня пережить, а я за все годы мук получу две строчки в колонке об умерших.

– Но жалованье-то он вам платит?

– Да-а, и очень достойное. Но оно у меня не задерживается. Я начинаю сходить с ума, если долго не бываю в Лос-Анджелесе. А как прилечу, так все деньги спускаю на скачках или в рулетку.

– Не у Алессандро? – спросил вдруг Эллери.

Джуниус задумчиво смотрел в сторону горизонта.

– Скажите, вам случалось когда-нибудь испытывать непреодолимую тягу к чему-то? – спросил он.

– Часто.

– В самом начале своей врачебной деятельности я осознал, что медицина не для меня. Характер не тот. То, что я хочу больше всего на свете и чего лишен из-за отсутствия денег, – это праздность, свобода распоряжаться своим временем.

– Но ведь с какой-то целью?

– Писать книги! Знаете, я мог бы о многом поведать миру! Столько сюжетов! Но все это заперто здесь, – он похлопал себя по груди, – и не выйдет на волю, пока мой разум занят заботами о деньгах и спокойной обеспеченной жизни.

– Но и здесь...

– А что у меня здесь? – неожиданно резко ответил доктор Джуниус. – Я здесь узник. Думаете, у меня есть время? Да я с утра до поздней ночи на ногах! Готовлю этому старому дураку, вытираю ему нос, убираю дом, исполняю все его прихоти... Нет, мистер Квин, заняться литературной деятельностью я здесь не в состоянии. Одна надежда, что старик в один прекрасный день пойдет охотиться на кроликов и сломает себе шею.

– Да, человек вы откровенный.

Доктор Джуниус испугался. Он коротко попрощался и быстро зашагал к дому.

– До свиданья, – пробормотал мистер Квин и полез в самолет.