Текст книги "Кот со многими хвостами"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Детектив нащупал кобуру.

Внезапно Казалис открыл внутреннюю дверь и вошел в коридор.

Куигли съежился в темном углу под лестницей.

Он слышал шаги Казалиса, видел, как появились и исчезли большие ноги, но не осмеливался даже шевельнуться.

Казалис прошел по коридору и вышел через заднюю дверь, которая бесшумно закрылась за ним. Куигли поменял позу. В коридор вбежал Хессе.

– Он во дворе! – сообщил Куигли.

– Знаю, – шепнул Хессе. – Кто-то спускается по лестнице, Куиг.

– Девушка!

Мэрилин прошла из коридора в вестибюль и отперла ящик Сомсов. На ней был старый купальный халат, в волосах торчали бигуди.

Она вынимала почту, шурша конвертами.

Внезапно они услышали скрип задней двери.

Казалис вернулся и увидел ее.

* * *

Впоследствии детективы говорили, что они ожидали немедленного завершения дела Кота. Обстановка была идеальной: жертва в вестибюле в купальном халате, собирающаяся вернуться в темный коридор; вокруг никого, улица снаружи почти пуста; вход в задний двор – путь к бегству.

Однако их постигло разочарование.

– Возможно, он хотел затащить ее под лестницу, как О'Райли в Челси, – предположил Хессе. – Туда, где прятались мы с Куигли. По-видимому, ублюдка остановило предчувствие – с психами так бывает.

Но Эллери покачал головой:

– Все дело в привычке и осторожности. Он работает только ночью. Может быть, при нем даже не было шнура.

– Хотел бы я, чтобы у нас в числе оборудования имелись рентгеновские очки, – проворчал инспектор Квин.

* * *

Казалис стоял в конце коридора. Его светлые глаза поблескивали в темноте.

Мэрилин в вестибюле читала письмо. Ее широкий нос, острые скулы, подбородок виднелись на фоне застекленной двери на улицу.

Она стояла так три минуты.

Казалис не двигался с места.

Наконец Мэрилин открыла внутреннюю дверь и побежала наверх. Старые ступеньки скрипели под ее ногами.

Хессе и Куигли услышали, как Казалис перевел дыхание.

Потом он двинулся по коридору, взбешенный и разочарованный. Они поняли это по тому, как поникли его широкие плечи и сжались кулаки.

Казалис вышел на улицу.

* * *

Он вернулся, когда уже стемнело, и стал наблюдать за подъездом дома 486 из арки на противоположной стороне.

Без четверти десять Казалис отправился домой.

– Почему вы не схватили его и не закончили этот гран-гиньоль?[112]112
  Гран-гиньоль – драма ужасов (по названию парижского театра, где шли подобные пьесы).


[Закрыть] – закричал Джимми Маккелл. – Вы бы наверняка нашли шнур у него в кармане!

– Может, да, а может, и нет, – возразил инспектор. – Он пытается выяснить ее привычки. Возможно, это растянется на пару недель. Она слишком крепкий орешек для него.

– Один из шнуров, безусловно, при нем!

– Мы не можем быть в этом уверены. Нам остается только ждать.

Джимми услышал, как Эллери скрипнул зубами.

* * *

В среду Казалис весь день бродил в окрестностях дома, а к вечеру снова обосновался в арке напротив. Без десяти десять он ушел.

– Должно быть, его интересует, выходит ли она когда-нибудь из дому, – сказал инспектор тем же вечером, когда Селеста явилась на встречу.

– Меня самого начинает это интересовать, – буркнул Эллери. – Селеста, чем, черт возьми, занимается Мэрилин?

– Работает. – Голос Селесты звучал приглушенно. – Выполняет срочное поручение клиента-драматурга. Говорит, что закончит только в субботу или воскресенье.

– За это время он окончательно спятит, – сказал Джимми.

Никто не засмеялся, включая самого остряка. Их вечерние встречи происходили в атмосфере нереальности. Только изредка доносившийся шум города свидетельствовал, что где-то рядом кипит настоящая жизнь.

В четверг Казалис проделал то же самое – только на сей раз ушел в две минуты одиннадцатого.

– Каждый вечер он задерживается все больше.

Джимми был вне себя.

– В таком случае, Эллери, он увидит, как Селеста выходит из дому. Мне это не нравится.

– Он охотится не за мной, Джимми, – резко отозвалась Селеста.

– Дело не в том, – возразил Эллери. – Если Казалис заметит, что Селеста выходит из дому каждый вечер в одно и то же время, он может что-то заподозрить.

– Тогда нам лучше изменить время встреч, сынок.

– Давайте сделаем так. Селеста, эти окна на третьем этаже в передней Сомсов, где спит Стэнли?

– Да.

– С этого момента не выходите из дому раньше четверти одиннадцатого и только при определенных условиях. Ваши часы точные?

– В общем да.

– Сверим их с моими. – Эллери чиркнул спичкой. – На моих ровно десять двадцать шесть.

– Мои отстают на полторы минуты.

Эллери зажег еще одну спичку.

– Переведите их. – Когда Селеста сделала это, он продолжал: – Каждый вечер с десяти минут до четверти одиннадцатого стойте у одного из этих окон. Мы будем ждать вас на Первой авеню – завтра, скажем, перед тем пустым складом на углу Тридцатой улицы.

– Мы встречались там в воскресенье вечером.

– Да. Если между десятью минутами и четвертью одиннадцатого вы увидите три вспышки света в каком-нибудь подъезде или переулке напротив дома 486 – мы будем пользоваться карманным фонариком, – значит, Казалис ушел домой, и вы можете спускаться и идти к нам с докладом. Если вы не увидите сигнала, оставайтесь наверху. Это будет означать, что Казалис еще здесь. Если он уйдет между десятью и двадцатью пятью минутами одиннадцатого, вы получите сигнал между двадцатью пятью минутами и половиной одиннадцатого. Если сигнала не будет и на этот раз, значит, Казалис все еще поблизости. Мы будем действовать по той же системе, пока он не уйдет. Ждите сигнала каждые пятнадцать минут. Если понадобится, всю ночь.

* * *

В пятницу, согласно рапорту Макгейна в пять часов вечера, Казалис еще не вышел из квартиры. Он оставался дома, пока не стемнело. Селесте пришлось ждать до четверти двенадцатого. Эллери просигналил ей фонарем и проводил ее к месту свидания. Вид у девушки был усталый.

– Я думала, сигнала уже не будет. Он ушел?

– Только несколько минут назад.

– Я весь день старалась быть поближе к телефону, но Стэнли сегодня был совсем неугомонным – ему гораздо лучше, – а Мэрилин не отходила от машинки... Он позвонил вскоре после часа дня.

Квины и Джимми затаили дыхание.

– Снова назвался Полом Нострамом, извинился за то, что подвел ее в «Асторе», объяснив, что внезапно заболел и пролежал до сегодняшнего дня. Он хотел встретиться с ней этим вечером. – Селеста изо всех сил старалась говорить спокойно.

– Ну и что Мэрилин ему ответила?

– Она отказалась. Сказала, что занята важной работой, и чтобы он подыскал кого-нибудь другого. Он попытался назначить ей свидание...

– Продолжайте! – Голос инспектора дрогнул.

– Мэрилин засмеялась и положила трубку.

Джимми отвел девушку в сторону.

– Он проявляет нетерпение, папа.

– Его жена возвращается в понедельник.

Они немного прошлись и вернулись назад.

– Селеста.

Девушка подошла, несмотря на протесты Джимми.

– Что конкретно Мэрилин сказала ему насчет работы, которой она сейчас занимается?

– Что она закончит ее только к завтрашнему вечеру или даже в воскресенье и должна отнести ее... – Селеста запнулась и повторила странным тоном: – Должна отнести ее.

– Значит, в этот уик-энд, – сказал Эллери.

* * *

В субботу небо над Нью-Йорком было покрыто тучами, и весь день моросил дождь. Он прекратился только с наступлением сумерек, и на улицы опустился туман.

Инспектор выругался и передал, что не считает скверную погоду поводом для отмены слежки.

– Делайте что хотите, идите на любой риск, только не упускайте его!

День состоял из сплошных неприятностей. Утром у детектива Хессе начались колики. Макгейн сразу же позвонил:

– Хессе вышел из строя. Корчится от боли. Срочно пришлите замену – ведь он там один.

К тому времени как Хэгстром добрался до Парк-авеню, Макгейн исчез.

– Не знаю, где он, – с трудом пропыхтел Хессе. – Казалис вышел в пять минут двенадцатого и направился в сторону Мэдисон-авеню, а Макгейн пошел за ним. Посадите меня в такси, пока я не свалился.

Хэгстрому понадобился час, чтобы разыскать Макгейна и его подопечного. Казалис всего лишь пошел в ресторан, а потом сразу же вернулся домой.

В начале третьего Казалис вышел в деловом костюме через задний двор и двинулся в направлении Двадцать девятой улицы.

Вскоре после четырех Мэрилин Сомс вышла из дома 486 вместе с Селестой Филлипс.

Две девушки быстро шагали по Двадцать девятой улице в западном направлении.

Туман еще не опустился, и моросил дождь. Но уже начинало темнеть.

Видимость была плохая.

Казалис плавно скользил по противоположному тротуару, держа руки в карманах. Макгейн, Хэгстром, Куигли, Квины и Джимми Маккелл следовали за ним поодиночке и по двое.

– Неужели Селеста выжила из ума? – бормотал Джимми. – Вот дура!

Инспектор также бормотал, используя более сильные эпитеты.

Походка Казалиса свидетельствовала о его гневе. Он то замедлял, то ускорял шаг, то останавливался вовсе, слегка вытянув вперед голову.

– Настоящий кот, – заметил Эллери.

– Она спятила! – не унимался Джимми.

– Еще как спятила! – Инспектор чуть не плакал от досады. – Мы ведь все приготовили! А сегодня при тусклом освещении он бы непременно попытался... Если бы не она!

Девушки свернули на Третью авеню и зашли в писчебумажный магазин. Продавец стал заворачивать для них бумагу и другие покупки.

Становилось все темнее.

Казалис забыл об осторожности. Он стоял под дождем на углу Третьей авеню и Двадцать девятой улицы у окна аптеки. В витрине зажгли свет, но он не двинулся с места.

Эллери пришлось схватить Джимми за руку:

– Он ничего не предпримет, пока с ней Селеста. На улицах слишком много людей и транспорта, Джимми. Успокойтесь.

Девушки вышли из магазина. Мэрилин несла большой пакет.

Она улыбалась.

* * *

Они возвращались назад тем же путем. Не доходя пятидесяти футов до дома 486, им показалось, что Казалис собирается атаковать. Дождь усилился, и девушки, смеясь, побежали к подъезду. Казалис прыгнул в сточную канаву.

Но в этот момент к дому 490 подъехала машина, и оттуда вышли трое мужчин. Они стояли под дождем на противоположном тротуаре и горячо спорили.

Казалис шагнул назад.

Когда девушки скрылись в доме 486, он снова зашагал по улице и вошел в арку напротив дома Сомсов.

* * *

Голдберг и Янг сменили Макгейна и Хэгстрома.

Они держались совсем близко от Казалиса, так как туман сгущался.

Казалис проторчал на месте весь вечер, перемещаясь, только когда кто-нибудь направлялся в его сторону.

Однажды он перешел в подъезд, где прятался Янг, и детективу пришлось в течение получаса находиться на расстоянии пятнадцати футов от него.

В начале двенадцатого Казалис наконец оставил свой пост. Его массивная фигура двинулась сквозь густую пелену тумана, подбородок был опущен на грудь. Квины и Джимми видели, как он прошел мимо их наблюдательного пункта возле Второй авеню, а спустя несколько секунд за ним последовали Голдберг и Янг.

Все трое скрылись в западном направлении.

Инспектор Квин настоял на том, чтобы лично подать сигнал Селесте.

* * *

Местом встречи на этот вечер был выбран тускло освещенный гриль-бар на Первой авеню между Тридцатой и Тридцать первой улицами. Они уже один раз использовали его – там было полно народу и сильно накурено, однако можно было разговаривать без помех.

Селеста вошла, села и тут же заговорила:

– Я ничего не могла сделать. Когда у Мэрилин кончилась бумага и она сказала, что сходит за ней на Третью авеню, я чуть не умерла от страха. Но я знала, что он не осмелится напасть, если кто-нибудь будет рядом с ней. А теперь можете поставить мне единицу за поведение.

– Ты что, окончательно рехнулась? – свирепо рявкнул Джимми.

– Он следовал за нами?

В этот вечер Селеста очень нервничала и была смертельно бледна. Эллери заметил, что ее руки покраснели и потрескались, а ногти обгрызены. Что-то еще в ее облике казалось необычным, но пока Эллери не мог понять, что именно.

Что же это было?

– Еще как следовал, – ответил инспектор. – Мисс Филлипс, с вашей Мэрилин ничего не могло случиться. Это дело уже обошлось Нью-Йорку не знаю во сколько десятков тысяч долларов и месяцев работы. Сегодня вы все испортили вашим нелепым и безответственным поведением. Вы понимаете, что нам может не представиться подобный шанс. А в таком случае мы никогда до него не доберемся. Сегодня Казалис дошел до отчаяния. Если бы Мэрилин была одна, он бы наверняка предпринял нападение. Не могу выразить словами, что я о вас думаю, мисс Филлипс, и не считаю себя невежливым, говоря, что искренне желал бы никогда вас не видеть и ничего о вас не слышать.

Джимми начал подниматься со стула, но Селеста усадила его и положила ему голову на плечо.

– Инспектор, мне просто духу не хватило отпустить ее одну на улицу. Что же мне делать теперь?

Старик дрожащей рукой поднес ко рту стакан пива и залпом его выпил.

– Селеста, – заговорил Эллери.

– Да, мистер Квин?

Джимми снова напрягся, и она улыбнулась ему.

– Вы не должны больше так поступать.

– Не могу обещать вам это, мистер Квин.

– Но вы уже обещали.

– Я очень сожалею.

– Мы не можем отозвать вас и разрушить весь сценарий. А завтра он, вероятно, снова попытается напасть.

– Я не должна была выходить, но ничего не могла с собой поделать.

– Разве вы не обещали не вмешиваться?

Джимми прикоснулся к щеке девушки.

– Завтра вечером все может кончиться, – продолжал Эллери. – У него нет ни малейшего шанса причинить вред Мэрилин. За ней наблюдают так же, как за ним. Как только он вытащит шнур и сделает к ней хоть один шаг, его тут же схватят четверо вооруженных людей. Мэрилин завершила перепечатку пьесы?

– Нет, она к вечеру очень устала, и завтра ей придется поработать еще несколько часов. Мэрилин сказала, что хочет утром поспать, так что закончит только далеко за полдень.

– И сразу же пойдет относить работу?

– Драматург ждет ее.

Мэрилин и так задержалась.

– Где он живет?

– В Гринвич-Виллидж.

– Прогноз погоды обещает завтра усиление дождя. Когда Мэрилин выйдет из дому, будет уже почти совсем темно. Он попытается напасть либо на Восточной Двадцать девятой улице, либо в Гринвич-Виллидж. Селеста, еще один день, и мы сможем забыть все это как дурной сон. Надеюсь, вы отпустите Мэрилин одну.

– Постараюсь.

Но что-то в ее облике продолжало тревожить Эллери.

– Еще пива! – потребовал инспектор Квин.

– Вы все затрудняете, Селеста. Когда вы уходили, с Мэрилин было все в порядке?

– Она пошла спать. Они все уже легли. Мистер и миссис Сомс, Билли и Элинор собираются рано утром в церковь.

– Тогда спокойной ночи. – Подбородок Эллери заострился. – Надеюсь, вы нас не подведете.

– Да заткнитесь же, наконец, – буркнул Джимми.

Официант поставил перед инспектором кружку пива.

– Что для леди? – прошепелявил он.

– Ничего, – ответил Джимми. – Выметайтесь.

– Здесь бар, приятель. Либо она чего-нибудь выпьет, либо ступайте целоваться в другое место.

Джимми медленно расправил плечи.

– Слушай, ты, питекантроп...

– Пошел вон! – рявкнул инспектор.

Официант пришел в негодование, но ретировался.

– Иди, малышка, – улыбнулся Джимми. – Мне нужно поболтать с нашими соратниками.

– Поцелуй меня, Джимми.

– Здесь?

– Мне все равно.

Он поцеловал ее. Официант мрачно наблюдал издали. Селеста выбежала, и туман поглотил ее.

Вид у Джимми был, мягко говоря, сердитый, он встал и открыл было рот, но Эллери опередил его.

– Это не Янг? – щурясь, спросил он, глядя в темноту.

Все встрепенулись, словно кролики.

Детектив появился в открытых дверях. Его взгляд скользил от одного столика к другому. Возле рта пролегли глубокие морщины.

Эллери положил на стол банкнот, и они поднялись.

Янг заметил их и подошел тяжело дыша.

– Послушайте, инспектор! – Над верхней губой детектива выступили капельки пота. – В этом чертовом тумане невозможно разглядеть собственную руку. Мы с Голдбергом буквально висели у него на хвосте, когда он внезапно повернулся и пошел в обратную сторону – сюда. Как будто он внезапно изменил решение и решил прошляться всю ночь. Вид у него был безумный. Не знаю, видел он нас или нет – думаю, что нет. – Янг втянул в себя воздух. – Мы потеряли его в тумане. Голди снаружи ищет его, а я зашел сообщить вам.

– Он пошел назад, и вы потеряли его!..

Влажные щеки инспектора Квина походили на твердеющую штукатурку.

– Теперь я вспомнил. Клетчатое пальто... – пробормотал Эллери.

– Что-что? – переспросил его отец.

– Селеста была так расстроена сегодня вечером, что надела его вместо своего. Казалис потерялся, а она возвращается к Сомсам в пальто Мэрилин!

Они бросились в туман следом за Джимми Маккеллом.

Глава 11

Они услышали крик Селесты, когда бежали по Первой авеню между Тридцатой и Двадцать девятой улицами.

Навстречу им с Двадцать девятой улицы бросился мужчина, бешено размахивая руками.

– Голдберг!..

Значит, кричали не на Двадцать девятой, а здесь, на Первой авеню.

Крик перешел в бульканье.

– В этом переулке! – крикнул Эллери.

Это был узкий проход между угловым зданием на Двадцать девятой улице и складом. Голдберг был ближе к нему, однако Джимми Маккелл домчался первым на своих длинных ногах и скрылся между домами.

Туман пронзили лучи фар патрульной машины. Инспектор Квин что-то крикнул, автомобиль дал задний ход и осветил фарами начало прохода.

Когда они бросились туда, из-за угла выскочили Джонсон и Пигготт с револьверами в руках.

На Двадцать девятой и Тридцатой улицах и на Второй авеню завыли сирены.

Машина «Скорой помощи» вылетела из больницы «Бельвю», пересекая Первую авеню по диагонали.

В тумане фары осветили борющихся Селесту, Казалиса и Джимми. Руки девушки были прижаты к горлу, которое она пыталась защитить, оранжево-розовый шнур врезался в них с такой силой, что на пальцах проступила кровь. Позади раскачивался Казалис, вцепившись в концы шнура; его шею стиснула рука Джимми Маккелла, язык торчал между зубами, глаза бессмысленно уставились в небо. Свободной рукой Джимми пытался вырвать у Казалиса шнур. Губы Джимми были втянуты – казалось, он смеется.

Эллери подбежал к ним на несколько секунд раньше остальных.

Ударив Казалиса в левое ухо, он просунул руку между ним и Джимми и слегка ткнул последнего в подбородок.

– Отпустите его, Джимми.

Казалис обрушился на мокрый асфальт, все еще бессмысленно глядя перед собой. Голдберг, Янг, Джонсон, Пигготт и один из патрульных навалились на него. Янг изо всех сил пнул Казалиса коленом, и тот скорчился от боли, вскрикнув, как женщина.

– Это уже слишком, – заметил Эллери, массируя правую руку.

– В таких случаях мое колено действует рефлекторно, – виновато откликнулся Янг.

– Разожмите ему кулак, – велел инспектор Квин. – действуйте осторожно – как будто это ваша мать. Шнур мне нужен в целости и сохранности.

Молодой врач в пальто поверх халата склонился над Селестой. Волосы девушки были растрепаны и покрыты грязью. Джимми с криком рванулся к ней. Эллери поймал его за воротник левой рукой.

– Но она мертва!

– Просто в обмороке, Джимми.

Инспектор внимательно изучал оранжево-розовый шнур, изготовленный из крепкого индийского шелка.

– Как девушка, доктор?– осведомился он, не сводя глаз с петли, болтающейся в его поднятой руке.

– Несколько царапин на шее, особенно сбоку и на затылке, – ответил врач скорой помощи. – Больше всего досталось рукам. Хорошенькая малышка.

– Но она выглядит мертвой! – не унимался Джимми.

– Это шок. Пульс и дыхание в норме. Она еще сможет рассказывать об этом внукам, пока им не надоест слушать.

Селеста застонала.

– Ну вот, она приходит в себя.

Джимми сел на мокрый асфальт.

Инспектор осторожно опустил шнур в конверт. Эллери слышал, как он мурлычет «Мою дикую ирландскую розу»[113]113
  Популярная песня американского композитора Чонси Олкотта (1858–1932).


[Закрыть].

Запястья Казалиса сковали за спиной наручниками. Он лежал на правом боку, поджав колени, тупо глядя сквозь большие ноги Янга на опрокинутую мусорную урну в нескольких футах от него. Белки глаз поблескивали на грязном сером лице.

Кот лежал в клетке, где решетками служили окружающие его люди.

Все пришли в хорошее настроение, шутили и смеялись, наблюдая, как врач возится с Селестой. Джонсон, хотя и не любил Голдберга, предложил ему сигарету – тот где-то потерял пачку. Голдберг дружелюбно принял ее и чиркнул спичкой, давая прикурить Джонсону, который сказал: «Спасибо, Голди». Пигготт возбужденно рассказывав о том, как он во время железнодорожной катастрофы был целых четырнадцать часов скован наручниками с маньяком-убийцей.

– Я так нервничал, что каждые десять минут бил его в челюсть.

Все захохотали.

– Я шесть лет прослужил в Гарлеме, – жаловался патрульному Янг. – Там сначала работаешь коленом, а потом уже задаешь вопросы. С этими ублюдками иначе нельзя.

– Как сказать, – с сомнением произнес патрульный. – Я знаю негров, которые ничуть не хуже белых. Взять, к примеру, Зилгитта.

– Ты прав, – согласился Янг и посмотрел на их пленника. – Взять хоть этого – белый, а что толку? Ни разума, ни чувств.

Рот лежащего у их ног человека задвигался, как будто он что-то жевал.

– Эй! – воскликнул Голдберг. – Что это он делает?

Встревоженный инспектор Квин опустился на асфальт и сжал челюсти Казалиса.

– Осторожно, инспектор, – засмеялся кто-то. – Укусит!

Рот послушно открылся. Янг посветил в него фонарем поверх плеча инспектора.

– Ничего, – сказал старик. – Он жевал собственный язык.

– Может, у Кота такая привычка, – заметил Янг, и все снова засмеялись.

– Скорее, доктор, – поторопил инспектор.

– Сию минуту. – Врач укутывал Селесту в одеяло – ее голова все еще клонилась набок.

Джимми пытался отогнать от себя другого врача:

– Пошли все вон! Разве вы не видите, что Маккелл занят?

– Я вижу, что у Маккелла кровь на губах и подбородке.

– Неужели? – Джимми провел рукой по подбородку и удивленно посмотрел на свои пальцы.

– Мистер, вы почти насквозь прокусили нижнюю губу.

– На помощь, Селеста! – позвал Джимми и внезапно завопил, когда врач прикоснулся к его рту.

Резко похолодало, но никто не обратил на это внимания. Туман быстро рассеивался. На небе появилась пара звезд.

Эллери сидел на опрокинутой мусорной урне. Мелодия «Моей дикой ирландской розы» гудела у него в голове, как шарманка. Несколько раз он пытался отделаться от нее, но безуспешно.

Появилась еще одна звезда.

Окна окружающих домов были открыты, в них горел свет, и высовывались люди. Прямо как на спортивной арене! Зрители старались разглядеть происходящее. Что там случилось? Дорожное происшествие? Есть жертвы? Может, это гангстеры? Но что им здесь могло понадобиться?

Но все это не имело значения. Самое главное, что Кот в клетке и с миром все в порядке. О чем не замедлят сообщить газеты Нью-Йорка.

– Джимми, подойдите сюда.

– Потом.

– Разве вы не хотите получить премию в вашей «Экстра»?

Джимми рассмеялся:

– Неужели я вам не говорил? Меня уволили на прошлой неделе.

– Бегите к телефону. Они сделают вас редактором.

– Да ну их к черту!

– Ваши материалы стоят миллионы.

– Они и так у меня есть.

Эллери усмехнулся, покачиваясь на мусорной урне. Все-таки этот сумасброд славный парень. Но почему у него так болит рука?

В окнах третьего этажа дома 486 на Восточной Двадцать девятой также торчали любопытные.

Они ничего не знают. Имя Сомсов входит в историю, а они сидят и гадают, о ком завтра прочитают в газетах.

– Она пришла в себя, – объявил врач. – Разрешите мне первому, мисс, поздравить вас.

Перевязанные руки девушки скользнули к горлу.

– Отстаньте наконец от моей губы! – буркнул Джимми другому врачу. – Она моя – и точка. Малышка, ты меня помнишь?

– Джимми...

– Она меня узнала! Все кончено, детка.

– Этот ужасный...

– Теперь все в порядке.

«Моя ди-и-икая ирландская ро-о-оза...»

– Я шла по Первой авеню...

– Ты уже практически бабушка – так сказал этот коновал.

– Он схватил меня. Я увидела его лицо, а потом все потемнело... Моя шея...

– Поберегите силы, мисс Филлипс, – добродушно посоветовал инспектор.

– Кот! Джимми, где он?

– Перестань дрожать. Лежит вон там, как обычный бездомный котяра. Видишь? Так что не бойся.

Селеста начала всхлипывать.

– Все кончено, детка. – Джимми обнял ее.

«Интересно, где, по мнению Сомсов, находится Селеста? Возможно, они думают, что она примчалась сюда на помощь – в духе Клары Бартон?[114]114
  Бартон, Клара (1821–1912) – основательница американского Красного Креста.


[Закрыть] Впрочем, разве это не поле битвы? Битва на Первой авеню. Отправив в разведку боем кавалеристов Маккелла, генерал Квин использовал корпус Филлипса для отвлекающего маневра, и враг оказался в ловушке...»

Эллери показалось, что он различает в окне голову Мэрилин Сомс, но ему пришлось повернуться и потереть затылок. Что было в этом пиве?..

– О'кей, док, – сказал инспектор. – Теперь подойдите сюда.

Врач подошел и склонился над Казалисом.

– Кто, говорите, это такой? – резко осведомился он.

– Я не хотел его трогать, пока вы не убедитесь, что все в порядке. Он получил удар коленом в пах.

– Это же доктор Эдуард Казалис – известный психиатр!

Все снова засмеялись.

– Поддерживайте его, и он сможет идти. Ничего серьезного.

– Готов спорить, он все время притворялся.

– Янг, тебе стоит попрактиковаться с твоим коленом.

– Смотрите-ка на него!

Казалис с трудом передвигался на цыпочках, словно учащийся в балетной школе; колени его подгибались.

– Не смотри, – посоветовал Джимми Селесте. – Это уже не важно.

– Нет, важно. Я хочу видеть. Я обещала моей... – Она и дрожала и отвернулась.

– Очистите улицу, – распорядился инспектор и огляделся вокруг. – Стойте!

Процессия остановилась, Казалис явно вздохнул с облегчением.

– А где Эллери?

– Вот он, инспектор.

– Что с ним такое? «Моя ди-и-икая ир...»

Урна звякнула и откатилась на несколько футов.

– Он ранен!

– Доктор!

– Он потерял сознание, – сказал врач. – У него сломана рука. Осторожно...

* * *

Осторожность приходилось соблюдать целых пять месяцев. Пять месяцев вынюхивания, раскапывания, планирования и преследования – двадцать одна неделя, точнее, двадцать одна неделя и один день, сто сорок восемь дней от негромкого стука в дверь квартиры на Восточной Девятнадцатой улице до удара по голове на Первой авеню; от Арчибалда Дадли Абернети до Селесты Филлипс, она же Сю Мартин, девушки-шпионки; от пятницы 3 июня до субботы 29 октября. За этот период один из самых жутких убийц, каких только знал Нью-Йорк, сократил население Манхэттена на девять жизней, не считая жертв паники в «Метрополь-Холле» и последовавших за ней беспорядков. Как бы то ни было, общая сумма корма для цыплят кажется ничтожной для такого огромного птичьего двора, так что из-за чего весь шум?

А теперь Кот сидел на жестком стуле под устремленными на него объективами фотокамер и походил не на многохвостую химеру, наводившую ужас на огромный город, а на сломленного старика с трясущимися руками и беспокойным взглядом, словно желающего принести пользу, но не вполне понимающего, что от него требуют. При нем обнаружили еще один оранжево-розовый шнур из индийского шелка, а в одном из запертых стальных шкафов его кабинета на Парк-авеню – две дюжины других, половина которых была голубого цвета. Казалис сам объяснил, где их нужно искать, и вручил ключ из имеющегося у него набора. Он сказал, что шнуры хранятся у него много лет. В 1930 году во время кругосветного путешествия, в которое Казалис отправился вместе с женой, когда прекратил акушерскую практику, один индус продал ему шнуры, объяснив, что ими пользовались члены секты душителей. Позднее Казалис перекрасил их в оранжево-розовый и голубой цвета. Почему он хранил их все эти годы? Казалис выглядел сбитым с толку. Нет, жена ничего не знала о шнурах – он купил и спрятал их, когда был один... Казалис, кивая, быстро и вежливо отвечал на вопросы, хотя иногда становился рассеянным и необщительным. Однако эти моменты были редкими – большей частью он подробно рассказывал о прошлом, говоря, как тот доктор Казалис, которого они знали прежде.

Но взгляд его оставался стеклянным и неподвижным.

Эллери приехал прямо из больницы «Бельвю» вместе с Селестой Филлипс и Джимми Маккеллом, его правая рука была в лубке, он сидел и молча слушал. Его еще не покинуло ощущение нереальности происходящего. Присутствовали также комиссар полиции и окружной прокурор, а в половине пятого утра прибыл мэр, еще более бледный, чем арестованный.

Но сидящий на стуле старик в грязной одежде, казалось, не видел никого из них. Они чувствовали, что он находится в состоянии прострации, естественной в подобной ситуации.

Его рассказ о девяти убийствах был интересен, главным образом, деталями. Исключая некоторые неточности, очевидно являющиеся следствием боли, потрясения, эмоционального и физического истощения, показания Казалиса были безупречными.

Наименее удовлетворительный ответ был дан на единственный вклад Эллери в ночной допрос.

Когда арестованный умолк, Эллери склонился вперед и спросил:

– Доктор Казалис, вы заявили, что не видели никого из жертв со времени их младенчества. Следовательно, как личности они ничего для вас не значили. Тем не менее, вы что-то имели против них. Что же? Почему вы чувствовали, что должны их убить?

«Потому что поведение психопата выглядит немотивированным, только когда судишь с позиции здравого рассудка», – ответил доктор Казалис.

Арестованный повернулся на стуле и посмотрел туда, откуда исходил голос, но было ясно, что он ничего не видит из-за света, направленного в его исцарапанное лицо.

– Это мистер Квин? – спросил он.

– Да.

– Сомневаюсь, мистер Квин, – сказал арестованный дружелюбным, почти снисходительным тоном, – что вам хватит чисто научного багажа, чтобы понять это.

* * *

Воскресное утро уже наступило, когда им удалось избавиться от репортеров. В одном углу такси сидел Джимми Маккелл, обнимая Селесту, а в другом Эллери нянчил свою неподвижную руку, глядя в окошко не из деликатности, а в силу желания видеть, что за ним происходит.

Этим утром город выглядел по-другому.

Не только выглядел, он по-особенному благоухал и звучал.

Воздух казался напоенным музыкой. Возможно, это были колокола, звонившие во всех церквах – с востока на запад. Adeste fidelis![115]115
  Придите, верные! (лат.) Религиозный гимн, музыка и текст английского композитора Джона Фрэнсиса Уэйда (1711–1786).


[Закрыть] Придите, и дано будет вам!

В жилых кварталах открывались закусочные, бакалейные лавки, аптеки, газетные киоски.

Откуда-то доносился шум надземки.

Иногда попадался ранний прохожий, потиравший руки от холода.

На стоянке были припаркованы такси. Заговорило радио, и водители напряглись, слушая сообщение. Вокруг начали собираться люди.

Нью-Йорк просыпался.