Текст книги "Кот со многими хвостами"

Автор книги: Эллери Куин (Квин)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– Я буду стоять сколько захочу!

Эллери вздохнул.

– Ты очень милый, Джимми, – заговорила Селеста. – Но я не намерена выходить из игры, что бы ни задумал мистер Квин. Так что сядь и будь хорошим мальчиком.

– Нет! – рявкнул Джимми. – Тебя привлекает перспектива почувствовать на шее шелковый шнур? Даже мощный интеллект мистера Квина иногда берет выходной. А кроме того, разве в нем когда-то было хоть что-то человеческое? Я все о нем знаю. Сидит в своей башне и играет людьми, как оловянными солдатиками! А еще говорит о мании величия! Если он сует твою шею в петлю Коту, какая разница между ним и Казалисом? Они оба параноики! Да и вся идея безнадежно глупа. Как ты сможешь одурачить Казалиса, выдав себя за кого-то еще? Кто ты такая – Мата Хари?[100]100
  Мата Хари (Гертруда Маргарете Целле, 1876–1917) – голландская танцовщица, казненная во Франции за шпионаж в пользу Германии.


[Закрыть]

– Вы не дали мне закончить, Джимми, – терпелив»» сказал Эллери. – Я говорил, что такова была моя первоначальная идея. Но, подумав, я решил, что это слишком опасно.

– Да ну? – усмехнулся Джимми.

– Не для Селесты – она была бы так же надежно защищена, как Мэрилин Сомс, – а для всей нашей ловушки. Целью Казалиса будет мисс Сомс, он станет выслеживать ее, как выслеживал других, так что лучше ее не заменять.

– Мне следовало догадаться, что ваше решение отказаться от подмены вызвано отнюдь не гуманными соображениями!

– Тогда в чем заключается моя работа, мистер Квин?.. Джимми, заткнись!

– Как я сказал, у нас есть все основания считать, что Казалис проводит подготовительное расследование в отношении каждой своей жертвы. Мы наблюдаем за Мэрилин, когда она выходит из квартиры Сомсов. Но детективы могут работать только, так сказать, «снаружи». Это обеспечивает физическую защиту, но не дает возможности контролировать, например, телефонные звонки.

Мы можем прослушивать телефоны Казалиса на случай его попытки вступить в контакт с Мэрилин или ее семьей из своего дома. Но Казалис не только проницательный, но и хорошо информированный человек, а за последние два года факты полицейского прослушивания телефонных разговоров стали широко известными – даже описание аппаратуры было опубликовано, – а мы не можем допустить, чтобы Казалис что-нибудь заподозрил. Кроме того, он едва ли настолько глуп, чтобы пользоваться для подобной цени собственными телефонами, – все его предыдущие действия свидетельствуют о крайней осторожности. Поэтому если он позвонит, то только из телефонной будки, а к этому мы не подготовлены. Мы можем прослушивать телефон Сомсов, но опять же не должны возбуждать подозрения семьи. Слишком многое зависит от нормального поведения Сомсов в ближайшие несколько недель. Наконец, Казалис может вовсе не пользоваться телефоном, а действовать с помощью писем.

– Мы не нашли никаких доказательств существования писем в предыдущих случаях, – вмешался инспектор, – но это не значит, что их не было. К тому же, если Казалис не пользовался письмами раньше, нет никакой гарантии, что он не сделает этого теперь.

– Вполне возможно письмо под вымышленным именем, – продолжал Эллери. – А пока мы будем перехватывать почту... – Он покачал головой. – Короче говоря, это непрактично. В любом случае наиболее безопасный метод – поместить кого-то, кому мы можем доверять, в квартиру Сомсов. Кого-нибудь, кто будет круглосуточно пребывать с семьей в течение ближайших двух или трех недель.

– И этим человеком буду я, – сказала Селеста.

– Может, кто-нибудь объяснит мне, – послышался с дивана голос Джимми, – происходит все это на самом деле или же это какой-то кошмар, созданный Дали[101]101
  Дали, Сальвадор (1904–1989) – испанский художник-сюрреалист.


[Закрыть], Ломброзо[102]102
  Ломброзо, Чезаре (1835–1909) – итальянский криминалист, автор теории определения преступных наклонностей человека по его внешним признакам.


[Закрыть] или Сэксом Ромером[103]103
  Ромер, Сэкс – английский писатель, автор авантюрных романов.


[Закрыть]?

Но никто не обратил на него внимания. Селеста нахмурилась.

– А Казалис не узнает меня, мистер Квин? Ведь он меня видел, когда выслеживал Симону, а потом на фотографиях в газетах.

– Думаю, он сосредоточился исключительно на Симоне и не уделял вам особого внимания, Селеста. А ваши фото в газетах я просмотрел – они отвратительного качества. Все же, если Казалис вас увидит, то, возможно, узнает. Но мы сделаем все, чтобы этого не произошло, – улыбнулся Эллери. – Ваша работа всецело «внутренняя», и вы будете появляться на улице только под строгим контролем.

Эллери посмотрел на отца, и инспектор поднялся.

– Должен вам признаться, мисс Филлипс, – начал он, – что я был решительно против этого плана. Работа требует опытного оперативника.

– Но... – с горечью произнес Джимми Маккелл.

– Но есть два факта, заставившие меня поддаться убеждениям Эллери. Во-первых, вы много лет ухаживали за беспомощной парализованной сестрой. Во-вторых, один из младших детей в семье Сомс – а их четверо, включая Мэрилин, – семилетний мальчик, сломал бедро месяц назад и только на прошлой неделе вернулся из больницы в гипсе. У нас есть медицинское заключение. Он должен оставаться в постели и будет нуждаться в постоянном уходе в течение нескольких недель. Нужна сиделка, хотя не обязательно с большим опытом. Мы уже вошли в контакт с семейным врачом, доктором Майроном Алберсоном, и выяснили, что он все еще не подыскал сиделку для ребенка. – Инспектор пожал плечами. – Несчастный случай с мальчиком обернется удачей для нас, мисс Филлипс, если вы чувствуете себя достаточно квалифицированной, чтобы играть роль сиделки при больном со сломанным бедром.

– Конечно чувствую!

– Кроме кормления, мытья и развлечений, – сказал Эллери, – мальчик, насколько я понял, нуждается в массаже и тому подобных процедурах. Вы сможете их делать, Селеста?

– Я все это делала, ухаживая за Симоной, и доктор часто говорил, что я справляюсь лучше других профессиональных сиделок.

Квины посмотрели друг на друга, и инспектор махнул рукой.

– Завтра утром, Селеста, – быстро продолжал Эллери, – вы повидаете доктора Алберсона. Он знает, что вы не профессиональная сиделка и что ваше присутствие в доме требуется для строго секретной цели, не связанной с официальным предлогом. С доктором Алберсоном нам пришлось нелегко – мы были вынуждены связаться с высшими властями города, чтобы заверить его, что все это в интересах семьи Сомс. Тем не менее экзаменовать вас он будет очень строго.

– Я умею переворачивать больного в постели, делать уколы... Не сомневаюсь, что выдержу экзамен.

– Попробуй на нем свои чары, как на мне, – буркнул Джимми, – и все будет в порядке.

– Можешь не сомневаться, Джимми!

– Я тоже не сомневаюсь, – сказал Эллери. – Кстати, лучше не называйтесь настоящим именем даже доктору Алберсону.

– Как насчет фамилии Маккелл? – усмехнулся Джимми. – Вообще, как насчет того, чтобы принять эту фамилию и послать к черту весь этот бред с леди-детективом?

– Еще одно слово, Маккелл, – предупредил инспектор, – и я лично отправлю вас к двери хорошим пинком!

– О'кей, если вы настолько эгоистичны, – огрызнулся Джимми.

Селеста взяла его за руку.

– Моя настоящая фамилия Мартен, но я могу переделать ее с французского на английский лад – Мартин.

– Отлично.

– А мама Филлипс обычно называла меня Сюзанной. Даже Симона иногда звала меня Сю.

– Прекрасно – пускай будет Сю Мартин. Если вы понравитесь доктору Алберсону, он рекомендует вас мистеру и миссис Сомс как хорошую сиделку, и вы сможете сразу же приступить к работе. Разумеется, вам назначат соответствующий гонорар.

– Да, мистер Квин.

– Встаньте-ка на минутку, мисс Филлипс, – вмешался инспектор.

Селеста удивленно поднялась.

Инспектор окинул ее взглядом с головы до ног, а потом обошел вокруг.

– В этот момент полагается свистнуть, – проворчал Джимми.

– В том-то и беда, – промолвил инспектор. – По-моему, мисс Филлипс, вам следует выглядеть менее эффектно. Не имея ничего против в высшей степени достойной профессии сиделки, должен заметить, что вы похожи на нее, как я – на Оливию де Хэвилленд[104]104
  Де Хэвилленд, Оливия (р. 1916) – американская киноактриса.


[Закрыть].

– Хорошо, инспектор. – Селеста покраснела.

– Никакой косметики, кроме губной помады. И то не слишком яркой.

– Да, сэр.

– Сделайте прическу попроще. Снимите лак с ногтей и подстригите их покороче. И оденьтесь как можно невзрачнее. Вы должны выглядеть старше... и более усталой.

– Да, сэр, – повторила Селеста.

– У вас есть белый халат?

– Нет.

– Мы снабдим вас парой. И белыми чулками. Как насчет белых туфель на низком каблуке?

– У меня есть подходящие, инспектор.

– Вам также понадобится рабочая сумка со всем необходимым. Этим мы тоже вас обеспечим.

– Да, сэр.

– Не забудь об украшенной перламутром грелке, – напомнил Джимми. – Иначе тебя сразу же разоблачат.

Увидев, что его игнорируют, он встал и подошел к графину с виски.

– Теперь что касается детективной части дела, – сказал Эллери. – Помимо ухода за мальчиком, вы должны держать глаза и уши открытыми. Мэрилин Сомс работает дома – перепечатывает рукописи, поэтому телефон в справочнике значится на ее имя. Это дает вам возможность подружиться с ней. Она всего на два года моложе вас и, насколько мы успели выяснить, приятная серьезная девушка.

– По-моему, – заметил Джимми, оторвавшись от виски, – то, что вы сказали, относится и к вашему агенту 29-Б. – Однако в его голосе послышались нотки гордости.

– Мэрилин редко бывает в обществе, любит читать – в общем, очень похожа на вас, Селеста, даже внешне. Она обожает своего больного брата, поэтому у вас с самого начала возникнут общие интересы.

– Особое внимание уделяйте телефонным звонкам, – вставил инспектор.

– Да, следите за содержанием каждого разговора, особенно если звонит человек, незнакомый Сомсам.

– Это касается звонков Мэрилин и другим членам семьи.

– Понятно, инспектор.

– Вам придется читать каждое письмо, которое получит Мэрилин, – продолжал Эллери. – И вообще, если это возможно, всю семейную почту. В общем, вы должны замечать все, происходящее в квартире, и сообщать об этом нам в мельчайших подробностях. Я хочу получать ежедневные рапорты.

– Мне докладывать по телефону? Это может оказаться нелегким.

– Телефоном пользуйтесь только в самом крайнем случае. Мы будем договариваться о встречах в районе Восточной Двадцать девятой улицы и Первой и Второй авеню. Каждый вечер на новом месте.

– Я тоже буду приходить, – заявил Джимми.

– Каждый вечер после того, как Стэнли ляжет спать – вы сами установите для нас время, когда сориентируетесь, – вы будете отправляться на прогулку. Сделайте это в первый же день, чтобы семья привыкла к вашим вечерним отсутствиям. Если что-нибудь помешает вам явиться в условленное время, мы будем ждать в назначенном месте, пока вы не придете, – даже если придется ожидать всю ночь.

– И я тоже, – снова присоединился Джимми.

– Вопросы есть?

Селеста подумала:

– Вроде бы нет.

Эллери в упор посмотрел на нее:

– Ваша роль крайне важна, Селеста. Конечно, нам может повезти и без вашего участия, на что мы очень надеемся. Но если этого не произойдет, то вы наш троянский конь – вернее, кобылица. Тогда все будет зависеть от вас.

– Я сделаю все, что смогу, – тихо сказала Селеста.

– Как ваше настроение?

– Превосходное!

– Мы обсудим все более подробно после того, как вы завтра повидаетесь с доктором Алберсоном. – Эллери обнял девушку за плечи. – Вы переночуете здесь, как мы договорились.

– И я тоже! – в третий раз рявкнул Джимми Маккелл.

Глава 10

Селеста чувствовала бы себя гораздо лучше в своей роли в квартире Сомсов, если бы отец Мэрилин оказался толстым развратником, мать – сварливой ведьмой, Мэрилин – неряхой, а младшие дети – компанией уличных хулиганов. Но, увы, Сомсы были в высшей степени симпатичными людьми.

Фрэнк Пеллмен Сомс был тощим, словно выжатым досуха мужчиной с мягким голосом. Он работал старшим клерком в почтамте на углу Восьмой авеню и Тридцать третьей улицы и относился к своей службе с такой торжественностью, как будто его назначил сам президент. Но в остальном он был совершенно нормальным и очень веселым человеком. Возвращаясь с работы, мистер Сомс всегда приносил домой конфеты, соленые орехи, жевательную резинку, которые делил между троими младшими детьми с точностью Радаманта[105]105
  Радамант – в греческой мифологии сын Зевса и Европы, ставший после смерти судьей в царстве мертвых.


[Закрыть]. Иногда он дарил Мэрилин розовый бутон в зеленой папиросной бумаге. Один раз Сомс принес жене русскую шарлотку в огромной картонной коробке. Миссис Сомс ужаснулась его расточительности и заявила, что не станет ее есть, так как это было бы эгоистично, но муж ей что-то шепнул, и она покраснела. Селеста видела, как миссис Сомс поставила коробку в холодильник, а Мэрилин сказала, что ее родители всегда шепчутся, когда отец приносит русскую шарлотку. На следующее утро, когда Селеста открыла холодильник, чтобы взять молоко к завтраку Стэнли, она заметила, что коробка исчезла.

Мать Мэрилин принадлежала к тем властным от природы женщинам, чья сила истощается где-то в среднем возрасте, сменяясь полным бессилием. У миссис Сомс была нелегкая жизнь, ей приходилось экономить каждый цент, она не имела времени думать о себе; кроме того, женщина тяжело переносила климакс.

– Мне не дают покоя плата за квартиру, варикозные вены и боли в ногах, – говорила миссис Сомс Селесте с мрачным юмором, – но я бы хотела посмотреть на леди с Саттон-Плейс, которая может лучше меня испечь вишневый пирог. – И добавляла: – Когда есть деньги на вишни.

Она часто испытывала необходимость прилечь из-за усталости, но удержать ее в кровати больше нескольких минут было невозможно.

– Ты же знаешь, что велел доктор Алберсон, Эдна, – с беспокойством упрекал ее муж.

– Надоел ты мне со своим доктором Алберсоном, – фыркала миссис Сомс. – У меня одной стирки на неделю.

Стирка была ее навязчивой идеей. К этой процедуре миссис Сомс не подпускала Мэрилин.

– Вы, девушки, ожидаете, что мыло будет само стирать за вас, – презрительно говорила она.

Однако Селесте миссис Сомс дала другое объяснение:

– У нее в жизни будет еще достаточно стирки.

Единственной слабостью, которую позволяла себе миссис Сомс, было радио. Маленький приемник раньше стоял на полочке в кухне, но миссис Сомс со вздохом поместила его у кровати маленького Стэнли. Когда Селеста установила правило, что Стэнли может слушать радио не более двух часов в день, она позаботилась, чтобы это время не совпадало с любимыми программами его матери, за что последняя была ей необычайно признательна. Миссис Сомс говорила Селесте, что никогда не пропускает Артура Годфри, «Стеллу Даллас», «Старшую сестру» и «Вдвое больше или ничего»[106]106
  Популярные американские радиопередачи.


[Закрыть].

– Когда мы разбогатеем, Фрэнк купит мне телевизор, – сказала она и сухо добавила: – По крайней мере, так говорит Фрэнк. Он уверен, что в один прекрасный день выиграет на скачках кучу денег.

Стэнли был младшим ребенком – худым мальчуганом с блестящими глазами и живым воображением. Сначала он отнесся к Селесте подозрительно, и она не могла вытянуть из него ни слова. Но когда вечером впервые массировала его худенькое тельце, он вдруг спросил:

– Вы настоящая сиделка?

– Ну, вообще-то да, – улыбнулась Селеста, хотя ее сердце заколотилось.

– Сиделки втыкают в людей ножи, – мрачно произнес Стэнли.

– Кто тебе сказал такую чушь?

– Йитци – моя учительница Фрэнсис Эллис.

– Она не могла сказать такое, Стэнли. И откуда ты взял это ужасное прозвище для славной леди?

– Директор называет мисс Эллис Йитци-Битци, когда никого нет рядом, – заявил Стэнли.

– Я не верю ни одному твоему слову...

Но Стэнли внезапно завертел головой и испуганно вы пучил глаза.

– Лежи спокойно! В чем дело?

– Знаете, мисс Мартин... – прошептал Стэнли.

– Что знаю? – ответила Селеста таким же шепотом.

– ...у меня зеленая кровь!

После этого Селеста стала воспринимать откровения Стэнли с меньшим доверием, не без труда отделяя правду от вымысла.

С Котом мальчик был на короткой ноге, торжественно объявив Селесте, что он и есть Кот.

У Сомсов было еще двое детей – девятилетняя Элинор и тринадцатилетний Билли. Элинор была толстой спокойной девочкой, чьи довольно невзрачные черты контрастировали с красивыми яркими глазами. Селеста быстро с ней подружилась. Билли был «старшим среди младших», но относился к этому философски. У него были умелые руки, и в квартире то и дело появлялись вещи, изготовленные им для матери «из ничего», как утверждал отец. Однако мистер Сомс был им разочарован.

– Из Билли никогда не выйдет образованного человека, – жаловался он. – Душа у него к этому не лежит. После школы он только и делает, что болтается в гаражах, глазея на автомобили. Не может дождаться, когда кончит школу и начнет учиться на механика. В моей семье образованные получаются только из девочек.

Билли был очень тощим – «настоящий Икебод Крейн»[107]107
  Икебод Крейн – герой повести Вашингтона Ирвинга «Легенда о Сонной Лощине».


[Закрыть], называл его отец. Сам Фрэнк Сомс очень любил читать – дома он постоянно сидел, уткнувшись носом в какую-нибудь библиотечную книгу, а на полке у него стояло несколько потрепанных томов, приобретенных еще в молодости: Скотт, Ирвинг, Купер, Элиот, Теккерей – авторы, которых Билли именовал «старомодными». Чтение самого Билли строго ограничивалось юмористическими книжонками, которые он приобретал оптом по какой-то сложной бартерной системе, непонятной его отцу. Селесте нравился Билли с его большими руками и негромким голосом.

Что касается Мэрилин, то Селеста полюбила ее с первого дня. Эту высокую девушку трудно было назвать хорошенькой из-за слишком торчащих скул и широкого носа, но их в какой-то мере компенсировали красивые темные волосы и глаза, а также горделивая осанка. Селеста понимала ее тайное горе – она мечтала учиться, а вынуждена была зарабатывать на жизнь, помогая отцу. Но Мэрилин не жаловалась – внешне она казалась вполне довольной жизнью. Селеста сознавала, что у Мэрилин есть и другая, независимая жизнь, – благодаря своей работе она соприкасалась со смутной, дразнящей тенью творческого, интеллектуального мира.

– Я плохая машинистка, – говорила она Селесте, – слишком интересуюсь тем, что печатаю.

Тем не менее, у Мэрилин была хорошая клиентура. Через свою бывшую учительницу она связалась с группой молодых драматургов, чье творчество отличалось по крайней мере плодовитостью. В числе ее бывших клиентов был профессор Колумбийского университета, писавший ученый трактат «о психологических аспектах всемирной истории», а также знаменитый журналист, который, как с гордостью заявлял мистер Сомс, безгранично ей доверяет («а иногда ругает меня последними словами», – добавляла Мэрилин). Заработки девушки не были регулярными, и необходимость сохранять их держала ее в постоянном напряжении. Щадя самолюбие отца, Мэрилин поддерживала иллюзию, будто ее роль в пополнении семейного бюджета только временная. Но она прекрасно знала – и Селеста это видела, – что работа будет продолжаться долгие годы, если вообще когда-нибудь закончится. Мальчики вырастут, женятся и уедут, а нужно платить за образование Элинор – Мэрилин не сомневалась, что Элинор должна учиться в колледже, так как она «просто гениальна – почитайте стихи, которые она пишет в девятилетнем возрасте». Миссис Сомс ожидала инвалидность, да и Фрэнк Сомс отнюдь не был здоровяком. Мэрилин знала свою судьбу и была к ней готова. Из-за этого она отвергла ухаживания нескольких мужчин – «по крайней мере, у одного из них были честные намерения». Самым настойчивым из них являлся клиент-журналист.

– Честные намерения были не у него, – со смехом сказала Мэрилин. – Каждый раз, когда он вызывает меня, что бы передать новую главу (стенографией он не владеет) или забрать отпечатанную, он гоняется за мной по квартире с боевой дубинкой, привезенной из Африки. Это считается шуткой, но в один прекрасный день я перестану от него бегать и двину его как следует. Я бы давно это сделала, если бы не нуждалась в работе.

Однако Селеста подозревала, что в один прекрасный день Мэрилин не станет убегать, но не двинет журналиста. Она убеждала себя, что такой опыт пойдет на пользу страстной девушке, постоянно подавляющей свои чувства. (Что впрочем, относится и к некоей Селесте Филлипс, но подобные мысли мисс Филлипс тут же выбрасывала из головы)

Сомсы жили в старом доме без лифта, в пятикомнатной квартире с двумя спальнями. Так как они нуждались в трех спальнях, «передняя» была переделана в третью, где спали Мэрилин и Элинор, и где Мэрилин работала.

– Конечно, Мэрилин должна иметь отдельную комнату, – вздыхала миссис Сомс, – но ничего не поделаешь.

Билли соорудил перегородку – драпировку на длинных шестах, – отделяющую часть комнаты под «офис» Мэрилин. Здесь находились ее рабочий стол, пишущая машинка, письменные принадлежности, телефон. Это создавало скромную иллюзию отдельного помещения. Перегородка была нужна и потому, что Мэрилин часто приходилось работать по ночам, а Элинор рано ложилась спать.

Местонахождение телефона побудило Селесту сделать далеко идущее предложение. Прибыв для исполнения обязанностей сиделки, она обнаружила, что Стэнли по-прежнему занимает свою кровать в спальне мальчиков. Под тем предлогом, что ей неудобно делить спальню с таким большим мальчиком, как Билли, но в то же время нужно находиться ночью неподалеку от Стэнли, если он ее позовет, Селеста перевела Стэнли в переднюю спальню на кровать Элинор, которая перешла в спальню мальчиков.

– Вы уверены, что это вам не помешает? – с тревогой спросила она у Мэрилин, чувствуя себя виноватой. Но Мэрилин ответила, что привыкла работать в самых невозможных условиях.

– С таким мальчишкой, как Стэнли, в доме нужно либо отключить слух, либо накинуть себе петлю на шею, – сказала она.

Упоминание о петле на шее вызвало у Селесты легкую тошноту. На третий день своего пребывания у Сомсов она поймала себя на том, что избегает смотреть на упомянутую часть анатомии Мэрилин, которая стала для нее своего рода символом связи между их жизнью и поджидающей снаружи смертью.

Перемещение Элинор в кровать Стэнли создало проблему и обострило у Селесты чувство вины. Миссис Сомс заявила, что брат и сестра в таком возрасте, как Билли и Элинор, не должны спать в одной комнате. Поэтому Билли отправили в спальню родителей, а миссис Сомс перебралась в спальню мальчиков, разделив ее с Элинор.

– Я чувствую себя так, будто устроила революцию, – жаловалась Селеста. – Перевернула все вверх дном.

– Не обращайте на нас внимания, мисс Мартин, – успокоила ее миссис Сомс. – Мы вам так благодарны, что вы согласились ухаживать за нашим малышом.

Но Селеста ощущала себя бессовестной и лицемерной шпионкой. Ее слегка утешало, что позаимствованная для нее у соседей древняя койка была жесткой, как пол в пещере флагелланта[108]108
  Флагеллант – человек, занимающийся самобичеванием.


[Закрыть]. Она усматривала в этом наказание за свое притворство и почти сердито отвергла предложение семьи занять одну из их кроватей.

– Все это так мерзко! – говорила Селеста Квинам и Джимми во время их второго вечернего свидания в районе Первой авеню. – Они так добры ко мне. Я чувствую себя преступницей.

– Ведь я предупреждал, что она слишком простодушна для такой работы, – усмехнулся Джимми, но в темноте сжал пальцы девушки.

– Джимми, они такие славные люди и так мне благодарны! Если бы они только знали!..

– Это напоминает мне... – начал Джимми, но Эллери прервал его:

– Какова ситуация с почтой, Селеста?

– Мэрилин по утрам спускается за ней, как только встает. Мистер Сомс уходит до первой почты.

– Это нам известно.

– Мэрилин хранит текущую корреспонденцию в проволочной корзине на своем письменном столе. Читать ее для меня не составляет труда, – продолжала Селеста дрожащим голосом. – Прошлой ночью я проделала это, когда Мэрилин и Стэнли спали. Днем тоже есть возможности. Ведь Мэрилин иногда приходится уходить из дому в связи с ее работой.

– Это мы тоже знаем, – мрачно произнес инспектор.

Неожиданные экскурсии Мэрилин, особенно в вечерние часы, держали их в напряжении.

– А если Мэрилин дома, она всегда завтракает в кухне. Я могу читать ее почту, даже когда Стэнли не спит, из-за плотного занавеса.

– Превосходно.

– Рада, что вы так думаете... – И Селеста внезапно оросила слезами голубой галстук Джимми.

Но когда девушка вернулась в квартиру Сомсов, на ее щеках играл румянец, и она сказала Мэрилин, что прогулка пошла ей на пользу. И это соответствовало действительности.

* * *

Селеста установила время их встреч между десятью и четвертью одиннадцатого вечера. Стэнли ужинал перед сном не раньше девяти, а засыпал не раньше половины десятого.

– Так как мальчик прикован к постели, он не нуждается в длительном сне. Я не могу уйти, не будучи уверенной, что Стэнли заснул, а потом я еще помогаю мыть посуду после ужина.

– Вы не должны слишком много заниматься домашней работой, мисс Филлипс, – заметил инспектор. – Это может вызвать подозрения. Сиделки не...

– Сиделки тоже люди, не так ли? – улыбнулась Селеста. – Миссис Сомс – больная женщина, которая трудится целый день, и если я могу избавить ее от части работы, то буду это делать. Неужели меня за это исключат из шпионского профсоюза? Не беспокойтесь, инспектор Квин, я не выдам себя. Я ведь понимаю, что поставлено на карту.

Инспектор промямлил, что не имел в виду ничего подобного, а Джимми прочитал стихотворение, якобы сочиненное им, но подозрительно похожее на поэзию Елизаветинской эпохи[109]109
  Английская поэзия периода царствования королевы Елизаветы I.


[Закрыть].

Итак, они встречались в десять или немного позже, каждый раз на новом месте, о котором договаривались на предыдущем свидании. Для Селесты это было путешествием в страну фантазии. Двадцать три с половиной часа в сутки она работала, ела, шпионила и спала среди Сомсов, поэтому полчаса вне дома казались ей полетом на Луну. Правда, переносить эти встречи ей помогало только присутствие Джимми – она начинала побаиваться напряженных вопрошающих лиц Квинов. Селеста с трудом сдерживалась, идя к условленному месту по темной улице и ожидая тихого свиста Джимми, служившего сигналом. После этого она присоединялась к трем мужчинам в подъезде, под навесом магазина или в переулке – в зависимости от того, где было назначено свидание, – рассказывала им об однообразных событиях прошедшего дня, отвечала на вопросы о почте Сомсов и телефонных звонках, держась в темноте за руку Джимми и чувствуя его взгляд, а потом бегом возвращалась в ставший таким уютным безопасный маленький мирок Сомсов.

Селеста не пыталась объяснить, как аромат теста миссис Сомс напоминает ей маму Филлипс, а Мэрилин каким-то непостижимым образом пробуждает в ней лучшие воспоминания о Симоне, в каком мучительном страхе она проводит каждый час и каждую минуту. Хотя ей очень хотелось рассказать им об этом – особенно Джимми.

* * *

Квины думали не переставая. Между вечерними встречами с Селестой им больше нечем было заняться.

Снова и снова они возвращались к рапортам о Казалисе, которые выводили их из себя. Он вел себя так, как если был бы доктором Эдуардом Казалисом, знаменитым психиатром, а не коварным параноиком, поглощенным удовлетворением своей ненасытной жажды смерти. Казалис все еще работал с коллегами над историями болезней, присланными частными практикующими психиатрами. Он даже посетил собрание у мэра, где присутствовали Квины. На этом собрании Казалиса непосредственно изучали люди, понаторевшие в искусстве притворства, но кто был лучшим актером – они или он, – оставалось большим вопросом. Выступление психиатра было вежливо расхолаживающим – он повторил, что они зря теряют время, что, хотя им удалось уговорить некоторых коллег прислать истории болезней, остальные упорствовали, и рассчитывать на них было нечего. Инспектор Квин доложил мэру, что среди немногих подозреваемых, о которых сообщили доктор Казалис и его соратники, никто не может быть Котом.

– А вы добились какого-нибудь прогресса по вашей линии? – спросил Казалис инспектора. Когда старик покачал головой, врач улыбнулся. – Возможно, это некто, живущий за пределами Нью-Йорка.

Эллери счел это заявление недостойным.

Тем не менее, доктор в эти дни выглядел скверно – он казался усталым и похудевшим, а в волосах прибавилось седины. Его лицо выглядело старым и измученным, под глазами обозначились мешки, а пальцы, если не барабанили по какому-нибудь предмету, шарили по телу, словно ища, за что ухватиться. Миссис Казалис, также присутствующая на собрании, сказала, что участие в расследовании явилось для ее мужа непосильным трудом, и выразила сожаление, что уговорила его продолжать эту работу. Доктор погладил руку жены и сказал, что его беспокоит не сама работа, а то, что он потерпел неудачу. Молодые легко переживают неудачи и идут дальше, а старики сгибаются под их грузом.

– Эдуард, я хочу, чтобы ты бросил это дело, – настаивала миссис Казалис.

Но он улыбнулся и ответил, что уйдет на покой, как только «завяжет кое-какие узлы».

Неужели он издевался над ними, используя столь прозрачную метафору?

Или страх перед разоблачением оказался достаточно сильным, чтобы сдержать постоянный импульс к убийству?

Возможно, Казалис заметил, что за ним следят, хотя детективы уверяли, что это исключено.

А может быть, они «наследили» во время визита в его квартиру? Правда, они работали тщательно и методично, не прикасаясь ни к одному предмету, покуда точно не запомнят его местоположение, и аккуратно возвращая его на прежнее место.

Все же Казалис мог заметить, что что-то не так. Не исключено, что он приготовил ловушку – оставил в одном из ящиков с медкартами какой-нибудь волосок, видимый только ему. Психопат определенного типа мог принять подобную меру предосторожности. Ведь они имели дело с человеком, чей ум превосходил его безумие. Возможно, он был наделен даром предвидения.

Все передвижения доктора Казалиса были столь же невинными, как у человека, бредущего по полю в солнечный день. Ежедневно он принимал у себя в кабинете одного-двух пациентов – главным образом женщин. По вечерам Казалис обычно не покидал квартиру. Однажды он навестил Ричардсонов вместе с женой, в другой раз посетил концерт в «Карнеги-Холл», где слушал симфонию Франка[110]110
  Франк, Сезар (1822–1890) – французский композитор.


[Закрыть] с открытыми глазами и судорожно стиснутыми руками, а потом, расслабившись, наслаждался Бахом и Моцартом. Он также побывал на званом вечере с коллегами и их женами.

И ни единого раза Казалис не подходил близко к Восточной Двадцать девятой улице и Первой авеню.

На десятый день после удушения Доналда Каца и шестой день медицинской карьеры «Сю Мартин» Квины дошли до ручки. Большую часть времени они молча сидели в Главном управлении, в той комнате, куда поступали рапорты. Когда молчание становилось невыносимым, они свирепо огрызались друг на друга, после чего тишина приносила облегчение.

Причиной новых морщин на лице инспектора Квина был страх, что Казалис может переждать расставленную ему западню. Безумцы часто отличаются необычайным терпением. Возможно, Казалис думал, что, если долго ничего не предпримет, они решат, что Кот завершил свой перечень, и отзовут сторожевых псов.

Неужели Казалис ждал именно этого?

Тогда он знал, что за ним наблюдают.

Или же, если Казалис предвидел, что наблюдателей не уберут никогда, он мог ждать, пока они от усталости не станут беспечными, чтобы нанести внезапный удар.