Текст книги "Найти в себе силы"
Автор книги: Элла Фельдбуш
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)
Голова у Ляльки от спиртного уже поплыла, настроение было приподнятое. Тут к Ляле подошел Кирилл и приобнял ее за талию. Наклонившись к ее уху, он спросил:
– А ты чего не танцуешь? Ну давай, присоединяйся.
Ляля почувствовала его горячее дыхание близко-близко. Сердце в груди заколотилось.
– В клубе потанцую.
– В клубе? – удивленно переспросил Кирилл.
– Ну да. Мы ж потом в клуб?! – в свою очередь удивившись, ответила Ляля.
– А чем нам здесь плохо? – спросил парень уже чуть более жестким тоном.
– Да нет, неплохо, – попыталась разуверить его Ляля, решив, что Кирилл обиделся. – Просто Света говорила…
– Ну, раз все хорошо, значит, сидим. Чего ты дергаешься? – перебил ее Кирилл.
Он резко убрал руки и снова уселся за столик. Ляле такое поведение по вкусу не пришлось, но она благоразумно промолчала, подумав только: «И чего надулся сразу? Могли бы предупредить, что никуда не собираются…»
Тем временем Кирилл, похлопав в ладоши, обратился к танцующим:
– Э, народ! Не пора ли нам подкрепиться?
Поудобнее устроившись на диване, они сделали второй заход. Все были так увлечены процессом, что о Ляле почти забыли. Дорожки становились все длиннее и толще. Ляля сама никогда ничего подобного не пробовала. Но не надо было быть докой, чтобы сообразить, что прет ребят не слабо.
– Ляль, а ты чего, «кокос» вообще не кушаешь? – крикнул Сява.
На секунду Ляля растерялась, сразу не поняв, при чем тут кокос, но, вспомнив, что так иной раз именуют кокаин, отрицательно покачала головой.
– Я больше по синьке врезаю, – с юморком ответила она. – Сяв, а где у вас туалет?
– Пойдем, зайка, покажу.
Сява отвел ее в большую ванную комнату, оборудованную душевой кабиной-сауной, джакузи и прочими «новорусскими» наворотами. Оставшись с девушкой наедине, он положил руку ей на бедро и осклабился:
– Ты ничего такая, что-то я тебя не рассмотрел тогда в клубе. – Сява окинул Лялю похотливым взглядом.
– Темно было, – оборвала его Ляля низким голосом. Она сделала шаг в сторону, дабы дать понять, что прикосновения Сявы ей неприятны.
– Да мы недотроги?!
– Недотроги.
– У-у, какая грозная! Ладно, я пошел, ты тут, думаю, сама справишься.
Растерянная Ляля осталась стоять одна посреди просторной ванной комнаты. Для собственного спокойствия она поспешила закрыть дверь на защелку. Она настороженно взглянула на свое отражение в зеркале над умывальником. Ляля долго смотрела в свои глаза, молчаливо о чем-то предупреждающие. Чтобы прервать воцарившуюся тишину, рука машинально открутила кран с горячей водой. Звук льющейся воды наполнил собой пространство. Неприветливость кафельных стен делала его неприятно звонким. Неожиданно дверная ручка истерично задергалась. Снаружи послышался Светин голос. Ляля открыла дверь. Не обращая внимания на подругу, запыхавшаяся от танцев Светлана торопливо направилась к унитазу. Движения ее были дергаными, отрывистыми, а на лице застыла пластилиновая улыбка.
– Свет, пойдем отсюда, – решительно попросила Ляля.
От неуместности такой просьбы Свете показалось, что она ослышалась. Но, увидев серьезное Лялино лицо, поняла, что это не слуховая галлюцинация.
– Да ты чего?
– Слушай, не нравится мне тут. Какие-то они странные. Я только до туалета проводить меня попросила, а Сява тут же лапать начал.
Светка расхихикалась:
– Ну подумаешь, расслабился парень. Не будь дурой, пока сама не захочешь, никто тебя не тронет.
Ляля решила гнать мрачные предчувствия. Очевидно, Сява ошибочно принял ее за вульгарную девицу.
В прихожей послышались незнакомые мужские голоса. По дороге в комнату девчонки столкнулись с двумя новенькими: откормленным блондином в ямайской рубашке и бритым парнем с короткой шеей, который большую часть времени, судя по всему, проводил в «качалке». Лялю и Свету проводили оценивающими взглядами, они услышали протяжное «У-у, какие куколки!».
Новоиспеченные гости по-свойски плюхнулись в кресла. Сява налил им выпить и присел вплотную к Ляле на диван. Та постаралась незаметно отодвинуться.
– Значит, это Федор. – Сява указал на приятеля в яркой рубашке. Накачанного, как выяснилось, звали Тимуром. Именно он и поставлял Сяве «аптечный товар».
Заметив, какими глазами Светка смотрит на остатки порошка, Тимур тут же встрял в разговор:
– Ты, если чего, обращайся. Знаешь, где у меня брательник работает? – Тимур расплылся в улыбке, от чего масленое лицо заиграло бликами. – В отделе по борьбе с наркоторговлей! Как на границе кого накроют, у меня праздник – можно сказать даром дорогой товар получаю.
Все рассмеялись, а Ляля недоверчиво покосилась на парня. Заметив это, Тимур нахмурился:
– Эй, Сява, чего это у тебя сегодня такие девчонки смурные? – Тот в ответ лениво пожал плечами. – Ладно, приступим!
И он начал со знанием дела выстраивать дорожки на диске, так аккуратно и бережно, будто опасался потерять хоть одну песчинку. В это время Федор выудил из столика эротический журнал и стал листать его с нескрываемым интересом.
– Б… какие буфера! – воскликнул он с восхищением. – И жопа классная!
– Где-где? – заинтересовался Тимур. Он даже на секунду отвлекся от любимого занятия и заглянул приятелю через плечо. – Да, смачные! – Утвердительно покачал головой и перевел похотливый взгляд на девушек, поочередно изучив и их прелести. – А у ваших-то поменьше будут!
И тут все присутствующие «мужчины» разразились диким смехом. Девчонки переглянулись. Если минуту назад Ляле было просто неуютно, то теперь ей все тут опротивело. Она мотнула Свете головой в сторону выхода и встала.
– Ку-у-уда? – рявкнул Сява, схватив ее за руку.
– Нам пора, мы уходим. – Ляля старалась, чтобы голос не дрожал, но внутри у нее все тряслось.
– Так невежливо, сядь. – И он дернул ее руку так, что Ляля, не устояв на ногах, плюхнулась обратно. – Слышь, красавица, ты в гостях, а я здесь хозяин. Сиди и не нервничай! Шалава, только кайф ломаешь, – закончил он расстроенным тоном.
Взглядом Ляля наткнулась на испуганные глаза Светы. В них читался страх. Теперь и она поняла, во что вляпалась. Девчонки долго смотрели друг на друга, словно пытаясь мысленно что-то сказать.
«Главное, их не злить, – уговаривала себя Ляля. – Если сами не отпустят, нам отсюда в жизни не выбраться. И не надо суетиться, они же как собаки: увидят, что испугались, – набросятся». Руки у Ляли все равно предательски дрожали. Светка тоже притихла – видно, лихорадочно соображала, как выпутаться.
Тем временем парни по очереди передавали друг другу кокаиновую эстафету. Федор с Кириллом обсуждали предстоящую зимой поездку на Кубу: «Там такие телки, что закачаешься! И дешево, и задницы что надо». Тимур описывал Сяве, как провел минувшие выходные:
– Короче, приходим: бар, сцена с шестом, все как полагается. Место, правда, говно – я чуть не ушел. Но тут эта цыпочка выплывает. Как она выделывалась! Я аж про кокс забыл.
– Ну и как? Или там с ними нельзя?
– По правилам нельзя, да только положил я на их правила! Сунул пятихатку, она на все плюнула – им там столько за весь месяц не собрать. Увез прямо из клуба. Братцы, как же я ее классно отымел! Не-е, профессионалки – это самое оно!
Сексуальная жизнь у приятелей Сявы определенно была небедной. Обсудив всех знакомых проституток, они принялись перемывать косточки тем, кто давал даром. Ляля пришла в тихое отчаяние – слушать этот кобелиный бред не было сил.
– Ну и как тебе Катька?
– Так себе! Вставил-вынул, а она лежит, как доска. Да ей, кроме ширева, уже ничего и не надо. Зато сиськи – супер!
– Да, вот когда я Женьку трахал…
– Женьку! – заржал Сява. – Да к ней прям очередь – за год записываться надо.
Очень скоро он потерял интерес к разговору и, подсев к Ляле, принялся делать недвусмысленные жесты. Этого девушка вынести уже не могла. Набравшись храбрости, она встала с дивана и, чтобы скрыть страх, громко объявила:
– Я налью себе мартини?
– Солнышко, ну конечно. Ты принеси бутылку сюда, чтобы тебе сто раз не ходить, – любезно предложил все тот же Сява. – А ты что будешь? – спросил он у Светы.
– А у меня есть. – Она вспомнила о джине с тоником, к которому так до сих пор и не прикоснулась. Все равно вкус коктейля не чувствовался из-за онемевшей от кокаина гортани.
Ляля вернулась за стол с бутылкой и налила себе полбокала. Вездесущий Сява был тут как тут – она определенно интересовала его больше, чем друзья.
– Э-э нет, так не годится. Не обижай хозяина, выпей за его здоровье. Полный – и до дна! – Сява собственноручно долил мартини. – Ну чего? И напрягаться перестанешь.
Ляля медленными глотками начала отпивать напиток, который ей уж опротивел. Сява рукой поддерживал бокал, не давая поставить его на стол недопитым. Народ в комнате принялся свистеть и скандировать что-то вроде «пей до дна».
– Вот это по-нашему! – похвалил Лялю Сява, когда бокал опустел. Она почувствовала, как закружилась голова. Ей ужасно хотелось уйти, убежать из этого дома, никогда больше не видеть рожу Сявы и растянутые в улыбке губы Кирилла. Только теперь, наверное, и убежать толком не получится…
– Пойдем! – твердо произнес Сява и встал, взяв ее за руку.
– Куда? – Ляля подняла на него глаза, стремясь изобразить недоумение. Внутри все сжалось.
– Кое-что покажу. – И он подмигнул ребятам. Те заулыбались.
– Я никуда не пойду, – почти закричала Ляля. Она уперлась ногами в пол, а пальцами впилась в обивку дивана.
– Эй, я сейчас боксировать начну! Ты меня не раздражай лучше! – Шутливый тон Сявы сменился на угрожающий, и парень еще сильнее потянул Лялю за руку.
Девушка лихорадочно искала предлог, чтобы остаться в гостиной. Казалось, что здесь, при всех, он не сможет, не посмеет… Ляля наткнулась взглядом на бутылку с мартини и вцепилась в нее, как утопающий хватается за соломинку.
– Я еще пить буду!
Эти слова прозвучали так комично, что в комнате стены затряслись от смеха. Не смеялась только Света. Она отодвинулась в самый дальний угол и закрыла лицо руками, будто старалась отгородиться от происходящего.
– Вот твой мартини. – Сява всунул бутылку в руки Ляли. – И пошли.
– Сява, ты что? – наконец-то открыла рот Светка.
– А ты сиди. И до тебя очередь дойдет!
Все остальные молча наблюдали за происходящим – все же лучше, чем гогот или одобрительные возгласы.
Дорога в темную спальню показалась Ляле вечностью. Сява волочил ее за собой, а она тупо смотрела на стены, цеплялась глазами за мебель, предметы интерьера, мысленно молила их о помощи, словно они способны были услышать ее. Вещи безмолвствовали, им не было дела до жестокости их хозяина.
Почти всю спальню занимала кованая кровать. Сява щелкнул ночником и толкнул Лялю на ложе. Бутылку он поставил на тумбочку рядом. Бросив на Лялю похотливый взгляд, парень провел руками по ее груди, бесцеремонно расстегнул кофточку… Ляля, до того сидевшая молча, будто загипнотизированная, дернулась, как от удара током, отпрянула назад. Она торопливо стянула рукой борта кофты и, чуть не плача, начала оглядываться по сторонам. Сява только безразлично хмыкнул. Он сам скинул рубашку и принялся с азартом разжимать Лялины пальцы. Их противостояния не хватило надолго – блузка отлетела далеко за кровать. Не в силах выносить этот кошмар, девушка закрыла глаза: хотелось умереть, прямо здесь и сейчас, потерять сознание и больше в себя не приходить.
Ляля чувствовала его влажные поцелуи, язык, силившийся проникнуть в рот, тяжелое дыхание возбужденного самца. Осознав наконец, что на взаимность рассчитывать не приходится, Сява тряхнул ее за плечи:
– А ну смотри мне в лицо! Ну!
Ляля открыла глаза.
– Ты можешь упрямиться сколько угодно, только я по-любому получу то, что мне нужно. Поэтому, детка, мой тебе совет: расслабься и получай удовольствие.
Почему-то Лялю обрадовал звук голоса Сявы: может, еще не все потеряно и можно будет договориться. Но в голову лезла всякая ерунда. Разжав губы, она с трудом проговорила:
– Понимаешь, я не могу, уже поздно, и меня ждут родители. Они волнуются.
– Ничего, я недолго, – буркнул Сява. Быстро расстегнув молнию на Лялиных брючках и легко стянув их, он занялся поясом на собственных джинсах.
Ляля чувствовала, что не может пошевелиться. Ее тело сковал страх. Впервые она ощутила себя в шкуре кролика перед пастью удава. В голове бились лихорадочные мысли: «Нет! Не-е-ет!! Только не это! Что-то надо сказать… сделать… как-то остановить».
Сява начал стаскивать с нее трусики, и Ляля взмолилась:
– Я правда не могу! Нельзя со мной!
– Почему это? – на секунду притормозил Сява, подняв глаза.
«Надо сказать, что у меня СПИД, – сообразила Ляля, – или… или хотя бы сифилис. Надо… О Боже!». И, совершенно этого от себя не ожидая, она пролепетала:
– Потому что это… это у меня в первый раз. Я еще девушка.
Почему-то ей показалось, что это откровение Сяву остановит. Но тот только расхохотался:
– Кого ты лечишь? Знаем мы ваш «первый» раз. Все вы целки после десяти абортов. – Уже не церемонясь, Сява сорвал Лялины лифчик и трусики.
По щекам Ляли текли слезы. Она вскочила с постели, вырвалась из рук парня, умоляя оставить ее в покое. Тщетно. С таким же успехом можно было разговаривать с пустотой. Разгоряченный Сява притянул ее к себе. Не зная, что делать, Ляля хватала воздух свободной рукой за спиной, и внезапно ее пальцы нащупали горлышко бутылки.
Размахнувшись, она что было сил ударила своего мучителя по голове. Раздался глухой стук. Бутылка разбилась вдребезги, по всей комнате разлетелись осколки и брызги мартини. Сява завопил и упал на колени. Он судорожно хватался за голову, пытаясь закрыть широкую рану, из которой хлестала кровь. Ляля от ужаса забилась в угол. На крик сбежалась вся честная компания. Ляля даже не подумала о том, чтобы завернуться в какую-нибудь простыню, а матерная ругань и угрозы Сявиных приятелей окончательно ее парализовали.
Друзья вывели Сяву из спальни, в комнате остался один Кирилл, а Светка с перекошенным от страха лицом прижалась к стене, наблюдая за происходящим.
– Ты чего, сука, творишь? Попутала совсем? – Кирилл склонился над дрожащей и зареванной Лялей.
Она сидела перед ним на корточках, обхватив коленки руками. Худенькие плечи подергивались от рыданий. Ляля вытянула трясущуюся руку в сторону кровати и через всхлипы попыталась что-то объяснить. Но Кирилл был полон решимости отомстить за приятеля.
– Отвечай, я сказал! – почти зарычал он и с размаху ногой ударил Лялю по голове.
Она схватилась за лицо и прижала его к коленям. Света кинулась на подмогу, но, получив удар кулаком в нос, отлетела в сторону и ударилась головой о стену. Ее тело обмякло и медленно сползло на пол. В тот вечер Ляля подругу больше не видела.
– Ну, теперь никто мешаться не будет! Ща с тобой разберемся, – осклабился Кирилл. – Вот тебе, сука, за Сяву! Б… недотрога! Шлюха поганая! – Каждая фраза сопровождалась чувствительным ударом. Кирилл подтащил Лялю к кровати и уж тут дал волю своим бойцовским навыкам: бил кулаками, локтями, коленями. Натешась вдоволь, он сделал шаг в сторону, дабы полюбоваться делом рук своих. Хрупкое девичье тело покрывали кровоподтеки. Лицо было разбито, один глаз спрятался в гематоме, губа разорвана. На рыдания у Ляли сил не осталось, она только тихонько стонала. В голове шумело, казалось, будто стены и потолок комнаты превратились в тяжелый купол, придавивший ее. Ляля уже с трудом понимала, что происходит, накатило какое-то странное безразличие. Хуже, казалось, некуда: каждая клеточка тела болела, было безумно холодно.
Кирилл внимательно посмотрел на Лялю и, видимо, пришел к выводу, что и после «обработки» она выглядит очень даже ничего. Крякнув, расстегнул ремень и подтянул к себе девушку. Ляля как сквозь сон ощутила прикосновения чужих рук, после чего низ живота вдруг пронзила ужасная боль. Она успела понять, что произошло, и тут же потеряла сознание. После Ляля несколько раз приходила в себя: ее обступали какие-то безликие фигуры. От их присутствия становилось больно, но это уже не имело значения. В последний раз, проваливаясь куда-то в холодный мрак, она искренне понадеялась, что умирает.
Часть 2
Больница
Сознание обрывками возвращалось к Ляле. Она лежала на чем-то мягком, пахло лекарствами. В ушах стоял гул, сквозь который пробивались женские голоса. Сильно тошнило. Беспорядочные мысли стремительно сменяли друг друга, мешая ей вернуться к реальности. Попытки остановить поток фраз, образов, фрагментов, возникавших в голове, одна за другой терпели фиаско. Ляля по-прежнему ничего не понимала, но что-то ей подсказывало, что нужно лежать тихо. Постепенно мозаика начала складываться в стройную картину. Мутные образы, подобно засвеченным фотографиям, по очереди возникали из глубин памяти. Последние кадры заставили вспомнить о перенесенной боли. Ляля попыталась пошевелиться, и тут же боль из воспоминаний трансформировалась в боль реальную. Но именно она вернула сознанию некое подобие ясности.
«Неужели это никогда не кончится?.. Мамочка, забери меня отсюда… Что, если эти сволочи вернутся?.. Что же мне делать?» Впрочем, Ляля уже не боялась. Казалось, изнеможение и боль лишили ее возможности чувствовать страх. На всякий случай она решила глаза не открывать: подумают, что без сознания, – не тронут. Ляля повнимательнее прислушалась к разговору.
– На следующей неделе в детское переводят. Не хочется, – произнес чей-то низкий голос.
– А по мне, лучше детское, чем травма. Таких ужасов насмотришься, что по ночам кошмары снятся. И главное, больных поменьше. А здесь, посмотри, класть некуда. – Эта женщина явно была помладше первой, и ее-то Ляля и приняла поначалу за Свету.
Ляля пока не улавливала сути диалога. Слова звучали обособленно, не связываясь смыслом в цельные предложения.
– Танюш, так там у новенькой раствор глюкозы. Не забудь, ладно.
– У той, что недавно с избиениями поступила?
– Ой, Тань, если б только с избиениями! Господи, какое варварство, это ж надо такое с девочкой сделать! Ну не хочет тебя баба, чего лезь-то?
– И как только земля такого подонка носит…
– И не одного, похоже. Их несколько было.
– А где ее нашли?
– Женя сказал, за кольцевой, в районе Ленинградки. Так на обочине и бросили. Подружка «скорую» вызвала. Говорит, сама от этих извергов еле ноги унесла. Но она-то легко отделалась! А этой бедняжке по полной досталось.
– Петрович осмотрел уже?
– Осмотрел. Стандартный набор: сотрясение, ребра сломаны, множественные ушибы, по лицу хорошенько прошлись. А уж по-женски…
Сообразив наконец, что бить ее больше не будут, Ляля приоткрыла глаза и повернула голову. Сквозь мутную пелену она различила длинный, слабо освещенный коридор. Вдоль стен стояли кровати. В углу приткнулся столик, на нем горела лампочка сестринского поста. Неподалеку на диване сидели две женщины в белых халатах: действительно, одна пожилая, другая помоложе. Ляля попыталась повернуться на бок, но тут же об этом пожалела. Боль, до поры до времени притихшая, пронзила с новой силой. К тому же оказалось, что рядом стоит капельница, от которой к Лялиной руке тянется прозрачная трубка. Девушка безучастно наблюдала, как текут по ней капли раствора. Рука была покрыта синяками. И если бы только рука… Лялю знобило, она попыталась закутаться в одеяло. И обнаружила, что сердобольные сестры натянули на ее изуродованное тело больничную рубаху. Ляля вдруг словно увидела себя со стороны: бледную, избитую, распластанную на больничной койке. Ей захотелось закрыть глаза и никогда их больше не открывать. Но лежать так дальше было невозможно…
– Из…из…ните. – Ляля наконец решилась заговорить, но пересохший язык прилип к небу. Никто, кроме нее самой, девушку не услышал. – Изви…те… где я? – Она предприняла вторую попытку.
– Очухалась! – улыбнулась пожилая медсестра и подошла к Ляле. – Как мы себя чувствуем?
– Нор… Нормально. – И Ляля попыталась улыбнуться в ответ. Лицо немедленно сковала тупая боль. Казалось, оно увеличилось в размерах, словно на Лялю надели свинцовую маску. Но говорить было уже легче. – Простите, а где Света? Она цела?
– Подруга твоя, что ли? У нее ничего серьезного, – постаралась успокоить Лялю сестра. – Так, сотрясение легкое да нос чуть-чуть подпортили. Она домой попросилась, врач и отпустил. Все равно мест мало, легких тут не держат.
– А сколько времени, не скажете?
– Скажу, милая. – Женщина посмотрела на часы. – Почти три. Тебя часа два назад привезли.
Вот тебе и «буду дома не позже двенадцати». Представив, как сейчас сходят с ума мама с папой, Ляля на секунду позабыла обо всех своих несчастьях. Она попыталась приподняться на кровати.
– Мне домой надо позвонить! Родители волнуются…
– Голубушка, тебе сейчас вставать нельзя. Света твоя им все наверняка рассказала. Приедут уже вот-вот, не бойся. Ну, если нет – завтра с утра позвонишь. Давай я тебе снотворного вколю. Ты спи. Тебе силы нужны. – Сестра уже набирала лекарство из ампулы.
После укола Ляля минут десять лежала наедине со своими мыслями. Она была уверена, что заснуть не удастся: произошедшее ярко вспыхнуло в памяти. Вот Сява ехидно улыбается, тянет ее за собой по коридору «кое-что показать». Спальня, тумбочка, бутылка в руках. Ненавистные поцелуи, жаркое дыхание, сползающая с плеч кофточка. А потом – удар, разлетевшиеся осколки, крик Сявы. И дальше – появление Кирилла и бесконечная боль, отчаяние, унижение… Но даже эти страшные мысли потихоньку ушли. Незаметно для себя Ляля уснула. Этой ночью снов она не видела.
Утром Лялю разбудили во время обхода. Пустынный коридор наполнился людьми в белых халатах. Врачи и больные шумели, суетились. Капельницы рядом не оказалось, и обрадованная Ляля попыталась сесть. Но стоило ей чуть-чуть приподняться, как острая боль отдалась в ягодицах и промежности. Она легла, решив, что ей лучше поберечь силы. «Где же папа с мамой? Знают ли они? И если не знают, как им все объяснить? Папа с ума сойдет».
– Так, что у нас здесь? – Строгая женщина, с волосами, тщательно убранными под шапочку, заглянула в медкарту. В даме с первого взгляда можно было угадать главврача. – Соколова Людмила Евгеньевна, многочисленные ушибы, так-так-так. – Дальше она стала читать про себя. – Все ясно. Родители уже знают? – Врач с серыми глазам словно читала Лялины мысли.
– Нет… Наверное… Не знаю.
– Знали бы, уже бы приехали. Так, сначала звони родителям, потом сдаешь анализы и идешь по врачам. Я с родными поговорю, решим насчет судмедэксперта. Анна Павловна объяснит, куда идти. – Врач махнула головой в сторону пожилой медсестры, стоявшей рядом. – Все понятно? – Было видно, что ее ждет еще не один десяток больных.
– Да, – кивнула Ляля.
– Ах да, и после всего зайдешь в кабинет психолога, – уже уходя, добавила врач.
Телефон находился на столе у медсестер. Ляля с трудом заставила себя сползти с кровати. Все тело ныло, идти было тяжело. Спасали длинная рубаха, явно не по размеру, и объемный халат: в такой одежде ноги можно было расставить пошире. Ляля то и дело прислонялась к стенам, чтобы отдышаться. Ее поразило количество коек. Палаты были забиты под завязку, и «лишних» больных вывозили прямо в коридор. Кто-то лежал в гипсе, кому-то ставили капельницу или делали укол. Почти у самых дверей отделения Ляля увидела лежащего на каталке подростка. Он тихонько стонал, его умоляющий взгляд зацепился за Лялю. Не выдержав, она отвернулась, а сестры куда-то повезли паренька…
Ляля подумала, что этого взгляда не забудет никогда. И тут же вспомнила о предстоящем разговоре с родителями. Сердце бешено колотилось, девушка рухнула на стул перед телефоном. Что им сказать? Как смягчить шок? И возможно ли это? Как скажешь папе, что его единственную дочь избили, а потом… Тянуть нельзя, а нужные слова никак на ум не приходят. Так ни на что и не решившись, Ляля подняла трубку и набрала номер. Чуть не сразу на другом конце провода раздался мамин голос:
– Алло?
– Мамочка, это я, – начала Ляля.
– Доченька! Боже мой! – У мамы вырвался вздох облегчения. Ляля поняла, что та дежурила у телефона всю ночь. – Где ты? Мы с отцом уже все морги обзвонили!
– Мама, я в больнице, только не волнуйся…
– Что случилось? – Голос Аллы Николаевны задрожал.
– А… А вы не знаете? Светка вам не… – Ляля оборвала себя на полуслове. Конечно, Света ничего не сказала. Не факт, что сама Ляля смогла бы рассказать о таком.
– Мы Свете обзвонились. Там трубку никто не берет. Всю ночь – ни ее нет дома, ни мамы. Так что стряслось?
Именно на этот вопрос было труднее всего ответить. Ляля несколько раз пыталась начать, но тщетно. Сказать правду было невозможно. Нельзя, и все тут. Язык не поворачивался.
– Мам, правда, не волнуйся. Меня сбила машина, – выпалила она неожиданно для самой себя. – Но ничего серьезного. Я жива и здорова.
В трубке стояла тишина.
– Але-але, мам, ты здесь?
– Я здесь, доченька. – Голос дрожал еще сильнее. Чувствовалось, что мама изо всех сил сдерживается, чтобы не разрыдаться. – В какой ты больнице?
– Я сама точно не знаю. – Ляля огляделась по сторонам и заметила уже знакомую медсестру, разбиравшую медицинские карты больных. Добрая женщина тут же согласилась помочь. Она продиктовала Алле Николаевне адрес, а затем показала девушке кабинеты врачей, где ей предстояло пройти осмотр.
После того как все анализы были сданы, Ляля оказалась перед дверью гинеколога. Раньше ей в такой кабинет приходилось попадать всего раз: во время обязательного для старшеклассниц осмотра. Теперь ей туда прямая дорога… Ляле только сейчас пришло в голову, что она вполне могла забеременеть от насильников. «Какая это будет ужасная несправедливость! Интересно, через какое время можно определить беременность?» Что ж, именно тут ей все и скажут. Немного помявшись у двери, она постучалась.
– Входите! – ответил женский голос.
Ляля робко приоткрыла дверь и зашла.
– Смелее, девушка, я не кусаюсь. Проходите, давайте карточку и ложитесь.
Ляля медленно вскарабкалась на специальное кресло и, пока врач внимательно изучала ее карточку, с легким ужасом рассматривала гинекологические инструменты, разложенные в ряд на столике. Тогда, в школе, врач объяснил, что этими жуткими приспособлениями, казалось, взятыми из арсенала инквизиторов, смотрят только женщин, уже ведущих половую жизнь. Лялька, помнится, мысленно посочувствовала Светке. Но теперь… Чем дольше девушка изучала стальные крючочки и лопаточки, тем сильнее становился ее ужас. Захотелось убежать, но было уже поздно – врач надела перчатки и подошла к креслу. Ляля сжалась в комок.
– Да не бойся ты так, расслабься, – принялась она успокаивать Лялю. – Понимаю, тебе страшно, но я больно не сделаю. – И врач начала копаться в щипцах и зеркалах.
Услышав лязганье металла, Ляля зажмурилась. Потом ощутила прикосновение чего-то холодного. Истерзанные ткани словно пронзило током. За последние часы она уже успела привыкнуть к боли и принимала ее безропотно, будто та превратилась в неотъемлемую часть жизни. На этом обследование не закончилось: странные эти гинекологи – им лишь бы покопаться там, где не надо… Но именно «там, где не надо» было больнее всего. Ляля сжала зубы, чтобы не закричать. Голос врача вернул ее к реальности:
– Ну что я могу сказать? Плева порвана, есть небольшие влагалищные и анальные разрывы, но следов спермы не вижу. Возьму мазок, а там видно будет.
– Я не забеременею? – Вопрос сам собой сорвался с языка.
– Нет, думаю, нет, хотя надо будет еще анализы посмотреть. Видимо, они о контрацепции позаботились. Хорошо, конечно, а то мало ли чем заразить могли. Но в суде тебе сложнее будет…
Ляля не желала слушать про суд и тут же задала следующий вопрос:
– А… а плева? Она может обратно срастись?
– Нет, это процесс безвозвратный. Не переживай, сейчас не девятнадцатый век. Муж любить будет – все поймет.
Когда малоприятный осмотр закончился, Ляля спустилась на кафельный пол и поспешно сунула ноги в тапочки. Спасибо Анне Павловне, которая умудрилась их где-то добыть, пусть тапки и были велики на три размера. Пока врач писала что-то в карте, Ляля подошла к зеркалу, висевшему над умывальником, – больше в больнице ей зеркал нигде не попадалось. Увидев свое отражение, она вздрогнула. Девушка, смотревшая на нее, была совершенно неузнаваема. Куда делись уверенный взгляд, озорная улыбка, гармоничные черты? Покрытое множеством ссадин и кровоподтеков лицо вздулось, переносица выпирала, веки посинели, покрасневшие белки покрылись сеточкой разорванных сосудов. Под глазами чернели два огромных синяка с фиолетовым ореолом, на нижней губе багровела царапина. Ляля закрыла лицо руками, не желая на себя смотреть, и тихо вышла из кабинета.
В коридоре заплаканная девушка наткнулась на Анну Павловну.
– Ну что разревелась? – Она погладила Лялю по спине. – Самое страшное позади.
– Да-а… – Ляля зашмыгала носом. – Я такая… стра-а-ашная…
– Ничего, синяки за неделю пройдут. Главное – руки-ноги целы, и голова на месте. Через месяц оправишься и заживешь как прежде.
В последние слова верилось с трудом. Ляля сомневалась, что когда-нибудь вернется к своему размеренному и беззаботному образу жизни. Прежняя картина мира разрушилась в одночасье. В голове царил хаос, вместо ясности и простоты – туман, темнота, неопределенность. А медсестра тем временем продолжала:
– Я сейчас пойду капельницы ставить, если хочешь, можешь со мной; – Как человек опытный, Анна Павловна знала, что в Лялином состоянии оставаться наедине со своими мыслями страшно.
Она угадала. Ляля руками и ногами ухватилась за возможность отвлечься, раствориться в больничной суете. Однако очень скоро девушка пожалела, что не осталась у кабинета. Уж больно много пришлось узнать горьких историй пациентов…
В одной из палат Ляля увидела молоденькую девчушку. Ее длинные светлые волосы разметались по подушке. Она ворочалась, что-то говорила в полубреду. Доставая очередную одноразовую иглу, Анна Павловна скорбно вздохнула:
– Смотри, миниатюрная-то какая, больше двенадцати с виду и не дашь. Отчим избил. Да как избил! У нее же позвоночник сломан. Может, теперь никогда на ноги не встанет. Неизвестно. Скоро на операцию повезут. Как только мать с таким извергом связалась?!
Тут у входа в палату раздался скрип: туда закатывали очередного пациента. Повернув голову, Ляля узнала мальчика, на которого наткнулась недавно в коридоре. Сейчас глаза у него были закрыты.
– А с ним что?
– И не спрашивай! – махнула рукой Анна Павловна. – Вряд ли выкарабкается. Отец – майор милиции. Ребята с папкиным оружием возились. И ведь не малыши уже, лбы здоровые, скоро школу оканчивать. А друг взял да на курок нажал: думал, на предохранителе стоит. Вот тебе и предохранитель. Эх… Даже если этого спасут – другу колония светит. У обоих ребят жизнь по глупости поломана.
