Текст книги "Найти в себе силы"

Автор книги: Элла Фельдбуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

Вечеринка

Последние дни перед экзаменами Ляля не отходила от фортепиано. Ей очень повезло: буквально накануне поступления в училище решили немного изменить правила, и у медалистов теперь было преимущество. Так, поступающим на специальность «фортепиано» в этом случае нужно было сдать всего два экзамена: отыграть программу и ответить на вопросы профессоров во время коллоквиума. Если наберешь необходимые баллы, можно ни о чем не беспокоиться. Коллоквиума Ляля не боялась: в музыкальной терминологии и литературе она ориентировалась неплохо. Правда, предстояло еще разобрать с листа незнакомое произведение «средней сложности», на что давался всего час. И все же самое важное – исполнение программы.

Утро в доме Соколовых начиналось с гамм и арпеджио: пальцы перед серьезными занятиями необходимо разогреть. Далее следовали этюды, а уж затем Ляля принималась отыгрывать фуги. Мама постоянно находилась рядом, добиваясь от дочери идеального исполнения. Но сама Ляля считала, что техническая сторона исполнения не так уж и важна. Главное, чтобы экзаменаторы ощутили, что она искренне любит музыку и в любимые произведения вкладывает всю душу.

Наступил назначенный день. Уже в семь все были на ногах. Бледный от волнения Евгений Львович ходил из угла в угол, а Алла Николаевна давала дочери последние указания:

– Главное – сосредоточься! И нельзя, нельзя ускорять темп на том пассаже… ну, ты знаешь, о каком я говорю… И руки, руки держи…

– Мамочка, меня восемь лет учили, как надо руки держать. Не волнуйся ты так.

Но сама Ляля, застегивая перед зеркалом строгую светлую блузку, с первого раза с трудом попадала пуговкой в петельку.

Как обычно и случается в суматохе, выйти вовремя не удалось, Ляля чуть-чуть опоздала. Когда она поднялась по центральной лестнице училища и повернула в нужный коридор, увидела, что собраться с духом не успеет – вот-вот ее позовут. Для себя она решила, что думать будет исключительно об исполнении и смотреть только на клавиши, стараясь не выпускать из головы «нотного листа». Экзаменаторы с торжественным видом проверяли документы исполнителей, причем в просторный зал, где на сцене стоял белоснежный рояль, допускали сразу двоих-троих абитуриентов. Вместе с Лялей в соответствии со списком вошла симпатичная девчушка низенького роста, первой играть выпало именно ей. Она долго и деловито устраивалась за инструментом – опускала стул, чтобы легко доставать до педалей. У Ляли в этот момент по спине побежали мурашки: как же она не учла, что исполнять придется не на родном домашнем фортепиано и даже не на школьном? Получится ли? Удастся ли заставить его зазвучать так, как нужно?

Девочка за роялем начала свою программу с этюда Шопена, который Ляля знала наизусть. Вот сейчас закончится первая музыкальная фраза, а дальше… А дальше исполнительница, нажав на педаль, виртуозно сыграла сложный пассаж, завершив его мощным форте. И вдруг в аудитории раздался дикий визг! Откуда-то из-под инструмента выскочил черный котенок, чья мордочка выражала неподдельный ужас. И как только он ухитрился туда забраться и столько времени просидеть незамеченным? Хвост несчастного оказался аккурат под педалями, и неудивительно, что теперь бедолага постарался как можно быстрее покинуть зал. Оправившись от первого шока, девчушка захихикала. Заулыбались и самые суровые экзаменаторы, а кто-то даже пожалел вслух несчастного кота. Да и у Ляли стало легче на душе. Если по коридорам этого заведения свободно бегают котята, значит, и учатся тут вовсе не небожители. Она ли не поступит?

Когда настал ее черед, Ляля широко улыбнулась, поудобнее устроилась на стуле и начала отыгрывать положенные сонату с прелюдией. Далее следовал этюд Калькбреннера, прекрасно Лялей отработанный. На всякий случай она старалась не смотреть в зал: знала, что, если увидит на лицах неудовольствие, наверняка собьется. Но, взяв последний аккорд, Ляля все-таки рискнула еще раз улыбнуться преподавателям, сказавшим ей «спасибо». Теперь оставалось только надеяться на их благосклонность…

Мучительное ожидание, к счастью, было недолгим. Ляля набрала девять баллов – практически высшую оценку! Такого не ожидала даже Алла Николаевна, прочившая дочери «твердые восемь». Коллоквиум теперь казался пустой формальностью – на все вопросы Ляля отвечала легко и уверенно, и даже не очень удивилась, узнав, что «попала в десятку».

В день торжественного вручения студенческих билетов Лялю дома ждал накрытый белоснежной скатертью стол. Закончив сервировку, Алла Николаевна принялась украшать его чудесами кулинарии, которые не оставили бы равнодушным даже самого избалованного гурмана. Бокалы блестели на солнце, начищенное столовое серебро радовало глаз. Когда вся семья была наконец в сборе, Евгений Львович, по случаю торжеств надевший свой самый элегантный костюм, разлил по фужерам шампанское. Счастливая Ляля в очередной раз постаралась в красках описать родителям историю с котенком, и те хохотали от души. В доме царила атмосфера праздника. Подняв наполненный бокал, Евгений Львович взял слово:

– Милая Ляля, доченька! Мы с мамой очень в тебя верим и видим, что не напрасно. – Он утвердительно кивнул головой, посмотрев на Аллу Николаевну. Та кивнула ему в ответ, полностью соглашаясь со сказанным. – Ты нас очень радуешь своими успехами и, мы надеемся, будешь радовать дальше. Мы тут с мамой решили сделать тебе небольшой презент. Закрой глаза.

Ляля зажмурилась и расплылась в улыбке. А потом почувствовала прикосновение к шее чего-то холодного.

– Можешь открывать! – скомандовал папа.

На шее у Ляли висела золотая цепочка с кулоном: две перламутровые рыбки с жемчужинами вместо глаз, Лялин знак Зодиака. Она поднесла кулончик к лицу и выдохнула: «Вау!» Глаза ее заблестели, и она заулыбалась еще радостнее.

– Боже, как красиво! – Ляля крутила украшение в руках, любуясь, как переливается в солнечных лучах перламутр. – Папа, мама, спасибо! Я теперь его никогда не буду снимать, он всегда будет со мной. – Она нежно прижала подарок к груди.

– Ну а теперь давайте есть, а то все остынет. – Алла Николаевна начала раскладывать жаркое по тарелкам.

То был один из самых прекрасных вечеров в Лялиной жизни. Настоящая семейная идиллия: все хохотали и шутили. Папа сказал, что через пару месяцев его отправят в очередную заграницу, и пообещал на этот раз непременно захватить с собой жену и дочь – зачем пренебрегать появившейся возможностью. Такое случалось нечасто. Лялька захлопала в ладоши: столько радости в один день! Позднее в гости забрел Александр Моисеевич. Он пришел с огромным букетом роз для Ляли и большущей коробкой конфет.

– Очень рад, Лялечка, очень рад. Хотя для меня это отнюдь не сюрприз – я в твоем поступлении был уверен с самого начала. Обещаешь пригласить на свой первый концерт?

Польщенная Лялька засмущалась:

– Тоже скажете – мне еще пять лет учиться.

Но все пришли к выводу, что она чересчур скромничает, и живо принялись обсуждать ее будущее. Разговор постепенно зашел о науке и житейских проблемах, и беседа затянулась до полуночи.

Наконец счастливая Ляля расстелила постель. В душную ночь одеяло заменила цветастая простыня. Лялечка свернулась калачиком и погрузилась в царство грез. Вначале то были смутные цветные картины, веселые и приятные. Но затем ей привиделся странный, ужасный сон.

Ляля оказалась на сцене, в Большом зале Московской консерватории, ее руки парили над клавишами, не касаясь их, а все окружающее пространство заполняла прекрасная музыка. В зале не было ни единого свободного места, зрители, улыбаясь, смотрели на нее. Но она не знала этих людей, видела среди них лишь два знакомых лица – маму и папу. Заметно было, как они гордятся своей дочерью. Вдруг непонятно почему чудесная мелодия превратилась в шум, хаотичное смешение тонов и аккордов. Звуки трубы, скрипки, флейты и контрабаса слились в один безобразный поток, словно во время нестройной разминки огромного симфонического оркестра. Эта какофония ввинчивалась в мозг, и казалось, что от нее вот-вот разорвутся барабанные перепонки.

Лялю охватил ужас, она попыталась исправить ситуацию, но, как бы сильно она ни старалась надавить на клавиши, пальцы все равно не могли их коснуться. Растерявшись, она обернулась к зрителям, но лиц близких там не увидела. Мало того, зал совершенно опустел. Внезапно ей стало жутко одиноко и холодно. Ищущим взглядом Ляля пробежала по пустым креслам в надежде увидеть хоть кого-нибудь – родного и знакомого. И вдруг в проходе появился симпатичный юноша. Теперь Ляля точно знала, чувствовала всем сердцем, что этот молодой человек с букетом алых роз ее возлюбленный. Никого ближе и роднее для нее в этот момент не было. Парень направился в сторону сцены, и Ляля вздохнула с облегчением: ей просто приснился кошмар, а сейчас он закончился, и все будет хорошо. Она улыбнулась и протянула руки, чтобы принять цветы, но парень с презрением бросил их ей под ноги.

От невыносимой обиды Лялины глаза наполнились слезами: ей жаль было себя, жаль и цветы, которые оставались мерзнуть на холодном полу. Ляля подняла розы, но их неблагодарные шипы впились ей в кожу. Словно острые лезвия, они резали ей пальцы. Она с ужасом отшвырнула цветы и взглянула на свои руки: из глубоких ран сочилась кровь. «Господи, что же это? Я же не смогу больше играть!» – закричала Ляля. Но ни звука не нарушило тишину зала: крик остался внутри ее.

Проснувшись в холодном поту, Ляля села на кровати. Схватившись руками за лицо, глубоко вздыхая, она пыталась понять: кончился этот кошмар или нет. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Лишь через несколько минут, отдышавшись, Ляля осмелилась открыть глаза. Она осторожно осмотрела руки и, не увидев порезов, с облегчением выдохнула. Постепенно она успокоилась. «Фу, приснится же такое!» – подумала Ляля, нащупала под кроватью уютные тапочки, встала и включила свет. Ей хотелось как-то отвлечься от кошмара. Ляля взяла с полки первую попавшуюся книгу и попыталась читать, но никак не могла сосредоточиться. Перед глазами все время возникал злополучный букет, ехидный оскал на лице парня, бросающего его на пол, и пустые кресла в зале. Ее клонило в сон, но о том, чтобы снова задремать, страшно было и подумать.

Тогда Ляля решила применить радикальное средство: поставив что-то ритмичное из репертуара «Роксетт», принялась лихо отплясывать под дробь ударных. Резкие движения, по ее замыслу, должны были помочь выбросить дурные мысли из головы. Услышав громкую музыку в комнате дочери, к ней зашла мама.

– Доченька, ты что это? – испуганно спросила Алла Николаевна.

– Танцую, не видишь? – прерывистым голосом ответила Ляля.

– А-а… – Мама поняла, что дальнейший разговор не имеет смысла, и вышла.

На следующий день, с утра пораньше, Лялю разбудила визжащая от восторга Светка:

– Лялька-а-а! Я экзамен в универ сдала, на экологическое, представляешь! Спасибо Владу, это он меня на курсы запихнул. Сама от себя не ожидала! Больше в парикмахерскую или в салон ни ногой – ну ее, косметику эту. Выучусь, по всему миру буду мотаться. Я так счастлива! А ты как? Когда экзамены?

– Ну ты даешь! Совсем заучилась, – усмехнулась Ляля. – Я уже студенческий получила!

– Класс!! Значит, и тебя есть с чем поздравить. Расскажешь, как все было? И вообще это дело надо отметить.

– Где будем отмечать?

– Меня Сява на этой неделе заколебал просто! Раза три звонил, и приятель его тоже. Ну чего, может, посидим с ними? Там, глядишь, и «снежку напорошит».

– Сегодня вечером?

– Ага. Он опять звонить будет, так что я с ним на девять забьюсь у какого-нибудь клуба. Давай тогда в восемь у твоего дома, о’кей? Ну все, тчк.

– Тчк.

До вечеринки Ляля намеревалась вдоволь полениться: когда отдыхать, если не сейчас? Но долго сидеть без дела она не привыкла и с радостью ухватилась за мамино предложение пробежаться по магазинам.

Июльское солнце жарило вовсю. В другое время Лялю наверняка раздражал бы раскаленный асфальт, горы тополиного пуха, по традиции укрывавшего Москву летом вместо снега, и автомобили, поднимавшие тучи пыли. Сегодня она ничего этого просто не замечала. Как здорово, когда ярко светит солнышко! Как здорово, что можно вприпрыжку пробежаться по тротуару, размахивая авоськой для хлеба! А еще – прогуляться где-нибудь поближе к Тверской, пройтись по московским бульварам, отдохнуть в каком-нибудь парке. И обязательно, обязательно полюбоваться на многочисленные фонтаны, весело подставляя лицо и руки свежим брызгам!

Но это – завтра. А сегодня все-таки пришлось зайти в душную булочную. Спертый воздух наполняли ароматы свежего хлеба, ванили и развесных шоколадных конфет. Пробивая в кассе буханку «Бородинского», как обычно, Ляля обратила внимание на дряхлую старушку, вошедшую в магазин. Продавщицы в белых халатах не замедлили выказать на своем лице недовольство и презрение. Бабушка тащила два здоровенных грязных пакета, от которых страшно смердело. На ней было надето не меньше шести замусоленных кофт, пара юбок, драные ботинки не по размеру, да и не по сезону, и изрядно потрепанный платок. Короче говоря, внешность старушки выдавала типичного бомжа. Недовольство продавцов сразу стала понятно: бомжиха начала шнырять между покупателями и громким голосом клянчить «два рубля на хлеб». Люди хмурились, отворачивались: определенно такая наглость пришлась им не по вкусу. Попрошайкам полагается тихо мерзнуть у какой-нибудь церкви или речитативом рассказывать свою грустную историю в вагонах метро. Но все же предприимчивая бабушка старательно давила на жалость и получала свои рубли: ведь и у бомжей в этой жизни существуют способы выигрывать конкуренцию.

Как московский житель, Ляля к нищим и бомжам привыкла давно, прекрасно зная, что большая часть подаяния, которое они собирают в городе, идет цыганам, «хозяевам» и прочей мафии. Но сегодня на душе было так хорошо, что казалось, будто в этом мире никому не должно быть плохо. По этой причине Ляля извлекла из кармана пятидесятирублевую купюру и протянула ее старушке. Та от неожиданности даже забыла произнести традиционное: «Ой, деточка, храни тебя Бог». Ляля на самом деле к деньгам относилась не так уж легкомысленно и уже через минуту принялась ругать себя за опрометчивое проявление милосердия. И все же…

Прогуливаясь потом по зеленому скверу, Ляля задумалась. Она вообще любила при случае пофилософствовать.

«Интересно, сколько этой бабушке лет? Наверное, родилась в тридцатых-сороковых годах. Может быть, девчонкой видела войну. И красивая была, наверное. Жила с любимыми родителями, сестрами, братьями. И мечты у нее были, и возлюбленный, и дело, которому отдавала все время. Может быть, она тоже мечтала стать пианисткой. Или писательницей. Или она замечательно шила. Или чудесно готовила. Как теперь узнаешь? Конечно же, старательно строила коммунизм – тогда все его строили. Побывала замужем. Интересно, есть ли дети и куда они подевались? И когда она думала о старости, то уж точно представляла ее по-другому. Думала – будет свой домик с садом, станут навещать внуки, а жить будет пусть скромно, зато не нуждаясь в самом необходимом. Думала, может быть, что заслужила все это своим трудом. А оказалось… Вот ведь как бывает: как ни старайся, жизнь преподносит такие страшные сюрпризы, что справиться с ними бывает не по силам…»

От этих мыслей радость Ляли чуть-чуть померкла. Она и не заметила, как дошла до симпатичной беседки и присела на краешек скамьи, погрузившись в размышления: «Нельзя, наверное, забывать, что и другие люди на что-то надеются или надеялись. И когда твоя мечта исполняется, стоит оглянуться на тех, кому не повезло, и быть благодарной… Вот только всегда ли будет мне везти?»

Тут Ляля вдруг сообразила, откуда в голову закрались подобные сомнения. Это все сегодняшний кошмар! А сон, в свою очередь, стал следствием перенапряжения. За последние месяцы изнурительной подготовки Лялечка и правда устала. Выпускные и вступительные лишили всяческих сил. «Ничего, уж за август-то успею прийти в себя!» Ляля ладошками выбила на коленях быстрый ритм. Взбодрившись и вновь подставив лицо солнышку, она поспешила домой, еле слышно насвистывая «Глинку». Столько всего надо сделать, а потом еще предстоит поход в клуб!

Ближе к вечеру Ляля неспешно начала собираться. Все, начинается новая жизнь, и теперь надо выглядеть хорошо, как никогда. Отныне она не школьница, а студентка. Под настроение Ляля даже перебрала содержимое старенького шифоньера. В процессе выбора вечернего туалета многочисленные кофточки, юбочки, джинсы, платья и топы были свалены в большую груду на кровати. Шмоток много, но именно сегодня надеть совершенно нечего. Стандартный вариант – джинсы и обтягивающая маечка – был немедленно забракован. Душа, как назло, требовала чего-то яркого. Наверное, в первый раз за все время ей так отчетливо захотелось быть лучше своей подруги. Но ей ли тягаться со Светкой, когда дело касается фигуры? Настоящая секс-бомба, Светлана была воплощением образа аппетитной красотки, навязываемого с экранов телевизоров и мелькающего на обложках журналов. Сбросив халатик, в котором Ляля весь день лениво прохаживалась по дому, она оценивающе посмотрела на себя в зеркало. В глубине комнаты отразилась стройная, подтянутая девушка с безупречной осанкой: Алла Николаевна терпеть не могла сутулящихся пианисток, и потому бедную Ляльку в детстве чуть не доску на спине заставляли носить. Ну да, на талии ни грамма жира. И что с того? Хорошей осанкой и отсутствием лишнего веса может похвастаться даже швабра. Вот Светкин силуэт в точности напоминает фигуру какой-нибудь Памеллы Андерсен.

Окончательно себя невзлюбив, Лялька принялась жаловаться вошедшей в комнату маме:

– Ма, ну это же кошмар чистой воды! Грудь надо с лупой искать! Не ты ли говорила – вот вырастешь, и все появится? Быть мне старой девой с такими-то достоинствами.

– Дочка, ну что ты, право, как ребенок! Любят не за пятый номер. Кто тебе Богом предназначен, влюбится в такую Лялю, какая есть. А вообще ты все преувеличиваешь, но тебе об этом все равно говорить бесполезно.

– Просто ты не хочешь признать, что у тебя не дочь выросла, а кикимора, – заявила изрядно расстроенная Ляля.

– Дурочка, на тебя все мальчишки в школе заглядываются, я больше чем уверена, – рассмеялась мама.

Но Ляля считала свои мнимые недостатки вполне реальными, и убедить ее в обратном Алле Николаевне было не под силу. А вот что касается избранника… На минутку Ляля отвлеклась от выбора нарядов и, рассеянно перебирая блузочки, задумалась: «Интересно, каким Он будет? Конечно, сильный, добрый и обязательно умный! Красивый и высокий. Может, немного меня постарше. Не то что этот ужасный парень из сна. Он будет дарить мне цветы и подарки. Нет, лучше стихи. Романтичные, искренние и красивые. А когда он придет в гости, я стану для него играть. Ах, как бы я для него играла! А по вечерам мы будем гулять в парке и целоваться. Нежно-нежно… Долго-долго… И конечно, Он предложит мне руку и сердце и все такое… «Только после свадьбы», – заговорила в Ляле ее мама. «Нет, ну почему?» – сопротивлялось ее второе «я». Если Он будет по-настоящему любить, тогда…»

Здесь Лялины мечтания обычно принимали совершенно неопределенные формы. Она была вполне образованной и современной девушкой и знала, что происходит в постели между мужчиной и женщиной. Но пока в фантазиях и даже в снах все заканчивалось теми же страстными поцелуями на скамейке. Светка понять не могла, почему подруга так «старомодна».

– С твоими, Лё, представлениями – прямая дорога в восемнадцатый век. А на дворе – двадцать первый. Что ты все киснешь? На тебя ж столько ребят заглядываются! У меня вот сегодня опять рандеву – едем на дачу к Антону и там уж замутим…

– Свет, ну как же так можно – в постель без любви?

– Что значит без любви? Я ж не путана, чтобы абы с какими уродами спать. Вот если парень симпатичный, все дела… Почему себе удовольствие не доставить?

– Какое ж это удовольствие?

– Вырастешь – узнаешь, – хихикала Светка.

Вспомнив о подруге, Ляля невольно вернулась мыслями к куче одежды, разбросанной на постели. Большинство мини-юбок и кофточек было куплено именно по указанию Светы, которая о современной молодежной моде знала решительно все. Но ни один из «прикидов» не был созвучен Лялиному торжественному настроению. Платья-балахоны казались слишком мрачными, да и жарковато в них в июле. Строгий костюм – явно не клубный вариант. Лялька примеряла одну блузку за другой, а потом швыряла их в угол, словно капризный ребенок, которому подсовывают тусклого пупса вместо роскошной Барби. Неужели нет ни одной приличной вещи? Может быть, обтягивающее нежно-розовое платье? Или легкий джинсовый костюмчик? Или… Отбросив в сторону очередную шмотку, Ляля извлекла из груды вещей черные обтягивающие брючки, слегка расширявшиеся внизу. К ним прекрасно подходила блестящая кофточка, из тех, что обычно застегивают на одну пуговку на груди. Вот так! Брюки подчеркнут аккуратные бедра, а блузка зрительно увеличит грудь. Даже Светка бы до такого не додумалась! А серьги и новый кулончик придутся сюда как нельзя кстати.

Итак, наряд подобран, макияж сделан, стрелки часов показывают ровно восемь. У подъезда закадычную подругу уже поджидала Света. Ляле оставалось только чмокнуть маму в щеку и предупредить, что придет не раньше двенадцати.

– О-ба, ты чего сегодня такая красивая? – Света была слегка ошарашена.

– Обыкновенная, – пококетничала Лялька.

– Ну все, держись, вся дискотека твоя.

Ляля, как всегда, засмущалась, не зная, как ответить на комплимент подруги. Светка набросила прозрачную кофточку на очень откровенный топ, к которому прекрасно подходили джинсовая мини-юбка и яркий макияж.

– Пойдем, Лё, нам к Сяве еще на другой конец Москвы добираться.

– А мы разве не в клуб?

– В клуб, конечно. Только сначала на минутку к нему заскочим. А оттуда на машине – в какое-нибудь крутое местечко.

– Слушай, а не стремно к ним на хату ехать?

– Мы ж ненадолго. И потом, они нормальные ребята. Если б быдло какое, то раньше приставать бы начали. Не, они ничего, и вообще я с Сявой целую неделю по телефону болтала.

Светины аргументы показались Ляле достаточно убедительными, и она успокоилась. Девчонки поймали такси и поехали на Ленинградку.

В назначенном месте они были уже через полчаса. Отыскав нужную квартиру, Света позвонила в массивную железную дверь.

– Лё, глянь, прям сейф, а не квартира. Небось папочкины денежки прячут. Где ж они? Глухо, как в танке.

В этот момент за дверью послышался шум, и она распахнулась. На пороге стоял высокий симпатичный парень с короткой стрижкой, густо залитой лаком. Модная рубашка, джинсы а-ля Версаче – в общем, со вкусом полный порядок.

– Девчонки! – Парень встретил девушек открытой и радостной улыбкой, при этом разведя руки так, будто хотел заключить их в объятия.

– Привет, а Сява здесь? – спросила его Света.

– Ну даете! Кирилл, слышь, я сегодня, наверное, на целый миллион разбогатею.

Девушки опешили.

– Сява, ты, что ли? – наконец выдавила из себя Света.

– Нет, Бенни Хилл. Ну я, а кто ж еще?

– Мы тебя не узнали. А где твои волосы?

– В парикмахерской на полу валяются. Ну, заходите, что ли, или так и будем через порог разговаривать?

Зайдя в квартиру, девушки сразу оказались в просторной комнате в стиле модерн. Заметно было, что жилье проектировал и обставлял профессиональный дизайнер. Минимум стен и максимум комфорта. Авангардный интерьер, светлые занавеси и матовые обои. Светка была, как всегда, права: у хозяев явно денег куры не клюют. При всем том жилище определенно скучало по уборке. Вещи были раскиданы как попало, посуда валялась в самых неожиданных местах, на полу блестели глянцевыми обложками журналы. Поскольку большую часть времени Ляля смотрела себе под ноги, она успела разглядеть надпись на одном из журналов – «Хастлер».

Сява жестом пригласил девушек к барной стойке – в этом доме без стен она отделяла кухню от гостиной.

– Барышни, познакомьтесь, это Кирилл. – Сява указал на парня в синей майке, в непринужденной позе развалившегося на бордовом диванчике, какие можно видеть в дорогих салонах.

Кирилла отличало скучающе-надменное выражение лица. С первой фразы становилось ясно, что этот юноша считает, что все в этом мире предназначено исключительно для него родимого. Заметно было, что он следит за своей внешностью и пользуется немалым успехом у противоположного пола. Как ни бесили Лялю эта манерность и ленивые нотки, проскальзывавшие в голосе, она должна была признать: Кирилл – парень чертовски симпатичный. Темные волосы, синие глаза, загорелые бицепсы…

– Здравствуйте, дженчины! – отозвался наконец молодой человек. Теперь он, в свою очередь, принялся рассматривать Лялю, и от его долгого, пронизывающего взгляда ей стало как-то не по себе. Покраснев, она отвела глаза и стала смотреть в окно. Да, новый знакомый определенно знал толк в обращении с девушками.

Светку, казалось, куда больше интересовала обстановка, чем присутствующие. Пробежав взглядом по развешанным на стенах абстрактным картинам, она подмигнула Сяве:

– Это что тут нарисовано? То ли кувшин, то ли лейка!

– Светла-ана, – протянул Сява, имитируя «тон знатока». – Ну нельзя же так говорить о бессмертном произведении искусства! – Он сделал вид, что поправляет на носу невидимые очки, а потом добавил, уже обычным голосом: – Ты в курсе, сколько эта мазня стоит? Последний писк моды!

Ляля, все еще чувствовавшая себя очень скованно, присела на бордовое кресло, почти утонув в мягком сиденье. Рядом блестел прозрачный журнальный столик с вывернутыми ножками, на котором валялись какой-то компакт-диск и кредитная карточка. Нижнюю полку столика занимал все тот же вездесущий «Хастлер» – похоже, тут к нему относились всерьез.

Светка тоже вдруг замолчала, и Сява попытался разрядить обстановку:

– Девчонки, вы чего совсем загрустили? А ну ударим в бубен пьянства и разврата! – пошутил он и, посмотрев на девушек, громко рассмеялся. – Да вы расслабьтесь! Что пить будем?

– А что есть? – в унисон спросили Света с Лялей.

– Бар я вам уже показал. – Сява кивнул в сторону стойки. – Выбирайте что хотите. Да, лед в холодильнике.

Девушки зашли за стойку и начали рассматривать спиртное. Ляля остановилась на мартини, а Света сделала себе джин с тоником. Вновь вернувшись к ребятам, которые поудобнее расположились на диване, они увидели на компакт-диске ровненькие дорожки белого порошка. На стеклянной поверхности журнального столика лежал маленький целлофановый пакетик, перевязанный ниткой.

– Вау! – восхитилась Светка. – Да здесь не меньше грамма!

– Два без малого, – гордо уточнил Сява. – Чистейший кокаин. Будете?

Ляля отрицательно покачала головой и глотнула мартини. Она не слыла занудой-моралисткой, просто никогда не пробовала, да и начинать ни к чему.

– А я не откажусь, – согласилась Света.

– У тебя есть сотка? – спросил Сява у друга.

– Сейчас посмотрю. – Кирилл запустил руку в задний карман и достал оттуда несколько аккуратно сложенных купюр. Выбрав из них стодолларовую, он протянул ее Сяве. Тот хорошенько расправил банкноту, положил ее на ладонь и начал скручивать в трубочку.

– А почему не сто рублей? – спросила Ляля, заметив, что среди купюр были не только «зеленые».

– Потому что так вкуснее, – констатировал Сява. – Ну что, поехали?

Он засунул трубочку в ноздрю и быстро отправил кокаин в нос. От порошка на поверхности диска остался белый след, который Сява подобрал мизинцем и втер в десны. Кирилл и Света сделали то же самое. Ляля попивала свой мартини, с интересом наблюдая за происходящим. По телу разливалось приятное тепло. Напряжение таяло. Откинувшись в мягкие пуфы дивана, она отвела глаза в сторону и наткнулась на забавный портрет: незамеченный доселе чернокожий музыкант со всей мочи дул в трубу. От прилагаемых усилий его глаза буквально вываливались из орбит. Причем с каждой минутой этот эффект усиливался.

Еще с минуту все молчали в ожидании прихода, после чего Сява встал и включил быструю музыку.

– Кажется, тыркнуло!

– Да, аптечный продукт! – похвалил порошок Кирилл. – А тебя-то как зовут? – Он перевел взгляд на Лялю.

– Ляля.

– Ляля? Это имя или кликуха? – усмехнувшись, полюбопытствовал Кирилл.

– Ляля – это сокращенное от Людмилы, – обиженно пояснила она.

– Да ты не дуйся, я просто такое смешное имя первый раз слышу. И чем ты, Ляля, занимаешься по жизни?

– Музыкой, – спокойно ответила девушка.

– Да-да, она классно играет! – вклинилась в разговор Света.

– И на чем ты играешь, если не секрет?

– Не секрет, на фортепиано.

– О-о, ты у нас Паганини в юбке? – сострил Кирилл.

Услышав такое, Ляля поперхнулась и долго не могла откашляться. Кирилл удивленно посмотрел на Светку:

– Что это с ней?

– Паганини – это скрипач, а она – на фортепиано, – снисходительно пояснила Света. – Вот было б тут у вас фоно, она бы показала класс.

– А, один хрен, – махнул рукой Кирилл. – Скажите лучше, куда отдыхать ездили?

– Нам некогда было – мы поступали, – ответила за себя и за Лялю Светка. – А вы?

– Я в Египте две недели жарился, а Сява, – в этот момент приятель Кирилла, пританцовывая, прохаживался по комнате, – в Лондон мотался английский подтягивать. Ну, с Лялей все понятно – она скрипачит… э-э-э… играет, в общем, а ты куда поступила?

– Я в универ на эколога. А вы, помнится, тоже учитесь?

– М-м… учимся. – Посмотрев друг на друга, ребята рассмеялись. – Нас преподаватели только два раза в год видят – когда мы им в зачетке деньги приносим.

– Так вы работаете? – переспросила Ляля.

На этом месте они рассмеялись еще громче.

– Не, веселая у тебя подруга! – загоготал Сява. – Ее послушать, так мы прям стахановцы!

– Джиджаз! С нашими предками, Лялечка, работать в этой жизни не обязательно! – заключил Кирилл.

Ляля умилилась, заметив, что Кириллу свойственно прибавлять букву «Д» к некоторым словам. Широкая улыбка озарила ее лицо. На протяжении недолгого разговора Сява успел сделать по комнате такое количество кругов, что у дующего в трубу негра зарябило в глазах. Мимоходом он сделал музыку еще громче, и разговаривать стало совершенно невозможно. Ляля встала и отправилась к встроенному в стену шкафчику, чтобы долить себе мартини. Света решила присоединиться к Сяве, и они слились с хаус-ритмом. Казалось, что остановить их в этот вечер уже ничто не сможет. Ляля, облокотившись на барную стойку, наблюдала за танцующими. Света соблазнительно покручивала бедрами. Время от времени она выписывала руками круг над головой и прокручивалась вокруг своей оси. Не столь пластичный Сява словно врос в синий квадрат на паласе. Хождение по квартире сменилось динамичной ходьбой на месте без отрыва носков от пола. Попеременно приподнимались только пятки. Спрятав руки в карманах джинсов, он небрежно покачивал торсом из стороны в сторону, словно стрелка хронометра. Стеклянные глаза не сводились с соратницы по кайфу и совершенно перестали моргать.