Текст книги "Маленькие тайны"
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
– Моя расчудесная Таня, а ты знаешь моего брата?
– Угроза? – осведомилась, не понимая, что задумала Марийка, но пока не вырывалась.
– Да нет, просто спрашиваю.
– Кто ж его не знает? Зимой из армии пришел, да?
– Да, – кивнула она, заворачивая в ванную комнату. – Так вот, знаешь как он мне мозги полощет? Есть два способа. – Марийка открыла оба крана в ванне, покрутила вентили, постоянно пробуя воду. – Первый – он терпеливо выслушивает меня, сидя рядом, обнимает, успокаивает, негромко говоря всякую утешающую чушь. И так почти всегда. Но бывает, когда у него плохое настроение либо я становлюсь совершенно неуправляема, есть второй, более действенный, способ.
Подбородок едва не поцеловался с бортиком ванны. Фон Дюваль, эта... зажала мою шею в захват и направила струю обжигающе-холодной воды прямо мне на голову.
– Он называется контрастный душ, – едва смогла расслышать ее слова сквозь визг. Мой. Но только я привыкла в температуре и заткнулась, пошла горячая, потом снова холодная. А эта изуверка только приговаривала: "Вот так" и "Вот-вот". И так продолжалось неизвестно сколько.
Вода прекратила бить по черепной коробке.
– Ну как? – участливо спросила на ушко фон Дюваль. Рванулась, а фиг. Клещ с кун-фу замашками.
– ****, – пожелала я.
– Значит, хорошо пошло, – удовлетворенно произнесла Марийка и снова врубила воду. Хорошо хоть в этот раз длилась пытка – а что это еще?! – недолго.
– Ты слушала его, так же, как и всех, но почему-то услышала только то, что тебе хотелось.
Я хотела ответить, но заткнулась. Крыть было нечем – это прекрасно понимала.
– Он сказал что тебя любит, – продолжала подруга, которую слушала теперь с еще большим вниманием, – но ты этому даже значения не придала. А ты вообще знаешь что признаваться трудно? Знаешь же! И что? Почему ты от него так отбрыкиваешься, ты это мне объясни? – повысила голос она и... отпустила.
Мне страшно хотелось или ударить ее, или сделать то же, что и она со мной. Поначалу, до того как Марина заговорила.
Перевернулась и присела на бортик, за который совсем недавно так цеплялась. Глаза поднимать совершенно не хотелось. Ощущение у меня плохое – кажется, что если взглядами с ней встретимся, но Марийка все-все поймет.
– Я... я... боюсь, – призналась, устав бороться неизвестно для чего. Ведь и правда – для чего весь этот бред?
И еще один очень важный вопрос: почему до меня не доходят многие вещи до тех пор, пока кто-то не объяснит? И ведь оказывается что все это я знала...
Точно загнусь, если в одиночестве буду.
Фон Дюваль мягко улыбнулась, пересела со стиральной машинки ближе ко мне и обняла. Никогда не смогу понять, почему объятия у нее выходят такие... по-матерински теплые. Совсем не хочется вырываться, как делаю обычно.
Или Васильев успел так сильно меня изменить?
– В первый раз все боятся, солнышко.
Фон Дюваль встала как ни в чем не бывало. Я долго не могла привыкнуть к ее странностям: то она как подросток ведет себя, то как женщина, и не чувствуется никакой фальши.
– Этот парень – просто золото, так долго терпеть твои заскоки и не убегать куда подальше. А ты не ценишь. – Подруга покачала пальцем. – Вот скажи, ты что, так сильно хочешь чтобы он ушел раз и навсегда? Чтобы вы стали совершенно чужими людьми? Ну посмотри на меня! – Длинные кровавые коготки убрали мою челку на бок, позволяя Марийки заглянуть в лицо. – Не хочешь, – угадала она. – Ты же тоже любишь его. Делай выводы. – Коготок царапнул по кончику носа, и фон Дюваль выплыла в коридор.
– А, да, – прокричала она издалека. – Послезавтра третий день феста, я буду выступать, так что мы зайдем ровно в пять. Будешь не готова – вытащим в чем будешь. Бай-бай!
Хлопнула дверь, показывая что гостья ушла, разбередив душу и оставив наедине c мельтешащими мыслями.
***
Мрачно глянула в зеркало и натянула на нос капюшон безрукавки. Сегодня хоть погода радовала – солнце после обеда брызнуло сквозь сизые тучи и быстро их разогнало по краям небосвода. Не так уж и тепло было, но задвинутая в дальний угол ветровка и надетая жилетка, пусть и меховая, дарила иллюзию приближения лета. Главное – руки когда ветер дует не поднимать...
Многочисленные блюдца луж ловили отражение лазурного неба, крон лип, дубов, зданий и редких прохожих, мчащихся под своим делам. Что отразила очередная лужа, когда я проходила мимо нее и опустила глаза? Да что-то черное, безликое и жалкое, м-да. Больше смотреть не хотелось, хотя мне нравилось до этого разглядывать отражения в воде. "Это как смотреть чужими глазами", – однажды заметила фон Дюваль, и я с ней согласилась с внезапным осознанием что так оно и есть. Но, блин, бывают моменты, когда смотреть не хочется. Чтобы не увидеть нечто опротивевшее. А мне в данный момент... нет, вру – в последние два дня противна собственная рожа. В ней я не так давно тщетно пыталась найти ответы на мучавшие вопросы. Нашла, но кто сказал что они мне понравились?
Мой приговор после дня доставших раздумий – я влюбилась не просто по уши, а по самую маковку. И ничего не сделаешь с этим. Вот если бы спохватилась недельки полторы назад, то да – можно было что-то изменить. Сейчас уже поздно дергаться.
Я поняла, полдела сделано. Осталось только перестать быть заячьим хвостом и намотать волю на кулак, чтобы не сбежала в самый неподходящий момент...
Ноги несли меня куда-то, куда именно – я не знала, дала им полный простор. Мне бы просто подышать свежим воздухом... Если бы знала, к чему приведет такая самодеятельность – вообще из дома не выходила. Некоему Максу Орлову, с которого все и началось, тоже вздумалось погреться на таком редком солнышке. Именно на той дороге, куда занесло и меня. Идет, башку к небу запрокинул, локти выставил... На его умиротворенную физиономию враз появилась аллергия и страстное желание дать мимоходом под дых. Но сдержалась. Сегодня я не в том состоянии, чтобы разборки устраивать.
Только у поганки-Судьбы на меня в этот вторник были иные планы. И фиг она посоветовалась со мной!
Капюшон не спас. Вот интересно, и когда этот человек умудрился так хорошо меня рассмотреть? Дорогу загородили вытянутые руки и туша, возникающая перед носом всякий раз, когда я делала шаг или вправо, или влево.
– Суворова, – констатировал Орлов со смесью удивления и мрачного удовлетворения. Заставил задуматься тон.
Вздохнула и задрала голову.
– Здрасте, – невежливо поздоровалась и попыталась поднырнуть по руку. Фиг.
– Какая встреча.
– Взаимно, – не стала отрицать и своей "радости", и отступила на два шага назад. Мне моя шея пока дорога. – Чего надо?
Орлов сделал свое профессиональное выражение а-ля крутой мачо-боксер.
– Все то же самое. Отстань от Ильи. Из-за какой-то задрипанной девки не хочу терять своего лучшего друга.
А меня пробрало, под удивление со стороны Максика, на ха-ха. Лучший друга, да? Оно и видно. "Допустим и друг, но далеко не лучший. Вспомнить хоть слова Васильева", – едко заговорила во мне ревнивица, и очень разумно.
– Лучший? – недоверчиво, давясь смехом. – А он-то хоть знает об этом?
– Мне все равно, что он думает обо мне, – сразу окрысился Орлов. – Главное что я его считаю лучшим другом!
От этого заявления брови полезли к волосам. Мозг щелкнул, как несмазанный механизм заскрипел, начал активно работать. И выдвинул предположение:
– Неразделенная любовь?
Неволей подалась назад, пусть и не от страха, а больше от нежелания соприкоснуться с кипящим Орловым.
– Я нормальный!! – от этого рева, казалось, и ветки на деревьях прогнулись. Или это просто ветра порыв? Некоторые прохожие бросали на Максика опасливые взгляды, и спешили дальше.
– Да-да, – устало отмахнулась и предприняла новую попытку уйти. Просто поняла, что этот разговор теперь уж точно ни к чему не приведет. Так что пошли в баню все эти Орловы с их странными заскоками. Успешную попытку – когда Макс вернулся в этот мир, я уже отошла.
– Эй, ты, а ну стой! Мы не договорили.
Предугадала попытку схватить меня за руку.
– Слушай, Макс, – позволила смертельной усталости отразиться в голосе. – Я вообще без понятия, что тебе от меня надо. Оставить в покое Васильева, этого придурка? Да ты это ему скажи, понял? Он мне не брат и не парень – совершенно чужой человек. И никаких прав я на него не имею. Надеюсь, доступно объяснила? Тогда оставь меня в покое. Не в настроении я сегодня.
Получилось как-то ломано, скомкано, даже местами и проглянула тщательно запрятанная грусть. Оказывается когда влюблен – все же хочется иметь, эти права.
Орлов изобразил удивление, превратившее его, вкупе с рыжей шевелюрой, ну просто в деревенского простачка. И его я год назад побаивалась?
– Разве ты не его девка?
– Девки тебе буду за стойками. Достало повторять – я Та-ню-ха. И нет, ты ошибся, – холодно опровергла. В груди зажгло...
– Тогда какого он... – Тут лицо Максика поменялось и этот чел чуть ли не набросился на меня. – Слышишь, ты, играешь с ним, да? Нравится, когда...
– Остынь, – вскинула руку. – Если так интересно узнать о наших взаимоотношениях... ах, прости, это такие длинное для тебя слово... просто о наших отношениях – спроси своего обожаемого лучшего друга. Все. Отбой.
Достало. Тупой разговор ни о чем, растрепанные нервы и натянутая струна в груди, готовая вот-вот лопнуть. Короче, состояние то еще. Хочу кого-нибудь убить, но слишком вымотана для этого. Сходить к сатанистам сегодня, что ли? Душевные ребятки, хоть отойду душой, завывая с ними...
За спиной еще метров двадцать слышались не отстающие шаги.
– Я не могу, – наконец, подал он голос.
Резко развернулась на каблуках и выгнула бровь, готовая снова рассмеяться.
– Сорри? Я ослышалась или крутой мачо и гроза всея ГУГа Максик – чего-то боится?
– Я не... – начал набирать обороты Орлов, но я отмахнулась и парень как-то сдулся.
– Да не ори ты. Все, ничего не спрашивала – только дай мне спокойно насладиться тишиной.
Опять шаги за спиной, уже ближе.
– Вы ведь с ним в... нормальных отношениях? – вопрос с такой затаенной осторожностью. Скосила глаза, усомнившись что рядом идет все тот же Орлов, убедилась, удивилась – мягко говоря. Что сегодня с ним?
– С какой стороны посмотреть.
– Ты...
– Я. Так, что тебе еще от меня надо? Рожай уже. – А уже начала нравится эта безнаказанность. Ну когда я еще вот таким тоном поговорю с Орловым без последующей махания кулаками?
Макс скривился.
– Ты ведь разговариваешь с Ильичом? Можешь... – он кашлянул и пришел в себя. То есть, вернул прежний нахальный тон. – Спроси его, как он ко мне относится.
– С чего бы это?
– Просто спроси! – загородил он дорогу. А лицо-то, лицо... – Иначе убью, поняла? И если разболтаешь о нашем разговоре – тоже убью.
И Орлов побежал в противоположную сторону. Так и подмывает сказать – сбежал. И оставил после себя множество вопросов.
Была бы в другом состоянии – поразмышляла бы. А так – просто ограничилась удивлением и пошла дальше.
***
– Итак, лентяи, радуйтесь! Я заняла для вас половины во-он тех лавочек. Очень хорошие места – не далеко, но и не близко. Самое оно! Меня точно будет хорошо видно.
Фон Дюваль, уже приодевшаяся для выступления, прямо светилась. Или просто с блестками на волосах и платье переборщила.
– Танькобел, не спи! – острый локоток впился меж ребер. Тихо охнула и послушно пошла за остальными к тем самым боковым лавочкам. Марийка, как надзорщик, шагала позади, будто боялась что я возьму и сбегу – такое ощущение появилось. С чего вдруг? Усадила меня ближе к середке, долго до этого проверяя как с этого места видно сцену, сказала чтобы сидела именно здесь и никак иначе, попросила остальных приглядеть за мной, и унеслась цветастым и шелестящим вихрем.
Я тут только одна не догоняю, что происходит? Оглянулась на остальных, они – на меня вопросительно уставились, будто я им все возьму и проясню. Как же. Самой бы понять...
Мир феста давно раскололся на две неравные половинки: зрителей, прибывающих и ожидающих, и нервных выступающих, рассредоточившихся по разным углам – не видно, но зато слышно отголоском. Репетируют. Где-то среди них и Марийка...
Час до открытия третьего дня пролетел незаметно. Все же давно я вот так не сидела с друзьями, за что, конечно, получила несколько втыков. Скопилось множество тем для разговоров – даже когда вспыхнули софиты над сценой и объявились ведущие, а затем и первый исполнитель, мы не прервались. Слушать было откровенно скучно – ведь ткни в любого из нас пальцем и попадешь на, хм, нелюбителя такого музыкального жанра. Но все равно мы приходили сюда. Одна причина – фон Дюваль. Не придешь, она же потом плешь проест... вместе с мозгами.
Но, кажется, исполнителе на третьем-четвертом один из наших с удивленным возгласом указал на сцену, и все повернули головы. С этот раз выносили аппаратуру, вышли два чела с электрогитарами, другой – устроился за барабанами. И то, что последовало дальше – понравилось нам намного больше предыдущего. Ладно, она лично мне понравилось, что до остальных – не берусь судить. Слова на английском, тема любви. Обычно бы нос воротила, а сейчас – заслушалась.
Может, он знал? Обо всем. И о том, что я не буду обращать внимания на сцену, когда там играет нелюбимая музыка, но такое обязательно заставит смотреть. Да даже не может. Он точно знал.
Последние три тихих баса эхом разнеслись по стадиону, зрители начали хлопать, свистеть, выкрикивать – в общем, выказывать одобрение. И как раз под это сопровождение на сцену влезла еще одна личность, бродящая взглядом по рядам. Это получилось на чистом автомате – ноги подогнулись и я нырнула вниз, прикрывшись широкими плечами впередисидящего. Взгляд Васильева остановился на пустом месте, где я только-только сидела, а я заподозрила сговор. Вот не зря эта... дамочка так долго усаживала меня!
Только я не до конца поняла: а зачем вообще спряталась?
"Потому что дура", – шепнуло подсознание.
Мне его было видно, а ему меня – нет. Наш ряд пятый, сцена довольно близко, и не составило труда заметить, как изменилось лицо Ильи. Но растерянность быстро сменилась упрямством.
Публика затихала, явно заинтересованная происходящим. Ведь прошлые исполнители не спешили уходить, выстроились позади Васильева. А тот ни пел, ни плясал, а просто стоял истуканом возле микрофона. И вот, когда стало более-менее тихо, он чуть прикрыл глаза, словно бы... словно бы собираясь с духом – сказала бы, но нерешительность и Васильев понятия полярные. И заговорил.
– Таня, сначала я хотел спеть – но не нашел той песни, которая сможет правильно объяснить. Поэтому я просто скажу. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты была рядом.
Все. Молчание, воцарившее еще тогда, когда он заговорил. Васильев последний раз окинул скамейки взглядом, развернулся и пошел к другому краю сцены. А за спиной его набирали силы эмоциональные и подбадривающие выкрики и прочее, прочее... а еще, очень многие интересовались друг у друга, кто же такая, эта Таня.
Похож, только у троих и... еще семерых, но это догадки... не было сомнений, кто она именно.
Сердце судорожно бухало в груди, отдавая в нескольких местах сразу, дыхание перекрыло напрочь, и еще нескоро я пришла в себя. Относительно. Но в душе хаос так и не думал успокаиваться. Столько мыслей вертелось, крутилось, столько эмоций... больше радостно-счастливых, чем негативных.
Влюбленная дурочка все никак не могла поверить в произошедшее.
– Таня-Таня... – в голосе, прозвучавшем над головой, слышался укор. Просто укор, не злость. Подняла голову. Так и есть, фон Дюваль. Она стояла рядом, уперев руки в бока, смотрела испытующе. Но в какой-то момент ее взгляд смягчится и появилась теплая, такая понимающая улыбка. Подруга мотнула головой. – Иди уже. В северном углу он.
Я уже замечала что порой эта девушка выглядит как моя мама, в лучшем смысле этого слова. Заботится... понимает. И сейчас все поняла правильно.
Разогнула трясущиеся колени, вдохнула полной грудью... резко выдохнула, аж хоровод звездочек перед глазами заплясал, и дунула продираться сквозь народ в указанном направлении.
Народ, конечно, упорствовал – выставлял ноги, ворчал, но я ничего не замечала. Бывает же такое... впереди только цель, а на какие-то препятствия не обращаешь внимание. Или их просто не видишь? Я не думала о том, что обо мне говорят, что подумают – пусть и раньше не особо заморачивалась, но теперь так вообще... Мои мысли были только о том, чтобы поскорее найти одного человека.
Это громкое признание, слова Марийки, мои раздумья – все слилось и дало неожиданный, но правильный результат. Единственный верный. И я неслась вперед, боясь, что у трусливого зайки кончится решимость.
Не кончилась. Я его нашла. Пусть это не так уж и трудно оказалось.
Васильев сидел на широком выступе арматуры возле забора – такие штуковины уже давно распробовали и оприходовали под скамейки. Довольно много народу вокруг, но рядом с Ильей – никого. Руки методично обрывали стебельки у какого-то сорняка, а сам Васильев наблюдал за своими руками несколько отрешенно, будто в этом мире совсем не присутствовал. Затормозила, так и не дойдя. В голове вспыхнули его слова, сердце подскочило к горлу, а по телу, обгоняя мурашки, растеклась слабость.
– Зачем? – тихо-тихо, так не пищит даже совсем мелкий котенок. Не знаю, как Илья расслышал мой голос. Он вскинул голову и так радостно улыбнулся, что... Тайком пошарила по асфальту ногой. Вот она земля, и я совсем не падаю...
Он вроде как дернулся чтобы встать, но передумал.
– Я так и знал что ты придешь. – Илья сдвинулся и похлопал по освободившемуся месту. – Иди сюда, нам нужно поговорить.
Шла я с закрытыми глазами – оказалось так не настолько сильно волнуешься. И садилась так же. Вот Васильев наверное уржался... Все, под задом твердая поверхность, в каких-то паре сантиметров – Илья. Так, все, спокойно. Я же не нервничаю так обычно!
– Тогда, в лесу, я сорвался. Прости. Не хотел чтобы ты обижалась.
– Да и не обиделась я... – рассеянно пробормотала. Да что это такое... Нужно придти в себя уже! Ущипнула себя на ногу, да еще так что едва не вскрикнула. Но зато дымок, мешающий думать, из головы выветрился. Только сердце по-прежнему с ума сходит.
– Тогда что случилось? – требовательно заглянул Илья в мое лицо, что сбило с толку немного. Нет, так дело тоже не пойдет. Если так и будет продолжаться, то я так и не скажу того, что хотела.
– Не поверишь, но я думала. Твои слова заставили, – проговорила, разворачиваясь.
– И..?
– И я все поняла. Правда, для того, чтобы мой мозг дошел до таких выводов, пришлось потратить уйму времени.
Оперлась ногами о растущий совсем рядом дуб, прислонилась спиной к спине Ильи. И, не сдержавшись нахлынувших чувств, положила еще и голову на его плечо. Как же тепло... уютно. И чихать на все, что вокруг – мне слишком хорошо, чтобы что-то замечать.
– Знаешь, сколько не вспоминаю, то кажется – всегда так жила. Вроде как в прошлом все правильным казалось, верным, но если оглянуться назад – теперь кажется все донельзя глупым. А я и не понимала. Не хотела понимать. Вот... Реальна глупа эта идея с переодеваниями. Понимаю, честно понимаю. И ведь не добилась ничего, ты прав был тогда, и приносила идея больше неприятностей, чем чего-то хорошего. Да. Ты всегда прав. А вот я – дура. Столько ошибок наделала... Нет, помолчи, ладно? – Больше почувствала что Илья хочет не вовремя встрять с репликой. Еще все испортит. – Знаешь, как неприятно было признавать, что столько лет потратила впустую? Преследовала глупую цель и сбилась по пути, точно зашла не туда...
Вот что я тебе хотела сказать при встрече. Но, честно, если бы не сегодняшний день – то без понятия, когда бы мы встретились. Вернее – когда бы я решилась. Мне страшно было, очень. Ну, знаешь – перемены и все такое. Очень резкие, неожиданные. Меня выдернули из привычного мирка и поставили перед фактом: мол, будешь жить теперь так, и не как хочешь – а как получится в соответствии с поведением одной личности. Это конечно бесило! И эта твоя проницательность – мне всегда говорили что я как закрытая книга, а тут появляется кто-то, кому узнать чуть ли не мысли мои труда не составляет. Да еще тянет к нему не по-детски. Непривычное отношение – и р-раз, все. Попала. Меня тянуло к тебе, к теплу, которого, оказывается, так не хватало. Но все это бессознательное. Я знала, что ты за чел, поэтому одергивала себя и злилась. Просто злилась на все подряд. И уверяла себя что лучше не надо. Плохо потом будет. Но не помогало. Вот если бы ты вел себя иначе – это да. Помучалась бы и забыла. Но ты... А я только рада была. Орала на себя, еще больше злилась – но рада до безумки. И все больше привыкала, привыкала, забывала обо всем на свете... Пока ты сам мне не напомнил. Что только со мной творилось! Жесть... Трусила по страшному. А когда боишься мозги отключаются, проверено опытом. Но ты как всегда пришел и расставил все по полочкам.
Сделала паузу и перевела дух. Илья молчал и изображал дерево, но вроде как слушал. Опять же – чую. Что-то такое витает в воздухе.
Встала. Даже не знаю, зачем. Оглядела из нашего закутка, куда даже звуки доходят как сквозь подушку, сцену, толпу, решившую размять ноги под живую музыку.
– А если говорить просто и без этой пародии на философию – я больше не хочу. И лучше начну все сначала, постараюсь сделать это без особых придурей. Совсем без них не получится, такой уж у меня характер. – Развернулась. Так и есть, Илья подошел ближе и теперь рассматривал меня сквозь полуопущенные ресницы. До чего же он все-таки... Снова едва не потеряла хвост мысли. Нужно довести дело до конца.
– Из-за своей трусости я натворила делов, – твердо. – Можно... исправить?
Молчание, натянувшее нервы до предела. Ну чего ты молчишь?!
Будто прочитав мои мысли, Иль дернул уголком губ. То ли усмешка, то ли полуулыбка. Четыре шага, которые отсчитывала, и он совсем рядом. Осторожно – тоже боялся что сбегу? – положил руки на мою поясницу и сомкнул их в кольцо. Пространство между нами подсократилось.
– Не будешь больше убегать? – От низкого голоса по коже пробежала новая волна мурашек.
Мотнула головой.
– Бесполезно. Я слишком сильно тебя люблю.
Тут бы самое оно было, если бы я подтянулась и первая начала поцелуй, которого так хотелось. Но... Танюха позорно струсила. И чтоб никто, кроме нас двоих, никогда не узнал, что у меня есть такая слабость.
А потом все мысли резко отрастили крылья и улетучились, голова стала блаженно-пустая и легкая, будто воздушный шарик.
– Держи меня, я тону, – прошептала, цепляясь за распахнутую куртку Ильи.
– Тонешь? – Он изогнул припухшие губы, и ощущение в несколько раз усилилось.
– Вроде под ногами твердая земля, а вот же...
Как болото. Нет, не то. Как пропасть, я балансирую на ней на тоненькой веревочке, и она уже давно начала распускаться... Потрясающее и головокружительное, оказывается, ощущение.
Крупно содрогнулась. И все ветер, решивший что теплый, почти летний вечер – это скучно. Иль заметил, расцепил руки и распахнул куртку, заворачивая меня и прижимая к себе.
Как же он вкусно пахнет...
– Знакомо. Это называется крайняя степень влюбленности. – Поцелуй у виска.
Тайком улыбнулась в свитер Васильева.
– М-да. Куда уж крайнее...
Я совсем пропала, и теперь уже ни капли об этом не жалею.
***
– Серьезно, выручай. Нужно, ну вот так! – Ладонь выразительно полоснула под подбородком.
Зажатая в пальцах сигарета медленно тлела. Макс как-то задумчиво наблюдал, как все больше пепла падает на траву, но тряхнул головой, сделал последнюю затяжку и послал окурок в кусты.
– Ну и нафига тебе этот задрипанный очкарик?
– Для дела.
– А твое дело прямо супер важное? Подождать не может? Мне влом переться через полгорода. – Макс откинулся смачно зевнул, едва не навернувшись со спинки парковой скамьи, на которой они оба угнездились, и Илья не мог оставить это дело без подкола.
– Важное, – подтвердил Васильев, запрокинув голову к хмурому небу. В легких резко кончился воздух, а пальцы дернулись в нестерпимой попытке схватить хоть что-нибудь пишущее, бумагу, и набросать все то, что он видит. Скосил глаза на эмоционально посылающего кого-то по мобиле Макса и послал идею порисовать куда подальше. Хрен с ним это удастся.
Орел смачно выругался, упомянув свою очередную подружку, экрану коммуникатора и раздраженно сунул аппарат в карман. Хмуро глянул на Илью, но спрыгнул на асфальт.
– Лады. Пошли. Но за это ты мне будешь крупно должен, понял?
"Задрипанный очкарик" тусовался именно там, где и сказал один из знакомых-неформалов Ильи – на Пушкина, одно из главных мест сбора роллеров. Сидел на скамейке, наблюдал с мечтательной рожей за катающимися... или катающейся?.. и сцеживал слюну в кулак. До того увлекся, что не заметил приближения бывших однокашников. На оклик Макса, очкарик нервно обернулся и безуспешно попытался дать деру, но Макс довольно миролюбиво успокоил и передал слово Илье. Только разговор получился никакой. Ни Тани, которую Иль, как двинутый идиот, искал несколько дней, ни ее яркой подружки этот крендель не знал. Как не знал и еще трех человек – которых парень заметил рядом с объектом его глобального сдвига, когда те стояли возле сцены. Но зато, после встряски, он, оказывается, знал тех, кто знает нужных лично Илю людей. И с облегчением отправил их в другой микрорайон. Встреченные там – в другой. Следующие – так же, будто издевались. И так до конца вечера Илья и матерящийся Макс прокатали по городу, посылаемые туда и обратно... чтобы закончить именно там, где все и началось. Искомый Ванька с кличкой Напильник мило так болтал с очкариком на Пушкина. Пришлось осадить рвущегося Макса, вращающего налитыми кровью глазами, хоть не особо и хотелось: и у самого Иля возникли подозрения, что их просто накололи как последних лохов. Подозрения стали уверенностью, когда очкарик повернулся к ним. В глазах все читалось.
– Йо, – сказал тощий обладатель длинной, мелированной челки под эмо. – Меня предупредили. Что надо?
– Этот @цензура@ ищет одну ба... девчонку. С ней еще ходит другая, разнаряженная. Имей в виду, если мне не понравится ответ, тебя отсюда вынесут вперед ногами.
Напильник только хмыкнул на эту Максову угрозу, ни капли не испугавшись.
– Вы о Монстрике и фон Дюваль? – дотошным тоном уточнил. – Марийка и Танюха, – пояснил, видя откровенное непонимание. – Допустим, знаю.
– Харе ломаться, баба! – вспыхнул Макс. – Я тебе с...
Илю пришлось шагнуть вперед и раздраженно спросить. Вспышки "друга" начинали мешать и доставать.
– Знаешь, где они обычно собираются? Кроме стройки?
– Да где угодно. А тебе зачем?
Хороший вопрос, только ответа на него Иль не знал.
– Надо. Серьезно, надо ее найти.
– Про двинутого идиота – это правильно замечено, – не могла не вставить, стараясь одновременно и за дорогой следить и к боковому окну повернуться. Блин, как покраснела... – Маньяк-недоучка. А ребята хорошо вас прокатали, – оторвала руку от руля и показала большой палец. – Только знаешь, у меня хороший такой вопрос возник. Просветишь? Я розовые очки где-то по пути потеряла и осознаю, что на ежика в глубоком капюшоне, откровенно пугающем нормальных людей наряде и с отвратительным характером запасть... проблематично. Как умудрился, мазохист?
Названный мазохистом перехватил мой взгляд в зеркале заднего вида и безмятежно улыбнулся.
– Без понятия. Сначала это был просто интерес, ну знаешь как охотник и жертва. – Фыркнула такому сравнению. Да только правильно он сказал. Так оно и было. – В мозгу что-то переклинило и я растерял их последние остатки. А потом осознал что влюбился. – Иль развел руками. – Видишь, я совершенно прост.
– Угу, Мистер Простак, – съязвила. Уж кем-кем, а простачком он явно не был, пусть и казался таким вначале. – Что дальше было? – переключилась на прежнюю тему.
– Этот Ванька неплохой человек. Сильно мне помог.
– Напильник – неплохой? – опять не удержалась от едкого комментария. – Ты его плохо знаешь. Более занудного существа нужно еще поискать! – перехватила взгляд Васильева. – Хорошо-хорошо, молчок.
– С чего-то он проникся моей проблемой, и именно он придумал на сцену залезть. Пришлось школу вспомнить. Я на утренниках пел. Всегда, – пояснил Иль и очень тяжко вздохнул. Ах-хах, я тоже школу вспоминаю с содроганием. – Песню помог подобрать, время точное узнал. А конец ты знаешь.
То-то когда Илья подошел, Напильник так скалился. Поставила мысленную зарубку припомнить это бывшему эмо.
– Ладно. А что насчет того большого переполоха, когда мою аську заваливали письма? Ты что учудил?
Васильев расплылся в довольной и такой пакостливой, но не лишенной очарования, улыбке. Осторожнее, мы же все-таки едем...
– Пришлось воспользоваться связями Макса и некоторых твоих друзей. Я тогда в раздрае был и плевать было на все – я тебя найти хотел. Чтобы мозги прочистить, – несколько покаянно признался, а я хмыкнула. Однако, а ведь Иль, оказывается, человек терпеливый. Я бы себя забила табуреткой, а потом прикопала. – И достал всех. От меня даже убегать пытались. Угрожали помню тоже. Посылали. – Васильев усмехнулся своим мыслям. – Кроме твоей подружки.
Яркое пятно на сером бетоне еще издали привлекло внимание. Не только его. Девушка со странным именем Марийка фон Дюваль сидела на одной из лавок центральной площади, разложив пышную юбку и искренне наслаждаясь вниманием окружающих.
– Маньяк Танькобел, – кивнула она, когда Иль приблизился и вопросительно подняла тонкие брови. – Что ты хотел? Ты садись. – Носок туфли указал на бетонную оградку рядом со скамьей, к слову, ниже ее во много раз. Но Илья решил сесть.
– Нужно поговорить. О Тане.
Девушка посмотрела на него сверху вниз, и сразу появилось неуютное ощущение, которое Илю совсем не нравилось. Превосходство, и не его. Но терпеть придется.
– Об этом я в курсе, кэп. Мне уже несколько раз промотали историю как обезумевший кретин достает общественность. – Иль проглотил "кретина", не поморщившись. – Мне это не интересно уже. Скажи лучше о другом.
– О чем?
Марийка фон Дюваль стекла со скамьи на плитку под ногами. Шуршащие юбки оттенков полночно-синего, лазурного и молочного расплескались вокруг нее на пыльном кирпичном и бежевом... Суматошный, мчащийся город на заднем плане, расчерченный в квадраты простор, так похожий на сумасшедшую, неправильную шахматную доску и ожидающе смотрящая фигура, такая яркая, будто сконцентрировала в себе все краски мира... Как всегда, ударило в голову, сбилось дыхание и остро захотелось вытащить из заднего кармана джинсов сложенный вчетверо лист и огрызок карандаша.
Иль даже не сомневался, что изменение в лице фон Дюваль, появившиеся в глубине глаз довольство – из-за его отрешенно-восторженного лица. Всегда так, когда появляется что-то... подобное.
