Текст книги "Маленькие тайны"
Автор книги: Елизавета Левченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)
Боже... еще бы понять смысл вот этих размышлений!
Поджала пальцы на ногах и стала перекатываться с носка на пятку, дыша на перемерзшие ладони. Кто же знал что сегодня так резко похолодает? Оделась бы теплее. Но точно бы проиграла, как любит говорить фон Дюваль, в эпатажности. Я, конечно, могла бы воскликнуть что ничего подобного, что я не старалась так уж и выделиться... о нет. Сегодня все не так. Как раз наоборот – я хотела быть как можно более ярче. Нет, вернее будет – необычнее. Непохожее на ту себя, которую они привыкли видеть. Любимые берцы начищены до блеска, каждый шипик, каждая пряжка – само как-то получилось, руки нечем было занять. Далее короткие драные джинсы с налепленными нашивками. Майка с любимым посылом "fuck the world" под косухой-недотрогой. Так ее обозвали некоторые, из-за россыпи мелких шипов на плечах и руках до локтей. Похожа на ежика... но зато чувствую себя очень комфортно. Образ завершали густые черные тени на глазах, растрепанные ветром волосы и связка цепей, довольно громко позванивающих. Это успокаивает. И привлекает повышенное внимание.
Я подъехала примерно без пятнадцати назначенного времени – как показывали часы в автобусе – и уверенно свернула во дворик универа. Так было для других. А вот мне стоилось огромных усилий не затормозить и идти как шла. Ведь... это первый раз.
Все знакомые рожи... Я не осталась без внимания ни на минуту. Перешептывания, показывание пальцем и гуляющий вопрос: "Кто это?" Не все оказались такие тугодумами, как некоторые люди. Меня узнавали – вернее, предполагали что это я... но таких людей сразу обрывали, говорили что это не может быть... ха-ха...
Ха-ха. Я это, народ, я. Привыкайте. Теперь всегда так будет. Коробочка из-под сокровища пуста.
Пристроилась под одним из деревьев, по двум причинам. Нет, я не пряталась – иначе бы выбрала деревцо подальше. Просто мне нужно было опереться обо что-то, и ветер не так сильно задувает.
Буду надеяться что к обеду станет теплее.
И да, я заделалась немножко фон Дюваль. Мне нравилось это внимание и нравилось, чуть улыбаясь, слушать разговоры, как неуверенно предполагают одни и рьяно защищают свою точку зрения другие.
Я не особо оглядывалась, большинство времени смотря на экранчик ай-пода... но кажется, он не пришел. И отлично. Так и должно быть.
Куратор никогда не отличался пунктуальностью, но только идиот или самоубийца скажет ему это в лицо. Пришел он только в половину десятого, и я почти заделалась этим самоубийцей. Задубела! Но удержалась, вот такая я молодец, и просто перешла под другое дерево, поближе к кучкующимся. Знала что сейчас последует длинная и несколько пафосная речь. Любит куратор такие вещи, любит. А мне лень стоять просто так.
Еще двадцать минут – жажда крови загуляла среди нашей группы, ежащейся, подпрыгивающей, жмущейся друг к другу. И куратор смилостивился, перешел к перекличке.
– Афанасьев! Бабочкина! ... Перепелкина! Резин! Суворова! См... – Он так быстро проговорил мою фамилию и перескочил к следующей... хотя, и чего я удивлена? Ведь привык, когда я присутствовала на подобных "мероприятиях"?
– Здесь, – крикнула погромче. Куратор запнулся, забегал глазами, и вот так пробегал мимо меня дважды. А ведь многие остановили взгляды на мне, не отворачивались.
– Где? – удивленно. Даже за очками полез. Но не помогло.
Подняла руку.
– Здесь.
Новая волна шепотков и направленных на меня пальцев. Максик застыл статуей себе, ну, как и многие.
Удивились? Да. Больше не бегу и не прячусь.
Куратор наш – мужик немолодой, повидал на своей жизни немало, так что быстро очнулся, величаво убрал очки в нагрудный карман и пошел дальше по списку.
Автобус-тарантайку пригнали прямо к воротам, пожалели наши ножки. Я запрыгнула сразу, первой, заняла любимые места и там развалилась на переднем сидении. Чтобы не нашлось самоубийц. Сама и не ожидала, что они найдутся, а вот же... в некоторых глазах я стала чем-то вроде такой экзотической игрушки, но чем дальше, тем меньше я вызывала опаски и тем более – интереса. До такой степени что некоторые особи почти готовы были подойти ко мне и поговорить. Идите вы! Не нужна мне такая сомнительная компания.
Думала что четырнадцать человек – это все, ан нет. Автобус по городу собрал оставшийся десяток. И получилось, что в этот поход решили отправиться все. Совсем все. Замерла, позабыв дышать, когда Васильев показался около водителя. Он поднял руку, приветствуя некоторых выкрикнувших его имя, осмотрел салон, встретился со мной взглядами. Промелькнула, после удивления, то ли улыбка, то ли ухмылка, и этот человек, как танк, попер вперед. С ясно читаемым на морде желанием.
Хрен.
Переборов панику, перевела взгляд на окно и разложила ноги на соседнем сидении. И пыхти – не пыхти, не сдвинулась. Я намеков не понимаю.
Не хочу тебя видеть. Не хочу больше ощущать рядом. Я лечусь, понял? От этой глупой и бесполезной любви.
И он ушел. Наверное, понял, как и всегда. Проницательный же.
Всего было два направления, куда нас могли заслать. Нет, лес по кругу, куда хочешь – туда и езжай, но специально оборудованных мест всего два. Бывшие и не очень тур базы, северная и западная. Нас повезли в Запад, который заброшен, но тем не менее – популярен. Особенно у молодежи. Мы с друзьями ездили на эти развалины в прошлом году. Тихо – относительно, это когда попадешь, – лес не очень густой, но красивый. Особенно где обрыв, да... навсегда запомнила, какой вид открывается с того холма.
Знакомые все пейзажи за окном... получается что, нас туда и везут? Йоху!
... М-да. Йоху. Сижу, как идиотка и умираю от скуки. На кравишные виды налюбовалась в первые четыре часа, еще четыре – погуляла по лесу, а потом... Да, я приехала чтобы показать всем себя, раз уж решила все изменить. Но как-то не подумала, а что именно я тут собираюсь делать. Зря. Хоть бы книжку захватила, почитать. С ними ведь не поговоришь. И дело совсем не в том, что смогу... Ай, кого я обманываю? Не смогу. Мне элементарно, как бы позорно это ни было, страшно завязать разговор. Даже не самой, просто поддержать. Так что желающие пообщаться уходили ни с чем. Ну, и еще одна причина. Мне все равно же будет с ними смертельно скучно. Как и всегда.
Ушла подальше от скопища народа, начавшего разжигать костры и разбивать палатки, к самому краю обрыва. Хотелось сначала сесть и свесить ноги вниз, но я так подумала. Посмотрела на землю и решила что рановато умирать. И ограничилась посиделками под деревом, ткнув в уши затычки и врубив музыку на полную.
Сколько меня не трогали? Шут его знает. Но вот же... тронули. Наушники были бесцеремонно выдернуты, я перепугана, разозлена и... снова перепугана, когда увидела этого "варвара". Действительно, кому еще смелости хватит? Но я постаралась сделать вид, что спокойна.
– Смотри, как же тут хорошо. И высоко. И мне стоит только протянуть руку, схватить тебя за лодыжку и столкнуть вниз, – вкрадчиво заговорила. – Мокрого места не останется. И мне за это ничего не будет. Ну а что? Простой несчастный случай. Тут же глина, а после дождя она такая скользкая...
Васильев усадил свою задницу рядом, положил локоть на колено и повернул голову ко мне.
– А ты станешь это делать?
– А ты не видишь? – огрызнулась.
Идиотские вопросы.
– Ты сказала что тебе это не нравится. Так что нет, не знаю.
– Врунов я тоже не люблю.
– Но ведь и ты врала.
Вскинула голову.
– Что?! Когда и где? Я не умею ни врать, ни недоговаривать. – Отвернулась. – Если ты не заметил, я просто ничего не говорила. И не виновата, что кто-то и что-то там себе напридумывал. Понял? Отбой, – махнула ладонью, словно отгоняюсь от назойливой мухи. – Оставь меня в покое.
Пожалуйста.
Не удивлена, что он не заметил молчаливой просьбы и продолжил давить на меня.
– Тогда объясни мне, чтобы я не думал "что-то там". Потому что я всю голову сломал, пытаясь понять твои мотивы.
Объяснить? Хорошо. Не удивлена и прибежавшей идее. Расставлю все по полочкам, так, чтобы было понятно. Может, тогда поймет? И уйдет.
– Ну, что тебе объяснить?
Васильев не растерялся.
– Зачем и почему?
Зато растерялась я.
– Что именно?
– Зачем ты вела себя так?
– А-а... понравились мои тараканы? – усмехнулась. – Интересно? Ну, скажу, не сложно. В детстве я загорелась идеей найти такого человека, который бы оценил не то, что тут, – показала на лицо, – а что вот тут, – ткнула в грудь. – От этого и все пошло. Только я ошиблась. И ты – одна из ошибок.
У Васильева приподнялся уголок рта, но улыбкой это назвать было сложно.
– Понятно. Тогда почему ты, раз прекрасно умеешь общаться с людьми, играла затворницу в университете? Только не говори что ты стеснялась. Или..? – красноречиво заломил бровь.
– И не буду. Я не стеснялась. – По крайней мере до сегодняшнего случая. – Мне просто было не интересно. У нас разные интересы, разное мышление, разные уровень мозга в конце-концов. А заставлять себя – не хочу. Зачем? Из-за надуманных правил под названием нормы приличия? Пф.
Васильев замолчал. И взгляд такой... будто витает он где-то там, очень далеко, с непрошибаемым выражением лица. Не нравилось оно мне, впрочем, как и следующее. Угрожающе-довольное. Что-то вроде того.
– Хорошо. А теперь я расскажу. Уж прости за то, что снова выставляю себя крутым. И поправь, если буду неправ.
Жила-была девочка, которая давным-давно, еще в детстве, то ли насмотревшись чего-то, то ли начитавшись, вбила себе в голову идею-фикс. Просто загорелась ею и решила посвятить ее воплощению всю жизнь, совершенно не желая задумываться, насколько же это глупо. С каждым годом наверняка она все больше верила в эту глупость и крушила свою жизнь, ломала, но похоже сама этого не замечала. И вряд ли замечает сейчас. Но ладно. Человек ко всему привыкает, и эта девочка привыкла... – Он поднял палец и несильно ткнул в мой лоб. – Но она была умная. И кое-что все же поняла. Ни один человек не может быть один. Несколько недель-месяцев, может, пару лет – да. Но не всю жизнь. Жить без общения тяжело. Жить сдерживая себя – еще тяжелее. А она ведь сдерживала... и в один прекрасный момент изменила кое-что. Позволила себе то, что немного облегчило ее жизнь. Да, немного, – надавил он, заметив мое возмущение. – Хочешь поспорить? Тогда скажи. – И я попыталась. Но слова, как назло, разбежались в разные стороны. – Нечего... Но девочка не хотела отступать от своей идеи. А знаешь, почему? Думаешь, она до сих пор верила, так же, как и в детстве? Нет. Просто это было привычно. Она привыкла и жила так, как жила. Одну половину дня. А другую – отпускала себя и делала то, что хотела и что считала правильным.
Сколько это продолжается? Два года? – Качнула головой. – Больше? Вряд ли на год или два. Хочешь знать, почему? Да потому что если бы эта муть продолжалась дольше, то и сама девочка поняла, насколько ее двойная жизнь бесполезна, сколько негатива она приносит и как сильно ее ограничивает. Расправила крылья? Разве?
Жил-был еще один человек. Он с девочкой виделся каждый день, но не замечал ее из-за ее же одержимости глупой идеей. И очень жалеет, что случайно причинил ей боль. Он не хотел. Видел он только одну ее половину, но однажды увидел и другую. Опять же случайно. И влюбился по уши. Веришь? А вот девочка не верила, ни в какую. Он и так ей пытался показать, и так... а она – не замечала. Хотя, этот человек думал поначалу что это так над ним издеваются, но уже скоро начал понимать. Все. По частичкам. Пока не добрался до главного, что расставило все по своим местам. А девочка тем временем тоже влюбилась, только и это сначала не замечала, а потом начала себя сдерживать. Испугалась. А вдруг тот узнает ее тайну? Вдруг уйдет. Верно? А она не могла врать, оказывается. Вот поэтому и сдерживалась. Или нет? – Замотала головой, чувствуя как все больше заливаюсь краской. – Да, – безапелляционно припечатал Васильев. – Но это получалось все хуже. Ведь и она влюбилась. Так же сильно, как тот человек?
Это не могло продолжаться вечно, так? Тот человек, опять же случайно, узнал все о жизни девочки, и она очень сильно испугалась. А как же иначе, ведь появился кто-то, кто начал рушить привычное. А кого это не испугает? Тот человек бы ни за что на нее не обижался, ведь тогда, в ее доме, он показал что выбирает ее, какой бы он она ни была. Только зря он старался. Девочка не понимает намеков, ей нужно всегда все говорить в лоб. А знаешь, что было дальше? Девочка потом сама призналась что у нее тараканы, и немалые. И из-за них она пришла к неожиданному решению. Она решила сделать врагом того, кто ей помог. Ведь она такая трусишка, не может себе признаться. Только одно хорошо в этой ситуации: девочка решила стереть границы между двумя половинками своей жизни. Жалко что скорлупу на себя нацепила. Ей скучно – говорит, но откуда она знает?
Васильев встал, отряхнул джинсы и наградил пронизывающим взглядом.
– Интересно, а девочка все это понимает? Навряд ли. Просто не хочет. И заставляет мучиться не только себя, но и других.
– Под другими ты себя подразумеваешь? – Голос дрожал. Вот он все и рассказал. Но... но...
– Почему бы и нет? Я устал, у меня уже кончается терпение, я не знаю, что делать дальше. Что будет дальше, а, Таня? Я не знаю, что от тебя ожидать. – Пауза. Усталая усмешка. – И ты не знаешь... – Он поднял руку и потер ладонью лоб. – Это почти смахивает на тупую шутку.
Вскочила от переизбытка эмоций. Надо же, какой страдалец!
– Козел ты, с крутым ником Эвил. Пусть и проницательный такой, но все равно так и не понял. Ничего не понял! Поэтому не смей хаять мои идеи, понял? Они не глупые!
– Серьезно? – взгляд пробежался по моему лицу и Мистер Проницательность очень проницательно все понял. – Вот когда будешь уверена, тогда и попробуй мне это доказать.
Так мы и разбежались по своим углам.
Без понятия, где шлялась и что делала эта проницательная сволочь, так обожающая вытряхивать всю душу, но я так сидела на прежнем месте и тихо паниковала, обняв руками колени.
Все он правильно сказал, не могу отрицать. Сказал... даже то, что у меня в мысль не сформировалось, плавало где-то в глубине. Вот так играючи понял, когда как другие никогда и ничего не понимали. Все разрушил... собака. Стукнула кулаком по земле. Бесит! Все, и его проницательность, и страх мой! Особенно последнее... сижу, дрожу как осиновый лист... прячусь. Хоть и обещала сама себе больше этого не делать!
Вскочила на ноги и быстро огляделась, пока вся решимость не испарилась. Пять костров разбросаны по широкой, покатой полянке, на самом большом и дальнем жарилось мясо – пусть я и не очень его люблю, но сейчас, когда была настолько голодна, аромат шашлыка щекотал ноздри и повышал разговорчивость у живота. И я уверено направилась к самому ближайшему костру.
– Привет, – постаралась поздороваться как можно безмятежнее, приветливее и вообще быть лапочкой. А еще – не выдать волнения.
Ко мне практически синхронно повернулись удивленно вытянутые ры... лица.
– Привет. Прив. Хай. Ага. – Отмерли и отозвались по очереди сидящие, продолжая разглядывать как редкий музейный экспонат. Почти как и я их. Взаимные гляделки закончились обоюдным удовлетворением и недоумением.
– Есть хочешь? – вполне доброжелательно спросила Воронина. – А то ты целый день шаталась.
Хлопнула глазами. С чего такая забота?
– Или у тебя в торбе буты спрятаны? – хохотнул Юрьев. – Заделишься? В обмен на... на картошку. Можно и шашлык отжать. Если, конечно, хорошо попросить.
– Я буду стараться. Ради картошки, – ехидно добавила.
Теперь грохнули все. И как гора с плеч. Возможно, с ними будет не так уж и плохо.
– А ты не такая уж и плохая. Странная, конечно. – Резин наклонился ко мне и, приняв заговорщицкий вид, спросил: – Слушай, а зачем все... ну это, – красноречиво окинул меня взглядом.
– Считайте это взбрыком моих тараканов.
– А-а-а... Это всем знакомо. Хей, пипл? – Взрыв возмущенных выкриков. – Ладно, не всем, но многим, – быстро добавил Резин. – Стенд ап, плиз, вот сюда, – а это уже мне. – Народ, двигай жопы!
Народ послушно начал двигаться и вот, освободил мне место на бревне в середке, где я сразу же и уселась, вытянув озябшие руки-ноги к потрескивающему костру. Хорошо-то как...
Резин деловито поворошил палкой угли с самого края и выкатил несколько черных камней, вызвавших повышенное внимание и галдеж. И, не слушая предупреждений, схватил один из "камушков". Кажется, догадываюсь, что это. Ясен пень, сразу же заорал во всю глотку, выронил печеную картофелину и затряс пострадавшей рукой.
– Лох ты, Резин. Когда жрать хочешь, у тебя мозг отключается.
– А он у него разве не атрофировался? За ненадобностью. – Взрыв гогота.
– Пиво бу? – Передо мной возникла бутылка. – Клиныч, светлое.
Я не стала отказываться.
Резин, знаменитый клоун нашей группы, получил утешение от женской половины и подсел ближе.
– А ты, оказывается, панкушка.
– Что, только что заметил? – ехидное со стороны. Резин отмахнулся.
– И как, слушаешь рок? Так и мы слушаем! Местами... Слыш, Феня. – Он ткнул локтем жующего Федяхина, отчего тот чуть не подавился и наградил клоуна убийственным взглядом. А тому все ни по чем. – Я путаю или ты всем этим в классе... девятом увлекался? И чего, до сих пор? Не отбрехаешься, брат, тебя же насквозь видно.
– Парень-ренген? – насмешливо спросила. Резин оставил в покое Федяхина и кивнул.
– А то. Называется Резиген. – Растянул пальцами итак круглые глаза. – Во! – Выдал протяжный "вж-жих" и принялся "сканировать" ржущую общественность. Но скоро ему это надоело и он вернулся к моему допросу. А меня это совсем не раздражало. Не ожидала что эти ребята окажутся... ну... такими легкими на подъем. Да и приятными. Наверное, от того что я удачно подсела. Вся компашка Орлова находилась далеко.
– А, да, точно, мы же про рок говорили. Даж я знаю одну песенку. Или две... а может, и несколько. – Резин развернулся и зычно крикнул: – Димон, тащи свою шестиструнку! Играть и петь буду.
– Звучит угрожающе.
– Идите вы. Добрые люди. Притащил? – Он хлопнул новоприбывшего по плечу. – Молодца, сюда садись, тоже будешь слушать.
Паренек с унынием проводил свою гитару взглядом, и вместе нее получил избавленную от фольги картофелину.
– На картошку, утешься. И уши заткни, а лучше все.
– Не верь им, я хорошо пою! – возопил Резин, не отвлекаясь от перебирания струн и их подкручивания. – Слыш, народ, харе вводить в заблуждение новую даму. Еще убежит.
– Не убегу. Я пригрелась.
Мой сосед с улыбкой показал большой палец.
– Твои цепи посильнее нагреются, тогда и мне не холодно будет.
– Кхм, – громко прокашлялся с важным видом Резин. – Внимание и молчание. Пою.
Пусть все и шутили, но послед этой просьбы воцарила тишина.
Я свободен, словно птица в небесах.
Я свободен. Я забыл что значит страх.
Я свободен, с диким ветром наравне.
Я свободен. Наяву, а не во сне.
Оказывается, наш клоун умел петь. Душевно так. Дальше подхватила одна из девушек. И я... правда тихо, мурлыкала. Хорошая песня.
Надо мною тишина, небо полное дождя,
Дождь проходит сквозь меня, но боли больше нет.
Под холодный шепот звезд мы сожгли последний мост,
И все в бездну сорвалось. Свободным стану я,
От зла и от добра. Моя душа была на лезвии ножа.
Я тут уже не смогла удержаться и запела в голос.
Я бы мог с тобою быть, я бы мог про все забыть,
Я бы мог тебя любить, но это лишь игра.
В шуме ветра за спиной я забуду голос твой,
И от той любви земной что нас сжигала в прах,
И я сходил с ума. В моей душе нет больше места для тебя.
– Эй, Ильич, наш запевала, где ты ошиваешься? Подь суды! – крикнул в перерыве Резин, но ему никто не откликнулся.
Пели уже почти все, с улыбками переглядываясь друг с другом и покачиваясь в такт музыке. Бред разноголосый, конечно, получался, но в том и прелесть. Не объяснить так просто.
Я свободен, словно птица в небесах.
Я свободен. Я забыл что значит страх.
Я свободен, с диким ветром наравне.
Я свободен. Наяву, а не во сне.
Надо мною тишина, небо полное огня,
Свет проходит сквозь меня, и я свободен вновь.
Я свободен от любви, от вражды и от молвы,
От предсказанной судьбы и от земных оков,
От зла и от добра. В моей душе нет больше места для тебя.
Эх, если бы в моей душе не осталось места для одного человека... Но песня помогла. Чувствовала я себя не в пример лучше.
Я умудрилась влиться в этот маленький коллектив. Они нормально приняли меня, а я впервые решила отбросить предрассудки... да, теперь это уже именно предрассудки. Нормальные люди. И... и странно, что я этого не замечала раньше. А. Да. Я не хотела замечать, вбив себе в голову глупости. Долбанный Васильев, все не хочешь отпускать меня?!
Бутылочка была успешно прикончена и поставлена в ровный рядом других. Все были такими "хорошими" – в отличие от меня другие побольше выпили. Кто умиленно пел, обнимаясь с соседом – как хорошо что я пересела в самый конец бревна, – кто жевал, кто где-то ходил... А кто решил поделать из себя крутого.
Орлов появился неожиданно, прямо перед носом и отозвал в сторонку. "Поговорить". А вот мне пиво напрочь снесло все предохранители и я пошла за Максиком, тихо отстегнув наруч и спустив его до костяшек. Ведь при случае эта штучка и как кастет может послужить.
Заходить глубоко в лес Орлов не стал, ограничился пятком метров. Но народ уже проглядеть можно было с трудом. Густой лесок.
Орлов развернулся.
– Он – мой лучший друг. И я его никому не отдам.
Тишина. Максик сверкал глазами, даже в темноте заметно. Я переваривала полученную информацию, перевариваться не желавшую.
– Ма-ать... – наконец, выдала. – Слушай, Орлов, а Васильев знает что ты у нас, оказывается, голубок?
Тишина. Макс тоже переваривал. Дошло.
– Чего несешь?!
– Что слышал. Поверь, Иль очень правильной ориентации. – Чего несет мой язык? Да так язвительно... Это что, я ревную? Парня к парню? Дожила. – Откажет, какая жалость... но ты не унывай... – наигранно-утешающе. – Козел. – А тут не удержалась.
– Козлиха, – не остался в долгу злящийся Максик. Оказывается его так легко вывести из себя... – Не так все поняла, я нормальный!
– Тогда зачем заявляешь что никому его не отдашь? Как я еще должна понимать?
– Так, все, я...
– Хрен тебе все. Я тебя сейчас, урод, бить буду, – мрачно пообещала, демонстративно дыша на "кастет". – Вот этим. За все хорошее. Давно хотелось.
Максик нехорошо ухмыльнулся.
– Я тебе все твои железки в кишку затолкаю, не посмотрю что баба.
– Баба тебе на рынке за прилавком. А я – Танюха, андестенд?
– Сейчас тебе андестенд будет.
Рыцарь в сияющих доспехах на этот раз появилось очень не вовремя.
Васильев втиснулся между нами, раскинув руки. Мордой к Орлову.
– Стоп! Макс, ну какого ты к ней все время лезешь? Медом намазано? – раздраженно.
– На бабу меня променял? – сразу окрысился Макс. – Че, и сказать нечего?
Васильев молчал, Орлов буравил его взглядом. И все больше эта сценка напоминала мне... разборки любовного треугольника.
Жесть.
– Короче, голубки, я вас оставляю, – насмешливо сказала, отступая назад. – Не хочу мешать такой горячей любви.
Васильев обернулся и как-то потерянно выдал:
– Таня...
Сердце дрогнуло, а куда оно денется.
Орлов выглянул из-за спины Ильи.
– Поймаю, урою.
Ответила ему свирепым взглядом напоследок. Посмотрим, кто кого.
Меня взяли к себе в палатку две девчонки, и я особо не тушевалась. Как-то не хотелось ночевать на голой земле. И, завернувшись в спальник, не смотря на крики и шум сразу же, отрубилась.
Беседка среди леса, увитая плющом и яркими цветами, залитая солнечным светом. Тишина, но не потому что там, в прохладной глубине, никого не было. О нет, там, за белым столиком кофейничали двое парней в ослепительных сюртуках и... клетчатых семейниках. Один, рыжеватый и вихрастый, держал в руках кружевной зонтик и пожирал взглядом другого, темноволосого и более меланхоличного.
– Илья! – патетично возопил вихрастый, трагически заламывая руки, будто у него только что, на его глазах, скопытилась любимая кошка. – Мой милый Илюша! Нет больше сил сдержать ту бурю эмоций, что бушует в моей груди! Ах, я разрываюсь на куски!
Темноволосых отложил чашку и озабоченно заглянул в масляные глазки другого.
– Мой милый друг, вы больны? – участливо. – Что с вами, сударь?
– Да! Да, я болен! И вылечиться, увы, я не могу! – продолжал тянуть волынку вихрастый, все ближе присаживаясь к другому и не сводя с него взгляда.
– Но как же так? Я... могу помочь? И чем же вы больны? – Темный сморщился и закрыл нос пышным рукавом. – Мне отойти? Ведь заражусь...
– О нет, – рыжик вскину руки, – только не это! Не уходите! Ведь болен я вами, и... помочь мне может только одно...
Темный хлопнул глазами и очень осторожно отодвинулся. Рыжик – за ним. И так – несколько кругов по круглой скамейке.
– Кхм. – Вот, темный остановился. Рыжик, жадно рассматривая темного, тоже. – Неожиданно. Но долго дворянина велит мне поступать по чести и другу своему помочь, – пафосно, приложив руку к груди.
– Тогда вы ближе подойдите... еще... Еще!
– Так хорошо? – опасливо осведомился темный. Видно было что ему совсем не нравится происходящее.
– О да!.. – простонал рыжий... и впился поцелуем в губы темного, повалив все более слабо сопротивляющуюся жертву на скамью. Мамочки... вот же присосался...
Рыжий отлип от темного и жарко зашептал:
– Я соврал, шалунишка... Мне не нужно лекарство. А моя любовь, как бешенство, передается со слюной. И теперь вы стали таким же, как я. Ну же, идите ко мне...
И темный... темный ахнул, глупо хихикнул и воодушевленно повис на шее рыжего.
– О Макс, любовь моя!
– О Илечка!
– А-а-а!!! – заорала в голос, резко садясь и хватаясь за голову. Палатка, проглядывающий лес, негромкий переговор и дрыхнущие соседки-сокурсницы.
Приснится же такое...
Понятное дело, больше я не смогла уснуть и до самого утра просидела, разряжая плеер. Казалось, времени много, так почему бы не заняться полезным делом, то есть – немного поразмышлять? Опять же, не удалось. Мысли все время скатывались к двум вещам: Илюше и опять же Илюше, только в компании с Орловым. Меня очень беспокоило странное поведение и слова Максика. И спокойствие Васильева. А, может, он тоже... того? И Макс – того? И они... А-а, нет, не может быть! Пальцы сами потянулись к губам, дотронулись до них.
Не может.
Общий подъем протрубили, причем в прямом смысле, в семь. Еще час дали на сборы, в течение которых я тупо избегала Васильева, воодушевившегося поговорить со мной. "В этом он весь, – неожиданно поняла, порывшись в памяти. – Когда он интересовался моим мнением? Делал только то, что ему нужно было. Как и сейчас". Бесит. Я не хочу говорить.
Вот народ стал подтягиваться к автобусу, в котором уже сидела я. На это раз так же проигнорировала Васильева, а ему пришлось пройти дальше по салону – мешал остальным пройти. Но потом, когда бус тронулся, умудрился махнуться местами и уселся позади меня. Не перепутаю я его руки ни с чем, не перепутаю... привыкла. И какая же радость вспыхнула от тепла обнявших за плечи рук! Бессознательная и недолгая. Встряхнулась и пересела на другое сидение, на самый его край. Неудобно, зато никаких рук. Но я сидела так всю дорогу, до самого городе, где выскочила на самой первой остановке. Потому что увидела в отражении что руки Илья лежат на спинке кресла.
И дальше что, а? Что я собираюсь делать с этим дальше? Прекрасно понимаю абсурдность и глупость ситуации. Но я просто буду делать то, что делала – бежать. Я все-таки ужасный трус и не могу остановиться и повернуться лицом. Да и достало.
Дом встретил смердящей тишиной. И то, и то настораживало, но прониклась я только когда скинула боты и сунула ноги в тапки. Правильно эта сволочь хвостатая заныкалась, если бы нашла до обеда – в унитазе замочила. Вместе с моими тапками. И ноги отмывала, вместо мочалки его используя. Именно так. Но увы, Себа отомстил, причем неизвестно за что, и спрятался настолько надежно, что даже перевернув весь дом его не нашла.
Едва не отправилась в универ, позабыв что сегодня у нас свободный день – настолько растеряла мозги после недавней вспышки злости и растерянности после утреннего инцидента. Расколотила чашку, об стул хряпнулась и в конце-концов завалилась на кровать, пока чего хуже не сотворила.
Что же со мной происходит? Откуда такая растерянность? Ну, хоть знаю, из-за кого это. Васильев. Теперь все и всегда из-за него.
Сама не заметила как уснула, но когда открыла глаза в комнате было темно. И еще с минуту лупала глазами, пытаясь понять, что именно разбудило. Новый перезвон, который сразу узнала. Мейл пришел. И пошла проверять, кто там меня хочет и чего ему надо. Каюсь, первая паническая... и радостная немного... мысль была что это Васильев, но нет. Фон Дюваль, сообщавшая какая я поганка, потому что бросила всех и пропала, на звонки не отвечаю, в инете меня нет, и т.д. и т.п. Самое главное крылось, как всегда, в самом конце. Марийка сообщала что уходит на последнюю репетицию и заглянет ко мне после нее. "Репетиция?" – полусонная мысль, и я звучно приложилась лбом о столешницу. Совершенно вылетел из головы этот фест весенний...
Трель звонка разнеслась по квартире. Пересмотрела письмо, проверила часы – поздно пришло? Или это не фон Дюваль? Но нет, это была именно она собственной экстравагантной персоной. Красноволосая вампиресса толкнула меня вглубь квартиры, открыла пошире дверь, зашла, деловито закрыла ее на замок и оседлала обувную полку. Вот интересно, у меня что, на двери написано: "Хозяйничайте в моей квартире все, кому не лень"? Второй человек уже ведет себя настолько нагло.
– Имей в виду, Танька, я с места не сдвинусь, пока ты, моя милая, все не расскажешь, – заявила Марийка и, не мигая, уставилась на меня.
– В смысле? – осторожно поинтересовалась. Надеюсь, поняла я ее неправильно.
Фон Дюваль величественно положила одна на другую ножки, обтянутые сетчатыми чулками и отбросила за спину гриву. Точно наращенная.
– В прямом. Ты сейчас же объясняешь, что у вас там за муть с неким Васильевым Ильей. После того, как он навел среди нас такого шороху и поговорил по душам со мной, мне стало ну очень интересно.
Вздохнула, даже не собираясь спорить. Эту дамочку я знаю прекрасно. Она же как клещ, и фиг отцепишь пока она сама не захочет.
– Без подробностей? – с надеждой.
– С ними, родимыми, – разбила все надежды подруга.
И пришлось рассказать. Абсолютно все, а это не только сухие факты типа пошел, ушел, подошла, но и выворачивать душу. Обычно я никогда это не делаю, боюсь, но с Маринкой можно. Уж в чем уверена, так в том что она никогда не причинит боли.
Фон Дюваль ни разу не перебила – слушать она всегда умела. А когда я закончила, немного посидела и встала, мягко подхватила под руку и с черепашьей скоростью повела по коридору.
