Текст книги "Золотая стрела"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

– Ну что вы, Анна Сергеевна, – расплылся в радостной улыбочке Альберт, ведь вы же знаете, как мы вам завсегда рады! Вы для всех наших начинаний как соль, необходимая в любом кушанье.

Благосклонно выслушав сей сомнительный комплимент, Глухарева хотела уже приступить к делу, но ее опередил Селифан:

– Видишь ли, Альберт, положение в Мухоморье тревожит не только Анну Сергеевну, но и лично меня. Я уверен, что и ты всполошился бы, если бы узнал истинное положение вещей!

– Я прекрасно знаю истинное положение вещей, – холодно ответил барон. Мой тайный приказ работает без сбоев. И поверь мне, Селифан, когда возникнет надобность, я приму все надлежащие меры.

Анна Сергеевна уже раскрыла было свой симпатичный ротик, чтобы высказать все, что она думает о надлежащих мерах, но Селифан поспешно заговорил сам:

– Насчет тайного приказа, ты извини, конечно, барон, но и он порою дает сбои. Это ведь именно он допустил гибель, – Селифан непритворно вздохнул, – нашего дорогого князя Григория. A ведомо ли твоему тайному приказу, о чем мне намедни рассказывал купец Авелат?

– Неведомо, – буркнул Альберт.

– Авелат как раз прибыл из Новой Ютландии, где проездом гостил у нашего злейшего врага Беовульфа. И передал мне дословно то, что говорил ему за чаркой вина этот изверг.

– Ну и что же? – без особого интереса спросил барон. – Впрочем, догадываюсь…

– Он говорил, что после гибели князя Григория все эти вурдалаки, Альберт и его семиупырщина, дрожат, как осиновый лист, и с содроганием своих мелких душонок ждут, когда доблестный рыцарь Беовульф со своими друзьями нагрянет в Белую Пущу и собственноручно изрубит их в капусту.

Все это было истинная правда, и Альберт мог бы при случае удостовериться у самого Авелата, что такой разговор действительно имел место. A Селифан передавал его барону в подробностях по той причине, что зная Альберта многие годы, ведал и некоторые струнки его души, на которых при случае можно было бы сыграть.

– Ну, Беовульф – известный суеслов, – пробормотал Альберт. Он был изрядно уязвлен, однако виду старался не подавать. A Селифан ковал железо, пока горячо:

– Беовульф-то суеслов, а мы сами что? Меня тут все спрашивают – когда, мол, вы свершите отмщение за нашего князя Григория? Ну ладно, Чумичка далеко, боярин Василий находится под покровительством царя Дормидонта, но Беовульф-то и Грендель – кто нам мешает схватить их и предать грозному, но справедливому суду?

Альберт молчал – возразить было нечего. Анна Сергеевна с нескрываемым любопытством наблюдала за «наездами» воеводы.

– Всему свое время, – выдавил наконец из себя барон.

– A еще говорят, – понизив голос, продолжал Cелифан, – что ты нарочно впустил князеубийц в кремль, дабы самому сесть на место Григория…

– Кто говорит? – как ошпаренный, вскочил из-за стола Альберт.

– A на что твой хваленый тайный приказ? – насмешливо переспросил воевода. – Все кому не лень говорят, а ты последний узнаешь. Так что единственный способ унять все эти кривотолки – послать в Мухоморье отборную дружину, дабы укрепить власть нашего поставленника Виктора, а злодея Беовульфа вкупе с Гренделем, заковав в железо, доставить сюда на справедливый народный суд!

– Я должен подумать, – ответил Альберт. – Такие дела с наскока не решить.

Анна Сергеевна вновь открыла рот, чтобы вмешаться, и вновь ее остановил воевода.

– A еще, – заговорил он, понизив голос до интимного полушепота, – нынче ночью я вновь видел князя Григория… – Это означало, что Селифан решил затронуть другую, не менее трепетную струнку бароновой сущности. – И он сказал мне: «Что ж вы не выполняете усех моих заветов? Даже мой замысел у Мухоморье до конца довести не можете!»

Это заявление Альберту проверить было бы сложнее, но он и сам видел по ночам подобные сны, хотя являвшийся ему князь Григорий пока что ценных указаний по части руководства государством не давал.

– Ну ладно, вижу, все-таки придется послать в Новую Ютландию нашу дружину, – вздохнул барон, – хотя я предпочел бы обойтись наемниками.

– Ну так завтра же с утра и выступим, – обрадовался воевода. – Если ты не против, то я сам поведу войска в наступление!

Не удержавшись, Анна Сергеевна громко фыркнула. Селифан поглядел на нее с укоризной.

– Не будем спешить, – охладил воеводин пыл барон Альберт. – Завтра с утречка заходите ко мне, обговорим подробности. Ну и для вас, уважаемая Анна Сергеевна, дельце найдется.

Когда обнадеженные воевода и госпожа Глухарева покинули кабинет, барон взял со стола кружку и на всякий случай выплеснул содержимое на двор. Хотя во время аудиенции он ни разу не отворачивался от стола, но после Анны Сергеевны любая предосторожность не была бы излишней.

* * *

После ужина, прошедшего в самой что ни на есть унылой обстановке, Виктора в коридоре задержал Теофил:

– Ваше Высочество, извините, что беспокою, но вас желает видеть одна особа.

– Что за особа? – безо всякого интереса спросил Виктор.

– Молодая девушка. Говорит, что пришла с болот…

Виктор невесело усмехнулся:

– Неужели вы полагаете, Теофил, что мне теперь до девушек? Тому уж радуюсь, что нынче я лишен счастья лицезреть за ужином почтеннейшую госпожу Глухареву.

– Нет-нет, это что-то совсем другое, – доверительно понизил голос старый слуга. – Она и одета как-то совсем не по-осеннему, да и на обычную селянку совсем не похожа.

– Ну хорошо, накормите ее, оставьте переночевать, не знаю, дайте что-нибудь из одежды, – слегка рассердился Виктор. – Мне ли вас учить?

– Мне кажется, Ваше Высочество, что вам следовало бы с ней поговорить, совсем тихо сказал Теофил, заметив Петровича, который затаился в конце полутемного коридора и явно пытался подслушивать. – Поверьте моему жизненному опыту – она тут неспроста.

– Ну ладно, – сдался Виктор, – проводите эту таинственную незнакомку в мою рабочую горницу.

C этими словами Виктор вместо опочивальни отправился к себе в кабинет, и вскоре Теофил ввел туда молодую девушку в темном платье и с длинными, ниспадающими до плеч волосами.

– Прошу вас, сударыня, – нарочито сухо указал Виктор на кресло.

– Приношу извинения Вашему Высочеству, что отрываю от важных государственных забот, – проговорила гостья, усаживаясь в кресло и оправляя платье.

– Попрошу к делу, – буркнул Виктор, стараясь не смотреть на девушку. Кто вы и что вам от меня нужно?

– Извините, я хотела бы поговорить с вами наедине, – искоса глянула девушка на Теофила. Слуга молча повернулся, но Виктор остановил его:

– Сударыня, Теофилу я доверяю всецело. Так что смело можете говорить при нем.

– Ну ладно, – вздохнула гостья, – тогда сразу к делу. Я – княжна Марфа.

– Очень приятно, – усмехнулся хозяин. – A я – принц Виктор.

– Нет, Ваше Высочество, вы, кажется, не совсем поняли, – чуть нахмурилась девушка. – Я – княжна Марфа Ярославна, из рода князей Шушков, превращенная в лягушку более двухсот лет назад по указанию князя Григория.

Услышав это, Теофил удивленно поднял брови. Виктор же, кажется, не особо удивился:

– Я вам, конечно же, м-м-м, верю, но чем вы могли бы подтвердить ваши слова?

Марфа ненадолго задумалась:

– Кроме меня самой, это может подтвердить Иван Покровский, который и был тем самым Иваном-царевичем, что поцеловал лягушку и превратил ее обратно в меня. Еще это мог бы подтвердить господин Херклафф, тот колдун, который меня заколдовал, но его, должно быть, давно уж нет в живых…

– Ну, Херклафф-то и по сей день живее многих живых, – заметил Виктор, а в настоящее время, сколь мне ведомо, находится в Белой Пуще. Сомневаюсь только, что он стал бы что-либо подтверждать, даже если бы его очень об этом попросили… Да, так где же ваш Иван-царевич?

– Ивана можно найти в ближайшей корчме, где он остановился на ночь, объяснила Марфа. – Но завтра вы его вряд ли там застанете.

– Мы могли бы послать за ним, – почтительно предложил Теофил.

– Думаю, это ни к чему, – подумав, сказал Виктор. – Тем более что вряд ли свидетельству господина Ивана Покровского можно будет доверять больше, чем словам нашей уважаемой гостьи.

– Но, Ваше Высочество!.. – возмутилась княжна.

– Извините, сударыня, я не хотел бросать тень сомнения ни на вас, ни на кого бы то ни было, но нужны доказательства.

– Ну, разве что… – Княжна запустила руку под высокий воротник платья и извлекла оттуда медальон на серебряной цепочке. – Здесь наш родовой знак.

Виктор бросил мимолетный взор на медальон, перевел его чуть выше, на лицо Марфы и, встретившись с прямым спокойным взглядом княжны, отвел глаза в сторону:

– Я в этих родовых знаках ничего не смыслю…

Теофил деликатно кашлянул:

– Ваше Высочество, можно было бы пригласить господина Пирума.

– A ведь верно! – обрадовался Виктор. И пояснил для гостьи: – Пирум это наш древлехранитель и скрижалеписец.

Теофил бесшумно вышел из комнаты. Виктор молчал. Молчала и Марфа. Наконец хозяин разомкнул уста:

– Сударыня, пока вы здесь, вам не следует никому больше говорить, что вы – княжна Марфа.

– Почему? – гордо вскинула голову гостья.

– Видимо, вы еще не знаете истинного положения вещей и в Белой Пуще, и у нас в Новой Ютландии… Ну что там опять?!

В коридоре раздался какой-то шум, визг, а затем в кабинет вошел летописец Пирум в сопровождении Теофила.

– Да там, похоже, опять наш Уильям с господином Петровичем повздорил, скорбно вздохнув, пояснил слуга.

– Вечно с этим Петровичем всякие приключения, – проворчал Виктор. – Кота уже неделю никто не видал, а Петрович… Ну ладно, ближе к делу. Я пригласил вас, господин Пирум, дабы посоветоваться по некоему вопросу, в котором вы, несомненно, разбираетесь куда лучше меня.

– Сие зело похвально, что Ваше Высочество залюбопытствовали древними скрижалями, ибо прошедшее наше всегда остается с нами, – неторопливо заговорил Пирум. – И мы должны помнить наше прошедшее, дабы не порвалась нерасторжимая связь времен…

– Господин Пирум, прошу вас посмотреть на родовой знак, изображенный на медальоне у этой девушки, – прервал Виктор мудрствования летописца.

Пирум перевел взор на Марфу и вдруг стал медленно оседать на пол. Теофил подскочил к нему и помог добраться до ближайшего кресла.

– Это она, – прошептал Пирум.

– Кто – она? – как ни в чем не бывало переспросил Виктор.

– Она, – несколько пришел в себя древлехранитель. – Княжна Марфа.

Девушка встала во весь рост.

– Я узнала тебя, – сказала она Пируму. И, оборотившись к Виктору, спросила: – Надеюсь, теперь Ваше Высочество более не сомневаетесь в правдивости моих слов?

– Да, – коротко ответил Виктор. И, немного помолчав, обратился к Теофилу и Пируму: – У меня к вам будет одна настоятельная просьба. Или даже приказание. Никто в замке, кроме нас троих, не должен знать, кто эта девушка на самом деле. И князь Длиннорукий – в особенности.

* * *

Барону Альберту не спалось. Он ворочался в своем любимом дубовом гробу, а сон все не шел. И когда барон все же немного задремал, в спальне послышался какой-то шорох.

– Что там такое? – вскрикнул Альберт. Он прекрасно знал, что его «перестроечные» нововведения многим в Белой Пуще не по нраву и что эти многие не прочь бы от него избавиться, и оттого ожидал опасности в любой миг.

Шорох повторился, а затем послышалось чье-то ворчание:

– Совсем без меня распустились, дымоходы не чищены…

– Что?! – возопил барон, но тут голос резко усилился:

– Это ты, барон Альберт?!

– Д-д-да, я, – от страха лязгая клыками, пролепетал Альберт и дрожащею рукой зажег тусклый светильник в изголовии гроба. В спальной никого не было. – Почудилось, – облегченно вздохнул барон, но тут вновь раздался странный голос. Он звучал достаточно ясно, но доносился как будто из какой-то трубы:

– Ну что, убедился теперь, каково править страной без меня?!

– Это ты, князь Григорий? – боязливо спросил барон.

– Да, я! – горделиво ответствовал голос. – Я явился из Преисподней, дабы не дать вам, глупцам и корыстолюбцам, развалить то, что я создавал тяжкими трудами и заботами две сотни годов!

– Князь, научи нас, как жить! – возопил Альберт.

– Эх-ма, вот возьми да научи вас, – ворчливо откликнулся голос князя Григория. – То ли дело при мне… – И, перейдя на буднично-деловой тон, продолжал быстро и напористо: – Первым делом – ежели не способны справиться с домашними делами, так не лезьте к соседям.

– Но мы же…

– Никаких но! И не вздумай отправлять моих отборных стрельцов в Мухоморье, иначе нашлю я на тебя, паршивца, все кары из адского пекла! – Голос князя загремел еще грознее: – На колени, червь!

Кряхтя, Альберт выбрался из гроба и послушно пал ниц. И если бы он не был столь взволнован явлением покойного князя и прислушался повнимательнее, то услыхал бы шорох в печке и чье-то ворчливое бормотание:

– Что за печки, что за дымоходы? Все у них не как у людей. Вот в избе у бабки…

A барон лежал распростертый на холодном полу и тщетно ждал, когда князь Григорий вновь заговорит с ним.

– Жаль, что так скоро удалился, – вздохнул Альберт, медленно подымаясь с пола. – Но на случай, ежели явится вновь, надо будет составить списочек вопросов. Вопрос первый: где хоронить кости Марфы? Вопрос второй… Барон подошел к небольшому столику наподобие конторки, стоящему в углу спальни, и, обмакнув гусиное перо в чернильницу, принялся что-то черкать на листке пергамента.

* * *

На столе стоял кувшин водки и кое-какая незатейливая закуска. За столом сидели князь Длиннорукий и Соловей-разбойник, причем Петрович ерзал на табуретке и то и дело вскакивал – давали знать недавние ранения. Длиннорукий был уже изрядно «под мухой», но еще не утратил некоторых способностей к рассуждениям.

– Чую, что бросили нас наши дорогие хозяева, – говорил он, размахивая куском соленого огурца. – Послали сюда вместе с этими полоумными наемниками, и все, и справляйтесь, как можете.

– Уползать надо, – мрачно проворчал Петрович. – Покаместь бить не начали.

– Ну, уползти-то мы еще успеем, – отхлебнул Длиннорукий из кружки и закусил огурцом. Петрович выпил залпом и не закусывая. – Да, так ты говорил, что к Виктору какая-то баба пришла, – продолжал князь. – Ну-ка, расскажи, дружище Петрович, что это за баба и что он с нею, хе-хе, делал!

– Да не баба, а молодая девка, – нехотя ответил Соловей.

– O, да так это ж еще лучше! – скабрезно захихикал Длиннорукий. – Ну-ну, и что же?..

– Да ничего. Там через скважину не подглядишь.

– Ага, значит, нарочно скважину заткнул. Но ты хоть подслушал-то? Это вообще замечательно – когда не видишь, такого можно себе напредставлять! – Князь противно потер пухленькими ручками. – Ай да Виктор, а я-то уж грешным делом начал думать, что на девок у него, хо-хо, не стоит. Ну-ну, значит, завалил он ее на лежанку…

– На какую еще лежанку? – пробурчал Петрович. – Он же принимал ее у себя в рабочей горнице.

– O, ну так это же просто прелестно! – пуще прежнего обрадовался Длиннорукий. – Завалил прямо на стол…

– Ну причем тут стол? – озабоченно потер ноющую задницу Соловей. – Они же там не одни были, еще и Теофил…

– A-а, так они ее вдвоем! – расплылся в скабрезной усмешечке Длиннорукий. – Что ж ты мне сразу не сказал? Мы бы пустили золотое яблочко по тарелочке и посмотрели, что они там вытворяют!

– Да ничего они не вытворяли, – не вытерпев княжеских похабствований, топнул ножкой Петрович. – Просто разговаривали, и все.

– Ну и дает, однако же, наше Высочество, – разочарованно протянул Длиннорукий. – Привел к себе на ночь глядя молодую девку – и разговорами потчует. – Князь подлил себе и Соловью еще водки. – Ну и о чем же таком они говорили?

Петрович выпил, занюхал надкушенной луковицей и наморщил лоб, пытаясь вспомнить:

– Говорила-то больше та девица. И такую околесицу несла, что у меня аж уши завяли. Будто бы она – бывшая лягушка, которую поцеловал какой-то Иван-царевич Покровский, и она сделалась княжной…

– Что? – вскочил Длиннорукий как ошпаренный, едва не опрокинув кувшин с остатками водки. – Я должен немедля передать об этом в Белую Пущу!

– Да они ж тебя засмеют, – хмыкнул Петрович. – Скажут, совсем с крыши князь съехал, уже всякие сказки рассказывает.

– Это не сказки, – стукнул Длиннорукий кружкой по столу, – а самая истинная правда!

– A я чего-то припоминаю, – почесал задницу Петрович. – Еще в самый первый день, как мы сюда прибыли, я тогда подслушал разговор этой сволочи боярина Василия с его дружками о какой-то лягушке да об Иване-царевиче. Стало быть, все это и впрямь не сказки?

Князь внезапно успокоился:

– A правда, куда торопиться? Завтра с утра на свежую голову все и передам. Ну и что еще твоя княжна рассказывала?

– A я больше ничего не услышал, – горестно вздохнул Петрович. – Тут на меня снова тот изверг набросился!

– Какой еще изверг?

– Да кот, чтоб ему пусто было!

– Опять кот, – проворчал Длиннорукий. – Тебе, братец, пить меньше надо. Или больше закусывать.

– Вы мне никто не верите! – взвизгнул Петрович. – A он меня, сука, снова цапнул! – И Соловей, задрав штанину, продемонстрировал совсем свежую царапину на правой ноге.

Длиннорукий лишь вздохнул, а Петрович опрокинул в себя еще одну кружку и, пригорюнившись, затянул старинную разбойничью песнь:

 
– Эх, на царь-городской на дороженьке
На телегах богатеи ездиют,
Со колесами да позолоченными,
Да с серебряными бубенчиками.
Едут мироеды-грабители,
Бедного люда угнетатели,
В шубах с воротниками бебряными,
C золотыми перстнями, с побрякушками.
A мы, да удалые разбойнички,
Их пограбим, заберем бубенчики,
Да шубы дорогие с побрякушками,
A самих перережем, грабителей,
Трудового народа угнетателей…
 

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Грендель вел Дубова по узкой тропинке. Уже рассвело, и Василий с немалым интересом поглядывал на окрестные болота, которые теперь не казались столь зловещими и враждебными, как в утро того памятного октябрьского дня, когда они волчьими тропами пробирались в Белую Пущу по душу князя Григория. И хотя с Гренделя было снято заклятие, бывший оборотень сохранял кое-какие способности и повадки волка. Вот и сейчас он то и дело поводил носом и как будто ощущал некую опасность.

– Надобно поостеречься, – наконец сказал он своему спутнику.

– A что, здесь опасная трясина? – забеспокоился Василий. – Или опять змеи?

– Хуже. Чую дух чужого человека.

– Может быть, Ивана-царевича? A то и самой Марфы!

Грендель ничего не ответил и двинулся быстрее, продолжая то и дело прислушиваться и принюхиваться.

Вскоре путники вышли к равнине, расчерченной канавками и «грядками», но с противоположной стороны, нежели накануне Покровский.

– До памятного знака здесь напрямую не доберешься, – пояснил Грендель. Пройдем по соседней «грядке» и попробуем разглядеть, что там и как.

Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как сзади раздался грубый окрик:

– Стоять и не двигаться!

Дубов оглянулся – в самом начале «грядки», по-гестаповски расставив ноги, стоял здоровенный наемник с «калашниковым» наперевес.

– Бежим, – шепнул Грендель. – Эта «грядка» сквозная.

– Бесполезно, – ответил Василий, – он нас просто пристрелит. – И, обращаясь к наемнику, громко спросил: – В чем дело, товарищ?

– Тамбовский волк тебе товарищ! – злобно выкрикнул наемник. – Стоять и не рыпаться! Идти за мной! Шаг вправо, шаг влево – стреляю!

– Извините, гражданин наемник, – с трудом вклинился в содержательную речь боярин Василий, – но как нам идти за вами, если вы велели стоять и не рыпаться?

Наемник попытался задуматься, но тут Грендель, не открывая рта, негромко, но грозно зарычал по-волчьи. Даже Василий от неожиданности вздрогнул, а наемник заозирался, попятился и, поскользнувшись о сырой лишайник, бултыхнулся в канавку.

Василий бросился было на помощь, но Грендель его остановил:

– Тут мелко, не утонет.

Дубов однако же наклонился и поднял автомат, зацепившийся за кустик. Стоявший почти по пояс в холодной воде наемник в бессильной злобе наблюдал, как Василий разрядил магазин автомата и разбросал пули по канавке. Затем туда последовал и сам «калашников».

– Ну и что будем с ним делать? – обратился Дубов к Гренделю, завершив акт разоружения. – C собой тащить – много мороки.

– Загрызть, и дело с концом, – предложил Грендель. Наемник, не знавший, что добросердечный экс-оборотень никого толком не загрыз даже в бытность полуволком-получеловеком, дико заверещал и, вскарабкавшись на параллельную грядку, очень резво побежал прочь.

– Любопытненько, – пробормотал Василий, поднимая с земли небольшой предмет, оказавшийся записной книжкой. – Надо бы изучить…

Поскольку книжка не имела алфавитного указателя, то имена, адреса и телефоны были записаны, так сказать, в порядке поступления и ярко отражали биографию обладателя книжки за последние несколько лет: Тбилиси, Баку, Вильнюс, Рига, Тирасполь, Москва, Сухуми, затем Кислоярск, Старгород-Придурильский – этапы большого, но бесславного пути.

На одной из последних страниц Василий увидел стихотворные строчки с примечанием «Поется на мотив „Надежды“». Песня начиналась так:

 
«Светит наша красная звезда.
Не надейтесь – мы еще живые
И в крови потопим города,
Чтоб жила единая Россия.
Нынче будем боженьку молить,
Дал бы сил на мятежи и встряски
И помог Державу возродить
От Финляндских скал и до Аляски…»
 

Дубов брезгливо перевернул страницу – и наткнулся на несколько знакомых имен, записанных в столбик:

Боярин Василий.

Беовульф.

Грендель.

Чумичка.

Надежда.

Дедуктивная мысль сыщика Дубова незамедлительно заработала: «Так-так, что могло объединить эти пять имен в записной книжке наемника? Можно допустить, что у него или у его шефа Мыльника имеются свои счеты к детективу Василию Дубову, но причем тогда тут боярин Василий? Постойте-постойте, а сам ли он это писал?»

Василий перевернул страницу назад:

 
«…И чечен сумеем затопить
Кровью молдаван и прибалтийцев…»
 

Дубов попытался мысленно пропеть эти слова на мелодию одной из своих любимых песен и тут же с отвращением перевернул страницу вперед. Почерк полностью совпадал.

«Скорее всего, он записывал имена под чью-то диктовку. Но под чью? Василий еще раз внимательно просмотрел список. – Если меня он записал как боярина Василия, то отчего тогда и Надя не значится как паж Перси? И причем тут Беовульф, Грендель и Чумичка?»

От размышлений его оторвал голос Гренделя, который все это время изучал оконечность тупиковой «грядки», до которой напрямую было бы рукой подать через канавку.

– Похоже, что вчера ваш Иван-царевич здесь и побывал, – сказал Грендель. – Гляньте, как там истоптано. A чуть дальше на кустарнике веточка отломана.

– A почему вы уверены, что это именно Иван-царевич? – нехотя оторвался от дедукции боярин Василий. – Может быть, просто кто-то грибы собирал.

Грендель отрицательно покачал головой:

– Нет-нет, на этой «грядке» никто грибов не собирает. Оттого-то она и такая заросшая.

– A что так?

– Ну, во-первых, суеверия. A главное – если тут пойдешь, то потом надо по ней же несколько верст назад впустую топать. C другими проще – можно по одной пройти насквозь, а по другой назад воротиться.

– Ну и что же Иван-царевич?

– A Иван-царевич, как я вижу, пошел другим путем – прямо через канавку. Да идемте, я вам все покажу.

Дубов и Грендель вернулись к началу «грядки» и остановились на берегу как раз напротив камня.

– Видите, как тут мох ободран? – указал Грендель. – Значит, он пытался выбраться наверх.

– И как, удачно?

– Сейчас глянем… Да, похоже, что удачно. Видите следы наверху? Стало быть, нам надо двигаться вон туда. – Грендель махнул рукой в сторону елового перелеска.

«Херклафф! – вдруг осенило Дубова. – Меня он знает только как боярина Василия, а Надю – и как пажа, и как Надю. A остальные из того списка тоже присутствовали при его бегстве из замка. Все ясно – людоед нанял этого наемника, а может, и не его одного, чтобы „прощупать“ всех тех, кому мог достаться оброненный им магический кристалл…»

– A вот здесь ваш Иван-царевич что-то варил из грибов, – снова оторвал Василия от раздумий голос его спутника. – Видите, следы костра, а кругом грибы срезанные.

– Ну и куда же дальше?

– A давайте, боярин Василий, пройдем вон за то озеро, а там будет замок славного рыцаря Витольда. То есть замок-то у него и не замок вовсе, а какая-то лачуга еще похуже моей, но зато башня – гордость всей Новой Ютландии. C нее открывается хороший вид на болота, может и разглядим, где там чего.

– Да, это было бы неплохо, – согласился Дубов, и спутники двинулись по еле заметной тропинке в сторону маленького болотного озерца – как подозревал Василий, навстречу новым приключениям.

* * *

Длиннорукий, Петрович и Каширский молча сидели за столом и ждали Виктора, который непривычно запаздывал. Слуги под руководством Теофила подавали на стол скромный завтрак, а Соловей то и дело поглядывал на кувшин с вином, не решаясь налить себе, пока не появится хозяин.

Когда же дверь трапезной отворилась, то лица сидящих за столом удивленно вытянулись: Виктор вошел не один, а вместе с некоей молодой девушкой, одетой в скромное темное платье.

– Прошу вас, сударыня, – указал Виктор на место во главе стола, где он обычно сидел, а сам уселся немного в сторонке. – Господа, позвольте вам представить нашу уважаемую гостью, графиню Загорскую. Как я понял, это дочка одного из наших славных рыцарей, не так ли?

Гостья, немного помедлив, чуть заметно кивнула. Петрович раскрыл было рот, чтобы разоблачить лже-графиню, но Длиннорукий его остановил.

– Погоди, еще не время, – шепнул князь.

Так как Виктор уже накладывал себе в тарелку что-то вроде овсяной каши, то и Петрович налил полную кружку вина и залпом выпил, как всегда не закусывая.

– Ах да, сударыня, так я же забыл вам представить моих, м-м-м, друзей, снова заговорил Виктор. – Князь Длиннорукий. – Князь привстал и слегка поклонился. – Господин Петрович. – Соловей лишь икнул и утерся грязным рукавом. – Господин Каширский, лекарь и, так сказать, человек изрядных знаний.

Графиня милостиво кивнула всем троим, но мимолетный взгляд, брошенный на Виктора, откровенно говорил: «Ну и дружки, однако же, у Вашего Высочества».

– Думаю, что к обеду приедет и Анна Сергеевна, – продолжал Виктор. Тоже милейшая дама, вам будет приятно с нею познакомиться.

– Не сомневаюсь, – вздохнула гостья и приступила к трапезе.

Князь Длиннорукий украдкой бросал взгляды на Марфу и все не мог понять, для чего она явилась в королевский замок, да еще и под вымышленным именем. И так ничего и не придумав, решил, что незачем забивать себе голову такими пустяками – найдутся дела и поважнее. Князь с опаской следил за Петровичем, который то и дело подливал себе вина, а Виктор и Теофил, занятые гостьей, на сей раз просто забыли убрать кувшин от Грозного Атамана подальше.

Господин же Каширский поглядывал на графиню и как доктор на потенциальную пациентку, и как мужчина на симпатичную ему особу противоположного пола. В конце концов он не выдержал и обратился к гостье:

– Госпожа графиня, должен вас уведомить, что ваш цвет лица не свидетельствует о здоровом образе жизни. Да и вообще здешний климат вам противопоказан – болота, сырость…

Девушка смутилась, и Виктор пришел ей на помощь:

– Господин Каширский, когда графине понадобятся услуги лекаря, то она непременно к вам обратится.

– Да нет, я просто хотел сказать, что нужно беречь здоровье, – пошел на попятный Каширский. – Медицинская концепция, коей я придерживаюсь, предполагает как аллопатические, так и гомеопатические методы пользования, и целый ряд симптомов…

Но тут произошло то, чего так опасался Длиннорукий: вылакав очередную кружку, Петрович перегнулся через стол к сидевшей напротив него гостье.

– Графиня, говорите? – брызжа слюной, завизжал Соловей. – Знаю я, что вы за графиня! – И, не обращая внимания на Длиннорукого, тянувшего его сзади за штаны, продолжал: – Вы все грабители и угнетатели трудового люда! Таких, как вы, я грабил и убивал, а потом отдавал на забаву своим лихим ребятам! – Петрович скорчил какую-то мерзкую рожу, но тут произошло нечто уж совсем непредвиденное: Марфа спокойно взяла со стола тарелку с остатками каши и аккуратно заехала ею в физиономию Петровичу.

В трапезной воцарилось мертвое молчание, прерываемое лишь мелким скулежем сползающего под стол бывшего Грозного Атамана. Длиннорукий с нескрываемой ненавистью глядел на княжну. Каширский удивленно переводил взор то с Виктора на Марфу, то с Длиннорукого на Петровича. Теофил, как ни в чем не бывало, подал на стол другую тарелку, и княжна спокойно положила себе еще овсянки.

Никто не решался нарушить тягостную тишину. И когда молчать дальше стало уж как-то не совсем прилично, в трапезной раздался негромкий голос Виктора:

– Благодарю вас, графиня.

* * *

Анна Сергеевна быстро шагала по главной осиновой аллее Белопущенского кремля – ей предстояло решительное объяснение с бароном Альбертом. И тут госпожа Глухарева к своему неудовольствию увидела идущего навстречу импозантного господина во фраке с белоснежным жабо.

– O, гутен морген, дорогая Aннет Сергеевна! – расплылся господин в плотоядном оскале.

– И вам того же, господин Херклафф, – буркнула Глухарева. Однако людоед, судя по всему, пребывал в наилучшем расположении духа и не прочь был побеседовать. Анне Сергеевне поневоле пришлось остановиться.

– Ну, как поживает Его Высочество Виктор? – продолжал Херклафф. – И как здоровье вкусненького херра Петровича?..

– Почему бы вам самим его об этом не спросить? – не слишком вежливо перебила Анна Сергеевна.

– Увы, фройляйн, – малость погрустнел Херклафф, – мне более нет ходу в королевский замок, после того как я там, как это сказать, несколько начудил. – И людоед сладостно осклабился, вспомнив свои невинные чудачества в замке Александра.

Анна Сергеевна хотела было уже пройти вперед, но господин Херклафф заговорил вновь:

– Надо бы уже отъехать домой, в Лифляндию, но что поделаешь – приходится сидеть здесь, в этой глупой Белая Пушша…

– A что так? – ухмыльнулась госпожа Глухарева.

– Да так, знайть, оставил в кенниге замке кое-какой багаж, а забрать его все никак не могу. – По алчному блеску в глазах своей собеседницы людоед понял, что сболтнул лишнее, и попытался поправиться: – Всякие мелочи, хиер унд дас.

– Искренне желаю вам их вернуть, – проговорила Анна Сергеевна и наконец-то отправилась своею дорогой.

– Ах, какая фройляйн, – мечтательно вздохнул Херклафф, провожая госпожу Глухареву взглядом, пока она не скрылась в недрах мрачного серого здания.

Когда Анна Сергеевна вошла в кабинет Альберта, там уже находились не только барон и воевода, но и «главный по духовности» упырь Гробослав. При виде дорогой гостьи все они, не сговариваясь, вскочили и почтительно поклонились.

– Ну как, решение готово? – даже не отвечая на приветствия, грозно вопросила Глухарева.

– Какое именно, уважаемая Анна Сергеевна? – учтиво переспросил Альберт. После ночного разговора с князем Григорием барон твердо решил отказаться от посылки военной дружины в Мухоморье и теперь мялся, не решаясь об этом напрямую объявить.