Текст книги "Золотая стрела"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Абаринова-Кожухова Елизавета
Золотая стрела
(Дверь в преисподнюю – 3)

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

В темном подвале было неуютно и сыро. Где-то во мраке попискивали крысы. Где-то мерно падали капли воды, звонко отсчитывая вечность. Двое узников, кое-как устроившись на куче полусгнившей соломы, тихо переговаривались. Видимо, не столько из опасения, что их кто-то может услышать, сколько из-за давящего мрака, наползающего со всех сторон.

– Наверное, это ошибка, – пытался один из них успокоить себя и своего товарища. – Утром все выяснится, и нас отпустят. – Правда, в его голосе не чувствовалось уверенности.

– Едва ли, – отвечал высокий голос. – Никогда здесь таких нравов не бывало, чтобы гостей хватали – и в темницу. И куда король только смотрит?

– Не исключено, что это он нас сюда и упрятал, – предположил первый, чтобы уберечь от еще больших бед.

– A давайте подымем шум, – предложил обладатель высокого голоса, может, чего и добьемся. – И, не дожидаясь ответа, возопил: – Эй, долго еще нас тут будут держать?!

– Бесполезно, – вздохнул первый узник, но тут с противным скрипом приоткрылась дверь, и в нее просунулся человек с тусклым светильником в руке. Заключенные тщетно пытались разглядеть его лицо, скрытое под огромным капюшоном.

– Ну, кто тут гомонит? – зло проговорил стражник хриплым голосом. Молчать, суки, а то замочу! – И, дохнув перегаром, он вышел вон. Неприятно лязгнул несмазанный запор.

– Какие изысканные манеры! – насмешливо проговорил ему вслед первый узник, но тут второй схватил его за руку:

– Тише!

И действительно, за дверями заслышались крики и звуки борьбы. A минуту спустя двери темницы распахнулись, и внутрь, словно кули с мукой, влетели хам-стражник и два других в таких же капюшонах. Следом за ними в проеме дверей возник широкий приземистый силуэт, а у него из-за плеча высовывался еще один – более высокий и худощавый. Узники на всякий случай забились в темный угол и со смешанным чувством страха и надежды наблюдали за происходящим. Тем временем двое неизвестных вошли в камеру.

– Молчать и не двигаться! – прорычал широкоплечий господин, угрожающе размахивая огромным мечом. Главный стражник попытался было сунуть руку за пазуху, но, получив чувствительный удар кованым сапогом по голове, застыл без сознания. Второй налетчик вытащил из кармана клубок веревок, и они вдвоем быстро связали всех троих стражников, а напоследок засунули им во рты кляпы. Впрочем, те лишь мелко дрожали и даже не пытались оказать какого-либо сопротивления.

– A где же узники? – вопросил обладатель меча, когда с тюремщиками было покончено. Его помощник поднял с пола фонарь и посветил в угол:

– Да вот они! Сидят за решеткой в темнице сырой…

– Вы свободны! – с пафосом провозгласил человек с мечом. – Наши кони ждут вас!

– Мы никуда с вами не пойдем! – решительно отказался первый узник. – К утру недоразумение выяснится, и нас так и так отсюда выпустят.

– A вас мы, извините, не знаем, – добавил его товарищ.

– Что? – возмутился меченосец. – Старых друзей не узнаете?

– Тут же темно, – примирительно сказал его спутник и приподнял фонарь, осветив лица обоих налетчиков. – Ах, вот оно что! – радостно протянул первый узник, а второй от избытка чувств даже расцеловал нежданных гостей.

– Ну, поехали, – растроганно прогудел широкоплечий господин, и все четверо спешно покинули темницу, поплотнее захлопнув дверь.

* * *

Утренний туман рассеивался. По болоту брел человек в плаще и с огромным рюкзаком, из которого торчали несколько длинных предметов, поблескивающих в лучах восходящего солнца – яркого, но по-осеннему холодного. Видно было, что человек чувствует себя на болоте весьма уверенно: держа в правой руке длинный шест, он со знанием дела ощупывал перед собой дорогу, а при необходимости ловко перепрыгивал с кочки на кочку. Впрочем, следы тины на всей протяженности длинных резиновых сапогов, похожих на ботфорты, говорили, что необычному путнику доводилось и по-настоящему проваливаться в трясину.

Однако путешественник не унывал, а даже наоборот – напевал какую-то веселую песенку. Вскоре после того как туман совсем рассеялся, болотный странник по каким-то своим приметам почувствовал, что приближается к краю топи.

– Ну вот и прекрасно, отдохну на твердой почве, – пробормотал он. Жаль, малость приблудился, а спросить не у кого.

Перейдя через слабозаболоченную полянку, путник уже собрался было сделать привал под сенью почти облетевших березок, скучковавшихся в небольшую рощицу, но тут он заметил струйку дыма, поднимающуюся из невидимой трубы. А миновав рощицу, увидел и небольшой, но добротный домик с остроскатной крышей. Прямо перед крыльцом на скамеечке сидел человек в крестьянской одежде и доил бурую корову. Заметив пришельца, он поднялся и приветственно замахал рукой. Гость, в свою очередь, вежливо приподнял с головы соломенную шляпу.

– Доброе утро, хозяин, – обратился он к крестьянину. – Не угостите ли молочком?

– А отчего же нет, – весело ответил хозяин. – Только вы, как я вижу, малость продрогли, не пройти ли нам лучше в дом – я вас угощу чем покрепче.

Хозяин и гость поднялись по крыльцу и, пройдя через темные сени, оказались в скромно, но уютно обставленной гостиной с камином, в котором потрескивали поленья. На стуле у окна сидела и что-то вязала спицами не очень молодая женщина. Увидев незнакомого, она чуть вздрогнула и вопросительно глянула на хозяина.

– Не волнуйся, Катеринушка, это… Кстати, дорогой гость, как вас звать-величать?

– Иван, – ответил дорогой гость. – Иван Покровский. А вас как?

Хозяин как-то резко поблек.

– У меня нет имени, – грустно проговорил он. И с деланной бодростью продолжал: – Вы тут по делам или просто охотитесь?

– В каком смысле охотитесь? – переспросил Покровский.

– Ну, я вижу, у вас из мешка торчат лук и стрелы. Только едва ли на наших болотах вы чего настреляете.

Иван чуть смутился:

– Да нет, какая уж тут охота. Просто путешествую, осматриваю незнакомые места. Может быть, здесь меня посетит поэтическая муза…

– Ах, так вы поэт? – искренне обрадовался хозяин. Покровский заметил, что и женщина чуть заметно улыбнулась. – Да вы присаживайтесь, снимайте вашу обутку, устраивайтесь поудобнее… Катерина, принеси-ка нам вина!

– Нет-нет, я не пью, – решительно отказался Покровский.

– Ну тогда чаю погорячее.

– Подождите немного, – хозяйка отложила вязание и куда-то вышла.

– Вы не смотрите, что она такая неразговорчивая, – улыбнулся хозяин, придвинув к камину два кресла, для гостя и для себя. – А вообще у нее душа золотая. Просто живет здесь в глуши, как на острове, и от людей совсем отвыкла.

– Простите, вы сказали – на острове, – сказал гость, осторожно стягивая «ботфорты» и положив их поближе к камину. – Но какая-то связь с миром у вас есть?

– Связь-то есть, – вздохнул хозяин, – но не с той стороны, откуда вы пришли – там вообще болота непроходимые.

– Вот как!

– По правде сказать, я даже удивляюсь, как это вы остались живы.

– Наверно, только потому что не знал об их непроходимости, – рассмеялся гость. Улыбнулся и хозяин. – Да нет, я просто немного заблудился. Тут один своеобычный господин провел меня по болоту и указал, куда идти дальше, но я все-таки сбился с пути.

– Ну, я вам попробую помочь, – кивнул хозяин и подбросил в камин парочку поленьев. – Сам-то я тоже тут всю жизнь живу, на болотах. И что же это за своеобычный господин, который вас вел?

– О, ну такой полный, водянистый, я даже подумал, что примерно таким должен быть водяной из сказок.

– Так он и есть водяной!

– Неужели? – слегка удивился Покровский.

– Именно так, – подтвердил хозяин. – Когда-то в молодости я был с ним знаком, он мне даже помог выбраться из трясины. Ну и как он, все такой же говорун?

– Вообще-то он меня совсем заговорил, – признался Покровский. – Всю дорогу трещал о вашем короле Александре.

– Любопытно, любопытно… И что же он такого трещал о нашем короле Александре?

– Ну, всякую всячину. Будто бы Александр – не король, а тряпка какая-то. Позволил всяким проходимцам обвести себя вокруг пальца, те помогли его племяннику Виктору свергнуть короля с престола, а сам Александр где-то отсиживается и ничего не хочет делать, чтобы поставить на место и Виктора, и всех лиходеев.

Во время этого рассказа в гостиную вошла хозяйка с серебряным подносом, на котором ароматно дымились две кружки, и Покровский заметил, что она заметно побледнела, а на ее лице как бы выступила печать страдания. Поспешно поставив поднос на столик перед камином, она повернулась, чтобы выйти.

– Куда ты, Катеринушка? – как ни в чем не бывало спросил хозяин. Посиди с нами, а то вот наш гость подумает, что ты совсем дикая.

– Позже, – с трудом выдавила из себя улыбку Катеринушка. – Ты же, мой друг, Буренку недодоил. – И она поспешно вышла.

Хозяин отпил из кружки немного чаю и, пошарив в кармане простых холщовых штанов, извлек оттуда серебряную коробочку на манер табакерки, вынул оттуда леденец и забросил себе в рот:

– Да, так что же еще говорил ваш провожатый?

– Ну, в основном про короля и говорил, – ответил Иван Покровский. – В общем, бранил его на чем свет стоит.

– А вы тоже так считаете? – пристально глянул хозяин на гостя.

– Да я тут вообще посторонний, – с удовольствием отпил чайку Покровский. – Как мне судить о таких вещах? Я ему только возразил, что, может быть, король не то чтобы не хочет, а просто не может ничего предпринять.

– Нет, водяной был прав, – вздохнул хозяин. – Именно что не хочет.

– Ну что же, – засобирался Покровский, – спасибо за чаек да за добрый привет, но мне действительно пора идти. Извините, что нарушил ваше уединение.

– Право, погостили бы еще, – ответил хозяин. – Ах да, я же обещал вам показать дорогу, но вы так и не сказали, куда идете.

Гость немного смутился:

– В здешних краях существует весьма поэтическая легенда о некоей девице, превращенной в лягушку, и будто бы известно место, где ее заколдовали. Меня эта история весьма тронула, и я хотел бы написать поэму…

– А, ну понятно, а для начала ознакомиться на местности, – рассмеялся хозяин. И тут же погрустнел: – Только будьте осторожны – поэты у нас нынче не в чести. Ну ладно, укажу вам дорогу, здесь это не так уж далеко. Да и вообще в нашем славном королевстве все не так уж далеко.

* * *

В королевской трапезной завтракали. Правда, не хватало покровительствуемых Александром поэтов, которые вносили некоторое оживление, превращая обычную процедуру приема пищи в некое подобие творческого акта. Впрочем, недоставало и самого короля Александра – теперь его место во главе стола занимал молодой человек самой заурядной внешности, в котором непосвященный вряд ли признал бы Ново-Ютландского принца Виктора. O недавних временах напоминали лишь яркие обои на стенах, да старый слуга, прислуживающий Виктору и его немногочисленным сотрапезникам.

Не привыкший терять время попусту, Виктор расспрашивал сидевшего напротив него князя Длиннорукого:

– Ну, рассказывайте, что произошло за ночь.

Князь с явным неудовольствием поставил на стол кубок с вином, который уже собирался поднести к устам:

– Ничего особенного, Ваше Высочество.

– Ничего особенного? A что за шум я слышал поздно ночью?

– Да сущие пустяки, – нехотя ответил Длиннорукий. – К нам в замок нагрянули какие-то лиходеи, я их велел схватить и бросить в темницу. Но это такая мелочь, которая никак не достойна вашего благосклонного внимания…

– Кто такие? – перебил Виктор.

– По ихним словам, из Царь-Города. Боярин Василий и его прислужник. Проговорив это, князь осекся под пристально-негодующим взглядом Виктора.

– Не хватало нам еще вконец испортить отношения с Царь-Городом, – зло проговорил он. – Опять вы превышаете свои полномочия. Немедленно выпустить, извиниться и пригласить ко мне, вам понятно?

– Ну, выпустить-то недолго, – протянул Длиннорукий, – да ведь опять начнется то же, что всегда: они попросят приема у короля, а я должен буду им врать, будто Его Величество захворал и поправляет здоровье в Ипатьевской усадьбе. И едва выздоровеет, то вернется во дворец и вас примет.

– A вот этого не надо, – покачал головой Виктор. – Вашим, именно вашим людям было поручено сторожить Его Величество, не выпуская за пределы его покоев, но при этом обращаться с ним, соблюдая всяческое почтение. A вы что же?

– Да не виноват я! – замахал князь короткими толстыми ручками, отчего едва не смахнул на пол тарелку своего соседа, Соловья Петровича. – Это все наемники, напились впьянь и упустили Его Величество.

– Ваши наемники, князь, ваши, – подчеркнул Виктор. – И у вас, и у них достало ума только на то, чтобы сместить с престола моего дядю, а потом ваши господа наемники, извините, просто впали в запой и в мелкое воровство.

– Ну, это не совсем так, – попытался было встрять Длиннорукий, но Виктор его даже не слушал:

– Пьют, воруют и не дают прохода девушкам! A ваши хозяева в Белой Пуще обещали помощь – и ничего!

– Наши, принц, – не остался в долгу Длиннорукий, – наши хозяева. Мы с вами в одной упряжке!

– Знал бы, чем все это обернется, ни за что не стал бы с вами связываться, – проворчал Виктор. – Ну ладно, довольно пустых разговоров. Кажется, я велел вам освободить боярина Василия из-под стражи и препроводить сюда.

– Всех перережу! – неожиданно возопил Петрович. В продолжение завтрака он постоянно подливал себе вина и сейчас уже находился изрядно «на взводе». Угнетатели трудового народа, зажравшиеся коты, мать вашу!..

Длиннорукий незаметно ткнул его вилкой в бок, и Петрович мгновенно замолк. A дама в черном платье, сидевшая по другую сторону стола рядом с неким невзрачного вида господином, лишь тихо процедила:

– Придурки!

– Петрович, ты слышал приказание Его Высочества? – нарочито громко, чтобы замять выходку своего напарника, произнес Длиннорукий. – Иди и приведи!

Бывший Грозный Атаман с трудом встал из-за стола и, слегка пошатываясь, двинулся к двери. При этом он что-то бормотал о богатеях, пьющих кровь бедного люда. Виктор лишь покачал головой, но ничего не сказал. Князь же Длиннорукий, похоже, был настроен куда более словоохотливо:

– Беда в том, Ваше Высочество, что вы действуете очень уж нерешительно. Вот и Анна Сергеевна то же скажет. – Князь оборотился за поддержкой к даме в темном, но та презрительно молчала, брезгливо ковыряя вилкой в тарелке. – Ну вот и я говорю, – нимало не смутясь, продолжал Длиннорукий, – вам следовало бы держать вашего почтенного дядюшку где-нибудь в подвале, да впроголодь, тогда бы он никуда не убежал, а быстро подписал указ о собственном отречении.

– По состоянию здоровья, – неожиданно подал голос доселе молчавший сосед Анны Сергеевны.

– Ну я и говорю, – еще более воодушевился князь, – по состоянию здоровья, а господин Каширский как лекарь объяснил бы, по какому именно состоянию, и были бы вы, Ваше Высочество, уже не Вашим Высочеством, а Вашим Величеством…

Виктор хотел было что-то возразить, но лишь с досадой вздохнул – подобного рода споры повторялись изо дня в день, все доводы были многократно высказаны, а словам Виктор предпочитал дела. C делами же все обстояло далеко не лучшим образом.

A Длиннорукий, известный своею многоречивостью, никак не мог успокоиться:

– Опять же насчет боярина Василия. Что бы вы ни говорили, Ваше Высочество, а это, судя по всему, тот самый боярин Василий, что вкупе со злодеями Беовульфом и Гренделем загубил нашего благодетеля и отца родного князя Григория, и если это так, то его ждет справедливый народный суд в Белой Пуще!

Виктор не выдержал:

– Господин Длиннорукий, позвольте вам напомнить, что боярин Василий полномочный посланник царя Дормидонта, ссориться с которым в мои намерения отнюдь не входит. – И, не давая князю себя перебить, продолжал: – К тому же в вашей Белой Пуще обретается некто Херклафф, которого в Новой Ютландии ждет справедливый суд за съедение трех человек вот в этом самом замке. Так что давайте не будем!

Длиннорукий собрался уже что-то ответить, но тут в трапезную влетел Петрович. Вид у него был совершенно обескураженный.

– Ну, и где же наши гости? – спросил Виктор.

– Нету, – выдохнул Соловей. – Сбегли.

Виктор резко вскочил с места:

– Что-о?

– Да вот, изволите ли видеть, – залопотал Петрович, – захожу это я в темницу, а там стражники лежат связанные, а тех двоих будто и след простыл. Говорят, налетели на них какие-то лиходеи, даже опомниться не дали…

Виктор, как подкошенный, упал на стул.

– У меня создается такое впечатление, что вы совершенно сознательно мне вредите, – с тихой яростью заговорил он, обращаясь к Длиннорукому. – Если вы уж задержали посланников, о чем вас никто не просил, так хотя бы сторожили их как положено. – И Виктор смерил князя таким взором, что тот почел за лучшее пререканий не продолжать.

– Слизняки, – презрительно бросила Анна Сергеевна. – Отдали бы мне этого боярина, уж я бы его…

– И вы туда же, – обреченно вздохнул Виктор. – Расскажите лучше, что слышно в Белой Пуще? Ведь вы, как я понял, только вчера оттуда.

– Проездом, – высокомерно кивнула Анна Сергеевна. – Из… Впрочем, это не имеет значения.

– Ну и как там? – с надеждой спросил Виктор. – Что говорят барон Альберт, воевода Селифан?

– Отморозки, – процедила госпожа Глухарева. – Ни бе ни ме, ни да ни нет. Вурдалаки называются! Моя бы воля…

– Значит, помогать нам они отказываются? – прервал Виктор злобствования Анны Сергеевны.

– Нет, не отказываются, – прошипела та, – но и ни черта не делают. У них там свои проблемы, а на вас им начхать. – Последнее словечко она произнесла с особым удовольствием. – Но я сегодня же снова отправлюсь в Белую Пущу и поговорю с ними по-настоящему!

– На вас вся надежда, – рассеянно промолвил Виктор. И, оборотившись к слуге, велел: – Теофил, уберите вино.

– Слушаюсь! – Старый слуга подошел к столу и, брезгливо поморщившись, ловко выхватил кувшин прямо из-под носа Петровича. Но тот уже успел налить себе пол кубка. Одним махом влив в себя вино, экс-разбойник схватил два столовых ножа и, вжикнув их один об другой, выкрикнул:

– Всех перережу! Хамы! Коты подзаборные! Враги трудового народа!

Длиннорукий вскочил из-за стола и, схватив Петровича за шиворот, вместе с ним выбежал из трапезной. Правда, по дороге бывший Грозный Атаман еще успел опрокинуть пару стульев.

– Придурки! – бросила им вслед Анна Сергеевна. – Путчисты засраные.

– Хоть бы вы, господин Каширский, излечили его от пьянства, – сказал Виктор соседу Анны Сергеевны, – а то ведь смотреть противно. И к тому же всякий день одно и то же.

Господин Каширский словно того и ждал, что к нему обратятся.

– Моя специализация тяготеет преимущественно к хроническим алкоголикам, однако в данном случае явление носит скорее благоприобретенный характер, еще не перешедший в хроническую стадию, – заговорил он приятным низким голосом, – и для его ликвидации необходимо изолировать пациента от источника алкогольной интоксикации, иначе говоря, держать вино от него подальше.

– A, ну ясно, – кивнул Виктор, из всей заумной речи толком понявший лишь последние слова. – Расскажите, как у вас идут дела с господами поэтами.

– Случай также весьма запущенный, – охотно ответил Каширский, – но мы не теряем оптимизма. Излечить от поэзии будет, пожалуй, посложнее, чем от пьянства, однако мои психотерапевтические установки в комплексе с сеансами трудотерапии в лице копания мелиоративных канав уже начали давать некоторые позитивные перемены в состоянии пациентов…

– Ваше Высочество, вы позволите убирать со стола? – бесцеремонно перебил Теофил мудрствования Каширского.

– Убирайте, – откликнулся Виктор. – Да, так я вас слушаю.

– Ну вот, стало быть, – чуть обиженно продолжал Каширский, – установив, что радикальные меры могут привести к негативным последствиям, я решил применить метод исцеления подобного подобным и использовать минимальную, но ударную дозу поэзии для борьбы с нею же.

– То есть? – заинтересовался Виктор.

– Я дал одному из пациентов установку написать стихотворение, зовущее к перевыполнению плана по копанию канав. И вот что получилось. – Каширский извлек из кармана пиджака мятый листок и торжественно зачитал:

 
– Мы принца Виктора решенья
Скорее в дело воплотим,
И для болотоосушенья
Свои мы силы посвятим!
 

Анна Сергеевна откровенно фыркнула, Каширский немного обиделся:

– Между прочим, после коллективного прослушивания этих стихов наши поэты повысили производительность труда на семь процентов!

– Все это, конечно, очень хорошо, – заметил Виктор, – только стоит ли в стихах упоминать мое имя? Нескромно как-то. Тем более что начало делу осушения болот положил еще мой пращур, королевич Георг…

– Переделаем! – оптимистично воскликнул Каширский. – «Георга славные решенья…»

Но тут Теофил вновь некстати перебил Каширского:

– Ваше Высочество, тут вас дожидается наш главный болотничий. Сказать ему, чтоб еще подождал?

– Нет-нет, – вскочил Виктор. – Извините, господа, что оставляю вас дела… Но я уверен – не пройдет и двух десятилетий, как главному болотничьему придется переучиваться в главного лесничего! – И уже в дверях тихо добавил: – Иначе не стоило и начинать…

– Как вы думаете, что он хотел сказать? – недоуменно пожал плечами Каширский, когда они вдвоем с Анной Сергеевной остались за столом.

– Реформатор хренов, – презрительно хмыкнула госпожа Глухарева.

* * *

Когда обитатель болотного хуторка вернулся домой, хозяйка встретила его на пороге:

– Милый, куда ты исчез? Я уж думала самое худшее.

– Провожал нашего гостя, – вздохнул хозяин. – Довел до начала той тропинки, что ведет к «грядкам», а дальше там уж заблудиться невозможно.

– Я так и не поняла, чего он ищет?

– Ну, то место, где заколдовали княжну Марфу. Знаешь, Катерина, из разговора с господином Покровским я так понял, что он даже не считает Марфу княжной, а говорит о ней как о самой обычной девушке.

– А ты что же?

– Ну, я не стал переубеждать.

– Знаешь, я даже поначалу перепугалась, что этот человек сюда заслан, чтобы тебя выследить, – призналась Катерина. – И говорит вроде по-нашему, но больно как-то мудрено. Уж не из Белой ли он Пущи?

– Нет, не думаю, – улыбнулся в усы хозяин. – По выговору он, пожалуй, больше напоминает тех – ну я тебе о них рассказывал, боярина Василия и его пажа.

– Ой, не к добру, – с опаской покачала головой Катенька. – В любом случае следует поопаситься.

– Не надо, – решительно заявил хозяин. – Я решил открыться.

– Что ты, что ты! – замахала руками хозяйка. – Ведь ты погибнешь, а я этого не переживу. Да и чего ты добьешься?

– Это дело чести, – с тихой непреклонностью ответил хозяин. – Если даже водяной меня бранит за бездействие и потворство всяким лиходеям, то куда уж дальше? Я должен доказать, что это не так!

– И что же ты собираешься делать? – обреченно вздохнула хозяйка.

– Для начала наведаюсь к Беовульфу – туда белопущенские наемники не сунутся. Ну а дальше увидим.

– Благослови тебя господь, – сквозь слезы промолвила Катерина. – Ты когда собираешься идти?

– Прямо сейчас, – решительно сказал хозяин. – Вот сена Буренке принесу, и в путь.

* * *

Сидя за столом в кабинете покойного князя Григория, барон Альберт занимался государственными делами. Правда, злые языки в его окружении поговаривали, что княжеский стол совсем «не идет» барону. И действительно, если Григорий гляделся за своим столом как настоящий руководитель государства, прочно и уверенно сидевший на своем месте, то Альберт как-то терялся среди строгих и прямых очертаний княжеского стола. Но барон еще надеялся не только приноровиться к чужой мебели, но и прочно утвердиться во главе княжества, пусть даже и не в княжеском звании.

Пока же приходилось заниматься рутинными делами, связанными с обустройством Белой Пущи после лютой смерти ее долголетнего вождя. И одним из важнейших дел, по мнению барона, было возрождение духовности. Вспахивать сию благодатную ниву Альберт поручил одному из матерых упырей, давнему сподвижнику покойного князя Григория, который и докладывал престолоблюстителю о проделанной работе:

– Значит, так. Согласно последним решениям, открыли мы заброшенные храмы во всех крупнейших селах и волостях.

– Хорошо, – удовлетворенно кивнул Альберт и отхлебнул из кружки какой-то жидкости, то ли чаю, то ли кровушки. – И как же воспринял наш народ сей шаг доброй воли со стороны властей?

Докладчик почесал плешь:

– Как надобно, так и воспринял. Правда, кое-кто не хотел идти на богослужение, но наши стрельцы постарались – всех в церкву затолкали! Упырь удовлетворенно осклабился.

Однако Альберт остался недоволен:

– Ну вот, опять. Сказано же было, чтоб никакого насилия! Это ведь не сбор податей, а дело личное, добровольное. Кто хочет, тот пускай идет в церковь, кто не хочет – принуждать никого не надо. Послушай, Гробослав, пора уж понять, что времена не те… Такое впечатление, что вы все сговорились, чтобы обгадить любое хорошее начинание!

– Так мы же хотели, чтобы как лучше, – обескураженно пробормотал Гробослав. – Сказали нам подымать духовность, вводить православие, чтоб его, ну вот мы и стараемся понемногу. A как же иначе? Пока людишек силой в храм не затолкаешь…

– Никого не надо толкать в храм силой! – не выдержав, хлопнул по столу Альберт. – Ясно вам?!

– Ясно-то ясно, – протянул Гробослав, – да только как же еще вводить эту самую духовность, коли не силой?..

– Ну ладно, – вздохнул Альберт, поняв, что Гробославу не втолкуешь. Теперь насчет костей княжны Марфы. – Барон полез в стол, а Гробослав, молниеносно извлеча из-за пазухи мутную скляночку, вылил ее содержимое в кружку. Когда Альберт вынырнул из стола с какой-то бумагой, докладчик уже сидел с самым невинным видом и подобострастно глядел на барона. – Вот, продолжал Альберт, – докладная о разыскании костей княжны Марфы.

– A это точно ее кости? – простодушно переспросил Гробослав.

– Ее, не ее, какая разница, – расплылся Альберт в клыкастой ухмылке. Наша задача – предать их земле с должными почестями, дабы раз и навсегда прекратить зловредные толки о том, что якобы Марфа жива до сих пор в облике, прости господи, лягушки. – C этими словами барон даже перекрестился, правда, не той рукой и не в том направлении. – Ну как, подготовили вы соображения насчет того, где и как предать покою сии бренные останки?

– Ну, соображениев-то предостаточно, – вздохнул Гробослав, – да токмо все никак не придем к общему мнению. То ли дело при покойнике князе Григории – у всех было единое мнение…

– Эти времена ушли, – твердо проговорил Альберт. – Пора своим умом думать. – Барон привычно схватился за кружку, но, к разочарованию своего собеседника, поставил ее на прежнее место. – Так в чем же разномыслия?

– Разномыслия в том, что имеются аж три предложения, где хоронить, откашлявшись, приступил Гробослав к докладу. – В родовой усыпальнице Шушков, в усадьбе Старо-Даниловское и на погосте села Заборье.

– Причем тут Заборье? – удивился Альберт.

– При том, что как раз через Заборье Марфа бежала в Новую Ютландию. Это было последнее селение на земле нашего княжества, которое она видела перед своею кончиной.

– Ну, разве что… – с сомнением пожал плечами Альберт. A Гробослав уверенно продолжал:

– У Заборья есть и хорошие, и плохие стороны. Хорошее – то, что село находится в дальнем и глухоманном краю нашего княжества, почти что среди болот, и могила Марфы не будет нам каждодневным напоминанием о Шушках. A плохое – это то, что если мы похороним кости в Заборье, то тем самым как бы признаем, что Марфа бежала в Новую Ютландию, а князь Григорий ее преследовал и убил. Или заколдовал. В общем, дадим новый повод для вредных сказок о княжне-лягушке.

– Ну, эти сказки долго еще будут сказываться, – заметил Альберт. – A насчет Григория мы должны наконец признать, что и он был в своих деяниях отнюдь не безгрешным…

Этого Гробослав уже выдержать не мог. Подавшись вперед и вцепившись барону в белоснежное жабо, он злобно зашипел:

– Да что ж ты, гад!.. Да Григорий тебя из дерьма вытащил, а ты его…

– Не шуми, – с трудом высвободившись, ответил Альберт. – Успокойся, на вот водицы испей. – Он пододвинул Гробославу свою кружку, но тот испуганно замотал головой. – A ты думаешь, мне все это не претит – церкви, княжеские кости, Семиупырщина? Еще как претит! Но мы должны считаться с тем, что у нас есть и чего нет. Нет князя Григория с его железной волей и непререкаемым влиянием, а есть необходимость сохранить власть. Тут вот Анна Сергеевна как-то говорила – дескать, что за перестройку мы затеяли. Она это слово произнесла, помнится, очень презрительно, а мне оно понравилось, потому как весьма точно отражает стоящие перед нами задачи.

– Извини, погорячился, – пробурчал Гробослав.

– Чего уж там, я не сержусь, – махнул рукой Альберт. – Да, так что же насчет остальных двух предложений?

– Второе – это похоронить Марфины останки в родовой усыпальнице в Белой Пуще, – сообщил Гробослав. – Хотя и здесь имеются свои трудности.

– A кстати сказать, где она, эта усыпальница? – переспросил Альберт. Признаться, я о ней даже и не слыхивал.

– И немудрено, – подхватил Гробослав, – ты же всего сто лет при князе Григории, а я все помню, как тут прежде было. До Григория на месте кремля стояла большая усадьба князей Шушков. Ну и при ней, вестимо, усыпальница. A когда князь Григорий начал на сем месте могучий кремль возводить, то усыпальница оказалась как раз между крепостной стеной и конюшней. Ну, он все оставил как есть, только прикрыл забором. Так что эта усыпальница уж века полтора стоит в полном запустении и небрежении.

– Ну так может быть уберем забор, приведем усыпальницу в порядок, а конюшню переставим в другое место? – предложил Альберт. – И Марфины кости честь по чести похороним.

– Ну, не знаю, – с сомнением покачал головой Гробослав. – Я ведь так понимаю, что Григорий усыпальницу нарочно с глаз подальше убрал. Ведь в кремле гости иноземные бывают, а зачем напоминать им о Шушках? Да и нам это тем паче ни к чему.

– Ну да, – подтвердил Альберт. – Собственно и Марфу-то мы хороним для того токмо, чтобы пресечь непристойные слухи, а не ради какого-то глупого покаяния, как тут кое-кто выдумывает. Нам не в чем каяться, мы выполняли приказы!.. Ну ладно, а что же третье предложение?

– Третье – Старо-Даниловская усадьба. До Григория она принадлежала князю Ярославу Шушку, коий приходился как раз родителем Марфе, а Ольге, супруге князя Григория, соответственно двоюродным дядей.

– И что же Ярослав, тоже погиб?

– Вестимо, погиб, – плотоядно проурчал Гробослав. – Как сейчас помню, сам я его, родимого, и ухайдакал, а кровушку выпил…

– Прекрати! – замахал руками Альберт. – Этого я слушать не желаю. И что же усадьба?

– В усадьбе его и похоронили, на родовом погосте. Так что рядом с ним можно было бы и Марфины кости упокоить. Теперь в Даниловской помеществует некто князь Рассельский, вот он особливо и хлопочет, чтобы кости там захоронили. Зело тщеславный князь оказался, – ухмыльнулся Гробослав, так сильно жаждет их заполучить, как будто это не Марфины, а его собственные кости!