Текст книги "Золотая стрела"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

– A может, разделить их поровну и похоронить во всех трех местах? предложил Альберт. – Чтобы никому не обидно.

– A хватит ли на всех? – озабоченно спросил Гробослав.

– C лихвой! – Барон заглянул в бумажку. – Там одних черепов три штуки. A не достанет на всех, так еще отыщем! – Однако, поняв, что уже хватил малость лишку, поспешно добавил: – Ну ладно, Гробослав, я вижу, что вопрос действительно сложный. Мы тебя пригласим на заседание Семиупырщины, ты все это изложишь, и тогда уж будем решать, что делать. – Альберт привстал за столом, показывая, что разговор окончен.

Оставшись один, Альберт взял недопитую кружку, понюхал, чуть поморщился и, подойдя к окну, выплеснул содержимое. Барон окинул взором внутренний двор кремля и, заметив прогуливающуюся на крыше амбара черную кошку, вздрогнул и захлопнул окно. A в дверях уже смущенно топталась делегация сельских старост, с которыми Альберт собирался обсудить вопросы предстоящего весеннего сева. Государственные дела не отпускали барона ни на мгновение.

* * *

Василий Дубов и Надежда Чаликова сидели на продавленном диване в Рыцарской зале Беовульфова замка и внимали яркому и образному рассказу хозяина о том, как они с Гренделем освободили их из темницы. Если верить радушному хозяину, то им вдвоем пришлось сразиться чуть ли не с легионом вооруженных до зубов наемников.

– И тогда я – раз, два, и все валяются вповалку! – азартно вещал Беовульф, потягивая вино из огромного кубка. – И тут чувствую, еще дюжина сзади. A я их мечом, мечом!

– Какая дюжина? – не выдержал честный Грендель, который скромно сидел в сторонке и тоже слушал разглагольствования Беовульфа. – И было-то их всего трое, к тому же сильно пьяных…

– Ну уж и слегка преувеличить нельзя, – с явным неудовольствием пробурчал хозяин. – Что я, должен тебя учить искусству поэтического вымысла?

– Ну, разве что поэтического, – с сомнением покачал головой Грендель, только ведь и тут своя мера…

– Скажите лучше, что за муха укусила короля Александра? – прервала спор о допустимых пределах поэтического вымысла Надежда Чаликова. Журналистка продолжала исполнять роль пажа Перси и красовалась все в том же камзоле с малиновым беретом. – Чего ради Его Величество кинул нас в темницу?

– A вы еще не знаете? – Беовульф опрокинул в себя очередной кубок. Его Величество Александра свергли с престола, и теперь делами заправляет его племянник Виктор.

– Вот так вот взяли и свергли? – недоверчиво переспросил Василий.

– Вот так и свергли! Приехал из Белой Пущи князь Длиннорукий вместе с Соловьем-разбойником, а следом за ними – какие-то лиходеи. Эти упыри даже свои войска не стали присылать – хватило и десятка наймитов, чтобы короля согнать. Говорил же я: «Не доверяйте, Ваше Величество, Виктору, ненадежный он». – Беовульф шумно вздохнул. – A Его Величество отвечает: «Что делать, дружище Беовульф! Ну, отставлю я Виктора от дел, а кто хозяйственными вопросами займется – может быть, ты?». Умнейший был человек!

– Почему был? – возмутился Грендель. – Я уверен, что он жив и здоров!

– A у вас есть основания полагать иное? – Дубов пристально глянул на Беовульфа.

– Ну, на днях созвал Виктор нас, доблестных рыцарей, в королевский замок и давай заливать – мол, пора поднимать королевство из руин, развивать кустарное производство, осушать болота – дались ему эти болота! – и всякое такое прочее. И, дескать, пора вам, славные рыцари, забыть свои распри и включиться в общее дело, дабы наше королевство встало в один ряд с передовыми странами мира. Мы, конечно же, киваем, да-да-да, надо, пора, а про себя думаем: мели себе на здоровье, Ваше Высочество, а мы как жили триста лет на болоте, так еще столько же проживем!.. – Хозяин обвел своих гостей слегка замутненным взором. – Да вы угощайтесь, господа, а то я, дурак, всякими баснями вас потчую, а винца-то подлить и некому!

– Спасибо, мы сыты, – невпопад ответила Надя, которая с некоторым изумлением слушала рассказ радушного хозяина, пытаясь извлечь из него некое «рациональное зерно». – Но разве это так плохо, что Виктор хочет вытащить страну из болота?

– Нет, это, конечно, не плохо, – задумчиво промолвил Грендель, – только вот едва завершил Виктор свою речь, как встает один из наших рыцарей, не помню кто, и спрашивает: «Виктор, а где твой дядя Александр?»…

– Ну, это воще было! – с хохотом перебил Беовульф. – Виктор весь аж побелел, хотел что-то ответить, но тут выскочил этот его прихлебатель князь Длиннорукий, весь красный, ручки трясутся, глазки воровасто по сторонам бегают, да как зачастил: «Господа славные рыцари, Его Величество малость захворал, находится в какой-то там усадьбе, но мы с ним большие друзья, все время поддерживаем связь, и как только он поправится, так сразу вернется в замок». Ну и все в том же духе. A хорошо было сказано: «Виктор, где твой дядя Александр?» – И Беовульф захохотал пуще прежнего.

– A кстати, где? – заинтересовался Дубов. – Вот бы его найти!

– Кто знает! – вздохнул Беовульф. – Поначалу, как я слышал, короля содержали в его же горницах, что называется, под домашним заточением, а потом в одно прекрасное утро слуги явились – а Его Величества нет. Ну, Длиннорукий сразу своих наемников за задницу – где король? A те, как всегда, лыка не вяжут.

– Уж не учинили ли они чего с Его Величеством? – горестно покачал головой Грендель.

– A может быть, вы же и его похитили? – хитро прищурился Василий. – Так же как нас.

– Да мы хотели, – протянул Беовульф, – даже записки к нему посылали через Кузьку. Кстати сказать, именно Кузьма Иваныч нам и про вас стукнул… Да, так вот, послали это мы Его Величеству записку – дескать, готовы помочь вам бежать из заточения, а затем встать под ваше начало, дабы изгнать из Мухоморья вурдалаческих прислужников, этих жалких наемников…

– A король что? – не выдержала Надя.

– A он тоже прислал записку. Да вот она. – Хозяин пошарил под не совсем чистой скатертью, небрежно постланной на столе, и извлек мятый листок: «Благодарю вас, верные рыцари, за заботу обо мне, но обстоятельства к нам неблагоприятны. Оставайтесь на своих местах, а я остаюсь на своем». Ну, мы решили, что Его Величеству виднее. A чуть не на следующее утро он исчез.

– Может быть, они узнали о его переписке с вами и сплавили куда подальше? – предположила Надя. – A объявили, что исчез.

– C них станется, – проворчал Грендель.

– Король – не иголка, – глубокомысленно заметил Дубов, в котором уже пробудился детектив высокой квалификации. – Будем искать. Если его, конечно, не вывезли тайно в Белую Пущу.

– A кстати, что в Белой Пуще? – спросила Чаликова. – Установилась там стабильная власть, или нет? То есть я хотела сказать – устойчивая.

– Какая уж там власть, – хмыкнул Беовульф. – Одно название. Я, конечно, не знаю подробностей, но один мой хороший приятель, купец Авелат, ездил туда по своим торговым делам и даже встречался с кем-то из Семиупырщины…

– Чего-чего? – удивленно переспросил Дубов.

– Ну, Семиупырщина – так теперь называется ихняя шайка. То есть вообще-то она зовется более красиво – Временный Совет по управлению Белой Пущей, или черт его там знает как. Но все зовут их Семиупырщиной, это и короче, и суть точно отражает.

– И кто же эти семь упырей? – заинтересовалась Чаликова.

– Да нет, упырей среди них Авелат насчитал только двоих – самого барона Альберта и воеводу. A остальные – какие-то бояре, потомки еще тех, шушковских, недорезанные князем Григорием, да парочка богатеев. Но заправляют, конечно же, упыри во главе с Альбертом. A барон будто бы после смерти князя Григория совсем с крыши спрыгнул – верит во все приметы и собственной тени боится. Хотя пардон – у вурдалаков тени не бывает…

– Ну хорошо, вероятность того, что короля вывезли в Белую Пущу, мы рассматривать не будем, – задумчиво промолвил Дубов, – тем более что у них там, как я понимаю, и своих проблем хватает. Значит, Его Величество либо держат где-то в тайном месте, либо похитили, условно говоря, «третьи силы».

– A ну как убили? – ахнул Грендель.

– Не думаю, – покачал головой Василий. – Король им нужен живым, во всяком случае до того момента, пока не подпишет отречения в пользу Виктора. Да и каким бы Виктор ни был, но титул убийцы собственного дяди ему совершенно ни к чему.

– Да уж, это вам не королевич Георг, – заметил хозяин. – Тот, говорят, на своего дядюшку чуть не с ножом кидался!

– Теперь относительно предположения, что его могли перевести в более закрытое место, чем королевский замок, – продолжал детектив. – Я знаю Его Величество Александра как человека отнюдь не глупого, он не мог не понимать, что его положение более чем ненадежное, и тот факт, что он отказался от вашего предложения о побеге, может означать только одно: Его Величество уже ждал помощи совсем с другой стороны. Это подтверждает и его исчезновение сразу после вашего письма. Так что скорее всего король жив, здоров и находится в надежном месте.

– Боюсь, боярин Василий, что вы просто пытаетесь нас успокоить, пристально глянул на Дубова Грендель. – A заодно и самого себя.

– Не без этого, – развел руками детектив.

Тут в залу заглянула горничная. Вид у нее был весьма растерянный:

– Господин Беовульф, к вам гость…

– Гость? Прекрасно. Ну так ведите его сюда, – прогудел радушный хозяин. – A заодно и винца принесите.

Но когда объявленный гость появился на пороге, то все непроизвольно вскочили из-за стола и почтительно склонились перед ним, хотя тот был одет очень скромно, по-крестьянски. Нежданный гость был король Новой Ютландии Его Величество Александр.

* * *

Петрович со спущенными штанами стоял посреди длинноруковской комнаты, а князь, макая тряпочку в миску с водкой, собственноручно протирал бывшему Грозному Атаману царапины на заднице.

– Что, шибко больно? – участливо спросил Длиннорукий, когда Петрович, не выдержав, слегка визгнул.

– Все с того раза, – проворчал Петрович. – Котяра проклятый. Так меня цапнул, что до сих пор ни сесть, ни встать. A нынче ночью снова на меня броситься хотел, хорошо я успел удрапать!

– Ничего, скоро поймаем твоего кота, – обнадежил Длиннорукий. – Ну все, можешь одеваться.

Но тут в неплотно закрытой двери появилась благообразная фигура Теофила. Старый слуга держал в руке небольшое блюдечко с молоком. Завидев сию двусмысленную сцену, он несколько смутился и деликатно кашлянул.

– Извините, господа, – почтительно проговорил Теофил и снова было повернулся к двери, но тут его как ни в чем не бывало окликнул Длиннорукий:

– Постой, любезнейший, как там тебя, Теодор?

– Теофил, Ваше Сиятельство, – с достоинством ответил слуга, проходя внутрь. Петрович едва успел натянуть штаны.

– Послушай, Теофил, – немного смущаясь, заговорил князь, – тут ведь у вас в замке живет кот, белый такой, пушистый?.. – При этом князь покосился на блюдечко, которое держал слуга.

Теофил непринужденно отпил немного молока и поставил блюдечко на комод:

– Жил, Ваше Сиятельство. Но вот как Его Величество исчезли, так и Уильям пропал. Должно быть, ушел вместе с Его Величеством.

– A кто же тогда меня ночью?.. – начал было Петрович.

– A-а-а, так это призрак! – радостно подхватил Теофил. – Еще чуть ли не во времена достославного королевича Георга тут поселился какой-то злой дух в облике кота, и он все эти годы по ночам преследует тех, кто злоупотребляет хмельным зельем. Но вы не опасайтесь, он совсем безобидный, уверяю вас.

– Ничего себе безобидный! – потер задницу Петрович.

– A я вам вот еще что скажу, – доверительно понизил голос Теофил. – Этот Уильям, пока Его Величество находились в домашнем заточении, служил ему верным письмоносцем: разносил куда надо записки, кои король привязывал ему к хвосту. Умная бестия!

– Что-о? – вытаращился на Теофила Петрович, а Длиннорукий зло проговорил:

– По-моему, он над нами смеется.

– A ты только сейчас заметил?! – истерично взвизгнул Петрович.

– Ну что вы, господа, – скорбно покачал головой Теофил, – разве я позволил бы себе смеяться над столь почтенными особами?

– Ничего, дайте с делами разобраться, я еще этого кота поймаю и шкуру спущу! – пообещал Длиннорукий. – Вот, как сейчас помню, в бытность мою градоначальником учинили мы как-то отлов бродячих котов – любо-дорого! Уж мы их душили-душили, душили-душили, душили-душили, душили-душили… Князь аж прикрыл глаза, а на его лоснящейся физиономии заиграла блаженная усмешка.

– Извините, Ваше Сиятельство, – деликатно кашлянул Теофил, – что же вы делали с этими несчастными задушенными котами?

– Шубейки боярыням шили, – осклабился князь. – Собольи…

– O темпоре, о морес, – горестно вздохнул старый слуга и, взяв блюдечко, покинул комнату.

– Чего он сказал? – скривился Петрович.

– Умник, – фыркнул Длиннорукий. И, немного подумав, добавил: – A кота я изведу – теперь это для меня дело княжеской чести!

* * *

В корчме, как обычно, было тихо и малолюдно. Лишь корчмарь-леший за стойкой протирал посуду, а водяной за столиком потягивал свою любимую болотную водицу.

– Ну что, опять без работы остался? – сочувственно спросил водяной, опрокинув в себя очередную кружку.

Леший со стуком поставил тарелку на стойку:

– Да какая уж работа в нашей глухомани! Боюсь, совсем придется корчму закрывать. Тут вот на ночь глядя боярин Василий пожаловал, да не один, а с двумя спутниками. – Леший тяжко вздохнул. – Думал, погостят хотя б денек какой, так нет же – ни свет ни заря отъехали. Тебе хоть работенка подвалила, и то неплохо.

– Ну да, – важно кивнул водяной. – Вел по болотам этого, как бишь его, Ивана.

– По болотам? – несколько удивился корчмарь. – И чего он там потерял?

– A кто его знает! – отхлебнул водицы водяной. – Должно быть, тоже по делам боярина Василия.

– Ох, не к добру все эти дела боярина Василия, – озабоченно проворчал леший. – В тот раз приехал тоже якобы по своим делам, а князь Григорий погиб.

– Ну так чего ж ты не радуешься?

– A я и радуюсь! Да только едва Григория не стало, так его вурдалаки сразу сюда полезли.

– Какие вурдалаки? – удивился водяной.

– Да, ты прав, вурдалаки пока еще не полезли, – согласился корчмарь, да князь Длиннорукий с наемниками хоть и не вурдалаки, а того навроде. Ну а короля Александра, скажи, зачем с престола согнали?

– Но не боярин же Василий в этом виноват, – возразил водяной. – Он ведь хочет чтобы как лучше, чтобы жить по людским законам, а не по вурдалачьим.

– Хочет-то как лучше, – протянул леший, – а что выходит? A ежели еще и Иван тут по делам боярина Василия… Он тебе что-нибудь по дороге рассказывал?

– Не, все больше молчал, – горделиво приосанился водяной. – Меня слушал. Сразу видно, умнейший человек.

– От этого ума одно горе, – проворчал леший. – Вот и Виктор, говорят, умный человек, а с кем связался!

– Ну, мы еще не знаем всех обстоятельств, – чуть понизил голос водяной. – Кто знает, может быть, он просто вынужден был идти с ними, чтобы всем нам не стало еще хуже!

– Пока что я вижу только одно – ежели и дальше так будет продолжаться, то очень скоро сюда придут настоящие упыри, и мне опять придется убираться не знаю куда! – чуть не выкрикнул леший. И, пристально глянув на своего друга, тихо добавил: – Да и тебе тоже.

Тут за дверью послышались какие-то крики и грохот.

– Ну, вот и тебе работенка подвалила, – обрадовался водяной. Однако леший отнюдь не разделял оптимизма своего приятеля.

– Это они, – зло проворчал корчмарь.

– Кто, упыри? – удивился водяной.

– Хуже. Те, когда кровь пускают, то только чтоб насытиться, а эти… Бес их знает, ради удовольствия что ли?

Тем временем дверь опрокинулась вовнутрь, и в корчму с гиканьем ввалились несколько человек в черных накидках и капюшонах, закрывающих лицо. Один из них выхватил из-под плаща какую-то чудную длинную палку и направил один конец в потолок. Леший поспешно зажал уши пальцами, и тут же раздался оглушительный тарахтящий звук, а с деревянного потолка посыпались щепки. Водяной от неожиданности аж сполз под стол, а леший, уже привыкший к подобным набегам, вытащил из-под прилавка бутыль с мутной жидкостью и молча поставил на стойку. Один из налетчиков схватил бутыль в охапку, и вся ватага с радостными криками покинула корчму.

Водяной выполз из-под стола и с трясущимися руками отправился ставить дверь на место.

– И вот так чуть ли не каждый день, – вновь вздохнул леший. – A попробуй не дать – убьют!

– Кто они такие? – дрожащим голосом спросил водяной.

– Да наемники, кто ж еще, – проворчал корчмарь. – Никакой на них управы…

– A может, Виктору пожаловаться? – предложил водяной. – Он, говорят, беспорядка не терпит.

– Виктор-то, может, беспорядка и не терпит, – подумав, ответил леший, да он и сам от этих наемников целиком зависит. Так что жаловаться – себе дороже.

Но тут дверь вновь отворилась, и в корчму вернулся совсем молодой парень из числа наемников – во время налета он стоял у входной двери. Подойдя к стойке, он неловко сунул лешему пару смятых бумажек.

– Нет, вы не подумайте, мы же не бандиты какие, – смущенно пробормотал парень. – Мы только ради справедливости, против всяких антинародных режимов. – Сказав это, он поспешно вышел вон.

Водяной подошел поближе к стойке, и они вдвоем принялись разглядывать бумажки – те были зелененькие и расписаны разными непонятными буквицами. Кроме того, на обоих наличествовал вытянутый круг с каким-то бородатым мужиком.

– Ты что-нибудь понял из того, что он сказал? – удивленно спросил водяной, осмотрев необычные листки.

– Все очень странно, – озабоченно покачал головой леший. – И бумажки какие-то непонятные суют, и изъясняются вроде как по-нашему, да ничего не поймешь. Совсем как боярин Василий со своим парнишкой.

– A ведь и Иван так же само говорит, – вставил водяной, – только, пожалуй, еще мудренее.

– Не к добру все это, ох не к добру, – прокряхтел леший и, заняв привычное место за стойкой, вновь принялся протирать тарелки. Водяной вернулся за столик и, налив себе из кувшина очередную кружку, залпом выпил. В корчме опять воцарилась сонная тишина, и лишь несколько щепок на полу напоминали о налете.

* * *

Устало откинувшись в кресле, король Александр рассказывал своим друзьям, как ему удалось исчезнуть из собственного замка:

– Извините великодушно, что пришлось отказаться от вашего предложения. Я ценю ваши высокие порывы, но к тому времени побег уже был почти подготовлен.

– И кто помог вам бежать? – не без скрытой ревности вопросил Беовульф. Уж не…

– Нет-нет, – вздохнул король, – все равно не угадаете. Могу ли я положиться на вашу скромность, друзья мои? Мне помогла бежать моя возлюбленная, простая девушка, но чистая и светлая душою, будто горный ручеек среди мрачных скал.

Услышав это, Надя чуть заметно улыбнулась – наконец-то ей стало ясно, куда исчезал Александр в дни ее первого пребывания в королевском замке и чем вызваны его предосудительные разговоры о династических браках.

– Вот оно что, – протянул Беовульф, – то-то Ваше Величество были столь неотзывчивы, когда я пытался вам сосватать свою кузину, графиню Бернадетту Прокопьевну!

– A по-моему, это необычайно поэтично, – закатил глаза к почерневшему потолку Грендель. – Один король, весьма достойный, влюбился в девушку простую… Я уже чувствую, как в моей душе слагается возвышенная песнь всепобеждающей любви, стоящей много выше всех сословных предрассудков!

– Все это, конечно, замечательно, но отчего же вы, Ваше Величество, не желаете собственноручно возглавить борьбу за престол и справедливость? вопросил Беовульф. – Сами-то мы разобщены и тяжелы на подъем, но стоит вам только свистнуть… То есть я хотел сказать – кинуть боевой клич.

– A что толку! – безнадежно махнул рукой Александр. – Виктор с князем Длинноруким просто ввели де юре то, что уже многие годы и так существовало де факто. То есть нашу полную зависимость от Белой Пущи.

– Но для чего им тогда понадобилось устраивать этот дворцовый переворот? – удивился Дубов. – Не вижу логики.

– Видимо, у покойного князя Григория были какие-то свои виды, а его преемники просто впопыхах забыли отменить то, что он задумал, – не очень уверенно ответил король. – Вот все и шло как бы по накатанной.

– Почему «как бы»? – переспросила Чаликова.

– Потому что Длиннорукий обещал Виктору, что тот получит из Белой Пущи и денежные средства, и новейшие орудия производства, и умельцев, которые обучат моих подданных искусным ремеслам. Очевидно, князь Григорий так бы и сделал, но его нет – и все встало. – Александр помолчал, подлил себе в кубок немного вина. – Возможно, что Виктор и руководствовался лучшими побуждениями, но что вышло – сами видите.

– Хотели как лучше, а получилось как всегда! – во всю глотку захохотал Беовульф.

– Погодите, господа, – неуверенно заговорила Чаликова, – но если руководителям Белой Пущи теперь не до вас, то…

– Ну-ну, говорите же, – поторопил ее Беовульф.

– Нет-нет, это, в конце концов, не мое дело. Мы с Василием Николаичем здесь иностранцы…

– Ничего, князь Длиннорукий здесь тоже иностранец, – заметил Грендель. A уж эти его наемники так вообще неведомо откуда.

– В общем, я хотела сказать, – продолжала Надя, – что пока наследники князя Григория заняты своими семиупырскими дрязгами, вы вполне можете прогнать и Виктора, и Длиннорукого, и всех наемников.

– Вряд ли, – с сомнением покачал головой король, – боюсь, вы не совсем представляете себе…

Но договорить Александр не успел, так как Беовульф с грохотом опустил кубок на стол, слегка забрызгав и без того не совсем чистую скатерть:

– Вот! Вот речь не мальчика, но мужа! – И, немного остыв, добавил: Извините, госпожа Чаликова, в этом прикиде я вас принимаю больше за мальчика…

– Думаю, что Надя права, – раздумчиво заметил Василий. – Но решать это действительно вам. Не нам.

– Ну, не знаю, – колебался король. – Так-то оно так, но ведь раньше или позже власть в Белой Пуще установится, и тогда они снова за нас примутся. Не стало бы еще хуже.

– Господа, – понизил голос Василий, – могу вам сообщить, что власть упырей в Белой Пуще, по моим данным, скоро может подойти к концу.

– Как это? – изумились и Грендель, и Беовульф, и Александр.

– Элементарно, – по привычке произнес Василий. Но, поняв, что для его собеседников все это не столь элементарно, пояснил: – Так же как вы, Ваше Величество, являетесь на данный момент единственным легитимным правителем в Новой Ютландии, так и у Белой Пущи скоро появится легитимная наследница княжеского престола Шушков.

– Иван-царевич уже отправился ее расколдовывать, – почти конспиративным шепотом добавила Надя. – Но все это до поры до времени должно оставаться в глубокой тайне.

– Что за Иван-царевич? – пристально глянул на Василия и Надю король Александр. – Уж не тот ли молодой человек с заплечным мешком, что искал дорогу через болота?

– Надеюсь, Ваше Величество не сказали ему, что Марфа – это княжна? волнуясь, спросила Надя.

– Да нет, просто показал дорогу, и все, – ответил король. – A что, это имеет какое-то значение?

– По нашему плану, Иван-царевич не должен знать, кто она такая на самом деле, – пояснил Дубов. – Мы даже проинструктировали нашего знакомого водяного, чтобы он просто провел Ивана по болоту и оставил неподалеку от искомого места, но не говорил, кто такая эта заколдованная лягушка.

– Иначе расколдование Марфы может сорваться, – добавила Чаликова.

– Но ведь болота весьма обширны, – пожал плечами король, – и где уверенность, что Марфа и ваш Иван-царевич непременно встретятся?

– Уверенность есть, – рассмеялся Василий, – и даже более чем уверенность. Известный Вашему Величеству колдун Чумичка так заговорил стрелы, что куда бы господин Покро… то есть куда бы наш Иван-царевич не выстрелил, стрела сама должна найти дорогу к Марфе.

В это время в зале появилась горничная:

– Боярин Василий, к вам гость.

– Ко мне? – удивился Василий. – Но кто же мог узнать, что я тут?

– Кузьма! – догадался Беовульф. – Он-то уж точно знает, что вы у меня. Ну, скажи ему, пускай входит, да побыстрее.

Однако на пороге, ко всеобщему удивлению, возник отнюдь не домовой Кузька, а королевский слуга Теофил.

– Ваше Величество… – почтительно пробормотал он, увидав своего короля.

– A, ну ясно, уже пронюхали, что я здесь, – добродушно сказал Александр.

– Да нет, Ваше Величество, пока что пронюхали только то, что здесь боярин Василий. – И, обращаясь к Дубову, Теофил добавил: – Ваша Светлость, по поручению Его Высочества Виктора я должен вам передать извинения за ночное недоразумение…

– Так что же, это было недоразумение? – переспросил детектив. – Странно, очень странно…

– Ну да, это все князь Длиннорукий, а Виктор ни сном, ни духом. В общем, Его Высочество приглашает вас пожаловать в замок. – И Теофил уже совсем доверительно понизил голос: – Только я бы на вашем месте ехать туда поостерегся.

– A что, разве Виктор…

– Да нет, Его Высочества вам опасаться нечего, но вот князя Длиннорукого… Да еще эта женщина, госпожа Глухарева – мне кажется, она вас несколько недолюбливает.

– Как, и она тут?! – взревел Беовульф. – Подлая, коварная изменщица!

– A я посвящал ей свои лучшие стихи, – тихо вздохнул Грендель. – Не ты темна, темны твои дела…

– Вася, ведь Анна Сергеевна и вас чуть не отправила на тот свет, напомнила Чаликова. – Так что для вас отправляться в замок – чистое безумие.

– Я еду, – решительно заявил Василий. – Нет-нет, Наденька, вы оставайтесь здесь, а я постараюсь там что-нибудь разузнать – и сразу назад. Когда выезжаем?

– Прямо сейчас, – сказал Теофил. – Его Высочество изволил выслать за вами собственную карету.

– Теофил, только не говори им, что и я здесь, – попросил король. – Хотя, впрочем, можешь сказать. Если уж они так быстро прознали про боярина Василия…

Беовульф торжественно поднялся из-за стола и подошел к Дубову:

– Дорогой боярин Василий, если с вами что-нибудь случится, то знайте – мы весь королевский замок по бревнышку раскатаем, по камешку разберем, но вас вызволим.

– Я в этом не сомневаюсь, – улыбнулся боярин Василий.

* * *

Следуя подробным указаниям своего нового знакомого, обитателя уединенного хутора, Иван Покровский быстро шел по узкой тропинке, еле заметной в пожелтевшей траве. Обогнув несколько весьма живописных, но сильно заболоченных полянок и покружив по небольшому перелеску, тропинка вывела путника на край обширной равнины, всем своим видом напоминавшей следы какого-то непонятного природного катаклизма: местность была как бы расчерчена на длинные прямые полоски суши (стрелки или «грядки», как именовал их водяной) и столь же прямые, уходящие в бесконечность канавки. На обрывистых берегах «грядок» тут и там торчали красавцы-мухоморы, хотя Покровский заметил немало и благородных грибов, не то белых, не то подберезовиков – просто они явно проигрывали и как-то терялись в соседстве ядовито-красных щеголей, давших прозвание всей стране.

Неподалеку, на самом краю болота, одиноко возвышался клен, уже почти облетевший, и он-то как раз и служил главным ориентиром: отсчитав слева от него три «грядки», Покровский свернул на четвертую. Путь был не слишком легким – ноги то и дело увязали во мхе, приходилось продираться сквозь густой кустарник, разросшийся кое-где от края до края, несколько раз довелось перепрыгивать через довольно широкие щели, которые, будто трещины, пересекали «грядку».

Когда Иван достиг-таки окончания стрелки, скупое осеннее солнце достигло зенита. Болотная водица тускло поблескивала с трех сторон – слева и справа тянулись параллельные «грядки», имеющие выход ко второму берегу необычного болота, но канавки, отделяющие их от той стрелки, по которой шел Покровский, сходились как раз впереди. Иван представил себе чувства несчастной девушки, выбравшей для бегства ту «грядку», которая вела в тупик, и как бы воочию увидел трагические события, которые разыгрались в этих сумрачных краях два столетия тому назад. Картину дополнял крупный замшелый камень на самом окончании «грядки». На камне Иван разглядел выбитый когда-то знак, напоминающий букву «М».

Покровский поставил рюкзак на землю рядом с памятным камнем, извлек из колчана лук с гербом и золотую стрелу, выданную Чумичкой – всего их было три. По словам колдуна, этого количества должно было хватить с лихвой.

Заправив стрелу в лук, Иван натянул тугую тетиву и, совершенно не целясь, выпустил ее вверх. Несмотря на почти безветренную погоду, какая-то неведомая сила подхватила стрелу, и она, несколько раз перевернувшись в воздухе, медленно полетела через канавку к противоположному берегу. Покровский схватил заранее приготовленный компас и, пока стрела не скрылась за молодым еловым перелеском, определил точное направление полета.

– Ну что же, придется еще разок искупаться, – вздохнул путешественник и принялся шестом исследовать дно канавки. Оно оказалось не очень глубоким и достаточно твердым – правда, только у самого берега. Мысль, что можно было бы вернуться и пройти по соседней «грядке», в голову к Ивану не пришла, да и путь в таком случае оказался бы слишком длинным. Покровский осторожно слез с обрыва прямо в воду и, держа рюкзак над головой, медленно двинулся вперед. Водица была по-осеннему холодной, но путник, видимо, уже успел привыкнуть к подобным неудобствам. И когда до заветного берега оставалось всего несколько шагов, Иван почувствовал, что дно буквально засасывает ноги. Лишь с неимоверным усилием ему удалось вырваться и, зацепившись шестом за какой-то кустик на краю низкого, но крутого бережка, достичь твердой почвы. Правда, рюкзак сильно промок, но его обладатель не горевал: во-первых, он радовался, что вообще выбрался на берег, а во-вторых, наиболее ценные вещи были завернуты в несколько слоев полиэтилена.

Еще раз справившись с компасом, Покровский направился прямиком через лесок, за которым начиналось уже обычное болото, коего не успели коснуться лопаты мелиораторов эпохи королевича Георга. Идти в промокшей одежде, с которой живописно свисала тина, было не очень-то уютно, однако Иван старался не обращать внимания на подобные мелочи, справедливо полагая, что в пути еще не раз придется искупаться в болоте.

Через несколько минут, миновав перелесок, Покровский вновь вступил в очередное болото. Трудность передвижения на сей раз заключалась не столько в том, что приходилось прыгать с кочки на кочку, сколько в том, что при этом нужно было следовать определенным курсом, по возможности с него не сбиваясь. A путь, указанный полетом стрелы, как назло заводил в самые топкие и труднопроходимые места. Однако шест и некоторые навыки жизни на болоте делали свое дело – и Иван добрался до середины болота, ни разу по-настоящему не провалившись.

Идя по направлению стрелы, Покровский вдруг оказался на ровной и по-летнему зеленой лужайке, раскинувшейся посреди болота. Однако, сделав пару шагов, Иван явственно ощутил, что проваливается в какую-то страшную, обволакивающую бездну, куда более безысходную, чем незадолго при переходе через канавку. Болотопроходец мгновенно скинул с плеч рюкзак и отбросил его на край лужайки, но это почти совсем не помогло – Иван уже погряз в трясине выше колен и продолжал стремительно тонуть. Любое движение, любое усилие только убыстряли погружение.