Текст книги "Надежда (СИ)"

Автор книги: Елизавета Абаринова-Кожухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

Каширский подпрыгнул и сорвал листок с клена:

– Анна Сергеевна, вы не помните, какие купюры в те годы были зелеными – трех – или пятирублевые?

– Кажется, трешки, – не очень уверенно припомнила Глухарева. – Пятерки были синими. Или нет, наоборот…

– Впрочем, это не столь важно, – перебил Каширский, так как мороженщица, миновав сидящих на скамейке мальчиков, приближалась к нему. Мысленно посылая «установки», будущий Нобелевский лауреат протянул ей листок:

– Пожалуйста, пять «пломбиров», а сдачи не надо.

Продавщица не глядя сунула кленовый листок в карман и, опустив руку в ящик, извлекла пять морозных стаканчиков:

– Только не кушайте все сразу, а то простудитесь.

– Вот это да! – восхитился Митька, от зорких глаз которого не укрылись махинации покупателя. – Ну и жулик!

– Да нет, скорее йог, – возразил Вася, вспомнив странные действия этого гражданина несколько минут назад под ясенем. – Или фокусник из цирка.

Впрочем, Митька с Васей тут же забыли о жуликоватом йоге-фокуснике – на глаза обоих легло по ладони. Ребята оглянулись – за скамейкой стояла их одноклассница Маша, красивая статная девочка с темной косой и в ярком цветастом платье. В Машу были слегка влюблены все мальчишки, не исключая Васи с Митей, и она об этом догадывалась, хотя виду не подавала.

Митька на миг задержал Машину ладонь:

– Ого, какое у тебя колечко! Брильянт или стеклышко?

– Изумруд, – кратко и как будто нехотя ответила Маша. – Ну, пойдемте, что ли?

Вася с Митькой встали со скамейки, Маша непринужденно подхватила их под руки, и все трое не торопясь продолжили путь по бульвару.

– Ага, их уже три штуки, – процедила Анна Сергеевна, когда Каширский вернулся к ней с мороженым, и было не совсем понятно – радует ли Глухареву увеличение потенциальных жертв, или наоборот, огорчает предстоящий перерасход ценной отравы. Как бы там ни было, Анна Сергеевна принялась щедро начинять пломбир ядом.

Эти действия парочки авантюристов не остались незамеченными Чаликовой и ее друзьями, которые следовали за Васей Дубовым на приличном расстоянии, пока между ними не вклинились Глухарева с Каширским.

– Надо что-то делать! – заволновалась Надя и резко прибавила ходу.

– Надо, – согласился доктор. – И я даже знаю, что именно – мы привлечем общественность!

Под общественностью Серапионыч подразумевал двоих молодых людей в нарукавных повязках «ДНД», которые со скучающим видом слонялись туда-сюда – наверняка в отчетности это было обозначено как «Патрулирование Советского бульвара». Надежда с некоторым опасением ожидала, каких небылиц наплетет доктор дружинникам, но на сей раз все было куда проще.

– Товарищи, обратите, пожалуйста, внимание вон на ту даму в темном и на ее спутника, – сказал Серапионыч. – У меня такое впечатление, что они хотят отравить наших советских детей какой-то гадостью.

– Что за чушь! – пожал плечами один из патрульных.

– Может, и чушь, но последствия лягут на вашу совесть, – с неожиданной резкостью заявил доктор.

Похоже, слова доктора все-таки проняли добровольных народных дружинников. Резво рванув с места, они побежали вдогонку Анне Сергеевне и Каширскому, а один из них даже засвистел – правда, свисток был не милицейский, а спортивный, но от того ничуть не менее пронзительный.

Увидев, что за ними гонятся, да еще с таким звуковым сопровождением, Каширский и Глухарева тоже припустли вперед и, обогнав ребят, скрылись в перспективе бульвара.

– Спортсмены, – уважительно заметил Митька, поднимая оброненный злоумышленниками «Пломбир», но набежавший человек в красной повязке буквально-таки вырвал стаканчик у него из рук.

* * *

На сцене городского Дома культуры вовсю шла подготовка к лекции «Археологические находки древней Кислоярщины». Профессор Кунгурцев всегда очень добросовестно относился ко всему, что он делал – производил ли раскопки, выступал ли с просветительскими лекциями – и теперь старательно развешивал по сцене всяческие карты, диаграммы, фотографии и прочие наглядные пособия, долженствующие иллюстрировать предстоящую лекцию. Посреди сцены был подвешен белый экран, а в первом ряду высокий молодой человек с густыми рыжеватыми волосами настраивал диапроектор. На экране мелькали какие-то курганы, каменные бабы, фрагменты золотых украшений и прочие свидетельства трудов профессора Кунгурцева, уже третий год подряд приезжавшего со своими студентами в Кислоярск на раскопки.

– Толя, попробуй еще раз настроить резкость, – попросил профессор, критически оглядев картинку на экране.

– Это уже максимум, – откликнулся Толя. – Да вы не беспокойтесь, Дмитрий Степаныч, в темноте будет хорошо видно.

Как уже читатель, наверное, догадался, это и был тот самый Толя Веревкин, который во время раскопок в окрестностях Горохова городища куда-то исчез и вернулся лишь через несколько дней.

– Ну ладно, кончай возиться с проектором, поднимись ко мне, – велел Кунгурцев.

Толя Веревкин легко вскочил на сцену:

– Дмитрий Степаныч, кажется, неплохо бы экран передвинуть чуть левее…

– Да оставь ты его в покое, – перебил профессор. И понизил голос: – Мы теперь одни, ответь мне начистоту: где ты был все эти дни? Обещаю – я не буду тебя бранить и никому ничего не скажу.

– Ну, я же вам уже говорил – отошел в лес по малой нужде, потом заблудился, угодил на болото и блуждал по нему, пока назад не выбрался.

– Да-да, это я уже слышал, – нетерпеливо замахал руками профессор. – Упал, потерял сознание, закрытый перелом, очнулся, гипс. Это ты милиции «впаривай». А я прекрасно знаю, что ты не страдаешь «топографическим кретинизмом». А когда возвратился, то совсем не был похож на человека, несколько дней блуждавшего по болотам. Вот инспектор Столбовой считает, что ты просто где-то гулял, но я так не думаю: на тебя это совсем не похоже.

– Ну ладно, – решился Веревкин. – Я вам открою правду, только прежде скажите, верите ли вы во множественность миров?

– В смысле, «одиноки ли мы во Вселенной»? – пристально глянул профессор на студента. – Знаю, статейки Ажажи читал. Надеюсь, тебя не похитили зеленые человечки с летающей тарелки?

– Нет-нет, я о другом – о параллельных мирах здесь, на земле, – не поддержал шутки Толя Веревкин. – Ведь не случайно у разных народов бытовали предания о Шамбале, о невидимом граде Китеже, о Беловодье… Не с потолка же все это взялось!

– Ты еще Атлантиду вспомни, – усмехнулся Кунгурцев.

– Вот вы мне не верите, Дмитрий Степаныч, а на том месте, где мы с вами сейчас разговариваем, как раз стоит царский терем! – не удержался Толя.

– Какой царский терем? Где?

– В Царь-Городе, который находится в параллельном мире там же, где в нашем – Кислоярск.

– И что, в Царь-Городе имеется царский терем? – рассмеялся Кунгурцев. Не то чтобы он был склонен верить всем этим россказням, но будучи по своей природе человеком «заводным», решил немного «подыграть» Толе, тем более что его выдумки показались профессору весьма занимательными.

– Да, терем царя Дормидонта, – на полном серьезе продолжал Веревкин, – правителя Кислоярского царства.

– Кислоярского?

– Ну да. Я, правда, не уточнял, почему государство называется именно так, но оно лежит в среднем и нижнем течении Кислоярки.

– Постой, постой, – перебил профессор, – если я правильно понял, в твоем параллельном мире тоже протекает река, и тоже зовется Кислоярка?

– Это одна и та же река, – терпеливо объяснил Толя. – Да и вообще, похоже, этот мир не существовал изначально, а возник несколько веков назад. Или, вернее, мир был единым, а в какой-то момент разделился надвое.

– И ты в этом уверен?

– Вот факты. – Веревкин перешел к стенду с фотографиями. – Здесь остатки крепостной стены Кислоярска, сохранившейся лишь в незначительных фрагментах, а в Царь-Городе она стоит до сих пор. Или возьмем церковь, что на улице Энгельса. Ну, вы видели – там теперь городская библиотека…

– Да знаю, знаю, – махнул рукой Кунгурцев. – Старейшее здание города, именно по дате ее постройки и считается год основания Кислоярска – 1165-ый. И, кстати, только это обстоятельство удержало в тридцатые годы городские власти, когда они надумали ее взорвать. Ограничились тем, что разрушили звонницу и снесли купола. Слава Богу, остались ее изображения. – Профессор указал на другой стенд, где рядом висели увеличенная черно-белая фотография и цветная репродукция. – Вот, гляди – так эта церковь выглядела в начале прошлого века, а так – в 1570 году, ежели верить миниатюре из средневековой летописи. Видно, что церковь перестраивалась, и переделки в стиле ложноклассицизма ее отнюдь не украсили.

– А в Царь-Городе она сохранилась в первозданном виде, – терпеливо выслушав профессора, заметил Толя. – Или в почти первозданном.

Дмитрий Степанович проницательно глянул на Веревкина:

– Как-то все у тебя просто получается: стена в первозданном виде, храм в первозданном… Неужто за восемь веков ничего не изменилось?

Толя на миг задумался:

– Знаете, Дмитрий Степаныч, за три дня я не мог во всем разобраться, но кажется, что… Нет, не знаю. В общем, это похоже на чей-то эксперимент: разделили мир на две части и одну пустили по пути естественного прогресса, а вторую обрекли на искусственный застой…

– Или наоборот: одну – на естественный застой, а вторую – на искусственный прогресс, – язвительно подпустил Кунгурцев.

– А я решил поставить свой собственный эксперимент, – чуть разгорячась, продолжал Веревкин. – Отправлюсь туда еще раз и попытаюсь сдвинуть их застой с мертвой точки.

– Пятилетку в три года? – усмехнулся профессор.

– Нет, восемьсот лет в один год! – запальчиво ответил Толя.

– Ну, тогда ты самого Стаханова за пояс заткнешь, – совсем развеселился Кунгурцев. – Я вот недавно читал про одного благородного мечтателя, который искренне хотел приобщить туземцев-островитян к достижениям европейской цивилизации.

– И что же?

– Съели, – вздохнул профессор.

– Я вижу, вы мне не верите, – чуть обиделся Веревкин.

Дмитрий Степаныч как-то резко посерьезнел:

– Знаешь, я даже не знаю, что и сказать. Сколько я с тобою знаком, такие выдумки – не в твоем вкусе. Да и какой тебе резон меня дурачить? Никакого, ибо ты и сам понимаешь, что это бесполезно. Но просто так взять и поверить тебе, уж извини, я тоже не могу. Так что придется тебе в следующий раз взять меня с собой, когда намылишься в свой невидимый Китеж! Надеюсь, дорогу ты запомнил?

– Там очень узкий проход между мирами, – отведя взгляд, срывающимся голосом проговорил Толя. – И то и дело меняет место. Думаю, что во второй раз я уже его не найду…

– А как же твои стахановские планы? – ехидно кольнул профессор.

– Ну, это ж я так, теоретически, – совсем смешался студент.

– Теоретически, – передразнил Кунгурцев. – А археология, друг мой Толя, это наука практическая. – И, глянув на собеседника, невольно прыснул со смеху: – Да уж, любезнейший мой Веревкин, не умеете вы врать, не умеете. Но ничего, со временем научитесь… Ну и что ты там говорил насчет экрана, куда его лучше передвинуть – вправо или влево?

* * *

На 5-ом городском автобусе по будням в дневное время пассажиров обычно бывало не очень много. Именно на этом маршруте юный Василий Дубов и его друзья ездили загорать на речку, где у них были свои укромные, им одним ведомые уголки.

Когда Вася, Маша и Митька подошли к остановке, они увидели там всего одного пассажира. Вернее, пассажирку – свою одноклассницу из 7-го «Б» (или теперь уже 8-го «Б») Люсю.

Чаликова и ее спутники, которые следовали за ребятами, стараясь не очень «светиться», поначалу были несколько удивлены, услышав это имя – издали Люся более походила на мальчишку, причем и короткая прическа, и наряд (джинсы, майка, кеды) это сходство только подчеркивали. Да и отношение ребят к ней было скорее как к «своему парню». Нельзя сказать, чтобы Люсе это очень нравилось, но со своей стороны она ровным счетом ничего не делала, чтобы изменить свой, как теперь сказали бы, «имидж».

В глубине души Надя молила судьбу, чтобы поскорее подъехал автобус и увез ребят, пока вновь не появились Анна Сергеевна и Каширский. А в том, что они рыщут где-то поблизости, никто особо и не сомневался.

Увидев, что Вася и его друзья собираются сесть в автобус, путешественники решили разделиться: Чаликова с Васяткой должны были вести наблюдение за ребятами, а Серапионыч оставался в центре города и продолжал по мере возможности следить за Глухаревой и Каширским. А уж в самом критическом случае он должен был привлечь правоохранительные органы, хотя все надеялись, что до этого дело не дойдет.

Так как связь предполагалось держать по телефону через Солнышко, то Серапионыч вручил Наде горсть двухкопеечных монет.

– Погодите, что-то еще я вам собирался отдать… – за миг задумался доктор. – Ах да, конечно!

И доктор, порывшись в чемоданчике, извлек оттуда служебный бланк с круглой печатью.

– Что это? – удивились и Надя, и Васятка.

– Помните поговорку: без бумажки ты букашка, а с бумажкой – человек? – усмехнулся Серапионыч. – Вот эта бумажка заменит вам, Наденька, удостоверение личности. За тебя, Васятка, я не беспокоюсь – к тебе никто довязываться не станет, особенно если ты и дальше будешь в пионерском галстуке.

– Спасибо. – Чаликова, не глядя, сунула бумагу в сумку.

Хотя они находились не очень близко от остановки, но благодаря звонкому голосу Митьки нетрудно было понять, о чем идет разговор. А разговор внушал опасения, что ребята могут не уехать ближайшим автобусом и, следовательно, рискуют вновь подвергнуться опасности со стороны Анны Сергеевны и ее спутника. Дело в том, что они ожидали еще одного своего товарища, Генку, а тот запаздывал.

– Подождем следующего, – предлагал Митька. – Ну что там – какие-то пол часа!

– А вдруг Генка вообще не придет? – возражала Маша. – А мы тут будем ждать, как дураки.

– Будем ждать, как умные, – хихикнула Люся.

– А я так думаю, что надо ехать, – высказал свое мнение Вася. – В конце концов, Генка же знает, где нас искать.

К счастью, эти разногласия разрешил сам Генка – чуть сутуловатый паренек в очках с тонкой металлической оправой и с копной светлых густых волос. Он с неимоверной скоростью бежал по тротуару, а с противоположной стороны к остановке уже приближался автобус.

– Генка, давай быстрее! – кричали ребята. – Жми на рекорд!

Однако радость Чаликовой была недолгой: неведомо откуда вынырнувшие Каширский и Глухарева, чуть не сшибая случайных прохожих, тоже рвались к автобусу. Надя поняла, что медлить нельзя. Выверенным движением она распахнула сумочку и выхватила ничем не примечательный серый комок.

Когда Анна Сергеевна уже взялась за поручни, чтобы войти в автобус, какая-то сила рванула ее и отбросила назад, прямо на Каширского.

– Да вы что, совсем спятили? – напустилась Анна Сергеевна на своего компаньона. – Нашли когда шутки шутить!

– Мне кажется, вы сами виноваты – поскользнулись на ровном месте, – спокойно ответил Каширский, поднимаясь с земли и помогая встать Анне Сергеевне. – Ну, оступились; бывает.

– Ничего, я вам еще это припомню, – проворчала Глухарева.

А автобус номер пять уже скрылся за поворотом. По счастью, пассажиров было не так уж много, и невидимая Надежда спокойно могла ехать, не опасаясь, что кто-нибудь на нее невзначай наткнется.

Автобус не спеша миновал нарядный центр, прорезал трущобы рабочего предместья, скользнул вдоль пятиэтажных новостроек, а кольцо сделал в местности почти сельской, среди огородов и небольших частных домиков, утопающих в зеленых садах. Впереди, за огородами, темнел хвойный лес. А поскольку Кислоярск был все ж-таки городом небольшим, то все путешествие заняло не более четверти часа.

Вблизи конечной остановки высился двухэтажный кирпичный дом, в котором располагались магазин, аптека и почта, а перед входом стояла телефонная будка.

Выскочив из автобуса, ребята направились по узкому проходу меж огородов в сторону леса, а Надя чуть задержалась, чтобы позвонить по телефону и заодно обучить Васятку пользоваться этим достижением цивилизации:

– Вот, гляди, снимаешь трубку и слушаешь, звучит ли гудок. Если нет, значит, автомат неисправный и монетку кидать не надо – может и не вернуть. Теперь ищи на диске цифры, какие я тебе сейчас буду говорить, – Надя достала из сумочки листок с телефоном Лиственницыных, – а ты вставляй пальчик в окошко с этой цифрой и крути направо до упора, а потом отпускай… Ну вот видишь, ничего сложного! И когда ты все набрал, то жди, какой будет ответ. Если короткие частые гудки, то занято.

– А если длинные и редкие? – спросил Васятка. – Ой!..

Васятка резко отдернул трубку от уха.

– Что, что случилось? – забеспокоилась Чаликова, перехватив трубку. – Алло, Солнышко? Говори потише. Нет-нет, шпионы не подслушивают, просто ты чуть моего помощника не оглушил. Владлен Серапионыч еще не звонил? Если позвонит, передай ему, что я добралась до места и продолжаю наблюдение. Нет, на связь выйду не скоро – здесь напряженка с таксофонами. Ну, пока!

Надя повесила трубку, и они с Васяткой поспешили по той дорожке, куда ушли Дубов и его товарищи. Приходилось быть начеку – Надя не сомневалась, что раньше или позже злоумышленники доберутся и сюда.

* * *

Чудо-средство «от Серапионыча» оказывало свое благотворное действие, и боль с каждой минутой отступала все дальше, давая о себе знать, лишь когда Солнышко по неосторожности или по неловкости что-нибудь задевал.

Вернувшись домой, первым делом он отыскал свежий номер «Юности» – Лиственницыны выписывали именно этот журнал, так как в нем обязательно находилось что-то занятное для каждого. Правда, как и другие журналы, «Юность» можно было подписать только по лимиту, и Николаю Павловичу, чтобы заполучить ее, приходилось в нагрузку выписывать еще и «Правду», но дело того стоило. Последний номер оказался особенно интересным – тут была и новая повесть Галины Щербаковой, которую весьма чтила Светлана Ивановна, Солнышкина мама, и смешной фельетон Галки Галкиной из «Зеленого портфеля», любимой рубрики Николая Павловича, а для Васи – продолжение остросюжетного детектива Аркадия Адамова про инспектора Лосева. Солнышко же обычно «проглатывал» все подряд.

Но сейчас, удобно устроившись с ногами в Васином кресле-кровати, которое в сложенном виде было просто креслом, Солнышко вновь открыл «Юность» и стал штудировать статью о советских разведчиках, которую накануне пробежал «по диагонали». Теперь, после задания, полученного в столовой Кислоярского общепита, так не похожем на кафе «Элефант» из «Семнадцати мгновений», Солнышко воображал себя держателем если и не явочной квартиры, то по меньшей мере явочного телефона. Поэтому дверь комнаты он оставил открытой, чтобы услышать звонок – аппарат стоял на трюмо в прихожей.

Едва из коридора раздался трезвон, Солнышко кинулся туда и, конечно, больно задел спину о край дверного проема.

– Алле! – крикнул он, схватив трубку, но ответом были короткие гудки. Естественная мысль, что это могли быть какие-нибудь обычные неполадки на линии, Солнышку в голову не пришла; напротив, в его воображении уже разыгралась жуткая сцена: разведчица Надежда вошла в телефонную будку и едва только набрала номер, как неведомо откуда взявшаяся «Норба Александровна», угнанная подлым диверсантом, на полном ходу снесла и будку, и Надежду. Правда, миг спустя Солнышко вспомнил, что похожую сцену видел в фильме «Тегеран-43», который недавно шел в кинотеатре «Кислоярка». И что самое удивительное – хотя Солнышко продолжал держать гудящую трубку в руке, звонок повторился. Тут только до него дошло, что звонят в дверь. Кинув трубку на место, Солнышко поспешил к двери, но вдруг его мысли заработали в ином направлении: а что, если диверсанты узнали об их уговоре и решили оставить Надежду без связи, ликвидировав связного? То есть его, Гришу Лиственницына! И такое было очень даже возможно, ибо никого другого Солнышко не ждал: родители были на работе, а Вася – с ребятами на речке.

Тем временем в двери позвонили в третий раз.

– Ладно, будь что будет, – решил Солнышко и, живо воображая собственные похороны и статьи в газетах о пионере, павшем от руки вражеского шпиона, приоткрыл дверь.

Однако, к разочарованию юного связного, на пороге стояла его одноклассница Варя, которую Солнышко по поручению учительницы «подтягивал» по математике. Обычно дни уроков оговаривались заранее, а на сегодня никаких занятий назначено не было – это Солнышко помнил точно.

– Привет, – чуть растерянно сказал Солнышко, впуская нежданную гостью.

– Привет, – ответила Варя, проходя в комнату. – Ты чего так долго не открывал?

– А я это… одевался, – брякнул Солнышко первое, что пришло ему в голову.

– А-а, ну ясно, – кивнула Варя, хотя всю одежду Солнышка составляли те самые «динамовские» трусы, в которых он выносил мусор.

– Варька, а чего ты сегодня приперлась? – вежливо поинтересовался Солнышко. – Мы же вроде бы договаривались на послезавтра. Да еще и вырядилась, как на бал.

– А тебе нравится? – кокетливо засмеялась гостья.

– Нравится, – честно ответил Солнышко.

И впрямь – обычно Варвара, несмотря на летнее время, являлась на занятия в строгой школьной форме, разве что без красного галстука, а сегодня была одета (если не сказать – раздета) куда более легкомысленно – в короткой юбочке, облегающей блузочке почти без рукавов и в белых летних сандалиях на босу ногу. Да и волосы, всегда заплетенные в строгие косички, сегодня очень живописно струились по открытым плечам.

– Ну, чего уставился? – Варя принялась деловито раскладывать на письменном столе учебники и тетрадки. – Мне Вася позвонил и попросил зайти. Чтоб тебе не было одному так скучно. И еще очень просил, чтоб я была с тобой поласковее, как с хворым человеком. – И, оглядев Солнышко с головы до ног, добавила: – Хотя на хворого ты что-то не похож…

– Так и сказал – будь поласковее? – с некоторым удивлением переспросил Солнышко. – Ну, я ему дам прикурить!

Последние слова он произнес вовсе не сердито, а скорее «для порядка» – на самом деле Солнышко был рад приходу Вари, а Васе благодарен за заботу.

– Ну что ж, раз тебя Вася попросил, то будь поласковей, – Солнышко галантным жестом пригласил гостью на тахту, а сам присел рядом.

Варенька чуть покраснела – вообще-то Солнышко ей нравился, но было не совсем понятно, что он имел в виду под словами «будь поласковей». Или, вернее, что имел в виду Вася Дубов. Но Солнышко так доброжелательно и в то же время выжидающе смотрел на нее, что Варя, немного робея, взяла его за руку:

– Какой ты горячий!

– Хочешь погреться? – И Солнышко, придвинувшись поближе, решительно обнял Варю. – А можно, я тебя поцелую?

– Эх, была не была – целуй! – чуть подумав, разрешила Варя и, зажмурив глаза, подставила щечку. Но Солнышко вместо этого крепко поцеловал ее прямо в губы.

– Нахал! – закричала Варя, едва Солнышко от нее оторвался. – Ты что себе позволяешь?!..

– Разве тебе не понравилось? – огорчился Солнышко.

– А вот этого я не говорила, – дипломатично ушла от прямого ответа Варенька. – Кстати, ты классно целуешься.

– Ой! – вдруг вскрикнул Солнышко.

– Что с тобой? – всполошилась гостья.

– Ты меня задела за спину… Слушай, Варюха, это просто здорово, что ты пришла. Видишь ли, в чем дело. Я жду очень важного звонка, а мне надо под душ, смыть то, что мне утром намазали. Будь другом, последи за телефоном, а если позвонят, то сразу дубась в ванную. Ладушки?

«Дубасить» Вареньке пришлось очень скоро.

– Тебя какая-то дама спрашивает, – сообщила она, когда Солнышко чуть приоткрыл дверь ванной.

– Подожди в комнате, – велел Солнышко и, когда его гостья так и поступила, выскочил в коридор.

– Алле! – крикнул он, схватив трубку. – Да-да, я понял. Прибыли на место и продолжаете наблюдение. Нет, Владлен Серапионыч еще не звонил, но обязательно передам. Спасибо, уже лучше.

Солнышко положил трубку и посмотрелся в трюмо. Вообще-то он совершенно искренне считал себя самым обаятельным и привлекательным парнем на свете, но увы – отражение в зеркале не всегда это подтверждало. Однако на сей раз Солнышко сам себе даже понравился. Он приосанился, повернул голову в полупрофиль, чуть сдвинул брови, потом раздвинул. А кинув взор в сторону от зеркала, увидел, что в дверях стоит Варя и откровенно его разглядывает.

– Отвернись! – Солнышко попытался прикрыться. Но Варвара и не думала отворачиваться:

– А то я не знаю, что у мальчишек под трусами!

Подумав, Солнышко признал, что в Вариных словах была доля здравого смысла. И даже решил использовать это обстоятельство на пользу дела:

– Сударыня, не будет ли с моей стороны излишней дерзостью попросить вас потереть мне спину?

– Не будет, – улыбнулась Варя так просто, будто Солнышко предложил ей порешать задачку или выпить чаю.

Солнышко залез в ванну и встал под душем, выжидательно глядя на Варю:

– Ну, давай. Только блузку сними, чтоб не замочить. – И, засмеявшись, добавил: – Да не стесняйся ты, я тоже догадываюсь, что у девчонок под одеждой.

Тоже засмеявшись, Варенька смело скинула блузку – под ней ничего особенного не было, если не считать точеных девичьих грудок.

– Нравится? – спросила она, заметив восхищенное изумление на Солнышкиной физиономии.

– Нравится, – тихо выдохнул Гриша.

– Счастливые, у вас горячая вода есть, – вздохнула Варенька. – А у нас уже второй месяц плановый профилактический ремонт. То есть это только так называется, а на самом деле – наш водопроводчик впал в плановый запой.

– Ну так давай сюда, – не подумав, от чистой души предложил Солнышко. – То есть, я хотел сказать, потом помоешься. А я тебе тоже, если хочешь, спинку потру.

Однако Варя уже решительно скинула юбочку и трусики и встала под душ. Солнышку пришлось чуть подвинуться.

– Ну, Солнышко, подставляй спину. Где у вас мочалка?

– Нет-нет, лучше без мочалки, – взмолился Солнышко. – Просто мылом, и очень ласково и нежно…

– Ну, можно и так, – охотно согласилась Варя и, намылив Солнышку спину и бока, стала осторожно водить по ним ладонями.

– …А ты красивая, – восхищенно сказал Солнышко, когда они, помывшись и вытерев друг друга махровым полотенцем, вернулись в комнату. Не желая одевать сразу после бани несвежую одежду, Варя осталась, как была, и теперь в одних шлепанцах свободно стояла посреди комнаты, предоставляя возможность Солнышку, который «за компанию» тоже не стал одеваться, рассматривать все свои девичьи прелести.

– А я и сама знаю, что красивая, – кокетливо тряхнула Варенька еще влажными волосами. – Отчего ж ты раньше этого не замечал?

– Лучше поздно, чем никогда, – ответил Солнышко и, схватив со стола альбом, вырвал листок и принялся простым карандашом набрасывать Варенькин портрет во весь рост.

Однако завершить сей шедевр Солнышко не успел – зазвонил телефон. Бросив неоконченный портрет на стол, художник кинулся в коридор. Варя заглянула в рисунок – и он ей понравился.

– Подаришь мне? – попросила Варя, когда Солнышко вернулся.

– Давай, я тебя по-настоящему нарисую. Встань вот сюда, повернись в пол оборота… Хорошо. Голову откинь чуть назад, а одну руку приподними. Все равно, какую.

– А кто это звонил – снова Надежда? – спросила Варвара, стараясь сохранить равновесие в столь неудобной позе.

– Да нет, мама с работы звонила. Спрашивала, не скучаю ли я один. Ну, я ответил, что не скучаю и не один – мы с тобой занимаемся.

– Чем?

– Математикой, ясно дело! Чем же еще?

– А тебе не стыдно врать?

– А я и не вру. Вот закончу твой портрет, чаю после бани попьем – и хоть за алгебру, хоть за геометрию!

– Скажи, Солнышко, а кто такая Надежда? – вдруг спросила Варенька.

– О, это же разведчи… – начал было Солнышко, но осекся. – В общем, об этом пока что нельзя говорить, но в свое время ты о ней еще услышишь!

– Ну и не говори, – даже не обиделась Варя. И с ехидцей добавила: – Тоже мне тайны Мадридского двора.

– Варенька, не отпускай руку, – попросил Солнышко. – А ты и вправду настоящая красавица! Это я тебе не только как твой друг, а как художник говорю.

– А для чего ты, художник, волосы красишь? – вдруг спросила Варя.

– Чьи волосы?

– Свои, не мои же.

– С чего ты взяла?

– А почему они у тебя на голове рыжие, а там светлые?

Солнышко так беззаботно расхохотался, что чуть не уронил альбом:

– А-а, вот ты о чем! Да нет, просто в детстве у меня были очень светлые волосы. Я сам не помню – родители рассказывали. А потом уже постепенно стали такими, как теперь. А там, – Солнышко непринужденно погладил себя «там», – только теперь начали расти, потому, наверное, и цвет такой. Но не беспокойся, и там тоже со временем порыжеют!

И Солнышко протянул ей почти готовый рисунок.

– Неужели это я? – удивилась Варя, разглядывая портрет. – По-моему, дорогой художник, вы мне грубо и откровенно льстите!

– Льщу, – согласился Солнышко. – Откровенно и грубо… Извини, я сейчас.

И Солнышко вновь побежал в коридор – к телефону.

* * *

Проводив Надежду и Васятку, доктор оказался, что называется, предоставлен самому себе. Или, вернее, воспоминаниям двадцатилетней давности, которые встали перед ним «воочию, во всей своей самости», как писал в одном из стихотворений известный кислоярский поэт Владислав Щербина. А вскоре перед Серапионычем воочию и во всей своей самости явился и сам Щербина: сей служитель муз неспешно шествовал мимо автобусной остановки, размахивая авоськой, внутри которой белел непрозрачный полиэтиленовый мешок. В мешке угадывались очертания поллитровой бутылки водки, что в этот час было немалою ценностью, так как до двух часов пополудни, когда открывались винные магазины, было еще довольно далеко. Серапионычу не нужно было обладать ни дубовской дедукцией, ни чаликовской интуицией, чтобы догадаться, куда следует славный стихотворец – его путь лежал в близлежащее кафе-столовую № 10, более известное под названием «Овца». Сие заведение никогда не пустовало, ибо облюбовавшие его круги творческой интеллигенции простирались настолько широко, что охватывали почти все население города. И действительно, Кислоярск издревле отличался от других градов и весей Российской провинции тем, что чуть ли не каждый второй всерьез мнил себя гениальным писателем, художником или музыкантом, а каждый первый – знатоком и ценителем всех этих видов изящного искусства. Но больше всего на душу населения приходилось именно поэтов. И поскольку почти каждый из них считал себя гением, а остальных в лучшем случае ремесленниками, то частенько возникала проблема со слушателями их рифмованной (или не очень) продукции. Зная об этом, Серапионыч попытался было спрятаться за фонарный столб, но поздно – Щербина его уже заметил:

– Владлен Серапионыч, вот уж кого не чаял встретить! Идемте в «Овцу», я буду читать свою новую поэму. Ну и закуска, вестимо, будет, – поэт игриво скосил взор на авоську.