Текст книги "Моря Африки (ЛП)"

Автор книги: Элизабетта Ердег

Соавторы: Карло Аурьемма
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

7. Фейерверки в Йемене

– Лиззи, иди сюда! Кажется фейерверк!

Ночное небо со стороны Йемена полно света. Странные, розоватого цвета огни поднимаются от горизонта вверх. Дальше я их не могу видеть за парусами, они закрывают большую часть неба.

– Что за чёрт..!

– Пошли на нос, отсюда ничего не видно.

Мы перебегаем вперёд к носовому релингу, где лодка уже кончается и нос нависает над водой. Лодка идёт сама с парусами набитыми до отказа и закреплённым по центру румпелем.

Мы стоим держась за стальную конструкцию, которая поднимается и опускается на волнах, подвешенные над двумя пенными бурунами, которые форштевень поднимает прокладывая себе дорогу в волнах. Теперь, когда ничто не закрывает обзор, не остаётся больше сомнений.

Йемен горит. Красные и оранжевые огненные шары поднимаются в ночи и взрываются миллионами белых искр. Голубоватые вспышки полыхают ниже, как молнии в грозу.

Приглушённый грохот, свист и гром взрывов долетает до нас и смешивается с шелестом корпуса, разрезающего воду.

– Когда это началось?

– Не знаю, пять минут назад ничего не было.

– Значит это война?

– Боюсь, что да.

Десять дней назад, когда мы собирались покинуть Эритрею, в новостях говорили о растущем напряжении между северным и южным Йеменом. Потом, уйдя из Массава, мы больше не имели никаких известий, и даже рыбаки на островах Ханиш, хоть и были из Йемена, знали меньше нашего.

– Фетини, как по твоему, будет война?

– Lah, lah, inshallah – нет, нет, если на то будет воля Аллаха.

Несколько дней мы даже пытались настроить радио на какую-нибудь йеменскую радиостанцию, чтобы знать, что там происходит, но потом забыли об этом. Там, на необитаемых островах посреди пустого моря, война казалась совершенно нереальной и йеменский берег виднелся вдали спокойный и пустынный, как обычно.

Теперь вдруг война стала реальностью, в которой мы не знали как себя вести и что делать.

– Сколько до берега?

– Десять миль примерно, но стреляют в глубине суши. Не думаю, что воюют на необитаемом берегу.

– Да, но это выход к морю.

Земля и берег остаются невидимыми в ночи и только огни, продолжающие взлетать, как на городском празднике, свидетельствуют о том, что там воюют люди.

– Что будем делать? – Спрашивает Лиззи.

– Не знаю.

– Меняем галс?

– Подожди, пойду определюсь с местоположением. Смотри за судами.

– Хорошо, только постарайся не оставлять меня здесь одну на долго.

Спускаюсь в каюту. Мы проходим последний участок Красного моря, где оно сужается, как воронка и заканчивается проливом Баб Аль Мандаб. Здесь азиатский и африканский берега почти соприкасаются.

Ветер встречный и уже два дня мы идём в лавировку, делая зигзаги между эритрейским и йеменским берегами. Это очень утомительно, каждый галс продвигает нас на несчастные несколько миль в нужном направлении, в то же время вынуждает каждый раз пересекать поперёк море и судовой ход. По мере того, как мы приближаемся к проливу, количество судов возрастает и мы совсем не уверены, что ночью они нас видят. Приходится нести непрерывные вахты, чтобы нас не переехали. Кроме судов, вдоль берегов полно необозначенных рифовых банок, мелей и других опасностей, к которым теперь ещё добавилась война.

Переношу на карту широту и долготу по показаниям GPS и собираюсь сравнить полученную точку с точкой счисления, как снаружи раздаётся взволнованный голос Лиззи:

– Иди сюда! Иди скорей!

Высовываюсь из люка в тропическую ночь.

– Смотри на этот. Он слишком близко.

– Опять! Это уже наверное десятый за эту ночь.

За нашей кормой зелёный и красный огни большого карго угрожающе сверлят темноту.

Силуэт судна ещё не виден, и к счастью. Если бы мы его видели, было бы слишком поздно.

Но огни яркие и висят высоко, что означает – судно близко, мы их видим оба, красный и зелёный, это означает, что оно идёт на нас.

– Попробую вызвать их по радио?

– Подожди… – автоматически поднимаю глаза, чтобы проверить белый огонь на топе нашей грот мачты. Его лампочка сверкает, как маленькая звездочка. Он не очень сильный, но в море виден за несколько миль, конечно если вахтенный на судне смотрит в нашу сторону.

Мы выжидаем. У нас мало времени, если нас не заметят, нужно будет срочно убираться с их курса. Огни становятся всё ярче, увеличиваются и становятся всё выше. С замиранием сердца готовимся к повороту. Потом, вдруг, что-то меняется. Красный начинает меркнуть а зелёный становится ярче.

– Уфф…пронесло… Кто-то на судне увидел нас, и так как они идут быстрее, они изменили курс и уступили нам дорогу. Ещё со времён больших парусников парусное судно всегда имеет право дороги.

– По крайней мере мы не одни. – Говорю я Лиззи, показывая на огромное чёрное судно, появляющееся из темноты в ста метрах от нас. Оно обходит нас слева и теперь идёт между нами и войной.

Другое судно, на котором видны только красный и два белых огня, идёт в противоположном направлении. Не думаю, что нас видят и стараюсь держать их в поле зрения, вместе с другими более слабыми огнями виднеющимися вдали. Они похожи на слабенькие огоньки свечек на кладбище, но это всё суда, танкеры, сухогрузы, контейнеровозы, которые идут туда и сюда следуя невидимым электронным маршрутам в этой узкости, соединяющей Красное море с Индийским океаном.

Наш курс по прежнему лежит на юго-восток. Прошло десять минут, как мы увидели первые вспышки и ничего не изменилось в хоре взрывов озаряющих небо.

– Я определился. Мы в девяти милях… Теоретически можем продолжать так ещё пол часа.

– Хорошо.

Девять миль соответствуют шестнадцати километрам. Такое расстояние должно бы гарантировать нам относительную безопасность, но когда нос направлен в сторону войны, кажется будто движешься прямо в ад. Проходят пять минут, проходят десять. Огни наверное всё на том же расстоянии, но с каждой минутой кажутся всё ближе.

– Поворачиваем?

– Да, да.

Без лишних слов приступаем к манёвру, травим шкоты и перебрасываем паруса, пока лодка не ложится на другой галс. Ветер дувший справа, теперь дует слева, паруса на другом борту и нос направлен на юго-запад, в сторону эритрейского берега, хоть в темноте ничего не видно. Огни войны теперь у нас за кормой и сразу стали казаться очень далёкими.

– Абсурд. Мы в двух шагах от войны и нас это никак не касается.

– Посмотри на других. Они тоже идут, как ни в чём не бывало.

Процессия красных и зелёных огней продолжает своё движение посреди моря и, кажется, никто не замечает взрывы на берегу.

Лиззи заканчивает вахту, целует меня и идёт спать. Я разбужу её когда подойдём близко к эритрейскому берегу и снова нужно будет поворачивать. Потом, в полночь, начинается её вахта и я пойду спать и так далее, пока один спит, другой следит за судами, светящимися вспышками в небе и контролирует наше положение на карте, насколько мы близко к берегу и сколько времени осталось до смены галса.

На рассвете мы оба чувствуем усталость и слабость от постоянного напряжения и потому что не выспались. Белые облачка поднимаются над островом Перим. Этот островок находится в самом узком месте пролива. Клубы белого дыма поднимаются от земли и мы замечаем военный корабль обстреливающий остров. Потом судно разворачивается и направляется на север, где, кроме всего прочего находимся и мы.

– Что будем делать? – Спрашивает Лиззи.

– Не знаю.

Парусная лодка не может соперничать в скорости с военным кораблём, несмотря на то, что этот полная развалина. Не успеваем мы как следует испугаться, корабль проходит рядом с нами и идёт дальше на север обстреливать что-то другое. Он очень старый, возможно это переоборудованный сухогруз, на баке установлена ржавая пушка. Мы даже не можем понять – это корабль Северного Йемена или их противников. На судне приветствуют нас, крича и разводя руками.

Мы продолжаем спускаться на юг, меняя галс каждые два часа, держась как можно ближе к Эритрее, и в полдень, когда солнце почти в зените, мы уже на траверзе острова Перим. Море перед нами расширяется. Закончилось Красное Море и мы входим в Индийский океан.

Однако теперь мы не знаем куда идти! Эта нелепая война, которая будет стоить сражающимся неизвестно скольких человеческих жизней, уже спутала все наши планы и с сегодняшнего утра, после каждой смены галса мы спускаемся в каюту и изучаем карту, пытаясь решить, куда направиться.

Выйдя из пролива Баб Аль Мандаб, входим в Аденский залив между Йеменом и Сомали. В Сомали уже много лет идёт гражданская война и мы не собирались даже приближаться к этому берегу. Но мы думали остановиться в Адене, в Южном Йемене, чтобы пополнить запасы и подготовиться к переходу через Индийский океан. Теперь, когда и в Йемене идёт война, нет выбора, придётся пересекать залив во всю его длину (480 миль) без остановок.

Сколько времени понадобится? Пять дней? Десять? Будет зависеть от ветра. Потом, после выхода из Аденского залива, не будет никакой земли на протяжении ещё 1400 миль, до самых Мальдив.

– Метеокарта говорит, что в заливе будут только слабые ветра – Лучше слабые, чем слишком сильные.

– Да, но может случиться, что понадобится больше времени, чем мы предполагали. Как у нас с продуктами?

– Так себе.

Сидя в кокпите под палящим полуденным солнцем посреди безлюдного, наконец-то, моря, мы проводим инвентаризацию того что осталось на борту. У нас ещё есть шесть буханок хлеба из тридцати купленных в Массава, мы их высушили под солнцем на палубе и они могут храниться ещё много дней. Есть у нас и сыр, который мы купили в Асмаре у одного эритрейца, который научился делать его много лет назад у итальянского сыродела. Свежие овощи закончились, но у нас полно картошки, немного лука и четыре больших вилка капусты. Методом проб и ошибок мы нашли способ хранить её, достаточно использовать наружные листья по мере того как они начинают вянуть. По паре листов в день и капусты хватит ещё на месяц. И потом, всегда есть рыба. Почти каждый день мы ловим по рыбе и часто гораздо большей, чем нам нужно. И в конце концов есть бобы (чечевица, фасоль, горох, красная нильская чечевица) которые мы купили на открытом рынке в Хургаде в Египте. Не знаю почему, мы к ним так и не притронулись, но в случае необходимости мы сможем питаться ими много недель – Определённо, с голода мы не помрём…

– Мы в лучшем положении чем люди живущие здесь.

Единственная проблема может быть с водой. Из тысячи литров в баке израсходована одна треть. Под этим безоблачным небом бессмысленно надеяться на дождь, но если ограничить расход воды только на питьё и готовку, её хватит на месяцы. А через два месяца, надеюсь, мы будем на Мальдивах.

– Тогда идём дальше?

– Да, да. Лучше море чем война.

Мы берём курс на восток, где залив расширяется. Дует умеренный южный ветер, лодка идёт в галфвинд со скоростью пять узлов. Море, до странности спокойное, неожиданно становится ещё более голубым. Берега медленно удаляются и наша лодка снова превращается в микроскопическую точку затерянную в огромном пространстве.

– До Индийского океана 460 миль.

– Ну и что? Кто за нами гонится?

– Никто. Говорю тебе для информации. Если пойдёт так и дальше, через четыре дня выйдем из Аденского залива.

Но после первого дня ветер пропадает, как и предсказывали метеокарты. Всё чаще мы совсем останавливаемся или едва тащимся со слабыми бризами, которые движут нас по абсолютно спокойному морю, но не смягчают зной солнца. Дни тянутся медленно, как и лодка, записи в журнале становятся очень лаконичными.

– 18.00. Ветра нет. Будет ещё одна ночь штиля.

– 09.00. Очень слабый ветер. Паруса обвисли и хлопают. Очень жарко.

– 12.00. Штиль. Стоим посреди моря.

Но у нас есть одна мысль, которую мы оба лелеем в глубине сознания. И теперь, когда мы еле движемся поперёк залива, она начинает приобретать форму. Это не совсем верно, что впереди в океане совсем больше нет земли. На самом деле есть один остров, называется Сокотра. Размером он с Корсику, расположен в 200 милях на восток от мыса Guardafui в открытом океане. Глядя на карту, кажется, что он там находится специально для того, чтобы идущим в Индийский океан было где остановиться. Но лоции недвусмысленно советуют держаться от него подальше.

Были случаи захвата яхт. Яхты сажали на мель и полностью разграбляли. Не появляйтесь вблизи острова если нет возможности быстро удалиться.

Когда в Милане мы изучали карты и документы, планируя плавание, загадка Сокотры меня интриговала.

– В истории о пиратах я не верю. – говорил я.

– Я тоже, но нужно быть осторожными. – отвечала Лиззи.

– Если бы на борту нас было больше, чем двое, риск был бы меньше.

– Почему бы вам не отправиться с нами. – предлагали мы всем. – Присоединишься к нам в Адене, пойдём на Сокотру, потом высадим тебя в Омане или где-нибудь в другом месте. Это были салонные разговоры. Все говорили да и все знали, что на этом и закончится.

Мы старались узнать об острове как можно больше, искали везде, в архивах журналов, подшивках «National Geographic», в банках данных больших издательств. Но о Сокотре не было абсолютно ничего, словно остров и его жители были ошибкой географической карты.

Посольство Йемена было нашей последней попыткой: «Сокотра? Подождите я узнаю», и через несколько дней: «Да, действительно принадлежит Йемену. Но ничего другого сказать вам не могу». «А почему вас интересует? Добраться туда невозможно».

«Не важно. Спасибо. Мы обратимся за информацией в Адене» – на этом мы закончили поиски.

Теперь Аден за кормой, далёкий и недостижимый, и у нас есть только две альтернативы: остановиться на Сокотре, вопреки мнению лоции, или идти без остановки ещё 2000 миль до Мальдив.

8. Сокотра

Вот она, Сокотра, перед нами, неподвижная в неподвижном море. Голая гора со срезанной вершиной, плоская, словно стёсанная неким великаном. Вершина покрыта шапкой из белых облаков, которая постоянно меняет форму. Облака то закручиваются, то раздуваются, то, кажется, совсем растворяются, признак того, что на другой стороне острова дует сильный ветер. Но даже дуновение этого ветра не достигает нас. Мы двигаемся еле-еле при почти полном штиле под прозрачным и неподвижным небом.

Абсолютная тишина. Берег кажется пустынным и мы нервничаем. Все мореплаватели знают Сокотру как место, которое лучше избегать. Суда сторонятся этих мест. Муссон здесь иногда поднимает невозможные волны высотой до шести метров. Лодки вроде нашей не заходят сюда потому что в этих водах случалось захватывали яхты и убивали экипажи. Так что лет пятьдесят сюда уже никто не заходит. Но мы решили попробовать.

Мы рассуждали так: «Сокотра принадлежит Йемену. Невозможно, чтобы в преддверии двухтысячного года мусульманская страна, такая как Йемен стала бы терпеть на своей территории пиратов. Вероятнее всего это очень давние или преувеличенные истории. Если получится зайти на остров, этим можно будет гордиться, и потом, если повезёт встретить старого пирата, который расскажет о своих приключениях, будет о чём написать и, может быть, будет материал для фильма.»

Занавес загадочности и запах приключения были также стимулами попытаться. Кто-нибудь из друзей должен был присоединиться к нам в Адене, чтобы нам не отправляться туда одним и мы собирались купить «калашников» в Эритрее или Джибути. В этих странах чёрный рынок оружия стал почти открытым. Не то что бы мы собирались снарядить вооружённую экспедицию, просто идея быть в более многочисленной компании была бы хорошей предосторожностью.

Однако теперь война в Йемене отрезала нас от мира. У нас нет калашникова и даже пистолета, который долгое время сопровождал нас на «Vecchietto». Это была Беретта девятого калибра, мы купили её в Венесуэле у владельца яхты из Южной Африки, который прежде чем отправиться путешествовать по свету, вёл курсы самозащиты для женщин в Иоганесбурге, обучал как раз обращаться с пистолетом. Верный своему призванию он продемонстрировал нам оружие во всех его аспектах, научил собирать и разбирать его, заряжать и смазывать, чтобы не заржавел. Мы даже вышли на несколько миль в море чтобы поупражняться в стрельбе на практике. В памяти у меня остался только ужасный грохот после десятка выстрелов в воду и испуганный взгляд Лиззи, которая после этого не хотела даже притрагиваться к оружию. Но Беретта, хорошо спрятанная в укромном уголке лодки, завёрнутая в носок своего бывшего владельца продолжала сопровождать нас три года в путешествии вокруг света, всегда готовая в случае необходимости появиться в качестве веского аргумента. Перед возвращением в Италию мы продали её на Роди итальянцу, который собирался идти через Атлантику.

Шумные вздохи и плеск десятка китов нарушает тишину и наши размышления. Они плывут вдалеке между нами и берегом и быстро приближаются. Мы идём на нос чтобы лучше видеть их. Киты идут курсом наискосок нашему и собираются пересечь нам дорогу.

Подходят на расстояние нескольких метров и ныряют один за другим погружая голову и поднимая на мгновение вверх огромный горизонтальный хвост, который в следующий момент хлопает по воде. Кит исчезает и подныривает под лодкой. На какое-то время они составляют нам компанию, приглушая беспокойство от этой странной тишины, потом удаляются в море, оставив нас снова одних.

Появляются новые бухты и мысы, пляжи, дюны жёлтого песка и скалистые выступы. Но всё пустынно и неподвижно. Мы устали. Уже тринадцать дней и ночей мы находимся в плавании. Идём курсом на север вдоль сомалийского берега, держась вне пределов видимости днём и приближаясь ночью, чтобы использовать ночной береговой бриз. На широте мыса Guardafui сомалийский берег заканчивается и Африка вместе с ним. Мы вышли в Индийский океан, где надеемся найти первые дуновения муссона и далее идти быстрее. Но тут мы встретили опять слабый ветер и крутые, беспорядочные, хаотичные волны.

Совершенно непредсказуемые валы катились на нас со всех сторон. Потребовались ещё три дня, чтобы добраться сюда, и только этой ночью, почти полностью прекратившиеся ветер и волнение предвестили близость земли, ещё до того как она появилась.

Мы чувствуем себя усталыми и неуверенными, не знаем чего ожидать. В резком свете утра стоим перед незнакомым островом, одни и не видим ничего и никого. Кажется мы потеряли вкус к приключениям.

– Может быть пойдём дальше?

Достаточно одного движения, чтобы изменить курс. Лёгкий поворот румпеля, подобрать паруса и мы могли бы отправиться в открытое море, словно Сокотра и не существовала.

– Подожди, не будем принимать скоропалительных решений. Подойдём ближе.

Вода стала голубой и сквозь неё видно песчано-скалистое дно и большие косяки красных рыб. Появляется мыс тёмного песка, а на берегу, кажется, развалины крепости. Смотрю в бинокль – это не развалины, и крепости нет. Это кучи камней с отверстиями. Неожиданно соображаю, что это жилища. Бегают голые детишки, женщины одетые в жёлтое. Это деревня. Нет ни дерева, ни куста, ни дороги. Только отверстия в скалах и дома сложенные из камней.

В море, продолжением мыса появились тёмные пятнышки. Это крохотные каноэ.

– Пошли посмотрим? – глядим друг на друга в нерешительности.

– Не испугаемся же мы бедных рыбаков в каноэ?

Направляемся в сторону полуострова, медленно приближаемся.

Каноэ все чёрные, старые и растрескавшиеся, как и их хозяева. В каждой лодке два рыбака, которые ныряют по очереди и собирают что-то со дна. Они прерывают своё занятие и тоже приближаются к нам на вёслах. Из одежды на мужчинах только кусок материи вокруг бёдер.

Очень худые. Африканского типа лица.

Первый подошедший делает недвусмысленный жест, хлопает рукой по втянутому животу: голод. У нас есть хлеб, ещё из Массава. Он засох и пахнет плесенью после нескольких недель в рундуке, но они съедают его с удовольствием. Сыр же, с которым мы расстаёмся скрепя сердце, принимают подозрительно. Передают его друг другу, из лодки в лодку, нюхают, мнут, рассматривают в нерешительности. Наконец один пробует и выплёвывает, показывая единственный жёлтый зуб оставшийся во рту.

Дно каноэ полно устриц, размером в ладонь, плоды их постоянных ныряний. Нам они их не предлагают, а просят ещё хлеба. Когда же даём понять, что больше у нас нет, просят денег.

– Flus, flus, flus, bachscisc, bachscisc… – повторяют все вместе монотонным хором, вызывающим мурашки по коже.

Они не агрессивны, но и не дружелюбны. Стоят в своих каноэ держась за релинги и повторяя: «Flus, flus, flus, bachscisc…». Другие каноэ приближаются прямо от деревни и сидящие в них люди начинают кричать, как только оказываются на расстоянии слышимости.

– Лучше уйти, Карло. Пока их не стало слишком много.

– Согласен. Ты заводи мотор, а я присмотрю за ними.

Лодка медленно трогается (держу мотор на минимуме, чтобы не было похоже на бегство) курсом на восток, вдоль пустынного берега. Они смиряются, отстают и снова принимаются нырять.

Мы пересекаем большой залив, потом, если верить карте, должен быть главный город острова, столица и резиденция султана.

Залив, как и всё кругом, кажется необитаемым, но неожиданно из какой то расщелины появляется большая лодка под мотором и идёт на нас. Она полна людей, я вижу их в бинокль, и окутана чёрным дымом от мотора. Пробую поменять курс, но они тоже меняют.

Истории о пиратах и разграбленных яхтах вдруг становятся более реальными. Лодка, идущая на нас, широкая, плоская и сидит низко в воде, но она идёт быстрее нас. Если бы был ветер…В этом неподвижном воздухе мы движемся, как улитка, несмотря на то, что держим мотор включенным.

– Ладно, не важно, не беспокойся.

– Я не беспокоюсь, если ты не беспокоишься.

– Вот и хорошо. Мы оба спокойны.

У Лиззи странное выражение лица, когда она подаёт мне через люк ружья для подводной охоты. Это мощные ружья с натяжной резиной толщиной в сантиметр. Если использовать их на воздухе с близкого расстояния, могут быть смертельным оружием.

Я кажусь сам себе смешным, но всё равно заряжаю их и складываю в кокпите возле румпеля под рукой. Лодка неотвратимо приближается, а мы кажемся стоящими на месте.

Через десять минут она рядом. Проходит в нескольких метрах от нас и поднятые ей волны стукаются о наш борт. Люди на лодке стоят вдоль борта и смотрят на нас так, словно мы марсиане.

– Может быть они никогда не видели парусной яхты.

– Может быть просто хотели посмотреть на нас вблизи.

Лодка уходит на восток, снова оставив нас одних.

– Давай разрядим ружья, пока не покалечились.

Я спускаюсь в каюту, время сеанса радиосвязи. Со времени выхода из Массава мы поддерживаем контакты с друзьями разбросанными по всем морям. Ренато передаёт из Судана, Джачинто из Египта, Джакомо с Мадагаскара, Пьерлуиджи из Италии.

– Ну? На берегу готов уже котёл? – голос Ренато, такой знакомый, пробивается сквозь шорох и треск разрядов в эфире. Я рассказываю ему о первой встрече с ловцами устриц и о лодке, прошедшей совсем рядом с нами, о подводных ружьях не говорю ничего.

– Сегодня утром у нас здесь было 44 градуса и почти без ветра. – сообщает Ренато.

– Вода в заливе настолько прогрелась, что рыба начинает дохнуть и всплывает вверх брюхом.

Джачинто из Египта, несколько сотен миль севернее, тоже говорит о высоких температурах. Джакомо на Мадагаскаре хочет знать мельчайшие подробности всего, что мы видим. Все они день за днём следили за нашим приближением к Сокотре и теперь связываются с нами каждые несколько часов, чтобы услышать новости.

«Столица – бедный посёлок, состоящий из сотни домов…» – говорит лоция, «и является также резиденцией султана.»

«Султан? Это невозможно. Йемен социалистическая страна.» – замечает Лиззи. Мы осторожно приближаемся к берегу. Первым появляется минарет в центре посёлка, как и говорится в лоции. На самом деле это глинобитный дом, который в отличии от других оштукатурен и побелен. Ещё он выше других. Мы подходим ещё ближе. Сквозь прозрачную воду видны скалы и крупная галька на дне. Сейчас полдень и стоит страшный зной. Мы прижимаемся к гроту, прячась в его тени, которая с каждой минутой становится всё меньше.

Странно, но я не вижу песчаного дна у этого берега, на котором, согласно лоции, мы должны бы бросить якорь. Тем временем на берегу собралась группа людей. В основном дети, они видели наше появление и теперь ждут нашей высадки на берег. Подходим ещё ближе. Не понимаю. Детали не совпадают. Появился мыс, которого нет на карте. А вместо песчаного понижающегося дна, дно под нами плоское каменистое.

– Стоп! Стоп! Осторожно, осторожно! – Лиззи на носу что-то увидела.

Перекладываю румпель до упора влево. «Barca Pulita» плавно меняет направление, разворачивается и останавливается с набитыми парусами, в нерешительности, прямо как мы.

Впереди, в десяти метрах, едва возвышается над водой тёмный силуэт скалы покрытой водорослями, словно спина задремавшего кита.

Здесь не может быть скалы. Я уверен, что на карте она не обозначена. Но если есть одна, то могут быть и другие. Я бросаюсь за картой, чтобы сверить все детали.

– Чёрт возьми! Лиззи, мы ошиблись.

Может это от жары или от напряжения, но мы, как новички, перепутали бухту и это могло дорого нам обойтись. Вместо того чтобы нанести точку положения на карту, проверить курс, проконтролировать дно, мы подошли к берегу без всяких предосторожностей у посёлка из нескольких домов, будучи уверенными, что это и есть город. И теперь мы находимся среди мелей, в то время как столица находится дальше, за следующим мысом.

На берегу кажется разочарованы увидев, как мы разворачиваемся и удаляемся на восток.

Группа стоящих на солнце людей расходится, представляю их лица.

Проходит час и столица появляется из за мыса, когда мы чувствуем себя расплавленными от жары, усталости и солнца стоящего в зените. На этот раз на берегу собралась огромная толпа, которая занимает весь центр пляжа.

Друзья по радио говорят, что мы должны сойти на берег немедленно, чтобы не разочаровать их. Я же предпочёл бы завалиться на койку и отложить всё на завтра. Ренцо из Порт Судана советует сойти на берег мне одному, а Лиззи остаться на борту.

– Одному на берег! Даже не подумаю!

В конце концов собираем остатки энергии, спускаем на воду тендер и спускаемся оба.

Последние лучи солнца окрашивают в жёлтый и оранжевый цвета город, берег, дома. Сотня рук хватает тендер вынырнувший из прибоя, поднимают и опускают на берег, между деревянными каноэ и примитивными рыбацкими снастями. Сотни рук двигаются в исламском приветствии, сотни огромных детских глаз неотрывно смотрят на нас.

Задублённые на солнце лица, растрескавшиеся руки рыбаков. Жестами говорят нам:

«Добро пожаловать!»

Мы не нашли пиратов на Сокотре, и даже воспоминаний о них. В бухте у Hadiboo лодку качает, но не очень сильно. Рыбацкие каноэ бесшумно скользят рядом, немного меняя курс, чтобы посмотреть на нас поближе, но сидящие в них люди опускают взгляды. После первого дня, когда множество людей встречала нас на берегу, они больше не проявляли интереса к нам и оставили нас в покое.

Днём невыносимо жарко. Температура за сорок, ни малейшего ветерка и невозможно дышать. В короткие часы прохлады после рассвета и перед закатом выходим на берег для коротких прогулок. Стараемся побольше увидеть и понять, а также ищем возможность пополнить камбуз, запасы которого уже опустились до минимального уровня.

Дороги, покрытые мягкой пылью, усеяны острыми камушками и осколками раковин.

Магазинов нет.

– Должны же они чем то питаться. – повторяю я и продолжаю искать.

Вокруг дома квадратной формы, серого и чёрного цвета, того же цвета, что и гора, с которой были взяты камни для их постройки.

– Наверное они питаются рыбой. – отвечает Карло подумав.

Пока что самое лучшее на острове, это море. Оно кишит рыбой. Каждое утро рыбаки возвращаются, менее чем через пару часов работы, с полными каноэ. Даже дети ловят прямо с берега, забрасывая микроскопические сетки и каждый раз вытаскивают две три извивающихся рыбёшки. Чтобы освободить их из сети, они берут рыбу зубами за голову, осторожно вытаскивают и кидают в жестяную банку. Когда солнце поднимается выше и жара становится невыносимой, каждый из них несёт домой банку полную рыбы.

– Согласна, но никто не живёт одной только рыбой. – и мы продолжаем поиски. Вокруг бродят маленькие козы и пытаются глодать мусор – единственное, чего в достатке на улицах Сокотры. Наконец посреди дороги, которая стала шире, появляются лавки. Это ящики, высотой метра полтора, которые открываются вдоль. Внутри каждой из двух частей устроены полки, на которых выставлен весь товар имеющийся в продаже на Сокотре: сигареты россыпью, сухое печенье, чай, чёрный и зелёный, пакеты с чем-то белым, спички, мыло и несколько головок чеснока. Когда приходит время молитвы, хозяин закрывает свой своеобразный сундук на висячий замок, скрепляя между собой две составляющие его части.

Остальное время торговцы лениво лежат в тени в ожидании покупателей.

Мы рассматриваем товар в одном из магазинов-сундуков, когда машина, что-то вроде джипа бледно голубого цвета, останавливается напротив нас на пыльной дороге.

Из неё выходят два мужчины, одетые в светлые халаты и белые вышитые ермолки.

Деликатными но решительными жестами просят нас следовать за ними.

– Куда мы должны идти? – спрашивает Карло немного обеспокоено.

– Mudir, mudir. – отвечает мужчина.

– Хочет отвести нас к начальнику. Кто знает, что это за начальник.

– Может он имеет ввиду султана?

Смотрю на нашу лодку, стоящую на якоре посреди бухты. Мне совсем не хочется оставлять её. Не хотелось бы даже терять её из вида.

– Это не может быть далеко. – говорит Карло, показывая на посёлок. Hadiboo – горстка домов громоздящихся между бухтой и чёрной горой. Действительно, место, куда нас хотят отвезти, не может быть дальше чем последние дома. Соглашаемся и оказываемся в тесноте автомобиля. Едем подпрыгивая на глубоких колдобинах по узким улочкам между строений из тёмного камня. Козы разбегаются в беспорядке и дети смотрят на нас, словно мы прилетели с Луны. После нескольких поворотов и многочисленных прыжков джип останавливается перед белым особняком увенчанным четырьмя шпилями. Дворец султана?

Нас приглашают войти в дверь, до смешного маленькую, и мы оказываемся в прямоугольной белой просторной комнате. Голые стены и никакой мебели. На полу, вдоль стен, на циновках сидят люди, кажется в ожидании чего-то. В глубине, на горке отделанных золотом подушках сидит человек, который с первого взгляда производит впечатление главного. Высокий, внушительный и хотя сидит, видно, что он выше других на голову.

Босые ноги, чистые и ухоженные. Одет в набедренную повязку – доти, яркой расцветки – переплетение чёрного и золотого. Такой же платок, закреплённый золотым шнуром, покрывает голову. Широкая белая рубаха из хлопка с короткими рукавами оставляет открытыми смуглые предплечья и сильные запястья. На руке золотые часы советского производства. Руки ухоженные, длинные пальцы, светлые ногти и два массивных перстня увенчанных цветными камнями. Под рубашкой, наверное чтобы держалась доти, ремень из тёмной кожи, за который заткнут большой пистолет, ручка которого упирается ему в рёбра.